Выдалась свободная минута, и Виктор Викторович вдруг почему-то вспомнил о своём недавнем дне рождения, про который все, как бы, забыли, а он не стал напоминать, подсказывать, чтобы никого не утруждать лишними тратами на подарки, большей частью, бесполезными в будничной жизни: одеколон флаконами стоит на трельяже — редко употребляет, сам ненавидит, когда от мужчины несёт густым ароматом непонятного происхождения, то ли конского пота, то ли американской мускусной крысы.
Ничего нет лучше запаха чистого тела, даже у женщин, но нет, упорно дарят, чтобы не утруждать себя поиском, действительно, нужного товара.
45 лет прожито. Если не половина, то, большая её часть, причем, лучшая. Нет молодости, нет пыла. Впрочем, на пыл грех жаловаться, Оксанка с ума сводит: всего на десять лет моложе, а как её увидит — готов с потрохами съесть, до того хороша, как раз по его вкусу, и дружок всегда в боевой готовности, не отлынивает, как это бывает с женой.
Люба привычна, как домашние тапочки, нужные, лишь тогда, когда необходимо вынести мусор в мусоропровод, в иные дни совершенно бесполезны, потому что в квартире всегда комфортно: тепло и чисто.
В юности разумом не живёшь — бурлят гормоны, не устоял перед доступностью, льстило, что городская девушка, врачиха, обратила внимание. А когда забеременела, то сам предложил пойти в ЗАГС.
Один за другим родился Алексей, Илья. Почти и не заметили, как они выросли, и превратились в большую проблему, не зря говорят: маленькие детки — маленькие бедки. То и дело нужно вызволять из каких-то передряг, на Оксану времени почти не остаётся, постоянно грозится, найти замену.
В шутку, конечно, но он понимает, что она права, мужики шеи сворачивают, когда проходит мимо, и носом водят по воздуху, словно гончие, до того обалденные у неё духи — могла бы и не душится, перевод денег, мужиков даже пальцем манить не надо, сами пойдут, а у него голова постоянно занята, где снова найти уютное гнёздышко для встреч с любимой?
Снять квартиру, или комнату, не может, и без того, расходов выше крыши. Погодки тянут со всех сторон: то на учёбу дай, то на развлечения, то на подарок девушке, и никакого понятия, что и он хочет своей зазнобе преподнести подарок, мало того, никто не должен знать, что она существует.
Всё время нужно выкручиваться. Деньги уплывают сквозь пальцы, на карточке не задерживаются. Пробовал играть в лотерею, и быстро понял — дуриловка. Дают выиграть одному, чтобы миллионы оставить с носом.
Оксана, хоть и говорит, чтобы он не заморачивался с подарками, мол, не для того с ним встречается, не ради подарков, сама может дарить, но, как он объяснит своей жене, откуда неожиданное приобретение при полном безденьежьи?
С Михаилом проще — весь в бизнесе и частых поездках. Казалось бы, вот он, шанс для свиданий, но Оксана предупредила о ревнивой подозрительности мужа — везде по квартире втыкает мини-камеры, которые ему всё доносят — успевай просматривать.
Тринадцатилетняя Оля быстро усекла — дома, под прицелом телекамер, не допускает никаких промахов, на стороне — пожалуйста, куролесит, шкодит.
Оксана, чтобы её хоть чем-то занять, записала в спортивную секцию, на карате, купила дорогущие кимоно, обувь — лишь бы не путалась под ногами, и не выслеживала, куда мать пошла, и с кем.
Девчонка сначала в охотку занималась, даже подружку сманила из кружка бальных танцев, но потом лень начала одолевать, пропускала занятия. Тренер уже жаловался Оксане, мол, задатки у девочки есть, хорошая гибкость, умение — терпеть боль.
Виктор подозревал, что Ольга знает всех воздыхателей матери, и, каким-то наитием догадывается, на какой стадии роман, всё уже было, или только начинается.
При первом знакомстве, намеренно не подстраивали, так уж получилось: высаживал Оксану после поездки, он постарался сделать нейтральное лицо, чтобы не выдать свои чувства, но Ольге хватило одного взгляда, чтобы всё понять.
Она чуть усмехнулась и хитро посмотрела на мать, мол, видит ли, что дочь догадалась?
Виктор видел, что Оксана всё поняла, но марку беспристрастности выдерживала, мол, ничего не произошло, обыкновенное знакомство, встретились и разошлись.
Дочка — копия матери. Вернее, будет, в её года. А пока, сразу же возник вопрос: была ли Оксана столь же прелестна в 13 лет? Мечта Гумберта, и старых развратников вроде него!
Зачем проводить конкурсы красоты, когда всем ясно, где она находится? Можно предположить, что на эти конкурсы истинные красавицы не появляются. Им это не нужно, они и без того знают, что прекраснее их нет.
Интересно, станет ли Ольга докладывать отцу о романе матери? Возможно, и не станет. Был опыт, ни к чему хорошему это не привело. Виктор не первый и не последний в жизни Оксаны.
Оксана слишком яркий цветок, без опыления не останется. Ещё Бальзак в романе «Шагреневая кожа» написал: «Влюблённый хочет вырядить свою возлюбленную в шелка, облечь её в мягкие ткани Востока, а чаще всего, обладает ею на убогой кровати».
У них с Оксаной до убогой кровати не дошло, если не считать заднего сидения старенького КИА, где предавались плотским утехам, мечтая о широкой постели своей спальни, всё равно где, у него или у неё. Всё было недоступно.
Даже в гостинице не могли остановиться. «Там всех пишут» — сказала Оксана. «Установить личность — не составляет проблем. Двоих террористов так поймали, троих поджигателей машин».
Оруэлла читали ещё в школе. Классика. Государство бдит, досматривает за всеми. Михаил не был силовиком, но связи имелись, информация представлялась по первому клику.
Оксану и Виктора какое-то время выручали друзья, уезжающие в командировки на неделю, другую. Но страсть возникала гораздо чаще.
«Ты ненасытный монстр, — говорила Оксана, приводя себя в порядок. — Я не успеваю дух перевести. На жену, хоть силы остаются?»
В том-то и дело, Люба не часто допускала до своего тела: непонятно, зачем только замуж вышла — жаловалась на проблемы со здоровьем, постоянно болела и делала операции, благо, сама была врачом, и всё делалось бесплатно — почти, если не считать расходы на подарки коллегам.
Да и фактуру не держала, расплылась. Лицо обрюзгло, обабилось. Была старше Виктора не пять лет, потому-то и спешила выйти замуж, выбора особого не было. Помогла Виктору поступить в институт, учиться, — иногда сама за него писала курсовые работы.
Сильно не ревновала, часто, самой было не до этого, не бросает, и ладно. Жизнь почти устоялась, шла в колее — дети окончили школу, дальше учиться не захотели, и они их поняли, не стали настаивать, насиловать родительским криком — насмотрелись у соседей.
Оксана преподавала химию старшеклассникам. Старалась держаться с ними стервозно, чтобы не влюблялись, но, то и дело кто-то да влюблялся, донимал записками, пытался разузнать номер сотового телефона, который она старалась реже демонстрировать и пользоваться, чтобы не увели.
В последний раз, когда они поздней ночью обосновались в его автомобиле под тенью цветущей черноплодной рябины — ослепительные фонари почти всюду проникали, Оксана, разомлевшая от ласк, пожаловалась на юных воздыхателей:
— Ты не представляешь, какими пылкими взглядами они меня пожирают, почти такими, вот как сейчас ты на меня смотришь. Недавно Ожеглов в конце урока передал записку, что срочно хочет сделать мне куни. Мол, будет делать до тех пор, пока не попрошу пощады.
— И что же ты ему ответила?
— А как ты думаешь? Отнесла записку его родителям. Правда, там такой отец, что и он не прочь бы, сделать мне куни — сексуально озабоченный, весь в сынка. Пожалела, что пришла. Мать бессловесная, тихая, ничто не решает.
— Надо было, пригрозить полицией.
— Говорила.
— А они что?
— Смеялись. Он уже на учёте стоит, по распространению наркотиков. Правда, сам не балуется. Девчонок портит.
— Куни им делает?
— Наверное, кто-то же, научил.
— А ты меня научишь?
— Ты хочешь?
— Я тебя постоянно хочу. Ещё ни одна женщина не вызывала во мне такой страсти, как ты.
— Не здесь же! в машине. Нужна соответствующая обстановка.
— Ты права, не развернёшься толком. А тебе когда-нибудь делали?
После минутного молчания Оксана произнесла:
— Да. Но это было давно. В седьмом классе.
— Кто делал?
— Подруга. Потом я ей. Учились, каково это, испытать оргазм?
— Ну и каково?
— А как ты думаешь?
— Не знаю. С женой такого желания не возникало. Даже и не думал. Пока не познакомился с тобой. Ты — сплошной соблазн. Даже учеников соблазняешь.
— С ними не всё так просто. Самоутвердиться хотят. Похвастаться в своей кодле, что трахали училку, декламировали стихи, а она им минет делала. Как-то, случайно, подслушала такую похвальбу. А может быть, намеренно громко говорили, чтобы я услышала…
— Некоторые влюбляются в своих учительниц, женятся. Жаль, я не Эммануэль Макрон, не могу тебя в жёны взять. Ты, запросто, за двадцатилетнюю сойдёшь. Когда впервые тебя увидел, так и подумал, не больше двадцати. Ты здорово выглядишь — сексуально. Директор не пристаёт?
— Я специально выбирала школу, где директор-женщина. Но в одном лицее, напала на лесбиянку. А по виду и не скажешь: двое детей, муж представительный, на профессора похож. Едва отделалась, золотые горы обещала, путёвки за границу.
— И, почему не согласилась? Есть ли разница, кто делает куни, мужчина или женщина?
— Огромная. Что-то мы не о том разговариваем, я уже третий раз потекла, а ты лясы точишь.
— Я уже готов. С женой не могу второй раз, а с тобой, хоть до утра.
— Но не в машине. У меня синяки по всему телу. Потише! Машину с тормозов спустишь.
— Нельзя быть красивой такой.
— Льзя, льзя.
— У тебя много мужчин было?
— Ты — единственный.
— А муж?
— Он муж, а не мужчина.
— Логично.
— А у тебя?
— Мужчин не было.
Оксана хохотнула в ладонь.
— Представляю, как ты целовал бы мужчину.
— А я не могу представить.
— Женщин — много было?
— Ага! Воз и маленькая тележка. Женился по-залёту. В селе, особо, не разгуляешься.
— В городе тоже. А если бы у тебя машины не было, где мы…?
— В кустиках. Ты не пробовала?
— Не дай бог!
— Стоя не пробовали. В воде. Скоро лето. Вода прогреется, и попробуем. Никто не поймёт, чем мы занимаемся.
— В воде полно микробов. Любую заразу занести можно.
— Ты права.
— Отлипни, дай мне одеться. Мы сегодня задержались. Хорошо — Михаил в отъезде, врать не надо.
— А он там по проституткам не ходит?
— В смысле, не боюсь ли я, заразиться, и тебя заодно? Не боюсь. Он охладел к женщинам.
— Не скажи. На тебя и у мёртвого встанет. Кстати, почему ты в артистки не пошла? Могла бы стать звездой.
— Через постель?
— А что такого? Один раз дала, а потом в дамках всю жизнь. Все звёзды признавались. Талант не нужен — красота важнее. Даже учиться не нужно, вон как Татьяна Друбич, с четырнадцати лет начала сниматься в кино. Потом Соловьёв стал приезжать к ней в школу на машине. И никто, даже не заикнулся про педофилию. Любой красавице нужно достойное оформление. Четырнадцатилетняя СелинДион, с её-то голосищем, соблазнила музыкального продюсера, и он стал её мужем.
— Не по мне — жить чужой жизнью, говорить чужие слова, переживать непонятные эмоции.
Оксана привела себя в порядок, и он включил мотор. Тихо выехал на дорогу вдоль леса, и через пять минут въехал в её двор, заставленного, чуть ли не вплотную иномарками. В его дворе такая же история, в это позднее время свободных мест не бывает, все уже дома, а кто-то и спит.
Виктор проводил молодую женщину взглядом сытого котяры. Она не оглянулась на медленно отъезжающую машину. Они никогда не спрашивали друг друга о любви — было достаточно телесной близости, которая их полностью удовлетворяла.
Порой было смешно глядеть телефильмы, в которых герои томились в неразделённой любви, и постоянно друг друга спрашивали, любит ли он, она? Сценариста не заботила правда жизни, было важнее, потрафить располневшим домохозяйкам, прыщавым школьницам.
Автомобиль поставил на стоянку. Прошел к своему подъезду высотного дома. Не вызывая лифт, поднялся на пятый этаж.
Люба не спала, несмотря на поздний час, сидела, подоткнув под спину подушку. Никогда не читала, берегла глаза.
В спальне мальчиков темно — им на работу в первую смену.
В спальне горел ночник. Люба посмотрела на мужа тревожным взглядом. Понял, не собирается упрекать за поздние прогулки, читать нотации. Спросил:
— Что-то болит?
— Нет, я почти здорова, — твёрдо ответила она. — С Лёшей беда. Полгода назад кредит взял.
— Много?
— Да. Полмиллиона.
— Пусть всё, срочно, вернёт.
— Это невозможно. Он давно уже всё растратил. Осталась какая-то мелочь. Двадцать три тысячи, если правильно поняла.
— Куда же, он их подевал?
— Разошлись на разные покупки. Проигрыватель, чёрный костюм. Мариночке колье за 120 тысяч. Себе одежды прикупил — туфли, кеды, рубашки.
— Мы ему мало покупали?! Он голым ходил?!
Люба пожала плечами.
— То же самое и я ему говорила. Молчит. Захотел впечатление произвести на Мариночку.
Виктор пытался наскоро осмыслить возникшую проблему. Алексей всегда был проблемным сыном, туповат. Но Виктор не думал, что настолько. Учился с репетитором. Сказывались неудачные тяжёлые роды. Люба что-то говорила о них, но Виктор не вслушивался, не его это дело — родился и родился, а как? — он не врач, не сможет помочь.
— Ложись спать. Зря я тебе это рассказала. Сама не могла заснуть. Завтра будем всё решать. Ты на него, только, не кричи.
Виктор тяжко вздохнул. Был за ним такой грех — кричал на детей. А как, иначе, донести до них избитую, сермяжную, истину?
Сон долго не приходил — не удивительно. Жена постаралась, могла бы до утра промолчать, но тогда бы, она не заснула, а сейчас умиротворенно сопит в две дырочки.
Виктор и раньше понимал, что ему не повезло с женой, подумывал о разводе, но останавливало то, что он прекрасно представлял безотцовщину: автомобильная авария унесла родителей, когда ему было восемь лет, и четыре года жил в детдоме, пока родной дядя не сжалился, взял к себе.
Но мальчик на своей шкуре испытал горький сиротский хлеб. Голодать не пришлось, но постоянные издевательства старших ребят калечили душу, привык ловчить, врать.
Виктор, можно сказать, дал себе клятву, что его дети будут жить с ним, не бросит, чтобы с ним не случилось. Карма.
До рассвета осталось два часа, а он так и не смог уснуть. Скоро рассвет. Начал вспоминать ушедший вечер с Оксаной. Почему не довелось с нею встретиться раньше? Хотя бы, десятью годами позже. Не факт, что она согласилась бы с ним встречаться на заднем автомобильном сидении. Она что-то пережила такое, что сильно потрепало её самооценку. Но, правду не говорит. У каждой женщины своя загадка.
Утром он не сразу и вспомнил о кредите Алексея — голова была тяжёлой от недосыпа. Лишь, увидя ускользающий виноватый взгляд сына на бокал с чаем, встрепенулся от удара. Словно под дых.
Люба тоже не надоедала сыну с расспросами — не время, все спешили на работу.
В обеденный перерыв Виктор встретился с Ильёй, который работал термистом в соседнем цехе.
Они вышли на лужайку перед цехом, сели на траву, дождей давно не было.
— Ну, рассказывай, что там приключилось с братом? В самом деле, Лёшка взял кредит? И ты не мог отсоветовать?
— А он меня спрашивал? Ты же знаешь, я для него не авторитет.
— Я — тоже. У вас свои авторитеты. Маринка колье вернёт?
— Лёшка против возврата. Считает себя взрослым.
— А кто долг будет выплачивать?
— Спроси его сам. Я кредит не брал.
— Но хотел? Почему же, не взял?
— Слишком мороки много.
— Вы считаете это морокой?
— А что такого? Весь мир так живёт! Постоянно выплачивают долги, и, ничего страшного не происходит.
— Берут кредит на приобретение нужных вещей: покупки квартиры, автомобиля, а он на что потратил?!
— А я причём?
Виктор сбавил тон. В самом деле, на Илью не стоит наезжать. Лоботряс, каких мало, но хоть в кредит не вляпался. И, добро бы, Виктор им не рассказывал об этом, нет, подробно объяснял, в чём ловушка. Они кивали головами. Может быть, это его нотации их надоумили? молчал бы, ничего не произошло. Кто знает.
У рабочих обеденный перерыв завершился, и Виктор поспешил в свою столовую, для командующего состава завода — цены немного выше, не каждый рабочий на них согласится, но скидки гораздо существеннее, и качество блюд отменное и разнообразнее.
С Алексеем разговаривать по телефону бесполезно: когда тема беседы ему не нравилась, он просто отключал связь, а неполадки списывал на компанию, мол, он ни при чем. И сейчас Виктор, лишь договорился с ним о встрече после работы, чтобы приехал домой, без заездов куда-либо.
Алексей пообещал, сначала занудив, что договорился с Мариной о встрече.
Братья всю зарплату тратили на себя, не давали даже на питание. И Люба их оправдывала, мол, только начали работать, пусть привыкают к деньгам, успеют семейный хомут на шею повесить.
Виктор не возражал, редко с женой спорил, хотя надо было, считал, коль изначально колея была неправильно выбрана, то глупо что-либо потом кардинально менять.
Когда вернулся домой, Алексей лежал на своей кровати за ноутбуком — любимая его поза на долгие часы, пока шея не затекала.
— А где Илья? — спросил Виктор, чтобы с чего-то начать разговор, присел на неубранную кровать Ильи.
— Я ему не сторож. Где-то гуляет. Он тебе нужен?
— Нет. Я хотел тебя спросить, как ты собираешься отдавать долг?
— А с чего ты решил, что я буду его отдавать? Объявлю себя банкротом. И взятки гладки.
— Лёша, ты не дурак, ты клинический идиот.
— Таким папа с мамой родили.
— Твой долг повесят на всю семью.
— Не имеют права.
Алексей оторвался от экрана и впервые тревожно взглянул на отца.
— Всё они имеют. Ты же не думаешь, что ты самый умный? Захотел, и обанкротил себя. У них тоже, всё просчитано. Пока не поздно, распродавай все свои игрушки, всё, что накупил себе и Маринке, и будем думать, как расплатиться с остальной частью долга.
— И не подумаю. Я банкрот, вас мой долг не касается, — заявил сын и снова уткнулся в экран с новой игрой.
— Твой долг передадут коллекторам, которые умеют возвращать деньги.
— Полиция меня защитит.
Виктор почувствовал свою беспомощность. Не драться же с собственным сыном, сам виноват, таким воспитал. По сути, и не воспитывал, сами росли, он и не имел представления, как надо воспитывать. В детстве гулял с ними, водил на аттракционы, в детский парк, в юности вместе ходили в турпоходы по Жигулёвским горам, почти ни в чём не отказывал. И вот, такой результат.
Жена пришла с полными сумками, и он помог ей разгрузить, разложить по полкам холодильника, морозильника. Обеды готовили только на выходные дни, когда были дома, а завтракали и ужинали бутербродами, чаем, кофе с молоком. Сыновья не вмешивались, лишь потребляли.
Виктор пересказал свой разговор с сыном, ожидая реакцию жены, но она молчала. Это тоже было выходом из тяжёлой ситуации — делать вид, что тебя это не касается.
— Я могу продать автомобиль, но за него много не дадут, на ладан дышит, на ремонт больше уходит, чем на поездки. А других ценных вещей у нас нет. Я не дарил тебе колье, ожерелья. Зато, сын это делает. Своей возлюбленной. Щедрый парень. За чужой счёт. Коллекторы уже на счётчик поставили.
— Может быть, мне кредит взять? — робко спросила Люба.
— На полмиллиона? Или сколько там уже?
— Давай продадим квартиру. Возьмём двухкомнатную.
Это был выход. При приватизации Виктор оформил квартиру только на себя и Любу, сказав сыновьям, что они, в любом случае, не останутся без наследства. И это было правдой. Но, никто не знает, как сыновья повели бы себя в новых обстоятельствах: не захотели бы продавать квартиру, а сейчас он поставит их перед фактом, жить на существенно скукоженных метрах.
На улице стемнело, и это рефлексом напомнило об Оксане: только она сможет дать ему нужную разрядку. Вышел на балкон, убедился, что нет лишних ушей и позвонил возлюбленной.
Не сразу, но откликнулась.
— Привет, Саночка, любовь моя! Я хочу тебя видеть, — сказал Виктор. — Обнимать, целовать.
— И больше ничего? — засмеялась она. — Я ещё не отошла от твоих последних объятий, медведь косолапый.
— Я буду ласков и нежен.
— Уговаривать ты умеешь.
— На нашем месте? Когда?
— Через сорок минут. Мне надо бельё развесить.
— Договорились. Лечу!
Лицо Виктора разгладилось. Может быть, ничего страшного и не произошло, в любой семье свои беды, и они свою перенесут.
Двадцать минут прошли как на иголках. Заранее вышел к стоянке автомобиля, завёл, чтобы приехать заранее и издали наблюдать, как подходит Оксана. Движение машин уже не было столь массовым — целеустремлённо лились лавой по шершавой коже асфальта.
Он уже представлял, как уткнётся лицом в упругое тело Оксаны, отщипывая губами лакомые кусочки, отчего она будет смеяться, словно от щекотки, и отталкивать руками, одновременно, прижимая. Это несуразица, но так оно и было.
Виктор улыбнулся, и похолодел от страха: прямо на него с огромной скоростью мчался чёрный болид.
Вот тебе и половина жизни — промелькнуло в его мозгу, прежде чем он потерял сознание.
Пьяного водителя Мерседеса Багдаряна спасла подушка безопасности, лишь на лбу получил небольшую царапину от брелока в виде ангела, висящего на золотой цепочке над рулем.
КИА превратилась в груду металла. Страховки не было, антиквариат никто не желал страховать.
Виктор отделался тяжелее: сотрясение мозга, разрыв внутренних органов, перелом костей ног. Руки не пострадали, и это было благом, вся нагрузка теперь приходилась на них.
Люба, пользуясь знакомством среди врачей, самоотверженно за ним ухаживала, и он, не испытывая сильной боли, почувствовал свою вину перед нею, хотя и считал, что особой измены и не было: Оксана для него была высшим существом, подарком судьбы — так уж случилось.
Любе удалось разжалобить адвоката владельца Мерседеса, и он согласился погасить кредит Алексея, согласившись, что какая-то вина Багдаряна, всё же, была — все мы христиане, должны друг другу помогать, сказал он.
Несмотря на обилие досуга, Оксану он почти не вспоминал, она осталась в другой реальности, и прежней страсти к ней не возникало, как, впрочем, и к жене, но к ней страсти никогда не было — и в этом была существенная разница.
Алексей женился на Марине. 8 августа 2018 года их расписали — восьмёрки сыграли свою роль — молодёжь падкая на красивые цифры. И пошёл в примаки, что несколько удивило Виктора.
Подозревал, что в этом решении заметную роль сыграл Илья, который был намного выгоднее в общении: остроумен, за словом в карман не лез, и мог легко соблазнить жену брата. Среди молодых это не считается проступком, даже похваляются.
За всё время, пока Виктор лежал в больнице, сыновья ни разу к нему не пришли, и он их понимал, считали, что ухода матери, вполне, достаточно, а у них свои заботы.
На свадьбе Виктора не было, не только из-за костылей: не мог забыть состояние унижения перед сыном, который открыто над ним глумился. И никому не расскажешь, никто не посочувствует, у всех свои проблемы, иногда гораздо страшнее: дети убили родителей. Да и те в долгу не остаются. Мир потихоньку сходит с ума, которого у него никогда и не было.
Ставрополь-на-Волге