11
- Как же я скучала, Антоша! – сказала Дина, открыв глаза. – Знаешь, мне приснилось, что ты стоишь рядом со мной и рассказываешь о чудесном поле, о золотых колокольчиках и прекрасных парах, танцующих вальс. Я видела это поле, Антон! Это было так красиво, что у меня захватило дух! А потом ты сказал, что будешь ждать меня на этом поле всегда… О, Боже, как же романтично это все выглядело!
- Это не приснилось тебе, Дина! – Антон был вне себя от счастья – Дина проснулась в добром здравии и в хорошем настроении. – Я действительно был здесь и рассказывал тебе о своем сне. Это был мой сон, родная!
- Нет-нет, Антон! Ты ошибаешься – это был мой сон! Он был насыщен такими яркими красками и образами, что… Господи, я же видела эти пары, легко кружившиеся в танце по ковру из опавших листьев. Я слышала музыку золотых колокольчиков. И она была божественна.
- Надо же, нам с тобой приснился одинаковый сон! – Антон широко улыбнулся. – Как же это может быть?
- Наверно, даже под наркозом я думала о тебе, Антон. Ну, а ты думал обо мне. Вот нам и приснился один и тот же сон. Видишь, так бывает.
- Вижу… И думаю, что нам не понадобились десятки и сотни совпадающих обстоятельств нашей жизни, чтобы наши души сблизились.
- Но каждое новое совпадение лишь увеличивает нашу близость, Антон!
- Да, согласен, но я очень боюсь, что одно единственное расхождение может сразу все разрушить в один миг…
- Ты о чем, Антон? – бездонные глаза Дины испуганно распахнулись.
- Мы с тобою такие хрупкие создания, родная, и оба знаем об этом. И не мы распоряжаемся отпущенным нам временем. Кто-то из нас может уйти, а кто-то останется. Вот это и есть главное расхождение…
- Да-а, милый, - протянула Дина. - Время — это, пожалуй, все, что у нас есть. И однажды мы оба поймем, что времени у нас гораздо меньше, чем нам хотелось бы...
Больше они никогда не возвращались к этой теме, поскольку оба понимали – то, что произошло с ними – уже не в их воле, решив, что на самом деле все сейчас в руках Божьих. Но каждый из них в течение долгого времени постоянно думал и молился о другом.
Дни шли за днями, и Дина стала чувствовать себя лучше. Антона же, наоборот, донимали жестокие боли, и, успокоенный уколом обезболивающего, он засыпал, и мог проспать весь день и всю ночь. Врачи что-то постоянно делали с ним, возили на новые и новые обследования, меняли препараты, добиваясь иногда временного улучшения…
И тогда, в периоды этих недолгих улучшений его самочувствия Антон приходил к Дине, или Дина приходила к нему, и, обняв каждый свой штатив с капельницей, они проводили вместе столько времени, сколько могли.
Так прошло почти полгода.
Дина уверенно входила в стадию ремиссии, а Антону доктора, наконец-то, назначили новую операцию, считая, что после последнего курса лечения он сможет ее выдержать.
В тот вечер Антон засиделся допоздна, удерживая руку девушки в своей…
Дина вдруг порозовела, и это явно было видно на ее все еще бледном лице. А это означало, что она сильно смущена.
- Уже поздно, - сказала Дина. - Что будешь делать, Антон?
- А ты, родная? Ты уже хочешь спать?
- Хочешь остаться и спать здесь, со мной? – вдруг произнесла Дина, еще больше порозовев.
«Девчонки — это нечто!» – подумал Антон. – «У меня бы подобная фраза крутилась в мозгу часы, недели, а может быть и месяцы, прежде чем я сумел бы ее из себя выдавить. А она высказала это так естественно, так просто…»
- Конечно, хочу! – ответил Антон и с благодарностью слегка сжал кисть Дины своими пальцами.
Они улеглись в ее кровать. Было тесновато, но Антон и Дина провели потрясающую ночь…
Дина пахла какими-то нездешними цветами, а кожа у нее была такая же нежная, как у маленькой сестренки Антона Машуни. Поначалу Антон думал, что такая нежная кожа у девушки только на груди и на животе, но оказалось, что у нее везде так. Вытянувшись рядом, они гладили и целовали друг друга, урывками спали, мечтали о своей будущей жизни. До того главного момента, который мужчину делает мужчиной, а женщину женщиной, у них не дошло – не хватило сил ни у одного из них…
Ранним утром, когда Антон, проснувшись, уже собирался уходить в свою палату, их «спалила» старшая медсестра Марина Сергеевна.
Началось театральное действо, равного которому по накалу отделение медрадиологии еще не знало. Марина Сергеевна развопилась, ночная санитарка тоже, и они вопили на два голоса так, как будто Антон и Дина разрушили напрочь весь хрупкий мирок отделения, попрали все основы нравственности если не в России, то уж в клинике точно! Двери палат хлопали, собирая около палаты Дины всех желающих посмотреть на этот спектакль, а разъяренные мегеры призывали их в свидетели, в то время как Антон и Дина были счастливы вполне и безмятежно улыбались...
- Ну-ка, заткнитесь обе! – вдруг прозвучал голос Марии Михайловны, которая пришла на смену, и даже не успела еще переодеться. - Оставьте их в покое!
- Как это – оставьте?! – возмутилась Марина Сергеевна. – Они грубейшим образом нарушили режим…
- Кому вы служите, Марина Сергеевна?! — Мария Михайловна гневно прервала тираду старшей медсестры. - Пациентам или режиму? А теперь замолчите! Отправляйтесь чесать языками куда подальше. Здесь вам не базар!
Санитарка быстренько ретировалась, но Марина Сергеевна продолжала стоять истуканом, гневно раздувая щеки.
- Антон, ты понимаешь, что ты наделал? – спросила она, все же заметно убавив громкость своего громкоговорителя. – Режим обязателен для всех пациентов отделения…
- Мне наплевать на ваш режим! – Антон не дал ей договорить. – И Дине тоже! И что вы нам можете сделать?! Нам ведь хуже уже не будет, что бы вы не сделали… Хотя, рак – такая подлая штука, что как бы он ни терзал и ни мучил тебя сегодня, завтра все может стать ещё хуже!
Зрители потихоньку расходились, а Кащей из-за спины старшей медсестры, пребывая в полном восхищении, показал Антону большой палец и подмигнул ему.
- Антон, иди в палату, я скоро приду к тебе! – сухо произнесла Мария Михайловна.
Ее Антон не посмел ослушаться…
Переглянувшись с Диной, они улыбнулись друг другу и… расстались.