Если отправиться из Симферополя в Евпаторию на электричке, то в районе ж/д станции Прибрежное справа по ходу транспорта между небом и землей можно наблюдать розовую полосу. Это зрелище столь необычное, что меня подмывает выйти и изучить данное явление природы. Выскакиваю на остановке, перешагиваю через рельсы, бреду по колено в жесткой траве через лесополосу из серебристых ив, преодолеваю несколько маленьких холмов и рвов в направлении противоположном морскому пляжу.
И вот передо мной пустырь, пугающий своими масштабами. Его странным образом перечеркивают параллельные и перпендикулярные линии пунктиров, деля всю площадь на квадраты. Из земли (если можно назвать землей грунт под ногами) рядами торчат доживающие свой век деревянные пеньки. Полвека назад здесь размещался Сольпром, снабжающий великий Союз натрием хлора. Между рядами деревянных свай туда-сюда бегали вагонетки с грузом. Постепенно соляные копи опустошались, а колья вырастали. Теперь же они представляют собою просоленные, трухлявые огрызки. Казалось, дунь на них, и они рассыплются. Ан нет, стоят стоймя уродливые чубуки, опушенные отрепленной
до махровости древесиной.
Меня поражает незнакомый тонкий аромат. Очень сомнительно, что та растительность, которая предстала моему взгляду, могла так пахнуть. Травы здесь не отличаются разнообразием. Они локализуются редкими очажками на фоне сплошных бардовых солончаковых трав, которые лежат повсюду, куда глаз не кинь. Это суккулент солерос, и цветов на нем не наблюдается. Его побеги похожи на гофрированных червячков. Срываю один из них, растираю в ладонях и обнаруживаю, что хлорофилл в нем розового (!) цвета. Он горько пахнет алкалоидами, флавоноидами, антоцианами, дубильными и прочими ценными веществами.
Меня преследует желание отыскать ароматную траву, и я нюхаю все, что произрастает из соленого, прожаренного и колючего, как апликатор Кузнецова, грунта. Я сую нос в пониклые коричневые метелки осота, в кустики с мелкими лиловыми искорками, в серебристо-пыльные жидкие пучки. Они пахнут стерильной медицинской ватой, то есть ничем. И вот я натыкаюсь на скопление растений притушенного желтого цвета. Они похожи на веточки мимозы в миниатюре. Сажусь на корточки и приближаю к ним ноздри. Нет сомнений – это он, источник солончакового благоухания. Шагая по направлению к розовой полосе, я срываю травинку, облепленную ароматными крупинками, чтобы какое-то время наслаждаться запахом.
По пути мне встречается малочисленный народ, который, как и я не смог побороть любопытства и вместо того, чтобы валяться на пляже, обжаривая бока до сочных волдырей, потянулся на тихий зов розового чуда. Приближаясь к лиману, встречаю слева от дорожки разрытые недра. Здесь болящие, самоисцеляющиеся от гнили костей добывают черную грязь. В отдаленных от лимана местах она не засолена и годится для лечения суставов. Черная грязь располагается вперемешку с голубой глиной пластами. Сверху может находится слой голубой, а под ним черный и наоборот. Поэтому, если вы собрались на грязи, то обязательно захватите какую-нибудь лопатку.
В отдалении активно орудуют ковшами экскаваторы. Они добывают строительный материал – серую смесь песка, глины и гальки и уже вырыли внушительную яму, которая по закону сообщающихся сосудов тут же наполнилась водой, превращаясь в новый водоем. Очевидно, поэтому соленое озеро обмельчало. Два года назад я в нем купалась, дно было илистым, а в рапе мельтешили красные колонии мотыля. Теперь вода кое-где не прикрывает и щиколоток.
Между прочим, этот случай не единичный. Одним из показательных примеров нарушения водных горизонтов и путей – озеро в Инкермане. В окрестностях мужского монастыря был источник, названный в честь святого мученика Климента. В результате карьерных разработок белого известняка движение подземных вод было изменено, родник пробил себе новый путь и заполнил яму пресной водой. Карьер превратился в замечательное озеро.
Я пересекаю узкую песчаную полоску, за ней метров на двадцать простирается слой сильно засасывающей засоленной грязи. Ею лечиться нельзя. Далее разлеглось еще одно побережье – белый прочный шипастый соляной наст, на который я и выбираюсь, как на льдину. Осторожно ступая, подбираюсь к озеру. Вода толщиной пять сантиметров и на дне соль – все розового цвета. Бесформенные белые булыжники, выступающие на поверхность – это затвердевшие комки соли. Близко к берегу она рассыпчатая, напоминает песок. Дальше – твердая, неровная, вся в игольчатых пупырышках.
На поверхности плавает некая субстанция, напоминающая ржавчину. Надеюсь, это не что иное как дуналиелла. Эта микроскопическая водоросль, чувствует себя, как дома в рапе, выедающей глаза. Пишут, что она синтезирует каротин, который и определяет цвет тех мест, где она обретает.
Озираюсь вокруг себя и делаю снимки необозримой, до самого горизонта водной глади. Двое, парень и девушка бредут, как дети – рука в руке – по озеру, тихо смеясь и переговариваясь. Они впервые соприкасаются с первозданной природой. По интонации их голосов я чувствую, что они трепещут, ошеломленные красотой, величием и абсолютной тишиной. Их души, точно у меня на ладони, я вижу, как они в этот миг прекрасны, и слезы наворачиваются у меня на глаза.
Недавно СМИ прокукарекали по ящику очередную дурилку про некую особо полезную розовую соль, которая водится в Сиваше и соленых озерах Сак. Я нагребаю со дна килограмма три этого добра и отправляюсь в обратный путь, так как электричка на подходе. Решаю сегодня же рискнуть – посолить суп тем, что добыла «со дна морского».
По пути я размышляю о том, как умные евреи превратили Мертвое море в неисчерпаемый денежный источник. Крошечное государство, которое на карте мира и не видать, где нет ни сельскохозяйственных угодий, ни полезных ископаемых, по сути ничего, кроме Мертвого моря, процветает. Косметические и медицинские препараты на основе грязи и соли существенно укрепляют экономику Израиля. Что же (или кто) мешает нашему многострадальному Крыму сделать то же самое, используя Сиваш?
Остается надеяться, что и у нас найдутся умные евреи.