Холодным зимним днем Полина и десять молодых девушек прибыли к месту назначения. Мороз в этот день перевалил за двадцать градусов, а на ногах у многих девушек были ботинки, и только у Полины и еще одной курносой девчушки лет восемнадцати, валенки. Многие из них, когда просились на фронт, были согласны на любые условия, лишь бы любыми путями попасть на войну. Они и понятия не имели, что существует и другой фронт, где так же боролись за победу, только не с винтовкой или автоматом в руках, а с корытом, стиральной доской и утюгом. Им, не нюхавшим пороха и не видевшим воочию войну, казалось, что они должны с автоматами или винтовками наперевес идти на врага и стрелять, стрелять в ненавистного врага, мстить за страдания и смерть родных и близких людей, за Родину, которую топтал враг.
И вот теперь они стояли в строю перед невысокой женщиной со строгим лицом, которая смотрела на них, словно, оценивая, выдержат или не выдержат они трудности, которые им предстоят.
– Я замполит банно-прачечного отряда, лейтенант Бортинская. Сегодня каждая из вас получит стиральную доску и корыто, и это будет ваше оружие в борьбе с фашистом, и для вас начнутся тяжелые фронтовые будни. От нас с вами также зависит, как будут воевать с врагом наши солдаты, бойцы, воины. Вши и грязь это такой же враг солдата, как и фашист. Наш фронт здесь. Мы с вами такие же солдаты и должны понимать, что если наши бойцы вместо того, чтобы после боя могли хоть сколько-нибудь поспать, будут чесаться и страдать от укусов вшей, то воевать им будет очень тяжело. Мы должны обеспечивать бойцам чистоту их обмундирования. Скажу сразу: работы будет очень много, трудностей тоже много. Хозяйство у нас большое, как вы успели заметить, и всех мы обстирываем, а самое важное – это полевой госпиталь. Перевязочного материала не хватает, поэтому приходится стирать неоднократно бинты, кроме этого простыни, халаты и прочее белье. Но, девочки мои дорогие, – голос замполита дрогнул, – надо терпеть, надо выдержать всё во имя нашей победы.
Она посмотрела на Полину и курносую девчушку, стоящую рядом с ней, и обратилась к ним.
– Валенки вам здесь не подойдут, нужны ботинки или сапоги. Обратитесь к товарищу Товаркиной, она вам выдаст, – показала она на женщину средних лет.
Бортинская круто развернулась и пошла в сторону землянок, а девушки последовали за Товаркиной получать инвентарь. Полине выдали свою стиральную доску, корыто и пару огромных мужских ботинок. «Ничего, с носками теплыми не слетят с ног», – подумала она и отправилась следом за девушками к месту работы.
В землянке, куда они вошли, стоял тяжелый смрадный дух. Женщины дружно повернули головы в их сторону. В усталых глазах вспыхнуло любопытство: кого привезли в этот раз? В руках у каждой был огромный утюг, нутро которого было заполнено раскаленными углями. Они ловко орудовали этими тяжелыми железными монстрами. Девушка, работающая в это время у самого входа, окинула их озорным взглядом и громко сказала:
– С прибытием, девчонки, в наше банно-прачечное войско! Смотрите, как мы делаем, и делайте тоже самое, вот и вся наука, – засмеялась она. – Меня зовут Валя Космыгина, я тут буду за старшую. Завтра утром придет партия белья с передовой, а сейчас, будете помогать нам, надо доделать сегодняшнюю работу. Садитесь вот здесь, берите в руки лезвия и вот так срезайте со швов гимнастерок присохшие вши и гниды, – она быстро срезала лезвием полоску паразитов, улыбнулась задорно и отошла к своему утюгу.
Вот так и начались у Полины и ее подруг фронтовые будни. Они сели туда, где сумели примоститься, и, вооружившись бритвами, начали срезать прижаренных утюгами насекомых, которые в неимоверных количествах присохли к швам постиранных вещей. Через час такой работы начала ныть согнутая спина, и многих девчонок, никогда не видевших вши и гниды, мутило от такой работы. Они с трудом сдерживали рвотные позывы.
Рядом с Полиной снова оказалась курносая девчушка, которая, словно, привязанная с первого дня ходила за ней повсюду.
– Тебя как зовут? – спросила ее в полголоса Полина.
– Рита. А тебя как?
– А я Полина. Сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– А я думала тебе меньше, – с сомнением, бросив на нее быстрый взгляд, не отрываясь от работы, сказала Полина.
– Ты только никому не говори, пожалуйста, я соврала, прибавила себе два года. Я ходила каждый день, чтобы меня взяли на фронт. Мамки у меня нет, а папка на войну ушел сразу. Мы с бабкой
остались.
– Ты что же бросила бабушку одну?
– Да нет. У меня еще одна сестренка есть, Валька. Ей тринадцать лет скоро будет. Бабке только легче будет, если один рот убавится. Мамка-то в прошлом году умерла от родов. И дитёнок тоже помер сразу. Бабка сказала, что оно и к лучшему. А то сама померла, а лишний рот и заботы оставила бы нам. Ты не думай, она не злая, хорошая у нас бабка. Только жилось нам тяжело, денег всегда не хватало. Мамка дворничихой работала, а папка машинист на паровозе. Он как с рейса приходил так целый день, бывало, пил, потом нас на улицу выгонял, мы и мыкались в дворницкой. Мамка плакала часто, работала много до самых родов. Зимой снегу было много, вот и надорвалась, – шмыгнула носом Рита. Глаза ее были полны слез. – Поля, а тебя не тошнит?
– Тошнит маленько. Но ты думай о чем-нибудь хорошем, отвлекайся как-то, и легче будет.
Полина разогнула затекшую спину и, посмотрела по сторонам. Девушки, закончившие гладить, также сидели и привычными движениями орудовали бритвами.
Валя Космыгина обратилась к прачкам.
– Девчонки, напоминаю, завтра привезут новую партию белья с передовой. А то, что готово к отправке, погрузим в грузовики. Лена Журавлева и Василиса Рыбкина поедут в сопровождении.
– Валя, а можно я поеду? – встрепенулась девушка, сидевшая недалеко от Полины. – В прошлый раз мне там один старшина приглянулся. Девочки, Лена, или ты, Вася, уступите мне, а? Он так на меня смотрел, девчонки, у меня аж в животе все переворачивалось. Глаза у него такие голубые, ну чисто наше озеро в Семенихах, утонуть можно, волосы и усы светлые, и пилотка набекрень. Не боец, а мечта! – мечтательно закатила она глаза.
– Нет, Света, я и сама хочу поехать. Мне тоже молодой лейтенантик понравился. Вон пусть Васька не едет, у нее жених есть, – заартачилась Лена Журавлева.
– Хорошо, Колмогорова, если Василиса не возражает, то поезжай ты.
– Пусть едет, – подала голос Василиса.
– Девчонки, я не понимаю, как в такое время можно думать о любви, о мужчинах и о романах с ними? – резко, с осуждением в голосе, заговорила красивая черноволосая девушка. – Война идет, люди гибнут, сейчас об этом и думать как-то должно быть стыдно.
– О любви, Люсенька, думать нужно всегда, – оборвала ее Светлана. – Ты еще молодая, тебе только восемнадцать лет, ничего ты не понимаешь. Без любви жить нельзя! Столько горя кругом, сердца черствеют от ненависти и души черствеют, и чернеют.
– Вот кончится война, тогда и любить будем, – стояла на своем Люся Кочегарова.
– Я тоже так думаю, – вступилась за подругу девушка с огромными глазами на круглом лице с веснушками. – Мы когда сюда ехали, поклялись, что до конца войны об этой ерунде даже не думать. Страшно сейчас полюбить кого-то. Полюбишь, а завтра его вдруг убьют. А потом как жить? Лучше уж никого не впускать в сердце.
– Нет, Клавочка, вы меня не переубедите. Война войной, а жить хочется, любить хочется, и вы меня можете сколько угодно осуждать.
– А ты люби, Светонька, – печально сказала немолодая на вид женщина с совершенно седой головой. – Я тебя не буду осуждать. Мой Петя погиб, а ему только восемнадцать исполнилось в начале войны. Не было у него девушки, ничего еще не видел, не целовался еще ни с кем даже, стеснительный был. А теперь его нет, и ничего уже не будет у него, ни первой любви, ни жены, ни детей.
Женщины надолго замолчали, продолжая машинально делать свою нелегкую работу.
Гора выглаженного и обработанного обмундирования была уложена в большие мешки, когда было уже около одиннадцати часов ночи.
– Девчонки, все, шабаш! Быстро приводим себя в порядок, и спать, – скомандовала Валя Космыгина. – В караул сегодня идут Береговая, Гафурова и Смагина. Решайте сами, кто за кем будет. Ну, что новенькие приуныли? Это еще только цветочки. Завтра узнаете, какие ягодки тут у нас бывают.
Полина думала, что сейчас все повалятся спать, так велика была усталость. Но не тут-то было. Девушки-прачки достали свои самодельные бигуди на тряпочках и стали наворачивать на волосы.
«Боже мой, у них еще хватает сил на это», – удивленно подумала Полина.
– Фируза, ты мне завтра дашь свою помаду губки подкрасить. Надо совсем сразить этого старшину, – засмеялась Света.
– Может, твоего старшины уж и в живых-то нет, а ты тут губы раскатываешь, – голос девушки, сказавшей это, был злой и недовольный.
– Вот ведь какая ты, Танька, умеешь настроение испортить. Тебе бы, Сидорова, мужиком родиться надо было, и не в наше время…, – девушка задумалась. – Даже не знаю, в какое время. Сухарь ты, Танька. Не слушай ее, Валя, дам я тебе помаду.
– Все девочки, отбой. Сидорова, Камалова! Хватит уже вам, вечно вы не ладите. Спать всем, – строго прикрикнула Космыгина.
Вскоре наступила полная тишина, девушки почти мгновеннопровалились в сон.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/12/13/1590