Библейские персонажи в романе: учение Йешуа и ошибка Пилата: http://www.proza.ru/2018/11/05/1315
Заключение.
Подводя итоги нашей работы, прежде всего укажем на то, что автор романа «Мастер и Маргарита» Михаил Афанасьевич Булгаков был гуманистом и интеллигентом, хорошо знакомым с основами православной веры, с обостренным чувством чести и совести. Исследуя его биографию мы не обнаружили фактов, которые могли бы подтвердить или обосновать домыслы о том, что он когда-либо увлекался или исповедовал теософско-дуалистический взгляд на мир.
Однако мировоззренческая концепция романа остается не вполне ясной, неоднозначной. Таким образом, эту неоднозначность нужно отнести к специфике художественного метода Булгакова. Сам роман, прежде всего, необходимо рассматривать, как аллегорию, где в жанре фантастической сказки выражена мысль, которая заложена в эпиграфе: силы зла, совершая свое дело, тем не менее творят благо. Мысль эта, в принципе верная, нуждается в существенной корректировке. Ведь все-таки сделать так, чтобы из последствий дурных обстоятельств и злой воли извлечь пользу, обратить их в перспективу, в науку для души, преодолеть духом эмпирию и прийти к благополучному исходу зависит от Всеблагого Промысла Божия.
В романе же сама нечистая сила обладает двойственностью, она же делает зло, она же и стремится к благу. И в этом присутствует несомненный соблазн этого произведения, почему бы мы и не рекомендовали его для изучения в школе, ввиду размытости христианских духовных ориентиров, ведь содружество с нечистой силой в реальной жизни еще никому не принесло пользы. Однако, вновь необходимо отметить, что художественная философия заметно отличается от религиозной философии, у нее есть свои особенности, своя специфика. И те критерии, с которыми мы подходим к духовному сочинению, не годятся в подходе к художественной литературе, ибо никогда она не соответствовала, да, наверное, и не может соответствовать догматическому богословию, даже самая лучшая. Ибо она обладает своими собственными приемами и методами, даже при совпадении целей и задач. Тем не менее, остается фактом то, что многие персонажи вызывают крайне противоречивые, полярные оценки критиков, а софистика и дуалистическая философия нередко считаются концепцией романа.
Способно ли зло творить благо как таковое, «чистое благо»? В контексте христианского учения о падших духах эта возможность отвергается. Например, в господней молитве «Отче наш» мы просим Бога «избавить нас от лукавого». Т. е. лукавство, хитрость здесь выступает как основная характеристика демона. Самым опасным и страшным злом здесь считается не прямое, откровенное зло, а завуалированное, обольстительное, смешанное с добром, ибо оно имеет более легкий путь к сердцу человеческому. «Зло, - как говорит Архиеп. Иоанн Шаховской, - первой своей целью ставит сокрытие себя» . Кроме того, сатана именуется в Евангелии «князем мира сего». Похоже, что отсюда и происходит функция Воланда, как «управителя» земного бытия, как исполнителя наказаний, как минимум, в пределах этого мира.
По мысли замечательного русского мыслителя Н. О. Лосского: «Сатана ставит себя на место Бога и хочет исправить творение Божие: он отвергает Божественное добро, считая его несостоятельным, и задается целью облагодетельствовать мир, соблазнив его следовать добру, измышленному им самим, и подчинив его своему руководству. Все поведение и вся природа такого существа необходимо приобретает противоречивый характер. В самом деле только Божественное добро есть добро подлинное. Дьявольское добро есть трудноразложимая и потому соблазнительная смесь добра со злом.». Исходя из этой интересной мысли, можно заключить, что силы зла не стремятся к Абсолютному Злу, а стремятся к «добру», но только в своем собственном понимании, автономному, гордому, приправленному страстями, отлученному от Источника Добра, или, что то же, такое неполное, автономное «добро» и есть зло. Такова, в сущности, и булгаковская теодицея.
Переходя к характеристике главных персонажей романа, прежде всего, необходимо отметить их неоднозначность. Мы пришли к такому заключению, что их двойственность, по всей видимости, и является отображением концепции произведения как диалектической сопряженности добра и зла в пределах эмпирического, падшего мира. Воланд, как главная сила зла, совершает свои злодейства, но не с кем попало, а, как правило, с теми, кто заслужил наказание; таким образом, в его действиях присутствует элемент справедливости, зато начисто отсутствует элемент любви. Он – неумолимый закон бытия, его функции близки к пониманию бога язычниками.
Бликуют титульные персонажи произведения Мастер и Маргарита. Мастер несет в себе положительную идею свободного творчества, поиска истины, прозрения идеи Абсолютного Добра, и за это он «заслужил покой». Но в то же время Мастер впадает в грех уныния, отчаяния, грех прелюбодейства, равнодушия к воплощению в своей собственной жизни тех идеалов добра, до которых он сумел возвыситься в своем романе, и потому «он не заслужил света». Маргарита, подобно Мастеру, обладает, в первую очередь, духовной жаждой, живет им и его романом. Здесь присутствует гуманистический пафос человеческой любви до самозабвения, до самопожертвования, ведь ради нее она идет на союз с Воландом и добивается соединения с любимым в вечности. Сама Маргарита, обладая ведьминой природой, не теряет своей внутренней человеческой сущности, постоянно проявляя милосердие. Кроме того, нужно учитывать и исторические условия, в которых создавался роман. Наверное, совсем не случайно Иоанн Шаховской считает титульных героев – двойным образом русской души, жаждущей мира, и раздирающейся между бесовским искушением и зовом истины.
Библейский парафраз в романе – это самостоятельная история, драма, имеющая собственную фабулу. Йешуа – это идеальный человек, верующий в Бога и в добрых людей, это смысловой ориентир, к которому сходятся все нравственные оценки в романе. Пилат – это тот, кто перерождается в течение романа под воздействием учения Йешуа. Кроме того, здесь важно то значение, которое имеет слово на человеческую душу, и, следовательно, та ответственность, которая лежит на писателе. Безусловно, что сугубое воздействие имеет слово, воплощаемое в личном примере, как у Йешуа. А Левий Матвей – тот, кто несет в себе концептуальную двойственность. Он стал учеником Йешуа, но не сумел воплотить его учение; он проклинает бога, но бесконечно любит своего учителя; он взят в свет, но остался непреображенным. Здесь, по-видимому, все тот же гуманистический пафос человеческой любви, преодолевающий все препятствия.
Вспоминая одного из главных вдохновителей «Мастера и Маргариты», гётевского «Фауста», и осмысляя те преобразования, которые автор произвел в концепции и мировоззрении по сравнению со своими прототипами, отметим прежде всего то, что в роли Фауста выступает женское начало – Маргарита. А Мастер играет роль кабинетного ученого – Вагнера. Для него весь смысл жизни заключается в покое, в спокойной работе в тиши своего кабинета – подвальчика, он оторван от реальной жизни, столкновение с которой приводит его к моральному уничтожению, к душевной болезни. Здесь сильны автобиографические черты, и в итоге Мастер добивается того, чего и жаждал – «покоя».
Маргарита же, подобно Фаусту, вступает в контакт с нечистой силой. Она неуёмна в своем желании вновь обрести потерянную любовь. И, как уже отмечалось, сила настоящей человеческой любви, преодолевающей все преграды, (в том числе узы законного брака), воспеты здесь, подобно силе просветительского разума, преодолевающего все греховные искушения, воспетого Гёте. Булгаков неоднократно в своих произведениях рисует нам любовную коллизию, где для того, чтобы реализовалась настоящая любовь, нужно разрушить уже существующую семью. Не слишком ошибемся, если предположим, что таким образом Булгаков старался избыть из своей души вину за разрушенные им самим браки, оправдать себя. Ведь известно, что даже на смертном одре, он посылал за своей законной, первой женой Т.Лаппа, и хотел испросить у нее прощения для успокоения совести. Итак, «вместо символического Града Божьего, к строительству которого приступает Фауст, воспевалась великая сила любви женщины, патетической симфонии горения общечеловеческим делом противопоставлялась камерная история обретения возлюбленного на веки вечные». Впрочем, для того, кто не ищет Града Божьего, возможно лишь полудобро. Полудобро же и получает лишь полунаграду (покой без света). А ищет ли ныне русская душа Град Божий?
Возвращаясь к рассмотрению основных идей романа, укажем на то, что Булгаков главным злом считает человеческую пошлость, понимаемую как смысл жизни, заключенный в быт, как бездуховность, как лишь социально-экономическое понимание добра и зла, и в этом заключен в романе бесконечный фонтан «озорной русской иронии». Если мы обратимся к источникам средневекового русского смеха и посмотрим, над чем смеялись русские люди, то окажется, что это, в первую очередь, видение человеком смысла жизни в пределах этого падшего мира, в пределах эмпирии.
Мир этот представлялся русскому человеку как «несуществующий», призрачный, приходящий, и «идиотом» мыслился человек, не умеющий подняться над земными реалиями. В философии Г. С. Сковороды в значительной степени отразился такой взгляд на мир, который восприняла русская средневековая литература, имеющая сотериологический характер. Для него тоже мучителен мир, если он не преображен, его нужно преодолеть духовно, чтобы в эмпирии открылась невидимая миру глубина и красота. И призрачно не зло, которое в этом мире действует, а призрачен сам этот мир. Прозревшему духовно зло не может причинить вреда.
О связи философии Сковороды и Булгакова мы говорили, также как и о связи Булгакова с Кантом. Ибо кантианский нравственный императив, это прежде всего обращение к суду своей совести, воспринятие нравственного долга как заповедей Божиих. По исполнению или неисполнению людьми в романе своего нравственного долга и судятся они автором. И Йешуа, это – тот, кто следует долгу до конца, а москвичи – это те, которые забыли о долге, целиком увязли в житейски – пошлых стремлениях, за что регулярно и наказываются «шайкой Воланда». Мастер, Маргарита, Пилат, Иванушка – это те, в ком сознание нравственного долга сталкивается с какими-то отчаянными проявлениями человеческого падшего естества.
Для преодоления же падшей человеческой природы, для реализации своей свободы необходима помощь свыше, нужна вера в Бога, как в Источник всякого Добра и Нравственности. В романе исполняет свой нравственный долг лишь Йешуа, верящий в Единого Бога. Поэтому и присутствует в этом произведении религиозная тема, «Человек, современник наш, играющий атомами водорода, - по мысли Архиеп. Иоанна Шаховского, - должен понять, как легко он может стать игрушкой этой силы [зла], проходящей чрез все умственные фильтры и социальные поры человечества. Круг одного только социально-экономического понимания добра и зла слишком мал для человека. И логика одних житейских нравственных критериев слишком несовершенна.
Человек должен войти в метафизический круг истины». И явление Йешуа есть завуалированное, единственно возможное в тех исторических условиях в СССР явление Христа Иисуса. «Здесь именно «революционность» этого произведения. Впервые в условиях Советского Союза русская литература серьезно заговорила о Христе как о Реальности, стоящей в глубинах мира», – говорит Владыка Иоанн. С первых страниц романа «без каких-либо смягчений и оговорок был осмеян атеизм как государственное мировоззрение», - вторит ему Мариэтта Чудакова. В течение примерно двадцати лет, с тех пор, как вышел в конце 60-х годов ХХ в. этот роман, и до «перестройки» он воодушевил многих людей на чтение Св. Писания как первоисточник ершалаимских глав, пробудил в ком-то духовную жажду и заставил задуматься о первопричинах добра и зла, чем и принес людям пользу.
Список использованной литературы и источников: http://www.proza.ru/2018/11/17/1357