Стая

Дмитрий Красавин
Микрорайон «Солнечный» стремительно расширялся. Осенью 1963 года новая восьмилетняя школа номер 23 была уже переполнена учениками. В наш шестой «Г» в сентябре пришло пять новеньких. Среди них был Володя Мусенко, которого все звали просто Мусей. Особой страсти к учебе он не испытывал, отличался раскованностью поведения и наплевательским отношением к замечаниям учителей. Муся кукарекал из-под парты во время уроков, стрелял бумажными пульками из рогатки по девчонкам, задирал ребят на переменах. Ему постоянно писали замечания в дневнике, ставили двойки по поведению, выгоняли с уроков — ничего не помогало.
Но самое обидное для Муси, что одноклассники почему-то не восхищались его свободным и независимым поведением, и боязни должной никто перед ним не испытывал, и прав на привилегированное положение никто не признавал. У него не было в классе ни одного друга.
Похоже, Мусю это сильно задевало: он был сын не какого-то там работяги, а вора в законе. Его отец годами не выходил из тюрьмы, а сам Муся слыл за своего среди карманников, домушников и прочего, уважаемого им блатного люда.

В классе Муся сидел за партой в гордом одиночестве. Но однажды наша классный руководитель решила пересадить учеников по своему усмотрению. В результате я оказался за одной партой с Мусей, в среднем ряду, прямо под носом учителя.

На уроке алгебры нам предложили решить небольшую задачку на применение только что выученного правила. Я принялся записывать условия задачи. Муся новое правило пропустил мимо ушей, поэтому ничего решать не собирался и от нечего делать стал исподтишка толкать меня под локоть.

— Муся, прекрати! Ты мне мешаешь, — взмолился я.

Он расплылся в улыбке и, улучив момент, толкнул с такой силой, что перо, зацепив бумагу, прочертило поперек всей страницы жирную кривую линию.

Я в ответ с силой ударил его локтем под бок. Тогда он взял мою чернильницу (в те времена на всех партах еще стояли чернильницы-непроливайки) и вылил часть чернил на страницу моей тетради. Я, долго не раздумывая, взял его чернильницу и плеснул чернила ему в лицо.

— Он испортил мне новый костюм! — истошно завопил Муся, вскочив из-за парты и показывая учительнице пальцем на маленькие чернильные пятна, обильно усеявшие не только его лицо, но и пиджак.

— Выйдите из класса! Немедленно! Оба! — закричала она в ответ и распахнула перед нами дверь.

Мы вышли. Дверь захлопнулась.

— Тебе это так не пройдет, — зашипел на меня Муся. — Идем на улицу, поговорим!

— Идем, — согласился я, и мы пошли к выходу из школы.

Муся был немного крепче меня по сложению и чуть-чуть выше, но у меня не было перед ним особого страха — неизвестно еще, на чьей стороне будет удача. Он шел позади, иногда подталкивая меня:

— Шагай скорее, чего трусишь?

— Ну что, — давай разговаривать, — обернулся я к нему, выйдя на школьное крыльцо.

— Идем дальше, за кусты. Или боишься?

Мы зашли за кусты, и Муся безо всяких предисловий наскочил на меня, норовя ударить кулаком в лицо. Я увернулся, инстинктивно выбросил навстречу потерявшему равновесию Мусе свой кулак. Он как-то резко весь сжался, упал боком на землю и громко заорал:

— Ты сломал мне ребро! О! О! Как больно! Не могу дышать!

Я испугался за него.

— Лежи здесь, я позову из школы медсестру.

— О! О! Ты сломал мне ребро!

Держась двумя руками за грудь, Муся, скрючившись, медленно встал и пошел в сторону своего дома.

— Муся, давай я тебя поддержу, дойдем вместе до медпункта.

— Уйди, не хочу тебя видеть!

Мы вышли за территорию школьного двора. Муся немного выпрямился и пошел чуть быстрее. Я проводил его до первых домов и, убедившись, что он вполне может самостоятельно дойти до своего дома, вернулся назад в школу.

Был или нет у Муси перелом, не знаю, но в школе он больше не появлялся.

Недели две спустя, в один из выходных, кто-то позвонил в дверь моей квартиры.

Я открыл и увидел перед собой живого и невредимого Мусю.

— Выйди, поговорить надо, — сказал Муся.

— Лучше ты заходи, чаю попьем и поговорим заодно.

— Нет, выходи ты сюда, — настаивал он.

— На лестничной клетке гостей не принимают.

— Ты че, боишься?

— Я тебя никогда не боялся. А почему ты трусишь, не заходишь в квартиру, не понимаю. Я действительно рад тебя видеть, обиды не держу.

— Нет, ты выходи сюда!

Мне эти пререкания надоели, и я закрыл дверь.

Через пару минут снова раздался звонок.

Я открыл дверь, ожидая снова увидеть перед собой Мусю, и тут же получил мощный удар кулаком в челюсть.
Меня отбросило назад.
Вместо Муси в дверном проеме возвышался широкоплечий амбал, на две головы выше меня.
Падая, я инстинктивно толкнул створку двери ногой и, обернувшись назад, закричал, в пустое пространство квартиры:

— Леня, Володя! На помощь!

Створка двери, ударившись с силой о лоб амбала и отскочив, снова распахнулась перед ним.
Однако, услышав мой вопль о помощи и не имея представления о том, кто такие Леня и Володя, амбал, прикрывая ладонью рассеченный углом двери лоб, резко развернулся и бросился наутек. Позади и впереди него, толкаясь и обгоняя друг друга, горохом покатились по ступенькам еще человек десять-пятнадцать пацанов. В основном все были старше меня, два-три ровесника и пара малолеток, лет десяти-одиннадцати.
Я поднялся с пола. Дождался, когда внизу стихли возбужденные голоса убегавших, закрыл дверь квартиры и подошел к зеркалу в ванной комнате.
Внизу подбородка часть кожи была содрана и сочилась кровь — в последний момент мне удалось немного уклониться, направив тем самым вектор удара по касательной.
Я подставил лицо под струю холодной воды.

Каким же трусом оказался Муся — целую кодлу собрал, дикую, разношерстную. Лица некоторых взрослых парней были немного знакомы. Они всегда ходили по улицам скопом, курили, пили на ходу из горлышка бутылки вино или пиво, смачно сплевывали слюну и окурки на тротуар, громко разговаривали, сдабривая речь матом, толкали прохожих…
Большинство прохожих старалось обходить их стороной.

Почему-то неожиданно вспомнилось, как год назад точно так же прохожие жались по сторонам, уступая дорогу ораве орущих матерные частушки пятиклассников. Да, на душе у меня тогда было дискомфортно. Но ведь было и пьянящее ощущение единства со сверстниками, ощущение силы, защищенности, свободы… Вероятно, нечто подобное переполняло и сердца ребят из той стаи, нагрянувшей ко мне мстить за Мусю.
«Один за всех, и все за одного» — это классно! Вероятно, у некоторых из них, как у меня тогда, и совесть царапалась своими коготками о толстые стенки этой «классности», но очень тихо. Мы тогда, в пятом, нашли выход, как сохранить единство, не унижая, а привлекая к себе других, а у этой разношерстной стаи с этим проблема.

Я поднял голову, струйки воды с лица заскользили вниз под рубашку. Я вытер лицо полотенцем и пошел в комнату. Потом минут двадцать валялся на диване, приложив к месту удара два медных пятака и продолжая размышления.

Куда делось сегодня то наше былое единство? Как переехали в здание новой школы под боком с нашими домами, так мальчики — отдельно, девочки — отдельно, разбились на маленькие группки по интересам, а кто-то и совсем в стороне сам с собой дружбу водит. Никто даже не вспоминает, как темными зимними вечерами всем классом возвращались из отдаленной школы через пустыри в свой микрорайон, как пели хорошие песни, как улыбались нам встречные люди.

Наверное, для того чтобы быть вместе, нужны опасности, совместные приключения. «Мусина» стая на этом и держится. А у нас всё ладно да гладко: школа под боком, в темноте через пустыри ходить не надо. Что же такого придумать, чтобы с опасностями и приключениями, но не против других, а так, чтобы другие присоединялись?

Продолжение: http://www.proza.ru/2018/10/07/1741

Предисловие и оглавление:  http://www.proza.ru/2018/10/07/1618