7
Антон пустыми глазами глядел в потолок — от него только что ушли врачи, сообщив о новой опухоли и о необходимости новой операции. Он и сам давно чувствовал постоянную боль в правой брови - такую, как будто в нее медленно вбивают гвоздь, и ощущал падение зрения в правом глазу, но одно дело твои предположения, а другое дело – врачебный вердикт.
В палату вошел Батон и молча присел на табурет.
- Как ты, Андрюха? – спросил Антон.
- Я попрощаться зашел, - ответил Батон, неловко съежившись. – Я стоял у двери, Антон, и все слышал, ты уж извини…
- Почему бы им просто не сказать мне, что все бесполезно и что я все равно умру? Это было бы честно по отношению ко мне! – вспылил Антон.
И тут Батон словно оглох и потерял дар речи, как и все прочие здесь, в клинике. Если ты произносишь в этих стенах слово «смерть», никто этого как будто не слышит. Это слово улетает в какую-то дыру, потому что все сразу начинают говорить о другом…
- Что же ты молчишь, друг?! Или ты тоже будешь убеждать меня в обратном?
Батон внимательно посмотрел на Антона.
- Ну же! Не сдавайся, Андрюха, не глохни!
- Антон, а почему ты хочешь, чтобы тебе сказали то, что тебе и так известно? Ты же не думаешь всерьез, что здесь какая-то иная больница, не такая, как все другие? Что сюда ложатся лишь затем, чтобы выздороветь? Но ведь сюда приходят и умирать…
- Ты прав, Андрей! – сказал Антон после недолгого раздумья. – Мне кажется, что ту же самую ошибку мы совершаем и по отношению к жизни. Мы считаем по младости лет ее вечной, забывая при этом, насколько тонка нить, нас с нею связывающая. Мы делаем все, чтобы казаться бессмертными, а это большая ошибка…
Оба ненадолго замолчали, чтобы свыкнуться с новыми соображениями.
- А я только-только познакомился с Диной… - тихо сказал Антон. – Только зачем ей такой урод как я?!
- Знаешь, Лунатик, ты хоть и не красавец со своей лунообразной башкой с антенной, но ты очень добрый малый, и ты живешь сердцем. А этого, сердечного в тебе очень много – хватит на двоих с Диной. Так что, слушай лучше свое сердце, братишка! И не отвергай Дину – ей ведь тоже не очень просто здесь…
- А что у тебя с Анжелой, Андрюха? Любовь? Или так, побаловаться?
Батон каким-то странным взглядом посмотрел прямо в глаза другу…
- Анжела умерла, брат. Во сне… Вчера… Ты много пропустил за те трое суток, что проспал!
- Прости, Андрей! Я не знал…
- Конечно, не знал. И присниться она тебе не могла… Так что, извинения не нужны! Анжела знала, что умрет со дня на день – чувствовала это. И попросила меня поиграть с ней в любовь… Она не хотела умирать, не познав ощущений первого поцелуя… И первой любви, ну, хотя бы понарошку… И попросила, чтобы мы целовались по-взрослому, ну, с языками, с обнимашками… И даже положила мою руку себе на грудь… Ну, вернее, на то место, где у девушек, не истощенных химией, бывает грудь. Но я ощутил только крошечные напрягшиеся сосочки… Мне… Мне так жаль ее, Антон!
- Вот ты где, Безуглов! – сказала, входя в палату Антона Анна Петровна – лечащий врач Батона. – Пойдем в ординаторскую, все твои документы готовы.
- Что ж, прощай, Антон!
- Прощай, Андрей!
Больше друзья не виделись…
Батон – Андрей Безуглов прожил еще четыре года. В восемнадцать он даже хотел жениться… Работал переплетчиком в библиотеке, ездил с друзьями на рыбалку, на охоту, по грибы, увлекался чтением книг. Полноценно жил. «Сгорел» в один миг. Но «сгорел» с таким вкусом к жизни, и так её прожил...