В предпоследний день августа (который пришёлся на пятницу, а первое сентября будет в воскресенье, занятия в школах начнутся со второго) к Бариноковым пришла Вика Пилипенко. Отдала Эмилии Францевне плеер и потребовала: «Проверьте, как работает. А то скажете потом, что я сломала».
Поразившись такой предусмотрительности, Эмилия всунула в уши наушники и тут же их выдернула, услышав боевую арабскую «кунту-майтан». Вика ухмыльнулась. Ей было жаль расставаться с музыкой, которой она никогда не слышала и которая ей очень нравилась.
Чермен был мусульманином. То, что его тёща лютеранка, его нисколько не смущало. Более того, Чермен не отрицал существования Девы Марии и Иисуса Христа.
— Так если ты веришь, что Он был, почему же ты в Него не веришь? — не выдерживала Эмилия.
— Аллах существовал всегда. А Христос родился две тысячи лет назад, прожил на земле тридцать три года и вознёсся на небо, и стал пророком, — соглашался Чермен с говорливой тёщей, вот же дал аллах язык… — Аллах видел, он тогда уже был. Он всегда был, а Иса только последние две тысячи лет — говорил Чермен, поглядывая на жену, которая только улыбалась, благоразумно не вступая в переговоры.
— Пфуй! Какой он тебе Иса? Иисус! — не выдерживала Эмилия Францевна.
— Ну, так я и говорю, Иса, — улыбался довольный Чермен. — Пророки во всех религиях одни и те же, только зовут по-разному. У вас Иисус, у нас Иса, у вас Моисей, у нас Муса, У вас Елисей, у нас Аль-Иса…
— А Иоанн Креститель?
— Иоанн Креститель это Яхья. Одни и те же люди. Пророки. Пророков много, Всевышний один.
У Эмилии Францевны опускались руки. Зять с ней не спорил, соглашался, но выворачивал всё по-своему. Ладно, главное - верит, значит, правильный человек. И со мной уважителен, зовёт всегда по имени-отчеству, и Ингу мою без памяти любит, утешала себя Эмилия. Она называла зятя сынком и любила материнской любовью, которой ему недоставало всё детство.
Вику она вытолкала за порог, сунув ей в руки плеер со словами: «У Розочки забрала, ей и отдашь. Они завтра приедут».
Вика пожала плечами и ушла. А Эмилии вдруг вспомнилось, как расстроился Чермен, вернувшись с собрания. Откупорил бутылку ирландского виски, стоявшую в баре среди множества пузатых экзотических бутылок (в винах Чермен разбирался, что попало не пил). Молча налил, и выпил тоже молча. Переживает, поняла Эмилия. И поспешила в кухню за закуской.
— Ты бы присел, сынок, что ж ты стоя пьёшь, тебе ж нельзя (прим.: в хадисах говорится, что нельзя принимать пищу и пить воду стоя. О спиртных напитках в хадисах не упоминается, но конкретного запрета на алкоголь нет).
Коран Эмилия прочитала из любопытства, и с удивлением поняла, что он ни в чём не противоречит её религиозным убеждениям.
— На-ка вот, поешь. Ничего, ничего... Обойдётся всё, пошумят и забудут. Наша-то Розочка чужой огород не копала, отца не позорила.
Чермен согласно кивал. Хорошая у него тёща. Кораном его попрекает, ну надо же! И не поспоришь. В Коране говорится о воде, но он же не фанатик, нормальный человек, а все нормальные мужики пьют виски. И зачем люди про тёщ небылицы рассказывают, зачем врут? Или это ему так повезло - с братом, с тёщей, с женой... И с дочерью.
— Садись, мать. Не чужая ты мне, что ты всё сторонишься? Посиди со мной, мне легче будет… И бутылку убери. Давай, что там у тебя… Посидим.
Эмилия Францевна подавила вздох. Зять ушел с собрания победителем. А ведь — хотели сломать. Приструнить. Пристыдить. Да не получилось. Получилось — с Фомушкиным, который покинул собрание сам не свой… Как ему сейчас тяжело, не знает никто. И Остапа оскорбили ни за что. И девчонкам устроили судилище. А ведь можно было решить всё миром!
Эмилия побрызгала в лицо водой, прогоняя воспоминания, и поспешила в кладовку: завтра они приедут, в холодильнике ещё осталась баранина, она приготовит хинкали, которые так любит Чермен, нажарит ароматных беляшей, которые обожает внучка… И будет праздник!
Продолжение http://www.proza.ru/2018/10/25/1726