А ведь улетала в хорошем настроении - дал ей десять тысяч наличными. Она впервые почувствовала себя очень богатой. Богатство добавляет женщине красоты.
Летом билеты на самолет бизнес-классом Люфтганзой стоили вдвое дороже. Только немцам он мог доверить самое дорогое, что у него есть. Отправил их в Минск. Она захотела показать родителям ребенка. Там, видно, что-то случилось, что-то ей сказали, потому что вернулась в плохом настроении, поругалась с ним уже в аэропорту, и они стали ссориться каждый день.
В принципе он был не против, потому, что ссоры вносили драматизм и остроту в отношения. Чем злее получалась ссора, тем слаще было ночное примирение. Он заметил, что ей это тоже нравится. Скандал начинала, обычно, она Ее режиссура. Завязка, кульминация, развязка. В этот раз, не дождавшись кульминации, она вскочила и указывая, даже не на входную дверь, а на бэкярд, воскликнула:
- Вон, нах.., из моего дома!
- Это наш дом, - уточнил он.
- Это мой дом, забыл что ли, - сказала она.
Нет, нет - не забыл, хорошо помнил. Три года назад, да, уже три года прошло. Это был день его рождения. Звонил ее отец - поздравлял. В голосе тестя была насмешка. Они ровесники. Сказал в шутку, что если если он будет обижать дочку, приедет в Америку и набьет морду. Она это услышала, или догадалась по выражению его лица, бросилась отнимать трубку, Они стали бороться. Они все время боролись. Она физически развитая и выше на полголовы. Ушибла локоть и когда он пытался поцеловать «больное место», сильно, так что он чуть не упал, толкнула ладонью в лицо и сказала:
- Не трогай, я прыгнет.
Английский, благодаря хорошей женской памяти, давался ей легко, и там, где это было возможно, она старалась заменять русские слова английскими. Его это умиляло. Он хохотал, когда она говорила: «Пайду трошки пошапаюсь»
Еще тогда в Минске, когда они только сошлись, спросил:
- Это ничего, что между нами такая разница.
Она спросила:
- В чем?
Я сказал:
- Во всем.
Она сказала:
- Не е..т, а дразнится. Ему нравилось, как она ругается матом. А сейчас, когда сообщила радостную весть о беременности, он встал на колени. Она подняла майку, и он поцеловал ее в прекрасный, без всяких признаков беременности голый живот много, много, много, много раз. Она посмотрела на него сверху и спросила:
- Так что будем делать?»
Он сказал:
- Рожать.
- Кого?
Он, сразу же, потому что давно думал об этом, сказал:
- Мальчика.
- А где твой мальчик будет жить, если ты умрешь? - спросила она. И он догадался, что она имела ввиду, потому, что большой новый дом на берегу океана с пляжем и фруктовым садом , полностью выплаченный, в который он ее, нет конечно, не внес, потому, что весила она слава богу под восемьдесят, но церемонно за руку, привел прошлой осенью, был записан на него.
Ему исполнилось каких-нибудь пятьдесят, и он совершенно не собирался умирать, а если бы умер, все сказали – такой молодой, какая преждевременная смерть. Но между нaми была, опять же, эта разница, и смерть пятидесятилетнего старика ей – двадцатипятилетней, - казалась естественной.
Понимая ее правоту и биологическое преимущество, он сказал: «Завтра позвоню адвокату и скажу, чтобы переписал дом на тебя». И тогда она, не в силах сдержать свои женские чувства, грубо схватила его за голову и так сильно прижала лицом к животу, что он чуть не задохнулся.