В сентябре 1958 года я пошел в школу. И с первых же дней впал в немилость у учительницы. Она учила нас запоминать буквы, читать по слогам, а я давно уже все это умел, и мне было неинтересно. Когда наступала моя очередь читать какой-либо текст, я произносил слова целиком и бойко мчался к концу предложения.
Учительница прерывала меня, объясняла, что надо читать медленно, по слогам, думать надо не о том, как похвастаться перед другими своими знаниями, а о своих товарищах, которые не успевают следить по тексту за таким быстрым чтением.
Не лучше обстояли дела и на уроках арифметики со счетом на палочках. Все было так элементарно, скучно. Почему нельзя было перевести меня из первого класса сразу во второй — непонятно. Возможно, потому что школа была переполнена.
С первых школьных дней я привык на уроках размышлять о чем-нибудь постороннем и спустя рукава относиться к выполнению домашних заданий. Какое-то время учительница, в силу ее возраста и положения, еще пребывала для меня в ореоле мудрости, справедливости. Но во втором классе и этот ореол сильно поблек.
На одном из уроков нам задали написать первое в жизни сочинение. Тема была — «Осень». Я написал сочинение в стихах и, сдав тетрадь, предался мечтам, как учительница будет потрясена моим талантом. Возможно, прочитает стихи перед всем классом и назовет меня «наш новый Пушкин».
Слава богу, ничего подобного не произошло. Но случилось нечто не менее несуразное. На следующий день учительница зачитала сочинения наиболее продвинутых учеников — без рифм, без игры звуков, по четыре-пять предложений каждое, а остальным просто раздала тетрадки.
В моей тетрадке стоял жирный кол с припиской: «Сочинение от слова сочинять, а не списывание из книжки!».
На перемене я подошел к учительнице и стал объяснять, что сам сочинил стихи.
Она назвала меня лгуном, сказала, что октябрята никому не должны лгать, тем более учителю.
Мои робкие попытки возразить вызвали в ней прилив возмущения, она силой заставила меня сесть за парту и подумать над ее словами.
Я был шокирован. Гарант справедливости — учитель всей силой своего авторитета принуждала меня сознаться в том, чего я не делал! Мне не к кому было идти с апелляцией, даже к маме — родители неизменно отзывались о школьных учителях с почтением и уважением, всегда подчеркивали, что ученики должны их слушаться. А что, если мама поверит не мне, а учителю? Я не стал рисковать отношениями с мамой — струсил.
Вечером дома со слезами на глазах я порвал тетрадку со стишками, а на следующее утро, выйдя из дома, забросил портфель в кусты и направился не в школу, а на берег Волги.
Не знаю, почему учительница на следующий день не сообщила родителям о прогуле и не поинтересовалась у меня, где я пропадал. Не заметила моего отсутствия? А может, подспудно чувствовала свою вину?
Так или иначе, я больше не искал ни в чем ее похвалы, старался быть незаметным.
Ее это устраивало — когда в классе сорок учеников, ни сил, ни времени не хватит, чтобы к каждому искать индивидуальный подход. Вероятно, поэтому в моей памяти не осталось имени моей первой учительницы.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/10/08/433
Предисловие и оглавление: http://www.proza.ru/2018/10/07/1618