Глава 65
Наконец, из Минобороны пришёл долгожданный ответ. В нём чётко и обыденно сообщалось, что Сергей находится в Афганистане, в инфекционной больнице с диагнозом «болезнь Боткина», что состояние его в настоящее время нормализуется, и что после окончания курса лечения ему будет предоставлен кратковременный отпуск для восстановления сил в домашних условиях.
Лиза смеялась и плакала, снова и снова перечитывала небольшой текст на полстранички, напечатанный на белом мелованном листе со штампами и исходящими номерами. Несколько раз она прочла письмо Алексею и «папке».
Такая радость, такое счастье! Слава Богу, сын жив! Слава Богу!
Но неужели так трудно было начальникам Сергея своевременно сообщить матери о болезни сына?!
Чтобы не горела её душа, чтобы не выплакивала она глаза по единственному сыну, который не мог написать сам. И не только потому, что бредил в горячке болезни, но и потому, что из инфекционной больницы писать не разрешают.
Ведь человечность, забота о родителях и близких людях ребят, не по своей воле рискующих жизнями, должна быть на первом месте. Даже если это Армия, даже если это война. И тем более, если война! Так должно быть, так она, мать, понимала жизнь, так всегда поступала сама и так учила сына. И потому было обидно и тяжело на душе. Почему бездушные воинские чиновники заставили так долго страдать и мучиться, надрывая материнскую душу и сердце, до конца жизни оставив в нём постоянную боль. Кто ответит за это? И ответит ли?
Вскоре пришло письмо от Сергея. Бодрое, оптимистичное, в котором он извинялся за длительное молчание и сообщал о приезде в отпуск. О своей болезни даже не обмолвился. Наверное жалел родителей, не хотел, чтобы волновались напрасно.
Действительно, всё плохое позади, кризис миновал. Сейчас долечивается в другой, обычной больнице, зачем же их тревожить? Особенно маму?
Наверное, он потерял счёт времени, и будучи на самой границе между жизнью и смертью, не догадывался, сколько бессонных ночей провела мама и каким образом узнала о его болезни.
Через две недели, страшно худой, жёлто-чёрно-бледный, приехал в отпуск.
Две недели отпуска промелькнули, как один день.
Кажется, не успели оглянуться, а уже надо провожать Сергея в Афганистан. Переживали, тревожились, печалились, но старались не подавать вида. Ободряли, наставляли, как могли, а он только недовольно хмурился, прятал иронические улыбки, слушая наивные родительские советы.
Что знают об Афгане они, мирные люди? Что могут посоветовать ему, познавшему войну, её жестокость, грязь, кровь и смерть?!
Об этом ничего не рассказывал родителям. Зачем волновать их напрасно? Наоборот, успокаивал. Говорил, что он, врач, находится в особых условиях. Зачем знать родителям, что ему приходится сопровождать колонны боевой техники, что моджехеды подстерегают их в самых опасных местах, на узких дорогах, зажатых между горами и, укрывшись в скалах, решетят технику и людей, не разбираясь, кто солдат, кто медик или журналист. Для них все — враги.
Многие товарищи умерли на руках Сергея, и он молча глотал слёзы, не в силах спасти. И тогда черствело сердце и ожесточалась душа, и нервы сплетались в тугой комок ярости и бессилия, который жёг и бередил душу и тело, не давая спать, не давая жить.
Не надо знать об этом родителям. Они ничем не помогут, ничего не изменят.
Сергей уехал, и снова жизнь превратилась в тревожное томительное ожидание, отмеченное, словно вехами, долгими промежутками от письма до письма.
Глава 66
Алексей находил успокоение в рыбалке. Каждую свободную минуту проводил на реке и там, сидя в лодке, дотемна следил глазами за поплавком, уходя мыслями в давние события своей прежней жизни.
Лиза нашла отдушину в общественной работе - её избрали парторгом завода, там забот хватало.
И кроме того, по собственной инициативе она подключилась к волоките по «выбиванию» дачных участков для работников предприятия.
Она загорелась желанием иметь дачу - тихий зелёный оазис, где можно потрудиться и отдохнуть на природе, подышать свежим воздухом, просто побыть наедине с собой после жаркого, душного асфальто-бензинового городского многолюдья.
Дело это оказалось не таким простым, как она вначале думала. Бюрократическая «карусель» уже несколько лет водила заводской актив энтузиастов-дачников во главе с директором, из инстанции в инстанцию, из кабинета в кабинет, обещая и не решая, запутывая следы, намекая, делая умный вид и при этом даже не показывая на дверь, в которую надо стучать.
Ибо там, и только там можно решить этот вопрос.
Казалось бы, всё просто. Дайте городскому жителю четыре-пять соток болота, солончака или другой, непригодной для сельского хозяйства земли, которой в изобилии вокруг города. И пусть себе возится, вкладывает собственные сбережения, облагораживает землю, выращивает фрукты и овощи себе и своим близким, ведёт трезвый, здоровый образ жизни.
Ан — нет! Из горисполкома посылают в райисполком, оттуда к районному землеустроителю, оттуда в облисполком, те - ещё куда-то.
Лиза решила присоединиться к инициативной группе, занимающейся «дачными делами».
Главным «застрельщиком» и «движущей силой» в ней была сотрудница, поступившая работать на завод в то время, когда она была на БАМ,е.
Лариса, так звали сотрудницу, была моложе, но тем не менее, во многом они находили общий язык. Хотя подругами так и не стали. Что-то невидимое, неощутимое стояло между ними. Какая-то настороженность, ощущение быть непонятыми друг другом.
Лиза, принципиальная и бескомпромиссная, старалась быть настоящим коммунистом, убеждённым и твёрдым в своей правоте. Не стеснялась говорить людям «правду в глаза», за что её недолюбливали и даже побаивались. Обязанности секретаря партийной организации завода ещё больше углубляли и усугубляли эту её «правильность».
Лариса наоборот, производила впечатление доброй и мягкой, была неконфликтной и коммуникабельной. Хотя, познакомившись поближе, Лиза с удивлением обнаружила, что настойчивости и твёрдости характера занимать ей не приходится.
В тех инстанциях, куда они обращались в поисках решения «дачного» вопроса, видя их настойчивость и явное нежелание «отфутболиться», начинали напрямую издеваться над двумя наивным женщинами, пытавшимися так просто получить землю для дачного кооператива.
- Понимаете, все подходящие участки уже заняты, - объясняли им в исполкоме.
- Ну как же так, неужели ничего не осталось? Нам много не надо. У нас совсем небольшое количество желающих, поэтому подойдёт совсем небольшой участок. Ведь даже рядом с трассой столько пустующей земли, которую можно дать нашему коллективу под дачи, - настаивали упорные женщины.
- Хорошо, - говорили чиновники, делая вид, что сдались. - Найдите себе участок, и мы вам его оформим.
Воодушевлённые победой, дачные энтузиастки мчались на завод порадовать директора, который должен был заниматься этими делами сам, и потому рад был переложить их на чужие плечи. Он старался помочь и во всём шёл навстречу энтузиастам.
Двумя годами раньше директор «по-знакомству» выхлопотал себе дачу в хорошем месте и теперь чувствовал угрызения совести перед коллективом, который, чуть ли не единственный в городе, до сих пор не имел своего дачного кооператива.
В поисках участка, директор даже сам садился рядом с водителем в кабину недавно полученного заводом «Москвича-фургона». Женщины усаживались в грузовом кузове, приспособленном заводскими умельцами для перевозки людей, и они начинали колесить по пыльным и ухабистым загородным дорогам.
Лиза делала эскизы местности, определяя расстояние по спидометру и промеряя шагами от каких-либо знаков, которые должны быть отмечены в землеустроительных документах, чтобы потом точно определить место участка на картах района.
Когда таких эскизов набралось больше десятка, оформили всё надлежащим образом, написали все необходимые прошения от коллектива, собрав подписи администрации, профсоюза, партийной и даже комсомольской организаций.
Вооружённые, как они полагали, «до зубов», вместе с директором отправились в исполком, почти уверенные, что уже завтра будут иметь дачи.
В прохладном исполкомовском кабинете, под монотонный шумок кондиционера, молодой человек, красиво подстриженный, казённо-вежливый, одетый, несмотря на июльскую жару, в строгий чёрный пиджак, белоснежную рубашку и, что особенно поразительно, летом при галстуке, начал лениво перелистывать эскизы.
Все трое заводских просителей напряжённо смотрели на лицо молодого человека, словно пытались прочесть, какой из предложенных участков он выбрал.
Но лицо оставалось беспристрастно-спокойным.
Молодой человек не спеша ещё раз пересмотрел эскизы, затем, после долгого высматривания чего-то в окне четвёртого этажа, наконец заговорил, стараясь не только интонациями, выражениями, самим построением речи, но даже и тембром голоса быть похожим на самого высокого исполкомовского начальника:
- Да, я понимаю, что вы хотите оформить дачи для коллектива. И вы проделали большую работу, - он поднял вверх и потряс возле своего уха эскизами, - но мы это утвердить не можем.
- Почему?! - разом вскинулись заводчане.
Молодой человек пожевал губами и снова надолго замолчал, затягивая паузу и явно наслаждаясь растерянностью назойливых посетителей.
- Почему? - переспросила самая нетерпеливая Лариса.
- Да потому, - с торжеством произнёс молодой человек, - что это не наша земля.
- Как, не ваша?
- Эти земли отведены колхозам. Они хозяева, с ними и надо договариваться.
- Что же в таком случае распределяете вы? - пошла в наступление Лиза. - Зачем тогда вы сидите здесь, - она рукой обвела вокруг, словно подчёркивая этим жестом комфортную прохладу и уют чиновничьего кабинета. - Если вы ничего не решаете, зачем заставили нас делать эти эскизы? Почему не дали нам планы ваших земель, чтобы мы не делали ненужную работу, если в самом деле заинтересованы были помочь? Где эти планы, покажите!
Такого напора молодой человек не ожидал и потому растерялся, а растерявшись, начал делать глупости.
- Дело в том, что сейчас у меня этих планов нет в наличии, - мямлил исполкомовский мальчик, как-то сразу потерявший зарождаюшуюся начальственную бархатистость в голосе.
- Так почему вы говорите, что это колхозные земли? Может, просто не хотите сами решить этот вопрос? Тогда мы пойдём к вашему начальнику, может быть, он поможет, - Лиза хотела было подняться со стула, но тут молодой человек подскочил, как на пружинах, и уже совсем мальчишеским дискантом прокричал:
- Нет! Нет! Он тоже ничего не решит! Свои дачи вы сможете решить в лесхоззаге! Там все планы. Там вам скажут, где есть свободная земля. Надо идти в лесхоззаг, в лесхоззаг, только туда, - умолял молодой человек.
Испугавшись, что эта делегация двинет сейчас к его начальнику, он выдал тайну, назвал дверь, в которую надо было стучать с самого начала, и о которой он и все его коллеги дружно молчали.
Наверное опасались, что если люди будут идти по адресу, то им, исполкомовским чиновникам, придётся скучать в одиночестве, а просидеть восемь часов в полном безделии, даже в прохладной тишине кабинета, довольно утомительно. Ещё и сократят ненароком, увидев полную ненужность скучающих чиновников.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2019/01/19/780