Глава 10.
Визит в камеру пыток.
Борис Михальчук шел по улице щурясь от солнца, засунув руки в карманы щегольских белых брюк и беззастенчиво рассматривая встречных девушек. Лето, ах, лето, замечательная пора, когда прекрасная половина человечества снимает с себя все лишнее. И от длинных ног и просвечивающих сквозь полупрозрачные ткани тел разбегаются глаза, а в душе звучит музыка! Борис замедлил шаг, уставившись на юную красотку в очень коротких шортиках и облегающей, точно вторая кожа, маечке. Он даже приподнял солнечные очки, чтобы лучше видеть, и поцокал языком. Красотка, бросив на него острый взгляд, надменно фыркнула и прошла мимо.
Широко улыбнувшись, Борис снова водрузил очки на нос, и завернул за угол, на мгновение ослепнув, потому что попал на теневую сторону улицы. Но этого мгновения хватило, чтобы двое верзил скрутили ему руки за спину и залепили рот липкой полоской скотча. Михальчук панически дернулся своим хилым и хрупким, как у женщины, тельцем и затих. Верзилы впихнули его на заднее сиденье припаркованного в двух шагах автомобиля. И машина тут же сорвалась с места, взвизгнув шинами по асфальту.
Боря, зажатый на заднем сиденье мощными плечами верзил, мелко трясся от страха. Кричать и вырываться было бесполезно. Борис Михальчук знал куда его везут. И от осознания того, что жизнь его, молодая, разгульная, подходит к концу, вдруг стало так мучительно жалко себя, что слезы потекли по его щекам.
- Чё расхлюпался, гнида? – спросил верзила справа и пихнул в бок локтем. – Раньше надо было носом хлюпать, мать твою.
- Ты, Борюсик, цирк тут не устраивай, - включился в беседу верзила слева, - потому как Пастырь на такие уловки не реагирует. Лучше молитву про себя читай. Отходную молитву! – и заржал, перекрыв бормотание радиоприемника.
Боря потерял счет времени и не заметил, как машина выехала за черту города и понеслась по Приморскому шоссе вдоль берега залива. За окнами мелькали освещенные ярким солнцем деревья, а в промежутках между ними слепящими бликами то и дело вспыхивала лазурная морская гладь. Но Боря уже не обращал никакого внимания на эту красоту.
Остановились у высокого металлического забора с глазком видеокамеры над воротами. Через минуту ворота сами собой поползли в сторону, открывая проезд на территорию участка с тенистыми деревьями и мощеными плиткой дорожками. Машина медленно подкатила к красивому современному двухэтажному коттеджу.
Верзилы вылезли из автомобиля и, особо не церемонясь, выволокли пленника и, подталкивая в спину мощными кулачищами, повели в дом. Его мучители не остановились в просторном холле, оформленном в стиле хай тек, не стали подниматься по лестнице на второй этаж, где располагался кабинет хозяина, а повели его вниз, в подвал. У Бориса сразу задрожали колени. Доходили до него слухи о том, что творилось в подвале у Пастыря. «Хоть бы сразу убили и не мучили!» - малодушно мелькнуло в голове Бориса.
В мрачном темном помещении вспыхнул свет, и Михальчук с замирающем от ужаса сердцем рассмотрел серые бетонные стены, низкий потолок, одинокий стул посередине. Недалеко от стула в полу виднелось углубление с зияющей воронкой слива. В углу стоял пустой стол. Пока пустой. Подгоняемое страхом воображение сразу нарисовало картину: на столе аккуратными рядами выложены разнообразные ножи, пилы, крючки, приспособления для вырывания ногтей. Настоящая камера пыток…
Сопровождающие проволокли пленника по голому полу и усадили на стул, пристегнув руки к его спинке наручниками. Борис даже не пытался сопротивляться. В его голове проносились яркие картины его бурной жизни, оставляя в душе след горького разочарования. Как коротка и несправедлива жизнь!
Он вздрогнул, когда железная дверь с угрожающим скрипом распахнулась и на пороге появился Пастырь. Виски его уже серебрила седина. От высокой статной фигуры исходило ощущение силы и власти. Рядом с ним даже сопровождающие Бориса верзилы как-то скукожились, уменьшились ростом и скромно потупили глаза.
- Ну, здравствуй, Боренька, - Пастырь подошел к пленнику и, сложив руки на груди, с интересом рассматривал его залитую слезами физиономию. – Снимите скотч, ребятки!
Один из верзил ловким движением сдернул кусок скотча, освободив рот пленника. Борис скривился от боли и жалобно всхлипнул.
- А сырость то развел! – усмехнулся Пастырь. – И какой ты после этого мужик, Борюсик? Смотреть противно. Слизняк ты, Борюсик, а не мужик. Вот надо бы тебя убить, избавить мир от мерзкой ползучей твари, да руки марать не хочется. Уж больно противно.
Пастырь медленно обошел вокруг пленника, не скрывая презрения и брезгливости во взгляде. Михальчук мелко и прерывисто дышал, отчего его тощая грудь подергивалась, а губы тряслись. Но Борис уловил последнюю фразу хозяина и в душе его вспыхнула надежда.
- Боря, ты помнишь, что денег мне должен? – Пастырь остановился в шаге от пленника и склонился над ним. – Много денег. Я ведь благотворительностью не занимаюсь, а если и даю в долг, то под большие проценты. Где мои деньги, Боря?
Михальчук поднял на хозяина испуганные глаза и встретился со стальным непреклонным взглядом убийцы. Отсрочка приговора не означает его отмену, понял он и забормотал торопливо:
- Я верну, Пастырь, верну обязательно! У меня дед при смерти, а все свои деньги он завещал мне. Там у него и квартира, и машина, и дача в Рощино. Я тебе отдам, с процентами отдам, только не убивай меня!
Пастырь выпрямился и удивленно изогнул правую бровь.
- Дед, говоришь, при смерти? Тот, что был генералом или адмиралом?
-Да, да, генералом он был, - закивал головой Борис, уловив нотки интереса в голосе Пастыря.
- И где сейчас твой дед?
- В больнице, в кардиологии. Он уже неделю в тяжелом состоянии. Что-то с сердцем. Врачи говорят, что шансов почти нет.
- Шансов нет, а целую неделю помереть не может? – удивился Пастырь. – Так ему помочь надо.
- Да я бы помог, но в реанимацию никого не пускают, - оправдывался Борис. – Там, как на режимном объекте, табличка висит: «Посторонним вход воспрещен». Прошу тебя, Пастырь, дай мне еще немного времени. Ну, не вечный же у меня дед? Не сегодня, так завтра точно помрет. Как только я получу наследство, я тебе все с процентами отдам.
- Отдашь, конечно, отдашь, Борюсик, вот только не с процентами, а все отдашь. Все наследство до копейки. Недвижимость на меня перепишешь, а что с ним делать, я уже сам решу. Квартирка то, небось, у деда-генерала в центре города?
- Конечно, - закивал головой воспрявший духом пленник, - с видом на крейсер «Аврору».
Пастырь постоял что-то обдумывая и покачиваясь с пятки на носок, потом бросил безразличный взгляд на пленника и пошел к выходу.
- Живи пока, слизнячок. Надо подумать, как помочь твоему дедушке отправиться в мир иной побыстрее.
Он замурлыкал себе под нос: «Что тебе сниться, крейсер Аврора…» и вышел из комнаты.
Спустя двадцать минут Бориса Михальчука выбросили из машины где-то на Приморском шоссе прямо на ходу. Он несколько раз перекатился с боку на бок, получая синяки и ссадины, сел, кряхтя и отряхиваясь, и, благодаря Бога за отсрочку и даже надежду на отмену приговора, поднялся на ноги и побрел, прихрамывая, вдоль шоссе в сторону города. Яркое летнее солнце беспощадно освещало некогда белые брюки, теперь заляпанные грязью и порванные в нескольких местах.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/06/08/368