- Так чем же ты в полицаях занимался-то, - начал майор, - также больше слёзы лил?
- Работы хватало. Определили меня в местную комендатуру Прожи рядовым полицаем. Началась служба по охране дороги, самого городка, выезды на периферию, как любил говорить наш комендант Сафонов, невысокий, коренастый мужик, прозванный в народе за свою жестокость Гитлером. Не только за партизанами гоняться, но и просто «обозначить присутствие оккупационной власти на местах». Когда по разнарядке сбор населения на работы в Германию, когда для поддержки авторитета старосты. Хлеб и картошку по осени у селян отнимать ездили. Но в основном, конечно, партизаны и охрана железки. По воскресеньям и средам или в другой какой день, если не мог по времени в те дни, шёл в храм к попу. Приходилось идти к самой воскресной службе – я же по легенде был верующий. Стоять и слушать. И смотреть.
- Ну и что же ты там рассмотрел, кроме старух, которые при Николашке Кровавом пенсион свой выслужить успели?
- Ага, такого насмотрелся, что самому интересно стало. Старухи, конечно, были. Без них никуда. Старики тоже присутствовали, но в основном была молодёжь. Ну, как молодёжь – по сравнению со старухами, женщины – и молодые и постарше. Считай те, у кого мужики на фронте. Мужья да сыновья… За них и молились. Тяжело ждать годы, когда знаешь, что весточки нет и не будет ещё невесть сколько. Да и будет ли вообще… Когда каждая минута у мужика может быть последней. Или, может, уже была она, эта его последняя минута, год или месяц назад. Или вот сейчас прямо наступает… За детей своих молились – тут посреди немцев тоже радости не рассыпано. Могут в облаву попасть и сразу в Германию. А ты мечись, ищи, спрашивай – переспрашивай, думай – гадай, куда пропал, жив ли, видел ли кто… Могут по неразумению детскому пакость какую мелкую немцу подкинуть… а немец уже не будет разбираться пакость это или диверсия… Как отец Николай успокаивать, ободрять и обнадёживать умеет, как ловко на путь наставляет, по себе знаю, вот и тянулись к нему все бабы городские да с окрестных деревень. Полицаи наши тоже приходили. Немного. И все из свежего пополнения. Обычно всего трое, кроме меня.
- Тоже грехи замаливать? – майор поперхнулся табачным дымом. Или иронией.
- Не знаю. Мы, которые в храм ходили, все сторонились друг друга. Что на службе, что в храме. Стыдились, наверно. Не за храм, за службу. Я так думаю. Но стал я к этим троим приглядываться. Смотрю: то один в облаве народ через себя выпускает, пока никто не видит, то другой в перестрелке с партизанами на железке палит из винтовки быстрее, чем из пулемёта, да так, что только шишки с деревьев на партизан валятся. Третий тоже, смотрю, филонит по возможности. Может, кто ещё так поступал, не знаю. Не приглядывался бы специально к этим троим и их бы не приметил. Тут и самому ещё ухо востро держать приходилось – сам-то тоже и мимо стрелял, и людей пропускал, ещё и слушал, чего знать не следует. Но рядовой много ли узнать может… Доложил попу: так и так, надо поговорить с людьми. А тот отвечает, что подожди, не стоит, мол, пока. Я-то ведь не на богомолье к нему в храм ходил, а по делу. Всё, что знал, пересказывал. О том, что немцы вдоль железки лес будут вырубать по триста метров в обе стороны, о том, как охрана дороги поставлена и самой Прожи. Планы комендатуры на ближайшие дни, те, что мог услышать, конечно. То поп попросит узнать про охрану то депо, то водокачки, а потом «Бум!», и водокачка рухнула… Почитай до самого июля так продолжалось.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/01/03/472