Черный, белый, полосатый

Черный, белый, полосатый

1. Разные
- Совершенное безумство! – воскликнула Пелагея и звонко рассмеялась. Ей в голову пришла неожиданная затея – уплыть из страны Желтых Полей и отправиться на поиски поэта, который разучился писать стихи.
Точно такая же затея пришла в голову Юлиане из страны Зеленых Лесов.
- Не обращай внимания, - сказала себе Юлиана. – Сумасбродные идеи приходят и уходят, а мы остаемся. Ведь правда, Пирог?
Маленький черный пёс по кличке Пирог тявкнул и стал передними лапами на юбку Юлианы. Другой пёс – белый мохнатый Кекс – сонно выполз из-под кресла-качалки и потянулся.
Больше никаких кексов и пирогов в доме у Юлианы не водилось. Она соблюдала строгую диету, чтобы влезть в свою любимую походную юбку, когда представится случай. И вот случай, похоже, представился. Сумасбродная идея не спешила уходить.
- Ну что особенного в этом поэте? – сказала Юлиана и шумно вздохнула.
А надо заметить, что бедолага поэт некогда славился острыми словами и меткими рифмами. Люди возносили его талант до небес и повсюду гонялись за ним, умоляя поставить автограф. А потом поэта покинула муза. Эта муза терпеть не могла славу. Гораздо легче и приятнее ей бы работалось в тишине и покое, под каким-нибудь старым деревом на краю села. Но поэт выбрал бурное веселье, богатство и восторги публики, за что вскоре поплатился. Когда муза внезапно пропала – пропал и он сам. Вернее, его прогнали за то, что он разучился сочинять.
С той поры никто о поэте не слыхал. Правда, сплетники поговаривали, будто он стал чудной и уехал на край света.
Мысль о крае света не давала покоя ни Юлиане, ни Пелагее. В один и тот же день они вышли из дома – каждая на берег своего моря. У берегов страны Желтых Полей море дышало еле-еле. Зато у скалистого берега страны Зеленых Лесов волны катились злые и пенистые.

- Пойдем скорее, Мягколапа! – позвала Пелагея. Она поправила длинную юбку с оборками и надела вверх ногами белую шляпу-цилиндр. В стране Желтых Полей росло много цветов. Они отлично помещались в шляпе, когда их надоедало нести в руках.
Мягколапа – серая кошка с черными полосками на спине – поравнялась с хозяйкой.
- Мяу! – сказала кошка. И было ясно, что она совсем не прочь поплавать по Глубокому Морю.

- Как же неохота плыть на край света! – сказала Юлиана своей лодке. – Но раз уж Пирог с Кексом настаивают, ничего не поделаешь.
Черный ушастый Пирог и не менее ушастый белый Кекс скромно топтались в сторонке. И по ним было не очень заметно, чтобы они хоть раз на чем-нибудь настаивали.

Плот Пелагеи ждал в низких зарослях. Он был составлен без единого гвоздя. А в центре плота колыхался парус, сделанный из кухонной занавески.
- Поэт наверняка обрадуется, когда нас увидит, - сказала кошке Пелагея. – Лишь бы добраться до края света.

На Юлиану и ее собачью компанию Глубокое Море отчего-то взъелось. Оно вымочило шерстку Кекса и чуть не утопило Пирога, хотя Пирог отменно плавал и даже умел нырять. Юлиана ворчала на погоду. Ее скромная лодка с веслами никак не могла преодолеть широкую полосу прибоя. Волнами лодку постоянно отшвыривало к берегу.
Зато плот Пелагеи Глубокое Море приняло, как старого доброго друга. Чайки носились над головой и дразнили Мягколапу. Но Мягколапа нанюхалась цветов, которые хранились в шляпе, поэтому сейчас ей не было дела до птиц.

Лодка Юлианы и плот Пелагеи почти одновременно вышли в открытое море, оставив позади опасные рифы. Пелагея мирно перебирала коллекцию карманных часов. А Юлиана отжимала подол походной юбки и мрачно вглядывалась в горизонт.
Ветер так сильно надувал парус плота, что тот несся по водной глади на всех парах. И плот столкнулся с лодкой, когда этого никто не ожидал. Юлиану, Кекса и Пирога тут же выбросило за борт. А плот накрыло ленивой волной. И если бы Пелагея срочно не убрала все свои часы в шляпу, коллекции пришел бы конец. Мягколапа вцепилась в брусья плота и издала душераздирающее «Мяу!».
- Вот тебе раз! – воскликнула Пелагея. – Неужели авария?
Мягколапе стало ужасно стыдно, что она испугалась какой-то волны. Она разогналась – и перепрыгнула в лодку, посмотреть, с кем это они столкнулись.
Первым из воды показался Кекс.
- Белый, - презрительно прошипела кошка.
Следом вынырнул Пирог. С его остреньких ушек стекали струйки воды.
- Черный, - выгнулась дугой Мягколапа.
Юлиана выплыла последней. Она недовольно отфыркивалась и отплевывалась.
- Полосатая, - процедила она, заметив кошку.
Юлиана забралась в лодку и выловила из моря черный цилиндр. Вытряхнула оттуда красного пучеглазого краба, после чего надела цилиндр на голову. Только не вверх ногами, а как полагается.
- Поразительно! – всплеснула руками Пелагея. – Ты носишь шляпы прямо как жители страны Зеленых Лесов!
- А я и есть жительница этой страны, - буркнула Юлиана. – У нас все ведут себя правильно. Не то что некоторые...
Пелагея с достоинством водрузила себе на голову белый цилиндр. Тот чудом удерживал равновесие, позванивая коллекцией часов и благоухая травами.
- Мы носим шляпы, как нам вздумается, - сказала Пелагея. – И в этом нет ничего зазорного.
- Прекрасно! – сказала Юлиана. – В таком случае, почему бы не попить горячего шоколада?
Она чинно села на скамью и достала из своих запасов довольно увесистый термос с кружками. Одна кружка досталась Пирогу, другая – Кексу. Третью предложили Мягколапе, но та только поворотила носом.
- В море мы пьем морскую воду, - пояснила Пелагея и зачерпнула ковшиком воды с мелкими водорослями. – Отличный супчик!
Юлиана, Пирог и Кекс дружно фыркнули.
- Может, вы еще и в гольф не играете? – осторожно полюбопытствовал Пирог.
- Гольфы? – переспросила Пелагея. – Я не играю в гольфы. Я натягиваю их на ноги.
Приподняв юбку, она продемонстрировала ногу в вязаном разноцветном чулке.
- Всё с вами понятно, - заключила Юлиана. – Дремучие вы люди. И кошки, - добавила она чуть погодя.
Мягколапа снова выгнула спину. На этот раз от негодования.
- Не такие уж мы и дремучие! – заявила она. – Мы любим читать сказки и стихи.
Вдруг карманные часы в белом цилиндре оглушительно зазвонили. Защелкал клешнями красный пучеглазый краб. Удивленно переглянулись Пирог и Кекс.
А Пелагея облизнула и подняла указательный палец.
- Вспомнила! Поэт! Вы случайно не встречали поэта, который разучился писать стихи?
Юлиана от неожиданности поперхнулась горячим шоколадом и чуть не уронила кружку.
- Мы тоже его ищем, - сообщила она. – Правда, говорят, что он где-то на краю света.
- Какое совпадение! – обрадовалась Пелагея. – Тогда давайте искать вместе! Держим курс на край света!
Юлиана пожала плечами. Вместе – так вместе. Ей было нечего возразить. Путешествовать с кем-то, кто совершенно не похож на тебя, порой довольно увлекательно. Можно попасть в беду, когда на море безветрие. И оказаться в безопасности, когда вокруг бушует шторм. С теми, кто совсем на тебя не похож, любое приключение становится особенным.

2. Акулий корм
Пирог и Кекс проголодались, а горячий шоколад в термосе закончился давным-давно. Но Юлиана не растерялась. Она достала удочку и забросила в воду крючок с наживкой. Удочка считалась лучшей из тех, что продавались в рыболовном магазине. На ней зелеными буквами было написано: «Рыболов - Повелитель Удачи». А леска вполне могла бы выдержать Пирога и Кекса вместе взятых.
Юлиана гневно обернулась, когда услышала смех. На плоту позади веселилась Пелагея. Она хохотала, держась рукой за живот, и пускала мыльные пузыри. Кошка смотрела на них словно завороженная.
- Эй! Ты мне всю рыбу распугаешь! – крикнула Юлиана.
- Ничего подобного! – со смехом возразила Пелагея. – Морские обитатели народ любопытный. Если смеяться и пускать блестящие пузыри, рыба поднимается на поверхность. И тогда я ловлю ее сачком.
В подтверждение своих слов Пелагея схватила сачок и окунула его в воду. В сачок сразу же угодила большая рыбина с серебристой чешуей.
Юлиана отвернулась в полном недоумении. Вот, теперь эта чудачка Пелагея будет объедаться рыбой, а они с Кексом и Пирогом – только смотреть да облизываться. Но не успела Юлиана додумать свою грустную мысль, как услыхала нечто еще более нелепое, чем смех.
- Спасибо, рыбка! – сказала Пелагея и отпустила добычу в море.
- Что ты делаешь?! – воскликнула Юлиана. – Из нее получилась бы отличная уха!
- Ничего не имею против ухи, - ответила Пелагея. – Но, по сравнению с рыбьими гостинцами, уха не такая уж и вкусная.
Она показала Юлиане маленький полотняный мешочек с затейливой вышивкой и бросила ей в руки.
- Возьми, подкрепись. И пёсики пусть попробуют. А я еще порыбачу.
Пирог откусил кусочек рыбьего гостинца – и у него потекли слюнки.
- Почему только наша хозяйка ничего не смыслит в рыбе? – сказал Кекс, почесывая лапой за ухом. – Если приманка – червяки, то и рыба будет мелкая да голодная. А у Пелагеи рыбка – любопытная. Улавливаешь?
- Улавливаю, - ответил Пирог. – А наша удочка не улавливает. Бесполезная штуковина.
Юлиана зыркнула на псов исподлобья, пнула удочку и отправилась на другой конец лодки.
А любопытного морского народа тем временем всё прибывало. Разве устоишь перед искушением поглазеть на мыльные пузыри из сачка? Это ведь гораздо увлекательней, чем любоваться ими из морских глубин. А чтобы откупиться, когда поймают, каждая рыба несла с собой гостинец.
Юлиана сунула в рот остатки гостинца и зажмурилась. Вкуснятина! Нет. Вкуснотища! Права была Пелагея. Морским дарам уха и в подметки не годится.
«Спасибо, рыбка! Спасибо, рыбка! Спасибо, рыбка!» - до самого вечера доносилось с плота. Пирог и Кекс осоловело наблюдали за тем, как Пелагея работает сачком и каждый раз с новой интонацией благодарит очередную рыбку.
К вечеру гостинцев на плоту набралось столько, что хватило бы прокормить целую ораву Кексов, Пирогов и Мягколап. Правда, Мягколапа предпочитала сырую рыбу. Она вылавливала еду острыми когтями и лакомилась, не сходя с места.
- Зачем тебе столько вкуснятины? – спросила Юлиана. – В меня уже не лезет. Собаки скоро лопнут. Выбрасывай ты эти дары и ложись спать!
А надо сказать, что из-за количества даров на плоту негде было и яблоку упасть. Пелагея сидела с кошкой на самом краю, у рулевого весла, и клевала носом.
- Нет, погоди, - сонно проговорила она. – Еще не время.
Юлиана дёрнула плечами и скорчила презрительную гримасу. Приглашать Пелагею к себе она даже не собиралась. 
- Жадность до добра не доводит, - бросила Юлиана напоследок и улеглась на дно лодки.
Но не успела она заснуть, как и плот, и лодку окружили акулы. Их темные тела с острым плавником на спине казались самим воплощением бездны. Пирог опасливо глянул за борт.
- Караул, - сипло сказал он. – Чую, меня акулы съедят в первую очередь.
- А меня - во вторую, - подхватил Кекс и поскреб когтями по деревянному днищу. – Спета наша песенка.
Мягколапа тоже заметила акул. Она выгнула полосатую спину и угрожающе зашипела. Хищных тварей было много, но кошка была готова защищать хозяйку до самого конца.
- Не спета ваша песенка, - обнадежила друзей Пелагея. – Положитесь на меня.
Она встала и поглядела на акул. А те поглядели на нее и разинули зубастые рты.
- А ну, плывите-ка сюда! – крикнула им Пелагея. – Здесь раздают угощения!
Она швырнула мешочек с рыбьими гостинцами в первый попавшийся рот, и рот захлопнулся, точно капкан. Потом подоспели другие акулы. И вскоре стало ясно, что ни Кекса, ни Пирога они есть не станут.
- Добавки! Добавки! – требовали они чуть ли не хором. И Пелагея без устали швыряла в их пасти мешочки с дарами моря.
Акулы наелись раньше, чем закончились припасы. И остатки Пелагея приберегла на завтра. А потом без сил повалилась спать.
Во время кормежки акул Юлиана лежала, затаив дыхание, и старалась не шевелиться. Когда они уплыли, сон еще долго бродил вокруг и вздыхал холодным ветром. А Юлиана смотрела на звезды и думала о том, что людей с причудами никогда не стоит презирать.

3. Конец света
На рассвете Пелагея обнаружила, что тщательно укрыта одеялом, а ее плот покорно тянется за лодкой на канате. Будильники тихонько позванивали в цилиндре, призывая на утреннюю пробежку. Им было невдомек, что по морю особо не побегаешь. Парус из кухонной занавески был заботливо спущен и шуршал на ветру.
- Эй, Мягколапа! Ты где? – позвала Пелагея.
Кошка выглянула из кладовки и раздраженно чихнула. Она наотрез отказалась приближаться, пока на плоту находится это ужасное одеяло. По ее словам, оно невозможно воняло псиной.
- Интересно, кто привязал плот, пока я спала? – громко сказала Пелагея.
Пирог с Кексом внимательно глядели из лодки глазками-бусинками и помалкивали, как настоящие заговорщики. А Юлиана кашлянула в кулак, пряча улыбку.
- Давайте причаливать! – сказала она. – Остров прямо по курсу.

Яркое оранжевое солнце вставало над морем, и тонкие облака растворялись в небе одно за другим. Остров без единого холма зеленел в бриллиантовой дымке. На берегу, крепясь к тонким ножкам, висел большой плакат-полоска.
Пелагея прищурилась и прочитала:
- Ко-нец све-та. Какое забавное название для вечеринки!
- С чего ты взяла, что это вечеринка? – сказала Юлиана и уперла руки в бока.
- А тогда зачем столько воздушных шариков? Вон, смотри! Они повсюду!
Воздушные шарики, и правда, висели везде, куда ни глянь. Желтые, синие, зеленые – они с глухим «пам!» ударялись друг о дружку. И если бы не камни, которые держали их у земли, шарики непременно бы улетели.   
- Слушай, а может, «конец света» - это название острова? – предположила Пелагея. – Почти как «край света».
- Конец света и край света, - задумчиво повторила Юлиана. – Кто знает, всё может быть.
- Тогда нужно высадиться и проверить! – прохрипел Пирог. Он всегда хрипел, когда пытался командовать.
Лодка села на мель – и Юлиана спрыгнула в воду, приподняв походную юбку. Только сейчас Пелагея заметила, какая эта юбка красивая. Она блестела и переливалась темно-зеленым цветом, как панцирь жука.
- А вы, малявки, поплавайте, - властно распорядилась Юлиана. Схватила за шкирку Пирога с Кексом и бросила в воду. Те живо загребли лапами. Там, где они очутились, было довольно глубоко для двух маленьких псов.
Мягколапа тем временем запрыгнула Пелагее на плечо. Ей не очень-то нравилось плавать.

Море шелестело и шепталось, слизывая песок с пологого берега. Когда путешественники вышли на сушу, Юлиана поделилась страшной тайной.
- В стране Зеленых Лесов я слыву отчаянной и храброй, - сказала она. – Но на самом деле есть одна вещь, которой я ужасно боюсь.
- Ну да, - усмехнулась Пелагея. – Ты боишься акул.
- Нет, еще кое-чего. Похуже акул, - пробормотала Юлиана и замерла. У нее на пути завис малиновый воздушный шарик.
Пелагея вытаращила глаза.
- Кто бы мог подумать! – воскликнула она. – В стране Желтых Полей шариков боится каждый второй!
- Терпеть не могу, когда они лопаются без предупреждения, - призналась Юлиана и вынула из волос острую шпильку. – Я предпочитаю взрывать их до того, как они взорвутся сами.
Она проткнула воздушный шарик – и тот со свистом заметался у нее перед носом.
- Предсмертные конвульсии, - довольно мяукнула Мягколапа.
Уже через минуту шарик покорно упал на камень. Первый враг был сражён. И похоже, Юлиану ничуть не смущало оставшееся разноцветное «воинство». Она ходила от одного шарика к другому с зажатой в кулаке шпилькой – и шарики погибали в неравном бою, издавая трагичное «Бамц!».
- Последний, - с облегчением вздохнула Юлиана и проколола зеленый шарик.
Пелагея подпрыгнула и захлопала в ладоши. Мягколапа заурчала. А Пирог и Кекс принялись носиться вокруг победительницы с заливистым лаем.
И вдруг остров накрыла тьма. Плакат со словами «Конец света», песок и цветные остатки шариков – всё внезапно сделалось таким же черным, как шерстка Пирога.
- Вот вам и конец света, - нервно рассмеялась Юлиана. – Неужели это из-за меня?!
- Очень странно, - проговорила Пелагея. – Давай повернем назад.
- Какое «назад»? Вперед и только вперед! Надо выяснить, куда подевался весь свет.
Юлиана порылась в сумке и вынула оттуда свечу. Эта свечка не раз выручала, когда в домашней лампе выгорало всё масло.
- Сейчас мы добудем немного огня, - сказала она и чиркнула спичкой. Но спичка не зажглась, а испустила лишь едкий дымок.
- Ничего не понимаю, - пробормотала Юлиана. – Неужели коробок отсырел?
- Тогда, может, попробуем светлячков? – предложила Пелагея и вынула из рюкзака банку с дырявой крышкой. В банке жужжали жуки. Они сталкивались друг с другом, ударялись о стеклянные стенки и мигали, точно маленькие неисправные лампочки. А под конец погасли совсем.
- Никакой от вас пользы, - вздохнула Пелагея. Она открутила крышку – и светлячки роем вылетели в густую тьму.
- Тьфу! – сказал кто-то из тьмы. – Кажется, я проглотил жука. Но это сущие пустяки по сравнению с тем, что у нас нет света.
Голос у него был низкий и хриплый. Прямо как у Пирога, когда тот однажды подхватил простуду. Но Пирог был мягкий и милый. А о внешнем виде того, кто проглотил жука, судить было довольно сложно.
- Мы пришли с миром, - на всякий случай сказала Юлиана.
- Это хорошо, - ответил из тьмы хриплый голос. – Потому что мы очень любим гостей. Но они редко к нам заплывают. Они боятся, когда мрак вокруг.
«Мрак вокруг, мрак вокруг...» - неожиданно отозвалось эхо.
- Наши мастера создали на берегу иллюзию солнечного дня, - продолжил туземец. - Но проткнув воздушные шарики, вы ее разрушили.
- Ах, вот в чем дело! Иллюзия! – с облегчением сказала Юлиана. Свет погас вовсе не из-за нее, и это не могло не радовать.
Тут вперед вышла Пелагея.
- Знаете, - выдала она, - если бы на острове были холмы, вы бы постоянно скатывались с них кубарем.
Она не удержалась и прыснула со смеху. А на ее плече насмешливо фыркнула кошка. И вдруг Пелагее стало ужасно стыдно, что она ни капельки не сочувствует жителям острова. Поэтому просто ради приличия она поинтересовалась:
- Были дивными эти места.
И светило здесь солнце всегда.
Так скажите, прошу вас, когда
К вам на остров явилась беда?

Пирог немедленно прекратил грызть корягу, которую он принял за кость. Кекс сел на задние лапы, хотя собирался побегать вокруг Юлианы с безумным лаем. Юлиана облизнула пересохшие губы. Если Пелагея заговорила стихами, значит, поэт точно где-то поблизости. Оставалось только выяснить, где.
- Беда пришла к нам вместе с одним странником, - ответил островитянин. – Мы обнаружили его на берегу после сильного шторма. Одели, накормили. Даже предложили выбрать дом. Вы ведь знаете, как мы любим гостей! Но странник сказал, что жизнь ему не мила даже на солнце под пальмами. И – представляете – прыгнул в колодец! А потом весь наш свет тоже сгинул в колодце. Вот такие пироги.
- Где пироги? – осведомился Пирог.
- Наверное, он имел в виду кексы, - ввернул Кекс и почесал за мохнатым ухом.
- Покажете нам колодец? – спросила Юлиана.
Житель острова нерешительно потоптался на месте, а потом сказал:
- Следуйте за мной, - И его хрустящие шаги стали затихать вдалеке.
Юлиана защелкнула поводок на ошейнике Пирога и распорядилась:
- Веди!
Тот сразу же взял след. Поводок натянулся, и Юлиана едва успела схватить за руку Пелагею. В этой непроглядной темноте ничего не стоило потерять направление.

Когда друзья добрались до колодца, часы в белом цилиндре дружно пробили полночь. Или полдень. Нельзя было сказать наверняка. Гостеприимный житель куда-то исчез. Зато появилась толпа. Юлиана не могла видеть лиц, зато отчетливо слышала дыхание и приглушенные разговоры. Туземцы замерли в ожидании. И Юлиана сразу догадалась, чего они ждут.
- Мы должны прыгнуть, - прошептала она. И тут же с восхищением добавила:
- Совершенное безумство!
Пока она раздумывала, как лучше прыгнуть в колодец, Пирог успел сжевать пару местных угощений и чей-то ботинок. За ботинок его никто даже не укорил, из чего Пирог сделал вывод, что жители острова добрые.
Мягколапа тем временем обцарапала какого-то туземца. И, к своему удивлению, не получила в отместку ни одного пинка.
«Подозрительно», - подумала Мягколапа и с достоинством удалилась, чтобы вновь забраться Пелагее на плечо.
Юлиана заглянула в глухой мрак колодца. Так вот куда канул весь свет? Она приподняла подол, залезла на самый край каменной кладки – и спрыгнула. В тот же миг из колодца, словно фонтан, вырвался мощный сноп света. Толпа взорвалась криками и аплодисментами. Но радоваться было рано. Свет пропал снова – и туземцы чуть не заплакали от горя.
- Наша хозяйка действительно храбрая и отчаянная, - сказал Пирог. – Не будем от нее отставать.
Он настроился на победу, но из-за своих коротких лапок никак не мог допрыгнуть до нужной высоты.
- Погоди, - сказала Пелагея и подхватила его под мягкий живот. Пирог едва сдержался, чтобы не укусить. Он терпеть не мог, когда его так бесцеремонно хватают. И ладно бы просто хватали. В следующую минуту пес беспомощно завис над зияющей дырой колодца.
- Бросать? – спросила Пелагея.
- Да бросай, чего резину тянуть! – буркнул Пирог.
Но не успела Пелагея отпустить его в свободное падение, как из колодца полилось сияние. Оно напоминало о тихом рассвете на берегу моря. И все в толпе увидели Пирога.
- Черный! – крикнул кто-то.
- И правда, черный! – подхватили за ним.
Пелагея разомкнула пальцы – и Пирог полетел вниз. От страха он чуть не завыл, но вовремя вспомнил о храбрости Юлианы. Пусть другие воют, а Пирогу мужества не занимать.
Свет продолжал струиться, и темнота мало-помалу отступала. Пелагея поймала Кекса, когда тот пытался потихоньку улизнуть. Кекс повис над колодцем, и туземцы хором определили:
- Белый!
Тонко подвывая и тявкая, белый Кекс отправился вслед за Пирогом.
Настал черед Мягколапы.
- Ну давай же, слезай, - сказала Пелагея и попробовала снять кошку со спины. Но та вцепилась мертвой хваткой, и когти больно кололи кожу.
В итоге Пелагея сдалась.
- Что ж, придется вместе.
Она поднялась на скользкий каменный бордюр, с трудом удерживая равновесие. Мягколапа у нее за плечами испустила долгое низкое рычание и прижала хвост.
- Полосатый! – восторженно выкрикнули из толпы.
- Полосатый! – подхватили все разом. 
Но Мягколапе было не до восторгов. Напоследок она издала дикое «Мяу!» - и вместе с Пелагеей пропала в сияющей бездне колодца. 

4. Странные звери
Пелагея шлепнулась на мягкий мох лицом вниз – да так и застыла. Ее тотчас окружили Кекс, Пирог и Юлиана. А кошка приходила в себя поблизости. Такое головокружительное падение она пережила впервые.
- Ты в порядке? – крикнула Юлиана Пелагее на ухо. Но та не двигалась и не отвечала.
- Может, ее облизать? – предложил Кекс.
- Я бы укусил, - сказал Пирог и завилял хвостиком.
Пелагея шевельнулась и шумно втянула носом воздух.
- Мо-о-ох! – проговорила она. – Теплый мох, зеленый мох. Вдох и выдох. Выдох – вдох!
- Она соскучилась по мху, - скупо пояснила Мягколапа.
- С этими стихами одна беда, - вздохнула Юлиана. – От рифмоплетов добра не жди.
Внезапно Пелагея вскочила на ноги и повертела головой.
- Сколько света! – поразилась она.
– Видно, лето
не кончалось никогда.
А вот вода!
Юлиана глянула на бегущий у ног тонкий ручеек.
- А вон береза! – воскликнула Пелагея и сломя голову помчалась к высокой березе на пригорке. Она уже собралась обнять ее с криком «Деревце мое ненаглядное!». Но Юлиана успела оттащить ее за шиворот и повернуть кругом. За березой пряталось чудище. Издалека оно было похоже на обычное корявое бревно. Но потом бревно замигало крохотными глазками и пару раз похлопало челюстями.
- Назад! – скомандовала Юлиана.
Чудище только чудом не отхватило Пелагее ногу.
- Береза, - всхлипнула она и замолкла.
- Что там рифмуется с березой? Грозы? Грёзы? – съехидничал Пирог.
- Угроза, - уверенно заявила Мягколапа. – Я повсюду чую угрозу. Надо быть настороже.
- Пойдемте искать поэта, - сказала Юлиана. – Он точно где-то неподалеку.
Она поглубже надела черный цилиндр и смело направилась в заросли. Зеленая юбка зашелестела, распугивая ползучих козявок.
- Колодец глубок – и под ним много света!
В подземном краю мы отыщем поэта! – нараспев проговорила Пелагея.
Кекс чихнул от внезапной догадки.
- Край света, - тявкнул он. – Похоже, мы свалились куда надо.
- Никогда бы не подумал, что край света спрятан под землей, - сказал Пирог. – Эй, Пелагея, ты не могла бы кое-что прояснить?
Но Пелагея не слушала. Она сорвала большой пахучий цветок и бросилась догонять Юлиану.
А Юлиана тем временем уже успела попасть в переделку. Огромный и страшно голодный удав напал из-за куста. Вместо головы у него оказалась печатная машинка, но это не помешало удаву опутать жертву толстыми кольцами.
- Вот зараза! – процедила Юлиана сквозь зубы. Над нею прожорливо нависала печатная машинка, и оттуда прямо на белый воротник капали чернила. – Слопать меня вздумал? А вот не выйдет! Ты, приятель, обречен вечно голодать. Только вот кто же тебя на такое обрек?..
Пелагея примчалась, словно вихрь.
- Гляди, какой цветок! Оранжевый, как сок! – похвасталась она и помахала цветком перед носом Юлианы.
- Почему именно как сок? – мрачно поинтересовалась та и пнула удава. – А ну, пусти, зараза! Не то хуже будет.
Но удав только туже сжал свои кольца.
- Сделай хоть что-нибудь, - попросила Юлиана. Пелагея не растерялась – подсунула пахучий цветок печатной машинке.
И вдруг удав разразился таким сильным чиханием, что его с лязгом и треском отнесло к ближайшим деревьям, а Юлиана завертелась волчком. Как раз в это время подоспели Пирог, Кекс и Мягколапа.
- Что тут у вас творится? – спросил Пирог.
- А ты сам посмотри, - хмуро сказала Юлиана.
Все разом уставились в ту сторону, куда только что отлетел удав. Печатная машинка, насаженная на змеиное тело какой-то неведомой магией, вздрогнула и заглотила широкий лист магнолии.
- Строчит, - промурлыкала Мягколапа.
- Небось, за плохое поведение извиняется, - предположил Кекс.
Машинка прострекотала, выплюнула послание и затихла. Мягколапа подкралась и аккуратно забрала исписанный лист.
- Ну-ка, что там? – от нетерпения подпрыгивал Пирог.
- Прошу прощения, - прочитала Юлиана и ухмыльнулась. – Мне жаль за доставленные вам неудобства. Чтобы встретиться с моим создателем, ступайте к башне.
- Вот и подсказка, - сказал Кекс. – Почему бы не отправиться к башне и не повидать этого создателя? Мало кто способен на такие гнусные злодейства.
Пелагея и Юлиана с сожалением посмотрели на удава. Его голова теперь годилась разве что для марания бумаги. Съесть даже самого маленького зверька ему было не под силу.
Да, создателя обязательно нужно было навестить. Хотя бы затем, чтобы сказать ему, какой он живодер.

Башня грозно и угрюмо возвышалась впереди. Пробираясь сквозь заросли, Пирог умудрился насобирать на шерсть целые гроздья колючек. А Кекс где-то поранил лапу о шип и прихрамывал всю оставшуюся дорогу.
Чем ближе друзья подходили к башне, тем больше вокруг творилось странностей. Башенный шпиль проткнул алое солнце, и закат пламенел в небе, как пожар. Птицы с губными гармошками вместо клювов носились стаями у самой земли. Они издавали такую какофонию, что Юлиане пришлось заткнуть уши. Тут и там лежали груды игрушек. Среди них Кекс присмотрел для себя резиновый мячик, а Пирог – мягкую косточку-пищалку. Пелагея долго примеряла разноцветный шутовской колпак с бубенчиком, потому что он был похож на ее гольфы. Но потом вдруг нахмурилась и бросила колпак в кучу остального хлама. Ее взгляд приковали ворота.
На узкую наклонную дорогу из ворот башни друг за другом выходили звери. И с каждым из них было что-то не так. У одного на боку хлопал дверцей почтовый ящик, другой еле полз под тяжестью пудовой гири. Третий тщетно пытался убежать от оживших ножниц, приклеенных к его собственному хвосту. Всё это выглядело так печально, что у Пелагеи мгновенно обострилось чувство справедливости.
Она сжала кулаки и двинулась к башне. А Юлиана поспешила за ней.
- Выходи, подлый трус!
Я с тобой разберусь!
Награжу тумаками!
Будешь ты с синяками! – выкрикнула Пелагея с порога.
Но «подлый трус» даже и не думал прятаться. Он сидел на ступеньках винтовой лестницы, грустно подперев голову. И длинная пурпурная одежда совсем не шла к его коротко остриженным волосам.
- По дорожке улитка ползет,
На спине у нее – комод, - без выражения сказал он.
- Какие бездарные стихи! – возмутилась Юлиана.
Чуть выше, в стрельчатом окне, она увидала странную особу. Особа сидела на подоконнике, болтая ногой. И с ее лица не сходила наглая ухмылка.
- Я Муза, - представилась особа и тут же приложила палец к губам. Похоже, поэт был так расстроен, что не замечал никого вокруг. В том числе и Музу. Хотя Муза веселилась от души. Она ловила за хвост беспечные слова, а потом пускала их в поэта из своего маленького лука, тщательно натягивая тетиву.
Муза показала гостьям язык, поймала еще пару слов и выстрелила. Ей даже не нужно было целиться. Цель сидела под самым окном.
- Вот енот по тропинке идет.
У него деревянный живот.
Он колотит в живот-барабан,
Призывая вождя могикан, - выдал ничего не подозревающий поэт.
В воздухе немедленно материализовался енот с деревянным животом. В лапах он держал барабанные палочки и был настроен весьма воинственно. Пелагея поняла, что если енот призовёт вождя могикан, мало не покажется никому. Поэтому она поскорее выпроводила зверушку за ворота и плотно закрыла двери. А улитка с комодом на спине, которую поначалу не заметили, уползла вглубь башни с тяжкими вздохами. Ну еще бы, подумала Пелагея, эдакую тяжесть на себе тащить!
Юлиана легонько толкнула ее в бок и шепнула:
- А Муза-то с норовом. Такую попробуй одолей!
- Неправильная Муза – обуза для поэта.
Избавься от обузы – и будет нам победа, - сказала Пелагея.
- А как от нее избавиться? - спросила Юлиана.
Ответ немедленно поскребся в створку ворот.
- Пустите! – прохрипел Пирог. – Это свои!
- Снаружи страшно, - мяукнула Мягколапа.
- И кушать хочется, - пожаловался Кекс, у которого от страха разыгрался аппетит.
Пелагея приоткрыла створку. И все трое ворвались с такой скоростью, словно на улице бушевало стихийное бедствие.
- Черный? – удивилась Муза. – Белый? Полосатый?
С ее лица наконец-то сползла ухмылка. Юлиана заметила, как ее трясет.
- Что с тобой? – поинтересовалась она.
- В пр-пророчестве, - заикаясь, пролепетала Муза. – В пророчестве говорилось, что черный, белый и полосатый принесут неприятности.
- Неприятности - это еще слабо сказано, - зарычал Пирог. С ним за компанию зарычал и Кекс. А Мягколапа принялась точить когти о каменный пол. И башню наполнил такой скрежет, что внутри у Юлианы всё перевернулось. Музе скрежет тоже пришелся не по душе. Она скривилась, выронила лук и растеряла остатки слов-снарядов.
- Укушу! – пролаял Пирог.
- Порву в клочья! – пообещала Мягколапа.
- Съем! – пригрозил Кекс.
Все втроем они стали взбираться по каменной лестнице, минуя поэта и его пурпурную мантию.
Но Муза не стала ждать, пока ее укусят, порвут в клочья и съедят. Она предпочла отступить и спрыгнула с окна. Ей повезло: падать было невысоко, и она набила лишь пару синяков.
Юлиана и Пелагея вздохнули с облегчением. А с поэта словно спали оковы. Он начал видеть и слышать, как прежде, и страшно этому обрадовался.
- Меня так долго держали в заточении! – признался он. – Невероятно долго. И теперь я свободен! Наконец-то свободен!
- Попасть в плен к собственной музе! – всплеснула руками Юлиана.
Пирог был с ней согласен. Он завилял хвостиком и поделился с друзьями догадкой. По его версии, Муза не покидала поэта. У нее просто испортился характер.
Кекс не разделял мнения Пирога. Он считал, что Муза встретила поэта случайно и решила ему насолить.
А Мягколапа вообще полагала, что Муза - самозванка, а вовсе никакая не муза.
- Знаем мы таких, мяу, - высказалась она. – Лентяйки, бездельницы, за других себя выдают. И никакого от них проку.
Юлиана повернулась к поэту, чтобы услышать его версию. Но поэта словно околдовали. Только что он был нормальным – и вот опять. Он медленно направлялся к Пелагее, не сводя с нее глаз. И в его взгляде сквозило безмерное обожание.
- Муза моя! Где же ты пропадала?! Я так намучился тут без тебя! – сказал поэт. Он опустил ладони Пелагее на плечи и глупо улыбнулся.
Пелагея растерянно посмотрела по сторонам, а потом точно так же глупо улыбнулась в ответ. Она перестала говорить стихами ровно в тот момент, когда Пирог, Кекс и Мягколапа прогнали вредную Музу.
- Давайте возвращаться, - предложила она.

5. Коварная рифма
В зарослях, за башней, всё было по-прежнему. Вечно голодный удав с печатной машинкой вместо головы (Пирог прозвал его печатным удавом) нашел очередную жертву. Он обвился вокруг енота с деревянным животом и теперь капал чернилами на него. Поэт прошел мимо, даже не обратив внимания на печатного удава. Он был занят тем, что сочинял оду новой музе. Некоторые строфы он выразительно читал вслух, из-за чего у Пелагеи краснели уши, а Юлиана одобрительно кивала.
- Мы оказали обществу неоценимую услугу, - сказал Кекс и важно повел носом. – Вернули поэта и восстановили равновесие на острове.
- Теперь там наверняка светло, - подхватила Мягколапа.
- Ну, это еще нужно проверить, - заметил Пирог и остановился.
Они вышли из зарослей и поглядели наверх, где должно было синеть небо. Но вместо неба наверху чернела сырая земля с мелкими корешками, свисающими то тут, то там.
- О! А вон и дыра из-под колодца! – Юлиана встала на цыпочки. – Высоко, не дотянуться. Да и лестница вряд ли поможет. Как же быть? Слышишь, Пелагея?
Но Пелагея опять не слушала. Ее, словно магнитом, тянуло к уже знакомому пригорку, где тихо шелестела береза и обитало бревно с хваткими челюстями.
- Березка, родимая! – воскликнула Пелагея. Она крепко прижалась к стволу, как будто береза была ее сестренкой, вернувшейся из дальних странствий. Внутри ствола неспешно текли и журчали соки.
- А ты, крокодилище, сиди смирно, - велела Пелагея. Бревно виновато моргнуло глазками и захлопнуло клыкастую пасть. Оно так и не научилось подкрадываться без шума.
Иной раз Юлиана любила повозмущаться. Она сложила руки крестом на груди и произнесла обличительную речь.
- Ну вот, снова за старое! Знаете, с ней это постоянно, - объяснила она поэту. – Не понимаю, почему она так реагирует на обычные деревья. В стране Зеленых Лесов их пруд пруди!
- Чего не скажешь о стране Желтых Полей, - заметила Мягколапа. – У нас деревья большая редкость.
- Ничего вы не понимаете! – крикнула Пелагея с пригорка. – Береза, если ее как следует попросить, за ночь может вырасти до небес.
Она задрала голову и поправилась:
- То есть до земли!
Пелагея поставила ногу на сук и забралась на нижнюю ветку. Подтянулась – и очутилась на следующей. А спустя несколько минут уже устраивалась у верхушки, на последних ветках, способных ее выдержать.
Следом ловко вскарабкалась Мягколапа. Лазать по деревьям было ее самым любимым занятием после заточки когтей.
- Ну и кто поверит в эту ерунду? – взвинтилась Юлиана. – Ни одно дерево не может вымахать высотой с небоскреб. Тем более за ночь.
Пирог и Кекс полностью ее поддерживали. Они невозмутимо уселись по обе стороны от хозяйки и замерли, словно статуи. Юлиана надеялась, что поэт тоже проявит благоразумие. Но, как водится, куда муза – туда и поэт. Он направился к березе и даже ни разу не оглянулся.
Юлиана вздохнула и поплелась за ним. Если все твои друзья решили переночевать на дереве, оставаться в стороне просто не имеет смысла. Она кое-как втащила Кекса и Пирога на толстую ветку, прислонилась к стволу и закрыла глаза. На сегодня больше никаких «подвигов» не предвиделось.
Пелагея тем временем что-то нашептывала березе. И листья таинственно шуршали ей в ответ. А потом дерево начало вытягиваться вверх. Оно росло всю ночь, навевая добрые сны. Пелагее снилось, что у нее вокруг дома появилось много берез. Юлиане – что она стала гораздо смелее, чем прежде. Поэту – что он сочинил стихи, которые покорили сердца людей. А Пирогу, Кексу и Мягколапе снились запутанные сны-лабиринты, из которых они сами искали выход.
К утру береза подняла над колодцем ветви и заботливо опустила путешественников на настоящую землю под настоящим солнцем. Пелагея с трудом разлепила глаза – и вокруг тотчас загремели хлопушки. На друзей посыпался серпантин и конфетти. Как и в прошлый раз, колодец обступили туземцы. Они громко хлопали в ладоши и смеялись. Среди них был и человек с хриплым голосом.
Поэт показал на него пальцем.
- Шаман?!
- Шаман, - сердито подтвердил тот. – А ты, надо полагать, похититель нашего света.
- Ничего я не похищал! – возмутился поэт. – Я всего лишь прыгнул в колодец. Кто же знал, что свет прыгнет за мной?!
Он украдкой посмотрел на Пелагею. Что если муза его осудит? Но у новоиспеченной музы имелись дела поважнее. Она вытрясла из белого цилиндра коллекцию часов и под взрывы хлопушек бросилась собирать серпантин. 
Юлиана слезла с ветки и опасливо тронула пальцем воздушный шарик. Он качался прямо возле ее носа, на нитке, обмотанной вокруг камня. Вездесущие шарики окружали толпу туземцев, будто тоже были частью острова. Первыми поселенцами с большими пустыми головами.
- Ну и что тебе нужно? – спросила у шарика Юлиана и потянулась к заветной шпильке в волосах. Но потом вдруг опустила руку. – Если я проткну тебя, то проиграю. Если ты лопнешь, а я и глазом не моргну, тогда я победила. Выходит, я не должна делать резких движений.
Шаман подошел, звеня браслетами на руках, и расплылся в улыбке.
- Не смотрите так. На этот раз всё без обмана, - сказал он. – Никаких иллюзий, вот уж поверьте. Свет вернулся сразу после того, как вы прыгнули в колодец. И мы были так потрясены, что решили воздать вам почести.
- Славные же у вас почести, - проворчала Юлиана и отошла от шарика подальше. Она решила не признаваться шаману, что боится воздушных шариков. Их всегда надувают, не думая о последствиях. И они готовы взорваться в любой момент. 

Пелагея набрала полную шляпу пёстрых завитушек серпантина и осталась очень довольна. Она погрузила свое добро на плот, туда же усадила Мягколапу и помахала туземцам. Туземцы теснились под плакатом «Конец света». Впереди всех стоял шаман. Он утирал платком скупые слезы и грозил поэту ссылкой на другой конец света, если тот еще раз явится на остров в плохом настроении.
Юлиана сдвинула лодку с мели и загребла веслами. Пирог и Кекс сидели смирно и снова были похожи на заговорщиков. Сперва Глубокое Море собиралось окатить их высокой волной, но потом передумало.
Следом отчалил плот Пелагеи. Поэт расположился на плоту рядом с заштопанным парусом-занавеской и мечтательно глядел вдаль. А Пелагея совершенно случайно обнаружила, что серпантин в шляпе съедобный и тает прямо во рту.
- Мммм! Сладкий! Угощайся! – кричала она Юлиане.
- Лопай сама! – смеялась в ответ Юлиана. – А я потом погляжу на твой разноцветный язык!
Язык, и правда, стал разноцветным. Фиолетовый на кончике, зеленый посредине и желтый у основания. Пелагея показывала его поэту, дразнила Юлиану и любовалась языком в зеркале.

- Как считаешь, - спросил Пирог у Кекса, - почему поэт решил, что Пелагея его новая муза?
- Уж и не знаю, - ответил Кекс. – Но от поэта ей теперь ни за что не отделаться.
Однако Пелагея вовсе не спешила его спровадить. Когда плот прибило к стране Желтых Полей, поэт увязался за ней. Да и Юлиана подумала, что, раз ей все равно по пути, почему бы не заглянуть в гости на чай с вареньем.
Вот тут-то и началось для поэта настоящее испытание.
- Придумай, - попросила Пелагея, - рифму к «чаю с вареньем». Тебе ведь не сложно, а?
Но, как выяснилось, поэт не умел сочинять на заказ. Он напряг все извилины, принял специальную позу, чтобы вдохновение пришло поскорее. И даже выпил три кружки чая. Но без особого результата. Подобрать рифму оказалось сложнее, чем он предполагал.
Он ходил в гости к Пелагее каждое утро – выпить чая с вареньем и еще немного поразмышлять над рифмой. Мягколапа спросонья на него шипела. Юлиана ворочалась в гамаке, подвешенном к потолку, и широко зевала. У Пелагеи ей так понравилось, что она решила остаться на некоторое время. Ну а Кекс с Пирогом сразу почувствовали себя как дома и чуть ли не самыми главными. Они наловчились охотиться на мышей, хотя это была работа Мягколапы. И всякий раз брали с поэта по косточке в качестве платы за вход.
И вот, когда счет косточек пошел на десятки, поэт примчался к Пелагее, сияющий и счастливый.
- Чай с вареньем! – воскликнул он. – Я наконец-то нашел рифму к чаю с вареньем!
Ну а уж вы-то наверняка должны знать, что рифмуется с этой строчкой.















Мокрое, очень мокрое приключение

1. Сюрприз за сюрпризом
Солнце поднялось рано, чтобы как следует осветить желтые поля и искупать свои лучи в волнах далекого прибоя. Стоял сухой знойный день. Но несмотря на жару, Пелагея выбралась из дома и принялась поливать из шланга клумбы. На клумбах чахли двухцветные розы, незабудки и карликовые подсолнухи. Одного подсолнуха Пелагея недосчиталась.
- Так-так, - строго сказала она. – И кто это без спросу рвет мои цветы?
Из-за миртового куста воровато выглянул белый лохматый Кекс. Он неуклюже почесал лапой за ухом – и скатился прямо Пелагее под ноги.
- Ну, сорвал, было дело, - честно признался он. – Юлиана попросила.
С другой стороны куста показался черный самоуверенный Пирог. Он пошевелил острыми ушками и объяснил:
- Юлиана захотела новое украшение в волосы. А самой с гамака вставать лень. Вот и отправила на задание своих верноподданных псов.
- А что это ты делаешь? – поинтересовался у Пелагеи Кекс.
Та пожала плечами.
- Поливаю. Засуха. Хоть бы дождинка капнула.
Пирог деловито притопал к шлангу и понюхал нагретую резину.
- Хороший напор, - одобрил он. – А можно, я укушу?
Не дождавшись разрешения, он подскочил и с яростным «клац» попытался перекусить струю воды. Ничего у Пирога, разумеется, не вышло. И тогда к нему присоединился Кекс. Они прыгали, щелкали зубами и отряхивались, разбрызгивая воду по траве. Пелагея заливалась смехом.
Юлиана застала питомцев за этим неблаговидным занятием и нахмурила лоб.
- В стране Зеленых Лесов собакам не подобает так себя вести, - сказала она.
- Но ведь сейчас мы в стране Желтых Полей, - возразила Пелагея. Не прекращая хохотать, она направила струю воды на Юлиану. И та поскорее юркнула обратно в дом.
Высокий дом из толстых смоляных бревен пах лесом, о котором так мечтала Пелагея. Давным-давно она обнаружила этот сруб среди полей и поселилась в нем с полосатой кошкой по имени Мягколапа. 
Как раз сейчас кошка была занята охотой на землероек. Но похоже, землеройки размякли от лени и спрятались глубоко в норах подальше от палящего солнца. Мягколапа не поймала ни одной. Зато обнаружила очень странные ростки с листиками в виде маленьких сердечек.
- Подозрительно, - мяукнула она и подозвала остальных.
- Какие крошечные! – всплеснула руками Пелагея.
- И сочные, - облизнулся Пирог. Он уже собрался откусить листочек, но Юлиана вовремя оттянула его за ошейник.
- Это ростки березы, - со знанием дела заявила она. – Если их сохранить, скоро рядом с домом вырастет роща.
Пелагея закачалась от восторга и чуть не упала.
- Целая роща! – благоговейно произнесла она. – Так надо бы полить наши деревца!
Она помчалась за шлангом и случайно опрокинула белый цилиндр. Этим сейчас же воспользовались садовые козявки. Они мигом растащили из шляпы остатки сладкого серпантина, который Пелагея привезла из морского путешествия.
- Скорее, скорее! – торопилась Пелагея. – Польём березки, пока они не завяли. Мягколапа, включай воду!
Кошка надавила на рычаг – но ничего не произошло. Юлиана озадаченно заглянула в шланг одним глазом.
- Пусто, - сказала она. – Проверим водокачку.
И друзья с надеждой бросились за ограду, где стояла ржавая колонка. Но там свежей водой даже близко не пахло. Пирог обнаружил только тухлую, застоявшуюся лужицу, над которой сердито жужжали осы.
- Безобразие, - проворчала Юлиана. – Крадут воду средь бела дня!
- Пойдемте в поле, - предложила Пелагея. – Рожь наверняка скосили. Значит, должны быть аисты.
Никто не стал спрашивать, зачем ей понадобились аисты. Юлиана лишь сбегала в дом за зонтиком от солнца. В черном цилиндре по такой жаре ей бы непременно напекло голову. А Пелагея надела белый цилиндр – как всегда вверх тормашками, чтобы собирать туда васильки.
На желтом поле с такими же желтыми стогами она сразу заметила аиста. Аист чинно ходил, сложив крылья на спине, и выискивал на земле хоть какую-нибудь живность. Но живность давно смекнула, что по жаре нечего и высовываться. Иначе тебя живо сцапают.
- Эй! – крикнула аисту Пелагея. – Э-ге-гей!
Она стала прыгать и размахивать руками. И Пирог с Кексом решили, что ее хватил солнечный удар. Разве можно подзывать аиста таким варварским способом?! Эдак он улетит куда подальше – и правильно сделает.
Но к удивлению Кекса и Пирога, аист поднялся в воздух вовсе не затем, чтобы улететь. Он опустился рядом с Пелагеей и уважительно склонил свой красный клюв.
- Добро пожаловать на желтые поля, - сказал он. – Что вас сюда привело?
- Нам бы тучку раздобыть, - попросила Пелагея. – Крохотную, но чтоб обязательно тучку.
- А бечевка у вас есть? – поинтересовался аист.
Пелагея тут же протянула ему на ладони швейную катушку. Юлиана взглянула на катушку – и вытаращила глаза. Она была совершенно пустой.
- Здесь невидимая бечевка, - пояснила Пелагея. – Обмотаешь ею тучку – и возвращайся к нам.
- А что мне за это будет? – спросил аист. И все услышали, как заурчало у него в животе. – Лягушка вполне бы сгодилась.
- Лягушку не обещаю, - сказала Пелагея. – А вот рыбки из пруда наловлю.
Аист взял в клюв невидимую бечевку и без лишних слов поднялся в небо, где как раз висела чахлая серая тучка. Она была настолько слаба и беззащитна, что завязать на ней узел не составило труда. Когда аист вернулся, тучка послушно плыла за ним по небу, словно воздушный змей на нитке. Невидимую бечевку Пелагея скрутила и аккуратно взяла тучку. Она серела едва-едва. Казалось, прибавь солнце жару – и она неминуемо растает. Влаги в ней не обнаружилось. Для этого ее даже не понадобилось выжимать.
Пелагея отпустила тучку – и та печально улетела восвояси. А вот аист улетать не торопился.
- Ну так что насчет рыбки в пруду? – полюбопытствовал он. – Накормите?
Пелагею осенило:
- Точно! Пруд! Там воды и наберем!
Осока и камыши так густо опоясывали пруд, что его было не разглядеть. Но Пелагея знала тайную тропку, которая вела к самому водоему.
Кекс еще издалека почуял неладное.
- Не будет вам ни воды, ни рыбки, - мрачно предрёк он.
И оказался почти прав. На дне пруда в жидкой грязи трепыхалась пара серебристых рыбешек. А вокруг валялись консервные банки, рыболовные крючки и страшно сказать что еще. Последние капли надежды стремительно испарялись под иссушающим солнцем.
Юлиана подхватила на руки тяжело дышащего Пирога.
- Сдаюсь! - объявила она. – Страна Желтых Полей вот-вот станет пустыней. Поэтому нам пора домой, в страну Зеленых Лесов. Мы умываем руки.
- И лапы, - добавил Кекс, свесив язык.
- Как? Вы нас покидаете? – огорчилась Пелагея. – Но ведь еще не всё потеряно! Неужели вы забыли про город?
- Город? Ха! – сказала Юлиана. – До города не один день пешего пути! За это время мы расплавимся и на нашей одежде можно будет смело жарить глазунью!
Пелагея недоуменно пожала плечами.
- Зачем идти пешком, если можно обернуться горлицей? Глядите! Ничего сложного.
Она сейчас же обернулась горлицей и приземлилась на зонтик Юлианы.
- Если научишь, хоть в чучело превращусь. С меня не убудет, - сказала Юлиана и стряхнула горлицу с зонтика.
Пелагея вновь приняла человеческий облик и плавно опустилась на землю.
- Как? – спросила она. – Ты разве не умеешь? Я думала, все умеют.
- Даже если бы я и могла, Пирогу с Кексом точно горлицами не стать, - отрезала Юлиана. – А о своей кошке ты тоже, видно, запамятовала.
Мягколапа едва сдерживалась, чтобы не наброситься на хозяйку, пока та была птицей. Она рычала, шипела и издавала тонкие противные звуки, из-за которых душа уходила в пятки. Мягколапа не переваривала птиц. Вернее, переваривала, но только в одном случае: когда они попадали в живот.
- Да-а-а, - протянула Пелагея. – Вот незадача. Тогда придётся по старинке. Искать коня с телегой.

Но ни коня, ни телегу искать не пришлось. Как только друзья вышли на дорогу, конь с телегой сами их отыскали. Вернее, чуть не сбили с ног.
- Тпрууу! – закричал седой извозчик, натягивая поводья. – Куда ж вы прёте?!
- Мы не прём, уважаемый, - поправила его Юлиана. – Мы ползем. И вот-вот растаем, если вы нас не подвезете.
- Да куда ж вас везти? – выпучился на нее старик.
- В город, - Юлиана подбросила и изящно поймала зонтик. – А мы вас за это тенью обеспечим.
Извозчик почесал в затылке.
- Тень дело хорошее. Была не была! Полезайте в телегу!

Под летним зонтом с рюшами и белыми бантами извозчик чувствовал себя великолепно. Лошади прядали ушами, фыркали и взбивали копытами желтую пыль. От качки Пелагея быстро заснула. А Юлиана старалась держаться из последних сил.
- В город нынче все от мала до велика стекаются, - заметил старик. – Поди пойми, что у них там происходит. И вы туда же.
- Воду у нас украли, потому и едем, - сказала Юлиана. – Мне вообще по душе моря.
- А меня, - подал голос Пирог, - вполне бы устроила будка с подземным ходом и складом костей.
- Кости... – Извозчик поежился, хотя день просто калился от зноя. – Говорят, городской цирк построили прямо на кладбище. Ну не жуть ли?
И Юлиана согласилась, что жуть. А за следующим поворотом показалась городская стена.

2. Грандиозное шоу
Первым, что Пелагея увидела, когда ее разбудили, была широченная афиша на пол-улицы.
«Гигантские струи танцующей воды под куполом цирка!» - гласило объявление. Ниже были нарисованы дрессированные собаки и кошки. Они выглядели такими живыми, что Мягколапа зашипела на них и даже выпустила когти.
Город бурлил, как горный ручей. Люди пихались и наступали друг дружке на ноги, словно это доставляло им удовольствие. Яркие витрины магазинов было не разглядеть за спинами и высокими шляпами. В городе стоял невообразимый гам.
- Спасите! – пискнула Пелагея и с головой накрылась первым, что попалось под руку. Холщовым мешком из-под картошки.
- Да чего там! – махнула рукой Юлиана. – В любом городишке страны Зеленых Лесов столпотворения и похуже бывают. Сегодня что, праздник какой?
- Праздник? Скажут тоже! – выкрикнул дед из толпы. – Из всех деревень вода пропала. Вот мы и явились сюда, разузнать, в чем дело.
- А тут представление дают! Цирк у них, понимаете! – завозмущалась бабка по соседству. – Вода танцует... Тьфу! Чтоб им пусто было!
Пирог резво просеменил к Юлиане и потянул зубами за край зеленой юбки.
- Выводы сами собой напрашиваются, - сообщил он. – Воду украли циркачи.
- Без доказательств это только клевета, - махнув хвостом, заметила Мягколапа.
- А кошка права, - согласился Кекс. – Нужно найти улики и вывести негодяев на чистую воду.
Извозчик перестал хлестать лошадей. Сообразил, наконец, что по запруженной улице не проехать.
- Вы это, ступайте уже, - сказал он Юлиане. Та потянулась за зонтом, но старик быстренько спрятал его под сидение. – Тень я забираю вместо платы за проезд, - объяснил он и с довольным видом потер руки.

Протискиваясь сквозь толчею, Пелагея обратила внимание на простой люд. Среди пышно разодетых горожан было много бедняков. Они заполонили город, где по жаре и без того дышалось с трудом. Богачам оставалось только злиться и бить тростями по спинам бедняков. Но те всё равно ухитрялись опустошать набитые карманы. Один залез в карман к Пелагее. Но там не хранилось ничего, кроме острой штопальной иглы. Ой и взвыл бедолага! Пелагея разжалобилась и подарила ему моток пластыря. 
Друзей очень вовремя оттеснили к ступенькам цирка. У Юлианы в глазах как раз закачалась и поплыла площадь. 
- Занавес! – сказала она, опускаясь на ступеньки. – Не хватало только сознание потерять. Жаль, что я не отобрала у извозчика зонт.
- Пустяки, - сказал Пирог. – Главное, что мы на месте. Представление дают здесь.
К ним тотчас подлетел худой парнишка в смокинге и протянул веер из разноцветных бумажек.
- Хотите поглядеть на танцующую воду? – поинтересовался он. – Если хотите, платите за билет!
- А нет – так проваливайте! – рявкнул толстый охранник за его спиной. – Нечего рассиживать!
Юлиана так резко вскочила, что охранник отступил, споткнулся и чуть не рухнул на лестницу.
- Ладно, ладно, не кипятись, верзила! Мы достанем денег на билеты и вернемся, - объявила она.
- А как именно мы достанем денег? – вполголоса спросила Пелагея. – У меня в кармане только иголка. Да и ту уже не продашь.
- Надо найти денежный куст, - шепнула ей Юлиана. – В стране Зеленых Лесов они на каждом углу.
Как выяснилось, денежные кусты произрастают не только в стране Зеленых Лесов. Пирог и Кекс навострили ушки, включили в работу маленькие черные носы – и всего за несколько минут обнаружили один такой куст в ближайшем парке.
- Рвите листочки, пока никто не видит, - посоветовала Юлиана. Она быстро ободрала веточку и сунула листья в карман к Пелагее.
- Теперь мы богаты! – обрадовалась Пелагея. «Деньги» были круглые и мясистые, как у пустынных растений. А еще они оказались съедобными. Мягколапа проглотила пару листочков, даже не прожевав. Да и Кекс с Пирогом не отставали. Пока хозяйка запасалась «монетами», они дружно чавкали в сторонке.   

- Два билета, - потребовала Юлиана. Не меняя выражения лица, она протянула пожилой кассирше зеленые листочки с денежного куста. Кассирша принялась рассматривать их под лупой. Она поглядывала то в лупу, то на Юлиану с Пелагеей и отчего-то морщила нос.
- Вы вдвоем? – поинтересовалась она наконец. – Две собаки и кошка не в счет? Учтите, - предостерегла старушка, - беспризорных животных мы сдаем в приют.
- Они с нами, - сказала Юлиана.
- Тогда вам нужно еще три билета! – жизнерадостно встрял знакомый парнишка в смокинге.
И Пелагее пришлось выложить всё до последнего листочка. Впрочем, будь у нее лишние деньги, их бы всё равно рано или поздно съела Мягколапа. 
Билеты оказались не такими красивыми, как те, которыми размахивал худой парнишка.
«Обман, кругом обман», - подумал Пирог. Он решил во что бы то ни стало выяснить, что еще скрывается за дверями цирка.
Когда большие двери отворились, изнутри повеяло влажной прохладой. Сразу же за порогом Мягколапа наступила в лужу и подскочила над полом на целый метр. Лужи в цирке блестели повсюду. И похоже, никого не волновало, что посетители могут поскользнуться. Зрительный зал напоминал древний амфитеатр. Вместо удобных сидений арену рядами окружали белые каменные скамейки. И Мягколапа не смогла удержаться от соблазна. Она встала на задние лапы и принялась с наслаждением точить когти о скамейку уровнем выше.
- Тссс! Шшшш! – зашикали оттуда. Представление началось.
Погасли высокие лампы, зал окутала тьма. А потом свет вспыхнул в центре – и зрители обомлели. Из огромной мраморной чаши к самому куполу взмывали огненные, рубиновые, изумрудные и небесно-голубые струи воды. Они кружились в хороводе и переплетались друг с другом, точно гибкие руки морских нимф. Пелагея сидела с раскрытым ртом.
- У, ворюги, - ворчал Пирог.
- А как же презумпция невиновности? – настаивал Кекс. Он вычитал о презумпции невиновности в одной умной книге и страшно этим гордился.
Когда танец воды подошел к концу, на арену стройным рядком выбежали собаки в красных и голубых костюмчиках. Кекс залаял, приветствуя своих. Но собаки сделали вид, что ничего не заметили.
- Странные они какие-то, - обиделся Кекс и демонстративно повернулся к сцене задом.
А дрессированные псы начали исполнять замысловатые трюки. Они кувыркались, лихо перемахивали через препятствия и ходили на задних лапах. Публика свистела и рукоплескала.
Подошел черед клоунов. Злые клоуны мутузили добрых надувными дубинками. И Пелагея не выдержала. Вскочила с места и бросилась добрым клоунам на помощь. Опомнилась она, уже когда ее уводили с арены под руки. Зато злым клоунам изрядно досталось на орехи, и справедливость восторжествовала.
Завершал представление номер с кошками. Кошки, все как одна, были полосатые, с такой же, как у Мягколапы, широкой мордочкой и желтыми глазами. Вновь зашипели и забили фонтаны. Но на этот раз водяные струи даже не думали пускаться в танец. Они изогнулись и сложились в прозрачный текучий мост.
- Такого просто не может быть! – уверенно сказала Юлиана. – Скорее всего, для моста использовали тонкую проволоку. Ух, хитрецы!
- Не хитрецы, а ворюги, - поправил Пирог. – Они самые и есть.
- А почему бы вам с Кексом не пойти да не разведать? – предложила Юлиана. – От цирковых собак вы почти не отличаетесь. Раздобудете по костюмчику – и дело в шляпе.
- Согласен, - завилял хвостом Пирог.
- Так и быть, я тоже пойду, - сказал Кекс. – Проучу этих невоспитанных псов. Пусть знают, что на призывный лай надо отвечать.
- Тогда уж и я с вами. Только чур, я к кошкам! - Мягколапа потянулась и всем на зло поточила когти о пол. Тут Пелагея схватила ее за шкирку да подняла повыше.
- Не шуми, - сказала она. – Лучше погляди, что творится.
- Мяу-мяу-мяу! – взвыла та. Мягколапе совсем не понравилось то, что она увидела на арене.

3. Особенная
Кошки шли по мосту так умело, будто только этим всю жизнь и занимались. Их не смущало, что шаткий мост целиком состоял из воды.
«Если он обрушится, - подумала Мягколапа, - кошки искупаются в чаше фонтана и вымокнут от кончика носа до кончика хвоста». Она попыталась вырваться, но Пелагея крепко держала ее за загривок.
- Ну, как тебе зрелище? – поинтересовалась она.
- Мяу, - жалобно сказала Мягколапа. Зрелище надолго отбило у нее охоту точить когти где попало и смотреть на других свысока. Ей предстояло стать одной из этих кошек.
- Обещанного назад не воротишь, - заявил Кекс, когда Мягколапа захотела отказаться.
- А ты обещала искать улики вместе с нами, - тут же подхватил Пирог. – Теперь не отвертишься.
Он засеменил по широким ступенькам вниз и оглянулся, чтобы попрощаться.
- Будем ждать, сыщики вы наши, - усмехнулась Юлиана.
За Пирогом неуклюжими прыжками поспешил Кекс. Сейчас он был готов проучить не только цирковых псов, но и всех на свете.
- Ну же, Мягколапа, - сказала Пелагея. – На море мне казалось, что ты совсем не боишься воды.
- Я дружу только с солёной водой, - прижав уши, ответила та. – Потому что в пресной утонуть гораздо легче. 
Пелагея с Юлианой переглянулись. Здесь было не поспорить.

Пробравшись в вольер к собакам-акробатам, Пирог и Кекс сразу же замаскировались. Они обнаружили бесхозные костюмы с отверстиями для головы, хвоста и четырех лап. Красный достался Пирогу, а голубой – Кексу.
- Не люблю голубой цвет, - твердил Кекс. – Терпеть не могу.
- Тебе он идет больше, чем мне, - утешил его Пирог.
В вольер как раз принесли еды, и цирковые псы со всех лап бросились к мискам.
- Удача на нашей стороне, - обрадовался Пирог. Они с Кексом прошмыгнули к собачьим домикам, и никто их даже не заметил. Правда, потом оказалось, что они заняли чужие домики. Над ними сурово нависли бульдог и бультерьер.
- А ну кыш отсюда! – взревел бульдог. С его пасти свисали нити слюны.
- Проваливайте! – лениво повелел бультерьер. Точно так же лениво он мог бы свернуть голову какой-нибудь курице и слопать ее вместе с перьями.
Хвост у Кекса трусливо задрожал. А вот Пирог не растерялся.
- Мы, вообще-то, на важном задании. Репортаж ведем, - с умным видом сказал он и на всякий случай добавил:
- Камера встроена в ошейник.
Бульдог при этих словах заметно присмирел.
- Вырежьте тот кусок, где я слюнями брызгал, - слёзно попросил он. – А то ведь засмеют.
- Вырежем, - сказал Пирог. – Мы здесь, чтобы узнать, чем дышат и живут знаменитости.
- И что едят, - с натугой просипел Кекс.
Бульдог артистично прикрыл лапой глаза.
- О! Едим мы невозможную гадость! Сплошное сырое мясо. И ни крупинки соли, представляете?
Стоило Пирогу на минуточку представить себе кастрюлю с сырым мясом, как его живот завёл голодную песню.
- Понимаете, - осмелел Кекс, - публика народ капризный. Им бы сплетен, интриг всяких. Есть у вас закулисные интриги?
- Закулисные, говоришь? Хм, – Бульдог сел и задумчиво почесал лапой круглый бок. – Есть тут одна интрига...
- Молчи! – зашипел на него бультерьер. – Или хочешь плетей отведать?
- Да я бы с радостью отведал чего-нибудь, кроме гадкого мяса, - признался Бульдог. – Сосисок например. Или колбаски с салом. А плети – это вкусно?
- Простофиля! – зарычал бультерьер. Кекс попятился, увидав его кровожадный оскал. – Да если ты кому-нибудь разболтаешь, что наши хозяева воду из озер выкачивают, я из тебя такую котлету сделаю!
Внезапно бультерьер замер.
- Никто ведь не слышал, нет? – спросил он.
- Ну, это как сказать, - протянул Пирог.
Глазки у него так и засверкали. Вот что значит успешное расследование!
Но радоваться было рано. После успешного расследования Пирогу вовсе не хотелось зализывать раны от острых клыков. А бультерьер никогда не сдавался без боя.
- Стой! Не уйдешь! – пригрозил он и отпихнул бульдога в сторону. Бультерьер приготовился разорвать Пирога и Кекса на маленькие клочки. Но Кекс с Пирогом были не промах. Они прижали уши, чтобы в них не свистел ветер, и промчались прямо под бультерьером. Где-то позади Кекса, прямо над его белым хвостиком, щелкнули зубы.
Мохнатые «шпионы» стремглав пронеслись мимо маститых колли, прервав их спокойную беседу. Прихватили немного сырого мяса из чьей-то миски и чуть не сбили с ног смотрителя. Путь на волю был открыт.

По парковой дорожке в кепках и шортах бегала шумная детвора. Мирно шумели кустарники, да жужжали над клумбами беззаботные пчелы. Пирог подпрыгивал, словно маленький резиновый мячик.
- Как мы их, а? Репортаж! Гав-гав!
- Про репортаж ты здорово придумал, - согласился Кекс, дожевывая мясо. – Юлиана останется довольна.

А Юлиана уже успела где-то купить модную панамку и теперь храбро гуляла на самом солнцепеке. Кекс и Пирог прибежали к ней на каменный островок. В прежние времена вокруг островка было разлито озеро. Но как только дно обнажилось, появились пустые бутылки с блестящими боками, черные кучки водорослей и скелетики рыб.
- Ну как? – спросила Юлиана.
- Едва живыми ушли, - пожаловался Кекс. – Этот страшный зубастый бультерьер теперь будет гоняться за мной в кошмарах.
- А что разузнали? Выкладывайте! – потребовала Юлиана.
Выяснилось, что сыщики из Кекса и Пирога никудышные.
- Какое же это расследование?! – всплеснула руками Юлиана. – Нет, ты слышала, Пелагея? Они всего-то подтвердили свои догадки!
Пелагея прогуливалась чуть поодаль и собирала в шляпу вялые маргаритки.
- Воду украли хозяева цирка. По-моему, очень важный факт, - сказала она.
- Ага, как же, - буркнула Юлиана. – Кстати, почему до сих пор нет Мягколапы? Хоть бы она что-нибудь дельное раскопала.

Когда друзья вспомнили о Мягколапе, она как раз боролась с желанием  исчезнуть и вообще сделать что угодно, лишь бы не прыгать в воду. Где ж это видано, думала она, чтобы кошки плавали?! Но директор цирка считал иначе. Если кошка боится воды, нужно гнать ее взашей. Не умеет плавать – научить или выставить вон. Вот почему в вольере остались только самые необычные кошки. Усатые, мохнатые и полосатые.
«Я тоже усатая, мохнатая и полосатая, - убеждала себя Мягколапа, - значит, я справлюсь».
Только вот никто не предупреждал, что придется прыгать с трехметровой вышки.
- В этом бассейне глубоко, - сказала ей на ушко другая кошка. – Не расшибешься. И утонуть не успеешь, как тебя выловят.
- А откуда столько воды? – спросила Мягколапа и боязливо тронула лапой пружинящий трамплин.
- Из бочки. Бочка бездонная, ее в землю врыли. Если б я не знала, что она возле скульптуры барона Мякатау, нипочем бы не нашла.
«Барон Мякатау – первый кошачий барон в стране Желтых Полей», - подумала Мягколапа и, разбежавшись, сиганула в бассейн.

Кроме того, что она порядком наглоталась воды, больше ничего страшного не произошло. Ее вытащили с помощью сачка, похожего на тот, которым Пелагея ловила рыбу.
Мягколапа пошатываясь вышла из цирка на раскаленную площадь. В ушах до сих пор стоял звон, а с шерсти стекала холодная вода.
«В жизни не испытывала такого унижения, - подумала она. – Хотя, с другой стороны, теперь я еще долго не получу теплового удара. Промокла до костей».
Она рысцой побежала к парку, оставляя позади цепочку мокрых следов.

- Статуя барона Мякатау? – удивилась Юлиана. – Чего только не выдумают!
Она подбила ногой круглый камешек, и тот укатился в кусты.
- Кошачьи бароны в стране Желтых Полей не редкость, - сказала Мягколапа. – В каждом роду есть свой барон. А первому даже воздвигли статую.
Юлиана принялась ходить из стороны в сторону. Зеленая юбка зашуршала по аллее – и пугливые букашки бросились врассыпную.
- Ну, хорошо. Теперь мы знаем, где они прячут воду. Натравим на них полицию. А что дальше?
- Не нужно полиции, - вмешалась Пелагея. – У меня есть план.

Они сшили мешок из костюмчиков Кекса и Пирога иглой Пелагеи – и ободрали денежный куст до последнего листочка. В местной гостинице их приняли за  аристократов. Не успела Пелагея произнести слово «аристократы», как им уже выделили номер с видом на центральную площадь и холодильником. В холодильнике хранились бутерброды на любой вкус. И с помидорами, и с сыром, и с копченой колбасой. Через минуту-другую Кекс, Пирог и Мягколапа не оставили от них ни крошки.
- Подмели подчистую! – смеялась Юлиана.
Пелагея тоже посмеялась и отправилась на балкон.
- Оставайтесь здесь и ждите меня. Я скоро!
Сказав так, она обернулась горлицей, перепорхнула через узорные перила и скрылась за крышами домов.
Юлиана не знала, что и думать.

4. Полет горлицы
Пелагея парила под облаками в облике горлицы и смеялась, как хитрая карга, только что натворившая пакостей. Хотя на самом деле ничего злого она не совершила. Просто иначе горлицы смеяться не умеют.
На душе у Пелагеи было радостно и легко, словно расцвел внутри дивный сад. Но это состояние длилось недолго. Откуда ни возьмись, на нее спикировал огромный коршун. Сверкнули хищные глаза, широкая тень заслонила солнце, и горлица-Пелагея едва успела избежать захвата когтистых лап.
Теперь ветерок уже не был таким приятным, и облачка не казались пуховыми перинами, на которых можно вздремнуть. Коршун носился за горлицей по всему небу, закладывал крутые виражи и кричал так, что перья вставали дыбом.
Пелагея чуть не пропустила собственный дом. Он стоял среди полей надежной, неприступной крепостью и ждал хозяйку, поблёскивая чистыми окнами. Пелагея пулей влетела в маленькое круглое оконце на чердаке и наконец смогла перевести дух. А коршун прокричал снаружи обиженно и с досадой, что в следующий раз она так запросто не отделается.
Повернувшись вокруг своей оси ровно три раза, горлица вновь стала Пелагеей - в длинной юбке с оборками и белом цилиндре, который балансировал на голове исключительно с помощью волшебства.
- Та-а-ак, где тут у нас невидимая пряжа? – сказала Пелагея. Ей повезло, что она залетела именно на чердак. Невидимая пряжа лежала в сундуке, украшенном драгоценными камнями. И этот сундук давно никто не отпирал.
- Я должна успеть до вечера. Просто обязана, - пробормотала Пелагея и нашарила впотьмах вязальные спицы.

Юлиана в гостиничном номере умирала от скуки. На кухне рассерженно гудел холодильник. Если его опустошили еще утром, то с листочками денежного куста Пирог, Кекс и Мягколапа расправились в обед. А сейчас Кекс увлеченно дожевывал прикроватный коврик – и вид у него был глупее некуда. 
- Улетела, ничего толком не объяснив, - бурчала Юлиана. – А мне сиди тут да беспокойся. Разве так поступают с лучшими друзьями?
Вечер запаздывал. Он терпеливо собирал по небу звезды, но звезды то и дело норовили ускользнуть – подальше от безжалостного солнца.
Когда солнце решило, что на сегодня хватит, жители города испытали огромное облегчение. Обожженные кусты и горячие мостовые стали мало-помалу впитывать вечернюю прохладу. И Юлиана выбралась на балкон. Она расправила плечи, сделала глубокий вдох – и впервые за весь день чуть не принялась насвистывать любимую песенку. Но в этот самый миг прямо перед нею на перила аккуратно спустился аист. Другие два – точно вестники безмолвной ночи – появились слева и справа.
- Вот так дела, - пробормотала Юлиана и поспешно отступила в комнату. Аистов всё прибывало, и скоро на балконе не осталось ни одного свободного места. Последней в номер влетела горлица, держа в лапках довольно увесистый мешок.
Мягколапа ощерилась, подняла шерсть дыбом и прыгнула. Но ее отточенные когти едва коснулись кончика крыла. А горлица рассмеялась злокозненным старушечьим смехом, после чего всего за секунду превратилась в Пелагею.
- Мимо-мимо-мимо! – подразнила она кошку. Та стыдливо поджала хвост и молнией юркнула под диван.
На глаза Юлиане навернулись слезы, и она, не до конца понимая, что делает, бросилась Пелагее на шею.
- Вернулась! Наконец-то вернулась! Мы так за тебя волновались!
Только потом, когда было уже поздно, Юлиана сообразила, что дала слабину. Ведь в стране Зеленых Лесов она слыла отважной и сильной духом. И все в округе знали, что она нипочем не расплачется из-за пустяков. А тут вдруг слёзы.
Утерев их рукавом, Юлиана поспешила вновь стать холодной и равнодушной.
- А что в мешке? – беспечно поинтересовалась она.
- Катушки с невидимыми бечёвками, - сказала Пелагея. – Я плела их весь день. А потом созвала аистов, и они согласились помочь.
- Но что ты задумала?
Пелагея улыбнулась и загадочно подмигнула.
- Увидишь!

Они вышли на центральную площадь, когда над городом повис тонкий серп луны. За ними по небу протянулась вереница аистов. Они махали крыльями, создавая приятный ветерок, и едва слышно переговаривались на своем птичьем языке. Янтарный свет фонарей падал на изогнутые спинки скамеек, высвечивал оловянные буквы на фронтоне цирка и мягко переливался на отполированном носу барона Мякатау. Барон был всего лишь статуей, но Юлиане на мгновение показалось, что он пошевелил усами и скосил глаза в ее сторону.
- Вот статуя, о которой мне говорили, - указала Мякголапа. – Наш славный предок и такие гнусные злодеи по соседству.
- Гнуснее не бывает, - осуждающе фыркнул Пирог.
Пелагея выступила вперед и развязала мешок с катушками.
- Сюда, добрые аисты! – шепотом позвала она. Те немедленно слетелись на зов, словно Пелагея была их королевой. Каждому аисту досталось по невидимой бечевке – и они один за другим скрылись в черном небе.
Часы на ратуше гулко пробили три часа утра. Затрепетал на ветру и вновь безжизненно повис желтый флаг.
Юлиана не могла спокойно ждать. Ей снова захотелось возмутиться.
«Где носит этих аистов? Почему так долго?» - чуть не крикнула она. Но внезапно послышались голоса.
- Хе-хе, Билли, ты чудной, - проскрипел первый голос. – Зачем нам, управляющим цирка, выряжаться клоунами?
- Сам ты чудной, Вилли, - ответил второй. – Видно, ничего не смыслишь в романтике. Глубокой ночью в клоунском наряде да с собакой на поводке пройтись по городу одно удовольствие.
- А главное, вас некому будет поднять на смех, - заметила вслух Юлиана. – Добрый день, господа! То есть, доброй ночи. Значит, это вы хозяева цирка?
Билли и Вилли сразу потупились и попытались ускользнуть от разговора. Они не готовились к тому, что придется общаться с посторонними. Зато их собаки – грозные зубастые бандиты с мощными лапами – были готовы к любым неожиданностям. Они напрягли толстые шеи и потянули клоунов вперед.
В одном из псов Пирог распознал уже знакомого всем бульдога. А Кекс безошибочно определил во втором свой ночной кошмар – кровожадного бультерьера. Но что самое кошмарное, бульдог и бультерьер заметили Кекса. Сперва его, потому что он мелькал в темноте белым пятном. А уж потом и Пирога.
- Вон тот врунишка, - пробасил бульдог. – Я его помню. Он что-то плёл про репортаж и скрытую съемку. А белый ушастый ему подыгрывал. Кусай их!
Бультерьер до краев наполнился злостью. И Юлиане даже показалось, будто злость разлита в воздухе. Она едва успела отскочить, когда собаки рванули поводки и с диким рёвом бросились на Кекса с Пирогом. 
Ну и началась тут кутерьма! Завопили клоуны, заголосила Мягколапа, ойкнула и свалилась в кусты Пелагея. Когда Кекс, Пирог и их преследователи умчались по пустой улице, огни фонарей стали расплываться и расти. Юлиана судорожно схватилась за спинку ближайшей скамейки. Только что двух ее питомцев чуть не растерзали у нее на глазах.

5. Ночная погоня
Бульдог и бультерьер неслись во весь опор. Ошейники, поводки, а главное, хозяева были сейчас очень некстати. Клоуны шлёпали по мостовой ногами в длинных пузатых ботинках, придерживали рыжие парики и портили всю погоню.
- Что это на них нашло, Вилли? Взбесились – не остановить!
- Понятия не имею, Билли! Неужто мясом перекормили?
Пирог и Кекс улепетывали, как могли. Их заносило на поворотах, от них шарахались местные кошки и любители побродить под луной. Дорожные булыжники, дома и фонари мелькали перед глазами с такой скоростью, словно город сошел с ума и пустился в пляс. А потом пляска неожиданно оборвалась.
- Стена, - жалобно тявкнул Кекс.
Пирог подпрыгнул, и его когти заскользили по гладким камням.
- Высокая, - заключил он. – Значит, будем встречать опасность с высоко поднятыми хвостами.
Пирог повернулся и приготовился сражаться – не на жизнь, а на смерть.
Бульдог и бультерьер наступали медленно. Они растеряли хозяев по дороге, и теперь их ничто не могло удержать. Глухая ночь, глухая стена, глухая тишина. Чтобы учинить расправу, лучшего времени и не сыщешь.
- Видно, наши славные приключения закончатся именно здесь, - сказал Пирог.
- Капает! – сказал Кекс и высунул язык.
- Не думал, что ты такой трусишка, - поразился Пирог. – Держи себя в лапах.
- Да при чем тут я? Гляди! Сверху капает! Дождь!
Бультерьер и бульдог тоже обратили внимание на странные капли. Этим летом в городе не упало ни одной. А тут нате вам – целых пять.
- Шесть, - сосчитал бульдог. – Семь. О, восьмая!
Восьмая капля упала ему на нос – и он перевернулся на спину.
- Девятая, десятая! – радовался бульдог, болтая лапами в воздухе.
- Ты что вытворяешь, обормот? На тебя же малявки смотрят! – зарычал бультерьер. – Не валяй дурака и вставай, пока дождь не испортил нам охоту.
Но капли участились и забарабанили по оконным отливам. Образовались первые лужицы – и вот припустил уже не дождь, а взаправдашний ливень.
Бультерьер зарычал сильнее и приготовился атаковать. Когда он бывал в гневе, никакой ливень не мог стать ему помехой.
- Размажу по стенке, косточек не соберете! – пригрозил он и оттолкнулся от земли... чтобы врезаться в эту самую стенку.
Куда же подевались Кекс и Пирог? Бультерьер повертел головой, пытаясь отогнать назойливый хоровод звездочек. Удар вышел знатный, и понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя.
- Мелкие негодяи! – взглянув наверх, прорычал бультерьер. Кекс и Пирог внезапно научились летать. Но вот каким образом – оставалось загадкой. За пеленой дождя можно было разглядеть лишь две пары размашистых крыльев, которые уносили беглецов всё дальше и дальше.
- Если бы не дождь, мы могли бы видеть город, как на ладони! – пролаял Пирог.
- Спасибо аистам! – пролаял в ответ Кекс. – Спасли нас от верной гибели!
Нёсший его аист сделал крыльями взмах-другой и поднялся еще выше, туда, где клубились черные тучи. На Кекса обрушился очередной поток воды, так что его впору было выжимать. Но похоже, иначе аисты просто не умели выражать свою признательность.
Вскоре они миновали потяжелевший желтый флаг. Пролетели рядом с часами на ратуше и опустились ровнехонько перед памятником барону Мякатау. Гигантский кот ростом с цирковую колонну стоял на задних лапах, изящно придерживая край широкополой шляпы. Ливень смывал с него грязь, и, наверное, именно поэтому барон улыбался.
У подножия статуи без предупреждения возникло маленькое сизое облачко. Прибиваемое крупными каплями, оно поплыло к небу, чтобы присоединиться к своим товарищам и как следует полить землю. Засухе  настал конец.
Очутившись рядом с Юлианой, Пирог по привычке дернул за край зеленой юбки (в этом месте уже образовалась пара дырочек от его зубов).
- Откуда столько туч? – поинтересовался он. – Где вы их насобирали?
Пелагея ответила за Юлиану:
- Это заслуга аистов. Они облетели всё небо над страной Желтых Полей, чтобы отыскать облака. А потом мы искупали их в бочке с краденой водой - и облака превратились в тучи.
 
После волнующего полета Кекс совсем ошалел и носился, пытаясь поймать языком все капли до единой. Юлиана с Пелагеей вымокли насквозь, но их это ничуть не заботило. Только Мягколапа шипела от негодования и поджимала хвост, пока наконец не догадалась юркнуть в подвальное окошко цирка. Там она обнаружила целое семейство крыс и развернула нешуточную ловлю. Пелагея еле выманила ее наружу.
- Домой, Мягколапа! Дома пирожки, и они гораздо вкуснее крыс!
Несмотря на то, что рассвет еще не наступил, многие горожане проснулись и вышли на улицу. Воздух был свеж, пыль прибило к земле, и дышалось на удивление легко. Дети принялись скакать по лужам, девушки – кружиться и хохотать. Мужчины поснимали цилиндры и уставились в небо, откуда без устали струились потоки воды. А один беззубый извозчик благоговейно стянул с лысины соломенную шляпу, слез со своей телеги и бухнулся на колени с воздетыми кверху руками. Именно он согласился отвезти наших друзей назад, в желтые поля.
- Чудеса нынче творятся! – дивился он, понукая лошадей. – Сперва аистов тьма, потом облаков – прорва. А теперь льет, как из ведра. Возможно, нам даже удастся спасти урожай.
Он не умолкал ни на минуту, говорил и говорил, точно хотел высказать все мысли наперед. Половину из его слов Пелагея так и не сумела разобрать. Но и без того было ясно: жителей страны Желтых Полей больше никому не удастся обвести вокруг пальца.








Дождливых дел мастер

1. Лунный свет под крышей
Чайник закипал неохотно. Лениво, словно бы в полусне, двигалась секундная стрелка часов. Вот уже третий день без перерыва лил дождь. И казалось, всё на свете было готово погрузиться в спячку. Всё, кроме двух маленьких любознательных щенков по кличке Кекс и Пирог.
Им никак не сиделось на месте. Просторный дом Пелагеи из пахучих смоляных бревен надежно берёг свои маленькие тайны. Их опутывала серебристая паутина. Они скрывались за ворохом прошлогодних трав в кладовой. Они прятались в недоступной вышине, куда не ступала нога собаки.
Кекс и Пирог всерьез заинтересовались домом. Они бегали по винтовой лестнице вверх и вниз, пока не начали отваливаться лапы. Исследовали каждый закуток и даже попытались проникнуть в секретную комнату на втором этаже. Но хитроумный замок на двери пропускал внутрь, только если ввести верный код.
Особенно же их привлекала веревочная лестница. Она свисала почти до самого пола и вела высоко-высоко наверх.
- Наверняка все самые страшные секреты лежат именно там, - смекнул Пирог и тотчас пожалел, что не умеет лазать по веревочным лестницам.
Пелагея уж точно знала, какие именно секреты хранятся наверху. Но отвечать на вопросы Кекса и Пирога не спешила. Она сидела за окном и смотрела, как наполняется водой русло пересохшего ручья. В озера и реки возвращалась рыба. Молодые березки на заднем дворе впитывали влагу и зеленели не по дням, а по часам. Ожили чахлые двуцветные розы на клумбе, подсолнухи подняли свои желтые головки. А дождь всё шел и шел. О том, чтобы выбраться из дома и побродить по окрестностям, нечего было и думать. Ведь последний зонт – и тот от солнца – стал подарком извозчику, который изнывал от жары.
Поэтому Пирогу и Кексу не оставалось ничего другого, кроме как караулить веревочную лестницу в надежде, что однажды она станет обычной лестницей с низкими широкими ступеньками.
Мягколапа – полосатая кошка с невыносимым характером – им на зависть взбиралась на верхотуру по сучковатым выступам на стене. А потом оттуда дразнила щенков, вальяжно помахивая хвостом.
Еще в доме имелся чердак. И добраться до него можно было лишь одним способом – по толстому канату, подвешенному к потолку неподалеку от гамака Юлианы. 
- Что там, на чердаке? – допытывался у Пелагеи Кекс.
Пелагея гладила его по белой шёрстке, переворачивала на сковороде очередной блинчик и знай себе помалкивала. Блинчики у нее получались до того ароматные, что на запах слетались даже синички. Не говоря уже о Мягколапе, Кексе и Пироге. Едва почуяв, что готовится угощение, они срывались со своих наблюдательных постов и опрометью мчались на кухню.
А на Юлиану что ни день – сильнее накатывала тоска. Она валялась в гамаке под потолком почти круглые сутки и частенько пропускала завтрак. Даже сытные блинчики Пелагеи были не в состоянии тягаться с дождем. Наскучивший ливень окружил дом бесконечной водной стеной и заунывно стучал по крыше. Серые тучи затянули небо надолго.
С одной стороны – хорошо, ведь больше не было нужды возиться со шлангом для полива. Запалил свечку, заварил чая или какао на двоих, взял книжку со сказками – и вот оно, счастье.
Правда, Юлиана так не считала. И тайны ее не привлекали. Ведь со своего высокого гнёздышка в гамаке она видела то, чего не видели остальные. Веревочная лестница тянется к запылившейся библиотеке. В секретную комнату ведет не одна, а целых две двери. Причем верхняя дверь не заперта. В люке на чердак тоже нет ничего примечательного. За такими люками обычно устраивают склад бесполезного старья.
От Юлианы так и веяло заплесневелым скепсисом. И Пелагея решила ее спасать.
- А что такое скепсис? – спросил Пирог.
- Это когда сомневаешься во всём подряд и перестаёшь замечать маленькие чудеса вокруг, - объяснила Пелагея.
У нее имелось одно средство от хандры, которое она берегла на черный день. Когда Пелагея поняла, что ни блинчики, ни сказки не помогают, настал черед старинной резной шкатулки.
Ночью, под барабанную дробь дождя, она достала шкатулку из комода и вышла на середину гостиной. Слева, за бисерной занавеской, темнела кухня, где сопела во сне Мягколапа. Впереди, в камине, догорали поленья. Пелагея открыла шкатулку и взяла щепотку крупы, от которой исходило слабое сияние.
- Что это? – тут же спросил любопытный Кекс.
- Крупицы лунного света, - шепнула Пелагея. – Погоди, сейчас сам всё увидишь.
Услыхав, что за его спиной шепчутся, Пирог навострил ушки и просеменил к друзьям.
- Почему меня не позвали? Вечно, как что-то интересное, я в стороне! – обиделся он.
Пелагея не ответила. Она выставила вперед ладонь с крупицами света и дунула. Через секунду в гостиной закружился крошечный сияющий вихрь. Он множил зернистые кольца, раздувался и рос, пока не достиг гамака, где дремала Юлиана. Когда она разлепила глаза, вихрь превратился в широкую лестницу, о которой всегда мечтали Пирог и Кекс. Лестница пролегла к самому чердаку и сверкала так, что было в пору надевать солнечные очки.
От неожиданности Юлиана чуть не полетела с гамака.
- Что за дела? – крикнула она, вцепившись в плетёную сетку. – Что вы тут затеяли?!
- Не бойся! – прокричала снизу Пелагея. – Это всего навсего лунный свет!
- Ага, всего-то навсего, - пробормотала Юлиана и недоверчиво дотронулась пальцем до ступеньки.
Ступенька оказалась твердой и прозрачной, как горный хрусталь. С тонкими золотыми змейками, застывшими в толще безымянной породы. Юлиана отдернула руку, как будто эти змейки кусались. Фокусы Пелагеи всякий раз приводили ее в замешательство.

Мягколапа проснулась и долго потягивалась, прежде чем направиться в гостиную. А в гостиной ее ждал сюрприз: прозрачную лестницу бодро, но не очень успешно пытались одолеть Кекс и Пирог. Увидев, как они стараются, Мягколапа презрительно фыркнула.
- Всему-то вас надо учить!
Она взлетела наверх полосатой стрелой и уселась там с чувством собственного превосходства. Сейчас ее наверняка похвалят и скажут, что мастерства ей не занимать.
Но Пелагея только подхватила обоих щенков под животы и заявила, что собаки не кошки.
- Если ты гибкая и быстрая, это не значит, что ты лучшая, - добавила она погодя. Мягколапа оскорбленно махнула хвостом. А когда Пелагея добралась до верхней ступеньки, сделала вид, будто хозяйки не существует вовсе.
- На чердаке задерживаться не стоит, - предупредила Пелагея, уперев ладони в крышку люка. Когда крышка открылась, сверху прямо в лицо посыпались мелкие веточки и сухие листья.
- А почему нельзя задержаться? – спросила Юлиана из гамака.
- Там всех клонит в сон. Кроме меня, конечно, - пояснила Пелагея. – Заснете – проспите целую жизнь.
«Звучит заманчиво», - подумала Юлиана и поспешно перебралась на лестницу. Она совсем не возражала против того, чтобы провести целую жизнь во сне. Особенно если жизнь обещала быть такой же дождливой и серой, как сейчас.
На чердаке обнаружилось множество стёганых одеял, перьевых подушек и кованых сундуков. А в углу, у круглого оконца, поблёскивала тяжелая арфа. Пелагея играла на ней, когда хотела отдохнуть от забот.   
Под центральной балкой, на веревке, висели пучки луговых трав, и приходилось нагибаться, чтобы они не испортили прическу. А северную стену сверху донизу застилал зеленый плющ.
- Искусственный он, что ли? – поморщилась Юлиана и протянула руку, чтобы пощупать. Нет, плющ был самый настоящий, с живыми листочками без малейшего намёка на подделку. Листья покрывали стену густым ковром. И когда рука прошла сквозь занавесь плюща, Юлиана ни капли не удивилась. Лишь впала в странное оцепенение. За лиственным покровом не было решительно ничего. 
Из оцепенения ее вывел звонкий голос Пелагеи. 
- Пойдемте! Покажу вам зонтичные плантации!

2. Зонтичные плантации
Пелагея бойким шагом направилась к растительному ковру и исчезла за ним раньше, чем Юлиана смогла что-либо понять. Пирог и Кекс забегали вокруг, норовя испачкать лапами длинную зеленую юбку хозяйки.
- Пойдем! – тявкнул Кекс.
- Скорее! – поторопил Пирог.
Юлиана оглянулась на Мягколапу. Та сидела у люка и вылизывалась, никого не замечая. Или просто делая вид, что не замечает. Она всё еще обижалась.
- Ты с нами? – спросила Юлиана.
Кошка лишь на мгновение удостоила ее вниманием. Смерила взглядом горящих глаз и с презрением сказала:
- Нет, идите сами. Там этот противный кот.
Затем Мягколапа вновь занялась вылизыванием, и казалось, ничто в целом мире не в силах ее отвлечь.
Юлиана собралась с духом, раздвинула гибкие стебли плюща и вошла прямиком в стену. Полумрак сменился кромешной тьмой. И если бы не привычное пыхтение Пирога да шелест листьев по сторонам, темнота нагоняла бы гораздо больше страху.
Плющ был повсюду. Он шептал Юлиане на ухо неразборчивые слова и пытался ухватить за щиколотку. Зато Пирог с Кексом чувствовали себя уверенно. Они рычали на цепкого зеленого «врага» и рвали его на части, если он преграждал дорогу.
Наконец коридор закончился, и друзья вышли на белый свет. Нестерпимо яркое солнце – откуда оно только взялось? – прямо-таки било в глаза.
- Ну как? – поинтересовалась Пелагея. Она стояла, заложив руки за спину, и улыбалась совершенно невероятной, теплой улыбкой. 
- А знаете что, теперь жизнь не кажется мне такой уж серой, - сказала Юлиана.
Впереди сплошным разноцветным покрывалом простирались зонтичные плантации. На этих плантациях не росло ни винограда, ни кофейных деревьев, зато в великом множестве росли пёстрые зонты.
- Это же чудо что такое! – восхищенно проговорила Юлиана. – Дождя нет, а зонтики на любой вкус и цвет!
- Бери, какой приглянулся, - сказала Пелагея. – Я предпочитаю лиловые, цвета лаванды.
Юлиана бросилась в гущу насаждений и недолго думая ухватила желтый зонт-трость с восемнадцатью спицами и рукояткой в виде крюка. Стоило его раскрыть – и небо над головой тут же сделалось желтым, как осенний лист.
- Красота, да? – похвасталась Юлиана. – Этот зонт напоминает мне о Вековечном Клене, под которым мы с Пирогом и Кексом жили в стране Зеленых Лесов. Эй, малышня, помните?
«Малышня» не ответила. Щенки что-то усердно вынюхивали в траве и, взяв след, опрометью умчались вглубь плантации.
- Ах! Если они помешают ювелиру, он будет очень недоволен! – всплеснула руками Пелагея.
Юлиану взяло любопытство.
- Что за ювелир?
- Дождливых дел мастер, мой старый знакомый. Он похож на... Как же лучше объяснить? – Пелагея потеребила подбородок и внезапно просияла:
- О! А вот и ювелир собственной персоной!
Им навстречу вышел коротышка в оранжевом котелке и с такими же огненно-рыжими бакенбардами. Монокль в глазу, щипцы и зажимы, болтающиеся на поясе, говорили красноречивее слов. Ни дать ни взять, гном-изобретатель.
- Приветствую в своих владениях! – Он приподнял котелок и сделал лёгкий поклон. – А Пелагея, я смотрю, нажила друзей, - с пренебрежением добавил ювелир.
- Обычно так говорят о врагах, - шепотом проговорила Юлиана. Она не знала, что с друзьями у ювелира туго и он страшно завидует тем, у кого они есть. Единственный его приятель – черный диковатый кот – и тот куда-то запропастился.
- А плантации стали гуще, - заметила Пелагея.
- Я всё время создаю новые зонтики, - признался ювелир. – Вот этот, например, в виде восьмиконечной звезды.
Он вырвал из ближайшего ряда голубой зонт, наклонил и повертел в руках.
- Но разве он спасёт от дождя? – возмутилась Юлиана. – Да под таким зонтом можно промокнуть за минуту!
Мастер дождливых дел нахмурился, и его монокль выпал из глаза. Издав звук, похожий на мычание коровы, ювелир почистил линзу, вставил на место и продолжил, как ни в чем не бывало.
- А еще я изготавливаю украшения из воды. Надо сказать, очень кропотливое занятие.
Он указал на серебристые нити, протянувшиеся вдоль главной тропы от зонта к зонту. На нитях блестели и переливались радугой затвердевшие капли всевозможных размеров и самых причудливых форм.
- Во время затяжных дождей я бросаю ожерелья на землю. Но, как это ни прискорбно, их до сих пор не обнаружила ни одна живая душа. Ведь если бы кто-нибудь нашел украшение, то непременно отправил бы по моему адресу письмо с благодарностью.
Коротышка встал на цыпочки и поддел пальцем одну из нитей.
- Видите адрес, вот здесь, на этикетке? «Зонтичные плантации, на третий день дождя».
- Ожерелья вполне могли попасться людям на глаза. Но что если потом ваши безделушки просто растоптали? – предположила Юлиана. – К примеру, я бы такое в жизни носить не стала. Это, знаете ли, дело вкуса.
Монокль снова покинул свое законное место, сверкнул в солнечных лучах и безжизненно повис на цепочке. У ювелира задергалась щека.
- Всё, хватит! Я устал! – объявил он и указал на Юлиану толстым пальцем. – Заточите ее в тюрьму!
Из зарослей тут же появилось три стража – три больших черных зонта. У зонтов имелись ноги. И, что гораздо хуже, у них имелись руки. Этими руками они схватили Юлиану и потащили прочь.
- Да ладно, шутите?! – не поверила Юлиана и попыталась вырваться. Но держали ее на удивление крепко. – Эй! С каких это пор запретили свободу слова?! – крикнула она.
Судя по всему, ушей у зонтов не было. Иначе они бы уже давно услышали, какие обидные клички изобрела для них пленница. Юлиана пищала, брыкалась, колотила кулаками по черному куполу одного из зонтов – но всё напрасно. Глухие стражи ювелира увели ее прочь, и скоро крики стихли вдалеке.
- Ну а ты что скажешь? – Ювелир пытливо уставился на Пелагею. – Хороши мои украшения?
Пелагея попятилась, и голос у нее предательски задрожал.
- Хороши.
- Как-то это сейчас неискренне прозвучало, - процедил сквозь зубы мастер дождливых дел.
- Не узнаю я тебя, - вздохнула Пелагея. – С первой нашей встречи ты сильно изменился. Разве похвала так уж важна? Ведь вспомни, раньше ты создавал зонты и ожерелья просто потому, что тебе нравилось их создавать.
- А сейчас я хочу, чтобы меня хвалили! – топнул ногой коротышка. – Я хочу, чтобы мной восторгались! Разве я многого прошу?! – взвизгнул он.
Повисла настороженная тишина. Пелагее на ум не шло никаких доводов. Как переубедить старого друга? Почему он вдруг стал таким высокомерным?
- Ее тоже уведите, - понуро распорядился ювелир. Он ссутулился и зашагал прочь. И когда Пелагею обступили зонты, она даже не подумала дать отпор. Теперь в этом не было никакого смысла.

3. За решеткой
Тюрьма из разноцветных зонтиков оказалась вполне себе жизнеутверждающей. Зонты были воткнуты в землю по всему периметру и соединялись друг с другом при помощи длинных гнутких прутьев. Всё вместе это напоминало решетку, которую можно запросто разрезать перочинным ножиком.
Юлиана водила по решетке железной кружкой и громко распевала песенку заключенных:
- Никому неизвестны несчастья мои-и-и-и!
А тюрьма как стояла – так и стои-и-и-ит!
Если выйду отсюда – то ногами вперё-о-о-од!
Не поплачет потом даже кот-Обормо-о-о-от!
- А почему именно Обормот? – поинтересовалась Пелагея, когда ее бросили за решетку к подруге.
- Так зовут здешнего кота, - пояснила Юлиана. – Недавно его видела. Черный, как сажа! Он представился, но даже ухом не повел, когда я попросила принести хоть какой-нибудь ножик. Невоспитанный, вредный котяра!
- Ух ты! Я его знаю! – захлопала в ладоши Пелагея. Затем она изобразила на лице сосредоточенную важность и, подняв палец, произнесла: - «Никогда не смотри Обормоту в глаза. А не то пропадёшь!»
Когда она гостила у ювелира в прошлом году, то получила именно такое предостережение. Черный неуловимый кот не мог внушать ничего кроме умиления. Но вот в глаза ему глядеть отчего-то запрещалось.
- А Мягколапа не с вами? – опомнилась Пелагея. Убедившись, что Мягколапы поблизости нет, она с облегчением уселась на песок. – Очень хорошо, что моя кошка не пошла к ювелиру. Она способна сделать из Обормота чучело. Заклятые враги, представляешь?!
Но Юлиана уже ничего не могла себе представить. В особенности, она не представляла, как выбраться из зонтичной тюрьмы. Когда она разрезала прутья заколкой для волос, те вновь срослись и стали крепче прежнего. Юлиана надеялась, что ножик окажется более действенным средством, но помощи ждать было неоткуда.
- Интересно, здесь хотя бы кормят? – проронила она. Как вдруг из камеры напротив раздался крик:
- Голодом уморить решили?! Нелюди, вот вы кто!
Потом кричавший, видимо, сообразил, что стерегут его как раз-таки не люди, и принялся ожесточенно трясти решетку. Похоже, он тоже чем-то не угодил ювелиру и теперь отбывал срок.
Пелагея сразу узнала его лицо.
- Поэт! – всплеснула руками она.
Поэт прекратил бунтовать. Он выпучился на Пелагею и расплылся в улыбке от уха до уха.
- Кажется, в тюрьму спустилось солнце, – совершенно счастливый, выдал он. – А ведь знаете, я почти отчаялся встретить здесь свою музу. Еще с тех пор, как вы нашли меня на краю света...
Он не успел договорить, потому что к заключенным нагрянул ювелир и потребовал оду в честь великого себя. Поэт послушно протянул ему измятый лист.
- Вот. Сочинил специально для вас.
Мастер дождливых дел вырвал листок и, прочитав всего несколько строчек, выбросил в урну.
- Не годится! – взвизгнул он. – Неискренне! Если не будешь восхвалять меня от всего сердца, о еде можешь забыть!
Ювелир умчался в гневе, и поэт моментально скис.
- Слышали? – сказал он. – Умру голодной смертью. Среди разноцветных зонтиков. Да еще и при полном штиле. А я, глупец, мечтал о славной гибели в бою.
- Никаких смертей! – заявила Пелагея. – Если уж мы выберемся (а мы обязательно выберемся), то и тебя вызволим.
- А потом утрём вредному карлику нос! – злорадно захихикала Юлиана.

Тем временем Пирог и Кекс окончательно заблудились в плантациях. Вначале всё шло хорошо: свежие следы, погоня за исчезающим черным котом (и отчего только ему вздумалось исчезать?). Но потом щенки потеряли и кота, и след. А зонтики вокруг росли как на подбор: высокие, синие. Совсем одинаковые.
- Надо было засечки делать. Или ленточки красные завязывать, - утомленно сказал Пирог. – Эх, теперь нипочем не найдем обратную дорогу.
- Если бы мы как шальные не понеслись за котом, проблем бы, конечно, не было, - заметил Кекс. – Но иногда одни проблемы избавляют от других. Го-о-ораздо более серьезных.
Он уселся на задние лапы, свёл вместе мохнатые передние – и задрал голову. Под синим зонтом лежала густая тень.
- Предлагаю немного отдохнуть, - сказал Пирог. – Если уж нам предстоит петлять по этому кошмарному лабиринту, нужно набраться сил.
Он растянулся на земле рядом с приятелем и уже собрался вздремнуть. Но вздремнуть ему не дали. С шорохом и скрежетом сквозь ближайший ряд зонтов протиснулась дряхлая старушка. Она насилу вытянула свой именной красный зонтик из зарослей – и Кекс увидал, что зонт, прямо как мухомор, щедро усыпан белыми пятнами.
- Эй, Пирог! – позвал он.
- Что, Кекс? – откликнулся тот.
- Наверное, именно так выглядят подарки судьбы.
Пирог уставился на старушку, на ее зонт – и сам чуть было не покрылся белыми пятнами. Нет, подарком судьбы ее появление не назовешь. Скорее уж, очередным неприятным сюрпризом.
- Кексик, Пирожок! – беззубо улыбнулась старушка. – Идите сюда, мои сладенькие! Ути-пути!
Она поманила их кривым пальцем, сделала неуверенный шаг вперед и чуть не согнулась пополам. Такая она была изможденная и худая. Просто кожа да кости.
Пирог вскочил на все четыре лапы и грозно зарычал. Шерсть у Кекса поднялась дыбом. Бежать! Бежать без оглядки и как можно быстрее! Со старушкиного плеча свисала накидка, больно уж напоминавшая шкуру убитого зверя.

Они мчались, не разбирая дороги. Делали немыслимые прыжки, когда зонты расступались, и показывали настоящие чудеса акробатики, стоило рядам сомкнуться вновь. Но беглецам было некуда деться от ядовитого, надтреснутого голоса тощей карги. Голос преследовал их по пятам, словно его записали на пленку и включили на полную мощность.
- Кексик, Пирожок! Идите сюда, мои сладенькие!
Спроси кто-нибудь у них, как им удалось взять верное направление, они не смогли бы объяснить. Зонтичные плантации остались позади, а друзья всё продолжали бежать. Сами не заметили, как проскочили сквозь мрачный коридор из плюща и с разбегу врезались в Мягколапу. Мягколапа спала на чердаке беспробудным сном...

4. Исчезающий Обормот
Пелагея умудрилась вытянуть из решетки плохо закрепленную ветку и осторожно пододвинула свою порцию к камере поэта.
- Подкрепись.
- А ты как же? – удивился поэт.
- Мне что-то не хочется, - сказала Пелагея. Под тенью от разноцветных зонтиков у нее начали мёрзнуть руки, хотя солнце снаружи расточало свет и тепло. Юлиане тоже кусок не лез в горло.
«Как там мои Кекс и Пирог? – размышляла она. – С ними ведь ничего не случилось?»
Поэт расправился со скудной порцией Пелагеи в один момент – и сразу преобразился. На щеках проступил румянец, в глазах полыхнула яростная решимость.
- Что-то здесь нечисто, - сообщил он. – На первый взгляд, нашу тюрьму может сдуть любой ветерок. А на поверку стены как бетон. Спорим, тюрьма заколдована!
- Ага, - вздохнула Пелагея и потерла ладони, чтобы их согреть.
- Ну что вы такие кислые, в самом деле?! – возмутился поэт. – Вот сейчас я двину по этому замку – и он разобъется вздребезги!
Удар вышел образцовый. Но и замок попался с норовом. Он выпятил губу, задрал нос и сварливо заявил, что поэту с ним не тягаться. 
- Силой вздумал помериться? – взвизгнул он голосом ювелира. – Не на того напал! Я прочный, как сталь, и даже измором меня не возьмешь.
Поэт отшатнулся и медленно осел на землю. На лице у него застыла растерянная улыбка.
- Что за еду ты мне подсунула, Пелагея? Теперь вот мерещится всякое, - слабо проговорил он.
Замок надменно скривился, поворчал – и его поверхность сделалась такой же гладкой, как до злосчастного удара.
- Ты был прав, - сказала Юлиана. – Мы сидим в заколдованной тюрьме. И никому, кроме гадкого карлика, замок не отпереть.
Она чуть было снова не затянула песенку про тех, кого выносят ногами вперед. Но ее остановила Пелагея.
- Гляди! – благоговейно прошептала она. – Тот самый кот!
Кот по кличке Обормот, черный, как сажа, и невоспитанный, как дикие жители подвалов, отлично знал себе цену. Он не спеша прохаживался вдоль камер, точно был самым главным охранником. Неприятности заключенных его явно не интересовали. Зато котом заинтересовалась Пелагея. Она просто обожала пушистых зверьков, а потому без раздумий протянула сквозь прутья руку с кусочком хлеба.
- Кис-кис-кис! – позвала она.
- Зря стараешься, - тоскливо сказала Юлиана. – Толстые коты всегда привереды. На него не то что хлеб, даже ветчина не подействует.
Пелагея показала ей язык.
- А вот и нет, а вот и нет! Котик-то исчез!
Действительно, от Обормота на дорожке не осталось и следа. Поэт собственными глазами видел, как испарилась сперва голова, а за нею туловище, лапы и хвост.
- Сначала говорящий замок, потом исчезающий кот, - дрожащим голосом проговорил поэт. – Я совершенно точно спятил!
А кот между тем очутился в камере Пелагеи и Юлианы.
- Это ты сидел у ювелира на коленях в прошлый раз? - обратилась к нему Пелагея. – Хоро-о-оший котик. Хороший... Ай! – Она отдернула руку, потому как Обормот вздумал выпустить когти. – Хороший, но царапучий.
- А ты не гладь! Тогда и царапаться не будет, - назидательно сказала Юлиана. Она сидела, прислонившись спиной к решетке, и вздыхала о гамаке с теплым пледом да о дожде, что круглые сутки стучит по крыше.   
- А как чудесно гудел камин! – нечаянно произнесла она вслух.
- Скучаешь? – участливо спросила Пелагея. – Дай срок, вернемся домой и затопим печку, как в былые времена!
Ей вдруг представилось, что в тюрьме они томятся не день и не два, а все двадцать лет. Время во владениях ювелира текло иначе. Иногда за час пребывания по ту сторону чердака на земле можно было пропустить целый год. А иногда одна земная минута оборачивалась десятком лет в зонтичных плантациях.
Обормот жалобно замяукал и потерся черным блестящим боком о юбку Пелагеи.
- Что, стыдно стало? – с укоризной сказала Пелагея. – Своих царапать стыдно. Да!
Но кот не ограничился одним лишь мяуканьем. Словно бы в знак раскаяния, он лизнул красовавшийся на руке порез. И порез зажил в мгновение ока.
- Вишь что вытворяет! – заметила Юлиана.
А Обормот замигал-замигал, да и погас, как будто был всего лишь призраком. Следы от его мягких лап обозначились на песке, легко пересекли заграждение и аккуратной цепочкой протянулись к камере поэта. Поэт на всякий случай отполз подальше. Он никогда не питал доверия к призрачным котам.
Когда Обормот материализовался, замок на двери ожил и снова выпятил губу. У него с котом имелись личные счёты. После того как кот пробрался в мастерскую ювелира, стал крутиться под ногами и орать безумным голосом, работа по изготовлению главного замка чуть было не пошла насмарку. Но в итоге его изготовили – из чистого стекла, с отверстием для резного ключа, по всем канонам странной магии. В каждый тюремный замок мастер дождливых дел вкладывал частичку себя. А в этот вложил еще и власть над другими замками. Они могли открываться лишь с его позволения.
- Диверсия! - заверещал стеклянный страж поэта. – Обормот предатель! Обормот освобождает пленников!
Кот уставился на замок, и хватило всего нескольких секунд, чтобы тот замолчал навсегда.
В следующий миг двери камер отворились. Надо полагать, поэт провел в заточении уж никак не день и не два. Когда он понял, что свободен, то едва не задушил кота в объятиях. Впрочем, кот тут же испарился. Его заметили лишь вдалеке. Он бежал, то исчезая, то появляясь, как плохо настроенная голограмма, и скоро совсем скрылся из виду.
- Отлично, мы на воле. Пора давать тягу.
С такими словами Юлиана вылетела из камеры и бросилась наутёк. Пелагея с поэтом не отставали. Они ловко обхитрили прислужников ювелира. Перескочили через ограду, которая отделяла плантации от зеленого коридора, и уже собрались нырнуть в сам коридор, как вдруг их окликнули.
Ювелир был страшно расстроен. Он повсюду искал своего кота.
- Вы не видали Обормота? Ну, того, который черный и которому опасно смотреть в глаза? – спросил он. И его не смутил даже тот факт, что вопрос адресован беглым узникам.
- Мы видели, как он направлялся к зарослям, - сказал поэт.
Лицо у ювелира сделалось совсем несчастным.
- К коридору из плюща? О нет! Плющ для Обормота любимое лакомство! Теперь он наверняка не вернется.
- Мы тоже не вернемся! – заявила Юлиана. – Ваше гостеприимство никуда не годится!
Она шагнула в коридор – и ее поглотила шуршащая тьма. Следом шагнул поэт. Только Пелагея всё колебалась. Она видела, что ювелир в отчаяньи.
- Прости меня! – заламывая руки, сказал мастер дождливых дел. – Мне так стыдно! Зачем нужна слава, если нет друзей, которые могут поддержать в трудную минуту?
- Я рада, что ты исправился, - улыбнулась Пелагея. – Теперь ты нравишься мне гораздо больше.
Ювелир засуетился. Он сунул руки в карманы брюк, потом в карманы пиджака – и наконец протянул Пелагее невероятно красивое ожерелье из застывших капель.
- Возьмешь на прощанье?
- Отчего бы не взять? С удовольствием, - сказала Пелагея. А сама подумала, что если солнечным днем положить ожерелье на траву, оно, скорее всего, превратится в росу. И что по красоте роса ничуть не уступает дорогим бриллиантам.
- Знаешь, - сказала она, – я почти уверена, что люди замечали твои украшения, но не замечали этикеток с обратным адресом. Они радовались, но им не приходило в голову, что у этих шедевров есть создатель.
Мастер дождливых дел чуть не пустил слезу.
- Теперь, - сказал он, - я буду делать украшения без этикеток. Глупо трудиться за похвалу. Лучший труд – тот, который приносит радость.
- Вот это ты правильно рассудил!
Пелагея похлопала его по плечу – и, словно виденье, скрылась в темных зарослях. А ювелир еще долго стоял на одном месте, осматривая плантации и размышляя, кому бы подарить всю ту кучу зонтов, которую он смастерил.

5. Новый властелин
- Быстрее, быстрее, - поторапливала Юлиана. – Здесь нельзя задерживаться! Полезай в люк!
Поэт уже приготовился открыть крышку люка, как вдруг затаил дыхание.
- Тссс! Слышишь храп?
- Да я сама через пять минут захраплю! – вскинулась на него Юлиана. – Говорю же, на чердаке опасно находи...
Она оборвала гневную реплику на полуслове. Теперь к храпу добавилось посвистывание и очень знакомое тихое рычание. Так рычали Пирог и Кекс, когда им снилась охота на лис.
- Какое счастье! Они здесь! – воскликнула Юлиана и принялась разбирать груду подушек. Под подушками она отыскала своих питомцев. Черный Пирог дергал задней лапой и рычал на воображаемого врага. Белый Кекс блаженно свистел носом. А чуть поодаль, под тяжелым стеганым одеялом, Юлиана обнаружила Мягколапу. Ее серая шерсть с черными полосками скаталась самым невозможным образом. И в отличие от щенков, кошка не издавала ни звука.
- Что творится! Надо же, что творится! – Юлиана покачала головой и зевнула шире, чем обычно. Потом она зевнула еще раз и подумала, что было бы неплохо устроиться здесь на подушках, укрыться тонной одеял и провалиться в глубокий сон.
Пелагея вынырнула из зеленого коридора очень вовремя. Она похлопала Юлиану по щекам, потому как та уже наполовину провалилась в мир грёз, и рывком открыла крышку люка. Поднялось облако пыли, поэт закашлялся. Юлиана чихнула так громко, что было слышно на весь чердак, но ни на Кекса с Пирогом, ни на Мягколапу это не подействовало.
- Ничего себе силища! – поразился поэт. – А я-то считал, Пелагея хрупкая и милая.
- Может быть, я и милая. Но уж точно не хрупкая, - усмехнулась та. – Давайте, надо выносить наших сонь, пока не поздно.
- А когда будет поздно? – не переставая зевать, спросила Юлиана.
- Лучше тебе не знать.
Пелагея бросилась в нагромождения одеял и подушек, как в бушующий океан, и предстала перед друзьями с тремя довольно прочными наволочками. Одну наволочку она всунула поэту, вторую – Юлиане. Раздала иголки с нитками и с треском разорвала ближайший пододеяльник на несколько полосок.
- Надо сшить заплечные мешки, - пояснила она. – В один посадим Кекса, в другой – Пирога, а в третий – Мягколапу. К счастью, нас тоже трое. Прыгать будем по очереди.
Юлиана воткнула иголку в свою наволочку и уколола палец.
- То есть как прыгать? – удивилась она. – А лестница на что?
- Лестницы больше нет. Сами убедитесь!
Пелагея отошла в сторону, чтобы Юлиана и поэт могли подобраться поближе к отверстию. Никакой лестницы не было и в помине. Она растворилась в воздухе и даже не думала возвращаться. Именно на такой случай к потолку был подвешен канат.
Поэт и Юлиана переглянулись, вздохнули и единодушно взялись за шитье. Правда, иголка то и дело выскальзывала у Юлианы из рук, а голова так и норовила склониться на бок. Но Пелагея была рядом и всё время напоминала, что надо спешить. Наконец, когда заплечные мешки были готовы, туда усадили спящих зверят. Пирог очутился за спиной у поэта, Кекс – у Юлианы. Ну а Мягколапа, которая по-прежнему не подавала признаков жизни, досталась Пелагее.
- Ох, боюсь, прыгун из меня неважный, - сказал поэт.
- Лучше просто признайся, что боишься, - буркнула Юлиана. – Лично я готова исполнить любой смертельный номер, лишь бы тут не задерживаться. Сам же знаешь, что нам грозит.
Воображение у поэта работало исправно. Только он представил, что ему может грозить на чердаке, как ноги сами понесли его к люку. Когда поэт опомнился, его руки судорожно цеплялись за грубое волокно каната, и он медленно, но верно съезжал вниз. А внизу серел дощатый пол библиотеки.

...Поэт подпирал библиотечный шкафчик и уже начинал посапывать, когда его растормошили.
- Выбрал место! - проворчала Юлиана.
- А саму-то, небось, тоже в сон клонит, - сказал поэт, протирая глаза. – Чердачные чары это вам не хухры-мухры.
- Чердачные чары, хм... – Пелагея почесала в затылке. Ей никогда не приходило в голову, что чердак может быть заколдован. Время от времени она находила там новые подушки и покрывала, заснувших пташек и пауков, которые успевали сплести сеть лишь наполовину. Так она поняла, что живым существам оставаться под крышей небезопасно. На каждую букашку и каждого зверька, которые погружались в сон, сверху сыпались теплые одеяла. Маленькими воздушными одеяльцами накрывало даже пауков.
Пелагея задумалась. Мягколапа проспала слишком долго. Удастся ли ее разбудить?

Они покинули библиотеку и спустились в гостиную по веревочной лестнице. На диване их уже поджидал черный кот.
- Обормотушка! Вот ты где! – обрадовалась Пелагея. – Ювелир будет счастлив увидеть тебя вновь!
Кот направил на нее пару желтых немигающих глаз-прожекторов. Но Пелагея тут же сообразила, что он замыслил недоброе, и отвела взгляд. Коту вовсе не улыбалось возвращаться к старому хозяину. Он облюбовал этот диван и наверняка выявил в радиусе дома не одну мышиную норку. В отличие от зонтичных плантаций, здесь было чем поживиться.
- Ну хорошо, - согласилась Пелагея. – Живи с нами. 
Она выгрузила на коврик Мягколапу, а поодаль разместила Кекса и Пирога, чтобы, проснувшись, они не поцапались между собой. Обормот обошел всех троих с таким важным видом, словно был великим ученым, прорицателем и царём в одном лице.
- Сперва он охранял плантации ювелира, а теперь станет охранять твое жилище, - сказал поэт. – Любому дому нужен кот-хранитель.
Он провел по полу краешком ботинка и поморщился.
- Как же у вас тут грязно! Кажется, веками не подметали!
Пелагея собралась ответить, что, по всей видимости, так оно и есть. Но поэт достал из-за пазухи книжку, запрыгнул с ногами на диван – и давай читать. Дождь за окном полил с удвоенной силой.

Первым делом нужно было навести в доме порядок. Юлиану заставили притащить пару ведер с водой из ближайшего колодца. Но до колодца еще надо было дойти. Назад Юлиана пришлепала мокрая и злая.
- Приспичило же кому-то убирать! – ворчала она.
Ей не давала покоя мысль, что щенки проваляются во сне до конца своих дней.
Но Кекс и Пирог проснулись, едва Пелагея приступила к жарке блинчиков. Запах румяной корочки и сахара со сливочным маслом вернул их к жизни и придал ускорение, какое Юлиане и не снилось. Поэтому она с чистой совестью отправилась в гамак наверстывать упущенное: греться под клетчатым пледом, слушать ритмы дождя и потягивать через трубочку горячий шоколад.
Мягколапа по-прежнему не размыкала глаз, хотя Обормот бродил вокруг нее молчаливой тенью и наматывал круги, как заведенный. Он мяукал то жалобно, то угрожающе, а то вообще срывался на дикие кошачьи вопли. Но и это не помогало. Тогда Обормот просто лизнул Мягколапу в нос. Мягколапа вскочила, точно где-то рядом прогрохотал взрыв. Смерила кота холодным, презрительным взглядом и заявила, что с этого дня будет жить во дворе, в ящике для почты.
Пелагея поцокала языком, покачала головой – но в итоге уступила. Тем более что в просторном почтовом ящике давненько не было писем. Да и крыша там не протекала. В общем, самое подходящее место для кошки, которая решила стать самостоятельной.
Обормот обрёл единовластие. Он воссел на спинке дивана, точно действительно был царём. Для полной картины не хватало лишь слуг. Но потом Пелагея принесла тарелку, на которой благоухало несколько блинчиков со сметаной. И кот принял подношение с присущей царю гордостью – не притронулся к тарелке даже когтем. Зато когда все ушли, он извозился в сметане чуть ли не целиком и остался страшно доволен.   



Чулки для клёна

1. Спустя века
За ворохом прошлогодних листьев, в самой глубине почтового ящика Мягколапа обнаружила письмо с неизвестной маркой. Это ее, как всегда, насторожило. И несмотря на то, что дождь шептался с травой, она выпрыгнула из ящика с письмом в зубах и помчалась к дому. Только бы конверт не промок!
Из-за ливня страна Желтых Полей не просыхала уже пятые сутки. Или пятый век. После возвращения с зонтичных плантаций, где время не знало приличий, сложно было сказать наверняка. Под ногами хлюпала и чмокала земля, пруды давно вышли из берегов. В луже размером с небольшую метеоритную воронку пузырилась вода. Мягколапа оббежала лужу и пулей взлетела на крыльцо. Она так торопилась, что не заметила главного. Высокая темная стена из существ – не то мертвых, не то живых - обступила участок с домом, подкралась к забору и неподвижно выжидала.
Мягколапа ворвалась в прихожую через кошачью дверцу. Она знала, теперь ее место на диване занял ненавистный кот Обормот. Он вечно молчал и усиленно изображал независимость. Каждый день ему, уж конечно, преподносили на блюдечке свежую рыбу или блинчики со сметаной. И преподносил не кто иной, как Пелагея - хозяйка дома и всей домашней живности, за исключением двух псов по кличке Кекс и Пирог. Они вместе с Юлианой приехали погостить из-за моря. И Мягколапа перестала считать их врагами ровно с той поры, как на диванном троне воцарился черный кот.
Пелагея поймала ее у порога и тут же принялась тереть белым махровым полотенцем.
- Бедняжечка! Живешь одна, зябнешь под проливным дождем. Тебе еды хоть хватает?
Мягколапа сердито выплюнула письмо и зашипела.
- Я не бедняжечка! И с едой у меня полный порядок. В округе развелось просто море мышей.
- Ой! А это что? – Пелагея подняла конверт, на котором красовался отпечаток острых зубов.
- Вам послание, - сообщила Мягколапа. Она выбралась из-под полотенца, выгнула спину и отряхнула лапы одну за другой.
«Королевский турнир по гольфу. Страна Зеленых Лесов. Приглашаются все желающие», - прочла Пелагея.
Услыхав, что говорят о стране Зеленых Лесов, Юлиана едва не подавилась горячим шоколадом. Она отставила кружку на подвесной столик и спешно вылезла из гамака, который висел под потолком. Ей пришлось проделать довольно долгий путь по винтовой лестнице, прежде чем увидеть письмо собственными глазами.
- А ну дай! – потребовала Юлиана. Вырвала послание у Пелагеи из рук, прочитала – и со словами «Родина зовет!» выскочила на улицу, в чем была.
Поэт, который застрял в гостях из-за ненастья, выскочил следом.
- Куда же ты в такую слякоть – и без сапог! – воскликнул он. А потом застыл, как вкопанный. Юлиана тоже недалеко ушла. Она притормозила на верхней ступеньке крыльца и открыла рот.
- Эдак вы оба простудитесь, - сказала Пелагея, набросив каждому на плечи по накидке. – А что стряслось? Почему...
Она хотела спросить: «Почему замерли?», но тут дождь прекратился, полотно из туч разошлось по швам – и яркий сноп света ударил в крону одного из деревьев. А деревьев было не счесть. Пелагея повидала столько всяких диковин, что уже почти разучилась удивляться. Но когда посреди бескрайних полей вдруг выросла могучая стена леса, все позабытые навыки вернулись в тот же миг. Брови медленно поползли наверх, на лице образовалась глупая улыбка, и мир завращался вокруг своей оси гораздо быстрее положенного.
- На моем веку в стране Желтых Полей еще никогда не бывало лесов, - проговорил поэт. – Погляди, Пелагея, березки-то вымахали до небес! А подсолнухи? – Он перегнулся через перила. – Подсолнухами зарос весь задний двор! Похоже, в гостях у мастера дождливых дел мы провели никак не меньше сотни лет. Ведь не мог же лес возникнуть за какие-то два-три часа!
- Тогда почему я не обратила на него внимания, когда ходила за водой?! – возмутилась Юлиана.
- Наверное, ты смотрела себе под ноги, - предположила Пелагея. – К тому же, лил дождь. А сейчас он перестал. Ведь правда? – с надеждой спросила она.
Чтобы развеять сомнения, солнце разогнало надокучливых облачных соседей и засветило в полную силу. Лес сразу стал более могучим, и из его недр повеяло запахами прелых листьев, проклюнувшихся ростков каштана и первых грибов.
- Ну что, на экскурсию? – предложила Пелагея. Сама она так и сгорала от любопытства. Ведь прежде ей ни разу не доводилось гулять по лесу. А новый лес уж точно никогда не имел дела с людьми. Поэтому наверняка тоже сгорал от любопытства.
Вызов был принят. Юлиана сунула в рот два пальца и оглушительно засвистела. Прямо как соловей-разбойник. Скользя когтями по лакированному полу, на свист примчались белый пушистый Кекс и черный косматый Пирог.
- Собирайтесь, малышня, мы выдвигаемся на экскурсию! – объявила она и прыгнула в первые попавшиеся резиновые сапоги. Сапоги оказались на два размера больше, но Юлиану это не остановило. Она вооружилась посохом, который Пелагея припасла на случай вторжения разбойников, нахлобучила на лоб свой излюбленный черный цилиндр – и вытащила из прихожей Мягколапу.
- Ты тоже должна пойти, - сказала Юлиана.
- Я пойду, только если Обормот согласится сидеть дома, - с достоинством ответила кошка и вывернулась из рук.
Как выяснилось, Обормот был только рад остаться за главного. Охранять дом он считал своей прямой обязанностью.
Пелагея и поэт тоже надели сапоги и облачились в непромокаемые плащи. Вдруг солнце передумает и снова спрячется за тучами? Наряд Пелагеи, как всегда, довершал белый цилиндр, перевернутый с ног на голову.
- Надо полагать, теперь ты будешь собирать туда шишки с желудями, - ухмыльнулась Юлиана и зашагала по дорожке. Она намеренно наступила в лужу размером с кратер и одобрительно кивнула. Резиновые сапоги прошли проверку.
Другая лужа, гораздо меньше первой, подкараулила их за оградой. Поэт отскочил от нее в ужасе.
- Здесь! Да, это случилось здесь!
- Что здесь? – спросила Юлиана и тронула носком сапога ржавый каркас зонта. Некогда зонт был добротным и выдерживал натиск самых яростных бурь. Теперь он (вернее, то, что от него осталось) валялся рядом с лужей, и поэт упорно называл его своим.
- Да-да! Это мой зонтик! Представляете, я бродил по полям в поисках вдохновения, а потом угодил ногой в воду – и привет!
Пелагея схватила приятеля за плечи и уставилась на него так, словно он признался в тяжком преступлении.
- Как? Неужели тебя унесло к мастеру дождливых дел через эту лужу?!
- Вот именно! – подтвердил поэт и еще раз взглянул на зонтик. – Ну не мог он за несколько дней превратиться в груду ржавых железяк! Зуб даю, прошло несколько веков.
- Хм, - проговорила Юлиана. – Подсолнухи, лес, зонтик. Столько доказательств! Пелагея, да твой мастер по-настоящему опасен! Вырастил плантации зонтов, жонглирует временем, как взбредет ему в голову, и вытаскивает из нашего мира людей, чтобы те возносили ему хвалу.
- Он перестал, - сказала Пелагея. – Он обещал исправиться.
- Ерунда, - махнула рукой Юлиана. – Люди  не меняются!
- А по-моему, очень даже меняются, - вмешался Пирог. Он встал на сапог Юлианы передними лапками и завилял хвостом. – Вспомни, как тебя тянуло на пути зла! Ты чуть не стала отпетой негодяйкой, но потом вовремя опомнилась.
- А наш король издал указ о переменах, - добавил Кекс и встал на другой хозяйкин сапог.
- И что же он гласит? – поинтересовалась Пелагея.
- Он гласит, что мы должны меняться, отпускать прошлое и смотреть в будущее ясным взглядом.
Стряхнув щенков с сапог, Юлиана нахмурилась и быстро зашагала по хляби. Деревья распознали нежданную гостью. Когда она подошла ближе, молчаливая лесная стена надвинулась и без предупреждения поглотила ее вместе с юбкой, сапогами и черным цилиндром. Кекс и Пирог с отчаянным тявканьем бросились ей на выручку.

2. Удачное приземление
Щенки волновались напрасно. Лес не замышлял против их хозяйки ничего худого. Он встретил Юлиану птичьими трелями и тонкими нитями солнечного света, проникающими сквозь листву.
Очутившись среди деревьев, поэт попросил Кекса еще раз озвучить то место из королевского указа, где говорилось про ясный взгляд. Когда сгущались тени, он почти ничего не видел и был вынужден смотреть на тропу прямо перед собой, чтобы иметь хоть какой-то ориентир. 
- Куриная слепота! – пожаловался он. – Даже морковка не помогает.
Пелагея решила подсыпать соли на рану.
- Ох-ох-ох! – сказала она. – В этом лесу столько красивых деревьев. И трав. И птичек. Залюбуешься!
Поэт ничего не ответил, лишь вздохнул. И когда Юлиана вдруг развернулась на сто восемьдесят градусов, он чуть на нее не налетел.
- Учтите, - сказала Юлиана. – Птичками и цветочками любоваться будете потом. Ровно через час я беру Кекса с Пирогом – и мы уплываем в страну Зеленых Лесов. Нужно успеть на турнир по гольфу, а он состоится через два дня.
- Я тоже хочу на турнир! – обиделся поэт. – И Пелагея наверняка была бы не против.
Пелагея с готовностью закивала.
- Чем бы он ни был, этот турнир по гольфу, я обязательно прихвачу пару мотков ниток и свяжу такие гольфы, что все обзавидуются!
Юлиана согласилась скрепя сердце. Она очень надеялась, что эти двое не выкинут на празднике никаких глупостей.

Ходить договорились строго по тропинкам, не отвлекаясь на черничники и малинники (которые, надо сказать, просто ломились от ягод). За Юлианой понуро брёл поэт, за поэтом бодро вышагивала Пелагея. Только вредные Кекс и Пирог да своевольная Мягколапа не послушались наказа и разбежались кто куда.
Спустя какое-то время Мягколапа приволокла наполовину живую мышь – похвастаться. Кекс с Пирогом явились с пустыми лапами и целой кучей колючек, прилипших к шерсти.
- Мы хотели загнать лису, - мрачно сказал Пирог.
- Но лиса нас обхитрила и завела в кусты чертополоха, - подхватил Кекс.
- А ничего, что вы маловаты для лисы? – спросила Юлиана, выдергивая из них колючки. – Эх, обормоты! Я же говорила, чтоб не шастали где попало!
Воспользовавшись остановкой, поэт огляделся. Он подслеповато сощурил глаза, поднял голову – и ахнул. Прямо над ним нависала широкая бездонная чернота.
- Это еще что такое? – бледнея, прошептала Пелагея.
Юлиана выдернула из Пирога последнюю колючку – и не глядя сообщила:
- Это дупло. Обычно в дуплах живут белки или кто-нибудь покрупнее. Понятное дело, раньше вы не видели дуплистых деревьев. Но нельзя же всё время удивляться!
Пелагея пропустила нотации мимо ушей.
- Подсади-ка меня, - попросила она поэта.

Дупло было не просто большим. Оно было гигантским. Балансируя на плечах у поэта, Пелагея едва не уронила цилиндр, где уже скопилась горка сосновых шишек. Но потом она ойкнула, потеряла равновесие – и свалилась в дупло вместе с цилиндром и шишками.
- А тут глубоко! – сообщила она не своим голосом. Ее голос украло и размножило эхо. – И дорожка какая-то!
- Дорожка? – не поверила Юлиана. – Погоди, я сейчас спущусь!
Не спросив разрешения, она взгромоздилась поэту на плечи. Поэт крякнул, и Пирог с Кексом явственно услышали хруст костей.
- Ты уж там поосторожнее! – попросил он.
Через минуту на его плечах осталось лишь два отпечатка Юлианиных сапог. Она забралась в дупло, придерживая черный цилиндр, и с предупреждающим криком спрыгнула в черноту.
«Опять я куда-то прыгаю, - подумалось ей. – Колодцы, дупла... Что дальше?»

Кекс и Пирог тоже не удержались от соблазна.
- Забрось нас, - попросили они. – Только не резко. Мы же не баскетбольные мячики.
Поэт забросил их как можно нежнее, представляя, что Кекс с Пирогом просто два больших, ну очень больших воланчика для игры в бадминтон. Потом он раздобыл в дебрях поваленное дерево, приволок к дуплу и без особых проблем забрался наверх. Падал поэт долго. За это время он мог бы вполне выпить чашечку чая да закусить бисквитом. Когда он приземлился на мягкий мох, Пелагея с Юлианой отряхивали свои юбки и заливались совершенно глупым смехом.
Поэт огляделся. Позади темнел бороздчатый древесный ствол, оплетенный вьюнком, точно украшением. А по краям дорожки с обеих сторон возвышались телефонные будки, и на стекле каждой будки красовалось по черно-белому объявлению. «Меняйся! - гласили объявления. – Ты уже никогда не будешь прежним».
- Слышала? Ты никогда не будешь прежней! – хохотала Юлиана.
Поэт собрался спросить, что же в этом смешного, но тут ему на голову с душераздирающим воплем сверзилась Мягколапа. Снять себя с головы она не позволила. Вместо этого кошка задергалась, случайно задела щеку поэта когтем и со всех ног рванула к Пелагее. От когтя на щеке образовался длинный саднящий след. Прическа превратилась в воронье гнездо. Поэт попробовал пригладить волосы, но у него ничего не вышло.
- Теперь мне тоже прежним не быть, - буркнул он. И Юлиана с Пелагеей вновь прыснули со смеху.

Они попали в страну Зеленых Лесов, о чем Юлиана сообщила в перерыве между приступами хохота.
- Наш король – главный чудак из всех чудаков! – сказала она. – Даже здесь, где никого нет, он зачем-то понавешал своих указов!
- И понаставил телефонных будок, - заметила Пелагея.
Юлиана помотала головой.
- Нет, будки – дело рук братьев Мадэн. Они у нас главные изобретатели. Изобретают то, что в других мирах уже давно вышло из моды. Недавно испытывали первый самолет...
- А потом мы с Кексом подсказали им идею о телефоне – и у нас настала эпоха электрических аппаратов, - встрял Пирог.
- Давайте-ка шустрее, -  поторопила Юлиана. – Я знаю, куда ведет эта дорога. Перво-наперво познакомлю вас с Эсфирью и ее приятелем. Он у нас гений и поставщик электричества в одном лице.
Пелагея подала руку поэту – и тот поднялся, испытывая явное желание наподдать Мягколапе за царапину. Но Мягколапа без труда увернулась от его ботинка и поскакала вперед полосатой тенью.
«Ты никогда не будешь прежним», - вертелось в голове у поэта. И что-то в этой фразе ему не нравилось.

3. Скорая расправа
Кот Обормот прекрасно освоился в новом жилище и даже научился готовить еду силой мысли. От одного его взгляда на газовой плите трещала и вспыхивала конфорка, из шкафчика выплывала сковорода, а на сковороду ложилась недавно пойманная мышь. Больше всего на свете Обормот ненавидел питаться сырыми мышами.
Пока Пелагея, Юлиана и поэт вместе с братьями меньшими бродили по лесу, кот успел подкрепиться жареной мышью, набить себе живот яствами из холодильника и замести следы. Он знал, что получит взбучку, если его застукают за поеданием хозяйской снеди. Поэтому действовал быстро и профессионально. От его слуха не мог ускользнуть даже малейший шорох. И когда на чердаке внезапно появилась старушенция странного вида, Обормот сразу понял, откуда ждать опасности.
Старушенция вышла из стены, покрытой плющом, задела головой сухие букеты трав – и чихнула. На нее предупредительно свалилось клетчатое одеяло с двумя подушками. Но она отбросила их в сторону красным пятнистым зонтом и поправила на плече меховую накидку. Старушенция была высокая и худая. Под глазами у нее пролегли синие мешки, руки тряслись от старческой немочи. Но это не помешало ей основательно заняться люком. Кряхтя и рискуя надорвать спину, она потянула крышку люка на себя и упорствовала добрых пять минут, прежде чем крышка соизволила открыться.
Не обнаружив внизу ничего, кроме квадратной дыры, старушка раскрыла зонт, оттолкнулась от пола обеими ногами – и спрыгнула. Веса в ней было не больше, чем у швабры. Поэтому она благополучно пролетела все три этажа, минуя библиотеку слева и секретную комнату справа. Провела костлявым пальцем по перилам винтовой лестницы – и спустилась прямиком в центр гостиной, которую охранял Обормот.
- Ага! – сказала старушенция. Хоть она и отощала, проворства ей было не занимать. Она оказалась рядом, не успел Обормот как следует зевнуть, и ткнула его зонтиком в мягкий бок.
- Закушу тобой на ужин. А шкурку пущу на меховые перчатки, - вынесла приговор старушка. Но Обормот был не робкого десятка. Он направил на старушку испепеляющий взгляд – и приковал ее этим взглядом к месту. 
- Да ладно, что ты, котик? Я пошутила, - начала она сладким, как патока, голосом. Но было поздно. Не прошло и минуты, как от старушки остался только зонт. Красный зонт с белыми пятнами. Он очень напоминал мухоморы, от которых дикие коты предпочитали держаться подальше.
Обормот прошествовал на кухню к миске с кормом. Он удачно отправил старушку в другое измерение и теперь должен был восстановить силы для новых подвигов.

Тем временем Юлиана, Пелагея и поэт продолжали путь среди телефонных будок. Мягколапе повсюду мерещились шорохи. Она скакала по дорожке наискосок, от одной мышиной норки к другой. Но мышата успевали скрыться раньше, чем она их настигнет. Кекс и Пирог затеяли игру и носились друг за дружкой с задорным лаем. Сначала Юлиана шикала на них и просила угомониться, но потом поняла, как они рады снова очутиться дома. Сама она от радости готова была петь и плясать. Только поэт и Пелагея чувствовали себя гостями, которые идут в неизвестность. Поэта неизвестность пугала. А Пелагею – завораживала. Она уже представляла, как познакомится с Эсфирью, как выразит свое почтение королю и пожмет руку каждому из братьев-изобретателей. И тут дорожка кончилась.
- Внимание, - объявила Юлиана. – А вот и центральная площадь города Вечнозеленого!
Пёстрая центральная площадь в овале древесного дупла выглядела совершенно невероятной. И когда друзья вышли из дерева наружу, их мгновенно поглотила городская суматоха. Юлиана бросилась приветствовать какого-то джентльмена во фраке, Пелагея потеряла голову от оперного театра с белыми колоннами и помчалась к нему на всех парусах. Мягколапа увидала крысу. Кекс и Пирог – знакомого булочника. Лишь поэт остался стоять у дерева. Теперь он был твердо убежден, что все дупла без исключения приводят к иным цивилизациям.
Он спохватился, когда понял, что возвращаться специально за ним никто не собирается. И припустил к Пелагее, пока она не решила сделать оперный театр своим вторым домом. Протиснулся сквозь разодетую толпу, отдавил ногу неторопливому барону с тростью и попытался извиниться на бегу. Но не рассчитал и налетел на даму в ярком охристо-алом наряде. Дама умудрилась не упасть. Она сделала крутой поворот, отчего края ее одежды эффектно разлетелись в стороны, и ухватила поэта за локоть.
- Повнимательнее, сударь, - сказала она глубоким голосом, похожим на звуки виолончели. – Вы, видно, нездешний.
- Верно подмечено! – крикнула Юлиана и поспешила даме навстречу. – Он из дальних краёв. И я, между прочим, тоже. За это время я успела порядочно одичать. А ты как поживаешь, Эсфирь?
Эсфирь оставила ее вопрос без ответа. Она критически оглядела путешественников с ног до головы и поджала губы.
- Ай-ай-ай! Ну что за безвкусица! - прицокнув языком, сказала она. – На носу турнир по гольфу, а вы в таком виде.
Юлиана виновато глянула на драную кофту поэта. Поэт бросил недобрый взгляд на грязные сапоги Юлианы. И оба резко развернулись к разодетой толпе. Разница была заметна невооруженным глазом.
- А кто это скачет у театра, как горная козочка? – прищурилась Эсфирь. – Она с вами?
Юлиане захотелось немедленно провалиться сквозь землю. У театра скакала Пелагея. Она взлетала по ступенькам к белой колоннаде, безумно хихикала и хлопала в ладоши, как будто рядом витал кто-то невидимый и нашептывал ей на ухо шутки-прибаутки. В общем, стыд и срам.
- Она всегда себя так ведет? – поинтересовалась Эсфирь.
Юлиана припомнила истории, в которые влипала вместе с Пелагеей, и уверенно кивнула.
- Ты уж извини. Она немного со странностями.
На лице Эсфири расцвела улыбка, сразившая поэта наповал.
- Да что ты! Нам как раз нужны перемены! Слыхала о недавнем указе? Ну так вот. Король уже почти потерял надежду. Мы поменяли названия улиц и площадей, многие сменили имена. Только сами люди никак не желают меняться и бросать старые привычки. Поверь, ваша подруга с причудами – настоящий клад для наших хмурых жителей. Она радуется простым вещам, как ребенок. Вот с кого стоит брать пример.
Юлиана поёжилась. Ей сложно было представить, что однажды она тоже начнет приплясывать над какой-нибудь ромашкой или умиляться при виде воробья. А поэт, привороженный улыбкой Эсфири, горячо закивал. Он был готов согласиться со всем, что скажет эта женщина в цветных одеждах, и пойти за ней куда угодно. Даже если позовет в пекло.
Но Эсфирь позвала их всего-навсего к себе домой.   

4. Обновки
После того как Пелагею с трудом оттащили от оперного театра, Эсфирь пообещала, что непременно сводит ее на концерт в ближайшее воскресенье. И Пелагея без умолку трещала о концерте всю дорогу до самого порога. Лишь когда Эсфирь отперла замок и распахнула перед нею дверь, словесный поток иссяк. Сзади на дом надвигались серые тучи не то с дождем, не то с градом. А впереди чернел коридор с множеством еще более черных разветвлений.
- Там, во тьме тьмущей, таится безвременье, - нагнетая страх, шепнула Юлиана. Пелагею одолел дикий восторг.
- Что, правда?
- Это всё выдумки, - резко сказала Эсфирь и включила свет. На стене, усыпанной блёклыми бумажными цветами, зажглось несколько электрических свечей. – Дом как дом. Ничего особенного. Она просто шутит.
- Ну да, как же! – подмигнула Юлиана. – Эсфирь у нас скрытная. На деле у нее в доме полным-полно жутких тайн.
Пелагея расплылась в глупейшей улыбке.
- Что, правда?
Эсфирь стукнула кулаком по выключателю – и вдоль главного коридора нервно заморгали лампочки.
- Проходите, устраивайтесь. Только для начала снимите свои кошмарные сапоги, - сказала она и исчезла в одном из боковых проходов.
Похоже, щенки вместе с хозяйкой не раз бывали у Эсфири в гостях. Пока Юлиана разувалась и пристраивала черный цилиндр на полке для шляп, Кекс и Пирог умчались на кухню с заливистым лаем. Сегодня они точно не останутся без вкусненького.
- Сложно, наверное, содержать такой большой дом в чистоте, - заметила Пелагея.
Она взялась за половую щетку, чтобы убрать грязь от сапог. Но Юлиана ей помешала.
- Эсфирь с ума сойдет, если узнает, что ты за собой подметала! Гостям это строго-настрого запрещено.
- До чего же нелепо, - хмыкнул поэт. – Раз уж издали закон о переменах, пора бы и Эсфири пересмотреть некоторые правила.
Юлиана поводила пальцем у него перед носом.
- Нет-нет-нет! Эсфирь одна из тех немногих, кто отказался расставаться с прошлым. Она – ярый консерватор.   
- Консерватор? – мяукнула Мягколапа и потерлась о ногу Пелагеи. – Она что, производит консервы?
Юлиана усмехнулась.
- Вовсе нет! Она крепко держится за старое и считает, что без прошлого нет будущего. Впрочем, король убежден, что ей перемены ни к чему. Эсфирь и без перемен хороша.
- А как насчет тебя? – полюбопытствовал поэт и пристально всмотрелся Юлиане в лицо.
- Мы с Пирогом и Кексом сменили имена сразу, как вышел указ, - с улыбкой отмахнулась та.
Поэт моментально сделался суровым и подозрительным
- Так-так... Наверняка у вас совесть нечиста, – прищурился он. – Выкладывайте, что? Участие в заговоре? Кровавая месть? Мелкие кражи? Или, может, вы вообще беглые каторжники?
От столь дерзких обвинений Юлиана похолодела. Вот что бывает, если всякие мохнатые псы болтают о путях зла направо и налево. Когда Пирог упомянул о том, что Юлиана чуть не стала злодейкой, поэт, конечно же, взял это на заметку. И теперь Юлиане предстояло обелить свое новое имя.
- Мы не каторжники и не заговорщики, - сказала она. – И не мстители. Просто однажды мы пролетали над страной Зеленых Лесов на воздушном шаре - и свалились. А раньше мы жили в совсем другом мире.
- В еще более другом, чем страна Желтых Полей? – удивилась Пелагея. – Я отказываюсь в это верить!
Она завернула в ближайший черный проход и плюхнулась на черный диван, скрестив на груди руки. Но диван оказался неудобный. Да к тому же еще и буйный. Он заржал, потряс головой и сбросил Пелагею на пол, хлестнув ее по щеке длинной гривой.
В комнату вбежала перепуганная Эсфирь.
- Не сюда, не сюда! Совсем забыла предупредить! Здесь временно живет конь.
Она нажала на очередной выключатель – и взору Пелагеи предстала пегая лошадь c хвостом и гривой цвета спелых пшеничных колосьев. Лошадь оскорбленно фыркнула, повернулась к Пелагее задом – и принялась жевать сено.
- Я поместила коня в дом сегодня утром. Совсем про беднягу запамятовала, - призналась Эсфирь.
- То-то слышен запах конюшни! – крикнула Юлиана из прихожей. – А чей хоть жеребец?
- У Арчи закончились деньги, чтобы содержать скакуна на скотном дворе. И он попросил помочь.
- Так и знала, - нахмурилась Юлиана. – От Арчи одни неприятности. Он у меня уже поперек горла. Учтите, - обратилась она к поэту и Пелагее, - ему лучше никаких услуг не оказывать. А не то ваша доброта вылезет боком.
Она проследовала мимо, ворча и искоса поглядывая на временное стойло. «Хорош голубчик», - пробормотала она напоследок и пропала во мраке дальнего ответвления.
Эсфирь похлопала коня по крупу, вывела Пелагею и плотно задвинула дверь.
- Уж простите за неудобства.
- Пустяки! – заверила ее Пелагея. – Мне бы никогда не пришло в голову приводить лошадь к себе домой. Это так... экстравагантно!
- Еще одно новое слово, - промяукала Мягколапа, которая не оставала от хозяйки ни на шаг.
- «Экстравагантно» значит «необычно», - растолковала Пелагея и добавила: – Мы любим необычные вещи.
- Тогда как вам такое? - Эсфирь подбежала к шкафчику с узорными дверцами и вынула оттуда несколько коробок. - Ни разу не надевала. Примерьте, вдруг подойдут?
Юлиана примчалась, едва услыхала, что говорят про примерку.
В коробках обнаружились туфельки. Желтые, как лимон, и лиловые, как лаванда. Лавандовые туфельки пришлись Пелагее в самую пору.
- Они идеально сочетаются с твоей многослойной юбкой, - одобрила Эсфирь.
- А желтые вполне сносно смотрятся с зеленой, - заметила Юлиана, красуясь перед зеркалом. – Нужно будет обуть их на турнир. Кстати, Пелагея, ты умеешь обращаться с клюшкой?
Выяснилось, что ни Пелагея, ни поэт понятия не имеют, что такое клюшка. И Юлиана увела их обоих в главный зал, увлеченно объясняя правила игры в гольф.

Они сидели на диванчике, ковыряли ложками торт и то и дело покатывались со смеху от остроумных шуткок Эсфири. Поэт рассматривал чистенький костюм без единой дырки, который достался ему в подарок. Пирог и Кекс пыхтели над большой миской собачьих сухариков, а Мягколапа аристократично вылизывала тарелку из-под взбитых сливок, когда нагрянуло лихо. Нагрянуло оно в лице одного невоспитанного юноши. Юноша носил черный цилиндр, точь-в-точь как у Юлианы, и тройку такой же расцветки, как ее походная юбка. Казалось, он во всём старался ей подражать. При его вторжении Юлиана замолкла и вымученно улыбнулась в ответ на последнюю искрометную шутку.
- Знакомьтесь, - выдавила она из себя. – Это Арчи. Приютил нас с Пирогом, когда мы свалились в страну Зеленых Лесов. И он тоже отказался менять имя.
- Уж очень мне моё по вкусу, - оправдался тот и бросился перед Юлианой на колени. – Юлианочка! Где же тебя столько времени носило?! Я весь извелся, спать перестал, есть перестал!
- И как ты еще не помер? – с укором спросила та.
- Забегался. Не было возможности, - объяснил Арчи. – Король готовится к турниру. У него столько забот, столько неотложных дел! И я, как всегда, обязан быть под рукой.
Пирог отвлекся от поглощения сухариков и глухо зарычал. Арчи его нервировал. И похоже, не только его. Юлиана была на пределе.
- Иногда Арчи ужасный невежа, - извинительно проговорила она. – Вломиться в чужой дом для него плёвое дело. Ни поклона, ни привета. Но вы не обращайте внимания. Ешьте тортик.
Она резко поднялась с дивана, схватила Арчи за манжет и потащила прочь.
Эсфирь понимающе усмехнулась.
- Никак не подружатся. Ну, ничего. На турнире по гольфу король определил их в одну команду. Будет на что посмотреть. 
- А как зовут короля? – спросила Пелагея.
Эсфирь пожала плечами.
- Король предпочел называться королём и никак иначе. Странно, не правда ли?
- Отчего же? Вполне разумно, - возразил поэт. – У королей обычно столько недоброжелателей. Будет лучше, если никто не узнает его настоящего имени.
- Да. Недоброжелателей у него прорва, - подтвердила Эсфирь. – Но знаете что, друзья мои? Это ничуть не мешает ему свободно бродить по городу без телохранителей.

5. Старые и новые знакомые
Эсфирь похвасталась, что ее лучший друг и гений электричества снабдил короля невидимым защитным коконом. Он не пропускал ни пуль, ни стрел и жалил током всякого, кто пытался дотронуться до короля. Правда, кокон можно было запросто отключить нажатием на кнопку. Но о том, куда встроена кнопка, Эсфирь рассказать не успела, потому что вернулась Юлиана. И вид у нее был неважный.
- Не знаю, что я сделаю с Арчи в следующий раз! – пропыхтела она из-под растрепанной шевелюры. – И кто только придумал поставить нас в одну команду?! Командная игра в гольф – худшая из королевских забав!
- А мы с поэтом тоже можем участвовать? – поинтересовалась Пелагея.
- Разумеется!
Юлиана фыркнула, отбросила волосы с лица и грузным шагом протопала в ванную.
- Хотелось бы, конечно, играть вместе с Эсфирью, - протянул поэт. - Но если у нее уже есть пара, я готов составить компанию моей музе.
Эсфирь тут же заверила, что пара у нее имеется, и выжидательно посмотрела на Пелагею.
Пелагее следовало бы обидеться. Когда твой поклонник становится поклонником кого-то другого, это, как правило, удручает. Но похоже, слова поэта ее нисколько не задели. Она не особо ценила роль музы и могла преспокойно обойтись без компаньона. Тем более что сейчас мысли у нее в голове затеяли чехарду. А это могло означать лишь одно: Пелагея вынашивала безумный план.
- Есть у вас ткань?
На ее вопрос Эсфирь утвердительно кивнула.
- А нитки?
Ниток в верхней комнате особняка было предостаточно.
Больше ни о чем Пелагея спрашивать не стала. Она предупредила, что, скорее всего, не спустится к ужину, и унеслась наверх по винтовой лестнице – гораздо менее крутой, чем у нее дома. 
Целый вечер и всю ночь из комнаты с нитками доносился надоедливый стрекот швейной машинки. Из-за этого стрекота Юлиана ворочалась, скрежетала зубами и в конце концов прошлепала босиком в спальню к Эсфири – попросить затычки для ушей.
А наутро Пелагея явилась к столу в костюме дикобраза.
- Из чего иглы? – полюбопытствовала Эсфирь.
Выяснилось, что иглы – бывшие спицы от зонтиков.
- Я обнаружила во-о-от такую гору дырявых зонтов! – Пелагея попыталась изобразить руками вышеназванную гору и нечаянно заехала локтем поэту по макушке. Тот едва не подавился.
- Понимаете, - объяснил он, – у нас, в стране Желтых Полей, устраивают разные спортивные состязания, на которые принято наряжаться в костюмы. Это называется спортивный маскарад. Однажды я переоделся в павлина и участвовал в забеге на четыреста метров. Правда, в тот раз всё равно выиграл бурый медведь.
- Ага! – подхватила Пелагея. – И сколько же было шуму, когда узнали, что медведь настоящий!
Юлиана развела руками. Эсфирь улыбнулась с набитым ртом. А потом в столовую прибежали Кекс с Пирогом и подняли лай. Дикобраз воодушевил их на погоню - несмотря на то, что был раз в пять крупнее.
Они выгнали Пелагею на улицу прямо в костюме и еще долго преследовали по узким улочкам, пока Пелагея не врезалась в короля. А когда это произошло, ее отбросило на противоположную сторону дороги. Король был надежно защищен изобретением, о котором говорила Эсфирь.
- У меня по спине электрические мурашки! – пожаловался дикобраз голосом Пелагеи.
- Прошу прощения, - сказал король. Он склонился над пострадавшей и нажал на кнопку, встроенную в корону. Электрический кокон тотчас втянулся внутрь хитроумного устройства. И теперь можно было спокойно обмениваться рукопожатиями, поднимать с земли разных дикобразов и даже помогать им приводить себя в порядок.
- Приветствую вас, о дикобраз! Вы как, не ушиблись? – участливо поинтересовался король, протягивая руку помощи.   
- Ушиблась, - сказала Пелагея и моментально переключилась на его богатое  одеяние. – Ух ты! А вы тоже для турнира нарядились?
- Да нет, я и вправду король, - ответил тот.
- Вот уж не думала, что на вас можно так запросто натолкнуться на улице! А я Пелагея.
Пока она всё это говорила, Кекс ухватил дикобраза зубами за хвост, а Пирог яростно вгрызся в несчастную дикобразью лапу. Щенки тянули кто куда, скользили когтями по брусчатке, и до высокопоставленной особы им не было никакого дела.
- О! А вот и Юлиана! – обрадовался король.
После бессонной ночи Юлиана обзавелась серыми мешками под глазами, растеряла всё своё хорошее настроение и королю совсем не обрадовалась. Она шагала, сдвинув брови к переносице. А за нею поспешал поэт. Вчера он посетил парикмахера, научился пользоваться тростью, как местные джентльмены, и в новом костюме от Эсфири был сама элегантность. 
- Ваше величество! Какой сюрприз! – воскликнула Юлиана с металлической ноткой в голосе. – Но не волнуйтесь, мы уже уходим.
Король не успел вставить ни слова.
Она потянула Пелагею за собой, и с ней за компанию потянулись по мостовой Кекс с Пирогом. Они по-прежнему не желали отпускать многострадального дикобраза.
За всей этой процессией с достоинством шествовала Мягколапа и делала вид, что не знакома ни с одним из ее участников.
Когда они миновали последний квартал и углубились в парк, Пелагея спохватилась.
- Куда идем? Разве нам не нужно обратно к Эсфири?
- Нет, - отрезала Юлиана. – Ей мы уже намозолили глаза.
- Так куда же? – спросил поэт.
- Скоро сами поймете!
Когда парк остался шелестеть за спиной, а впереди открылась унылая глинистая дорога с темным зубчатым лесом по обочине, никто так ничего и не понял. Вскоре лес расступился, чтобы обнажить массивные стены из бурых камней с узкими, как бойницы, окошками.
- Твердыня Арнора, - скупо пояснила Юлиана. – Здесь проживает электрический гений и сумасброд, который со своими экспериментами доконал весь город.
- Да как в таком страшном месте можно жить?! – поразилась Пелагея. Юлиана в ответ только скривила рот. Она знала две разновидности гениев. Первые невероятно придирчивы, и всё им не так. Зато вторые способны привыкнуть к любому захолустью и даже получать удовольствие от завываний ветра в пустынных коридорах крепости.
За твердыней Арнора дорога резко свернула, и лес снова подобрался к обочине. Навстречу кто-то шел. Поэт прищурился: незнакомцев было двое. Оба растрепанные, в поношенной одежде с заплатками и грязных ботинках. Они волокли за собой увесистую связку каких-то железяк, и железяки громыхали на разные лады.
- А-а-а! Братья Мадэн! – воскликнула Юлиана.
Поравнявшись с нею, братья остановились, причем самый растрепанный выпучился на нее, словно увидел призрак. На ее лице читалась усталость, которая была ей не свойственна.
- И не смотри такими дикими глазами, - сказала ему Юлиана. – Лучше на себя погляди. Пугало огородное. Честное слово, когда ты был коварным Агентом Катастроф, то следил за собой гораздо тщательнее!
- Агент Катастроф? – не поверила Пелагея. – Он что, устраивал катастрофы?!
- Это было давно, - неохотно подтвердил тот.
- Но я слышала, что вы, братья, лучшие изобретатели во всей стране Зеленых Лесов! Зачем бы кому-то из вас опускаться на дно?!
- Только что мы вытащили эти железяки с такого дна, что вам и не снилось, - коротко хохотнул второй брат. – Не беспокойтесь, скоро мы отмоемся и явимся на королевский турнир во всей красе... Кроме того, как бы низко ты ни упал, всегда будет куда подняться, - добавил он и, подмигнув Пелагее, двинулся дальше под ужасающий лязг металлолома.
- Симпатичный дикобраз, - хихикнул бывший Агент Катастроф и поспешил за братом. 
Когда изобретатели скрылись за поворотом, Юлиана не вытерпела и сказала:
- Сняла бы ты уже эту гадость! Стыдоба одна.
Пелагея послушно вылезла из дикобразьего комбинезона – и Кекс с Пирогом принялись грызть его ожесточеннее прежнего.
- И всё-таки, куда мы направляемся? – спросил поэт. Ему не нравились недомолвки Юлианы. Еще больше ему не нравилось, что дорожная пыль оседала на его начищенных ботинках и попадала на штаны. Мысль о том, что новенький костюм вот-вот придется стирать, не доставляла поэту никакой радости.
- Спокойствие! Мы почти на месте! – объявила Юлиана.
Друзьям понадобилось сделать всего несколько шагов, чтобы лесная стена оборвалась и резко ушла влево. Теперь широченным полукругом лес опоясывал Звездную поляну, в центре которой не шелохнувшись стоял Вековечный Клён.

6. Поклонники Юлианы
При виде клёна Пелагея так и обмерла. На поэта снизошло вдохновение, и он полез за блокнотом. А Юлиана ускорила шаг. Кекс с Пирогом наконец-то оставили в покое дикобразий костюм и наперегонки помчались к дереву, приминая высокую траву.
Клён был поистине гигантом. Его золотая листва не могла сравниться ни с одним из королевских убранств. А ствол в несколько обхватов наверняка был способен выдержать атаку даже самых свирепых дровосеков.
Увидав, что клён обнесен деревянной стеной с арками и окошками, Пелагея прибавила шагу и догнала Юлиану.
- Вы что, здесь живете? – на одном дыхании произнесла она.
- Конечно! – ответила Юлиана и зазвенела связкой ключей. Вначале отперла маленькую врезную дверцу для зверят, а уж потом взялась и за основной замок. - Стены здесь только для видимости, чтоб создавать уют. Клён не пускает под свою крону всяких проходимцев.
- Будем надеяться, что мы с поэтом не проходимцы, - хихикнула Пелагея и вошла вслед за Юлианой.
Вместо деревянного пола, к какому она привыкла у себя дома, Пелагея обнаружила взаправдашний травяной ковер и поспешно разулась. Стоять босиком на коротко подстриженной травке было сплошное удовольствие. Поэт тоже разулся и с тревогой посмотрел наверх, где золотились кленовые листья. Дерево не спешило прогонять гостей. Стало быть, им здесь рады.
- Ах, наконец-то! – с облегчением вздохнула Юлиана и прислонилась к стволу. Морщины у нее на лбу мгновенно разгладились, от темных кругов под глазами не осталось и следа. Казалось, простое прикосновение к коре придает ей сил.
- А можно, я тоже? – попросила Пелагея.
- Забудь об этом, - умиротворенно сказала Юлиана. – Клён мой, никому его не отдам. А ты лучше присаживайся на кресло-качалку.
- Жадина, - буркнул поэт и пристроился у стены – строчить стихи в блокноте.
Кекс и Пирог опять что-то не поделили и, огрызаясь друг на дружку, унеслись под черный рояль, да так там и пропали. Пелагея уставилась на рояль, как на явление из потустороннего мира.
- Он что, звуки поглощает? Или, может, он поглощает собак?
- Нет, дело не в этом, - рассмеялась Юлиана. – Просто наша учёная землеройка вырыла под роялем дыру бездонную. Кекс и Пирог любят там порезвиться.

Мягколапа вошла последней, ловко просочившись через врезную дверцу. Медленно и осторожно приблизилась к нижней ветке клёна и слизнула с ее кончика золотую капельку.
- Вкусно, мяу! – заметила она.
- Если хотите отведать кленового сиропа, подставляйте чашки, - сказала Юлиана. И чтобы показать, как это делается, поднесла к ветке свой стакан.
Стакан тут же наполнился до краёв прозрачной янтарной жидкостью, после чего дерево вновь начало выдавать сироп по каплям. Как будто кран сперва открыли на полную мощность, а потом плохо завинтили.
- Вот так необычности! – воскликнула Пелагея. Она бросилась к шкафчику за чашкой, но потом случайно глянула вниз и запрыгала на одной ноге. – Чуть не раздавила! – пискнула она. – У вас еще и земляника растет?!
- Где попало растёт, - призналась Юлиана. – Но сетовать не на что. Другие с лукошками в лес Снов ходят, а здесь ягоды под рукой. Клён нас балует.
Поэт проигнорировал и сироп, и землянику. Он заявил, что своими разговорами Пелагея и Юлиана отвлекают его от творческого процесса, и вышел на улицу. Но не прошло и минуты, как он стремглав влетел обратно и привалился спиной к двери.
- Меня чуть не укусила бешеная лиса! – с перекошенным лицом объявил он.
Учуяв знакомый лисий запах, Кекс и Пирог высунулись из бездонной дыры и с дружественным тявканьем поспешили к врезной дверце. Дверцу заслоняли ноги поэта.
- Пусти их, - попросила Юлиана. – Лис наш давний приятель из леса Снов. И он вовсе не бешеный. Почему ты решил, что он хочет тебя укусить?
- Этот… этот наглый рыжий зверь таращился на меня, как на кусок колбасы! – выпалил поэт. И Юлиана с Пелагеей не удержались от смеха. Поэт был чудовищно расстроен. Вдохновение накатило, а сочинять мешают то лисы, то всякие хохочущие особы. Он уже собрался выйти из себя, но тут Юлиана пообещала, что ночью случится самая невероятная вещь.
- Невероятная, говоришь? – недоверчиво прищурился поэт.
- Ты точно не пожалеешь, - загадочно ответила та.

Сумерки сгустились на удивление быстро. Юлиана объяснила, что время от времени над городом Вечнозеленым и его окраинами любит полетать мстительный призрак, которого все боятся. Он нагнетает тьму и холодный ветер, и к настоящей ночи это не имеет никакого отношения.
- Теневой Сенешаль. Так его называют местные, - добавила она. – Однажды напугал меня до дрожи в коленках, пытался мстить за то, что ослушалась его приказа. Но я быстро взяла себя в руки. Вы ведь знаете, в стране Зеленых Лесов я слыву…
- Бесстрашной и отчаянной, - подхватил поэт. – Да-да, ты как-то рассказывала.
- Именно мы первыми поселились под кленом, - гордо сказал Пирог из-под кресла-качалки. – До нас никто не решался.
- Может, всё потому, что до вас здесь бродили проходимцы? – предположила Пелагея. - Интересно, а не проходимец ли, часом, Арчи?
Идея о том, что Арчи может быть проходимцем, Юлиане понравилась. Она запрокинула голову и рассмеялась своим редким заразительным смехом.
- В некотором роде. Но, вообще говоря, он мой поклонник. А если совсем начистоту, то поклонников у меня как обезьян в джунглях.
- То есть много, - перевел поэт. – Но сравнивать поклонников с обезьянами не очень-то уважительно.
- В таком случае, пусть их будет как собак нерезаных, - предложила Юлиана.
Под креслом-качалкой недовольно завозился Пирог.
- Попрошу без криминала, - прохрипел он и привычно забубнил: – Развели тут, понимаешь, демагогию на ночь глядя. Поклонники-шмаклонники. А дерево, между прочим, вот-вот засветится.
После слов Пирога клён, похоже, спохватился. Ведь по ночам его задача – освещать Звездную поляну, а заодно и краешек леса Снов. Негоже, если хоть на минуту запоздает. Клен вздохнул теплым ветром в золоченой кроне, подобрал нижние ветви - словно бы приосанился, и давай впитывать голубое сияние. Сначала оно возникло у корней, на границе между землей и небом. А затем стало подниматься всё выше и выше, как будто тонкие голубые рыбы вырвались из потоков подземных вод и поплыли навстречу звездам.
Поэт пожалел, что не прихватил с собой побольше блокнотов, а Пелагея – о том, что она не художник. Такую красоту следовало бы запечатлеть.
Юлиана лежала на траве между выпуклыми корнями. Поэт расположился слева, а Пелагея – в углублении справа.
- Это и есть твой сюрприз? – шепотом спрашивал поэт и тихонько толкал Юлиану в бок, потому что она не отзывалась.
- Но как же вы здесь спите? – недоумевала Пелагея. – Свет-то вон какой яркий!
- Эй! – не унимался поэт. – Дерево заколдовано, да?
- И тебя заколдовали вместе с ним? – ужасалась Пелагея и с тревогой заглядывала подруге в широко раскрытые глаза.
Зрачки Юлианы отражали свечение клёна, и создавалось впечатление, будто на нее взаправду наслали чары. Она не шевелилась. Затихли даже Пирог и Кекс. Мягколапа тихо обернула лапы хвостом. И Пелагея могла бы с уверенностью сказать, что никогда раньше не видела такой тихой и мягкой улыбки, как в тот вечер у Юлианы.
Клён определенно был волшебный. Посреди лета он стоял в золотом убранстве, светился во тьме, точно таинственный маяк, источал целительный сироп и отгонял тех, в чем сердце поселился мрак. Пелагея много бы отдала, чтобы жить под таким же деревом.

В полночь разразилась жуткая гроза – с громом, от которого закладывало уши, и молниями на всё небо. Поэт проснулся, вскочил и зашатался, как будто его хорошенько приложили обухом по голове. Он никак не мог взять в толк, почему дождь хлещет как из ведра, молнии сверкают, а клёну и тем, кто под клёном, хоть бы что. По стволу всё еще струился голубой свет, крона золотилась и безобидно шелестела в вышине, а Юлиана и Пелагея вместе со своими питомцами спали без задних ног. Только у поэта сна ни в одном глазу.
«Неужели я всё-таки негодяй и клён решил избавиться от меня с помощью бессонницы?» – подумалось ему. Он долго размышлял, уйти ему или остаться. Но уходить, когда небо вспыхивает и разрывается на куски, идея не из лучших. «Уйду, когда наступит утро», - сказал себе поэт и в ту же минуту погрузился в глубокий сон.
А утром его затянули хлопоты. Юлиана выдала им с Пелагеей по клюшке, вырыла на Звездной поляне лунку и вручила довольно тяжелый белый шарик.
- Вот, тренируйтесь, - сказала она и ушелестела по траве – примерять новое платье для турнира по гольфу.
Пелагея быстро освоилась с клюшкой. Она играючи закатывала шарик в лунку с третьего удара, и по всему было видно, что соперникам с ней не тягаться. Зато поэт промахивался раз за разом, и вид у него был кислее некуда.
- Тебе бы костюмчик подходящий, - советовала Пелагея. – Тогда точно всё как по маслу пойдет.
Она хотела, чтобы поэт нарядился в костюм медведя. Того самого, который когда-то обошел его в забеге. Но поэт счел, что это слишком унизительно для такой творческой личности, как он.
Раздобыв где-то шерстяных ниток, Пелагея умудрилась втихомолку связать пару разноцветных гольфов всего за пару часов перед турниром и повесить их на видное место. Когда пробил час, к Вековечному Клену выстроилась шеренга из поклонников Юлианы, и каждый обратил на гольфы внимание.
- Ого! – сказал король.
- Красота! – хихикнул бывший Агент Катастроф.
- Чудеса, да и только! – высказался Арчи.
Последний в шеренге, какой-то неприметный и блёклый тип, при виде гольфов не проронил ни слова. Пелагея тотчас же смекнула, что ему доверять не стоит, о чем и сообщила Юлиане.
- Знаю, знаю, - кивнула Юлиана. – Да никак от него отделаться не могу. Когда-то он прислуживал главному злодею. Их двоих упекли за решетку, но потом злодея перевели в тюрьму построже, а его выпустили за примерное поведение. Эх, одна беда мне с этими поклонниками! Кстати, а для кого гольфы?
Гольфы достались королю. Может, потому что он больше всех улыбался. А может, просто потому, что Пелагея больше всех его уважала. Король натянул их на ноги, приподнял мантию и заулыбался еще шире.
- Всё, - заявил он. – Теперь я знаю, каким будет мой следующий указ! Придворные дамы, пажи и шуты, а также знатные вельможи отныне должны ходить в разноцветных чулках. Они здорово поднимают настроение!
Пока король любовался подарком Пелагеи, Арчи и бывший Агент Катастроф едва не покалечили друг друга в драке за право быть в команде с Юлианой.
- Она играет со мной! - кричал Арчи, заламывая Агенту руку. – Это уже решено!
- А вот ничего и не решено! – кряхтел Агент, пытаясь извернуться. – Юлиана сама вправе выбирать напарника!
Их растащили как раз тогда, когда Агент высвободился из захвата и примерился как следует вмазать противнику.
- Вы чего это тут устроили?! – всполошился король. – Праздник мне сорвать вздумали? А ну марш на поле для гольфа! Пора начинать турнир!
Соперники понуро поплелись с пригорка под злорадным и торжествующим взглядом блёклого типа. Его было рано списывать со счетов. У блёклого назревал коварный замысел. Когда Арчи и Агент ушли достаточно далеко, он спрятался за деревом, вынул из-за пазухи бесшумный пистолет и дважды прицельно пальнул им в спины. У обоих на жилетах расплылось по ярко-синему пятну.
- Ах, негодник! – всплеснул руками король и расхохотался. – Хоть и отсидел своё в тюрьме, а злодейские замашки из него не выветрились. Пройдоха-парень. 
Потом он обратился к поэту, который несмело топтался в сторонке.
- Вы бываете храбрым, когда нужно разнять забияк. Почему же теперь на вас лица нет? Видел, вы не очень справляетесь с клюшкой. Как насчет того, чтобы открыть турнир парой ваших стихотворений?
Поэт в мгновение преобразился.
- Какая честь! Какая честь! – засиял он. – С огромным удовольствием!

На турнире было людно. В воздухе витали ароматы дамских духов, тут и там мелькали шляпки с перьями и скромные цилиндры. В первом раунде Пелагея показала, что не лыком шита, и обошла половину своих конкурентов. А конкуренты засматривались на ее кружевную юбку до пят, перевернутый белый цилиндр с выглядывающими из него васильками, и были совсем не против, чтобы их обошли. Юлиана тоже купалась в лучах славы. Она так размахалась клюшкой, что оставила позади самого короля. Но король не возражал. Он любил честную игру и не придавал значения титулам.
Под конец, когда игроков награждали кубками и весело звенели бокалы,  Юлиана решила официально представить друзьям всех своих поклонников.
Оказалось, что блёклого типа с тёмным прошлым зовут Флорин, а бывшего Агента Катастроф – Ранэль Мадэн. Еще оказалось, что Ранэль тоже прислуживал главному злодею, чтобы свергнуть короля. У короля была поистине широкая душа. Он всегда устраивал праздники с размахом и охотно прощал тех, кому следовало бы уже давно отрубить голову. Поскольку он относился к Юлиане с теплотой и чуть ли не братской любовью, она занесла в список поклонников и его. Арчи числился там же, последним пунктом. И его это не устраивало.
- Я твой самый горячий поклонник! – сказал он Юлиане. – Почему ты так холодна со мной?
- Быть может, ты недостаточно горяч? – усмехнулась в ответ та.
Поэт, который стоял рядом и всё слышал, пришел в негодование.
- Ну а я поклонник Пелагеи! – заявил он с запалом. Гости перестали звенеть бокалами, приглушили голоса и уставились на него, словно он сморозил несусветную глупость. Поэт сразу почувствовал себя не в своей тарелке. То, что Юлиану все обожают, казалось ему несправедливостью по отношению к Пелагее. Но сама Пелагея так не считала.
- Мне не нужны поклонники, - тихо сказала она. – Друзей вполне достаточно. И я рада, что ты мой друг.

7. Преображение Вековечного Клёна
Поэт был не единственным, кого возмущало, что Юлиана окружена вниманием. Арчи злился целыми днями. Утром он злился, что солнце освещает крону Вековечного Клена, под которым Юлиана живет. С десяти до двух – когда крикливые мальчишки разбрасывали по дворам газеты - его раздражала любая заметка, потому что эти заметки писала в редакции Юлиана. Теперь она была самостоятельная, независимая, твердо стоящая на ногах. И, что огорчительней всего, она больше не нуждалась в его услугах. По вечерам на него накатывали тёплые воспоминания о том, как славно было в его доме, когда там гостила Юлиана. Если бы не Вековечный Клен, она наверняка осталась бы у Арчи насовсем. Эта мысль не давала ему спать по ночам. И однажды он пришел к простому заключению: если Юлиана не сможет жить под деревом, то непременно переедет к нему.
Вот почему на следующий день, вернувшись с прогулки по королевским садам, Юлиана, Пелагея и поэт обмерли от испуга. Стены вокруг клёна были выворочены из земли, а некоторые – зверски изрублены топором. До кресла-качалки, рояля и прочей мебели злоумышленник добраться не смог. Он поджидал Юлиану на Звездной поляне, с грозным и воинственным видом сжимая топор в руках.
- Мамочки! – пискнула Пелагея.
- Кошмар! – вырвалось у поэта.
Юлиана пропустила момент, где следовало бы ужаснуться, и перешла ко второй части – самозащите. Она тоже приняла грозный вид, подобралась поближе к Вековечному Клену и ухватилась за нижнюю ветку, откуда обычно стекал кленовый сироп.
- Ты обязана вернуться ко мне! Будешь жить в особняке, как прежде! – крикнул Арчи, отбросил в сторону топор и попытался сгрести Юлиану в охапку. Но единственное, что ему удалось сделать, так это мертвой хваткой вцепиться в ее ногу. Дальше клён не пускал.
- Куда подевались Кекс, Пирог и Мягколапа, когда они так нужны?! – заныл поэт.
- Их во дворце деликатесами потчуют, - напомнила Пелагея. – Давай уже сами хоть что-нибудь сделаем!
С такими словами она бросилась оттаскивать Арчи от Юлианы. А поэт, оторопело покрутившись на месте, ринулся ей на подмогу.
Они тянули изо всех сил. Арчи тянул Юлиану, Пелагея и поэт тянули Арчи. Со стороны могло показаться, будто они собрались вытянуть с корнями Вековечный Клён.
Юлиана держалась за спасительную ветвь, стиснув зубы. Она решила не выпускать ее ни при каких обстоятельствах. Поэтому даже когда ветвь вдруг ожила, потеплела и приняла форму человеческой руки, Юлиана не отпустила, не отвернулась, не спрятала взгляд. Она еще крепче сжала эту руку, хотя любой другой на ее месте уже давно убежал бы, сверкая пятками. Как, например, Арчи. Едва он завидел, что клён больше не клён, как отскочил от Юлианы и с немыслимой прытью умчался за горизонт, выкрикивая непонятные слова.
Пелагея с поэтом отдувались, приходили в себя и улыбались друг другу отрешенными улыбками. Там, где раньше высился клён, теперь стоял юноша невероятной красоты, с огненной шевелюрой в венке из листьев и парой прочных кожаных ботинок вместо корней. Одной рукой он обнимал Юлиану, а другой смущенно поправлял складки на багряной одежде. Одежду явно сшили нездешние мастера. Она изящно ниспадала до самой земли и подчеркивала глубину его выразительных темных глаз.
- Что это всё значит? – спросила Юлиана прерывающимся от волнения голосом.  – Куда подевался Вековечный Клён? И откуда взялись вы?
Юноша взглянул на нее с сочувствием и такой заботой, что у Юлианы закружилась голова, а сердце ухнуло в желудок.
- Клён никуда не исчезал, - ответил он. Его голос был столь же прекрасен, как и лицо. – Клён – это я, а я – это клён. Обычно я становлюсь человеком только в полнолуние. Но тут просто исключительный случай. Я был обязан вмешаться.
Юлиана зажмурилась. Ей почудилось, будто она падает в бездонную яму, из которой вовек не выбраться. Чувства перепутались, в мыслях творился кавардак. Вопросы возникали беспорядочно, и она не знала, с какого начать. Клён в человеческом обличье был на две головы выше нее. И улыбался он так, словно Юлиана – шкодливый ребенок, которому только что простили его шалость.
- Может, отпустишь меня, наконец? – попросила она.
Клён немедленно убрал руку с ее талии и учтиво поклонился. Похоже, он был намерен кланяться, пока не заболит спина, но тут к нему подлетела Пелагея и, набрав в лёгкие побольше воздуха, выложила всё, что думает.
- Это мы должны отвешивать вам поклоны! Уж никак не наоборот! – воскликнула она. – Я была уверена, что вы заколдованы! Чудеса преследуют нас на каждом шагу! Замечательно! Просто замечательно!
Ее восторг был так велик, что она не удержалась и снова, как когда-то у оперного театра, начала прыгать и хлопать в ладоши. Всякий раз, как Пелагея подпрыгивала, края ее юбки взлетали на несколько сантиметров вверх, и Клёну удалось разглядеть цветные полоски на ее чулках.
- Искусно! – похвалил он. – Сами вяжете?
- Вяжу! Вяжу! – обрадованно крикнула Пелагея. – Могу и вам связать!
- Если не затруднит, - попросил Клён.
Как раз в это время Юлиана успешно сформулировала все свои вопросы. Их насчиталось чуть ли не с десяток. Она оттянула Пелагею за пояс, чтобы положить конец беседе о чулках, но так и не смогла задать ни одного вопроса. Откуда ни возьмись, из-за плеча у нее вынырнул король.
- Так-так, - проговорил он. – Прохожу я, значит, мимо. Глядь – а дерева-то и нет! Кстати, вы кто такой будете? – обратился он к юноше. – На каких основаниях носите венок из кленовых листьев? Он, знаете ли, очень похож на корону. А корону могу носить только я.
Юноша пожал плечами. Благожелательное выражение на его ангельском лице сменилось растерянностью.
- Да ладно, шучу я! Шучу! – рассмеялся король. – Очевидно, вы не местный. Добро пожаловать в страну Зеленых Лесов!
Театрально взмахнув пятнистой мантией, он уже собрался удалиться, как вдруг задержал взгляд на Юлиане. Следующим он внимательно изучил топор, валявшийся в траве, а затем вновь переключился на юношу.
- Чуть не забыл! – сказал король. – Здесь же стояло дерево! Признавайтесь, куда вы его дели? Если срубили, живо заточу вас в башне! Это же преступление века!
Юлиана открыла рот, чтобы объяснить, но король замахал на нее руками.
- Нет-нет! Дайте, сам догадаюсь! Если бы дерево срубили, на поляне остался бы пень, не так ли? Стало быть, вы и есть Вековечный Клён? Хе-хе. Я быстро соображаю! А раз вы Клён, я должен отдать вам честь. Чтобы простоять на одном месте больше сотни лет, снести морозы, грозу и зной, нужно обладать изумительной выдержкой!
Внезапно король нагнулся и, не разгибаясь, указал на ботинки.
- Вот так дела! И корни втянулись! Как вы это лихо провернули! Но почему вам вздумалось превращаться в человека именно сейчас?
- Вообще-то, - юноша замялся, - я превращаюсь в человека, только когда сияние полной луны сливается с моим сиянием. Но, видимо, из правил бывают исключения.
- Он пытался защитить меня от приставаний Арчи, - вставила Юлиана и покраснела, точно закатные небеса. Это было так на нее непохоже.
- Ага! – подмигнул король. – Дела сердечные? Становится всё интереснее.
Клён потупился и пошуршал ногой в траве. Он чувствовал себя как на допросе. Юлиана, Пелагея и король обступили его и сыпали вопросами, которым не было числа. К ним уже ковылял поэт с блокнотом под мышкой, чтобы взять у Клёна подробное интервью и записать ответы с точностью до каждой буквы. Когда ты внезапно делаешься центром внимания, силы незаметно истощаются. Клён ощутил отток сил и опустился на траву под удивленными взглядами. Теперь вопросы сыпались на него сверху, словно град.
- Как вас зовут? У вас ведь есть имя? – упорствовала Пелагея.
- Не зайдете ли на недельке сыграть в бильярд? – упрашивал король.
- Что же это получается, я теперь бездомная?! – убивалась Юлиана.
- Вы слыхали историю о принцессе, которая превращалась в лебедя по ночам? – выкрикивал поэт. – Там тоже была какая-то связь с луной!
Клён обхватил руками голову, но это не помогло. Голова раскалывалась и грозила развалиться на части, как ореховая скорлупа под нажимом.
- Я отвечу на ваши вопросы, только по порядку. И если позволите, в тишине, - умоляюще проговорил он. Нет, быть деревом лучше во всех отношениях. Если ты дерево, тебя не донимают праздным любопытством. Если твой ствол широк и необъятен, а крона вздымается до самого неба, тебя не обступят, не станут над тобой нависать и не заслонят солнечный свет. Дерево не умеет обижаться и не способно обидеть. А вот человек – запросто. Быть человеком большая ответственность.
- Незачем сокрушаться о потерянном доме, - сказал Юлиане Клён. – Я простоял на поляне века. И еще постою. Так я всегда смогу защищать тебя и твоих друзей.
Юлиана прижала ладони ко рту, и из ее широко раскрытых глаз Клёну на плечо закапали слёзы.
- Не нужно, - попросила она. – Не мучай себя. Будь кем захочешь.
Юноша вздохнул и перевел затуманенный взгляд с лица Юлианы на просвет между ней и королем, где на далеких холмах плавал в белой дымке лес. 
- Когда-то, давным-давно, меня звали Киприаном. Я был Незримым в верхних мирах. И моя задача заключалась в том, чтобы оберегать порученное мне создание. Но я совершил ошибку, расплата за которую оказалась слишком велика. В наказание меня сбросили сюда, превратив в Вековечный Клен. Не думаю, что когда-нибудь смогу стать Незримым снова. Свыкнуться с человеческой жизнью будет непросто. Поэтому у меня нет иного выбора, кроме как вернуться к прежнему состоянию. Мне нравится быть твоим хранителем. Нравится слушать лай Пирога и Кекса, твою чудесную игру на рояле, то, как ты говоришь.
Юлиана тщетно растирала слезы по щекам. Они катились и катились, не давая ей ни малейшей передышки. Новое, непривычное чувство нежной привязанности никак не могло ужиться в ней с холодным и расчетливым разумом. Внезапная догадка сверкнула в уме острой молнией. Может, неспроста она была так равнодушна к Арчи и всем остальным? Может, она подсознательно понимала, что принадлежит другому существу? Само это слово «принадлежит» пугало и привлекало ее. Она принадлежала Киприану. Но не как вещь, а как человек со свободной волей.
Пелагея порылась в заплечнике и подала ей носовой платок. А поэт с места в карьер спросил:
- И сколько вам еще придется тут торчать? Я имею в виду, - поправился он, - есть ли срок у этого наказания? Когда он истекает?
- Да вроде бы уже истёк, - пожал плечами Киприан. – Я впервые смог преобразиться посреди белого дня.
- Но это же замечательно! – обрадовалась Пелагея.
Киприан покачал огненной головой, отчего венок из кленовых листьев съехал набок. Король ухмыльнулся и подвинул венок, чтобы сидел, как полагается. Точно так же в бильярде у него съезжала корона, когда он прицеливался, чтобы забить шар в лузу.
- В верхних мирах меня не примут обратно, - сказал Киприан. – Вы ведь не возражаете, если я останусь здесь?
Юлиана едва смогла выдавить из себя: «Не возражаю», - после чего оглушительно высморкалась в носовой платок. В следующий миг она вдруг почувствовала, что невероятно счастлива, и подняла глаза на Киприана. Каким же притягательным, тёплым и одновременно строгим был его взгляд!
 
8. В новом образе
Кекс, Пирог и Мягколапа приползли домой с набитыми животами. Королевские кухарки не пожалели для них ни бекона, ни заливной рыбы. Откормили, точно на убой.
К тому времени Киприан успел вернуться в центр поляны, раскинуть руки, вырасти до приличных размеров и вновь покрыться древесной корой. Поэтому ни кошка, ни щенки поначалу ничего не заподозрили. Настораживала только пришибленность Юлианы да задумчивость поэта. Он просидел, не меняя позы, около двух часов, пока рабочие возводили стены. Рабочих прислал король. Заодно он объявил Арчи в розыск и пообещал, что разберется в происшествии с топором.
- Ух я ему задам, негоднику! – пригрозил он и быстрым шагом покинул Звездную поляну, взметая пыльцу своей роскошной мантией.
Арчи в тот день на глаза не показывался. Видно, здорово его Киприан напугал.
- Странное выходит дело, - рассуждал поэт за чашечкой сиропа. – Твоё дерево никогда не было настоящим. Клён лишь прикидывался, что он Клён. А сам втихаря оборачивался человеком и наблюдал за тобой по ночам. Экое коварство!
- Пустяки! – улыбалась Юлиана. Она вспоминала, как совсем недавно под руководством Пелагеи Киприан делал разминку. Он жаловался, что руки и ноги болят, будто в них повтыкали дикобразьи иглы. Но Пелагея была непреклонна. Заставила его отжаться целых пять раз, пройтись колесом у всех на виду и перекувырнуться через голову. Потом он, похоже, вошел во вкус. Разбежался, исполнил в воздухе двойной тулуп и приземлился ровно на то место, где ему следовало укорениться. Там он, не моргнув глазом, превратился в могучий Клён с толстой корой и золотом листвы.
- В следующий раз, как станешь человеком, примерь чулки, которые я для тебя свяжу, - сказала Пелагея и попыталась обнять неохватный ствол. Но тут к ней рассерженно подлетела Юлиана.
- Не смей! Березки будешь обнимать. А мой Клён не трогай!
Ее слова прозвучали довольно резко, но Пелагею ни капельки не задели. Пелагея умела различать доброту, даже когда ее пытались скрыть за маской неприязни.

Сейчас она сидела в ложбинке между корнями и мирно работала спицами. Разноцветные мотки ниток, которые она одолжила у Эсфири, тихонько перекатывались рядом с белым цилиндром.
- Подумать только! – поражался поэт, прихлёбывая из чашки. – Да если бы за мной кто-нибудь вот так следил, я бы уже заикаться начал. И волосы повыпадали бы напрочь. Стал бы я лысым и несчастным.
- Не преувеличивай, - сказала Юлиана. – У меня с нервами полный порядок. Да и Пирог с Кексом против такого соседства не возражают.
- Вот именно, - завилял хвостиком Пирог. – Зачем куда-то уходить, если здесь мы на всём готовом? Подумаешь, дерево-оборотень!
Он произнес это так громко, что Кекс обеспокоенно забегал по траве, после чего ухватил его зубами за хвост и потащил под рояль. Там они, как обычно, провалились в бездонную дыру, и Кекс напустился на Пирога с нравоучениями.
- Чего орешь?! Клён, небось, всё слышал!
- А что плохого в оборотнях? – возразил Пирог. – Я же не назвал его злыднем или пнём трухлявым!
- О пнях лучше не заикайся, - с самым зловещим видом сказал Кекс. – Слыхал я, Арчи давеча топором размахивал. С чего бы это, а?
- Нашу Юлиану в четырех стенах запереть хотел. Эх, жаль, меня здесь не было. Уж я бы его хромать заставил! Уж он бы у меня на костылях заковылял! – облизнулся Пирог. – Но знаешь что, кусать этого недотёпу не так интересно, как на Клёна в человечьем теле поглядеть...
Мягколапа с великим трудом изображала, что до тайного совещания под роялем ей нет никакого дела. Но потом, когда Юлиана и поэт завели громкий спор, не удержалась – мелкой рысью перебежала под тень и застыла над ямой, навострив уши. Кекс с Пирогом как раз обсуждали, что неплохо бы выклянчить у Вековечного Клёна колбасок и сосисок, раз он весь из себя такой волшебный. Но тут в их разговор вклинился странный шорох. Мягколапа узнала его. Так шебуршат под землей вертлявые мыши. Затем они, как правило, вылазят на поверхность, чтобы их ловили кошки. Вот и эта мышь вылезла. Нацепила на нос блестящие очки в золотой оправе, поправила на лапе тонкую перчатку и осведомилась:
- Какие планы, господа? Вам хватает моего туннеля или еще вырыть?
«Землеройка!» - смекнула Мягколапа и заерзала в предвкушении сытного обеда. Сейчас она прыгнет в дыру и сцапает говорящую мышь!
Но мышь оказалась умнее и проворнее.
- Вас подслушивает враг! – сообщила она и юркнула к себе в норку под яростный вопль Мягколапы.
Кекс с Пирогом выбрались из ямы, чтобы взглянуть «врагу» в бесстыжие глаза.
- Что там у вас? Ступеньки? Или механический подъемник? – опешила Мягколапа. – Почему так быстро?
Кекс не умел ехидно ухмыляться, поэтому постарался придать своему оскалу из остреньких белых зубок как можно более колючее выражение.
- Кошкам сюда вход запрещен, - сказал он.
- Вы покрываете землеройку! – возмутилась Мягколапа. – Выдайте ее мне, и я с ней разделаюсь!
- Даже не мечтай, - ответил Пирог. – Наша землеройка не из простых. Да если захочет, она может стать размером с тебя!
Мягколапа, само собой, не поверила. Она пару раз раздраженно фыркнула, махнула хвостом и грациозно прошествовала от рояля к креслу-качалке. За нею протянулся почти ощутимый шлейф праведного негодования.

Клён был уверен, что навел достаточно крепкий сон на каждого, кто под ним задремал. Пелагею его снотворные чары застали за вывязыванием ажурных узоров, Юлиану – за правкой статьи-передовицы, а поэта – за очередным стаканом сладкого сиропа. (И как в него столько влезало?!)
Кекса, Пирога и Мягколапу нежданный сон сморил, когда на небо выплыла луна. До полной луны ей было расти и расти. Но Клёна это не волновало. Он приступил к перевоплощению, обменяв своё дивное свечение на пару длинных ног и таких же длинных рук. Вначале руки повисли до земли, как набитые ватой конечности исполинской тряпичной куклы. Покрытая корой голова с пустыми проёмами вместо глаз свесилась в безжизненном поклоне. А листья тревожно зашелестели, втягиваясь внутрь корявых ветвей один за другим. Ветви усеивали спину Клёна, как уродливые шипы доисторических чудищ. Но потом исчезли и они. Сошла и сменилась кожей морщинистая кора. А потом Клён крутанулся на месте, облекаясь в своё излюбленное багряное одеяние. На тонком, словно выточенном из камня лице заблестели проницательные глаза. Киприан тщательно осмотрел себя, устраняя недочеты и придавая телу формы, присущие человеку. 
- Вот, кажется, и всё, - проговорил он. – Счастье, что в прошлый раз мне удалось грамотно превратиться. Если бы Юлиана приняла меня за какого-нибудь болотного монстра, последствия были бы плачевными. Ну а теперь пора на разминку. Как там учила Пелагея?
Если бы не чары, Пелагея изрядно бы повеселилась, глядя, как он кувыркается на поляне и путается в одеждах.
- Деревянные ноги! – ругался Киприан.
Ноги, и правда, еще не отошли от многочасового заточения внутри ствола. Сгибались они с неохотой. Поэтому пришлось ограничиться обычными махами и стойкой на ширине плеч. Тело попросту отказывалось подчиняться. Скрипело, точно несмазанная телега.
- А ведь пару дней назад так складно выходило! – разочарованно вздохнул юноша. – Что я делаю неправильно?
- Может, всему виной козни твоих угнетателей из верхних миров? – предположила Юлиана издалека. При звуке ее голоса Киприан чуть не врос в землю. Проснулась! Хотя должна была спать беспробудным сном.
Он вихрем примчался к ее наблюдательному пункту, подняв нешуточный ветер. Мощным порывом сорвало со столика и унесло во тьму свеженькую статью.
- Ай, ну что за дела! – с досадой воскликнула Юлиана. – Завтра ее нужно было отнести в редакцию!
- Ты видела, как я перевоплощаюсь? – с ужасом спросил Киприан. Он нагнулся так близко, что разглядеть этот ужас в его глазах не составило труда.
Юлиана даже не подумала прятать улыбку.
- Ну, видела. Впечатляющее зрелище. Умопомрачительное, я бы сказала. Ты всё-таки решил стать человеком?
- Человек во многом уступает Незримым. Но в вашем мире Незримый всего лишь тень, - обтекаемо ответил Киприан. – Пожалуй, иногда я всё же буду превращаться в человека.
- Не забывай, ты мой дом. Не очень-то хочется терять дом, к которому привык.
- Будь спокойна. Меня не потеряешь, - обнадежил он Юлиану. – И никуда от меня не денешься. Это уж точно.

9. Злодеяние века
Учёная землеройка утверждала, что видела Арчи в полях.
- Говорю же, шатался, как неприкаянный! – шептала она щенкам на экстренном совещании. – Потом его окликнули братья-изобретатели. Достали какой-то новомодный аппарат и давай проверять, не пьян ли он. Оказалось, трезв, как стёклышко!
Кекс взволнованно пошевелил белыми ушками, Пирог – чёрными. Король грозился запереть Арчи в тюрьме, да, похоже, не запер. Злыдень на свободе, трезвый и к тому же без топора. Уж если он свяжется с братьями Мадэн, один из которых – бывший Агент Катастроф, беды не миновать.
Поблагодарив землеройку за новости, Кекс и Пирог выскочили из бездонной дыры и рванули прямиком к Юлиане.
- Остерегайся! – сказал Пирог, становясь передними лапами на подол ее зеленой юбки.
- Берегись! – пролаял Кекс и отметился двумя маленькими следами с другой стороны.
- Кого беречься? Вас? – беспечно рассмеялась Юлиана.
- Не нас. Арчи! – прохрипел Пирог. – Его подобрали в полях братья Мадэн. А значит, грядет вселенская катастрофа!
- Чепуха! – отмахнулась та. – Когда почва уходит у Арчи из-под ног, он угрозы не представляет. Да и Клён нас в обиду не даст.
- Так-то оно так, - отвлеклась от вязания Пелагея. – Но запасной план придумать не помешает.
Она как раз закончила первый чулок и потянулась за оставшимися мотками. Но они куда-то запропастились. В траве обнаружилась лишь жалкая разноцветная ниточка.
- Мягколапа, - с убийственным спокойствием сказала Пелагея, - верни мотки на родину.
Кошка высунула из-за шкафчика наглую морду и притворилась, что ни сном ни духом не виновата. Но Пирог и Кекс разоблачили ее коварство, воспользовавшись своим сыщицким нюхом. Выяснилось, что мотки, предназначавшиеся для второго чулка, Мягколапа погрызла и обслюнявила. Она решила не отпираться и во всеуслышание заявила, что точить когти о Клён ей всё равно запрещено, а излить негодование как-то было нужно. 
- Что еще за негодование? – удивился Пирог.
- Ну как же? Вы ведь не приняли меня в тайный клуб под роялем, - махнула хвостом кошка. – У нас, усатых-полосатых, такое не прощают. И мстят изощренной местью.
- Хе-хе, - ехидно оскалился Кекс. – Вот только отомстила ты не нам, а своей хозяйке.
Хозяйка поднялась с травы и стряхнула с юбки летучие кленовые семена.
- Схожу, пожалуй, к Эсфири за новыми нитками. Ждите меня к вечеру.

Тем временем Юлиана собрала в стопку кое-какие бумаги, прихватила зонтик – и канула в неизвестность. Вернее, в редакцию. Там ее задержали допоздна разные мелкие поручения, которые надлежало выполнить сию же секунду. В перерывах между поручениями она по памяти переписывала статью, унесенную ветром, и попутно придумывала для Киприана обидные клички. «Ветродуй», «Задувала» или, например, «Клён безмозглый». Если бы не он, статья уже сегодня утром красовалась бы на первой полосе «Городского Вестника».
Близился закатный час, а Юлианы с Пелагеей всё не было. Поэт разнервничался и сам не заметил, как начал грызть карандаш.
- Наверное, Эсфирь решила угостить Пелагею тортиком и они заболтались, - предположил Пирог, почесывая лапой за ухом.
- А Юлиана наткнулась на одного из своих поклонников и отбивается от него зонтом где-нибудь в темном переулке, - беззаботно подхватил Кекс. – С ней такое не раз случалось. И отгадайте, кому потом накладывали гипс?
Поэт вздохнул так, словно неделями ходил в гипсе именно он.
Мягколапа отмалчивалась, презрительно поглядывая на обслюнявленные мотки ниток. Она была уверена, что еще получит по заслугам, и ее шерсть вставала дыбом при малейшем шорохе. Поэтому когда из врезной дверцы вдруг показалась добрейшая лисья морда, кошка взвыла и забегала кругами в поисках укрытия.
- Разрешите? – вежливо осведомился лис.
Пирог и Кекс подбежали к нему, высунув языки от счастья.
- Что, огоньки? – тявкнул Кекс.
- Они самые! Пора начинать охоту!
Щенки оглянулись на поэта, потом на Клён, и вовсю завиляли хвостами.
- Не скучайте тут без нас! Мы отправляемся ловить болотные огоньки в лесу Снов!
Поэт снова вздохнул. Ему тоже хотелось погоняться за болотными огоньками. Но кто-то ведь должен сторожить дом! В то, что дом сторожит сам себя, верилось с трудом.

Сквозь кору Клёна мало-помалу проступало аквамариновое сияние. На поляне роились писклявые комары, но почему-то ни один поэта не потревожил. Видно, дерево не пропускало этих кровососов внутрь. За окнами разлетались светлячки, запели цикады, а звезды стали зажигаться в небе, как сигналы далёких маяков. Сумеречное волшебство сделало своё дело, и у поэта наступил прилив творческих сил. Он ушел в царство ритма и рифмы. А когда вернулся, вокруг по-прежнему не было ни души, если не считать терзающуюся душу Мягколапы.
- Нет, ее в слушатели нельзя, - забраковал поэт. – Кошки только делают вид, что слушают. А на самом деле им на тебя глубоко наплевать.
В качестве слушателя – молчаливого, но благодарного впоследствии - был выбран Вековечный Клён.
- Он непременно отблагодарит меня, когда превратится в человека, - сказал себе поэт и принялся декламировать новорожденные стихи.

Язык уже порядочно заплетался, цикады поутихли, светлячки улетели куда подальше, когда сияние Клёна неожиданно померкло и поэт больше не смог произнести ни слова. Ему на глаза набросили плотную повязку и туго затянули на затылке. Рот залепили клейкой лентой и так быстро связали по рукам и ногам, что поэт даже опомниться не успел. Что обычно делают в таких ситуациях? Кричат «Пожар!»? Попробуй покричи, когда не размыкаются губы! Оставалось только кататься по земле да мычать. Позорно, унизительно. И лишено всякого смысла.
Для негодяя поэт был лишь досадным препятствием на пути к злодеянию. Но почему Клён его пропустил? Как вышло, что дом Юлианы больше не надежная крепость?!
Завидев незнакомца в черной маске, Мягколапа подскочила и бросилась наутёк. Не придумав ничего лучше, она сиганула под рояль и затаилась в бездонной дыре. Там пахло собаками и одной здоровенной напыщенной мышью. А еще внизу дыра разветвлялась на два широких земляных туннеля. В какую бы сторону пойти? Задний туннель наверняка тянется к той ужасной твердыне, где живёт электрический гений. А вот передний? Кошка дала бы лапу на отсечение: он приведет ее прямиком во дворец.

Поэт перекатывался с боку на бок еще некоторое время, дергал ногами и пытался высвободить руки, пока веревка не натерла запястья. Сейчас он был слеп и нем, но зато отлично слышал. Впрочем, не нужно было отличаться острым слухом, чтобы расслышать чудовищный визг электрической машины. Она вгрызалась в древесину, рыча и завывая, словно дикий голодный зверь. В стороны летели щепки, драгоценная крона шумела от ужаса и потрясения. Поэту казалось, что он попал в мир, где нет места тишине и покою. Неужели эти звуки никогда не прекратятся?!
Но вот адскую машину выключили и завели в последний раз. Бездушный механизм заработал с новым усилием, рассеивая опилки и древесную пыль. А потом земля содрогнулась. И великан, который простоял больше сотни лет, рухнул в одно мгновение.
- Отличная работа! – похвалил себя незнакомец. – Ножом по маслу.
Он подошел к связанному поэту. Пнул его, как надоедливую шавку.
- Лежи, не рыпайся! Всё равно тебя скоро освободят. - И двинулся прочь, приминая траву подошвами тяжелых ботинок.
От беспредельного отчаянья хотелось рвать на себе волосы и реветь белугой. Не будь его рот запечатан, поэт огласил бы своим криком всю вселенную – и пусть бы на него обрушились нелепые, равнодушные звезды. Отмотать время назад, занять место Клёна, испытать на себе зубья электрического зверя - вот, о чем он мечтал, до скрипа стиснув зубы.

Юлиана прибежала, когда всё давным-давно было кончено. Отбросила бесполезную кипу бумаг, рывком сняла плащ и опустилась на колени рядом с поэтом. Первым делом она избавилась от повязки, которая была влажна от слез. Отодрала скотч и занялась тугими узлами.
- Что тут произошло? Почему так темно?!
Поэт не знал, что и ответить. Выложить начистоту? Да разве ж она правду выдержит? Разболеется она от такой правды, как пить дать.
- Чего нюни распустил? – шикнула на него Юлиана. – Куда дерево делось? Киприан что, опять превратился в человека и убежал на разминку?
- Если бы-ы-ы-ы! – провыл поэт.
Только сейчас во тьме она различила необъятный ствол и густую крону, уделом которых стала холодная земля. Хорошенько проморгавшись, она взглянула на ствол еще раз и мелко задрожала.
- Это ведь сон, глупый сон, да?!
Руки поэта оказались свободны, и он сел, чтобы развязать путы на ногах, но Юлиана резко толкнула его обратно.
- Говори! – приказала она срывающимся голосом и принялась трясти его так, словно собралась вытрясти душу. - Это жестокий розыгрыш?! Вы меня разыграть решили?!
Пелагея с Эсфирью стояли поодаль, подавленные и растерянные. Их чаепитие определенно затянулось.
- Опоздали, - прошептала Пелагея, теребя авоську с нитками.
- Тебе не следовало задерживаться у меня допоздна. Прости, - сказала Эсфирь. – Если бы не мои уговоры, ты поспела бы к сроку и смогла предотвратить...
- Перестань! – возмутилась та. – Зачем понапрасну себя корить?! Я догадываюсь, кто приложил к этому руку.
Юлиана всё еще трясла поэта, как будто главным виновником катастрофы был именно он. Пелагея и Эсфирь насилу оттащили ее и усадили в кресло-качалку, которое лишь чудом не пострадало. Роялю тоже посчастливилось. Его черный корпус покрывали слои древесной пыли, а в остальном он ничуть не уступал своим музыкальным собратьям в каком-нибудь элитном салоне. Внезапно из-под рояля донеслось придушенное мяуканье и шум обсыпающейся земли. Эсфирь очень вовремя подожгла фитиль в масляной лампе. Потому что Пелагея схватила первый попавшийся тяжелый предмет и приготовилась бить.
- Мягколапа сказала, у вас орудует не то вор, не то убийца, - прозвучал из-под рояля голос. – Я бросился на выручку, даже не сняв пижаму. Но что...
Пелагея едва не треснула тяжелым предметом королю по физиономии. Он как раз поднял голову, чтобы оглядеться.
- Я тут на всякий случай валерьянки прихватил, - сказал он и всунул Пелагее мешочек с пузырьками. – Ваша кошка выдула целую бутылочку! Никогда бы не подумал, что она на такое способна.
Следом за королем из-под рояля пьяной походкой вышла Мягколапа – грязная и взъерошенная.
- Это все из-за меня. Если бы я не испортила нитки...
Она сделала еще пару неуверенных шагов и завалилась на бок прямо возле хозяйкиных ног. Пелагея перевела взгляд на короля. Вид у него тоже был неважный. Скособоченная корона, пижама с белыми кроликами, которые заметно посерели после пробежки по туннелю, тапочки.
- Не стоило вам себя утруждать, - сказала Эсфирь, отпаивая Юлиану валерьянкой.
- Король обязан присутствовать на месте преступления. Особенно такого бесчеловечного, как это, - отпарировал тот. – Кто-то же должен установить личность убийцы, обнаружить улики, в конце концов. Кстати, почему я не вижу двух маленьких пушистых следопытов?
- Они в лесу Снов, огоньки ловят, - отрапортовал поэт. В нем вдруг проснулся боевой дух, какого отродясь не бывало. Раз он так позорно вел себя при встрече с негодяем, не худо бы теперь показать ему, где раки зимуют. – Разрешите расклеить по городу объявления о розыске! – попросил он и даже стал по стойке смирно.
- Да я уже пытался, - махнул рукой король. – Ничего не выйдет.
- А вы предлагали вознаграждение? – спросил поэт. – Без вознаграждения никто и пальцем не пошевелит.
- Хм, дело говоришь, - одобрил король. И они вдвоем сели сочинять объявление при свете масляной лампы. Лампа отбрасывала зловещие тени. Там, куда упало дерево, зиял уродливый пролом. Но часть стен всё же уцелела. Пелагея ходила из угла в угол, вдоль уцелевших стен, а кошка, шатаясь, брела за ней и пыталась вымолить прощение. Хотя зла на нее не держали. Куда сложнее оказалось вымолить прощение у себя самой.

Кекс с Пирогом вернулись, едва забрезжил рассвет. Они вывозились в какой-то вонючей жиже, обросли колючками и надеялись, что хозяйка положит конец их страданиям. Но не тут-то было. Юлиана сидела с опустошенным взглядом, безразличная даже к самой нестерпимой вони. Судя по всему, она тоже нуждалась в ком-то, кто положил бы ее страданиям конец.
- Ну как, поохотились? – осоловело спросил поэт. За ночь они с королем извели толстенный ворох бумаги и теперь на четвереньках нависали над этим ворохом, для удобства сбросив обувь.
- Поймали огоньки? – полюбопытствовал король. Ответа он так и не дождался. Его тапочки с помпонами произвели на Кекса и Пирога странное действие. Забыв обо всём на свете, они уволокли тапочки под рояль и больше оттуда не высовывались.
Глаза у поэта поползли на лоб. Он вскочил с колен, чтобы проучить лохматых шкодников, но король потянул его за рукав.
- Пусть грызут, - сказал он. – У меня таких целый шкаф!

10. Наказание
Утро облегчения не принесло. Солнце слишком ярко высвечивало пень с кругами годовых колец, и слишком уж несносно золотилась крона поверженного гиганта. Юлиана избегала смотреть в сторону пня, чтобы чего доброго не разрыдаться. А королю в голову закралась вероломная мысль о том, что на пне при желании вполне можно было бы организовать танц-площадку или разбить палатку с угощениями. Эту мысль он сразу же отмёл. Разве можно отпускать шуточки, когда вокруг такое горе! Дерево ведь тоже человек. Неужели его не воскресить?
Вопросы мучили не только короля. Чтобы лучше думалось, Пелагея встала на голову, прижавшись спиной к исполинскому пню. И сразу же выдала идею.
- Знаете что, Клён наверняка собирался перевоплотиться, когда пришел этот... Чтоб его клопы покусали!
- Нас всуе поминаешь? – поинтересовался Пирог.
- Какие мы тебе клопы?! – возмущенно тявкнул Кекс.
Пелагея помахала щенкам, чтобы помолчали.
- Клён ведь не пускает под крону негодяев, - раздумчиво сказала она. – А тут вдруг пустил. Наверное, он сосредоточился на превращении и не заметил, что вокруг шастают проходимцы.
- Проходимец был всего один! – подал голос поэт. – Но очень сильный. Похоже, по кленовую душу пожаловал сам укротитель чудищ!
Король подобрался и уставился на поэта.
- Что еще за укротитель чудищ? Разве такие бывают?
- Понимаете, - объяснил поэт, – я слышал рев и гул, а еще голодные завывания. И когда чудище принялось кромсать ствол своими зубищами, мне стало совсем худо.
Юлиана с сожалением вытряхнула в стакан последние капли валерьянки и залила родниковой водой.
- А наш рифмоплёт с воображением! – мрачно заметила она. – В мире, где я когда-то жила, это обычное поведение электрических пил. Наверное, братья Мадэн изобрели электропилу и подарили ее Арчи. Да я на сто процентов уверена, что моё дерево спилил Арчи!
Она всхлипнула, уронила слезу и вновь взяла себя в руки.
- Рано бросаться обвинениями, - глубокомысленно заметил король. – Улики нужны, факты. Мы с поэтом навестим братьев Мадэн и выясним, действительно ли среди их изобретений числится пила.
- А я могу проникнуть в дом к Арчи! – предложила Пелагея и вернулась из стойки в исходную позицию.
- Ну уж нет! Я тебя к этому извергу не пущу! – воспротивилась Юлиана. – Лучше сама пойду. Он ведь того и добивался!
Она решительно поднялась с кресла-качалки, но тут вмешалась Эсфирь.
- Никуда вы обе не пойдете! Собирайте вещи! Временно поселитесь у меня.
- А как же конь? – удивилась Пелагея.
- Коня мы выпустим в чисто поле, - сказала Эсфирь. – Если Арчи действительно такой злодей, как убеждена Юлиана, всякому зверю от него лучше держаться подальше.

Лошади в чистом поле понравилось. Она оценила широкий жест Эсфири, заржала, забила копытом и ускакала в синие дали. Пелагея кружилась в танце, который только что сама придумала, умудряясь удерживать на голове перевернутый вверх дном белый цилиндр с извечным букетом васильков внутри. А Юлиана ходила, как во сне, с вытянутыми по швам руками и ничего не чувствовала. Вернее, не хотела чувствовать. Эсфирь была уверена, что это скоро пройдет.
- Вот отведаешь моей стряпни, и моментом полегчает, - говорила она за обедом, разливая по тарелкам густой гороховый суп.
Пелагея выразила крайнее удивление, когда обнаружила, что ложка в супе стоит и не падает.
- Шедеврально! – объявила она.
Юлиана понуро ковыряла ложкой свою порцию и едва осилила ее третью часть. Зато Кекс с Пирогом, и Мягколапа в том числе, набросились на еду, будто до сих пор их морили голодом.
Спустя некоторое время они снова не поладили и принялись колошматить друг дружку так, что только держись. Сцепились – не разнять – и покатились колесом по трапезному залу.
- Разбушевался наш зверинец, - усмехнулась Эсфирь и отработанным пинком выпроводила мохнатое колесо за дверь.
После обеда Юлиане и правда полегчало. Но только самую малость. Она нашла в себе силы, чтобы отреагировать на предложение Эсфири решительным отказом. Струнный концерт в оперном театре? Да ни за какие коврижки! У Юлианы траур. Юлиана и с места не сдвинется.
Юлиану чуть ли не толчками запихнули в ложу бельэтажа и усадили в потертое красное кресло. Слева в такое же потертое кресло уселась Пелагея, а справа, точно строгий надзиратель, расположилась Эсфирь.
Огни начали гаснуть один за другим, пока театр не затопило отборным мраком. Когда на сцене зажегся одинокий прожектор, мрак немного рассеялся. Но в последнем ряду ложи всё равно было хоть глаз выколи. Стройные дамы с лорнетами, низенькие пухлые дамы в замысловатых шляпках и джентльмены, в подавляющем большинстве долговязые, высились на передних сидениях, заслоняя обзор. Так или иначе, Юлиана ничего обозревать не собиралась.
Когда струнный оркестр затянул тоскливую мелодию, зрители затаили дыхание. Они были из тех редкостных героев, кто способен неподвижно просидеть два, а то и три часа, какую бы какофонию на сцене ни исполняли. Пелагея тоже затаила дыхание, но надолго ее не хватило. Спустя десяток тактов она не удержалась, достала из-под сидения мешок с нитками и застучала спицами. Она вбила себе в голову, что непременно должна довязать второй чулок до полной луны. То есть к следующей ночи.
- Кому нужны твои чулки! – ворчала Юлиана.
- Как кому? Клёну, - миролюбиво отвечала Пелагея. – И не смотри так на меня. В полнолуние всё решится.
О том, что конкретно решится в полнолуние, она не распространяться не стала. И Юлиана задумалась. Она представила себе, как король с поэтом арестовывают братьев-изобретателей за содействие в преступлении, как бравая королевская дружина гонится за Арчи, сбивает его с ног и заключает под стражу. Потом отлавливают еще нескольких подозрительных личностей с туманным прошлым. Сажают под замок и тщательно выпытывают, что они делали ночью такого-то числа. Находят виновника и созывают суд присяжных. Король не рубит головы из принципа. Поэтому злодея пожизненно заточают в башне. Всё. Конец. А Юлиане от этого легче? Вот ни капельки!
Виолончель томно пела скрипке о чистой и прекрасной любви. Скрипка в ответ плакалась, что чистая и прекрасная любовь не для нее, что сердце у нее слишком чёрствое и сострадания нет ни на грамм. Юлиану душили слёзы. Ей было до боли жалко себя, и она этого стыдилась.
«Будь спокойна. Меня не потеряешь», - вспомнились ей слова Киприана. И слёзы прорвались наружу полынной горечью.
«Поплачь сейчас, пока никто не видит, - шепнул ей внутренний голос. – Так хотя бы репутация не пострадает. Хотя какая уж тут репутация, когда собственный дом не уберегла...»
А Пелагея всё вязала и вязала, сосредоточенно поджав губы. И как она только умудрялась видеть во тьме?!

На следующее утро Юлиана обнаружила, что похудела до невозможности. Теперь она могла бы запросто влезть в любую из своих юбок. И даже в любую юбку Эсфири, которая была на пару размеров тоньше и на несколько сантиметров ниже.
- С таким успехом от тебя скоро останутся кожа да кости, - заявила Эсфирь и без лишних слов заставила ее съесть две внушительные порции мясного плова. – От того, что ты будешь тут страдать, ничего не изменится, вот поверь, - добавила она, сурово помешивая стряпню на сковороде.

Новости не заставили себя ждать. Когда король подключил к поискам злодея лучших следопытов, первым делом за решетку загремел Арчи. Но при допросе он свалил всю вину на бывшего Агента Катастроф. И того, конечно же, повязали.
На работе Юлиане дали отгул, поэтому новости в «Городском Вестнике» за нее написал кто-то другой – скверным языком и с фотографиями, при взгляде на которые кололо в груди. На фотографиях в разных ракурсах был изображен поваленный Вековечный Клён. А вычурный заголовок статьи немилосердно гласил о зверском преступлении и разбитых сердцах. Эсфирь решила не показывать газету Юлиане, чтобы не бередить открытую рану. Рассказала вкратце, что да как. И Юлиана поняла, что пора принимать меры.
- Придется дать показания, - сказала она и проскрежетала зубами. - На сей раз Арчи не отделается. Он у меня попляшет. Вишь, чего удумал! Если я не вмешаюсь, Ранэлю из-за него нормальной жизни не видать!
- Но что, если они были заодно? – предположила Эсфирь.
- А если нет? – встряла Пелагея. – Если эта несчастная пила валялась у братьев Мадэн где-нибудь в чулане, а Арчи ее просто умыкнул?
Юлиане надоели пустые разговоры. Она сорвала со спинки кресла летний плащ, сдернула с вешалки шарфик и пулей вылетела из комнаты. Когда хлопнула входная дверь, Эсфирь с Пелагеей изумленно переглянулись.
- Куда это она? - поинтересовался Пирог.
- Неужели показания давать? – Вылез из-под дивана Кекс.
- В ее-то нынешнем состоянии! – Всплеснула руками Эсфирь и отправилась на кухню заваривать травы, которые усмиряют сердечную боль.

«Колодцы, дупла, темницы, - думала Юлиана на ходу. – Похоже,  это моя судьба». До башни, куда заточают всяких негодяев, она добралась, даже не успев взмокнуть.
- Где тут у вас бывший Агент Катастроф? – осведомилась она у стражи.
- Да вон, в третьей камере справа, - лениво указал обрюзгший охранник. – На всё про всё десять минут!
Дверь отсыревшей камеры подалась неохотно и заскрежетала, будто ее отпирали всего раз, и то лишь затем, чтобы бросить в застенки незадачливого пленника.
Юлиана ворвалась туда, как свежий ветер.
- Ты как?
- Я не виновен! Не виновен! – Вскочил с лежанки бывший Агент Катастроф. – Меня оклеветали.
- Знаю, ты здесь не при чем, - успокоила его Юлиана. – Потерпи еще немного, мы тебя вытащим.
- Да уж, будьте добры. Условия как в конуре собачьей. Ни поспать нормально, ни помыться. Сменную одежду не выдают. Что за отношение к людям?!
Юлиана пообещала, что принесет сменной одежды, спешно покинула камеру и побежала давать показания.
- Мой серый дизайнерский костюм не забудь! – прокричал Ранэль ей вслед, просовывая руки сквозь решетку. – Он там, на спинке стула! Спроси у брата!

Отыскать главного следователя не составило труда. Он со скучающим видом сидел у себя в кабинете и разбирал стопки каких-то бумаг.
- Доказательства сфабрикованы! – вздыхал он. – Улики поддельные! Враньё на каждом шагу.
- Вот про враньё верно подмечено, - сказала Юлиана, без стука просочившись в кабинет. – Вы в курсе, что Арчи вам наврал? Бывшего Агента Катастроф надо сейчас же освободить.
Следователь ошеломленно вскинул брови, и бумаги посыпались у него из рук.
- А вы тут с чьего позволения?
- Я – пострадавшая, - отчеканила Юлиана. – И только я знаю, как всё было на самом деле. Арчи размахивал топором перед моим носом. А потом украл пилу.
- Но где доказательства? Где улики? Да хотя бы отпечатки пальцев?
- Будут, - уверенно произнесла Юлиана. – Ну как, отпустите Ранэля?
Следователь забормотал под нос, что дел у него по горло и что ему некогда. Юлиана пригрозила написать о нем скандальную статью. Следователь спохватился.
- Я позабочусь об этом, - сказал он и нетерпеливо вытолкал посетительницу за дверь. Вероятнее всего, чтобы отделаться.
«Надо было посулить ему денег, - подумала Юлиана с досадой. – Или торт размером с письменный стол. Может, тогда он бы охотнее откликнулся на мою просьбу...»
Когда она шла назад по стылому коридору с камерами, ее окликнули. Голос был резкий и неприятный, как будто его владелец подхватил нешуточную простуду. Так оно и оказалось. Арчи не вынес тюремной сырости и слёг с ангиной. Он лежал на ветхой подстилке головой к решетке и трясся под одеялом.
Юлиана остановилась перед его камерой, уперев руки в бока.
- Ну, как тебе здесь живется? Вижу, не очень. А лекарства хоть дают?
- Лекарства? Хе-хе! – попытался рассмеяться тот. Но вышло у него скорее не «хе-хе», а «кхе-кхе». – Какие заключенным могут быть поблажки?!
- Попрошу Эсфирь, чтобы приготовила свой чудодейственный сироп, - сказала Юлиана. – Держись, не хворай.
Арчи закатил глаза в ее сторону, и на его изможденном лице отобразилось отчаянье, смешанное с удивлением.
- Что, даже не злишься на меня?! Я ведь такого наворотил...
- Вчера злилась. Сегодня меньше, - ответила Юлиана. – Да и какой в злости прок? Только себе хуже.
- Слыхал, высших существ, вроде Клёна, не так-то легко убить, - просипел Арчи и раскашлялся.
- Утешил! – воскликнула Юлиана. – А хоть немного раскаиваешься?
- Еще бы не раскаиваться, - вздохнул тот и с горькой усмешкой добавил: – Лучше б я не поэта, а сам себя связал! Опасная штука ревность.

11. Дивный дар
Полная луна выплыла на небеса и тут же запуталась в туче. Но Пелагея всё равно ее разглядела. Заклеила пластырем мозоль от спицы, бережно сложила в заплечный мешок оба чулка и ссыпалась по лестнице на первый этаж.
- Куда это ты на ночь глядя? – поинтересовалась Эсфирь.
- В такой час снаружи, поди, одна пьянь слоняется, - проворчала Юлиана, заложив ногу за ногу.
- Полнолуние пропускать нельзя, - сказала Пелагея. – Не хотите – пойду без вас. Эй, Мягколапа, ты со мной?
Покрывало на диване между Эсфирью и Юлианой зашевелилось, и оттуда высунулся длинный полосатый хвост. Дёрнулся вправо, потом влево. А потом одна за другой показались лапы с растопыренными когтями. Мягколапа лениво потягивалась под покрывалом, выбираясь из теплого сна.
- Мы с тобой! Мы с тобой! – радостно завиляли хвостами Пирог и Кекс.
- За ними нужен глаз да глаз, - сказала Юлиана. – Так что я тоже с вами.
- Это тебя нужно держать под присмотром, - сказала ей Эсфирь и удалилась за ширму переодеваться.
«Уходят, - подумала Мягколапа. – А значит, выводить из себя будет некого». - И присоединилась к компании, только чтобы не куковать дома одной.

У поваленного Клёна денно и нощно караулила стража. Король был убежден, что преступника всегда тянет на место совершенного злодейства. И на всякий случай распорядился, чтобы с дерева не спускали глаз. Часть из охраны расположилась на траве, воткнув копья в землю. Часть практиковалась в кулачных боях для поддержания формы. А еще часть бдительно озирала окрестности. Вот эта, бдительная, часть и заметила делегацию во главе с Пелагеей, которая бодро шагала по направлению к Клёну.
- Стоять! – Преградил дорогу предводитель Бдительных. – Вы кто такие будете? Часом, не злостные древорубы?
- А мы похожи на злостных древорубов?! – взвинтилась Юлиана, выскочив вперед. – Пострадавшие мы! По-стра-да-вши-е!
Предводитель проверил заплечник Пелагеи. Косо поглядел на ее деревенскую юбку и перевернутый белый цилиндр, откуда торчали травы. Перевел насмешливый взгляд на Юлиану, чей черный цилиндр безупречно сидел на голове. Затем на Эсфирь, чьи пёстрые одежды развевались на ветру и напоминали крылья заморских бабочек. Вереница из пришибленного Кекса, разгневанного Пирога и гордой Мягколапы развеселила его больше всего.
- Проходите, - позволил он, улыбаясь во весь рот. – Вы точно не древорубы. И уж точно не злостные. Разве что немного странные.
- А вы здесь почему стоите? – спросила Юлиана.
- Королевскую волю исполняем, - ответил стражник. – Хотя подозреваемые уже под замком, нужно быть наготове. Вдруг объявится очередной преступник?
- Не объявится, - хмуро сказала Юлиана. – Ступайте по домам.
Предводитель собрался возразить, но ему шепнули, что эта хмурая дамочка – из приближенных короля. И возражения тотчас отпали.
- По домам! – в рупор рявкнул предводитель. – Разойтись, шагом марш!
Звездная поляна опустела всего за каких-то пару минут. Теперь Вековечный Клён выглядел особенно одиноким и покинутым. Его крона пожухла и потускнела, ствол – огромное безжизненное бревно – не сиял во тьме, как прежде. Выпутываясь из рваных облаков, полная луна набирала яркость. Она лила на поляну холодный свет в надежде соединить его с живительным сиянием Клёна. Но не получив отклика, от бессилия вновь пропадала за перистыми лоскутьями на черном небе.
Пелагея приблизилась к спиленному дереву и заботливо положила чулки на ствол.
- Вот, носи на здоровье, - всхлипнув, пробормотала она. Луна боязливо выглянула из-за туч, потрогала чулки слабым, неуверенным лучом. И тут случилось невероятное. По стволу, начиная от сруба и заканчивая самыми тонкими веточками, побежали голубые искры, словно прыткие неоновые муравьи. Пелагея отпрянула и едва не упала, но ее подхватила Эсфирь.
- Смотри, что ты наделала! – восхищенно прошептала она.
Юлиана стояла рядом и не могла вымолвить ни слова. «Хуже, - подумалось ей, - уже не будет. Худшее позади».
А сила сияния нарастала. Искры сливались в непрерывное прозрачное полотно, которое крепло, росло и ширилось, пока не окутало Клён целиком. Затем произошло нечто и вовсе необъяснимое: сияющий кокон уплотнился, полился по земле вязкой массой и обволок пень вместе со всеми его годовыми кольцами и разветвлениями выпуклых корней. А разноцветные чулки растянулись, как резиновый бинт, и обвились вокруг ствола.
- Н-надо же, - заикаясь, произнесла Пелагея. – Не думала, что они могут быть настолько длинными!
В этот миг дерево поднялось в воздух. Следом поднялся в воздух и пень, с корнями вырванный из земли чьей-то невидимой богатырской рукой. В Пелагею, Юлиану и Эсфирь полетели комья вперемешку с дёрном. 
- Отступаем! – крикнула Эсфирь и потащила остолбеневших подруг к лесу Снов. На опушке, под кустом, уже затаились Кекс, Пирог и Мягколапа.
- Ой, что будет! – сказала Пелагея, прячась за сосну.
А Юлиана ничего не сказала. Ее сердце то замирало, то принималось биться, как полоумное. От таких бешеных ритмов недолго и в ящик сыграть.
Тем временем Клён выровнялся, соединился со своим основанием при помощи клейкого сияния и теперь медленно кружился в воздухе, орошая поляну земляным дождем. Зрелище завораживало и устрашало.
- Ну и долго он так вертеться будет? – не вытерпел Пирог. – Я жуть как проголодался!
В его черных глазёнках-пуговках отражалось голубое сияние, и Кекс сказал, что он похож на электронного пса из сказок-страшилок.
- А как и правда обернусь электронным псом? – припугнул Пирог. – Голову откушу – не замечу.
Юлиана шикнула на них, с трудом восстанавливая сбившееся дыхание. Клён опустился на поляну и стал видоизменяться по старой памяти. Но видно, память у него прохудилась как раз тогда, когда его спилили. Вместо пары рук и пары ног, он вырастил с дюжину плетевидных отростков, которые волочились по земле. Уродливый горб на спине покрыли шипы древних ящеров. А голова на неправдоподобно длинной шее приобрела очертания кегли для боулинга. Пустые глазницы слепо таращились в пустоту, вселяя ощущение тихого ужаса.
У Эсфири онемели ноги, когда вытянутая голова повернулась в ее сторону. Кекс, Пирог и Мягколапа, словно сговорившись, забились поглубже в кусты. Пелагея икнула и отступила в лесной мрак, надеясь, что ее не заметят.
Дерево – вернее, то страшилище, в которое оно превратилось, - больше не излучало сияния. Зато луна напиталась его светом и работала как прожектор.   
Клён потерянно брёл в лунных лучах, мотал головой и размахивал плетьми, круша всё на своем пути. Кресло-качалка из ивовых прутьев всего за несколько мгновений стало напоминать груду хвороста. Рояль примяли сразу шестью ногами-отростками, и он расстроенно зазвенел, будто умоляя о помощи.
«Ух!» - содрогнулась Пелагея, выглянув из лесного мрака.
«Жалость-то какая!» - плачущим голосом вымолвила Эсфирь.
Юлиане почему-то не было жалко ни рояль, ни кресло-качалку. Она неподвижно смотрела на чудовище, которое растоптало ее вещи, и понимала, что совсем не привязана к этим вещам. А вот к Клёну... Клён следовало вернуть, во что бы то ни стало. И Юлиана знала как.
Она двинулась вперед с непреклонной решимостью. Но Кекс с Пирогом не дремали. Они выскочили из кустов и вцепились зубами ей в юбку.
- Что ты творишь?! – воскликнула Эсфирь, хватая ее за руки. – Смерти хочешь?!
- Отпустите! – жёстко потребовала Юлиана. – Отпустите меня! Я не могу обречь Киприана на такие мучения!
- Он же чудище! – крикнула из-за деревьев Пелагея.
- Он просто забыл, как должен выглядеть человек! Я напомню ему!
Юлиана вырвалась и бросилась бежать, спотыкаясь о травяные кочки. Сердце бухало в груди военным барабаном. Вот-вот разорвется - лопнет, как воздушный шарик. Где-то вдалеке чудился звон набатных колоколов. С тревожным карканьем вспорхнули с верхушек стаи черных ворон.
Чудище перестало кружить по поляне и уставилось на Юлиану бездонными глазницами. Она не замедлила бега. Ближе, еще ближе... Внезапно затихли и воронье карканье, и гул колоколов. Только стук пульса в ушах да резкая боль в правом боку. Мир вокруг наполнился красками и снова померк.
Юлиана вытянула руки, выставив ладони перед собой, и наклонилась, чтобы отдышаться.
- Киприан, вернись! – проговорила она. – Когда луна сядет за горизонт, ты можешь так и остаться монстром. Но неужели это твоё истинное лицо?! 
Чудище поскребло в затылке узловатыми пальцами и в раздумьи потянуло руки-плети к Юлиане.
«Ни шагу назад!» - приказала она себе. Плети чудища нерешительно зависли на полпути.

- Ой, смотреть не могу! - пискнула на опушке Пелагея и зажмурилась. Кекс с Пирогом тихонько скулили под кустом. А Мягколапа жалась к ватным ногам Эсфири просто потому, что надо же к кому-то прижаться.

Чудище медлило. Тяжелые, неповоротливые думы туго вращались в деревянной голове. Каким ты хочешь быть? Кто ты на самом деле? Незримый? Дерево? Человек? Клён потерялся в образах. Слепить из себя кого-то, кто ужился бы с обитателями этого мира, означало, что связь с верхним миром оборвется навсегда. Но разве много лет назад она уже не оборвалась?
Клёну нужно было еще раз оценить мир, куда его низвергли. Взвесить хорошее и плохое. Он сделал усилие – и на его лице светлыми каплями проступили глаза. Юлиана стояла напротив, маленькая и хрупкая, как луговой цветок.
«Слишком высокий», - подумал Клён и убавил в росте.
Безликая луна четко высветила профиль Юлианы, ее бледные щёки и вздернутый нос. Клён придал своему лицу осознанное выражение.
- Еще немного, - сказала Юлиана и протянула руку. – У тебя почти получилось.
Последние изменения произошли столь быстро, что она едва не утратила дар речи. Киприан обнял ее крепко-крепко. Чуть ли не до хруста в костях.
- Ой, извини, - попросил прощения он. – Похоже, я наконец-то вернулся.
Они стояли в лунном свете, зачарованно глядя друг на друга и не замечая ничего вокруг. Юлиана не шелохнулась, когда примчались Кекс с Пирогом и принялись тянуть ее за юбку.
- Эй! – радостно кричала Пелагея. – Да ты и впрямь бесстрашная и отчаянная!
- Что будем делать с роялем? – спрашивала Эсфирь, дергая Юлиану за рукав. – Отдадим в починку или купим новый?
Вдалеке послышалось ржание. На коне, которого недавно выпустили в чисто поле, прискакал король. Его излюбленная пижама с кроликами теперь была не только серая, но и заляпанная дорожной грязью. Пирог и Кекс, которые тоже успели где-то вывозиться в грязи, признали в короле своего приятеля и бросились к нему с болтающимися по ветру языками.
- Вон, каким скакуном разжился! – сообщил король. – Представляете, он сжевал мой именной мячик для гольфа! Впервые встретил коня, которого интересует гольф. Такого упустить непозволительно. А у вас тут что за страсти? Почему будите посреди ночи синими вспышками?! И стражу мою разогнали.
- У нас геройство с романтикой! – запрыгала Пелагея. – Клён возродился!
- Вот как? – Король потер подбородок и хитро взглянул на Юлиану. Та по-прежнему не отводила от Киприана глаз. – Сложная, видать, здесь магия.
- Вообще никакой магии! – заявила Пелагея. – Всего-навсего чулки. И лунный свет. И… смелость? – с сомнением предположила она.
- Смелость – главная составляющая любой магии, - усмехнулся король. – Вы не знали? Нужно недюжинное мужество, чтобы отсечь опасения, победить робкие мысли и с головой окунуться в неизвестность. Именно благодаря смелости рождается всё лучшее в человеке.
Пелагея пожала плечами и призналась, что никогда даже не задумывалась об этом.
- Я просто вяжу – и всё. А потом такие замечательные чулки выходят.
Король ослепительно улыбнулся и приподнял пижамную штанину.
- До сих пор их ношу. Не рвутся.
- Странно, - проговорила Эсфирь. – Нитки-то мои непрочные, низкого качества. Да и вообще, я хранила их лишь потому, что жаль выбрасывать. Выкладывай, Пелагея, ты над ними заговор читала? Или полила их каким-нибудь снадобьем?
- Вот еще! – воскликнула та. – Обычно за вязанием я напеваю песенки.
Эсфирь обошла ее кругом, чтобы убедиться, что Пелагея не прячет сомнительных пузырьков. Вывернула пару потайных карманов и отряхнула ладони. Кроме косточек облепихи, увядших цветков липы и большой штопальной иглы, там не обнаружилось ровным счетом ничего.
- Но твои чулки определенно волшебные! – недоумевала Эсфирь. – Не рвутся, возвращают силы, дарят вторую жизнь…
- Ай, давайте поменьше мистики! – замахал руками король. – Меня вообще-то подданные заждались. В честь последних событий неплохо было бы закатить пир на весь мир.
При слове «пир» Кекс, Пирог и Мягколапа оживились.
- Хотим есть! – сказал Пирог.
- Есть хотим! – подхватил Кекс.
А Мягколапа выгнула спину изящной дугой и, как следует, потерлась о ноги его величества.
- Если приведете их обоих в чувства, будет вам еда, - пообещал король и кивнул на Юлиану с Киприаном. Они по-прежнему стояли под луной сплетя пальцы, как две влюбленные статуи. Хоть бы слово молвили!
Ради пира, где наверняка водится колбаса высшего сорта, Кекс и Пирог сделают что угодно. Даже невозможное. Посчитав, что на голодный желудок любые средства хороши, они не сговариваясь помчались в сторону Киприана. Кусать хозяйку – верх глупости. Это понимает каждый мало-мальски смышленый пёс. Но отчего бы не укусить древесного оборотня?
Киприан не сразу уразумел, что происходит. В жилах вместо крови у него всё еще текла смола. Да и кожа была прочнее человеческой. Поэтому когда щенки попытались ухватить его зубами за ноги, он не почувствовал ничего кроме щекотки и расхохотался.
Юлиана вытаращилась на питомцев с недвусмысленным выражением лица, которое ясно говорило: «Сейчас наподдам!». И те ускакали прочь, шелестя травой. В конце концов, что такое хозяйский гнев, по сравнению с пиром на весь мир?!
- Ну как, вы в порядке? – поинтересовался король. Он приблизился к Киприану, сощурил глаза и, неодобрительно покачав головой, поправил сползший набок венок из кленовых листьев. - Юлиана, ты уж следи за ним получше, чтобы выглядел как подобает. Теперь я буду зазывать вас во дворец при всяком удобном случае. Например, сейчас. Чем не удобный случай? Повара вертятся на кухне, как белки в колесе. Кушанья не ровен час остынут. Что там, в меню? – Король призадумался. – Салат из страусиных яиц, пицца с сыром и ананасами…
- Колбаса! – подсказал Пирог. Он выбежал из-за лошади и нырнул за ближайшую кочку.
- Да, точно! Колбаса! – обрадовался король. – Если не поторопимся, всё съедят без нас.
- А я собиралась предложить Киприану экскурсию по стране, - сказала Юлиана.
- Так почему бы не начать с дворца? Дворец, сады, поля для гольфа. Не выпущу вас из города, пока не посетите мои владения!
Король не был намерен тянуть резину, поэтому Юлиане пришлось согласиться. На пир они явились, когда добрая половина из почтенных гостей уже задремала. Ведь стояла глубокая ночь. А ночью не спал только свирепый и мстительный призрак – Теневой Сенешаль. Он летал под звездами, был не прочь заслонить луну и навести тень на плетень. Когда Теневой Сенешаль понял, что во дворце готовится праздник, он подлетел к окнам, мстительно подул на стёкла – и стёкла лопнули, впуская внутрь дремотный дух. Сенешаль ненавидел праздники, которые устраивают по ночам.
Король оглядел присутствующих, увидел, что сталось с его окнами, и заявил, что без стёкол даже лучше.
- Свежий ночной воздух бодрит, и крепкому кофе с ним не тягаться, - сказал он. – А ну вставайте! Будем веселиться!
Гости потратили немало времени на то, чтобы выкарабкаться из тягучего сна. Первыми проснулись участники оркестра, которых специально пригласили на пир. Они взялись за смычки, заиграли на флейтах и принялись наяривать на саксофонах так, что многие не утерпели и пустились отплясывать буги-вуги. К столу, застланному кружевной скатертью, понесли кушанья. Официанты с подносами лавировали среди танцующих, как парусники в Глубоком море. Они то и дело отклонялись от курса, но всё-таки достигали цели. Пирогу и Кексу достался целый поднос тонко нарезанной колбасы. Мягколапе – рыба и кувшинчик со сметаной. Юлиана с Киприаном угощались пиццей – да так, что за ушами трещало. А Пелагея вертела головой и оборачивалась чуть ли не каждую минуту. Ей казалось, что чего-то не хватает. Вернее, кого-то.
Когда оркестр прекратил играть и на сцену вышел поэт, она поняла, кого именно недоставало. На шее у поэта был повязан дорогой шелковый платок, а в руках он держал блокнот. Да не абы какой – с вензелями, в твердом переплете. Всё, как положено. Раскрыв блокнот, поэт стал декламировать стихи. Король сидел на троне, облокотившись на поручни, мечтательно разглядывал потолок и улыбался. Публика была в восторге.
Но вот поэт запнулся, взволнованно поглядел в зал и спрыгнул со сцены. Если бы не яркое освещение, он бы нипочем не заметил Пелагею. А теперь он бежал к ней сквозь толпу со всех ног. Ему уступали дорогу. Перед ним благоговели. Никогда еще не относились к нему с таким почтением.
- Меня назначили главным поэтом при дворе! – сообщил он Пелагее, как только добрался до стола. – И знаешь, похоже, я нашел благодарных слушателей.
- Это же замечательно! – воскликнула та.
- Присоединяйся! – с набитым ртом сказала Юлиана. – Пицца пальчики оближешь!
Она отрезала от пиццы еще кусочек, наколола его на вилку и приготовилась съесть. Но тут в залу без предупреждения влетел Арчи. Он спотыкался на ровном месте, с опаской поглядывал через плечо и вообще вёл себя подозрительно.
Юлиана так и подскочила.
- Эй! Ты же должен сидеть за решеткой! Сбежал что ли?
- Не-не-не! – помотал головой Арчи. – Выпустили!
Юлиана с немым укором уставилась на короля. Но король только руками развел. Не мог же он через весь зал прокричать, что у него не хватило духу наказать своего подданного по всей строгости.
- Убийство отменяется, - сказал он после пира. – Клён ожил, а стало быть, Арчи можно и помиловать. К тому же, он мой близкий друг.
- Нерешительный король беда для страны, - вставил Пирог, который ошивался поблизости.
Бывшего Агента Катастроф выпустили на волю в тот же день и принесли извинения за доставленные неудобства. Ранэль с уязвленным достоинством одернул полы своего дизайнерского пиджака, выровнял стрелки на дизайнерских брюках и гордой походкой прошествовал к выходу. Он не стал бесцеремонно врываться на пир, как это сделал Арчи, а придумал кое-что получше. Под утро, когда королевские гости начали расходиться, Ранэль улучил момент и объявил, что даёт бал у себя дома. Зевающих оркестрантов он застал врасплох и нанял по цене ниже среднего. Он очень надеялся, что на бал явится Юлиана. Но у Юлианы были несколько иные планы.
- Мы с Киприаном отправимся путешествовать по железным дорогам, - сказала она. – Теперь мой дом всегда следует за мной. Это так удобно!
- А что насчет тебя? – обратился Ранэль к Пелагее. – Не откажешь?
Но Пелагея покачала головой.
- Нам с Мягколапой пора возвращаться в страну Желтых Полей. Недавно у нас вырос лес. Он еще совсем молод, хоть и строит из себя старожила. Одному ему наверняка неуютно.
Она подошла к Юлиане и крепко обняла ее на прощанье.
- Кто знает, когда еще свидимся, - проговорила Пелагея. – Береги себя.
- И ты… - Юлиана быстро смахнула непрошеную слезу. – И ты береги.
Следующим на очереди был Киприан. Чтобы обнять его, Пелагее пришлось подняться на цыпочки.
- Когда будешь вновь превращаться в дерево, постарайся сохранить внутри человеческий облик, - сказала она ему на ухо. – Храни его, как огонек свечи, который вот-вот погаснет на ветру. Тогда в следующий раз нипочем не промахнешься. И носи мои чулки. Они тебе очень к лицу.
Юлиана нетерпеливо потопала ногой и покосилась на Пелагею.
- Что вы там шепчетесь? – ревниво поинтересовалась она.
А Киприана захлестнул мощный прилив сил, как если бы на полноводной реке прорвало плотину. В сосудах забурлила настоящая кровь. Кожа сделалась мягкой и гладкой, теряя свойства коры. И Киприан задышал полной грудью, словно до этого его сковывали тесные доспехи.
Пелагея закончила с объятиями, потрепала за ушами Пирога и Кекса, после чего не спеша зашагала по аллее, прочь от дворца, навстречу новому дню. Киприан с лёгкой грустью смотрел ей вслед. Что принесет ей новый день? С какими приключениями она столкнется в стране Желтых Полей, на границе дремучего леса? И распознает ли кто-нибудь еще ее дивный талант пробуждать скрытое волшебство?