ПАМЯТИ ВОВ.
ПОМЕР, БЫЛО, ДЕД…
Болел Фёдор. Долго и мучительно. А потом совсем худо стало, пришлось вызывать «Скорую». Довезли, положили в терапию, назначили лечение немудрящее – больничка-то городская, простая, районная, не областная, что там за лекарства.
– Ну что, баба, есть какое хозяйство у вас? – уставший доктор едва сидел в обшарпанном кресле кабинета. – Если криз у него случится, нам и купировать нечем – не доходят препараты нужные, всё в областных оседает. Придётся за свой счёт приобретать вам.
– Нету ничего. Две грошовые пенсии. Даже на смерть не собрано, – махнула обречённо баба Нюта корявой рукой. – Сколь протянет?..
– Да какие там прогнозы? Истощён организм. Самое большее – неделя…
– Так мало? Ох, лишенько… – всплеснула натруженными руками, сдавленно всхлипнула, но быстро отёрла слёзы, вскинула маленькую головку, покрытую ситцевым платочком в мелкий голубой цветочек. – Как Бог даст… Только б не мучился так…
– Опиаты пока есть в наличии. Хватило бы… Ладно, будем звонить руководству, может, пришлют ещё. Отдыхайте, бабушка. И сами плохо выглядите. Сможете доехать домой?
– А куды деваться? Надо всё приготовить. Делов по горло. Поеду я…
Навестив деда, сунула медсестре сотенную и поехала в деревню, неся скорбную новость соседям.
Через три дня дед помер. Ночью.
Врач спал, медсестра не стала будить – вторые сутки на дежурстве. Позвонила брату – подрабатывал в морге.
Приехал, вдвоём тихонько переложили тощее стариковское тельце на каталку, покрыли простынкой в больничных штампах и повезли в соседнее здание.
– Всё, Люсь. Беги. Да застегнись! Простынешь, кто пацанят растить будет? Мне не отдадут, неженатый и бедный… – любяще ворча, Славка прогнал старшую сестру в отделение. – Понаблюдаю за ним. Михална сама будет вскрывать. Хотя, что тут гадать – мертвяк и есть.
– Помой его и всё. Я тоже думаю, что резать не станет. Заключение утром врач напишет. Пока!
Чмокнув в колючую щёку, заглянула в глаза, подмигнула, как в детстве, и убежала, придерживая толстый махровый полосатый халат, заменяющий персоналу пальто.
Проводив взглядом, постоял ещё пару минут, подышал мартовским ароматным сырым воздухом, опомнился, зашёл и закрыл изнутри железную тяжёлую дверь, хохотнув про себя по привычке: «А то они сбегут отсюда…»
Переодевшись в рабочее, подошёл к каталке, постоял, медленно стянул простыню с тела, наклонился, потянул носом воздух, замер, ещё разок понюхал. Разогнувшись, заколебался, но профессия взяла своё: быстро наполнил ванну тёплой водой, раздел усопшего, положил в воду, машинально не погружая с головой – привычка живого. Вымыл, невольно молча разговаривая с телом, что-то рассказывая, как знакомцу, сочувствуя. Время быстро пролетело.
Отерев, вернул на каталку, покрыл чистой простынёй, на большой палец левой ноги повесил бирку с номером, ушёл опять к ванне, ополоснул, вымыл руки, направился к столу, занявшись регистрацией и прочими делами.
Поймал себя на мысли, что всё время прислушивается к тишине, старается уловить дыхание старика. Покачав головой: «Дурак ты, Славик!», встал и пошёл в кабинет – проголодался.
– Как тут наши гости? Кто сбежал, кто пришёл на своих двоих?
Наталия Михайловна вошла, открыв своим ключом дверь, шутила привычно и незлобиво.
– Как ты, друг сердешный? Удалось соснуть? Помыл? Записал?
Сыпля вопросами, неспешно раздевалась, переодевалась, причёсывалась, прихорашивалась, а парень кивал, с тёплой улыбкой ходил следом, помогая, поддерживая, тактично отворачивался – ритуал и маленькая тайна двоих. Ей сорок пять, ему – двадцать три, игра «мать – сын» ими была принята сразу, не сговариваясь.
– Умница… Ага… Ясненько… Не буду пока трогать – отлежится вдруг. Кофе, говоришь? А я тут омлетик пышный принесла и салатик твой любимый…
Закружившись возле стола, быстро соорудила настоящий домашний уют.
– С добрым утром, добрый молодец! Прошу к нашему столу!
Дождавшись в ответ уважительного поцелуя рук, величаво села и глазами пригласила «сына».
– Приятного аппетита, Славушка!
Было холодно. До озноба. До крупной трясучки. И жёстко на редкость.
Дед открыл глаза, долго лежал неподвижно, потом стал понимать, что не видит ничего – простыня на лице. Пошевелив головой, стянул её, сообразил, что не знает обстановки палаты. Обведя взглядом стены и потолок, ситуацию не прояснил, только ещё больше озадачился.
«Вот оказия… Где ж я? В процедурной, что ль? Нет, там другой был кафель…
Попытался пошевелиться, удалось с трудом – тело онемело и почти не слушалось. Стал разогревать его постепенно, с рук, шеи, плеч… Когда дошёл до ног, ощутил в пальцах помеху, кое-как приподнялся и… ошалел: на большом пальце что-то висит. Осмотрелся, понял, что полностью обнажён и лежит на голой каталке. Дотянулся, снял – бирка с номером и числом.
– Я что, помер? Ааа… это морг, значит. И сколько тут валяюсь? Какое число?
Встал, обмотался простынкой, босым пошлёпал из темноватого помещения на свет, в коридор, дальше, к двери со стеклом сверху. Заглянул – зал небольшой, стол железный.
– Не, тут режут… Где кабинет?»
Вскоре нашёл, толкнул дверь – пусто. Подошёл к телефону, заметил рядом список, нашёл номер терапии, набрал.
– Семёнов это. Из морга. Я живой тут…
Положив трубку на место, сел на стул и стал ждать.
Через минут пятнадцать услышал женский голос в коридоре, вышел.
– …А я и говорю девчонкам, что погодим немного, не похож он на моих клиентов…
Невысокая пухленькая брюнетка с улыбкой шла навстречу, неся свёрток в подмышке.
– Вещи твои, деда. Айда, будем одеваться. Как ты? Напугался?
– Замёрз только. Очнулся, а на ноге номерок… Тогда и дотумкал, где я. Порядок.
– Где был? Помнишь сон? Почему вернули?
Автоматически одевая мужчину, Наталья расспрашивала подробно – не каждый день мёртвые оживают.
– Может, всё слышал вокруг?
– Не помню толком… Вроде, как на рыбалке я… а рыба возьми, да и стяни меня в воду! А она такая холодная!.. Как лёд! Да ещё в леске запутался, чуть не пошёл ко дну, еле выбрался. Очнулся на берегу: холодный и мокрый, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. А когда обсох, значит, тогда и понял, что не на речке я, а тут. А так-то, не помню больше ничего. И никого.
– Значит, не время тебе, дедушка, ещё туда идти. Даже в тоннель не попал. Ещё поживёшь! Не скоро ко мне попадёшь…
Вывела виновато улыбающегося больного за порог, передала медсестре отделения.
– Держи, Светлана, своего героя. Даже не испугался! Я как чувствовала, что он просто обмер. Потому не работала.
Через день вернулся дед домой. То ли ему Бог дал время, то ли от холода мертвецкой болезнь замерла, но случилось чудо – боли отступили полностью. Попросился домой. Бабке даже не звонил, приехал своим ходом.
В доме уж всё к похоронам было готово! Убрано, переставлено, вынесено, наготовлено, народ бегает…
– Рано обрадовались, люди! Я вернулся!
Фёдор стоял посреди двора и наслаждался ужасом и удивлением баб да мужиков.
– Заноси всё обратно, народ! Накрывай на стол – солдат с фронта пришёл, с победой! Впереди целая жизнь! Встречай, наливай, подавай, налегай!
На громкий дедов голос вышла Нюта, глянула на помолодевшего озорного мужа, икнула, побледнела и кулем осела на ступеньки.
Бабы кинулись к старушке, затормошили, загалдели, бросились звонить…
Поздно: сердце разорвалось от потрясения. Даже не вскрывали.
На следующий день и схоронили, чего тянуть, когда всё приготовлено. Только платье вместо костюма надели – всем селом сбросились на обновку. Такое дело…
Фёдор пережил свою жену на пять лет!
Ходил гоголем, когда скорбь отпустила, заглядывал соседкам через забор, хорохорился, сватался даже. Смеялись стыдливо, отговаривались чем-нибудь приличным и беззлобным.
Когда сник и опустился, стали тайком подкармливать, обстирывать, а бедолага думал, что это покойная Нюта ночами приходит и обслуживает!
Видимо, эта мысль и свела в могилу, – был уверен, что жена ждёт его с нетерпением.
Ушёл тихо зимой.
Кинулись не сразу. Даже мрачно шутили: «Занесём в тепло – оттает наш бессмертный». Не оттаял.
Домик три года стоял без хозяев – сельсовет не мог продать почему-то.
Однажды в одно жаркое лето молния попала в покосившуюся металлическую трубу с антенной – сгорел домишко дотла.
Спустя год, стали молодята ночами замечать, что на участке пепелища под старой раскидистой яблоней на скамье сидит дед! Вернулся призраком и продолжал любоваться садом и полной луной. А ещё частенько появлялся на речке возле затона – рыбу ловил. Увидев призрак, тихонько уходили, с улыбкой перешёптываясь: «Ишь, не сидится ему на небесах – домой прилетает».
А ещё через пару лет расселили село – попало в зону затопления новой ГЭС. Вода смыла всё, даже память об ожившем покойнике.
Всё уходит и проходит, бесконечно лишь время.
Март 2019 г.
Репродукция с картины Пузырькова В. «Впереди мир». 1984 г.
http://www.proza.ru/2019/04/08/1791