Уже на дощатом променаде я почувствовал этот пронизывающий ледяной ветер. Он кричал о том, что океан совсем близко, будто пытался отговорить нас идти на пляж, на котором еще вчера лежал снег.
На улице ни души, и только мы медленно прогуливались мимо закрытых ларьков с хотдогами в тусклом свете фонарей. Слева от нас – океан, справа – места, которые в теплое время года наполнены жизнью и весельем: кафе, бары и парк аттракционов, в котором горой стоит чертово колесо, оплетенное разноцветными лампочками, как дерево паутиной горностаевой моли. Летом оно торжественно приглашает на праздник жизни и веселья, сейчас же полу-сгоревшие лампочки хаотично и наперегонки мерцают, будто в агонии пытаются выкрикнуть свое последнее слово. С такой же частотой стробоскопом мигала вывеска кафе, около которой мы остановились, чтобы сделать по глотку виски, перед тем как выйдем на ледяной пляж.
Я сделал глоток и вспомнил одну фотографию из прошлого. Да, именно под этой вывеской Она танцевала в своем голубом джинсовом комбинезоне, с длинными волосами, убранными за уши, нелепо торчащими из-под неподходящего размера бейсболки. Я вспомнил ее искреннюю улыбку, такую ослепительно белую, что лучи высокого летнего солнца отражались от нее, стараясь меня ослепить. В тот день я даже не пил, кажется, у меня кончились деньги, но чувствовал я себя таким же живым и переполненным наивным счастьем, как и аттрапарк тогда, когда он в выходной день, был переполнен людьми и стоял на набережной, как памятник безмятежности.
Да, в то время я еще мог видеть этот далекий, но, как мне казалось, достижимый свет, который звал меня, предлагал спокойствие и счастье.
По кругу до меня дошла очередь пить, и бутылка, горлышком ткнув меня в плечо, вернула меня в настоящее. Я сделал глоток, и мы вышли на пляж, буксуя зимними ботинками по влажному песку, обильно удобренному окурками и осколками пивных бутылок.
Я не помню, сколько нас было, и кто был с нами. Помню лишь некоторых. Из-за обострения бессонницы я не спал уже три или четыре дня, много от моей уставшей головы требовать не стоит. Помню пару моих друзей, с которыми мы жили, а еще хамоватых одноклассников кого-то из них, они даже не представились, так что я не то что не помню, а просто не знаю их имен. Они шли и шепотом обсуждали Джоша, но, имя они почему-то выкрикивали, из-за чего он оборачивался, но Джош не знал по-русски ничего, кроме «на здоровье» (чем очень гордился), а нам с друзьями становилось неловко за их бестактность. И текилу они предложили всем, кроме меня. У меня было двенадцать банок хорошего пива и Темин виски, и я, само собой, их тоже не угостил.
Именно на этом месте, около стальной пальмы, я вытаскивал из ботинок мелкие камни. Я был в обуви, потому что не хотел ходить босиком по мусору. Она гуляла по самому берегу, а волны добегали до пальцев ее ног и нежно касались их в своем последнем движении. А я, кажется, нашел в песке шприц.
Когда я начал ворчать, что на пляже слишком грязно, что не хочу больше гулять по этой помойке, она подошла ко мне, оставляя следы на мокром песке, дотронулась до моей щеки своими теплыми длинными пальцами, поцеловала меня и рассмеялась.
С трудом перебирая ноги по песку, мы дошли до места в десяти метрах от воды, поставили на песок наши пакеты с алкоголем, полотенцами и пледами, а ветер кричал еще громче, прогоняя нас, бил ледяной плетью по щекам и морозил кисти рук.
Ребята начали раздеваться, они действительно решили окунуться в зимний океан. Пока мы ехали сюда и шли до этого места, я был уверен, что они передумают, так как было ужасно холодно, а ветер чуть ли не сносил нас.
На горизонте замер авианосец, издалека он казался игрушечным, а над ним пролетали тяжелые тучи, контуры которых подсвечивались лунным светом. Может это и вовсе был какой-то маленький остров, а не корабль, все заволокло туманом, и даже такая близкая береговая линия утонула в молоке.
Ребята долго думали, но все же решились прыгнуть в воду, побежали на встречу океану и растворились в тумане, а до нас доносились лишь их крики.
Я стоял и думал, стоит ли мне тоже прыгнуть в воду. Может мне тоже поддаться этому порыву «очиститься». Одухотворенность с языческим налетом. Быть может обжигающий холод поможет мне хотя бы на какое-то время убедить себя в том, что все не так плохо, а безысходность это лишь то, в чем я сам себя убедил и выстроил вектор жизни, отрицающей возможность спокойствия или даже счастья. С другой стороны, мое слабое сердце в недосыпающем теле, может не выдержать шока, я схвачу последние кубы воздуха в судорожном то ли вздохе, то ли икоте, и все будет кончено. Больше никаких переживаний и страданий. «Очищение» в высшей степени.
Меня окликнули, и я увидел, что ребята уже бегут из воды и кричат мне доставать полотенца, они тряслись и обхватывали себя руками в тщетных попытках закрыться от ветра. Я бросил им полотенца, взял бутылку сделал еще несколько больших глотков виски. Он обжигающим кулаком пробил ком, который застрял у меня в горле. Я выдохнул и вытер рот рукавом дубленки из полиэстера.
Мы допили все содержимое наших пакетов, собрали мусор, ребята обтерлись и оделись. В пакете с пустыми банками я почувствовал что-то тяжелое – та самая текила. Я достал ее, открыл, и мы пошли к машинам.
Вновь умирающими огнями нам сигналило чертово колесо. Уснувший до лета аттрапарк провожал нас с мрачным лицом, на котором седой щетиной поблескивали тусклые лампочки, и дребезжали неоновые вывески дайнеров. Снова мы шли мимо того кафе, около которого много лет назад я был счастлив и тайком держал коробочку с обручальным кольцом в кармане.
Из правого глаза вырвалась одинокая слеза, никто не заметил ее, но она содержала в себе многое, на столько, что я мог бы раздеться и обтереться ей вместо окунания в ледяные воды океана. Я вытер ее тем же рукавом, сделал пару глотков из бутылки, и мы пошли дальше.
За аттракционами горным хребтом торчали панельные дома Русского Бруклина. Такие знакомые, будто оказался дома, даже заборы вокруг газонов такие же. Мы прошли к машинам через разрисованные граффити ставни, закрытых кафе и магазинов со сладостями. Ветер стих. Мы покурили и сели по машинам, пришло время ехать домой по ночному городу.
В зеркало заднего вида я увидел то самое колесо обозрения. Даже издалека было заметно, как ток пробивается по его перебитым проводам и включает те лампочки, которые еще не перегорели. Тогда я подумал: еще не все потеряно, если удается хотя бы на миг зажечь огни, пусть их и мало.