Я самолёт. Самый что ни на есть. В детстве, помню, была бумажным самолётиком, лёгким и вёртким. Потом за много лет обросла корпусом и содержимым, а крылья маленькими остались. Когда летаю, делаю это с нарушениями законов физики. Моё тотемное животное — шмель. Он совершенно непонятно для чего такой: необтекаемый, короткокрылый, антиполётный по сути. Но летает, весьма удачно. Вот и я, бомбардировщик, забывший отбомбиться, лечу низко, недалеко, однако лечу!
Живу совсем недалеко от аэродрома. Только это неправильный аэродром, бывший. Раньше с него взлетали кукурузники. В Боровичи летали, в Великий Новгород. Мне одна бабушка рассказывала, что на самолёте летала к стоматологу, который принимал в Боровичах, это восемьдесят километров отсюда. Так что на такси в булочную — детский лепет. Но сейчас аэродром весь зарос молодыми сосенками и вереском. Какое-то время пустовал, а потом опять наполнился шумом и людьми, — те принялись строить дома, сперва по периметру, а затем всё ближе и ближе к последней, чудом уцелевшей взлётной полосе. По ней я и взлетаю.
Вообще-то не совсем полоса это, с виду обыкновенная просёлочная дорога. И взлетаю я не то чтобы в небо, — в седло велосипеда. Пару раз крутану педали, — и вот я снова быстрый лёгкий самолётик, несусь по дороге, оставляя за собой инверсионный пыльный след. Облака в моём небе вересковые, турбулентность — каменная и корневая, когда меня порядком потряхивает в седле.
Полоса моя — волшебное место, у каждого здесь своё. Крупные стрекозы зигзагом сшивают две половины аэродрома, туда-сюда летая над просёлком. Кипрей закурчавился и играет в зиму — ветер так и гоняет снежинки. У бабочек здесь морской парад — флотилии адмиралов смело рассекают волны жаркого воздуха над полем. У кузнечиков по обе стороны полосы НИИ времени: их секстанты, метрономы и прочие сверхточные приборы бодро отстукивают последние минуты лета. Ну, а я летаю пока.
В перспективе, должно быть, превращусь в дирижабль. Буду медленно фланировать над сосново-вересковым аэродромом, грызть семечки, рассуждать о тщете бытия. Дирижабли только об этом и думают. Но летать не прекращу, нет. Разве можно прекратить то, ради чего рождён? А я точно помню, что меня когда-то свернули из листочка в клеточку с наивными детскими стихами. Чьи-то большие руки расправили мои крылья и отправили в первый полёт.
Иногда мне кажется, что не я лечу, а всё те же руки бережно несут меня сквозь пространство, сквозь время... А если это так, если самолёт летит не сам, то как его назвать?