Чаша и Парфюмер

Виктор Гранин
                История эта, действительно, о чаше. Из литого хрусталя, она обитала на полке серванта в малометражной однокомнатной хрущовке третьей четверти двадцатого века. Едва ли когда-либо она использовалась по назначению; а, скорее всего, попросту была, чтобы быть как у всех по моде обитателей тех времён. Хозяйка её изо всех сил билась, чтобы жить не хуже других; и в этом деле довольно преуспела. Добротная мебель, паркетный (!) пол благоухал мастикой, занавески, ковры и посреди единственной комнаты - круглый стол с гобеленовой скатертью  с кистями едва ли не до пола. Всё это добро содержалось ею ночными бдениями в немыслимой для трудового народа чистоте, что давалось непросто, так что достаток этот был не вполне буржуазный, а сильно натянутый под образец, как к оригиналу - репродукции шедевров в ширпотребовских рамках на участках стен, ещё свободных здесь от ковров и мебели.

                К комнате примыкала крохотная кухонька, также заполненная всем, что полагалось быть на кухне:  раскладной столик, газовая плита, пара шкафчиков для утвари, пара тумбочек для кастрюль и сковородок и пожилой холодильник, весь распираемый от продуктов благословенного юга. И вот этой последней сентенцией мы подошли к главному богатству жилища. Несомненно, это было окно. Обычно оно было настежь растворено из кухни и открывало -  свозь зеленолистое обрамление хозяйкиной виноградной лозы - вид сначала на кровли домов, стоящих вниз по склону горы до зарослей высоких сосен, свободно пропускающих сквозь себя безбрежную синеву морских пространств, особенных в этом крае, кажется насквозь пропитанного запахами субтропиков, которыми привольно было дышать, но невероятно трудно передать скупыми словесами.

                Вот и человек из мест, где обычен запах тундр, трав, болот и холодного моря, чреватого своими подводными богатствами, переполняющими его через край; ещё там были голые скалы, в жаркую пору благоухающие мхами да лишайниками; знатоками бывал уловим и запах не вполне сгоревшего в работе тротила в смеси с селитрой, да ещё привкус солярки примешивался сюда  слабой линией местных ароматов - этот человек сейчас был далёк от всего этого и безвольно поглощал ароматы кухни: чистоты нарочитого ухода, мастики, бытового газа, свежайших яблок, не менее свежих сосисок из господина холодильного дела; и всё это сочетание достатка  безмерно обогащал воздушный поток из заоконных пространств.      
                Виноградная лоза с уже заметными ягодами только обрамляла струящуюся струю сказочного мира, безуспешно пытающегося спрятаться среди сосен, кипарисов и пальм;  тщетно - ибо владыкой мира здесь  было тёплое море, сегодня нежащегося под ласковыми небесами от своего берега да в даль безбрежную.
                Как пахло море, даже наш Парфюмер передать не в силах, ибо он уже изнемогает   от обволакивающей  благодати, тонкость  восприятия  покинула его существо и только воображение исподволь включает в меркнущем  сознании картины мира собственных грёз и услышанных где-то и когда-то сказок  древних Греций, Персий, Египтов и....
.... и ещё всего того, чем   богата история человечества, животного мира и вообще планеты, имя которой Земля.

...Так бросим же себя в тот вечно зыбкий низ,
В пучину древних волн, где странствовал Улисс.
К туманным берегам неведомой  земли,
Вольно нам повести надежды корабли.
О, как открыта даль вокруг до горизонта!
Здесь воздух пряно густ и, весело дыша,
Под парусом тугим, натянутым до звона
С волной на перепев поет твоя душа.
Когда ж неверный ветер коварно нас оставит
Ветрила опадут, обвиснет такелаж
Печали нет причин - ведь нами твердо правят
Ведущие вперед: азарт, игра, кураж.
Ударим же веслом в настой журчащей сини
Пучина не страшит, покорная отныне
Пусть мышцы заскрипят, и льет соленый пот,
Но рвется наш корабль решительно вперед.
Нас ожидает там, за каждым поворотом
Густой покров лесов - обители народов
В тени душистых кущ нас ожидают встречи
Уже готовят стол - гостеприимен вечер-
И пенится вино и режется скотина
Для жаркого огня - Как сладостна картина!
Потом с ночных вершин к нам рухнут грома стансы
Оставится вино, настанет время танца
Пусть с неба льет на нас поток хрустальных красок
Веселого дождя  - мы не оставим плясок.
Плечом к плечу, горя, сомкнется тесный круг.
Но ищет жадный взор призывный знак подруг,
Поймав лукавый взгляд, мы скроемся от всех
Чтоб в луже на траве сгорать в костре утех,
Там в схватке жадных тел, ликуя и вопя,
Случайно сотворить случайности дитя...

              ...Некое подобие взрыва заявило о себе за стеной. В недоумении Парфюмер прервал свои упражнения и направился к месту, где предполагался источник его беспокойства.
                В координатах он не ошибся. Но картина случившегося происшествия его озадачила: хрустальная чаша без видимых причин превратилась в кучку мелких осколков, а некоторые из них обнаружили себя даже в соседних тарелках, стаканах и рюмках.
                Что же случилось здесь в отсутствии кого-либо их живого? - не ясно и по сей день.
                Кстати, тогда начиналась вторая половина века хозяйки чаши. И сейчас, в завершение половины второй она вряд ли вспомнит о той потере. Хотя всякое ей приходит на ум иногда.

               А Парфюмеру тому случается иногда впадать и в мистику, и уж тогда он связывает разрушение той чаши с мощью излучения, исходившего в момент чашиной катастрофы, от него под воздействием впечатлений, случившихся перед растворённым окном тёщиной квартиры.


04.09.2018         02:17:18