В конце августа мне купили школьную форму, мама заплела косы с бантами и мы поехали в Ухту в фотоателье. Сделали парадный портрет в полный рост, еще и с портфелем. На фото я получилась грустная и серьезная, ни капли радости и детскости на шестилетнем лице.
Фотографий сделали несколько штук, разослали всем родственникам, а одну оставили себе. Как почти все мои детские фотографии, она потерялась.
Косы стали для меня сущим наказанием! С густыми волосами было трудно совладать, поэтому до школы в качестве повседневной прически я предпочитала стиль хиппи (о чем, конечно, не догадывалась) — распущенные кудряшки, как можно реже контактирующие с расческой.
Теперь же каждое утро начиналось с заплетания кос и с приблизительно одинаковых диалогов:
- Не дёргай мне волосы! - страдальчески просила я.
- Ну, я же не дёргаю! -удивлялась мама.
Она и в самом деле старалась заплетать косички как можно бережнее, но голова моя никак не могла привыкнуть к цирюльным процедурам.
Уже только одно заплетание вызывало у меня глухое недовольство школой в целом. А ещё это раннее вставание…
Утром как никогда ощущается,как приятно обнимает,окутывает тебя мягкая перина,ты уж с ней как будто единое целое.Как не хочется с ней расставаться!
Возможно, именно потому, что мне было трудно вставать по утрам, я в первый же месяц учебы решила заняться бегом. Иначе как объяснить, откуда у шестилетнего ребенка взялось такое решение? Может,о том,что надо заниматься спортом и делать зарядку,говорила учительница -этого не помню, но весь сентябрь, до заморозков и первого снега, я в трусах и майке выбегала на улицу и мчалась во всю прыть до болота. Туда и обратно получалось метров четыреста.
Первые классы- «А» и «Б» - учились в отдельном одноэтажном здании. Там же находился спортзал. Когда учительница - очень красивая и элегантная! - завела нас первого сентября в небольшую рекреацию, она рассказала, где находятся классы, раздевалка, туалеты. Почему-то все ребята тут же ринулись осматривать (или использовать по назначению) те самые туалеты.
В рекреации остались только я, учительница и некоторые родители. Я почувствовала неловкость от того, что стала объектом внимания взрослых. Они немного пошутили по поводу моей обособленности. Сказывалось "неорганизованное", как говорят педагоги, детство, попросту говоря — то, что я не ходила в детский сад. Дух коллективизма мне был чужд. Но я мужественно продолжала стоять одна, так и не присоединилась к одноклассникам.
Несмотря на мою скрытую неприязнь к школе, училась я легко, была отличницей . Было немного скучно, потому что остальные ребята в классе учились читать, и учились довольно неспешно. Сначала буквы изучали, потом слоги. Я не могла понять: зачем при обучении чтению положено хором тянуть: «Маа-ма мыы-ла раа-му»? Мне казалось, что такая техника только сбивает с толку учеников. «Пока они тянут эти слоги - забудут вообще всё,что читают»,- думалось мне.
Писать нас учили тоже постепенно, поэтапно. Сначала в прописях мы чертили всякие палочки, кружки и крючки простым карандашом, потом перешли на перьевые ручки.
Ручка была деревянная, с металлическим держателем, куда вставлялись стальные перья. Учительница терпеливо объясняла, как правильно держать ручку, в какую сторону должен быть наклон тетради, и постоянно повторяла условие при выписывании букв: «нажим- волосок, нажим- волосок...»
Иногда могли возникнуть кляксы: то какая-нибудь соринка, попавшая в чернильницу, прицепится, то чернил слишком много зачерпнётся, то перо вдруг ни с того ни сего воткнется на ровном месте в бумагу и «забуксует».
Чтобы грязи было поменьше,в каждой новой тетрадке на первой странице всегда лежала «промокашка» - промокательная бумага, рыхлая и мягкая. Ею надо было промокать текст, если предстояло перевернуть страницу. Ну,и вообще — в таком сложном деле, как чистописание, вещь была не лишняя.
Чистописание мне очень нравилось.Добиваясь совершенства письма в своих домашних работах, я порой вырывала листки из тетради,а когда их отсутствие становилось заметным, заводила новую тетрадь.
В октябре нас принимали в октябрята. Мероприятие проходило в клубе, очень торжественно. Александра Викторовна поручила мне со сцены читать стихотворение Зои Александровой:
Стала Таня октябрёнком в школе,
Звёздочку на грудь ей прикололи.
Таня этой звёздочкой гордится,
Ходит важно мимо дошколят.
…
Таня пишет цифры без ошибки,
Буквы, как по ниточке, стоят.
Смотрит Ленин с доброю улыбкой
На своих внучат, на октябрят.
Я очень волновалась, и все же отметила про себя, как звонко, и в то же время красиво, мелодично звучит мой голос. В зале - ни звука, абсолютная тишина. Зрители внимательно слушают. Я поняла : голос может быть почти волшебным - ТАК влиять на людей!
В конце первой четверти я заболела . Высокая температура,состояние прескверное. Пришедший на дом врач Зеленский определил: «ветрянка». Уже через пару дней мне стало гораздо легче, но всё тело было усыпано зудящими пузырьками, которые я с большим энтузиазмом смазывала крепким раствором марганцовки. Лицо тоже было довольно раскрашенное, так что смахивала я на жителя какого-нибудь загадочного племени.
И вот меня, такую всю расписную -раскрашенную, решили навестить одноклассники, вместе с Александрой Викторовной.
К моей радости, в квартиру зашла только учительница. Ребята столпились на крыльце и по очереди заглядывали в окно, пытаясь меня рассмотреть. Я страшно стеснялась и старалась держаться от окна подальше.
Горячих завтраков у нас в школе не было, потому как школьной столовой тоже не было. Но, чтобы мы не проголодались до окончания уроков, на большой перемене нам приносили (скорее всего, из поселковой столовой) большой поднос с булочками и котлетами. Стоил этот «комплект» двадцать копеек.
Ровно столько мне давала мама каждый день «карманных денег». Карманными они были в прямом смысле слова- я носила их в кармане фартука.
Иногда ассортимент на подносе менялся- приносили пирожки с яблоками или повидлом. Стоили они дешевле, и у меня оставались деньги.
Тогда по дороге домой я заходила в книжный магазин. Он находился неподалеку от «тройного» - крошечный, будто игрушечный, домик. Покупала почему-то брошюры на медицинскую тему. Был у меня к ним необычайный интерес.Журнал "Здоровье" нравился.И рассказы мамы про лекарственные травы слушала с большим интересом. Мамина сестра, тетя Люся, мне впоследствии рассказывала, что двоюродный дед был знаменитым врачом, имел научные труды.Не иначе,как какой-то "докторский ген" кочевал по родне.
В конце второй четверти Александра Викторовна спросила маму: «Кем будет Таня на новогоднем утреннике?» Маму вопрос застал врасплох, потому что мы об этом совсем не думали. Увидев мамину растерянность, учительница предложила для меня костюм Клубники. Показала рисунок в какой-то методической книге.
- Тане очень подойдет,-сказала она при этом.
Швейной машинки у нас не было — пришлось идти к тете Тане Клементьевой и просить сшить мне платье из марли. Платье получилось красивое, с пышными оборками. Мама его накрахмалила, а на оборки наклеили рисунки клубники — Аалександра Викторовна дала целую стопку. Скорее всего, это были запасы из наглядных пособий.
Утренник для первых классов мне запомнился. Всё внове, всё празднично и волнующе. И платье необыкновенное, и кудри, как у принцессы. И даже какой-то подарок дали за костюм. Но дело не в подарке. Видимо,мне так не хватало ощущения праздника!
В третьей четверти уроки физкультуры должны были проходить на лыжах. А у меня лыж не было. Их не было и в магазине. Мы обошли всех знакомых и соседей - ни у кого не нашлось детских лыж. Предлагали охотничьи: широкие,с камусом - «подбитые» оленьим мехом. Но на таких далеко не убежишь…
Что делать? Папа решил сам изготовить мне лыжи. Рубанком из досок выстругал две аккуратные лыжинки, даже носы им загнул, как у настоящих. Прибил резиновые колодки, чтобы валенки не скользили, ремешки для крепления - всё,как полагается. И даже палки в придачу смастерил!
На всякий случай решил на улице проверить, как я буду управляться с этим деревянным хозяйством. Заодно объяснил, как вообще на лыжах люди катаются. Так что на урок физкультуры я пришла с соответствующим инвентарем. Ребята удивлялись:
- Смотрите, какие у Тани лыжи! Самодельные!
- Кто тебе сделал лыжи? - спросила Александра Викторовна.
- Папа.
- Какой у тебя папа замечательный! Мастер! - похвалила она.
Спасибо ей. Несмотря на молодость, Александра Викторовна была тонким, мудрым педагогом. Она чувствовала, что мне очень трудно адаптироваться в коллективе, помогала преодолевать бесконечную стеснительность, вселяла веру в себя и делала это исподволь, ненавязчиво, деликатно. Одноклассники, кстати, больше к теме самодельных лыж не возвращались.
И еще одна картинка в памяти про первый класс.
Мороз под сорок, но меня будят, как обычно,в шесть утра. «Все равно в школу надо!» - говорит папа. К слову «надо» приучал чуть ли не с пеленок, и к перфекционизму - во всем.
Поверх пальто и шапки на меня накручивают большой шерстяной платок так, что видны только глаза, сажают в санки, и папа везет меня в школу.
Каково же было наше удивление, когда мы, замерзшие и заиндевевшие, заглянули в класс - там не было ни одного ученика, только учительница.
- Актированный день, занятия отменены, - удивилась она.
- А мы и не знали, - сказал папа...
Прордолжение - http://www.proza.ru/2018/11/28/1636