Последняя улыбка

Александр Алексеенко 2
    Отец уже почти не вставал. Утром, выполнив все необходимые процедуры, а потом медленно и без особого аппетита позавтракав, он снова отправлялся в спальню и с моей помощью устраивался на кровати. Когда процесс укладывания заканчивался, и удобство размещения принималось отцом, то он со вздохом сообщал:

    - Ну, полежу немного. Ты зайди через полчасика, уберешь из-под ног подложенные одеяла, - и отпускал меня от себя.

    Заглянув через непродолжительное время к нему в комнату, я обнаруживал отца, как правило, спящим. Может, и не всегда он спал, но глаза у него были покойно закрыты, а о чем он тогда в эти минуты отрешения думал – я уже никогда не узнаю…

    Но однажды заглянув к нему после привычных манипуляций, я обнаружил папу не спящим, а глядящим в окно и улыбающимся. Улыбка в последние дни  редко посещала его лицо, а тут смотри – так светло улыбается!..
    Я распахнул дверь и такой же с улыбкой зашел к отцу в комнату.

    - Как дела? Смотрю, вы улыбаетесь. Что-то вспомнилось?

    Отец с тем же веселым выражением лица проговорил:

    - А ты присаживайся, я расскажу. Вспомнилось из детских лет. Это когда наши, в сорок третьем, вернулись и освободили село из-под немцев. Хотя мы немцев у себя почти и не видели, а просто на них работали. Раньше был колхоз, и мы все там трудились, потом пришли немцы, но колхоз не разогнали. Назвали его как-то по-другому, поставили начальника из сельских, а сами приезжали только иногда, чтобы поощрить или поругать. Даже иногда премии в виде пиджака или чего-то в натуральном виде давали. За «усердие». Но я не это вспомнил.

     Осень стояла теплая, работы было много. Но чувствовалось, что скоро немцы уйдут. Немец-надсмотрщик, который приезжал к нам на бричке, в селе давно уже не показывался. Погромыхивало вокруг. Значит, пушки бьют где-то, и не так, чтобы очень далеко.

     Работали мы на колхозном огороде. Бригада в основном была из женщин, да несколько пацанов моих лет. Время подходило к обеду. Понятно, что никто домой идти не собирался, а с собой каждый что-то имел для перекуса. Ну, там, кусок сала с хлебом, или молоко. А кто просто воду в бутылке да горбушку.  В общем, мы работу оставили, готовились к обеду, как вдруг увидели, что по дороге идут трое военных. И сразу в глаза бросилось – не немцы!.. Идут вразвалочку, как все славяне, и также выглядят: одеты неважно, оборваны даже немного, чумазые, в руках автоматы. Понятно – это разведчики, из наших!

      Но народ сельский из скромности чувств никаких не проявляет, а молча смотрит на подошедших. Солдаты подошли поближе, глянули на собравшихся и поздоровались. Народ ответил, но не дружно, даже как-то настороженно. Застеснялись что ли?..  А ведь у многих в это время кто-то из родных был в Красной Армии, хотя это при немцах афишировать было не принято. Но все равно – смущаются селяне.

    Один из бойцов бросил взгляд на разложенную нехитрую снедь, и все поняли: кто бы они ни были, а людей первым делом надо накормить!
    Пригласили, уселись и понемногу разговорились. Тут самая бойкая из женщин задала тот самый вопрос, который у всех крутился на языке, но никто не решался первым его озвучить.

     - А ваши далеко?

     Народ замер. Ну, сказанула, «ваши»…

     А один из разведчиков, судя по всему самый главный у них, не спеша, проглотив очередной кусок хлеба с луком и салом, эдак хитренько взглянул на самую смелую:

     - А ваши далеко убежали?

     И народ с облегчением грохнул смехом. Селяночка, красная как буряк, смеялась тоже: как же всем стало хорошо и просто!..

     Отец закончил рассказ и, все также улыбаясь, повернулся на другой бок. Я порадовался за него, что он чем-то развлекся, и потихоньку вышел.
     Хороший сегодня день получился у нас!.. Жаль, что не пришлось мне что-то еще от отца услышать. Понимаю свою вину, но ничего не поправишь.

      Через месяц отца не стало.