(предыдущее:http://www.proza.ru/2018/11/03/784)
Наевшись и выпив чая, я предложил капельку диковинного средства за уже более тесное знакомство. Лера с улыбкой согласилась.
- Только… может, разбавить его? – спросил я, вспомнив, как хватал ртом воздух.
Она не возражала.
Мы с ней сидели за столом, согревшись и разомлев, играла музыка, зелье сделало меня раскованнее, и на ум пришли мандельштамовские строчки, которые и произнёс, глядя в её инопланетные очи и целуя ей руку:
«Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.
Вся комната напоена
Истомой – сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.
Немного красного вина,
Немного солнечного мая –
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна».
- Ух, ты… - вырвалось у неё, - Это – твои?
Я покачал головой.
- Нет, это – гениального поэта, которого убили.
- Зачем? – удивилась она.
Я промолчал. Что она может понимать об оборотнях?
- Прочти ещё, - попросила.
Я подумал, что сейчас больше подходит Хайям. Не выпуская её руки из своей, проговорил:
«Услада сердца! Чьи волшебные персты
Ваяли дивный лик небесной красоты?
Красавицы к пирам подкрашивают лица,
Своим лицом и так пиры украсишь ты!»
и добавил ей, улыбающейся:
«Луноликая! Чашу вина и греха
Пей сегодня – на завтра надежда плоха…»
- Слушай, - поразилась она, - тебе со сцены декламировать надо, а не у ворот охранным псом сидеть. Ты, наверное, много читаешь… и умное.
Теперь уже улыбнулся я и ответил:
«Я спросил у мудрейшего: «Что ты извлёк
Из своих манускриптов?» Мудрейший изрёк:
«Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной
По ночам от премудрости книжной далёк».
Лера рассмеялась и спросила:
- Милый, у тебя есть сладкое…
Я покачал головой.
- Есть, - сказала она, распахивая халат, - Вот!
Кто бы возразил на такое?
Этой ночью я измучил её так, как, видимо, она мечтала, потому что целовала и целовала меня благодарно, пока, не заметив сама, уснула.
А я лежал, бормоча есенинское:
«Жизнь — обман с чарующей тоскою,
Оттого так и сильна она…»
Успев добормотать только до строчек:
«Я всегда, когда глаза закрою,
Говорю: «Лишь сердце потревожь,
Жизнь — обман, но и она порою
Украшает радостями ложь».
На следующий день, перед тем, как выйти, я поинтересовался у Леры: какой из… контрацептивов не вызывает у неё неприятных чувств во время или после любви?
Она удивлённо распахнула глаза. Потом нерешительно, словно сомневаясь: стоит ли? призналась:
- Знаешь… я в этом ничего не понимаю. Я была столь одинока до недавнего времени, что буквально сходила с ума. Познакомилась в троллейбусе с молодым мужиком, навязалась ему. Он привёл домой, попытался что-то со мной сделать. У него не особенно получилось… Так я перестала быть девушкой. Потом я от него удрала, пока он был в ванной. Боялась, что забеременею или заразилась чем-то… Гадко было и унизительно.
Я никому об этом не рассказывала, ты – первый. Могила?
- Могила, - серьёзно ответил я, обнимая её и понимая, что теперь точно от неё нельзя избавляться. Когда тебе доверяют такое…
Тильда была очень смела в ряде вопросов, интересуясь новинками в сексе. Однажды она затащила меня в сексшоп, где за прилавком скучала тётка, читая книжку, и мы, единственные посетители, толкая друг дружку в бок, долго поражались множеству приспособлений, изобретённых для усиления любовных забав и услад. Там хватало всего, включая вещи, позволявшие женщинам обходиться без мужчин, а мужчинам без женщин.
- Смотри, - полушутя предупредила Матильда, - будешь плохо себя вести – обойдусь без тебя! Сам видишь.
Тогда-то я и обратил внимание на разные презервативы и усовершенствования в них. Мы ушли, ничего не приобретя, но сильно впечатлённые.
До сей поры я не нуждался в усилителях или возбудителях чувств, но положил на память, что имеются эти вещицы.
Если рассказывать всё, то Тильда тогда не удовлетворилась одним осмотром висевших упаковок, а обратилась к продавщице за разъяснениями. Той объяснять было явно лень, и вместо этого она выдала нравоучение:
- Вы бы, мамочка, не водили несовершеннолетнего сюда!
Я замер в ужасе, ожидая, что за этим оскорблением последуют женские бои без правил.
Но Тильда… захохотала!
Отсмеявшись, она ответила:
- Должна же я образовывать сыночка! Пусть знает: в результате чего появился. Вы-то, небось, и не ведаете, как очутились на белом свете?
- Я появилась без помощи этих средств, - гордо заявила тётка.
- Я тоже, - призналась Матильда, - все мы в те времена были тёмными и необразованными в сексе. Будь что-то из этого у ваших родителей – вы бы на свет не появились. А, судя по вашей хари…зме, у вас и потом не было возможности больше узнать. Потому, видно, сюда и устроились. Чтобы хоть так приобщиться.
Продавщица поджала губы, а потом выдала:
- Будете оскорблять – вызову наряд!
- Вызывай! Хоть так мужчин увидишь.
- Вызываю!
Тётка бросилась к телефону.
Еле утащил я оттуда упиравшуюся Тильду, кричавшую:
- А это – не сын мой, а любовник, ясно? Иди, поплачь!
- Развратница!
Это было последнее, что донеслось до меня, когда я выволакивал свою даму из того подвальчика.
Потом мы шли по тротуару, и все на нас оглядывались, потому что Тильда заливалась от хохота на всю улицу, вспоминая перебранку.
Сегодня, вспомнив эту историю, я решил порадовать Леру разнообразием ощущений.
Поэтому, вернувшись из похода за продуктами, я выложил угощение и несколько разных больших упаковок презервативов с сюрпризом.
Сначала Лера радостно всплеснула руками, но так и замерла, а её огромные глаза ещё расширились, и, казалось, вылезли из орбит.
Я взглянул на стол, чтоб понять, чему она удивилась. И понял. Коробки с контрацептивами, поставленные одна на одну, возвышались над фруктами и пирожными, сразу привлекая к себе внимание.
Лера опустила руки и обратилась ко мне:
- Вить, это – акция устрашения? Милый, хочешь сделать меня секс-рабыней? Где мои наручники и ошейник на цепи? А твоя плётка?
Я улыбнулся. Лучшие цепи – невидимые. Если они слабеют – никакое железо не удержит.
Она перебирала коробки контрацептивов, вздыхая и качая головой:
- Ну, если ты столь ненасытен… я попробую договориться с понедельника о скоропостижном медовом отпуске, а ты возьми больничный или уволься.
Мне в голову пришла странная аналогия, которую я ей озвучил:
- Ты знаешь… с той женщиной, о которой тебе сказал, я познакомились тоже на работе. Из-за неё меня оттуда выгнали. Чтоб не сидеть у неё на шее, я по её подсказке устроился туда, где была ты. А потом она оставила меня.
- Что ты этим хочешь сказать? – настороженно спросила Лера.
- Только то, что история повторяется. Я готов уйти с этой работы. Отвезёшь моё заявление?
Лера на мгновение задумалась, а затем засмеялась.
- Тогда, может, всё же больничный, Вить? Мне вспомнилась недавняя история. Не придумываю. Иду по улице, а навстречу молодая пара. Он – типа тебя, длинный и худой, а она пониже и куда более плотной конституции. Явная любительница покушать. Они проходят мимо продуктового магазина, и слышу, как она спрашивает:
- Может, зайдём, купим чего на ужин?
А он ей так строго отвечает:
- Я бы сначала доел вермишель…
Не рассмеяться на это было невозможно.
- Ладно, попробую с больничным. Что у меня должны диагностировать? Воспаление хитрости?
- Типа того. Можно просто купить его, но дело того не стоит. Не было ли у тебя каких болезней в детстве? Хронических…
- Хандра…а теперь «Сплин».
- Сам ты – хандра! Я серьёзно.
Я пожал плечами. Не стану же говорить ей свой диагноз с маниакально-депрессивным типом личности.
- Ничего! – махнула она рукой, - Впереди целое воскресенье, придумаем что-нибудь.
Хотя полвоскресенья уже прошло.
Я отправился на кухню ставить чайник, после мы немного попировали, а потом…
О том, что произошло потом, лучше спето у «Сплина»:
«Мы не знали друг
друга
До этого лета,
Мы болтались по
свету
В земле и воде.
И совершенно
случайно
Мы взяли билеты
На соседние кресла
На большой высоте.
И моё сердце
остановилось,
Моё сердце замерло.
Моё сердце
остановилось,
Моё сердце замерло.
И ровно тысячу лет
Мы просыпаемся
вместе,
Даже если уснули
В разных местах.
Мы идём ставить
кофе
Под Элвиса Пресли;
Кофе сбежал
Под Propellerheads,
ах!
Моё сердце
остановилось,
Моё сердце замерло.
Моё сердце
остановилось,
Моё сердце замерло.
Может быть, ты не
стала
Звездой в
Голливуде,
Не выходишь на
подиум
В нижнем белье.
У тебя не берут
Автографы люди,
И поёшь ты чуть
тише,
Чем Монсерат
Кабалье.
Ну, так и я, слава
Богу,
Не Рики, не Мартин,
Не выдвигался на
Оскар,
Французам не
забивал.
Моим именем не
Назван город на
карте,
Но задёрнуты шторы
И разложен диван…
И моё сердце
остановилось,
Моё сердце замерло.
Моё сердце
остановилось,
Моё сердце замерло.
Я наяву вижу то,
Что многим даже не
снилось,
Не являлось под
кайфом,
Не стучалось в
стекло.
Моё сердце
остановилось...
Отдышалось
немного...
И снова пошло.
Моё сердце
остановилось,
Моё сердце замерло.
Моё сердце
остановилось,
Моё сердце замерло.
И моё сердце hasta
la vista,
Моё сердце замерло.
Моё сердце
остановилось,
Моё сердце замерло».
Это в песне «Сплина», а у нас вышло немного иначе.
Точнее, совсем не так.
На беду я решил применить одну из купленных сегодня новинок. Мне повезло, что испробовал, пристроившись сзади. С первых мгновений Лера стала задыхаться и даже повизгивать, а затем хрипеть и сипеть. В какой-то момент она издала нечто вроде: «А-а…» и принялась царапать ногтями подушку и кусать её. По правде, я испугался, но дело надо было довести до конца, поэтому пришлось искусственно форсировать событие. С последними моими движениями она упала лицом в подушку, словно лишившись чувств.
Оказалось, действительно лишилась. Я перевернул её, побоявшись, что задохнётся. Прижался ухом к груди. Сердце сильно частило, но билось.
Я принёс воды, набрал полный рот и прыснул в лицо. Не помогло. Бил по щекам, звал – никакого эффекта. Здесь мои познания выведения из обморока, почерпнутые из фильмов закончились. Я не знал, что делать. Оставалось ждать.
«Чёртовы усовершенствования!» - ругался я, расхаживая взад-вперёд по комнате, несколько шагов в сторону окна и назад к двери. Тут я подумал, что, возможно, причина в нагрузке, выпавшей на Леру в последние дни. К тому же, неизвестно какая была до того. Это меня несколько успокоило. Но, если она в ближайшие полчаса не вернётся, придётся вызывать «скорую».
Минут через десять Лера открыла глаза.
Я никак не мог привыкнуть к тому, как они распахивались. Только что их не было, и вдруг прямо зелёный взрыв. Инопланетянка!
Я присел на постель, взял её за руку.
- Как ты?
Она недоуменно глядела на меня, пытаясь понять.
- Я спала?
Ни к чему её было расстраивать, и я солгал:
- Да. После любви.
- А почему я… и подушка… мокрая?
- Я случайно пролил воду.
- Ничего не помню. Только какой-то взрыв мозга и всё. Мне было хорошо?
- Взгляни на подушку. Ты изгрызла и порвала наволочку. Наверно, тебе было хорошо.
- Спасибо, милый. Наш Мистер Задавака опустил голову?
Так она прозвала мою часть тела, вечно готовую воспрянуть.
Задавака был снова способен на подвиги, но теперь я боялся её касаться, и потому только кивнул.
- Мы его всё-таки сделали! – пошутила, слабо улыбнувшись, Лера.
- Да, - подтвердил я, - вместе мы – сила.
Она поднесла мою руку к своим губам и стала целовать пальцы. Я гладил её по голове.
При этом, кроме сочувствия к её недавнему положению, я ничего не испытывал. Мне было даже обидно – ну, не бесчувственный же я чурбан, в конце концов! Нет, я желал её, мне с ней было очень неплохо, но любовь… её здесь не было.
Я утешил себя, что и она только пользуется мной.
(дальше:http://www.proza.ru/2018/11/03/803)