Очерк истории восьми диктатур (862–2000–20??)
МОЯ ЗЛОСЧАСТНАЯ РОССИЯ
Автор Игорь Бестужев-Лада.
Игорь Васильевич Бестужев-Лада(1927-2015), советский и российский учёный, историк, социолог и футуролог, специалист
в области социального прогнозирования и глобалистики. Доктор исторических наук, профессор. Заслуженный деятель науки РСФСР. Лауреат золотой медали Н. Д. Кондратьева 2001 года «за выдающийся вклад в развитие общественных наук».
Автор нескольких десятков монографий и брошюр, свыше двух тысяч статей в периодических изданиях.
https://ru.wikipedia.org/wiki/ Бестужев-Лада, Игорь Васильевич
СОВЕТСКИЙ СОЮЗ (1917-1991)
«Диктатура пролетариата»(чиновничье-номенклатурного)
Продолжение 37 очерка.
Продолжение 36 http://www.proza.ru/2019/05/24/839
«Никакой тоталитаризм не может нормально функционировать в подобной обстановке. Для «дыхания» ему обязательно необходимы либо внешняя война, либо экономически абсолютно бессмысленные «великие проекты» типа египетских пирамид (Беломорканал, канал Москва-Волга, Байкало-Амурская Магистраль и т. п.), либо внутренний террор. Но возможности физического террора были практически исчерпаны: нельзя же загнать в лагеря всё население страны! Оставался террор идеологический. Он и начался в 1946 году. Именно в этом году появилось пресловутое Постановление ЦК компартии о журналах «Звезда» и «Ленинград». В Постановлении огульно охаивалось творчество блестящего советского сатирика М. М. Зощенко и поэтессы, яркой звезды «Серебряного Века» Анны Ахматовой. Но это был лишь предлог. Фактически устанавливался режим травли всего «инакомыслящего» и открывалась дорога казённому воспеванию прелестей «казарменного социализма».
К этому времени окончательно оформились «творческие союзы» писателей, художников, композиторов и т. д. Артисты, по усмотрению начальства, стали делиться на народных, заслуженных и прочих, и до сих пор очень гордятся этим. Всем, кто пролез в руководство «творческих союзов», гарантировались массовые тиражи книг (нереализованное шло под нож и снова печаталось массовым тиражом, с соответствующим гонораром), гарантировались выставки, концерты, и пр. Им, как академикам, давались квартиры, дачи, машины, «спецпайки» и т. д. Впрочем, лучше М. А. Булгакова в первых главах его «Мастера и Маргариты» обо всей этой подлости всё равно не скажешь. И, разумеется, всё это не могло не сказываться на уровне искусства, вообще культуры.
ВысОты «Серебряного Века» остались далеко позади и стали так же недосягаемы, как прежде высОты «Золотого Века». Новый «век» (назовём его в том же понятийном ряду «Бронзовым»: 1920-е – 1970-е годы) открылся именами В. В. Маяковского, М. А. Шолохова, А. Т. Твардовского, а завершился не менее блестящими именами Б. Ш. Окуджавы и В. С. Высоцкого. В промежутке несколько десятков талантливых деятелей искусства, как правило, с трагической судьбой (и чем талантливее – тем трагичнее). И всё это на фоне 10000 «официальных» писателей (в том числе , 2000 поэтов), десятков тысяч «членов Союза художников», с кошмарным графоманством, поразительной бездарностью, злобными склоками «пауков в банке» и всем прочим, присущим «оказёниванию» искусства.
Отдельно нужно сказать о трёх трагических судьбах безусловно талантливых деятелей искусства.
Первый из них Маяковский. Ведь он покончил с собой не только потому, что его «любовная лодка разбилась о быт». В 1930 году он не мог не понимать, к какому «штыку» он приравнял своё «перо». А если и не понимал до тех пор, то фактический бойкот его выставки в этом году должен был на многое раскрыть ему глаза.
Второй Максим Горький. Безусловно, талантливая «звезда» Серебряного Века. Но второй или даже третьей величины. Личное знакомство с Лениным и позднее со Сталиным внезапно сделало его «первым пролетарским писателем», первым авторитетом в Союзе писателей. Он совершил трагическую ошибку, вернувшись в СССР на роль «патриарха советской литературы», и слишком поздно понял, какую страшную цену ему пришлось заплатить за дворец в Москве и показной почёт в президиумах.
Его, вместе с целой группой писателей, возили на Беломорканал, показывали (с парадной стороны) труд заключённых. И он, похлопывая по плечу отъявленных палачей, одобрительно отзывался о «перековке» преступника (невинной жертвы палача!) в законопослушного гражданина. Впрочем, разве он один попался на пропагандистскую уловку Сталина? Не менее десятка не самых глупых умов Запада, после ресторанов в Москве и Ленинграде, тоже воспевали на родине прелести сталинского «социализма».
Наказание за этот грех ему выпало двойное. Во-первых, в музее Соловков (через которые, повторяем, прошёл миллион заключенных) рядом с экспонатами, рассказывающими об ужасах «Архипелага Гулаг», красуется лукаво улыбающаяся физиономия Горького. Её теперь вечно будут с удивлением и презрением видеть нескончаемые потоки туристов. Во-вторых, имя Горького (по той же причине горького стыда за него) стёрто с названия его родного города, главной улицы Москвы, станции Метрополитена. И, надо надеяться, со временем будет стёрто вообще с географической карты России.
Третий Алексей Николаевич Толстой. Безусловный литературный талант. Но ведь его же перу принадлежит и постыдно-льстивый «Хлеб», поднесённый Сталину. И он же, вместе с Хрущёвым, следующим «хозяином» злосчастной России, играл роль презренного шута на ночных сталинских пирах.
Следующим этапом идеологического террора явилась не менее пресловутая «борьба с космополитизмом» 1949-1952 годов. Объективно она носила антисемитский характер, поскольку большинство «безродных космополитов» оказывалось евреями. Но начавшийся идеологический террор сразу создал такую обстановку, что, за редкими исключениями замкнувшихся у себя дома, почти каждый деятель искусства вынужден был говорить и писать всё, что бы от него ни потребовали. Лишь бы не оказаться в лагере. Так что теперь уже меньше всего требовался сам террор, он своё чёрное дело сделал. И если террор становился как бы самоцелью, причины приходится искать в особенностях тоталитаризма и в психических особенностях самого диктатора.
Не секрет, что Сталин был признан психопатом еще в 1927 году. И не секрет, что специалист, поставивший этот диагноз (проф. В. М. Бехтерев) поплатился за это жизнью. Но даже без диагноза специалиста ясно, что не мог человек с нормальной психикой вести себя так, как вёл себя Сталин в 1930-е – 1940-е годы. А в последние годы жизни на психопатию, видимо, стали накладываться известные возрастные особенности. Во всяком случае, с точки зрения здравого смысла никак нельзя понять ни гонения на «безродных космополитов», ни вдруг обнаружившегося в начале 1950-х годов «заговора врачей», ни смешного положения, в которое попал генсек, забравшись в чуждые ему дебри языкознания, ни, наконец, резкого обострения подозрительности в отношении по-собачьи преданных ему приближённых.
Неустойчивая психика, как у Ивана Грозного, заставляла Сталина в последние годы жизни прибегать к совсем необъяснимым казням. Такой, например, была в 1950 году казнь стопроцентно лояльного председателя Госплана Н. А. Вознесенского. А в 1951-53 годах были основания беспокоиться за свою жизнь у Ворошилова, Молотова и даже у всесильного Берии. Поэтому не лишены основания версии о том, что Берия в марте 1953 года если и не инициировал инсульт Сталина, то, во всяком случае, сделал всё возможное, чтобы этот инсульт закончился смертью диктатора».
Продолжение очерка в следующей публикации.
25.05.2019