Как-то по весне, как обычно, в самое половодье, отец с командой вел по Лузе очередной плот на лесозавод. А надо сказать, что во времена моего безоблачного детства никаких бакенов, которые в разных фильмах показывают, да приятель мой после училища менял на них батарейки, готовя Индигирку к летней навигации, у нас на реке отродясь не было. Редко где вехи отмечали мели. Но их и днём было трудно заметить даже знающему человеку, не говоря уже о тех, кто сроду не ходил по реке.
Правда, если так, не отвлекаясь на разные безделицы, подумать, то у нас таких-то, кто по реке не ходил, найти было трудно. Но и знающему Лузу человеку веху даже днём разглядеть было трудно. По той простой причине, что были они сделаны из самой обычной ели и сосны, которых и без того в затопленной части поймы хватает. Отличие только в том, что у вехи ветки срублены до самой верхушки, и только она сама, зелёный такой пучок, торчит над поверхностью воды. А к комлю на тросе привязан груз, который, как якорь, лежит на дне, чтобы веху не снесло.
Ну, ещё днём видны створные знаки, белые – на тёмном фоне леса, а на полях и лугах – красные. Но в половодье и они не очень-то помогали. Поэтому ночью жизнь на реке замирала. Все суда находили себе стоянку, бросали якорь или чалились к берегу и ждали рассвета. Благо, у нас всё-таки Север, и хотя белых ночей не бывает, но в мае-июне они стоят короткие. Светает очень рано.
По возможности катера старались заночевать вблизи какой-либо деревеньки или хутора. Если, конечно, глубина реки позволяла. А то можно утром проснуться, а вода-то… Бац, и за ночь… Ушла! А это… Ну, как бы это помягче… Полный трындец. Плот-то обсох, на берегу лежит. И теперь надо следующей весны ждать, чтобы его на лесозавод доставить по большой воде будущего года. Или ждать лета, чтобы подсохло всё, и потом уже тракторами лес вывозить. Но это если к той деревне или хутору есть подъездные дороги. И лето выдастся не дождливое.
К тому же в катере спать – надо ночью печку буржуйку топить, иначе замёрзнешь. А в деревнях команды катеров знали, как облупленных. Поди не первый год плоты по Лузе водят. Так или иначе, почти все были друг с другом знакомы.
Опять же поспать у тёплой русской печи, поесть нормально, горяченьких щец похлебать, а не тушёнкой всухомятку давиться. Ну, и… Выпить, конечно. Магазин-то в деревне завсегда есть. А если и закрыт, пошёл постучал в избу заведующей. Ей же тоже выручка нужна. План выполнять надо!
А как без выпивки? Сутками мокрые, продрогшие. На катера в начале навигации даже спирт выдавали. Правда, я его ни разу не видел. И есть у меня подозрение, что этот энзэ уничтожался командой сразу после пламенной речи начальника лесосплава об открытии очередной навигации. Но и без спирта водки хватало.
Так вот, в одну из таких коротких майских ночей отец с командой пришвартовались у такой деревеньки. То ли у Заборья, то ли рядом с Турково, уже и не помню, суть не в этом. А в том, что поели мужики, выпили… Но разве наш русский народ успокоится одной-второй бутылкой?! Тем более, тут ещё и уха из стерлядки!
Так или иначе, последовало продолжение банкета. И как потом батя, рассказывал, – сморило его. Он, прямо за столом, заснул. Только вдруг, чувствует… Кто-то чем-то острым его в бок тычет.
Батяня глаза открыл и… обомлел! Стоит мужик в шлеме, кольчуге и мечом… Самым настоящим старинным мечом ему прямо в бок тычет. Ну, батя сразу решил, что «надо бросить пить». А то примерещится же такое! Решил и глаза закрыл. Типа, может это во сне привиделось? Так пусть тогда приснится что-то другое. А это видение пропадёт.
А оно – нет. Ни фига. Не хочет пропадать. Оно ещё и разговаривать начало.
– Слышь, – говорит, – Лёха… Купи у меня всё это барахло за пару пузырей и сетку двадцатьпятку. Она мне летом очень пригодится. Сам-то уже старый стал, новую не связать, а та, что есть, почти вся уже истлела.
Только после этого монолога батя узнал в мужике хозяина избы. Ну, и спрашивает:
– Да на что мне все это?! Тещу что ли пугать?
На что хозяин ему отвечает:
– Тогда хоть меч возьми. Сделаешь из него ножи свиней колоть. Сталь… Да ты посмотри. Посмотри, – какая! Сам проверял – гвозди перерубает, и хоть бы что. Видишь: на лезвии ни одной зарубки. А перерубает на раз-два. Пятидесятку – запросто. Лишь бы силы на удар хватило.
Батя репу почесал, почесал…
– А что?.. Отвезу отцу в деревню. Там у них кузнец знатный! Сделает ножи. И отцу, и часть продать можно.
На том и ударили по рукам.
Тут мужики проснулись, тоже шары вылупили от удивления. Не помню, кто кольчугу взял, батя рассказывал, мол, на грузила к сеткам приспособили. А шлем, за ненадобностью, дедку оставили.
Откуда всё это взялось хозяин и не помнил. Говорит, со старой прадедовой избы, перенёс, да так всё на чердаке и валялось. Поговаривают, в наших краях были пленные наполеоновские солдаты. Может, это – и каска, и кираса, и меч-палаш – осталось от какого-то французского офицера? Кирасира или артиллериста. Но… Маловероятно. По рассказам отца очень на то похоже, что и шлем, и кольчуга, и меч – артефакты самых разных эпох.
Когда-то через Лальск шёл торговый тракт в Китай. Его остатки и сейчас еще кое-где видны. Едешь на машине: бац, и участок дороги выложен диким камнем булыжником. Сейчас, с разрухой, никто дороги не ремонтирует, ездят по тому, что еще до развала Союза построили. Поэтому этот старый булыжный торговый тракт всё чаще проступает там, где её не срыли. Лальск ведь в своё время был очень богатым торговым городом. Даже имел свой герб! А в пятидесяти верстах от него ещё и Великий Устюг, вблизи которого наша Луза, собственно, и впадает в Сухону. Так что, вполне возможно, этим торговым путём и попали к нам эти доспехи.
Я, уже комсомольцем, даже в районный музей как-то ходил, задавал его сотрудникам разные вопросы. Но они на них так ответить и не смогли.
Так или иначе, меч оказался у отца. Мать, конечно, не обрадовалась этому приобретению: мало ли, мол, что взбредёт ему в голову после очередной пьянки! Отец, правда, особо буйным в подпитии никогда не был, но… Мало ли! Бережёного Бог бережет. А не бережёного…
В общем, уговорила она его убрать тот меч подальше с глаз. В погреб. Там, мол, надёжнее!
Ну, мы с пацанами, когда никого дома не было, опробовали-таки меч в действии. На штакетнике, что огораживал наш палисадник. Да, гвозди меч перерубает. Правда, силёнок ещё было маловато, приходилось его держать двумя руками. Но, как отцу и сказал прежний хозяин меча, на лезвии, как усердно мы гвозди ни рубили, – ни одной зазубрины. За штакетник мне, естественно, влетело, и бабуля заставила его ремонтировать, но это всё-таки лучше, чем соседский порубили бы.
Потом кому-то из нас пришла в голову гениальная мысль: а не золотая ли у меча рукоять? Кто-то потихоньку свинтил из слесарного отцова инструмента полотно ножовки по металлу и мы… «Пилите, Шура, пилите»! Хорошо, пилили недолго. Как только из-под полотна посыпались металлические опилки, сразу стало понятно, что рукоять – не золотая. Бронза. Или латунь. Скорее всего, первое, так как опилки окислялись и зеленели.
* * *
Как-то, уже после свадьбы, мы с супругой отдыхали в Бердянске. И в один из пасмурных дней, когда в море лезть нет никакой охоты, решили просто побродить по городу. Вот на этой прогулке мы с ней и наткнулись на местный краеведческий музей.
Музей, сразу надо сказать, – очень хороший. В тех же местах кого только не было. Скифы, сарматы… А в советские времена археологи работали не за страх, много чего нарыли в окрестностях города. И вот ходим мы по бердянскому музею, ходим, как вдруг… Гляжу я и своим глазам не верю! В одном из залов (я чуть не упал!), стоит «мой» меч! Точь-в-точь, только крохотного пропила от ножовки по металлу не хватает. Но главное… Табличка! «Скифский меч». Да с какого перепугу он скифский-то?! Уж кого-кого, а этих башибузуков в наших кировских лесах отродясь не водилось. Да и зачем им леса?! Скифам – степь, простор подавай!
Стал искать экскурсовода, чтобы наставить этих музейщиков на путь истинный, но… Так и не нашёл. У нас, мол, экскурсоводы по будням не работают. Тем более, закрываемся мы скоро. Хотел через денёк-другой сходить, да так что-то и не собрались. Так что, вполне возможно, французский артиллерийский палаш в Бердянске до сих пор считают скифским мечом.
* * *
А тогда, в конце лета того года, когда отец надыбал меч, мы с ним поехали в деревню. К деду Коле. Естественно, батя, помня задумку о перековке меча на ножи, достал его из погреба и взял с собой.
На следующий же день после приезда, прихватив бутылку «казенки», отец пошёл в кузню. Ну, и я увязался за ним: интересно же, как будут ножи из меча делать. Смотрел, смотрел кузнец на меч… И молоточком стучал, и на точиле его править пробовал А потом и говорит:
– Нет, Лёха. Не сделать мне из этой стали ножей. И меч испорчу, и ножей не получится! Тут сталь особая, видишь: на клинке – с одной стороны в кружке буква «М», а с другой – «S». Наверно, это – очень хорошая сталь. Даже точильный камень её не берёт. А если я её откалю, считай – испортили вещь!
На том и порешили, бутылочку выпили, мечом помахали, кузнец и выдал после этого «на гора»:
– А, вообще-то, на фига тебе, Лёха, нож? Таким мечом любому хряку наспокойняк можно голову отсечь, он и хрюкнуть не успеет. Вон, у тебя батя, дядь Коля. Кулаком телёнка меж рогов с ног валит. Что ему таким мечом голову порося не снести?
С тем мы и пошли домой.
Постепенно батя охладел к мечу, а я, уходя в армию, хорошенько смазал его машинным маслом, завернул в целлофан и зарыл в землю в погребе. Там он и пролежал почти три года. Мои думали, что я его на что-нибудь променял, и даже в голову взять не могли, что всё это время меч лежит в погребе, возле картошки.
А когда мы с супругой поженились, тесть у меня оказался заядлым любителем истории родного края. Своими силами создал музей войны и шахтерской славы. Собирал оружие по всей Украине и все свозил в него. А сколько он бывших полицаев выявил, которые отсиживались под чужими фамилиями! По номерам орденов и другим документам восстанавливал места захоронений наших солдат и их имена.
Как-то даже сумел уговорить шофёра пассажирского Икаруса прицепить к нему 75-мм противотанковую пушку. Пушку! Так и провез её из Ворошиловградской области до самого автовокзала в Шахтёрске. И встала она рядом с угольным комбайном возле музея. Правда, со смертью тестя всё пришло в запустение, а музей после развала Союза сгорел вместе с бывшим медвытрезвителем, что располагался в соседнем подъезде.
Но я-то… В первый после свадьбы свой приезд к ним. Хоть и знал об увлечении тестя, но даже предположить не мог, на что он способен, когда занят любимым делом! И как-то раз рассказал ему о мече. На свою голову! Что тут началось…
– Костя… Проси что хочешь, но привези… Привези мне меч!
Я ему, само собою, и отвечаю:
– Да как я его привезу?! Если только на следующее лето.
Но разве тестя что-то (в т. ч. и мои железобетонные аргументы!) могло остановить, когда вопрос заходил о его любимом детище – музее?! Он тут же позвонил бате в Воркуту:
– Алексей…Что хочешь проси… Что хочешь! Но – вышли мне меч. Костя разрешил. Да вот, он рядом стоит. Костя, скажи!
А сразу по приезду… Первым делом тесть отвел меня в подвал. Самолично под завязку налил две пятилитровые канистры домашним вином, закрутил их плотно, пробки обработал универсальным клеем «ПВА», чтобы нигде ничего не подтекало, вложил каждую канистру в отдельный деревянный посылочный ящик, забил их и… И отправил меня на почту. Это, мол, в Воркуту. Пусть там сват (батяня то есть) попробует настоящего (!) вина.
Я и пошёл. На почту. Правда, там спросили:
– А что это там у вас, в посылках? Вроде, булькает что-то? Часом не какая-то горючая смесь?!
– Да нет, что вы! Компот вишнёвый на север, бате посылаю. У нас-то вишня не растёт. Пусть хоть попробует, какая она на вкус…
– Ой, да вы и скажете! Какая в компоте вишня?! Её с ветки надо. Немытую!!
И после такой посылки батя мог отказать свату? Плохо вы знали моего отца. Он тут же позвонил бабуле:
– Мать…
А та не придумала ничего лучшего, как замотать меч в вату и тряпки и… Бумажной бандеролью выслала его на Донбасс!
Как бы там ни было, мы ещё уехать не успели, а меч уже был у тестя. Радости не было границ! Тут же он взялся за изготовление ножен, потом сфотографировал клейма, рукоять и сам меч. И отправил запрос в Центральный исторический музей. В Москву. Уже после нашего отъезда, значительно позже, оттуда пришёл ответ, что «на присланных вами снимках, скорее всего, палаш французского артиллерийского офицера».
Ну, а потом… Умер тесть. Развалился Союз. Украина стала отдельным суверенным государством со своей границей, пограничной стражей и таможней. А ещё позже на Донбассе началась война.
И где-то там, далеко-далеко, где каждый день в кого-то стреляют и что-то взрывается, в старом доме, в котором уже давно никто не живёт, под обветшалым скрипучим диваном с выцветшей обивкой лежит он… Нет, не меч. А кусочек моей жизни. Память об отце, матери, бабуле. Моей молодости. И пока он там, я должен быть здесь. Потому что это – как-то неправильно. Ну, если вдруг я уйду до того, как он вернется ко мне. Наверное, это просто блажь, но… Как-то кажется мне, что отец может не понять меня, если вдруг я приду на встречу с ним без этого французского артиллерийского палаша.