Если вы думаете, что домовых не бывает, ошибаетесь. До 31 декабря 2003 года я тоже в них не верила, но произошедшее убедило меня в обратном.
Именно в этот день, продав накануне свою старенькую «хрущёвку», я въехала в не менее старенький дом, о приобретении которого мечтала несколько лет и который стал для меня этапом новой жизни, обещающим приятные перемены.
Сидя на стуле посреди одной из комнат в окружении мешков, коробок и мебели, ещё не нашедшей своего места, я радовалась: «Наконец-то не увижу соседей справа, шумно выясняющих отношения (особенно по ночам) и соседей сверху, постоянно забывающих выключить воду в ванной комнате. Разве это не счастье?!»
Возле ног крутился котёнок, запущенный в дом первым и уже успевший освоиться в необычной обстановке. Глядя на его довольную морду, я умилялась: «Ну, что, киска, нравится? Ты теперь свободная – можешь гулять во дворе, сколько хочешь, и никто тебя не обидит, не напугает, не пнёт. Никто! Так же, как и меня…»
За окном падал крупный снег, создавая новогоднее настроение. До боя курантов оставалось пять часов.
И тут я вспомнила о судаке, лежавшем на столе среди мешочков и пакетиков в ожидании своего часа. Заливное из судака – одно из традиционных блюд моего праздничного стола, и отказываться от него, даже находясь в «состоянии невесомости», не хотелось.
Пока рыба варилась, я разбирала коробки.
Готовому блюду требовалось охлаждение. Поскольку холодильник ещё не обрёл постоянного места жительства, я решила остужать заливное на крыльце. Задерживаться на морозе не собиралась - выскочила в халате и в тапках. Но, как говорится, беда приходит оттуда, откуда её не ждёшь: неожиданно дверь захлопнулась – я осталась на улице… в компании судака.
Ужас охватил меня: сердце в груди заколотилось, возвещая о предстоящем испытании. Вопрос «что делать?" повис в воздухе. Сначала почувствовала, как мёрзнут уши, потом – колени, ступни ног… - казалось, ещё немного, и я превращусь в ледяную статую. Оглянулась по сторонам – ни в одном из домов не было света, как будто все они в одночасье опустели. Куда бежать? Да и не разбежишься в тапках-шлёпках по снегу. Кого звать на помощь? Подпрыгивая на месте, я повторяла: «Вот Таня - дура! Вот недотёпа! Вечно с тобой происходят глупые истории! Думай, шевели мозгами!». И решение пришло.
Возле дверей было небольшое окошечко, скорее похожее на форточку. Пролезть через него, конечно, я бы не смогла. Но разбить стекло и попытаться дотянуться через проём до замка… Почему бы и нет? Поискав глазами предмет, который мог послужить молотком, я остановила взгляд на алюминиевом судке, в котором покоилось успевшее замёрзнуть рыбное заливное. «Что ж, за неимением лучшего буду бить «судаком», - решила я. Размахнулась – и осколки стекла посыпались к ногам. Обмотав руку подолом халата (благо, он был не коротким), я медленно вытаскивала из оконной рамы осколки стекла, боясь пораниться. И наконец вздохнула с облегчением: просунув окоченевшую руку в освободившийся оконный проём, дотянулась до английского замка – дверь открылась. Радость от спасения невозможно сравнить с радостью обретения какой-либо вещи или даже встречи с другом. Всё внутри заполнилось этой радостью – хотелось прыгать, кричать, махать руками.
Я вбежала в дом, держа в руках судок со злополучным судаком. Зубы стучали, уши горели. Котёнок, ничего не подозревая, мирно спал на диване, наслаждаясь теплом. «Надо же.., - позавидовала я. - Вот бы погреться возле него! Потом, всё потом. А сейчас надо разделаться с рыбой, из-за которой весь этот сыр-бор! Зря, что ли, мучилась?»
Сначала я заткнула дышащий морозом проём в окне подушкой и поставила замок на предохранитель (на всякий случай!), затем, найдя купленную накануне бутылку водки, налила в рюмку обжигающей жидкости, выпила залпом – и замахала руками, как будто глотнула яда. Положив на тарелку большой кусок судака, вынесла приговор: «Конец тебе, моя мучительница!»
Дрожь в теле не исчезла – хотелось забраться под одеяло с головой. Так и сделала. Выпитое «лекарство» подействовало быстро – дремота навалилась и заставила закрыть глаза.
Проснулась, когда половицы заскрипели. «Неужели воры?! – ужаснулась я. - А что, вполне может быть. Окно разбито – любой до замка дотянется. Никакая подушка не спасёт». Послышались голоса, а затем - вопрос:
- Дома есть кто или нет?
Я вздохнула с облегчением: «Уже хорошо. Значит, не грабители, не убийцы. Те без стука вломились бы и вопросов не задавали. Тогда кто же это?!»
- Есть, есть, - закричала я, выпрыгнув из-под одеяла и направляясь к выключателю.
Передо мной предстали мужчина и женщина в фуфайках, с палками в руках. Я оторопела, не понимая, как себя вести. Увидев в моих глазах испуг, «пришельцы» положили палки на пол, переглянулись.
- Ну, слава Богу, жива. А мы-то решили, что нету тебя уже. Прогуливались да увидели, что окно у тебя разбито и подушкой заткнуто – испугались. Был бы телефон, позвонили бы в милицию. Да нету его у нас. Обходимся как-то без него. Соседи мы твои. Из дома, что напротив.
Мужчина протянул руку.
- Ну, будем знакомы. Я Иван Васильевич. А это жена моя, Катерина. – Что случилось-то, рассказывай.
- Обычная история. Дверь захлопнулась, а я на крыльце осталась. Вот и пришлось стекло разбить.
Сосед, снимая шапку и приглаживая волосы, изрёк: - Домовой это. Он выгнал тебя на улицу. Эти товарищи всегда новых жильцов в домах проверяют – смотрят, что делать будут, как выпутываться. Смотрят да посмеиваются.
Катерина закивала головой, соглашаясь с мужем.
- Домовой?! – удивилась я. – Разве они бывают? Это же выдумки, сказки.
- Не говори так, а то он обидится и будет испытывать постоянно. Есть они, точно знаю, есть. Привыкают к своим хозяевам, вот и не хотят других, - продолжал Иван Васильевич. – Ладно, раз всё в порядке, пойдём мы. Новый год скоро. – Достав из кармана часы, крякнул.
- Оть! Через двадцать минут уже…
Я замахала руками, боясь остаться в доме одна (после намёка на домового было страшновато).
- Нет, нет, не уходите. У меня и водочка есть, и рыба заливная. И ещё что-нибудь быстренько найду.
Услышав про водочку, сосед без слов направился к столу. Пододвинул стулья - для себя и для жены - и уселся в ожидании обещанного угощения.
Бой курантов встретили втроём. Никогда ранее новогодняя ночь не была у меня такой тихой и размеренной. Соседи рассказывали о себе, о детях и внуках, не забыли ни собак, ни кошек.
Гость снова вспомнил о случившемся.
- Шалун, твой домовой-то. Вон что сделал – на мороз тебя, бабу, выгнал. Не пожалел. Знать, баб не любит. Знать, досталось ему от хозяйки прежней. Да и то правда. Жили Макарыч да Ивановна, хозяева-то бывшие, неплохо, но уж больно мужику баба крикливая досталась: выпьет Макарыч, а она… орать на него да по столу стучать! Он ей тихо так: «Угомонись, Ивановна, угомонись», а она ещё сильнее. Валенком его называла, никак иначе. Валенком и швыряла в него. Кинет, а потом ещё и подзатыльник даст. Он смирный был, терпел, улыбался только. Накричится евойная баба да и утихнет. А он ей: «Ну, что, мать, мир?» Та в ответ: «Куда ж деваться – мир», да и сама рюмочку ему опосля ссоры нальёт. А домовые шума не любят – тишину им подавай, спокойствие.
- Да, верно, - вступила в разговор Катерина. – Вот недавно у нас был такой случай: гостили внуки, музыку гоняли и днём, и ночью. Включат какие-то бахи-бабахи – хоть из дому беги. Васильич скажет: «Хватит уж, выключайте. Голова разболелась». – Они в ответ: «Дед, не мешай. Дай послушать. Иди во двор – там посиди». Вот однажды включили поздно, в полночь, дед замечание сделал – они как будто не слышат. И вдруг ихняя тарахтелка задымилась. Хорошо хоть пожар не случился.
- Это дворовый*, никто другой, - почёсывая затылок, уверил сосед. - Ведь и второй раз так же сделал. Отремонтировали магнитофон-то да опять за своё. Ну, никакой мочи нет слушать этакое. Домовой опять на защиту пришёл – ленту стал рвать да жевать. А потом ещё и такое было: спрятался он в ножке стола да стал постукивать, когда разговоры резкие за обедом услышит. Как будто молоточком: тук-тук… Справедливый он у нас, добрый. Мы ему на ночь время от времени на столе молочка немного оставляем да ломтик хлеба. А ещё, сказывают, он сахар кусочками любит. Тоже кладём. Домовой нас и не беспокоит – доволен. Вот и ты так сделай. Не забудь только. Домашний дух добрых любит. И хозяйственных. Ежели избу будешь в порядке держать, он только спасибо скажет да защитит в нужный момент.
Рассказ о домовых произвёл на меня впечатление, хотя веры в их существование не было. Но… кто знает… а вдруг?
Посидев в гостях часок-другой, соседи ушли. Спать уже не хотелось, и я продолжила разборку коробок и мешков. Тихо играл магнитофон, создавая настроение, котёнок крутился возле ножки стола, как-то странно мяукая. «Уж не домового ли почуял?» - подумала я. – В ответ… услышала стук, раздавшийся из этой самой ножки. Мурашки пробежали по спине, но испуга не было – был интерес.
- Добрый дядюшка, домашний дух, это ты? – спросила я, не надеясь на ответ. – А он последовал: в ножке стола что-то снова застучало.
- Я на тебя не обижаюсь, - продолжила я разговор, - понимаю, что нарушила твой покой. Прости. Давай подружимся? – и в ножке стола вновь что-то стукнуло – значит, согласился.
Ложась спать, я оставила на столе полстакана молока и кусочек сахара, чтобы задобрить «настоящего хозяина» дома.
С тех пор мы стали друзьями. Проявление дружелюбности домового наблюдала не раз: кто обижал меня в этом доме, получал сполна. Но об этом рассказывать я не стану: тайна должна оставаться тайной.
*дворовый = домовой