Просто о наболевшем...
Почему лингвистика и литературоведение не являлись, не являются и не должны являться науками
Название этого доклада- «почему лингвистика и литературоведение не являлись, не являются и не должны являться науками».
В первую очередь, хотелось бы оговорить, что я ничего не имею против лингвистики и литературоведения как таковых. Я считаю, что взрослый человек имеет право распоряжаться временем своей жизни так, как сам посчитает нужным. Я выступаю не против этих милых людей, жрецов гуманитарных дисциплин. Я лишь хочу внести ясность и чистоту в классификацию.
Вы спросите: что не так с классификацией?
В определение науки за последнее время вторглось слишком много лишних понятий. Наукой сегодня называется все подряд: изучение слов, фантазий и даже (вдумайтесь только!) изучение религий! Даже теология сегодня признана наукой! Впрочем, речь пойдет не о религии, это- тема отдельного долгого разговора.
Почему необходима чистота понятий? Почему вообще определения должны быть конкретными и сугубо точными?
Потому что таксономия, то есть учение о классификации, стремится принести пользу человеку. Полезно то, что понятно, а вредно то, что не понятно. Упорядочить термины, придать каждому термину уникальное значение, как можно сильнее снизить многозначность — значит устранить хаос.
Конечно, ни один человек в здравом уме не станет утверждать, будто бы хаос полезнее для разума, чем порядок. Всем очевидно, что порядок полезнее хаоса. Понимание полезнее, чем непонимание.
Таким образом, чтобы сделать понятие «наука» и проще и понятнее, необходимо исключить из него то, что является «мусором». Много лишнего накопилось вокруг этого термина, делая его менее точным и более расплывчатым. Среди прочего сюда относятся лингвистика и литературоведение.
Почему лингвистика и литературоведение не являются науками?
Прежде, чем рассуждать об этом, давайте скажем, что такое наука. Очевидно: наука — это исследовательская деятельность, результатом которой является объективное, проверяемое и дающее предсказательную силу знание.
Давайте разберем каждое из вышеупомянутых слов. Сделав это, мы увидим, что ни лингвистика, ни литературоведение не подходят под определение науки.
Начнем с объективности. Лингвистика изучает язык. Но язык- не есть нечто неизменное. Он постоянно меняется, развивается, одни слова устаревают, другие возникают из ниоткуда и уходят в никуда. Возьмем физику. Никто не станет отрицать, что физика есть наука, это очевидно всем. Так вот: концепция гравитации Ньютона работала вчера, работает сегодня и неизбежно будет работать завтра. Язык же поменяется и те определения, которые дает лингвистика, устареют вместе с понятиями, которые они определяют. Именно поэтому, кстати, в лингвистике нет вечных правил даже правописания: язык прекрасно избавился от буквы «ять» и твердого знака на конце слов. И точно так же он избавится от чего угодно: ничто не вечно под Луной.
Получается следующая картина: лингвисты пытаются выполнить чертеж ракеты во время серфинга. Но у них нет почвы под ногами, только вода в прямом и переносном смысле. О какой объективности может идти речь?
Теперь о литературоведении. Скажите, считается ли изучение деревенских слухов «наукой»? А ведь в них ничуть не меньше правдивости, чем в художественной литературе!
Реальность действует по строгим законам. Художественный мир, как признаются сами литературоведы, никогда не соответствует реальности. Даже написав роман-эпопею по историческим событиям, автор не сможет удержаться от фантазий, приукрашиваний и откровенного вранья. И в этом нет ничего плохого: иначе не получится продукт, художественное произведение.
А литературоведение пытается изучать вымысел автора. В литературоведческих текстах постоянно звучат слова «я думаю», «мне кажется» и так далее. Работники этой дисциплины берут на себя смелость угадать «что хотел сказать автор». Фактически, это субъективное изучение субъективного произведения, то есть двойная субъективизация. А бывает, что люди пишут исследования по исследованиям произведения, это называется тройной субъективизацией. Ни о какой объективности говорить не приходится!
Так может «знания» лингвистов и литературоведов проверяемые?
Какая бывает проверяемость? Как можно что-нибудь проверить?
Либо через математику, либо через серию экспериментов.
Математика — это самый точный язык, которым владеет человечество. Математика, в отличие от человеческих языков, не допускает двусмысленности. Семь всегда равно семи и ничему более. Два плюс два- всегда четыре. А в нашем языке на вопрос «как дела?» мы можем ответить «нормально», и это слово будет иметь около десятка самых разных значений и подтекстов. Такой язык подходит для общения, но он не способен ничего научно проверить и доказать, он иррационален. Лингвистика и литературоведение имеют дело только с иррациональным языком, математика к ним не применима.
Тогда, может, проведем эксперимент?
Что ж, раз лингвистика и литературоведение претендуют на звание наук, эксперимент должен быть научным.
Научная гипотеза подтверждается в эксперименте тогда и только тогда, когда серия независимых экспериментов неизменно дают одинаковый результат при равных начальных данных.
Мы можем сколько угодно смешивать водород и хлор. В результате всегда получится хлороводород с запахом тухлых яиц.
Но если провести такой эксперимент с лингвистикой в разное время, к примеру в прошлом, настоящем и будущем году, при сохранении всех манипуляций, результаты окажутся катастрофически разными. Вчера нормой считалось одно, сегодня- другое, завтра- третье. Запах тухлых яиц при этом может и появится, но, конечно, не в качестве подтверждения «научности» лингвистики.
В литературоведении все обстоит так же: литературоведы, будучи, как правило, людьми мирными, не отрицают, что даже жанр произведения по-разному воспринимается в разные исторические эпохи. Ссылаюсь здесь на авторитетного для них Тынянова.
Итак, мы не нашли проверяемости ни в лингвистике, ни в литературоведении.
Остается предсказательная сила.
Что такое предсказательная сила? Это возможность науки прогнозировать развитие событий в подконтрольной ей области.
Например, наука химия может предсказать, что при смешении хлора с водородом получается хлороводород. Теоретически, химикам даже не нужно ставить эксперимент: они настолько хорошо изучили и классифицировали свойства атомов и молекул, что могут подробно описать ход даже незнакомой реакции, не выходя из дома. Или пример из науки физики: зная скорость и траекторию движения планет вокруг Солнца, физик легко предскажет, в какой части неба вы сможете наблюдать ту или иную звезду через десять, сто, тысячу лет!
А что умеет прогнозировать лингвистика? Ничего! За годы своего существования лингвистическая мысль не то, что не обогнала настоящее время, но даже не догнала его. Лингвистика все еще плетется позади, констатируя то, что уже случилось. Уже случилось — значит устарело, перестало быть новым. А бегущий последним не может видеть финиша- ему мешают спины тех, кто бежит впереди и посередине.
Литературоведение тоже не имеет предсказательной силы. Все та же субъективная констатация уже написанного, уже сказанного, уже прошедшего. Сама концепция литературоведения не позволяет ему заглядывать в будущее!
Таким образом, мы видим, что знания, производимые лингвистикой и литературоведением, не отвечают ни одному критерию научности.
Если ваш дом не кирпичный, значит он построен не из кирпича. Если ваши выводы не научны, значит вы занимаетесь не наукой. Следствие и причина.
Но это отнюдь не значит, что лингвистику и литературоведение нужно запретить. Я лишь убедительно показал, что они не могут называться науками. Вероятно, пора называть их «гуманитарными дисциплинами» или каким-либо иным словосочетанием.
Да, это— спор о словах. Но в данном случае он полностью оправдан. Как уже было сказано, чтобы термины выполняли свою функцию по устранению хаоса, нужно поддерживать их в чистоте.
Науки — это химия, физика и биология. Все остальное— околонаучные и гуманитарные дисциплины.
Но это уже тема отдельного разговора.