На фото моя школьная подруга и однокурсница Наташа в лаборатории Кольской атомной станции. Она умерла, успев получить лишнюю дозу радиации на своей АЭС и участвуя в ликвидации последствий чернобыльской аварии. Но стала энергетиком её дочь, учатся на атомщиков двое внуков.
ххх
Нечего и говорить, мы настолько привыкли к мудрёному слову «эмансипация», что, доведись точно истолковать его смысл, найдёмся не сразу… Положим, освобождение женщины, придание ей равных с мужчиной прав, равенство… Но какое может быть равенство, если выносить и произвести на свет ребёнка в состоянии только женщина? Значит, не можем мы быть равны и в чувствах по отношению к этому ребёнку. А дальше цепочкой нанизывается всё остальное: женская ранимость, повышенная возбудимость, впечатлительность, мнительность, физическая слабость в сочетании с высокой выносливостью, осознание некоторых своих несовершенств и потому обострённое желание доказать свою значимость…
1988 год, первый в СССР конкурс красоты. Приветствуя его участниц, актриса Ирина Скобцева неспроста вспомнила о женщинах в оранжевых жилетах: на железнодорожных путях, шоссейных насыпях, горячем асфальте. Дело ли это для женщины? Одежда ли? Как хочется, чтобы женщина всегда была красива и женственна. Чтобы на плечи не только королев красоты опускались пушистые меховые манто.
Пять с половиной лет я и мои однокурсники изучали в институте научно-технические основы, технологии и мельчайшие детали проектирования и эксплуатации электростанций. У нас даже была своя маленькая учебная ТЭЦ, где мы могли не только воочию представить, как и из чего рождается электроэнергия, но и сами принять в этом участие. Нечего и говорить – мужская специальность, но в каждой учебной группе всё равно было несколько девушек. И только в группах атомщиков были одни ребята.
Уже работая в управлении энергетики и получив задание что-то выяснить на самой большой в городе электростанции, я не смогла устоять от соблазна отправиться туда с собственной мамой, чтобы показать ей в натуре то, что изучала все годы учёбы в Москве. Станционное начальство позволило мне эту блажь. Маме было чуть больше 45-ти, она с великой осторожностью поднялась со мной по решётчатым ступенькам металлической лесенки, которых здесь не счесть, на первую отметку – этакий балкон над котлотурбинным залом. Внизу гудели турбины, по бокам от нас пыхтели паром гигантские котлоагрегаты, вверху – еще какие-то баки, и всюду большие и маленькие трубы и вентили. И всё это железо рычит, ревёт и стонет без остановки. Жарко. Друг друга практически не слышно. Меня распирало от причастности к этой громаде и мощи, а мама покачала головой, посмотрела на меня с недоумением и тревогой и сказала: «Кошмар…»
Владения ТЭЦ, на которую я привела маму, не так велики, как у соседнего химгиганта, но свои приметы имеют: высокие дымовые трубы, впечатляющие трапеции градирен (в последние годы их заменяют бетонными башнями в форме шахматной ладьи, которые иные граждане принимают за ядерные реакторы), переплетение трубопроводов, паутина отходящих от станции электролиний.
Почему, рассуждая о женских правах, мне вздумалось сделать это на примере энергетиков, а не прядильщиц, текстильщиц или швей - самых массовых рабочих профессий среди женщин в нашем городе? В самом деле, тысячи женщин работают во вредных условиях, с ночными сменами вдобавок, рискуя своим здоровьем, быстрее его изнашивая, - в основном в текстильной и лёгкой промышленности. И совсем незначительная часть – в энергетике, а на ТЭЦ, о которой идёт речь, всего-то 60 дам. Но мне захотелось рассказать именно о них, занятых не традиционно женским, а именно мужским трудом, в горячих шумных цехах электростанции, на равных с мужчинами. Недаром у слова «энергетик» нет женского рода. Еще и потому захотелось, что сама когда-то чуть не осталась работать на этой ТЭЦ.
Много лет назад открывшаяся при въезде в ночной город панорама электростанции и соседнего большого завода повергла меня в лёгкий трепет, это был волнующий промышленный пейзаж: с сигнальными огнями, силуэтами башен и труб, курящимися над ними дымками. Сейчас созерцаешь это иначе: трезво и хладнокровно, с досадой на излишнее тогда увлечение руководства страны химией, несовершенство технологий, неизбежное загрязнение воздуха и земли. Могла и я, как мои однокурсники, навсегда остаться работать в энергетике. В проектном институте, на ТЭЦ, в НИИ. Мне не грозила чёрная физическая работа, но и не особо светила творческая - скорее, высокопрофессиональное, но всё-таки ремесло. Хотя бывают и здесь моменты творческого взлёта. Но в решающую, мучительную ночь выбора: оформляться на работу на станцию или в мало кому известную районную газету (в областную ещё не брали), моя душа выбрала «районку».
ЛЮДА, лаборант
- Не знаю, как мама, но бабушка точно забрала бы меня отсюда, если бы увидела… - улыбается Люда Судник, лаборант режимной группы. Когда, приоткрыв дверь лаборатории, я увидела её в безликой спецовке, подумала, что это ничего не значащая здесь практикантка из училища. Но через несколько минут, когда смена закончилась, Люда преобразилась: в роскошном вязаном пальто, с туго стянутым на затылке пышным пучком волос и нарядными клипсами она выглядела элегантно и неприступно.
Мы идём с ней по территории станции между цехами, Люда рассказывает, я слушаю…
- Помню свой первый обход котлов. Люда Роговик меня повела… Показывала, как и где делать заборы проб. Думала, в жизни не запомню. А сейчас, кажется, с закрытыми глазами сделаю…
Люда окончила Минский энергетический техникум и уже четвёртый год занимается вроде бы монотонной работой: забирает пробы рабочей среды по тракту котла, делает анализы и составляет режимную карту. Ориентируясь по ней, машинист управляет парогенератором, который по старинке и для простоты называют котлом. Еще она участвует в эксплуатационных испытаниях, которые случается проводить и ночью. Брезентовая куртка, громоздкая каска, в руках склянки – и вверх-вниз по металлическим лесенкам, опоясавшим пышущую жаром махину котлоагрегата.
- Девчат много было в вашем техникуме?
- В нашей группе – половина. А вот на турбинах только парни.
НИНА, машинист котла
Нина Терехович – машинист котла. Работа у неё изнурительная, от щита управления с десятками приборов и датчиков не отойти. А какие нужны интуиция и реакция, умение не растеряться, если что-то пошло не так... На случай аварии у каждой в столе свой противогаз… А чего стоят ночные смены, по шесть – восемь в месяц… Хотя Нина убеждает себя и меня:
- Ко всему привыкнуть можно, организм приспосабливается к любому режиму, и биоритмы восстанавливаются…
Тонкая нежная кожа лица, то приветливый, то настороженный взгляд.
- Не доверяю журналистам. Перевирают здорово.
Меня это, конечно, не радует, но стараюсь понять. Записываю как можно подробнее. Нина искоса поглядывает в блокнот. Что входит в её обязанности? Перечисляет: принять смену, обойти котёл (поясню, это габаритное сооружение высотой с пятиэтажный дом), посмотреть горение. Если котёл работает в постоянном режиме, следить за приборами.
- На первых порах, - вспоминает Нина, - следила за каждым показанием в отдельности. Потом привыкла, и теперь хватает беглого взгляда на щит, чтобы оценить: всё в норме. Ну а если остановился котёл (разрыв трубопровода, допустим), следишь, чтобы сработала защита, набираешь нагрузку на другой котёл. Тут уж нельзя мешкать, быстро оцениваешь ситуацию, где можно, смягчаешь её – только бы не было лишних разрушений.
Но раз на раз не приходится, и ситуации бывают самые неожиданные.
- Это и интересно, - едва заметно улыбается моя собеседница и уже серьёзно и доверительно продолжает: - Главное, чтобы не по твоей вине произошла оплошность. Вот что страшно…
Со странной силой действует на меня это тихое признание, и вдруг я понимаю, почему. В «Чернобыльской тетради» Григория Медведева, прочитанной накануне, щемящей нотой звучат слова умирающего от облучения реакторщика Саши Акимова: «Но мы же всё делали правильно!..» Что может быть тяжелее и больнее чувства собственной вины?
Впереди ночная смена. Не удивишь этим медиков, вахтёров, но им, знаю, удаётся каким-то образом вздремнуть часок-другой…
- А у пульта управления такое возможно?
Во взгляде Нины недоумение и укор:
- Нет, что вы. Тут постоянный контроль нужен. За температурой, перегревом, уровнем воды в барабане. Да и не тянет спать… Вот чай пьём для бодрости.
Кофе в те годы перед развалом Союза был в дефиците.
МАРИЯ, начальник цеха
В подчинении Марии Николаевны Полозковой, начальника цеха химподготовки, 62 человека, из них 17 мужчин, включая и зама. Неслабо. А вот начальники смен – женщины. Готовят в цеху химически чистую питательную воду для парогенераторов, очищают конденсат. Всё происходит в двадцати фильтрах, зимой их больше, каждый в два этажа высотой. Сами фильтры тоже надо очищать – кислотой, щёлочью. Процесс этот непрерывен. Один фильтр отработал своё, включают другой. С помощью мало податливых задвижек. Не все из них электрифицированы. Некоторые приходится, поднатужившись, поворачивать вручную. Делают это аппаратчицы-женщины, десятки раз в смену.
Воздух цеха настоян парами кислот и щелочей, кондиционеры не выдерживают производственных нагрузок. А женщины…
- Хоть бы на пенсию пораньше отпускали… - робко заговаривает маленькая щуплая женщина, как оказывается, начальник смены Гражина Иосифовна Илькевич. - Так нет, не положено.
У неё трое детей, старшему шестнадцать, младшему - шесть.
- Тяжело?..
- Да мы наоборот так рады, что есть этот, маленький… - веселеет и разглаживается её лицо. – Он такой ласковый… Вечером обязательно спросит: «А кто сегодня в ночь работает?» Молчу. Делаю вид, что спать ложусь.
- Мои тоже, - подхватывает Мария Николаевна. – Помню, Кириллу три, Наташе пять было. Надеваю ночную рубашку, ложусь. «Всё, дети, спим». Жду. Вот вроде заснули. Только вставать – «Мама, ты куда?» - «Никуда-никуда, спите». Лежу, смотрю на часы: уже только на такси успею! Так и случалось не раз.
Мария Николаевна не скрывает своего возраста. Да и как скроешь – дети вон какие! Наташа учится в университете в Минске, только не химию выбрала, как мама, а прикладную математику, Кирилл оканчивает школу. А ей не дашь и сорока. Высокая, подтянутая, очень подвижная. Спортсменка. А молодо выглядит еще и потому, что ни минутки свободной – стареть некогда.
- Не успеешь оглянуться – уже обед, потом одно сделаешь, второе, смотришь: о, уже домой время идти!.. - забавно улыбается она.
- Эх, не будь ты женщиной, поставил бы замом в цех, - вздыхал прежний директор ТЭЦ, она тогда возглавляла смену. Новый поставил начальником.
***
Резерв руководящего состава на станции есть, но женщин в нём нет. Объясняют это тем, что слишком сложные бывают ситуации. Как-то зимой повыбивало ветром окна в цехах и застеклённые проёмы на кровле. Женщин туда не пошлёшь... Да мало ли что ещё…
Ну да, мы разве не понимаем, что ради карьеры придётся жертвовать всем: детьми, домашним уютом, нормальной семьёй, а то и женственностью. Но женщины – жадный народ. Нам хочется всего, хотя бы понемногу. Хотя бы какого-то продвижения по службе, хотя бы одного ребёнка, одного мужа. Но и это, оказывается, тяжёлая ноша, для некоторых чересчур. И плачут тогда наши карьеры… Много ли мы теряем? Не знаю. Возможно, здоровая семейная жизнь в сто крат приятнее и важнее самой потрясающей карьеры.
- А знаете, после сорока чувствуется всё же усталость… - с грустью признаёт Мария Николаевна.
А я вспоминаю недавно почерпнутую откуда-то информацию, что во Франции возраст сорок лет считается временем расцвета женщины… Можно ли сказать это о наших женщинах, что наравне с мужчинами пашут в полях и цехах?..
- Немудрено, что семьи разваливаются, - пытается разобраться в химии семейных отношений Люда Судник. – Если женщина, загнанная нагрузками на работе и дома, плохо выглядит, не улыбается, злится, у мужа, конечно, пропадает к ней всякий интерес. Вот обратите внимание, часто ли муж с женой, допустим ваши соседи, ходят вместе? Да разве с детской коляской, пока молодые. И всё…
Люда только собирается замуж, но наблюдение её верное. А если еще откровеннее, не могу забыть, как давным-давно одна из коллег-журналисток в ответ на вопрос, чем занималась в отпуске, шокировала нас предельно тогда вызывающим: «Сексом!..» Сколько женщин согласятся с ней, что в другое время ни духовных, ни физических сил для интимных отношений у нас практически не остаётся.
Кто-то предлагает пойти навстречу женщинам и сократить им рабочий день. Нет уж, возражают другие, это не облегчение, а та же кабала, только дома. Не лучше ли приучать мальчиков и мужчин к домашней работе и сокращать рабочий день всем? Честно говоря, и мне такой вариант больше по душе. Как и сто лет назад, по-прежнему хочется равенства.
ЗИНА, электросварщица
Моя подруга студенческих лет работала до поступления в институт электросварщицей. Круто! Варила трубопроводы и конструкции на Белоярской и Билибинской атомных станциях. Когда Света рассказывала об этом, мы смотрели на неё, не мигая. Представить это, не видя, невозможно.
Зина Призван – электросварщица, у неё самый высокий шестой разряд. Это уже виртуозы. По мнению директора ТЭЦ, мужчинам за ней не угнаться.
Мы встретились в нерабочее время на привокзальной площади. Пушистый свитер, перламутровая помада, весёлые карие глаза. Зинаида Павловна пришла с пятнадцатилетней дочкой Жанной.
- Хорошо, что вы не застали меня в цеху. С напарником нас не различишь. Комбинезон, щиток, бахилы.
Она рассказывает, как вдвоём, примостившись у изгиба паропровода, сваривают с двух сторон стык толстостенной трубы. Один стык – четыре часа работы. Вспоминает, как много девчат в 1960-е годы шло в группу электросварки Бакинского училища. Тогда это было модным – не уступать мужчинам. Сейчас девчонки поумнели, и в строительном училище, которое окончил её сын, тоже электросварщик, этому делу обучают только ребят. Вот и Жанне, еще более черноглазой, чем мама, совсем не хочется быть сварщицей. Думаю, это нормально.