(перед этим http://www.proza.ru/2018/11/12/1381)
Вечером мы с Игорёхой слегка попировали.
- А ты учился музыке? – спросил его.
- Был грех, - признался он, - но потом пожалел музыку и наши пути с ней разошлись. У неё предостаточно более способных поклонников. А чего ты спросил?
- Да ты так квалифицированно сравнивал мой инструмент именно с зурной, а не фаготом, что я решил: передо мной музыкант.
Игорь впервые за два дня рассмеялся. Он собирался что-то сказать, но в этот момент зазвонил телефон.
Не дай бог, меня.
Он подошёл, снял трубку.
- … Привет! Виталика?
Игорь повернулся ко мне, усиленно показывающему руками, что я улетел, меня нет. Видимо, мим из меня никакой, потому что он в растерянности прокомментировал в трубку мои движения:
- Матильда, он показывает… не пойму, что он показывает.
Я махнул рукой и шагнул к телефону.
- Здравствуй, Тильда.
- Здравствуй, Талька. Как ты?
- Не знаю.
- А кто знает?
- Одному богу известно.
- Почему не позвонил, не сказал, что выписывают? Мы с Лерой бы встретили на машине. Чай, не чужие.
- Не хотел утруждать.
По её недовольному молчанию я почувствовал, что ей мои слова не понравились.
- Талька, скажи: и кто ты после этого? – не выдержала-таки она.
- Свинтус, - признал я, подумав: «Хорошая она баба… каких поискать».
- Вот что, свинтус, помнишь ты обещал, что буде в тебе нужда, то поможешь?
- Чем могу?
- Как тебе сказать… лучше при встрече. Выходные на носу, давай увидимся? У кого: у тебя или у нас?
- А шалопут твой?
- Снимает со своей девицей комнату. Я за него доплачиваю.
- Тогда где вам будет удобнее.
- Послезавтра приезжай к нам часам к четырём. Голодный! Накормим от пуза, посидим, поокаем. У тебя сейчас-то еда есть? А деньги?
- Меня Игорь снабдил. У нас с ним теперь котловое питание. Два холостяка.
Она хмыкнула в трубку. После спросила:
- Ты что, ориентацию поменял?
- Разве что потерял… ориентацию. В пространстве.
- Вы там с ним пьёте?
- Чай. Но рюмками.
Тут вмешался Игорь, прокричав в трубку:
- Не верь ему! Я соблазнял на выпивку – он не поддался!
- Шутник, - вздохнула Тильда, - Как ты ещё шутить можешь…
- А что мне остаётся?
Она помолчала и сказала:
- Ты, потерявший ориентацию, адрес ещё мой помнишь?
- Помню.
- Приедешь?
- Да. Лере привет.
- От неё тоже.
- Да… – наконец решился я уточнить и поискал глазами парочку советчиков. Как назло они так и не появились, и именно тогда, когда нужнее всего! Ну, как мне поделикатнее это спросить?
Пришлось выкручиваться самому.
- Надеюсь…
И замолчал.
- Говори же! – не выдержала Тильда.
- Надеюсь, нас будет только трое?
- Вот ты чего боишься… И не надейся. Нас будет четверо.
- …
Только я набрал воздуху, чтобы сказать, что тогда не приду, как она сказала:
- Но четвёртым будет наш с Лерой ребёнок.
Мне показалось, что я ослышался.
- Ребёнок?
- Да! – гордо заявила Тильда, - Он такой милый… сейчас лежит у меня на коленях и урчит.
- Урчит? – опять не веря ушам, переспросил я.
- Да, - подтвердила она, - Мы его назвали Василием, в честь лериного папы.
Я окончательно запутался.
- Так чей это ребёнок? Лериного папы?
Тильда захохотала, пытаясь одновременно объяснить Лере: почему смеётся. Получилось нечто вроде: «Ах-ха-ха! Виталик решил… ха! что Василий – дитя твоего папы! А-ха!»
Я услышал, как заржала на это Лера.
Пришлось дождаться, пока они отсмеются, и Тильда вытрет слёзы с глаз от смеха.
- Слышишь меня? Что ты понял?
- Да. Я понял, что история с Васисуалием – очень запутанная.
Снова смех.
- Виталь, Василий – это котёнок. Наш с Лерой детёныш…
При этом голос у неё был такой счастливый, каким я редко его слышал в лучший наш с ней период.
- Аа… - только и смог выговорить я.
- Пока! Василий тебе тоже машет лапкой…
- Привет ему.
Я повесил трубку.
- Зовут в гости, - объяснил я Игорю, и спросил:
- Как ты время проводишь? Пасьянсы раскладываешь, читаешь, музыку слушаешь, телек смотришь?
Он покачал головой.
- Нее… у меня есть кое-что получше. Хочешь взглянуть?
Я пошёл за ним больше из вежливости, чтобы поддержать парня.
Но то, что я увидел, превзошло все мои ожидания.
У Игоря была целая маленькая железная дорога! Локомотивы, вагоны, рельсы, виадуки, станции… Он собирал их со знанием дела у меня на глазах, создавая даже пейзаж. Эти конструкции заняли весь пол комнаты. Пришлось убрать на кровать стулья и столик.
А потом он запустил движение, управляя им с пульта. Я, обалдев, наблюдал, как разные поезда, не сталкиваясь, несутся в своих направлениях. Одни везли грузовые вагоны, другие – пассажирские.
Глядя, как предполагаемые едущие в поездах оставляют позади домики, природу за окном, подумал, что для безликого и седого я, да и другие – такие же пассажиры в игрушечном поезде, которым они могут управлять не хуже Игоря на его дороге.
И вспомнилась песня Макаревича:
«Вагонные споры последнее дело,
Когда больше нечего пить.
Но поезд идет, а бутыль опустела,
И тянет поговорить.
И двое сошлись не на страх, а на совесть,
Колеса прогнали сон.
Один говорил: наша жизнь – это поезд,
Другой говорил: перрон.
Один утверждал: на пути нашем чисто,
Другой возражал: не до жиру.
Один говорил: мол, мы – машинисты,
Другой говорил: пассажиры.
Один говорил: нам свобода награда,
Мы поезд, куда надо ведем.
Другой говорил: задаваться не надо,
Как сядем в него, так и сойдем.
А первый кричал: нам открыта дорога
На много на много лет!
Второй отвечал: не так уж и много…
Всё дело в цене на билет.
А первый кричал: куда хотим туда едем,
И можем, если надо свернуть.
Второй отвечал, что поезд проедет
Лишь там, где проложен путь.
И оба сошли где-то под Таганрогом
Среди бескрайних полей.
И каждый пошел своею дорогой,
А поезд пошел своей».
И не смог я больше радоваться игре Игоря.
Но ему показал большой палец и даже расспросил об игрушке, осторожно выведывая, что можно докупить для дороги и какой фирмы, чтобы состыковалось. Где он покупал? Ах, разные фирмы специально делают, чтобы чужое не подходило к их…
«Завтра же приобрету ему», - решил, расставаясь.
Утром на своём столике обнаружил игрушечный паровозик и бумажку с улыбкой до ушей.
«Только бы не влюбился», - со вздохом подумал я.
Мышцы с непривычки болели, и этот день решил пропустить, восстанавливаясь.
Нырнув в дождь и осень, я надел капюшон и пешком побрёл к цели – магазину, где продавали иллюзию пути. Шёл и удивлялся. Среди спешащих под зонтами людей перебирает ногами мертвец, а никто этого не замечает. Сколько ещё мне подобных могут ходить в городе? Этого, конечно, никто не знает.
Продавщица слегка заигрывала со мной, спрашивая, где сын, которому покупаю? То-то сюрприз его ждёт! Я подтверждал, кивая, чтоб ничего не говорить. Она была слишком живая, а я нет.
Вечером Игоря ждала на столе коробка, а сверху – его паровозик.
Но он домой не пришёл.
Я ждал его до самой ночи. Потом оделся и вышел на улицу, прогуливаясь у парадной. Вдруг напился и понадобится помочь подняться. Но я лишь зря потратил время.
Возвращаясь в квартиру, я успокаивал себя тем, что он встретил неверного возлюбленного и загулял с ним.
Утром Игорь не появился. Дверь его комнаты была заперта.
«Ничего, - подумал я, - в любом случае он в своём праве. А я ему никто».
И отправился на пробежку. Правда, назвать её так было сильным преувеличением. Но я выполнил то, что собирался выжать из себя на сегодня.
Приняв душ и слегка отдохнув, я пошёл искать подарки двум своим бывшим.
Денег осталось совсем немного, да и дорогие дары они от меня бы не приняли.
Долго выбирал в магазинчике приколов и остановился на двух «сюрпризах»: рулоне туалетной бумаги с анекдотами и варежке для влюблённых – одной на две руки.
- На что ты деньги тратишь! – упрекнула Тильда, после того, как обнялись с ней и Лерой, и состоялось вручение «подношений».
- Кто же теперь читает что-нибудь, кроме телефона? – поддержала её Лера.
- Это не обязательно читать глазами, - возразил я, - Пусть хоть другая часть тела учится грамоте. А в варежке…
- Её я, как хваталку для горячего приспособлю, - нашла выход Тильда, - К слову, сейчас и пригодится. Но я тебя не узнаю… Как он тебе, Лер?
- Его там подменили, - сказала она, - или перепутали. Вместо нашего Витальки выпустили какого-то бородато-усатого дядьку. Вид у него, будто только что с креста сняли.
- Даже глаза не его… - произнесла, вглядываясь, Тильда.
- Что, вылиняли? – пошутил я.
- Такого выражения я у них не помню, - не повелась на шутку она. А Лера сказала:
- Да… словно сквозь время смотрят. Не отсюда глаза.
- Да базовой комплектации я, девчонки, - попытался я отговориться.
- Ладно, - махнула рукой Тильда, - мы тебя и с чужими глазами примем. Пошли за стол! Надеюсь, ты достаточно голоден?
- Специально полдня вагоны разгружал, - уверил я.
- Нет, ты посмотри, он ещё шутит! – неодобрительно сказала Тильда.
После обильной трапезы мы откинулись в креслах, и потекла беседа. От питья мне удалось отбояриться под предлогом лекарств (которые теперь не принимал), и дамы выпили сами за моё здоровье.
- Что сказал врач? – спросила Лера.
Я как принял с самого начала дурацкую линию шутить, так и не мог от неё отойти.
Поэтому ответил:
- Врач? Сказал, что будет рад снова меня видеть.
Лера погрустнела, а Матильда тихо произнесла:
- Талька… не шути такими вещами. Мы с ним встречались.
- Да? Тогда вы знаете больше меня. Расскажите.
И тут я впервые за несколько дней вновь увидел седого и безликого. Они устроились на диване и внимательно слушали.
- Мы были у него втроём, - начала Лера, - ещё, когда ты… не знаю, как сказать…
- Был не в себе, - помог я, не дожидаясь подсказки этой парочки.
На что седой кивнул одобрительно, а безликий показал большой палец.
- Вроде того, - согласилась она, - Ты не узнавал никого, бубня себе под нос.
- Дядька, твой лечащий, - вступила в разговор Тильда, - весьма в возрасте, седой весь. Но, видно, рубит фишку в своём деле. Такими словесами сыпал, что половина непонятна.
- Пришлось мне спросить: звонили ли ему по нашему поводу? – снова взяла слово Лера, - Тогда он потёр лоб и произнёс:
- Аа… Да, Антон Иваныч просил поговорить с вами откровенно, но деликатно. Видите ли… формально я пока поставил ему диагноз: шизотипическое расстройство. В похожих случаях редко, но бывают удивительные исцеления. Пациенты потом никогда ничем подобным не страдают. По крайней мере, повторных обращений я не знаю.
Правда, случаи эти редки…
В его случае трудно прогнозировать течение болезни. Знаете, что из армии его комиссовали по статье «психопатия»? Плюсом его отец лежал у нас с шизофренией.
- Тут высказалась твоя Ия, - вставила Тильда.
- В армии его били, и он пошёл в отказ, - по их словам, сказала та, которую я любил, и которая убила меня.
- Вполне допускаю, к сожалению. Но нормальные приспосабливаются к любым обстоятельствам…
- Дальше он понёс такую пургу, что мне не воспроизвести, - призналась Лера, и Тильда её слова подтвердила.
«Он сказал, - сообщил безликий, что «Способность к адаптации, иначе говоря, конформность, что в случае с армией – групповая социализация, есть показатель способности индивида интегрироваться в систему, в которой он оказался, чтобы успешнее в ней функционировать, выживая в ней и вместе с ней»».
«А твои женщины с ужасом слушали это нагромождение слов и терминов, - хмыкнул седой, - думая, что его понесло».
«Лекции, небось, так же читает», - решила твоя Лера.
Она же поведала, что врач продолжил:
- Те, кто способны адаптироваться, считаются нормальными. Их – подавляющее большинство. Они к нам не попадают… Нет, бывают, конечно, нервные срывы. Даже есть мнение, что одной из причин шизофрении может стать сильный стресс или вирусное инфицирование. Однако большинство специалистов склонны полагать, что болезнь эта наследственная. Во всяком случае, предрасположенность к психическим расстройствам передаётся от родителей.
- Простите, - перебила его та, которая была моей жизнью и отобрала её, - а не повлияла ли старая травма? Его сбивала машина.
Доктор посмотрел на неё и покачал своей седой головой:
- Почему не грешу на травму, полученную им в результате аварии? Область, где произошло кровоизлияние в результате удара, давно закапсулировалась. Она, кстати, небольшая. На снимке видно. А значит, не травма повлияла на то, что с ним стряслось гораздо позже. Сами же говорите: вёл себя адекватно, работал успешно. Ничего за ним особенного не замечали? Депрессий у него не было?
- Нет. Но в тот день, когда это случилось, мы впервые поссорились. Боюсь, этого он не перенёс…
- Но вы же перенесли. Это и есть разница между реакцией здоровой, крепкой психики и психики слабой, нездоровой.
Врач помолчал немного, но потом, видимо, захотел обнадёжить. Три женщины с платками у глаз на него явно повлияли.
- Видите ли (его любимыми словами было это выражение и «случай»), в ряде случаев при прекращении воздействия негативных факторов, послуживших катализатором проявления заболевания, пациенты восстанавливаются. Наступает ремиссия…
Но!
Он поднял вверх указательный палец.
- Но… даже если она наступает, то является фазой наличия стойкого и яркого шизоидного дефекта психики.
«Ядрёна вошь! Он не может говорить по-человечески», - сделала вывод Матильда.
И, словно услышав её мысли, врач сказал:
- Попросту говоря, шизофрения (если это она, а похоже) нигде не лечится. Мы лишь купируем симптомы в острой фазе. Снижаем негативную симптоматику. Поэтому что я вам скажу… молитесь за его выздоровление. Всё, что будет зависеть от нас, сделаем. Никаких благодарностей не приму.
(Ясное дело, что рассказ Тильды и Леры мне дополняли те двое)
Когда они вышли на улицу, Лера сообщила:
- Их заведующая сама больна шизофренией, но, чтобы здесь не узнали, когда у неё это наступает, ложится в клинику в Москве. Тамошняя заведующая – её подруга и тоже больна. Поэтому лечится здесь, в Питере. Папа узнал.
- Да… Нарочно не придумаешь, - сказала Матильда, - Одни безумцы лечат других.
- И эти ничего не могут… - были слова той, что отняла у меня жизнь и любовь.
- Он хотя бы этого не скрывает, - как бы в оправдание врача произнесла Лера.
- Как думаешь каковы шансы… на выздоровление? – спросила та, что забрала у меня всё.
- Как с шансами встретить динозавра на Невском: пятьдесят на пятьдесят. Или встретишь или нет, - грустно пошутила Лера.
- Никак его не вывести из того состояния. Словно ушёл в себя и не хочет выходить. Словно прячется в скорлупе…
Та, что была моей смертью, внезапно остановилась и всхлипнула:
- Девчонки… это я виновата…
Её стали утешать.
- Перестань… держи платок!
- Выберется он, не сомневайся.
Её посадили в такси и отправили домой.
Через неделю она позвонила Матильде и не смогла говорить. Удалось лишь разобрать, что она посетила тебя. Только плакала в трубку. Лера на своей машине приехала за ней и увезла к нам.
(К этому моменту Матильда сумела пристроить сына в автосервис и снять ему комнату на паях с его девицей, поэтому они с Лерой снова жили вместе).
- Твоя лила слёзы, винила себя, - рассказывала Матильда, - Мы пытались её отвлечь, не получалось. Выпить ей было нельзя – приняла лекарство, чтоб совсем с катушек не съехать. Говорила, ты никого не узнаёшь, ни на что не реагируешь, только бубнишь себе под нос стихи. Просто горе… А под конец она нас совсем убила… Рассказала, что когда прислушалась, что повторяет Виталенька, то есть, ты, то разобрала стих:
«…хочется выстрелить себе
прямо в сердце,
туда, где ты…
Может быть, от этого
тебе
Будет, хоть немножечко,
больно?..»
- Это я, - плакала она, - я свела его с ума… Какая я сволочь! Он спас меня, любил, а я… я… Если б я знала… то… никогда бы… Я была счастлива с ним… нужно было уйти… а я не смогла-а!..
И зарыдала. Я и Лера ревели вместе с ней. Вот беда-то… А так и не сказала, что случилось между вами. С чего это вдруг, если вы были счастливы – меня тут не обманешь, сама видела, с какого перепугу ей вдруг надо было уйти от тебя? Может, ты понимаешь? По-моему, она свихнулась с горя.
Мы не решились её отпустить одну. Позвонили её отцу. Он приехал. Положительный мужчина. Поговорили. Потом он её увёз.
Я сидел и слушал, удивляясь, что ничего не чувствую. Абсолютно ничего. Вот как это бывает… Окружающие думают, что ты жив, а ты умер. Песня не обманула.
«Я не мог и представить, что Смерть может быть живой.
А она сказала: «На свете и не такое есть».
(после - http://www.proza.ru/2018/11/12/1391)