С чисто женским любопытством Аннушка рассматривала появившуюся на кухне даже не маленькую, а крошечную, худенькую женщину. Расходившиеся вокруг глаз лучиками морщинки намекали на уже зрелый возраст, в то время, как короткая, под мальчишку стрижка, с прядью, закрывающей брови чёлки, делала её совсем молоденькой. С виду невзрачная, но несимпатичной не назовёшь. Из-под короткой юбчонки торчат неровные палочки, которые и ногами-то язык назвать не поворачивался.
- Познакомься, Валюша, это моя мама – Анна Петровна!
Тщательно вытерев полотенцем, Аннушка протянула для знакомства руку. Тонкая, что птичья лапка, рука Валюшки с длинными пальцами, моментально утонула в её ладони.
- Очень приятно, Анна Петровна. Я - Валентина! – пискнула она детским голоском.
«Женщина, по всему видать, хорошая, но Мите не пара!» - подумалось Аннушке.
- Картошка жареная с котлетами, с мамиными хрустящими огурчиками, под домашней сметаной! – шутливо отрапортовал Митя, накладывая в тарелку еду.
- Спасибо! У меня уже слюнки побежали! – шутливо отозвалась Валюша.
От взгляда матери не ускользнуло, с какой нежностью, явно не соседской, дотронулась женщина до спины Мити.
«Господи, спаси и помилуй! Ей же явно за сорок! Митенька-то совсем молодой для неё…»
Зато у её молодого Митеньки по-доброму светились глаза. Она видела. И переживала всё внутри себя. Не сложилась жизнь у Мити, явно не сложилась. Её вина, ничья больше. Желание переложить этот груз на чьи-то плечи подняло утихшую не так давно волну злобы на Людмилу. Эх, если бы не она! Вспомнилась приехавшая к ней с испуганными глазами пузатая Прасковья. Если бы знала, где соломку для себя подстелить… Разве приняла бы она тогда боевую подругу?
Пока Митя с соседкой ворковали на кухне, Аннушка одна сидела в комнате, угрюмо свесив голову. С другой стороны, ведь никто иной, как Прасковья, приютила её детей, когда сослали её в лагеря. Против правды не попрёшь! Как ни крути, а много Прасковья для неё сделала, самое святое сберегла. Так откуда в ней злость эта непроходящая? Утихает на время, а потом, при первом удобном случае, вновь выползает на волю и давит своей тяжестью.
- Мать, чего сумерничаешь? - вошёл в комнату Митя, включив одновременно свет и телевизор. – Телевизор посмотри, дома, наверное, некогда.
- Когда там смотреть-то его? То работа, то хозяйство, то огород. Скоро сенокос. Одна надежда на Илюшу. Поможет, наверное. В прошлом году, дай ему Господь здоровья, здорово помог мне! Сена не убрать было, сколько накосили! В этом-то году не знаю, чего ожидать. У нас ведь как: то дожди зарядят, то солнце сожжёт…
Перейдя на свои повседневные будни, Аннушка успокоилась, забылась в привычных хлопотах. Потеплели глаза. Вроде и фильм посмотрела краем глаза и на сыночка налюбовалась.
Митя разобрал диван, застелив его свежим, ещё пахнувшим утюгом бельём.
- Ложись, мама, спать!
- А ты куда ляжешь, сыночек? – стараясь не показать тревогу в голосе, спросила она.
- Так у меня кресло раздвижное! - понимая материно беспокойство, улыбнулся про себя Митя.
Спала она тревожно. До поздней ночи доносился звон трамваев, а ранним утром опять загромыхало, зазвенело, задребезжали в окне стёкла.
«Как жить в таком шуме?! – думалось Аннушке. – «То ли дело дома! Покой дорогой! И чего молодёжь в города рвётся?»
Бесшумно поднявшись с постели, она вышла на кухню, поставила на плиту чайник. С непривычки болела голова. Хорошо бы свежезаваренного чайку, но рыться в столе у Мити было неловко. Мало ли чего подумает! В маленьком заварочном чайнике осталось со вчерашнего вечера, им и воспользовалась. Жалко было будить сладко похрапывающего сыночка, с трудом уместившегося на узком кресле.
Чай показался ей невкусным, с запахом то ли хлорки, то ли ещё какой гадости, намешенной в воду. Вчера она и не почувствовала, может, потому, что свежий был и горячий, а сегодня ровно помои какие-то. Недопив до конца, Аннушка слила остатки в раковину, намыла чашку и присела у окна ждать пробуждения сына.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/04/08/165