Из книги «Путешествия по старому Ростову», авторов В.Лобжанидзе и Г.Лаптева: «…Второй трехэтажный дом, построенный в 1884 году в русском стиле, занимали братья Асмаевы – Александр и Никогос. В их доме располагалась гостиница «Европа», которая в 1896 году переехала на Большую Садовую, а в освободившиеся комнаты въехала гостиница «Европейская». Удобства мало соответствовали названию, хотя стоили от 1 до 5 рублей».
Всего несколько слов… Но впечатление составить можно.
Стоял дом на перекрестке улицы Рождественской и Таганрогского спуска. Сегодняшний адрес звучит обыденнее: на углу Обороны и Буденновского проспекта.
С семи лет я ходила в этот дом: на третьем этаже жила школьная подруга.
Наши дома стояли на параллельных улицах, почти напротив друг друга, разделенные тем самым Буденновским проспектом, по которому в двух направлениях: с моста в город, а чаще на Центральный рынок и обратно непрерывной гусеницей, извергающей выхлопные газы, ползли машины. Наверх, в город – двигатели захлебывались от рева; вниз, к мосту – скрежетали тормоза, сопровождаемые матом прохожих, пытающихся проскользнуть между машинами.
Перебегаешь через дорогу, встав на цыпочки, нажимаешь кнопку звонка (их много, они словно разноцветные пуговицы висят на давно некрашеной шершавой дверной коробке), и с балкона третьего этажа подруга или ее мама сбрасывают ключ от входной двери. В парадном – лестница на второй, третий этажи и дверь, ведущая во двор. Сам дом – буквой «П», перекладина выходит на проспект, внутри – асфальтированный пятачок. Изредка мы расчерчиваем на асфальте классики, но во двор, закрытый со всех сторон зданиями, солнечные лучи попадают мало и редко, а в детстве, как бы ни было жарко, солнце не бывает врагом.
Насколько я не боялась перебегать улицу, настолько же боялась подниматься одна на третий этаж. Не могла избавиться от мысли, что за поворотом на втором этаже меня поджидает незнакомец в красном плаще из сказок Гауфа… Только и оставалось: бежать по выщербленной временем старой каменной лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, в надежде, что на третьем этаже стоит подруга…
Представляете, как легко из гостиничных номеров сделать коммунальную квартиру? В длинном коридоре всегда было шумно и весело: поперек дороги стояли какие-то сундуки и сумки, ездили на велосипедах дети, лаяли собаки, сушилось белье… Часто на подоконнике грела бока приблудная кошка. Она повадилась пробираться сквозь приоткрытые двери в коридор коммуналки перед родами, свято веря, что отдает деток в хорошие руки. Вздыхая, котят действительно каждый раз кому-то пристраивали, а кошку, вместе с собственными детьми, лечили от лишая.
В комнате подруги – старинная цветочная ваза на новеньком, модном в те годы серванте. Сама ваза – в виде ствола дерева, на ветке, на качелях – прекрасная дама времен маркизы Помпадур, рядом непринужденно облокотился на дерево кавалер… Я могла бы придумать любую историю про эту парочку (что и сделала в одном из рассказов), но сейчас не хочу. На самом деле я не знаю, ни в каком веке сделана ваза, ни историю ее появления в семье, ни при каких обстоятельствах дама осталась без кистей рук (честное слово, мы с подругой в этом не были виноваты)… Для меня эта фарфоровая композиция – частица детства и символ дома, который люблю.
Я видела, как дом умирал. Поезд из Минска пришел в Ростов рано утром. На первом утреннем трамвае мы с дочками доехали до рынка, а на балконе уже стояли, высматривая нас, подруга и ее мама. Опять полетел вниз ключ… В коммуналке остались жить всего две или три семьи. Старые жильцы умерли, а наследники – надеялись на расселение, но жить в таком доме не хотели. На кухне в дыры потолка заглядывали звезды. Летом это было романтично, но стоило представить себе затяжные осенние дожди и, пусть редкий в Ростове, но все же иной раз обильный снег…
– Машка, у тебя за сочинения пятерки были, помоги написать жалобу в горисполком…
Мы придумывали всякие убедительные слова, а я, не отрываясь, смотрела в окно, выходящее во двор. Наискосок от окна – большой застекленный балкон. На нем игрушки, велосипед, санки, мяч… все затянуто толстым слоем пыли. Мягкая пыльная бахрома свисала с наличников окон, дверей, даже с бельевых веревок… Словно серая фея смерти небрежно разбросала свои кружева…
– Это давно так?
– Несколько лет…
Подумалось: возможно, там, в квартире, под слоем пыли – вазы и статуэтки прошлого века, дорогие кому-то сервизы и умершие цветы… Стало очень страшно за фарфоровую красавицу с кавалером… Вещи переживают людей, но, не согретые человеческой любовью, они становятся ненужными осколками чужой жизни…
Здание выкупил инвестор, расселил остававшихся жильцов, однако, что-то не сложилось. Дом долго стоял пустым, отчаянно сопротивляясь разрухе, пока не стал напоминать развалины старой крепости… Недавно его все-таки попытались отреставрировать. Да, подруга сердится, что убрали балконы – они были в аварийном состоянии и ремонту не подлежали, возмущается «ехидно-бордовой» окраской… Но все же, все же… Когда приезжаю, прохожу мимо, так хочется поднять руку, позвонить и поймать летящий с третьего этажа ключ.
На конкурс А.Терентьева: http://www.proza.ru/2019/06/01/715