начало: http://www.proza.ru/2019/02/24/299
Всё же, несмотря ни на что, свой был Игнат Щур человек. Мастеровой. А власть она всегда власть. Подлая и жестокая. Тем не менее, мнение людей о своём недавнем кумире менялось по ходу процесса не один раз. Стоило прокурору огласить обвинительное заключение с подробным, детальным анализом совершённого Игнатом Щуром злодеяния, как возгласы возмущения, раздававшиеся в разных углах зала, недвусмысленно показывали троим судьям и двенадцати присяжным заседателям, какого вердикта от них ожидает народ для душегуба. Но когда инициативу перехватил столичный адвокат Виталий Лопато, реакция зрителей из партера поменялась на кардинально противоположную.
– Давайте ещё раз посмотрим, уважаемые господа судьи и присяжные заседатели, в чём, так сказать, подоплёка нашей сегодняшней истории, героем которой помимо своей воли стал Игнатка Щур. Да, да, Игнатка Щур, уже несколько месяцев, пока длилось это расследование, Игнатий Пантелеевич Щур, известный всей просвещённой России, да и, не побоюсь этого слова, всей Европе, мастер-литейщик, деятель искусства художественного литья – Игнатка Щур. Душегуб. Коварный злодей. Воплощение мерзости ада и прочая и прочая и прочая. А посему, заявляю ходатайство – допросить смотрителя завода Попова.
Отставной поручик, статский советник Попов Яков Дмитриевич, присланный из Санкт-Петербурга смотреть за производством в Гусиноозёрске, считал, что самое главное в его должности – не мешать хорошо подобранному коллективу горных инженеров, металлургов, скульпторов делать своё дело. И поэтому мастеровые, видя осмотрительность, сдержанность и радение за общее дело смотрящего, доверяли ему.
– Да, так оно и было. Истину говорит! – разнеслось шелестом по заполненным народом рядам присутствия после первых слов Попова. А смотрящий, ободрённый реакцией зала, продолжал:
– Ведь что мы имеем, господа судьи и присяжные заседатели? Превосходный чугун – раз, уникальные пески – два. Они¬-то и позволяют гусиноозёрцам делать отменные формы и отливки. Но главное! Главное!
Смотритель обвёл взглядом притихший зал.
– Третье и самое главное – это наши мастера. Нет им равных ни в Европе, ни тем более – в Америке. Что Ахлюстины, что Петровы, что Щуры...Это настоящие самородки! Спрос на их чугунные отливки на рынке просто небывалый. Даже больший, чем на произведения именитых скульпторов. Но вот что я заметил. Чем популярнее работы наших самородков, тем больше недовольства в Петербурге! Уж поверьте мне. Видите ли, "Старуха с прялкой", да "Мальчик с вязанкой дров" их конфузят. Бытовщина, видите ли, неприглядная. Им подавай итальянские образцы! Своего народного не надо! Вот такой парадокс. Для Дворянского клуба наше русское всегда хуже европейского. До чего дошло – мне запретили принимать в художественную школу мастеров-самоучек и их детей. Мол, пусть занимаются своим делом – отливают, чеканят, доводят до ума итальянские модели. И никакой, так сказать, самодеятельности. Я на свой страх и риск снял все запреты для Игната Щура и его учеников. И вот на тебе! Да, не скрою – я дорабатываю в своей должности последние дни на заводе. Вот поэтому и мои протеже, так сказать, все идут на выход. Думаю, что эта история с Игнатом Щуром – не что иное как нагло сфабрикованная поделка, подстава, скажем так. Дабы скорректировать рыночную политику нашего славного предприятия, изменить заводской прейскурант. Мало кому-то садовых беседок и ротонд из чугуна, подавай коня в попоне!
Эмоциональное выступление смотрящего вызвало шум и гвалт в зале. Председательствующий, стуча деревянным молотком по столу, вынужден был призывать присутствующих к порядку. Прокурор Канатчиков развёл руками и усмехнулся. Сидящие рядом с ним зрители могли услышать, как он едва слышно произнёс:
– Опять заговоры. Любят у нас во всём углядеть заговоры. Цирк, право слово!
Прокурор не замедлил вызвать своего свидетеля. На этот раз к трибуне вышла мать погибшей девушки Ощепкова Дарья. Средних лет купчиха, облачённая несмотря на летний день за окном, в бархатный салоп с пелериной и широкими длинными рукавами. Изящная шляпка была закрыта чёрной вуалью. Несмотря на траурный тон в одежде, было видно, что она не чужда последним веяниям моды и в свободное время почитывает журнал "Меркурий мод", изучая образцы Петербургского Дома высокой моды "Бризак". На предложение прокурора поведать суду всё, что ей известно о гибели дочери, она с едва сдерживаемой злостью кивнула в сторону Игната Щура .
– Что тут неясного? Вот он и сгубил мою дочь! У самого жена, дети – нет, подавай ему молоденькую да свеженькую! Не таясь гулял с моей дочерью. Наверное думал, что в его положении ему всё позволено. Конечно! "Игнатий Пантелеич! Игнатий Пантелеич!" Господа из Петербурга с ним за ручку здороваются! За границу на выставки путешествуют! А с нами, простыми людьми, значит, можно так – попользовался в своё удовольствие и избавился, когда она забрюхатела...
– Как погибла ваша дочь? ¬– прерывая её сбивчивую речь, прокурор демонстративно повернулся к Щуру. Он словно приглашал всех присутствующих понаблюдать за реакцией подсудимого. Но Игнат Щур сидел неподвижно, молча склонив голову к полу. Он отгородился от происходящего непроницаемой стеной. Возможно, наученный защитником за то краткое время беседы полушёпотом, которая состоялась между ними непосредственно перед судебным заседанием. Но иногда, он бросал быстрые взгляды в глубину переполненного людьми зала. Но взгляд этот был взглядом незрячего. Ничего не отражалось на его застывшем лице. Ни единой эмоции.
Женщина утёрла платочком слёзы и продолжила:
– В то утро он заманил её на Иртяш. Мол, на лодке покатаемся. Разве дочка могла додуматься, что он замыслил избавиться от неё и ребёночка! А сердце моё материнскоё чуяло! Чуяло! Весь день я себе место не находила! Прямо металась по дому, всё о плохом думала. Так и случилось! Вечером прибежали люди, кричат: "Натка утопла!" У меня ноги сразу и отнялись. Как до утра дожила – не ведаю. Как с околоточным опознание утопшей по утру проводили – помню, но как в тумане. Но сразу обратила внимание – она вся синяя была, Натка-то! Бил он её и куражился, подлец, прежде чем утопить.
Повернувшись в сторону подсудимого она, не в силах сдержать эмоции, заголосила:
– Чтобы ни дна тебе не покрышки, подонок! Чтобы ни тебе ни отпрыскам твоим не видать счастья на этом свете! Чтобы хлебнули они все того же, что хлебнула моя доченька!
– Успокойте её, успокойте, – кивнул председательствующий двум женщинам, порывавшимся, но не решавшимся подойти к потерпевшей. И женщины тут же под руки увели несчастную мать.
– Согласно Акту судебно-медицинского вскрытия, – не удержался от реплики Лопато, – телесных повреждений на теле погибшей обнаружено не было. Зафиксирована лишь причина смерти: асфиксия от утопления.
– Этого вполне достаточно, чтобы мы говорили об убийстве, – сказал прокурор. И обернувшись к подсудимому он произнёс, чеканя каждое слово:
– Вы знали, что ваша любовница не умеет плавать. Вы намеренно вывезли её на лодке на озеро под предлогом прогулки. И вы, имея умысел убить Ощепкову Наталию, устроили опрокидывание лодки, маскируя убийство под несчастный случай.
– Нет! – не выдержав закричал подсудимый. Весь процесс Игнат Щур молчал. Но теперь его тревожный взгляд, не задерживаясь, лихорадочно перебегал по лицам суровых адвоката и прокурора, равнодушных судей и любопытных присяжных заседателей. В волнении он сжимал дрожащими руками исписанную за месяцы пребывания под арестом толстую истрёпанную тетрадь с выписками из уголовного дела. Мало кто из присутствующих мог допустить мысль, что подсудимый может тонко играть с правосудием.
– Не было у меня умысла убивать Наталию! Это был несчастный случай! Почему мне никто не верит!
– Подсудимый! – председательствующий стукнул деревянным молотком по столу. – Вам ещё будет дано слово!
Игнат Щур виновато кивнул и присел.
Сделав драматическую паузу, Канатчиков снова повернулся к судьям:
– Господа судьи и присяжные заседатели, прошу допросить в качестве свидетеля супругу подсудимого Щура Рахиму Щур. Ей есть что сказать о жестокости подсудимого и вообще, о его отношении к женщине.
– Протестую! – возмущённо воскликнул Лопато. – Близкий родственник имеет право не свидетельствовать против подсудимого!
– Да, имеет такое право, – согласился прокурор, – но она сама пожелала дать показания.
– Протест отклонён. Прошу вас, свидетель, – председательствующий пригласил Рахиму Щур для дачи показаний.
И вот к трибуне с гордо поднятой головой вышла щупленькая смуглянка, дочка известного гусиноозёрского купца Муртазы Шайхулова.
– Мой муж никого не убивал! – выкрикнула она, бросая яростные взгляды в сторону купчихи Ощепковой.– Он честный человек!
Сидевшие в первом ряду в башкирских казакинах и чекменях родственники Рахимы Щур зашумели, оживлённо переглядываясь, и согласно закивали головами.
– Подождите, свидетель, – председательствующий сделал предостерегающий жест, – не торопитесь. Господин прокурор, пожалуйста, ваши вопросы свидетелю.
– Рахима-ханум, – вкрадчиво обратился прокурор к свидетельнице, преувеличенно вежливо и даже несколько льстиво.– Вы супруга весьма уважаемого в городе человека, Игната Щура, волею судеб оказавшегося вот в такой вот непростой ситуации. От вас требуется предельная честность и искренность, которая, уверяю вас, будет по достоинству оценена судом. Скажите нам, насколько ваш супруг скрытный и, простите меня за возможную резкость, двуличный?
– Что это значит, двуличный?! – возмутилась женщина.– Никакой он не двуличный!
– Ну это значит, бьёт свою любовницу, а всем говорит, что любит жену.
– Да не бил он никогда любовницу! На руках её чуть ли не носил. Подарки дарил. Зачем ему её бить, когда жена дома есть?
– То есть, он вас бил?
– Зачем бил? Так, ударит раз-другой. Это что, бил называется?
– Понятно. А за что ударял?
– Ни за что. Мужик должен женщину держать.– Рахима показала сжатый кулак. – Крепко в руках держать. Иначе баловать начнёт. А Игнатий настоящий мужик.
– Не терпит возражений?
– А какой правильный мужик будет терпеть?
– Ясно. А любовницу-то, ему удавалось держать в кулаке? Или она своевольничала?
– Откуда я знаю!
– То есть вы допускаете, что Игнат, как правильный мужик, мог по-свойски разобраться с Наталией Ощепковой, если она пожелала где-то поступить по-своему?
– Протестую! – возмутился адвокат Лопато. – Наводящие вопросы не допустимы!
– Протест принимается, – согласился председательствующий. – Ещё есть вопросы к свидетелю? Нет? Садитесь, свидетель.
– Ваша честь! У стороны обвинения есть ещё один свидетель. Ученик литейщика Петров. Прошу допросить его.
На это раз перед судом предстал напуганный судебным действом рыжий парнишка, беспрестанно озирающийся и едва стоящий от волнения на полусогнутых ногах.
– Петров! – грозно обратился к нему прокурор, – Вы ученик литейщика Игната Щура. У вас с ним были доверительные отношения?
– Да, – пролепетал парнишка, почти повиснув на трибуне. Костяшки его пальцев побелели, так крепко он вцепился в деревянные перила.
– Делился с вами Игнат Щур планами относительно своей любовницы, Наталии Ощепковой?
– Нет, не делился. Говорил только, что надоела.
– Надоела. Хм. Вот как. Значит, плоха для него стала. Так?
– Нет.
– Что нет?
– Нет, не плоха. Наоборот, говорил, что очень хорошая. Только мужа ей надо.
– Говорите! Говорите! Вы почему такой робкий? Я так понял с ваших слов, она хотела, требовала, чтобы Игнат Щур на ней женился, а Щур этого не хотел. Не любил её, что ли?
– Любил. Он только считал, что у неё ребёнок не от него.
– Не от него? Так от кого? Говорите же, в конце концов!
– От меня...
Зал зашумел. И снова председательствующий вынужден был стучать деревянным молотком по столу и призывать присутствующих к спокойствию.
– Протестую, – сказал Виталий Лопато как только зал успокоился, – господа судьи и присяжные заседатели. Подобное рытьё в грязном белье нам ровным счётом ничего не даст. Сторона обвинения сколько угодно может долго порочить память погибшей девушки, и стараться делать из неё падшую женщину. Этим что, прокурор пытается убедить нас, что несчастная девушка должна была быть убита? Подсудимый! Вы что-то подобное ранее слышали от вашего ученика? Или, может быть, сама Наталия Ощепкова говорила вам, кто отец её ребенка?
– Впервые слышу подобную чушь! – возмущённо откликнулся подсудимый.– Ну да, как-то я хотел их свести вместе. Петрова и Наталию. Не хотелось мне, чтобы она ребёнка родила незамужней. И только. Но ребёнка она от меня зачала. В этом у меня никогда не было сомнений.
– Так давайте же, господа судьи и присяжные заседатели, не будем уклоняться в сторону от судебного следствия! – воззвал адвокат.
После такого краткого спича Лопато степенно уселся на место и обратил свой выжидательный взгляд на прокурора.
По ходатайству обвинителя судом были допрошены ещё несколько свидетелей, повторивших на разные лады информацию о том, что между подсудимым и погибшей девушкой существовала любовная связь. Нашлись даже такие, которые видели, как Наталия Ощепкова и Игнат Щур в тот злополучный день садились в лодку на озере Иртяш. На этом все доказательства обвинения были исчерпаны.
– Прошу обратить внимание, господа судьи и присяжные заседатели. Мы имеем только факт смерти, но ни малейшего свидетельства об умысле моего подзащитного причинить сию смерть несчастной девушке и её не родившемуся младенцу, – Виталий Лопато начал свою речь тихо. Но со свойственной ему внутренней силой и выразительностью. – Я могу перечислить множество доказательств того, что Игнат Щур любил погибшую девушку. Он до последнего дня заботился о ней, думал о её будущем и будущем своего сына или дочери. Кто бы там ни родился. Вот, соблаговолите ознакомиться с этими документами.
Адвокат вышел из-за трибуны и положил на стол перед председательствующим несколько листков с лиловыми печатями.
– Из этих распорядительных бумаг видно, что Щур незадолго до расследуемого случая положил в губернский банк на имя умершей Наталии Ощепковой довольно кругленькую сумму. Всем в городе известно, что мой подзащитный подарил Наталии конную пролётку. Можно сейчас перечислять и перечислять те подарки, которыми одарил Щур свою любовницу. По делу и так видно, что он любил эту женщину. Главное же, на что я хотел бы обратить внимание – у подсудимого не было мотива убивать несчастную девушку. Об этой любовной связи знал весь город и, в том числе, его жена. Поэтому его не страшила огласка этих отношений. Больше того, между любовниками была достигнута договорённость, что девушка уезжает в самое ближайшее время жить в Екатеринбург. В этом городе моим подзащитным для неё была арендована квартира в доходном доме. Как видите, не было проблемы, которую мой подзащитный захотел бы решить таким чудовищным способом, как это предполагает сторона обвинения. С помощью убийства. И потом, вспомните, кто поднял людей на поиски тела утопшей? Игнат Щур. Господа судьи и присяжные заседатели! Игнат Щур – рассудительный, успешный и добрый человек. А гибель Наталии Ощепковой – трагическое стечение обстоятельств, но ни как не преднамеренное убийство.
Последние слова адвоката потонули в рукоплескании собравшихся в суде горожан. "Не виновен!" – раздавались крики то в одном углу зала, то в другом.
Когда присяжные заседатели огласили свой оправдательный вердикт, председательствующий распорядился освободить оправданного. И тут к приставам неожиданно устремилась Дарья Ощепкова, несчастная мать. Оттолкнув пытавшихся удержать её женщин, она подбежала к Игнату Щуру и в полной тишине выкрикнула странные слова:
– Заклинаю подводным гадом и мраком ночным, чтобы сгинул ты и потомки твои! Травой и червями подводными окутанные. Аминь!
В довершение всего, женщина плюнула в опешившего Щура. Она явно намеревалась ещё и ударить его, но приставы быстро спохватились и под руки вывели Ощепкову из зала.
– И чтобы вы мне не говорили, милейший Виталий Павлович,– сказал товарищ прокурора адвокату Лопато, услужливо предоставив последнему место в своей карете. – Восторжествовали сейчас несправедливость и неправда. На потребу толпе. Как это у нас частенько и бывает. Ловкий и удачливый Игнат Щур и дальше пойдёт по жизни широкими шагами. А потомки его будут ещё более удачливыми и сытыми. Вот только кому-то рядом с ними небо покажется в овчинку.
Путь до Екатеринбурга был неблизкий и столичному адвокату совсем не улыбалось провести несколько часов в споре с провинциальным чиновником. Он уткнулся носом в воротник своей твидовой куртки и сделал вид, что уснул. Из его головы никак не выходило прозвучавшее в суде заклятие убитой горем матери.
Продолжение:http://www.proza.ru/2019/02/26/353