Макейн умер. Одним больным на голову сенатором в США стало меньше, и это хорошо.
Остаётся два вопроса:
- Сколько таких больных ещё осталось на ответственных должностях в США?
и
- Как это допустили граждане США, доверив таким больным людям судьбу своей страны, своё будущее, свои жизни?
Кто такой Макейн? Автор санкционной политики, инициатор вторжений в другие страны и большой друг исламским террористов . Выполз он в большую политику из вьетнамского госпиталя, в который он попал когда его подбитого подобрали вьетнамские военные. Как ни странно на родине его встречали как героя - это после варварских бомбардировок химическими реагентами жителей целой страны, которая ни на кого не нападала и никогда американцам не угрожала.
Мирное население Вьетнама, как его южной, так и северной частей, понесло огромный урон в этой войне. Южный Вьетнам был залит американскими дефолиантами, в северном Вьетнаме в результате многолетних бомбардировок американской авиацией погибло много жителей, была разрушена инфраструктура.
После ухода США из Вьетнама многие американские ветераны впоследствии страдали психическими расстройствами и различного рода заболеваниями, вызванными применением диоксида, содержащегося в "agent orange". Несколько десятков тысяч покончили жизнь самоубийством. Во Вьетнаме воевали представители нынешней американской элиты: сенаторы Джон Керри, МакКейн (один из кандидатов в президенты).
Приблизительно 60 процентами гербицидов, используемых во Вьетнаме, был агент орандж. Больше чем 43 миллиона!!! литров из него использовались от 1962-1970. Больше чем 30 миллионов литров Agent White, Blue, Purple, Pink and Green, также распылялись В эти годы. концентрации были в 20 - 55 раз выше нормальных норм, которые используются в сельском хозяйстве.
Масштабное применение американскими войсками химикатов привело к тяжёлым последствиям. Практически полностью были уничтожены мангровые леса (500 тыс. га), поражено 60 % (около 1 млн га) джунглей и 30 % (более 100 тыс. га) равнинных лесов приблизительно 200,000 гектар зерновых культур. Американские войска уничтожили от 40 до 100 % посевов бананов, риса, сладкого картофеля, папайи, помидоров, 70 % кокосовых плантаций, 60 % гевеи, 110 тыс. га плантаций казуарины.
В результате применения химикатов серьёзно изменился экологический баланс Вьетнама. В поражённых районах из 150 видов птиц осталось 18,произошло почти полное исчезновение земноводных и насекомых, сократилось число рыб в реках и произошло изменение их состава. Был нарушен микробиологический состав почв, отравлены растения. Резко сократилось число видов древесно-кустарниковых пород влажного тропического леса: в поражённых районах остались единичные виды деревьев и несколько видов колючих трав, не пригодных в корм скоту
В человеческих телах период полураспада составляет 11–15 лет, хотя может доходить и до 20 лет. В окружающей среде период полураспада варьируется в зависимости от типа почвы и глубины проникновения. Солнце разлагает диоксин, таким образом, на листве и поверхностях почвы он продолжается 1–3 года, в зависимости от условий. У диоксина, находящегося под поверхностью или глубоко в осадке рек и других масс воды, период полураспада может быть больше 100 лет
http://howitworks.iknowit.ru/paper1410.html
Изменения в фауне Вьетнама повлекли вытеснение одного вида чёрных крыс другими видами, являющимися разносчиками чумы в Южной и Юго-Восточной Азии. В видовом составе клещей появились клещи-разносчики опасных болезней. Аналогичные изменения произошли в видовом составе комаров: вместо безвредных комаров-эндемиков появились комары-разносчики малярии.
http://www.himvoiska.narod.ru/vietnam.html
Агент Оранж (смесь 1:1 2,4-дихлорфеноксиуксусной кислоты) 2,4-D и 2,4,5-трихлорфеноксиуксусной кислоты (2,4,5-T), так же как и другие вещества (Агент Пурпур, Агент Пинк, Агент Блю, Агент Уайт и Агент Грин) из-за упрощённой технологии синтеза содержал значительные концентрации диоксинов, который вызывают рак и генетические мутации у людей, соприкасавшихся с ними. В общей сложности около 14 % территории Вьетнама было подвергнуто воздействию этого яда. С 1980 года принимаются попытки добиться компенсации с помощью судебных разбирательств, в том числе и с фирмами производящими эти вещества (Dow Chemical и Monsanto). Ветераны США, Новой Зеландии, Австралии и Канады получили компенсацию в 1984 году. Вьетнамским и южнокорейским жертвам в выплатах было отказано.
По данным Вьетнамского общества пострадавших от диоксина, из трех млн. вьетнамцев - жертв химиката к настоящему времени свыше миллиона человек в возрасте до 18 лет стали инвалидами, страдающими наследственными заболеваниями.
Диоксин является стойким веществом, попадая в организм человека с водой и пищей, он вызывает различные заболевания печени и крови, массовые врождённые уродства новорожденных и нарушения нормального протекания беременности. После применения американскими военными дефолиантов уже после войны погибло несколько десятков тысяч человек. Всего во Вьетнаме насчитывается около 4,8 миллиона жертв распыления дефолиантов, в том числе три миллиона непосредственно пострадавших.
Операция «Ranch Hand» была начата в январе 1962 года и продолжалась до 1971 года. Применялись химические агенты, носившие названия Розовый, Зелёный, Пурпурный, Голубой, Оранжевый (названия произошли от цвета маркировки контейнеров с химикатами). Наибольшую известность получил Оранжевый агент (Агент Оранж), оказавшийся токсичным для человеческого организма. Самой большой обработке дефолиантами подверглись Специальная зона Рунг-Сат в дельте Меконга, военные зоны C и D. Всего над Южным Вьетнамом было распылено 68 000 м дефолиантов, основную часть которых составлял Оранжевый агент. Кроме того, распыление происходило и над Лаосом, где пролегала основная часть «тропы Хо Ши Мина».
Американские военные также применяли газы; вызывали искусственное облакообразование и кислотные дожди, применяя обработку облаков химикатами и закисление атмосферы; распыляли химикаты, вызывающие сильные пожары в джунглях.
Ещё в ходе войны применение дефолиантов подвергалось критике; впоследствии выяснилось, что Оранжевый агент привёл к тяжёлым заболеваниям у большого числа американских солдат, в числе которых оказался и Маккейн.
В августе 1961 года применение химикатов для уничтожения растительности в Южном Вьетнаме санкционировал Джон Кеннеди.
Предыстория:
Крупный американский политик, член Республиканской партии, Ричард Никсон неоднократно участвовал в избирательных кампаниях. В 1952 и 1956 годах он шел на выборы как кандидат в вице-президенты страны в паре с Дуайтом Эйзенхауэром, и оба раза их тандем побеждал. Находясь на второй по значимости в Соединенных Штатах должности, Никсон посещал Советский Союз и встречался с Никитой Хрущевым. В 1960 году он проиграл президентские выборы Джону Кеннеди. 22 ноября 1963 года Кеннеди был убит. С этого дня исполнение обязанностей президента взял на себя Линдон Джонсон. Джонсон (ехавший в том же кортеже машин, что и президент Кеннеди) приступил к исполнению обязанностей президента немедленно принеся присягу на борту президентского самолёта № 1, стоявшего на аэродроме Далласа, непосредственно перед вылетом в Вашингтон. Главным внешнеполитическим событием периода президентства Джонсона стала война во Вьетнаме. Во Вьетнаме, как и недавно в Сирии были применены, разработанные компанией МОНСАНТО химические вещества для борьбы с насекомымыми, которые не находили сбыта по своему прямому назначению. Эта компания оплачивала выборную компанию Джонсона. Летом 1965 года Джонсон принял решение об увеличении американского контингента во Вьетнаме. Численность американских вооружённых сил во Вьетнаме увеличилась с 20 тысяч при Кеннеди до почти 540 тысяч к концу президентского срока Джонсона.
В 1972 году Никсону предстояли выборы. А в ночь на 17 июня в гостинице «Уотергейт» в Вашингтоне была арестована група лиц якобы занимавшаяся шпионажем в служебной квартире представителя Демократической партии Лоуренса О`Брайена.
Несмотря на эту гряязную провокацию Никсону удалось выиграть выборы. Более того, в конце 1972 года он закончил грязную войну во Вьетнаме. 30 апреля 1973 года ему пришлось отправить в отставку часть своей администрации - президент тогда сделал вид, что не уследил за незаконными действиями подчиненных. В октябре 1973 года Никсон уволил коррумпированного прокурора, а в 1974 27-летняя Хиллари стала членом юридической комиссии, готовящей обвинительный акт в связи с Уотергейтским скандалом.
Сегодня, когда готовится новая военная провокация с применением хим.оружия, которое до сих пор НЕ уничтожено в США, и вновь готовится прибытие "Белых касок" в Сирию для того чтобы осуществлять информационную поддержку провокации, вопрос как это прекратить должен быть решён.
"Белые каски" , оказавшиеся на 100% совместным проектом ряда западных и незападных государств, существование которого обеспечивают разведки всех мастей - западные в первую голову - ОЧЕНЬ БОЛЬНУЮ ГОЛОВУ, всего лишь малая часть айсберга о который разобьётся жизнь европейцев.
Вопрос о том, кто и как поспособствовал возникновению и оглушительным успехам едва ли ни самого крупного нового игрока - "Исламского государства" - уже не возникает. Оно ликвидировано, и возникает другой вопрос - почему дело его живёт?
Этого, невидимого пока для потерявших политическое видение политиков, нового зверя выращивают те же до глупости самонадеянные круги, которые точно также выдвинули Гитлера. Схема этой безбашенной спецоперации описана в ряде глав романа Юрия Шушкевича "Вексель судьбы" (2014 г).
Юрий Шушкевич: "Вероятно, в ближайшие десятилетия многое на сей счет станет известным. Почти наверняка выяснится, что не обошлось без афганского героина в качестве "стартового капитала". И, как положено, пышный букет из всевозможных разведок и спецслужб..."
~ ...Партнёр и с недавних пор соуправитель женевской адвокатской конторы “Garry Awerbach” Майкл Сименс был аккуратен, трудолюбив и немногословен.Из этих трёх черт, в достаточной степени определявших его характер, первую и третью он старался на публике подчёркивать и даже немного педалировать, а вторую – предпочитал скрывать. Майкл полагал, что открыто демонстрируемое трудолюбие принижает его значимость в качестве влиятельного и опытного юриста, бизнес которого строится пусть на нечастых, но зато чрезвычайно масштабных и, как правило, фантастически щедрых в части вознаграждения поручениях и проектах. Он хорошо знал психологию своих заказчиков, среди которых можно было встретить кого угодно, но только не трудяг и не собирателей капитала по принципу “brick to brick”. Именно для этой публики, привыкшей полагаться на удачу, юридический советник и финансовый консультант – а Майкл, главным образом, брался за услуги соответствующего профиля – также должен был быть блестящ, успешен, удачлив или, говоря по-русски, фартов.
Майкл Сименс родился и вырос в Москве, и до двадцати трёх лет был Михаилом Львовичем Цимесским. Прежний Миша Цимесский пропал без вести в Афганистане в 1984 году, куда был мобилизован сразу же после окончания педагогического института. Во время вынужденной отлучки в расположение соседнего батальона за запасной лучевой антенной для радиостанции, катушку с которой накануне раздавил бронетранспортёр, но виноватым назначали его – история мутная и малоприятная,– он был схвачен бородачами и уведён в горы. Поскольку его исчезновение из части произошло не во время боевых действий, он отлично понимал, какая участь ожидает его как дезертира, и потому сразу же исключил для себя возможность возвращения. В отличие от многих, Мише повезло – его доставили в лагерь моджахедов, плотно опекаемых американцами, поэтому вместо пыток или обращения в ислам сразу же предложили поставить свою подпись под какой-то международной петицией и эмигрировать в Канаду.
Так Миша и поступил. Получив статус беженца со всеми причитающимися благами, он вполне мог, подобно иным своим товарищам по афганскому плену, безбедно прожигать жизнь на welfare. Однако он сразу же избрал другой путь – поступил в университет в Монреале, где за несколько лет приобрёл специальность магистра права, и затем до начала девяностых стажировался в крупных финансовых компаниях. Чтобы заслужить репутацию профессионала, все эти годы ему приходилось пахать без перерывов и выходных, однако результат не замедлил сказаться: реноме Майкла Сименса как дипломированного юриста, сведущего в вопросах торгового финансирования, биржевых операций и аудита, было безукоризненным.
В России у него оставалась только старенькая мать, которая была уверена, что её сын погиб на афганской войне. Пока на родине довлела статья за дезертирство, он боялся, что если мать прознает о его спасении, то вместо переписки или свидания пострадает от властей, а после горбачёвской амнистии решил, что весть о его “воскрешении” для старушки может стать убийственной. Поэтому он поспешил сжечь все мосты и забыть о прошлом навсегда, чтобы полностью посвятить себя новой жизни.
Как только к середине девяностых Майкл наконец-то скопил из своих заработков и бонусов первый миллион долларов, он решил из высокооплачиваемого “наёмника” сделаться предпринимателем и совладельцем юридического бизнеса. К тому времени на Западе в полной мере обозначился и продолжал набирать силу поток денег из России. И хотя Майкл принципиально не афишировал своё российской прошлое, он быстро сообразил, что знание языка и менталитета бывших соотечественников является ценным капиталом. И капитал этот был им в полной мере реализован на новом месте работы в адвокатском бюро в Женеве.
Майкл присутствовал практически на всех стартовых встречах в своём бюро, проводимых с участием Авербаха. Между ними существовала договорённость, что если Авербах загружен или не желает заниматься тем или иным клиентом, то клиент переходит к Майклу.
После известной нам беседы, на которой Алексей Гурилёв просил у Авербаха содействия в розыске царского фонда, Майкл по традиции выдержал паузу, а затем поинтересовался у Гарри, имеет ли тот какие-либо соображения по поводу “странной парочки из России”.
Авербах, не отрываясь от просмотра корреспонденции, ответил, что case is closed, поскольку согласно только что полученной из Banque Nationale le Suisse информации, фонд найден, и доступ к нему подтверждён.
Уединившись в кабинете, Майкл поймал себя на мысли, что по какой-то причине этот несостоявшийся проект чрезвычайно его интересует, а ускользнувшая возможность поработать с ним вызывает настоящее сожаление.
Пытаясь разобраться в причинах этого сожаления, Майкл перебирал в голове различные резоны, которые, возможно, он подсознательно имел в виду, рассчитывая на работу по данной теме,– однако ни один не мог объяснить его особенного к ней интереса. Экстраординарное вознаграждение – нет, ведь он не знает ни размеров “царского фонда”, ни его юридического статуса. Желание познакомиться и поработать с людьми, в жилах которых, в отличие от большинства прячущих или разыскивающих чужие деньги современных богатеев, течёт, не исключено, настоящая sang royal – тоже не могло служить движущей причиной, ибо Майкл всегда оставался равнодушен к сословным прерогативам, полагая, что в современном мире продаётся и покупается абсолютно всё. Прекраснодушный интерес, который мог состоять в желании вернуть России часть её потерянных богатств, аналогичным образом не имел ни малейшего права на существование, поскольку эта холодная и жестокая страна, которая никогда не была ласкова ни к нему, ни к его предкам, не имела для Майкла ни малейшей ценности, за исключением разве что в качестве объекта для бизнеса и источника клиентуры.
Прозрение явилось ближе к концу дня, когда Майкл провёл две важные встречи по одному многообещающему проекту, для которого он использовал рабочее название “восточный трансфер”. Речь шла о цепочке сделок, в рамках которой предстояло легализовать и включить в законный оборот на европейском финансовом рынке многомиллиардный актив со Среднего Востока. Актив был не вполне чист, и это порождало сложности, за преодоление которых заказчики были готовы оплачивать услуги Майкла по совершенно фантастическим расценкам. Будучи по своей натуре человеком крайне острожным, Майкл ни за что бы не ввязался в подобное дело, если бы на его имя уже не был открыт аккредитив в девяносто миллионов евро, да и от самих заказчиков не исходил бы парализующий дух “предложения, от которого невозможно отказаться”.
Для успешного проведения этой грандиозной операции Майкл использовал все свои знания, связи и предпринимательский талант. За короткое время им были специально учреждены по всему миру несколько десятков компаний, через которые уже вовсю велись пароходные поставки хлопка, сахара и марганцевой руды, приобретались фьючерсы на нефть и зерно, выкупались государственные облигации и корпоративные бумаги. Параллельно он провёл работу с одним хорошо знакомым ему CEO в крупном сингапурском хедж-фонде и приятелем-канадцем, недавно назначенным главой инвестиционной корпорации в Чикаго.
Теперь торговым компаниям, всё предыдущее время демонстрировавшим стремительный рост реального оборота, надлежало обратиться за кредитами ради кратного увеличения продаж в чикагскую инвестиционную корпорацию. Перед тем же, как открыть кредит, та должна была застраховать свои риски в сингапурском хедж-фонде, в распоряжение которого “восточные деньги” поступали в виде краткосрочных рисковых бумаг. На другую их часть контрактовались биржевые товары, которые затем должны были быть перепроданы компаниям, получившим кредит.
Суть операции состояла в том, что закупленные наугад товары в конечном итоге приплывали туда, где их ждали и где они были по-настоящему нужны. При этом если рыночная цена оказывалась выше оплаченной, то законная прибыль сразу же отправлялась на швейцарские счета бенефициаров, а если рынок уходил вниз и кредит не возвращался, то хедж-фонд возмещал чикагской инвесткорпорации её потери. Иными словами, половина проблемных денег, пробежав по кругу между Сингапуром и Чикаго, изображала, что компенсирует убытки от падения ценовых котировок, в то время как остальные оседали на счетах подконтрольных перепродавцов. В конечном итоге обе части, отметившись в качестве легального дохода, вновь соединялись и переправлялись в Швейцарию.
Эта придуманная Майклом схема была выигрышна тем, что опиралась на оборот реальных commodities и тем самым навряд ли могла обратить на себя внимание. А уж если бы и обратила – то колоссальное разнообразие стран отгрузки и пунктов назначения, к тому же кратно увеличенное с помощью подконтрольных перепродаж, делало задачу разобраться в ней практически невыполнимой. Майкл отлично знал, что если банковские транзакции засвечиваются навсегда, то детали товарного оборота можно восстановить в полной мере лишь в течение весьма непродолжительного времени, пока ещё живо понимание тонкостей биржевых котировок и не сгорели инвойсы.
Однако схема имела один серьёзный недостаток, и этот недостаток был связан с тем, что деньги должны были поступить в Швейцарию в течение весьма короткого срока. Если бы кто-то случайно обратил внимание на однотипность этих платежей, то сохранялась возможность, изучив по горячим следам всю цепочку, найти признаки “легализации” – и немедленно обратить ожидаемый успех в грандиозное поражение. Ибо если обычное разбирательство в хитросплетениях запутанных Майклом связей между компаниями, открытыми по всему миру, могло растянуться на годы и иметь мизерные шансы на успех, то сосредоточение сумм и событий в коротком интервале давало потенциальным расследователям шанс до чего-нибудь докопаться.
Поэтому с некоторых пор главной задачей Майкла стало устроить всё таким образом, чтобы на залп “восточных денег”, заливаемых в швейцарские банки, никто бы не обратил ни малейшего внимания. Ведь хорошо известно, что нельзя создать нераскрываемый шифр, однако можно организовать дело таким образом, что заветный шифр либо не найдут, либо не распознают в нём подлинной ценности.
Майкл отлично понимал, кто именно первым может обратить внимание на “залповый трансфер”. С этим человеком, которого звали Люк Себастьян, он дружил и играл в гольф на протяжении множества лет. Люк считался резидентом британской финансовой разведки в Женеве, и на этой почве Майкл время от времени взаимодействовал с ним, делясь конфиденциальной информацией о некоторых своих сделках и клиентах. Подобная практика не вызывала у него ни малейших угрызений, поскольку Великобританию он по-настоящему любил и полагал, что именно от этой страны зависит правильный ход дел на европейском континенте. Его привлекала английская жизненная философия “консервативного индивидуализма”, и дружба с каждым настоящим её носителем – а Люк был истинный англичанин от волос и до кончиков ногтей – воспринималась как нечастая возможность удовлетворить не столько человеческую, сколько эстетическую потребность в проницательном и жёстком собеседнике, в общении с которым ты добиваешься непростого права на паритет.
Без каких-либо нравственных страданий Майкл незаметно сдал бы Люку механизм и интересантов пресловутого “восточного трансфера”, как множество раз поступал с клиентами из России или Китая,– если б не масштаб сделки и её подтекст. Грандиозность операции и ожидаемое личное вознаграждение были столь высоки, что даже при всей щедрости Люк вряд ли сумел бы привести к нему в качестве ответного жеста сопоставимого по отдаче клиента. Щедростью же Люк не отличался, поскольку подобно значительной части британцев полагал, что в большинстве случаев достаточным вознаграждением является сама возможность общения и покровительства с его стороны. Что же касалось подтекста, то здесь у Майкла имелось ясное понимание, что приводимые им в движение капиталы принадлежат отнюдь не рутинным коррупционерам или наркобаронам, а некой неведомой, но жёсткой и целенаправленной силе, которая пока не вышла из тени и лишь подготавливает себя для большой игры.
Поэтому ни разу в жизни не сомневавшийся, что дружить следует только с сильными, все последние дни Майкл напряжённо искал способы хотя бы на несколько недель отвлечь внимание Люка и его подопечных от финального этапа придуманного им хитроумного трансфера. На несколько предстоящих недель мозги англичан во что бы то ни стало должны были оказаться занятыми чем-то другим, серьёзным и многообещающим, и тогда он успеет замести следы...
Согласившись на работу с деньгами с востока, Майкл прекрасно понимал, в какой части поля возможных обстоятельств и ходов находится эта гибельная зона, страшился её и надеялся, что ему повезёт в неё не вляпаться. На крайний случай у него имелся пусть не самый привлекательный, однако вполне надёжный план – закрыть свой публичный бизнес и переместиться под крыло Люка. Майкл знал не понаслышке, сколь ценят и защищают британцы тех, кто продуктивно на них работает, и потому имел абсолютную уверенность, что любая подобного рода просьба с его стороны будет удовлетворена.
А случилось то самое труднопредсказуемое и непреодолимое в рамках обычных человеческих усилий событие, которое сразу же поставило крест на планах Майкла грандиозно заработать и уйти на покой – информация о восточной мегасделке просочилась на Запад. Майкл допускал, что в силу масштаба американцы или англичане через свою агентуру рано или поздно о ней прознают, однако до последнего был уверен, что на установление её связи с придуманными им, Майклом, транзакциями уйдут месяцы или даже годы, за которые он успеет замести следы – всё остальное его не интересовало, утечка общих сведений не была страшна. А в том, что наиболее болезненных и опасных адресных утечек в ближайшее время ни в коем случае не произойдёт, его множество раз заверяли восточные заказчики, которые сами их боялись пуще огня и авансом расправлялись со всяким в своём окружении, кто мог быть заподозрен даже в ничтожнейшей нелояльности. На одной из встреч в качестве доказательства суровости царящих в их стане нравов Майклу даже показали видео с отрезанием чьей-то головы.
Однако каким-то непостижимым образом утечки не только произошли, но то ли начались столь рано, то ли оказались столь верными и точными, что завершающие этапы швейцарского трансфера необратимо перемещались под английский “колпак”.
Майкл не был бы собой, если б не сумел почувствовать неладное на самой ранней стадии – когда из китайского и бразильского банков практически одновременно поступили сообщения о неожиданной проверке аккредитивов, которыми финансировались организованные в качестве технического прикрытия морские перевозки. Вскоре без объяснения причин стал улетать в Лондон Люк – сперва всего на день, а вскоре – на все три. Затем работающие на Майкла брокеры начали жаловаться на внимание “регуляторов” к оффшорным счетам, заметно выходящее за рутинный контроль, из-за чего под разными предлогами стали задерживаться расписанные Майклом буквально по часам платежи.
Было ясно, что операция получила огласку, а раз получила огласку – то и навернулась. В результате значительная часть денег, измеряемая десятками миллиардов, теперь рискует элементарно пропасть на заблокированных счетах. Рассуждать о гешефтах в этих условиях не имело смысла, поскольку под угрозой оказывалась уже сама жизнь.
Под наскоро выдуманным предлогом Майкл прекратил партнёрство с Авербахом, сменил машину и переехал жить из Каружа в Вернье. Затем при первой же возможности он обратился к Люку с рассказом о своих проблемах и твёрдым намерением в обмен на безопасность сдать англичанам из погибающей сделки всё, что они пожелают заполучить.
Разговор с Люком был тяжёлым и длился не один час. Чтобы максимизировать шансы на благоприятный исход, Майкл, словно на исповеди, выложил ему всё, что знал. Люк, гордый и невозмутимый, как герой Яна Флеминга, всё это время только молча слушал и записывал. И лишь в самом конце встречи, когда несчастный Майкл уже был близок к отчаянью, Люк ответил, что он “отлично понял” и теперь постарается “проблему решить”. При этом условием своего покровительства он поставил возвращение Майкла к руководству завершающей фазой его финансовой махинации.
Изумлённый этим решением, Майкл распрощался со своим благодетелем, практически не спал ночь и наутро, мучаясь от сомнений и страха, приступил к оставленной было работе.
И случилось чудо: проблемы, ранее парализовавшие волю Майкла, вдруг стали разрешаться со сказочной быстротой. Все зависнувшие платежи оказались исполненными, а от намёков на чей-то навязчивый контроль не осталось и следа. Вскоре Майкл получил возможность во время конфиденциальной встречи с представителями заказчиков передать последним необходимые для завершения сделки бумаги и ключи от номерных счетов, а спустя день на его собственных депозитах, открытых в Андорре и Лихтенштейне, засияли семизначные цифры гонорара.
Поскольку сделка завершилась под контролем тех, кто контролирует мировой порядок, можно было не опасаться за сохранность заработанного. Оставался, правда, риск “неадекватных действий” со стороны полукриминальных заказчиков сделки, если бы со временем они осознали, что именно натворил Майкл – хотя, скорее всего, осознание подобного явилось бы делом нескорым. Поэтому Майкл, решив более не искушать судьбу, занялся подготовкой к закрытию дел и эмиграции в Новую Зеландию.
На очередной встрече с Люком Майкл искренне поблагодарил того за помощь и сообщил, что готов передать ему в распоряжение любую часть полученного гонорара, поскольку “желал бы теперь отдохнуть”. И снова получил возможность убедиться в благородстве своего английского друга, который принципиально отказался что-либо от Майкла принимать.
Между тем переход провёрнутой Майклом финансовой аферы под контроль англичан поставил перед лондонским начальством Люка задачу предметно выявить, кто мог стоять за перемещением таинственных миллиардов. Разумеется, в разработку попали носители всех имён и псевдонимов, которые были сообщены Люку Майклом. К несчастью, и сам Майкл не избежал такой же участи…
Вексель судьбы, гл.9-10