Rip current. Каникулы пани Эсмеральды. 12

Лариса Ритта
- Хорошо. Я скажу тебе правду. Пожалуйста. Эти туфли подарила не Нора. Устраивает?
Он хватает со стола пепельницу, ставит на шкаф и стоит, прислонившись к нему плечом и почти отвернувшись от меня.
Вот что я его мучаю?.. Зачем… Чёрт с ними, с этими туфлями! Кто бы их ни подарил. Мне должно быть всё равно. Мне же было всё равно! Когда я вошла в эту дверь с закрытыми глазами – когда он ввёл меня в этот дом, когда я увидела цветные огоньки сквозь свои ресницы - мне было всё равно, мне на самом деле было всё безразлично, главной была радость, что мы вместе… что мы одни… что горят огоньки… и наплевать мне было тогда на всё...
Зачем я сейчас лезу во всякое, зачем… мне и сейчас должно быть наплевать...
Я подошла к нему и взяла его за руку. Она была ледяная и безжизненная. Ну, вот и что я натворила… Дура!..
- Князь...
Он молчит. Аккуратно, медленно курит и молчит.
- Мы ссоримся, да?
Он молчит.
- Я не хочу ссориться, - говорю я несчастным голосом.
Молчит.
- Я не буду ссориться! – говорю я уже совсем звенящим от слез голосом.
Он докуривает, аккуратно гасит сигарету и молчит. Упрямое существо...
Я не знаю, что ещё сказать. И молчать не могу. Надо что-то говорить, забить невыносимость тишины, этот белый шум. Что же такое мне говорить, про что? Про что угодно, хотя бы про этот диван, на который я сейчас смотрю невидящими глазами.
- А ты так всегда падаешь на диван... Я всегда удивляюсь. Не глядя и спиной... Не промахивался ни разу? У меня всегда сердце замирает...
Секунду он кусает губы, глядя в пол, потом коротко вздыхает.
- Этот диван стоит на одном месте пятнадцать лет. Я в третьем классе пытался его сдвинуть... не смог. Так что... можно привыкнуть...
Слава богу, подал голос... а голос незнакомый, механический какой-то... Но хоть какой-то, лишь бы не молчал.
- А зачем ты его хотел сдвинуть?
- Туда солдатики мои любимые завалились... – он всё ещё кусает губы.
- Достал солдатиков?
- Нет, - не сразу отвечает он. – Думаю, они там так и лежат...
Он вдруг отделяется от шкафа и выходит из комнаты. Так и не посмотрев на меня.
Я остаюсь на месте и обескураженно смотрю вслед. Ну что мне делать? Я его в какую-то дыру опрокинула, ну, что мне теперь делать!.. Я не знаю, как быть в таких ситуациях, не знаю... Это не Милка... Милка не уходит вот так, Милка во всех трудных случаях делает глазки, а потом обнимает меня мягкими лапками. И это не Олег... Олег никогда не оставлял меня наедине с собой в сложном разговоре, он всегда что-то объяснял, разбирался, долго говорил, расставлял приоритеты, анализировал. А тут... никаких приоритетов и анализов. Глобальное, космическое молчание...
Я плетусь из комнаты, в коридоре погашен свет, в спальне тоже. Он в темноте где-то, боже мой... Я вхожу в спальню, как на лобное место. Оказывается, страшно входить в комнату, где находится человек, который от тебя ушёл. Ушёл и отделился темнотой.
Тихо присаживаюсь на кровать. Я сейчас боюсь каждого своего жеста. Боюсь взять его за руку. Вдруг опять ледяная - и у меня замрёт сердце.
Буду вот так сидеть, и вздыхать в темноте, и тоже молчать...
- Пожалуйста, прости меня, – говорю я сразу после того, как решила молчать.
- За что? – не сразу спрашивает он.
- Я не могу так, понимаешь! – не выдерживаю я уже окончательно. Вскакиваю и включаю свет. Он лежит на кровати, положив локоть на лицо.
Туфли так и стоят на полу. Я аккуратно собираю их в коробку, накрываю крышкой, ставлю на стол. Девушка с фотографии улыбается мне улыбкой Джоконды. Помогай же мне, - прошу я, глядя на неё. Или ты мне не друг? Или ты только ему друг, а мне - нет?
А кто мне тогда здесь друг? Кто?
- Да, я...  всё не так... ты не понял... – сбивчиво говорю я, - ну, пусть я не права. Но я просто не могу, когда молчат, ну, ты же видишь, я же не сержусь. И сколько можно переживать, это глупо... Я уже давно всё забыла, а ты...
- А я не могу жить по щелчку, - говорит он медленно. – Даже по твоему щелчку... прости...
- Ну, что я такого сделала-то, чтобы вот так?.. Правда, что ли, кого-то убила? Да не стоят того эти туфли! - восклицаю я.
- Да причём тут эти туфли! – он внезапно вскакивает и кричит так, что я пугаюсь. - Да пошли они к чёртовой матери, эти туфли! Я их сейчас вообще вышвырну к чертям собачьим!
Я отшатываюсь, словно воздушная волна ударяет в лицо – я даже зажмуриваюсь на секунду. Это шквал! Он же только что лежал спокойный, чуть ли не спящий, а теперь вихрем срывается с постели, хватает коробку с туфлями – миг - дверь страшно хлопает, словно взрыв - миг - и он уже в прихожей... Боже, куда его понесло?!
- Ты куда! Стой! Немедленно стой!
Я кидаюсь за ним, я уже понимаю, что от него можно ожидать всего – самого немыслимого... Сейчас ведь, правда, вышвырнет сдуру ума эти красивые дорогие туфли, дурак, бестолковая рожа!..
- Князь!!!
Страшно хлопает вторая дверь, дом содрогает взрывная волна, ох, вот так сила... Ну и дура же я, боже мой!.. Я рвусь вслед, господи, да что же за день сегодня, а как всё чудесно начиналось!..
- Князь! Стой же, ну!
И помчался ведь раздетый совершенно – и вот куда? Куда? В море топить? А если и топиться заодно? О, боже... о, господи... только бы мне не упасть на этой незнакомой лестнице в полутьме, а ему всё нипочём, скачет как мячик, как чёртик, вниз, ну, конечно, ему тут каждая ступенька с детства знакома, а я... а я сейчас как улечу вниз кувырком...
- Постой! Ну, подожди!.. Ну, пожалуйста... ну, пожалуйста!.. Я же сейчас упаду здесь в темноте!..
Наверное, мольбы мои его всё-таки достали, я таки догоняю его в подъезде, хватаю за рубаху, дёргаю на себя, коробка вылетает из его рук, и всё летит, летит, летит... и падает, и падает, и падает вокруг нас... время останавливается.
Он теряет равновесие, пятится и наталкивается на стену. У него ошарашенный вид и совершенно сумасшедшие глаза.
- Пожалуйся, ну пожалуйста, ну, не сходи ты с ума, - я хватаю его за руки и трясу, - я тебя умоляю, ну, не надо ничего выбрасывать, пожалуйста, давай вернёмся... Я их сама буду носить, эти туфли, ну, прекрати же ты, гад такой! - бушую я. - Я тебя сейчас прибью этими туфлями!.. Если ты... если не вернёшься домой с этой коробкой, я не знаю, что сделаю, уйду из дома вот как есть, раздетая, ты меня знаешь, я сделаю это – и всю ночь буду ходить по городу!
Он смотрит на меня какой-то время совершенно безумными глазами, потом берётся одной рукой за лоб, потом медленно привлекает меня к себе и прижимает мою голову к своей груди.
- Дурочка ты моя... -  бормочет он мне в волосы, – что ж ты такая дурочка-то у меня из переулочка... ты же могла с лестницы свалиться...
- А зачем, зачем ты, дурак такой, побежал! - шепчу я ему куда-то в распахнутый ворот рубахи... – раздетый побежал... а что мне было делать?.. А если бы ты не вернулся!..
- Ну да, меня бы срочно украли инопланетяне, – шепчет он, и я вздыхаю, он шутит, слава богу...
И ещё что-то шепчет... и я ему что-то шепчу сквозь свои взлохмаченные волосы, сквозь свои сладкие слёзы... и мы так и стоим, и стоим, не в силах расцепиться, я вытираю мокрое лицо о его рубаху, он вытирает моё мокрое лицо своими рукавами, и опять мир, и опять нежность...

Он хочет взять коробку с туфлями, но я не даю, несу домой сама торжественно, как трофей, сама водворяю её на место в шкафу и закрываю плотно дверцу шкафа.
И какое-то время мы сидим рядом на кровати, обнявшись и вспоминая пережитое.
- Когда ты зашла, начала прощения просить, меня такое зло взяло на эти туфли, что из-за них всё разрушилось...
- А я так испугалась, что ты весь город разнесёшь, слушай, ты так по лестницам скачешь через три ступеньки, просто как барс...
- А я слышу, как ты кричишь "я сейчас упаду" - и думаю: что я делаю, идиот...
- Пожалуйста, не молчи со мной никогда больше...
- Я просто не знал, что сказать... боялся, что будет хуже...
- А ты говори про всякую чушь... про солдатиков рассказывай...
- Про солдатиков... - он смеётся. - Белка ты моя Белка глупая, ну буду теперь рассказывать про солдатиков в трудные минуты, ладно... Но я только в подъезде в себя пришёл, чтобы что-то соображать...
- Князь, почему у нас всё самое главное происходит в подъездах?
- Потому что дураки. Слушай, ты права, я не должен ничего скрывать, я могу тебе рассказать, только ты...
- Не надо! – я закрываю ему рот ладонью, - не хочу я ничего слушать, у тебя есть право на тайну.
- Но я хотел, правда, хотел...
- Не надо, не надо сейчас, пусть будет пауза, давай поживём просто в мире... Ты мне какой-то бездуховный подарок собрался дарить, где же он? Хочу бездуховный подарок...
Он хлопает себя по лбу, выходит в прихожую, возвращается и кидает на кровать маленький яркий пакет.
- Это тебе.
Я с любопытством беру тугой пакетик – на картинке хорошенькие женские ножки. Нетерпеливо распечатываю что-то скрученное, чёрное, нетерпеливо встряхиваю - ах!..
- Колготки?! – кричу я восторженно. - Ой нет! Это дольчики! Ах, князь!..
- Дольчики? – удивляется князь? - У нас зовут леггинсы...
- Ну да, леггинсы, но у нас их прозвали дольчиками... Только у нас их не достать... А ты откуда взял?
- Ну... – он закатывает глаза. – Мои подруги же вращаются в среде иностранных туристов, у них связи за границей...
Он ухмыляется. Он явно меня дразнит. Я неуверенно улыбаюсь.
- Смеёшься надо мной?
- Смеюсь, - говорит он. – Конечно. Челноки из Турции заезжали. Девчатам шмотки привозили.
- И это ты сам выбрал?
- Ну, конечно.
- Какие красивые... - я восхищённо растягиваю на пальцах золотую орхидею. – А почему ты вдруг решил?
- Девчата брали, и я понял, что и тебе понравятся...
- Мне ужасно нравятся! Я сейчас надену! Да? Только ты смотри – на меня не смотри!
- Нет, я как раз вот именно буду смотреть...
Он садится за стол и принимает удобную позу для наблюдения.
...И я встаю с постели, и иду к нему, как заворожённая любовью, как приговорённая к любви, и попадаю в тёплое, ждущее, близкое, нужное, нежное...
Чёрные дольчики с золотой орхидеей на щиколотке летят на пол в одну сторону, упаковка с красивыми женскими ножками – в другую...
- Ну, хорошо, – тихо шепчу я, утыкаясь в твоё лицо, - да, да, да, всё было по-дурацки...  Но мне интересно - что бы ты сделал на моём месте?
- Не полез бы в коробку, - говоришь ты и нежно целуешь меня в нос.

Продолжение следует http://www.proza.ru/2019/05/14/877