Сибирская баллада

    Пьеса эта в 2021 г. издана мной в книге "На диком бреге" (Казань), в том же году в Тюмени ее перевели на сибирско-татарский язык, в 2022 г. на двух языках издали книгой "Сибирская баллада"(Тюмень)- книга стала лауреатом 2 степени областного конкурса "Книга года-22"...
            По сюжету: в сибирский аул доставляют приговоренного в пожизненную ссылку кавказца, черкеса по национальности, и начинается у него новая жизнь, полная приключений...
 
                СИБИРСКАЯ БАЛЛАДА
                (пьеса-легенда)

Татарская деревня в Сибири конца ХIХ века.
Всякому входящему в этот двухэтажный дом бросается в глаза ухоженная обстановка небедного в деревне хозяина. В большом зале, служащем одновременно прихожей, кухней и столовой, заметно отсутствие коек. Слева от зрителя беленая мелом большая русская печь с поверху занавешенной лежанкой, или местом для сушки дров. Спереди печь имеет чугунную плиту для готовки. К печи приставлена крашеная скамейка, накрытая домотканым половичком. В левом углу широкая самодельная буфетница от пола до потолка. Нижняя ее часть в виде комода с выдвижными ящиками, на столешнице красуется до блеска начищенный самовар на подносе. Верхняя часть буфетницы – неглубокая - с полками за стеклянными в раме дверками. По линии края печи, почти с середины комнаты раскинулась нара-саке. На полу перед ней половик от края до края. С правого угла саке на второй этаж ведет широкая лестница с дощатыми бортами вместо перил. Под лестницей дверь в другую комнату. Перед ней круглый половик, вязанный из цветных отрезков тканей; справа приставлены сундук и скамейка, накрытые половичками. Над ними широкая деревянная вешалка с полкой. На окнах кружевные занавески из белого ситца. Между окнами на стене шамаилы в рамках. За окнами видно заснеженное поле с островком елок, кедра, сосны; чуть в отдалении сибирский таежный лес.


Первое действие.
Картина первая

Возле окна на саке круглый стол на низких ножках. За ним на корточках расположилась Нафис, крутит ручкой швейной машинки. Прострочила линию, подняла верхнюю часть платья, примерила на себя, снова склонилась к машинке, строчит, напевая мотив татарской песни «Кара урман». Услыхав собачий лай и голос «Тпру!» с улицы, глянула в окно между печью и буфетницей, сгребла в охапку машинку с пошивкой, задвинула под нару. Подняла, подкатила стол к переднему краю саке, накрыла одноцветной скатеркой, направилась открывать входную дверь. Тут же глянула в зеркало, поправила на голове платок, подвязала повыше на поясе фартук, крутнулась вокруг себя, осталась вполне довольна собой, подбоченилась.

НАФИС. Хм! И такую-то красавицу!? За первого некумеку в деревне выдать? Родной атам называется. Ну, никакой гордости родительской у человека. Подумаешь, зажиточная семья! Сам-то ведь тоже не лыком шит. Мне ведь не со скотиной его отца, а с мужем с таким жить. А он рохля, каких свет не видывал. Ни «нихэл» при встрече, ни «хуш бул», прощаясь, а тут на тебе -  «яхшыма-здрасти». Никто из девчат не позарится, я-то чем хуже? Нет, ну хотя бы с приятностью какой-то был, что ли, человек? А этот.., как ни крутни его - ни лицом, ни умом, ни манерами не вышел. Разговаривает, будто картошка застряла в глотке… Вот не будет по-твоему, атам, и все тут (топнула ногой), понятно?! (Отпирает дверь. С открытой дверью в дом вползает прохладный туман. Нафис уже смиренно с отцом). О! быстро же ты, ата! Замерз? Или что-то забыл дома? Хотел ведь за сеном еще (Закрывает за ним дверь).
БАГМАН (Входит с небольшой охапкой дров, проходит вперед, неспешно, за разговорами, складывает их за  печкой). Да нет, замерзнуть пока не получается, кызым, ведь только ноябрь на дворе. Канишне, дела идут как должно, кызым, а ты как думала? Иблис алгыры, Сабира не дождался вот. Опять со своей брагой задружил, наверны… Снега в лесу мало еще, вот и обернулся быстро с дровами. Снова хотел, как говорил, за сеном уже. Да в ауле чужие люди объявились, сказали мне, кого-то ищут. Раз так, то к нам ведь тоже могут заглянуть, а меня дома не окажется, нехорошо будет… Выйду во двор, пока начну складывать дрова, а ты на всякий случай заготовь-ка чего-нибудь к чаю… Ну и.., сама знаешь, хозяйка же... И веди себя как положено при гостях, подобающе мусульманке, вот. Может, они мимо, может, ищут проезда на Усаклы за рыбой. Если так, то они первые нынче за Олы-кульским карасем. В любом случае, надо принять достойно, все же редки в наших местах гости-то…
НАФИС. Наш дом в деревне крайним стоит, да в стороне от дороги, может, и не заедут, поди. Откуда такая весть, ата? Не с ветром же в ухо влетела?
БАГМАН. «Влетела» тебе. Твой жених Сатрутдин попался навстречу, тоже в лес выехал. И молодец, что предупредил, а то бы свалились незваные, как снег на голову. Предупрежденный есть вооруженный, считай. Говорит, сначала в мечеть направились приезжие. Почему, интересно? Говорит, издали заметил розвальни-сани крытые, какие тут отродясь не появлялись, да в сопровождении двух всадников с ружьями. А кто в кибитке, он не видел.
НАФИС. Это, может, для тебя Сатрутдин «зять» уже. Мне же он «жених» никакой. Ата, я ведь сказала тебе: не пойду за него, хоть порежь меня на ремни.
БАГМАН (встав, обескураженно). Что за времена-то пошли нынче, скажите-ка мне, люди, а?! Отпрыски родителей своих ни в грош не ставят! Где это видано, чтобы дочь отца ослушалась, а? С кем же в таком случае прикажешь породниться мне? С нищебродом всяким? Равный с равной должны заключать браки, такой порядок везде, и ты знаешь это. Сатрутдин же с уважением к нам, сватов солидных подослал, родители с подарками пришли, калым хороший будет, сказали. Да мне и не важен этот калым ихний, подумаешь, калым. Главное, чтобы ты семью заимела, пока в старых девках не засиделась...
НАФИС. По мне, так лучше умереть старой девой, чем с таким всю жизнь...
БАГМАН. Да если хочешь знать, о таком родстве… возмечтает всякий! Его отец, сама знаешь, до Омска санные караваны водит с орехами да клюквой! А мы с тобой до Тубыл-Тора еле-еле на хромой кобыле.
НАФИС. Все равно не пойду за него! Вся деревня смеется над полудурком этим. Добра всякого родители нажили, а на умишко для сынишки пожадничали.
БАГМАН. Молчи уже, заталдычила одно и то же: «не пойду», да «не буду». Он не глупей нас, тот хитрован еще, почище предков своих будет. Смотри мне, будешь упираться, за первого встречного выдам! И вассалям на этом! Собирай на стол, давай. Уразумела, поди, что не одни с тобой будем сегодня ужинать… Ну, я пошел. Эх, хорошо бы, канишне, заранее знать, с чем гости пожаловали-то… Вдруг, арестуют отца твоего, будешь знать вот?! Говорит же: с ружьями всадники сопровождают… (Выходит).
НАФИС. Не арестуют. Долгов не имеем, ничего от людей не скрываем. Тут что-то другое. На самом деле, знать бы, с чем пожаловали чужаки?.. Ну, мое дело маленькое, мне, главное, с угощеньем в грязь лицом не упасть. Так, в первую очередь надо…  Ну, супа с обеда у меня (заглядывет в миску на плите), понятное дело, на такую толпу не хватит. Может, просто картошку сварить? Не-е, отец не одобрит. Так-так, подброшу-ка дров еще (берет, заталкивает в печь-плиту два полешка).  И… ой, голова кругом уже. И начинает трясти эта неизвестность. (Заглядывает в шкаф) Так, сметана, катык, айран…  Вспомнила, у меня же капуста, грузди соленые есть, варенье!.. (Бросилась во вторую половину дома. Некоторое время в тишине слышится отдаленное ее пение… Обратно Нафис появляется с открытыми крынками в руках, ставит их на стол, из шкафа достает тарелки, ложки, пиалы. Размышляет). Итак, на сколько же человек мне рассчитать? Два всадника, и кто-то в кибитке. Уже трое. Вдруг, там еще кто? Да отец с ними. Всего пять-шесть человек наберется, как пить дать, а может, и семь-восемь ртов будет, как вчера, когда заявились родители Сатрутдина... Ну, я еще устрою этому женихальщику кощееву казнь! Чего родителей засылать, когда самому было сказано, чтоб забыл дорогу в наш дом, даже не мечтал ступить в нашу сторону!..

          Открывается дверь. С охапкой дров в руках входит Сабир, по-деревенски Сабирка, работник у Багмана, из бедных родственников. Сабир без слов проходит вперед, сдвигает занавеску на печи и, став на скамейку, аккуратно складывает дрова, затем отступает к двери, снимает с головы, мнет безухую шапку в руках.

САБИР. Нихаль, Нафис туган! Багман-агай сказал, ты гостей ждешь?!
НАФИС (из-за печки). А, Сабир акя, яхшыма! Какие гости могут быть у меня из непрошенных? Просто собираю на ужин, да побольше, как велел атам, вдруг, на самом деле заглянут и к нам чужаки. Кто бы ни оказался в доме, само собой становится кунаком, не так ли, Сабир акя?.. Тебе чего-то надо?
САБИР (виновато склонив голову). Да… Вчера, ты знаешь, не работал, вот… Ну и… Сама понимаешь…
НАФИС (смеется). Да, подвел ты нас, Сабиржан акя! Коровы, считай, последний ковшик воды допивают. И за дровами отец один отправился, а вдруг бы там волки его, а? Ты же знаешь, если он что-то задумает, не отступит… Тебя не будет, сам все сделает. Так что исправляйся, давай.
САБИР. Да я уже извинился перед Багман акя. Но у него теперь одни чужаки в голове, не стал слушать, обматерил только. Сейчас помогу ему разделаться с дровами. Ты мне это… Ну, не… а?.. А то он закончит уже. И поеду за сеном, пока светло, если повелит. Сказал ему, чтоб Тайгу не распрягал…
НАФИС (достает из шкафа графин, наливает в кружку, подает соленого огурца с тарелки на столе). Хороший ты дядя у меня, Сабир акя, да больно слабый на салдымить. Ну, с какой такой большой надобности напился вчера, а? Гости были, или горе какое-то свалилось на голову? Нет же! Разве не говорили тебе, что сегодня с утра понадобишься? Говорили. А ты наклюкался, будто в последний раз добрался до бражки той, еле к обеду очухался. Так женитьбу свою проспал когда-то… На уж, подлечись. Нельзя тебе выходные давать, вот что я скажу!
САБИР (пьет, задыхается почти). Угу, г-хм, ты права, канишне… Рэхмэт, спаси-сибочки тебе, сестри-ричка! Скоро отпу-пустит (взял огурец). Ну все, я по-пошел… Дай, Аллах, доброго жениха тебе, Нафиска, ей-ей не дала помереть родному чело-ловеку (уходит), рэх-хмэт!..
НАФИС (извлекает из нутра печи каравай, нарезает на столе всю буханку, куски фигурно складывает в тарелку. Распределяет по столу чашки. В раздумье, садится. Почти тут же вскакивает). Вай Аллам! Да что я гадаю-то, чуть не забыла впопыхах: какой суп, какая картошка? У меня же пельмени на лабазе морозятся! Вот и будет от пуза вам, дорогие незваные. На столе закуски есть, в чугуне вода закипает, как раз на пельмени… А чай… чаю заварю, успею, пока кушают. И милости прошу, эфенди-гости, за стол!.. (С печалью в голосе) Да-а.., была бы мама с ее заготовками?.. Ох, инэу… (Услышала собачий лай, чужие голоса с улицы, глянула в окно). Ай, Аллам! Подвода и всадники! Чужаки подъезжают уже! Надо же, прямиком к нам. Сабир акя ворота во двор отворяет… Теперь его никуда не отпустит атам… Въезжают! Значит, надолго, может даже заночуют? Почему к нам-то? Что делать, что делать? (Быстренько взбегает по лестнице на второй этаж).

         С улицы доносятся невнятные переговоры, собачий лай, некоторое время стоит тишина, и вот слышен топот ног в сенях, и как веником с обуви смахивают снег. Затем во всю ширь распахивается входная дверь. Папахами вперед, еле протискиваясь в дверь, одновременно входят двое в зимней казачьей форме, оба с саблями на боку, винтовками за спиной.

ПЕРВЫЙ КАЗАК (тихо). Да не пихайся же ты, в дьяволомать, куда напирашь-то так?.. (Снимает папаху. Громко)  З-з-дравс-ствуй-те!.. (Обождав чуть) Я извиняюсь.., есть тута хто, эй?..  (Напарнику) Так, это… тут гостей не ждуть, однакось...
ВТОРОЙ КАЗАК (Снял папаху, обсматривается). Дык, какие мы гости-то? Нас нихто суды и не звал. А незваный гость, он хто?.. То-то! А мы вот приперлися, называтся. Погодим, теперича спешить некуды, увидим и хозяйку. Нам не на ее глазеть, а в доме обсмотреть велели… Ну, как ты думашь, правильно, что вот в таки хоромы его, а? Это же для него царски палаты будут, однако, а? Я сам в такой хате не супротив бы отбывать...
ПЕРВЫЙ КАЗАК. Согласен. Это, считай, типа кунацого вселения будет для него, не ссылки. Да.., неисповедимы пути господни. И за что так государь милостив оказался к нему, не пойму. Ведь убивец же, головорез, кому каторга положена, не так ли?! Я бы тут же на кол таких…
ВТОРОЙ КАЗАК. Ай.., что тут говорить? Наше дело помалкивать, да приказы как должно исполнять. Ты прав: пути господни… Так, ты это, покамест твоя очередь, давай, волоки этого шайтана сюда (садится на скамейку), пока хорунжий с хозяином здоровкаются. Оне, видать, сыздавна знают друг друга (обсматривает комнату).
ПЕРВЫЙ КАЗАК. Ну, так тому и быть. (Выходит. Чуть погодя повторяется действие в сенях. Толкая сзади, ОН вводит в дом ЧЕРКЕСА, продолжая начатый разговор). Повезло тебе, шайтанский сын, в хорошу хату поселям. И, видно, к хорошим людям. А видел места-то здеся, а!?.. Вона каки богаты, никак райские, можно сказать: озера кругом да река прям бурлят от рыбы, и в тайге всяка дичь – сами в руки прут…  А то бы топал и топал сейчас с другими арестантами во глубь промозглой Сибири, незнамо куда, или на север к белым медведям. (Показывает на сундук, сам садится на свободное место рядом с товарищем, винтовку ставит меж ног, расстегивает верхние пуговицы на шинели). Вот тут сиди пока.
ЧЕРКЕС (в папахе и бурке черной, руки спереди связаны тонким кожаным арканом, конец закручен вокруг шеи и завязан на затылке, сам обросший густой бородой. Обсмотрелся, развязал тесемку на бурке, движеньем плеч скинул на сундук, туда же  кинул папаху. Остался в видавшей виды бордового цвета черкеске, у предплечья которой заметен арестантский («бубновый») знак – грязно-коричневого цвета ромб. Голос с хрипотцой, как от простуды). Ас-саляму уагалейкум! О, Аллах, дай мира хозяину этой сакли, (провел ладонями по щекам, сел, прислонился к стене головой, и тихо) бисмилляхи рахмани р-рахим!..
ВТОРОЙ КАЗАК. Хорошо натоплено. Пора бы разоблачаться, однако, не у кого разрешения испросить…
ПЕРВЫЙ КАЗАК. Быстрее отогреемся с дороги. Много терпели – малость сдюжим, успеем и раздеться. Зайдут унтер-офицер, вдруг дадут каки-то еще распоряженья… А и правда хорошо живет татарин, аккуратно, скажи? Печь, глянь, больша, беленая, а окна второй рамой утеплены, дом добротный, как у купцов в Тоболеске...
ВТОРОЙ КАЗАК. Дык, сказал же хорунжий: хозяин с караванами до Тоболеска, Ялуторовска два раза в год мотатся. Тоже купец, однако... Ну, дык вот, идут и сами, слава богу…

           (В сенях движение, разговоры. Первым заходит ПАВЕЛ в зимней форме унтер-офицера. За ним, продолжая давать распоряжения своему работнику, входит БАГМАН. Увидя их двоих, казаки и ЧЕРКЕС почтительно встают, садятся по жесту ПАВЛА.).

БАГМАН (в сторону сеней). Ты, Сабир, как все сделаешь, сразу домой не уходи, понял? Понадобишься еще. И не забудь собаку с цепи...
САБИР (голос с улицы). Хорошо, так и сделаю, Багман акя. Закончу, зайду, скажу.
БАГМАН (раздеваясь, ко всем). Ну, распологайси, уважаим гости, хто где хочете, сигодня мой дом – ваш дом. Хозяйка здесь - моя Нафис. Скоро приготовит кушать, будим ужинывать. А ты, дарагой Павлуша, ни биспокойсы, мой Сабирка все сделаит, как ты сказал: лошади распригет, в канюшну завидет, сена, овса даст, (показывает у столика на саке) син утыр вот суда, да расскажи тепирича, с чем к старику Багману пожаловал. Дела нынча у сына моего друга Митрия, кажис, очин важный?..
ПАВЕЛ (не спеша, снимая портупею и шинель). Ты прав, Багман ака, дела у меня нынче, так сказать, государственной важности. Я ведь чуточку продвинулся по службе-то. Отец наверняка хвастал тебе?
БАГМАН. Этото я знай, да... Митрий говорил, сильно тосковал по вам, когды В Тобол-Тура отправил учитсы вас. И беспокоилсы, и гордилсы за твою пирлистра-тора службу, работ вить отвесвенный очин. Я вот декабре снова сбирался в Тобол-Тура с товары, обизательны заеду по путя к ему. А как жы, как всегда, сам знаишь…
ПАВЕЛ. …А вот с этого года - покамест назначен помощником уполномоченного по делам каторжников, ссыльных, пересыльных, других пришлых людей. Занимаюсь энтим делом, конечно же, не сильно-то в охотку. На почте перлюстратором от полицейского управления спокойней было, да всегда вовремя дома...
БАГМАН. Эйем, аха! Но писмя - трудный работ вить, много читать нады, глаз портить, однак. Обратны хочишь, чё-ли?
ПАВЕЛ. Это да, мороки там было хоть отбавляй, как же. И ответственность больша была. Ведь почерки-то у всех разны, иных через лупу, и то еле разглядишь, а неправильно истолкуешь, из-за тебя человек может пострадать, во как. На этой… На этой тоже хватат всякоразной бумажной работы. Сопроводиловки, мы их называм, это документы, идущие на ссыльных. Зато выезды таки вот бывают, за что и премии больши, если без побегов. …Теперь я в унтер-офицерском чине, как видишь, а это и оклад выше, ну и уважение, конечно, а как же, не без этого. Значит, справился на прежней, значит, доверят начальство. Так что придется привыкать. Опять же вот - первый же выезд мой в новом чине, и на тебе – на родину заехал, разве не удача это?!
БАГМАН. Этото хорошо! Вот за эт я очень рад. И папа-мам рад, думаю?
ПАВЕЛ. Точно так. Сегодня от них едем, потому и успели засветло... Беспокоился батя, говорит, не подведи руководство, не упусти... Нынче вот какое дело у меня, Багман ака. Приказано доставить до крайнего в волости магометанского села энтого вот кавказца - бубнового, как говорят, то бишь ссыльного, приговоренного в сибирску ссылку. Потому дали мне нарочных пересыльщиков в подчинение - вот энтих бравых казаков конвойными. Я сразу и подумал: пристрою-ка его к тебе, потому как все же не колодник он. А тебе работник будет, тоже выгода…
БАГМАН. Молодца, Паша, вись получился в свой отца Митрий Иброхи… Эий... никак сразу не скажу вить…
ПАВЕЛ. Иохимович он. До сих пор путашь с вашим Ибрагимом…
БАГМАН. Эйем, Ди-митрий Ио-хи-мович он, да! Он вить тоже унтер-официр служил, расказывал мне, а как кончил службу, к отставки ему амператор пинсию дал, во какой чоловек-то отиц твой. …У нас пинсия не видать, какой там!..
ПАВЕЛ. Государева служба это, Багман ака, потому и положена пенсия… И мне дадут, дай бог дослужить.
БАГМАН. Дай Аллах, дай Аллах, Павлуша!.. А получимши отставки, отиц твой из далекий город Тыверь с отцом и жена в Себер пришол, в таком же мундир, как на тибе, я жы помню. Вот так зимляком стал он мине, другом лучим стал! Каких джигитов воспитал он за эти двацать пять летов-то! Я сильны рад за него, за тибя, за твой брат Костя. А вить недавно под стол бегали, пацан были, теперича большим люди стали в Тубыл-Тора!.. Кажный раз по путя из Тора ночую у твоих родители, никогда мине, ни мой попутчикым ни отказали, за это я всегда спасибый ему.
ПАВЕЛ. Дык, знаю же, сам хорошо помню! С детства врезалось, как ты приехал с работниками, и вместе с отцом моим строили мельницу. Ты мне еще топорик подарил тогда, учил обзолы у досок строгать. Тык-тык делай, говоришь, показывая, как надо сперва подрубить боковинки эти (демонстрирует), потом топор будто сам скользит по прямой. Хорошие уроки от тебя были, полезные на всю жизнь… Да, сколько воды утекло с тех пор… На новом месте отцу моему первыми соседями стали вы, местные. Как папа подмечат, ты ему и друг, и советчик был все эти годы, грит, поддерживашь-помогашь до сих пор, что повезло ему с первых дней. Ну как же не быть радым такому соседству-то, Багман акя?!
БАГМАН. Я очень уважаю Митрий друга. Харош он чоловек, да-а! Я всякий урус видал в Тубыл, Ялутыр... Такого, как Митри-друг нет, точна гаварю.
ПАВЕЛ. Батя мой тоже дорожит дружбой вашей. Еще когда с семьей в Сибирь прибыл, рассказывал он, первым встретился ему ты. Догнал их по пути из Тоболеска, на время приютил у себя. Затем поездили вокруг, и ты помог ему выбрать хорошее место, апосля пособил отстроиться, разве такое забывается? Он тебе большой привет передал. А еще вот... Тэк… Фрол, Агафон, сходите-ка, развяжите сзади саней рундуки, и занесите сюда.
ПЕРВЫЙ и ВТОРОЙ КАЗАКИ (Вскакивают). Бу сделано, ваше благородие!
ПАВЕЛ (Продолжая разговор с Багманом). Повезло сильно этому кавказцу, смертную казнь ему сам государь заменили вечной ссылкой в Сибирь. Но даже ссыльный, он не мед кушать прибывший сюда. Так ведь, Абдул? (АБДУЛ встает, кивает, садится) Потом расскажу, что и как он должон тут. И мы подпишем надлежащи бумаги. Сам-то он малость ослаб дорогой, наверно, простыл южных кровей человек, в тепле сейчас отойдет, тоже ведь служивый был, закаленный должон. Сейчас надо определить ему место, чтоб переспать только. Это пока до завтре, а там решишь, где он у тебя будет дни свои коротать.
БАГМАН. Эх, боюсь, Пашка, вить у мине охран нету, как я удержать буду его?
ПАВЕЛ. Не думай об этом, Багман ака. Нет ему резону убегать. Сбежит ежели, он знат, что будет расстрелян там же, на месте поимки. А от хорошей жизни не бегают, не правда ли, Абдул?
АБДУЛ. Выбор у меня есть: сбрить бороду, или аркан на шею (рукой проводит у горла).
БАГМАН (не поняв, вопросительно смотрит на Павла, и шепотом). Слушай, а он харашо по-русский, а?
ПАВЕЛ (тоже шепотом). Что есть, то есть, я именно потому и зауважал его. Сам потом расскажет тебе: в детстве был отдан на воспитание в семью какого-то русского графа, служившего на Кавказе. Брить бороду станет, если смирится, осядет. Не понравится - сбежит, эт-точно. А то и повесится. Уж такого ндраву эти горцы кавказски. Смерть их не пужат вовсе. (Во всеуслышанье) Так что давай, ты их троих накорми первыми, чем бог послал. Нам с тобой негоже с имя, потому пройдемся, обсмотрим дом, хозяйственны постройки, где назавтре его жить определишь.

          Не торопясь поднимаются на второй этаж. В дом обратно заходят конвоиры, заносят рундуки, ставят их на полу возле двери.

ПЕРВЫЙ КАЗАК (видит, что в зале один Абдул остался). А догадайсь-ка, Фрол, что в рундуке у бубнового может быть, а? Ведь не всякий арестант следоват в ссылку с вещами-то!
ФРОЛ. Конечно, без вещей, да пешедралом, сколько раз видел, каторжников гонют, однакось. А энтого, вишь ли, (изображает) как барина, в санях доставить велели. Сколько мороки с имя, да казенны расходы?!. В жись не угадаю, что там в рундуке может быть у арестанта, наверно, хорунжий знат, ключи-то у него…
АГАФОН. Вот и я не знаю. И хорошо, что не знам, а то каждого шороха арестанта пужались бы: вдруг там бомба? А теперь и подавно пропал интерес, главное, до места доставили, и без приключений на задницу…

           Вниз быстро спускается НАФИС. Прикрыв лицо краем платка, поздоровалась: «Здрассти!», и юркнула  за дверь второй комнаты.

АБДУЛ. (Резко встает, кивком головы, вслед ей, отдает поклон) Салом алейкум, туташ!
АГАФОН (провожая взглядом). Здравствуйте, ба…арышня! Ух, кака шустрая! Молодка, видать… Неужели хозяйска жена? И все это время она наверху чуралась нас?
АБДУЛ (Не спеша садится). Лицо скрывают незамужние.
АГАФОН. Незамужние, говоришь? Я извиняюсь, значит, это дочь хозяина? Красавица, видать, глаза-то сияют как, й-йэх!.. Ну-ка, проведаю, чего это она там (встает, поправляется, идет к двери, но спотыкается о подставленную ногу Черкеса, падает, вызывает смех у коллеги. Встав, хочет наброситься на Абдула, да тот упреждает, валит его снова на пол, сам же поднимает, трясет за грудки. Фрол растерян, не знает, что предпринять)?
АБДУЛ (тихо, чтобы не слышала Нафис). Знай свое место, казак! Тебе приказано меня стеречь…
ФРОЛ. А и правда, Агафон. Что это с тобой вдруг? Затмение нашло? Ты не у себя, чтоб за девками…
АГАФОН (успокоившись). Чья бы корова не мычала… А тебя, сосланец, я так достану, узнашь еще. Ишь, гад какой, приемы знат. Будет тебе приемчик от меня с патрончиком в задницу…

           Заходит Сабир. Озирается, ищет кого-нибудь из хозяев, мнется, не зная, что сказать, снимает шапку.

САБИР. Опеть драстути, ызнакум урус люди!.. М-М… Э-ий, Багман акя!.. Нафи-ис! Я все сделал, лошадям кушать дал. Сейчас за водой собираюсь, Тайгу запряг в водовозку. Еще зайду.
ФРОЛ. Здравствуй «опеть», мил человек… Как зовут-то тебя, «ызнакум»?
САБИР (В шутку, будто не понимая, показывает рукой в сторону шкафа, плиты). Савыт?.. Какуй савыт?.. А, савыт-мискэ, савыт-тарелька, чугунка? Такуй савыт - это Нафис, я ни трогай савыт…
АБДУЛ. Исеменне эйт, дустым.
САБИР. Вай! Ты по-нашему?.. Ай-яй-яй, дурной башкам! Моя имя вам надо, да, ызнакум? Имя у мине Сабир. Аульский люди гаварит мине Са-бир-кэ. А как жинюс, жина мине скажит: Са-бир-джан, дарагуй, давай мине пацилу-уй!... Усек, урус людям!?..
          (ФРОЛ и АГАФОН хохочут, Сабир уходит).
АГАФОН. Смешно балаболит твой «мил человек», Фрол. А ты-то хоть понял, Абдул, что он сказал?
АБДУЛ. Лошадям корм дал, поехал за водой. Хозяину сказал, не вам. 
ФРОЛ. А ты, что, и татарский знашь?.. Агафон, откуль могуть быть таки знания у арестанта, а? В пересыльных тюрьмах учат? Без году неделя в Сибири, а кавказец их язык уже понимат. Я – закоренелый здеся, а ни слова ни бельмеса по их. Или у вас языки схожи, а?
АБДУЛ. Четыре дня ехали, много рассказал командиру…
ФРОЛ. …Да-а-с… поговорили, называтси… Ты чё-нить понял, Фоня?
АГАФОН. Да с энтимя басурманами будто и поболташь, да никогда ничего не понимашь.
ФРОЛ. Вот и я говорю... А зря тебя не расстреляли, чертяка с Казбека. По-людски поговорить, и то не хошь… Не мы же виноваты, что в Сибирь тебя погнали поганой метлой.

          Спускаются БАГМАН и ПАВЕЛ. Из соседней комнаты возвращается НАФИС с миской в руках. АБДУЛ вскакивает с места, садится по жесту ПАВЛА. Нафис высыпает пельмени в чугунок.

ПАВЕЛ. Прошу любить и жаловать, казаки, это наша хозяйка Нафис. Мы с нею, считай, росли вместе, кажно лето то я у них, то Нафис у нас. И не заметили, как научились языкам друг у друга. Как сестренка она мне, так что никаких экивоков в ее сторону. Вера у них строга на этот счет. Усвоили?
АГАФОН и ФРОЛ (в один голос). Так точно, вашбродь!
ФРОЛ. Да мы с имя в Тоболеске, считай, кажный день встречамся, как не знать-то, одно слово – инородцы…
БАГМАН. Ну, эта, вы раздивайси, пожалста, за столу садись, кушать будьти.
ПАВЕЛ. Так, казаки, вы тут трапезничайте, но не шибко-то засиживайтесь, понятно? У нас дела есть с хозяином, как знаете (накидывает на плечи шинель, портупею кладет меж казаков, выходит)…
БАГМАН (дочери). Кызым, син эйдэ, лампы зажги, пожалсты, темнеет уже (выходя). А про дойку сама помнишь…

Абдул из газырницы вытащил  патрон, откуда извлек два куска ниток – белой и черной – пропустив вокруг указательных пальцев, посмотрел через них на улицу, вернул все на свои места, приблизил ладони к лицу и стал молиться про себя. Нафис же молча делает свои дела. Помешала в чугуне пельмени. С комода подняла поднос с самоваром, установила на скамейке у печи, наполнила самовар водой, накрыла крышкой. Взяла совок, открыв дверку, из плиты извлекла угли, ссыпала их в самовар. Сверху самовара пристроила гнутую трубу и, открыв на печи круглое отверстие, короткий конец трубы вставила в него. Присев, осмотрела низ самовара, помахала в ту сторону нижней частью фартука. Все это время за ней неотрывно следят три пары глаз. Когда Нафис работала к ним спиной, Агафон толкнул соседа локтем, руками в воздухе очертил фигуру девушки, поднял вверх большой палец, и оба вздохнули «Да-а-а!..». Теперь Нафис оставалось зажечь керосиновую лампу и повесить над столом…

Вторая картина

Та же сцена. Над столом, заливая комнату ярким светом, висит лампа с металлическим отражателем вверху. Нафис пронесла полное  ведро молока в комнату справа, обратно зашла с берестяным коробом, села возле окна и буфетницы. Из берестяного короба стала выбирать разноцветные лоскутки тканей, по своему вкусу раскладывает-перекладывает их на саке, не подходящие бросает на крышку короба, найдя нужный, берет иголку с ниткой, нанизывает.
          Прислонившись к печи, на скамейке возле самовара сидит Абдул, не спеша, с аппетитом пьет чай из пиалы. Иногда застывает, внимательно вслушиваясь в разговор двоих за столом.
           С двух сторон круглого стола расположились Багман и Павел. За спиной Павла стоит распахнутый рундук. На столе разложены несколько листов бумаги, над которым склонился Павел, читает, откладывает в сторону; перед ним чернильница и ручка со стальным пером, подносит к глазам один из листов.

ПАВЕЛ. Так,.. с приговором суда, полицейским предписанием ознакомил… Теперь зачитаю твою Расписку, слушай внимательно, Багман акя: «Я, Багман, сын Богаутдина и внук Бадрутдина, староста аула Тугуз, Уватской инородной волости, Тобольской губернии, принимаю из рук хорунжего Сазонова Павла Дмитриевича, служащего в Тобольском полицейском управлении помощником уполномоченного по делам каторжников и ссыльных, на поселение у себя приговоренного к пожизненной ссылке гражданина Российской империи магометанина черкесской национальности Алмазова Абдула Ибрагимовича. Сим обязуюсь  выполнять предписания относительно ссыльного, с коими ознакомлен под роспись, а именно: не позволять ему жить своим домом, жениться на ком хочет, уезжать за пределы аула Тукуз без сопровождения, а так же каждодневно нагружать ссыльного Алмазова А.И. всякой полезной для села работой, выходные позволять по разрешению моему, в мечеть по пятницам соизволять. Обо всех его трудах, как и передвижениях в связи с работами, буду вести учет, с тем, чтобы не менее одного раза в год сообщать о сем в Тобольское губернское полицейское управление. Написано в моем присутствии, под чем, в виду необученности русскому письму, ставлю свою тамгу в виде отпечатка большого пальца, рядом делаю роспись по-магометански. Двадцатое  ноября, Одна тысяча восемьсот девяносто пятый год»… Все понятно, Багман акя?.. Тогда макни палец сюда (подсовывает штемпель), приложись им сюда (подвинул к нему Расписку), подпишись вот тут…
БАГМАН (выполняет). Понятны, Павлуша, понятны. Ох, валил ты большой беда на мой малой башка. Не справлюсь, однак, точна гаварю. В тюрьми не могут удержать, а тут… Приехай другой чиновник, ни за что б ни дал подпис. Только из уважений к тибе, твоем родители…
ПАВЕЛ (кладет бумаги в папку, со стола все предметы отправляет в рундук). Да не переживай ты сильно-то так, Багман акя. Он же приговоренный, а это значит, в любой момент ты можешь сам исполнить вынесенный ему приговор, даже повода искать не надо, оправдают. Ну что, Абдул, тебе, надеюсь, тоже все понятно?
АБДУЛ. Как не понять? Жизнь моя, что бумага твоя, взял – и порвал.
ПАВЕЛ. С энтого дня, Абдул, закончилось твое путешествие по казенным дорогам. О женитьбе и семье не вздумай только, накличешь беду себе и другим... И будь хорошим работником, помощником во всех делах хозяину, с добром принявшего тебя, не подведи. И ты знашь, что будет с тобой, посмей только нарушить предписание.
АБДУЛ. Я сказал, командир.
ПАВЕЛ. Вот, держи ключ. Теперь можешь распоряжаться своими вещами, как заблагорассудится. И дай-ка, освобожу тебя из пут твоих (развязывает). Считай, окончилась твоя арестантска подконвойна судьба, начинатся новая. Отныне ты свободный в этих пределах человек. Держи на память аркан свой (вручает). И благодари Аллаха за жизнь, дарованну тебе лично императором российским, везунчик наш.
АБДУЛ (берет у Павла аркан и ключ, возносит руки кверху, коротко молится про себя, вслух произносит) Аллахи акбар!
ПАВЕЛ. Вот и я так думаю, акбар так акбар тебе после этого, Абдул. Знашь, недавно мы отправляли двадцать семь человек осетин по этапу. Это куда-то далеко в Иркутск, докуда три раза столько же им топать, как до Тоболеска шли… А ты у нас распределен в Тобольску губернию, к единоверцам, коих в Иркутске не было б. Так что цени и дорожи!…
АБДУЛ. Ты прав, командир, повезло мне.
ПАВЕЛ (потирает руки). Ну что, Багман акя, официальна часть меж нами завершена, теперь можно и по рюмашечке на грудь, а?!.. (Из рундука своего вытаскивая) Вот, Багман акя: батя мой, твой дружбан, передал тебе бутыль медовухи собственной гонки… А тебе, Нафис, с детства нашего любяща тебя маман, не знавшая дочерей, передала гостинец - махотку меду из таежного разнотравья. Так что, давайте, други, посидим по-свойски!..
НАФИС (ставя в шкаф). Ой! Мама Фрося, моя названная, вторая мама – мне, мёду!?.. Дай Аллах ей долгая жизни – большой спасиб ей! Я очинь дорожу её подаркыми, даже прошлый мёд не весь съели еще…
БАГМАН (радостно). Ай рэхмэт, ай спасибы другану моему! Вот радовал твои родители Багмана и мою Нафис, что ни забываит. Эх, все такой жы друган Митрий  – без подаркы не отпускаит никогды, а?! Пиредай ему и мамка наши спасибы, жилаим имя многоя здоровья! Нафис, кызым, дай-ка нам эрюмки, и закус, пожалсты (Нафис подает, он наливает, вдвоем с Павлом чокаются, выпивают, звучно занюхивают каждый своими кусками хлеба, закусывают. Все это время Абдул перебирает свои вещи в рундуке).
АБДУЛ (про себя. Звучит его внутренний монолог). Вот так сюрприз!.. Ну, дает папэ! (Осторожно извлекает гармонь) Даже пщыне мою не забыл, втиснул в рундук – упсоу-упсоу, папэ!.. Так-так, здесь белье завернуто… - очень нужные вещи, как же без них-то! Сукно красное… это на новую черкеску будет, конечно же…  Кусок овчины - на папаху, разумеется… Ой-ей-ей,  мой Аллах, обнова-таки будет у меня!… Расческа, бритва моя, зеркальце, помазок, ножницы… и даже мыло! Об этом, конечно же, только мамэ могла - упсоу, упсоу, мамэ, чтоб не болела твоя седая голова! Так… гармоника моя отчего-то…  Хм!.. (Берет на колени, поворачивает всяко). Отчего же потяжелел ты, друг мой пщыне?… (Нажимает на клавиши, тянет меха). Подозрительно… (Громко) Э-эй, хозяин, Багман абый, подай, пожалуйста, нож свой. (Получив нож, начинает вытаскивать крепежные штырьки, осторожно отрывает мех от правого корпуса. Про себя). О, Аллах, ты воистину справедлив! (Во всеуслышанье) Уважаемые, смотрите, отец вложил сюда …кинжал мой! (Извлекает из нутра гармошки кинжал, ножны. Чуть поколебавшись, встает на ноги, берет в зубы кинжал, вскидывает руки, вихрем крутнулся в лезгинке, завершая, вонзает его на пол перед собой, ликующе застывает). Командир! И хозяин! Уважаемые! Позвольте оставить при себе мой родовой кинжал, а?.. Мне его дадэ мой вручал в тот день, когда воспитатель вернул меня в родной дом, к папэ моему… Мамой клянусь, и Аллах свидетель, уважаемые, кинжал я один раз в жизни …
ПАВЕЛ. Что скажешь на это, Багман акя? Теперь он в твоей власти… У нас трое таких близ Тоболеска объединились в артель, охотничают, меха добывают - с ружьями своими не расстаются…
БАГМАН. Эий, на вси воля Аллаха. Пусть будит так, однак…
АБДУЛ (Кинжал вложил в ножны, ножны вдел на  ремень, ремень застегнул на поясе… И в поклоне головой, приложив руку к сердцу). Ну, спасибо, командир! Рахмэт, упсоу, хозяин! На Кавказе говорят: черкес без кинжала, что беззубый барс. Без него черкеска эта (показывает на одеяние) все равно, что платье на женщине. У нас без кинжала на людях могут быть только женщины и дети…
ПАВЕЛ. А гармонь-то твоя ль, Абдул? Или она лишь для отвода глаз, чтобы спрятать клинок?.. Может, сыграшь нам что-нибудь? В такой-то день, а?!..
АБДУЛ. Гармонь?.. (Еще раз пристальней осмотрел ту часть, где меха у инструмента, извлекает оттуда небольшой сверток, тут же кладет его внутрь сукна, обратно собирает гармонь) Гармонь… А с удовольствием, уважаемые! Ведь я и сам соскучился по нему! Нафисэ, сестричка, танцуй, дорогая!..

         Абдул поразминал пальцы, затем, пробуя, пробежался ими по клавиатуре. Довольный, хмыкнул, сосредоточился, и темпераментно заиграл лезгинку. Нафис с удивлением, восторгом наблюдает, слушает, какое-то время колеблется, но музыка захватила ее, глаза заискрились, степенно покидает свое место. Раскинув руки, она грациозно встала в позу, и заскользила в танце, пусть и татарскими знакомыми ей движениями. Сама все так же с прикрытым лицом, только глаза сияют. Абдул поднимается, не прерывая игру, кружится следом за Нафис... Как только заиграла музыка, Агафон и Фрол спустились сверху, с любопытством наблюдают из-за борта лестницы, а по окончанию танца восторженно аплодируют: «Ай, молодцы! Браво-браво!..»

АБДУЛ (успокоившись). Эх, знали бы вы, уважаемые: я будто звуки гор услышал, родным Кавказом повеяло рядом! Упсоу вам!.. С гармошкой теперь не так тоскливо будет. Черкесы говорят: песня быстрей возвращает домой…
ПАВЕЛ. Ну, порадовал же ты нас, Абдул, прими ответное спасибо наше! Есть в тебе дар божий, большой дар. Убедился, не зря милость проявил к тебе государь... И тебе рэхмэт, сестричка Нафис, я знал, крепко умеешь! Ты у нас готовая невеста на выданье, иначе не скажешь - точно ведь покоришь всех на свадьбе своей! Не так ли, Багман акя?.. Эй, очнись, хозяин! Я говорю, может, нальем музыканту, а?
АБДУЛ (приложив руку к сердцу). Не могу, уважаемые, сейчас мне чай полезней... 
БАГМАН. …А я сибе разришай по чуть. С тих пор, как утонули болоте моя Бибинур и дочь Бану… Эи-ий, налей, Павлуша!..
ПАВЕЛ (наполняет рюмки. Ища тему после наступившей паузы). Ты… там это-с… еще что-то обнаружил, Абдул?.. Или секрет это?..
АБДУЛ. Не могу знать, уважаемые (извлекает сверток, разворачивает. Это оказывается цветной шелковый платок. Оттуда вываливаются на пол три листка бумаги, сложенные вчетверо). О, тут  даже письма!.. (Подбирает, одно из них раскрывает, читает про себя. Звучит голос матери) «Здравствуй, сын мой Абдул. Пишет твоя мамэ. Мы каждый день благодарим Аллаха и царя русского, подарившим тебе вторую жизнь, и молимся за здоровье твое. Мы с папэ как нибудь приедем к тебе. Устроишься на новом месте, напиши, как добраться к вам. …Платок этот мне дарила мамэ твоего отца в день нашей свадьбы, теперь ты подари его хозяйке дома, где тебя поселят жить. Надеюсь, будет носить в праздники, и вы поладите. Будь послушен новому хозяину во всем, ибо такова воля Аллаха, не позорь имя свое. Пусть все в твоей Сибири будут здоровы. Храни тебя Аллах, сын мой!»  (Абдул прерывает чтение, задумывается. В доме наступает тишина. Затем он встает, идет к Нафис, говорит вслух). Нафис! Моя мамэ написала, чтобы я подарил тебе этот платок шелковый, который дал ей счастье быть замужем за моим папэ. Прими, пожалуйста, и носи на здоровье. Дай Аллах, чтобы никогда не болела голова твоя (накидывает ей на плечи)!
НАФИС. Мине!? Платок от твоя мамы? Из далекой Кавказ?! Ой-ей-ей!.. Большой-большой рэхмэт твоя матери!.. (Идет к зеркалу, обсматривает себя с платком так и сяк) О таком платок мечтала я, каждый раз просила атам, чтоб купил, когда поедет в Тубыл-тора. Спасибы!…


Третья картина

Тот же зимний вид за окном. За столом по-турецки сидит и пьет чай из самовара Багман с голым торсом, на шее большое полотенце. С клубами морозного пара в кальсонах после бани в дом забегает Абдул, он с аккуратно подстриженной по-кавказски бородой и усами, вытирается на ходу.

БАГМАН. С легким паром, джигит! Ну, как баня, Абдул? Вижу, побрился ты. Помолодел, почти юнцом выглядишь!..
АБДУЛ. Баня была очень вовремя, Багман абый, рэхмэт, хорошо попарился-помылся. А то ведь в дороге я чуть было не завшивел. Теперь жить хочется. Ну а побриться мечтал и подавно. Спасибо, уважаемый, за такой подарок...
БАГМАН. Ну, расскажи теперь, сходил с Сабиркой, познакомился с кузнецом, с местом, где будешь жить и работать? Или все это время банился?..
АБДУЛ. Я пятнадцать лет был военным, Багман абый, привык исполнять приказания. Как ты сказал, сразу и пошли… Обсмотрел я кузню, познакомился с Кабир ага – видно, ремесло свое он уважает. Я ведь в кузнях часто бывал… Что сказать? Да, смогу я и кувалдой теперь, как мечом в свое время, помахать, силой-то не обделил ходай… Но, думаю, Багман акя, в конюшне твоей я бы с большей душой работал, и рядом во всех твоих делах бы помогал. Лошадям подковы менять научен с тех пор, как в седле держусь. Кормить и выхаживать их люблю так же, как на гармони играть. Ты ведь знаешь: в этом деле любовь и наука вместе идут, что не каждому можно доверить. На Кавказе любовь к лошадям в крови у каждого.  А у вас, я знаю, скачки на сабантуях в почете?..
БАГМАН. Я учту, Абдул. Ты прав, канишне, скакунов к сабантую подготовить, это большое дело, а как жы. Мы это обсудим еще, время есть. Но в кузне у нас нужды больше пока. Наверное, заметил, Кабир агай старится уже, можно сказать, прямо на глазах слабеет, ему молотобоец крепкий нужен. А его последователь, внук Закир, на кого надеялись, выучился и удрал, предатель. Теперь в Ялуторе устроился в кузню, там ему за каждый день плотит сам кузнец, говорит. Я как-то сходил туда, пробовал уговорить домой, куда там! В городе пряник вкуснее пришелся ему. Паршивец этот, наверное, в кабаках просаживает заработанные. Или к девкам продажным бегает. В общем, на него надежды нет уже, так что в кузне ты нужнее. А жилое место мы тебе устроим. Видел там дверь в другую комнату? В этой каморке Кабир ага переодевается, обедает, вот там теперь и будет жилье твое, койку и постель отнесете с Сабиром…
АБДУЛ. Я это высказал, как предложение, хозяин, а так, буду служить там, где надо тебе, я человек подневольный.
БАГМАН. Не мне надо, Абдул, аулу нашему, односельчанам. И перестань звать меня Хозяином. Я в нашем Тугузе многим даю работы, никто не зовет хозяином, а все с уважением: Багман акя… Ну, милости прошу, присаживайся к самовару, после бани чай всегда вкусней, разве не так?!

  Абдул устраивается к самовару, наливает себе чаю. Сверху шустро спускается Нафис в новом платье, что шила в первой сцене. Увидя полуголого Абдула, смутилась, тут же отвернулась, прикрыла лицо платком, чуть помешкалась, и поворачивает обратно.

НАФИС (уходя). Ой! Извините! Думала, ты с Сабиром разговариваешь, ата…
БАГМАН. Кызым, ты это, погоди там чуток, мы тут по делу с Абдулом. Как оденемся, я крикну. И покажешь нам обнову, хорошо?
НАФИС. Я поняла, атам…

В это время отворяется наружная дверь. Входит Сабир.

САБИР. Ас-саляму уагалейкем, эфэнделяр!
БАГМАН и АБДУЛ (почти одновременно) Уа-галейкем ас-салям!
БАГМАН. С хвалебной думой ходишь, Сабир, к столу пришел. Так что присоединяйся к чаепитию.
САБИР (раздевается, проходит к столу). Кто бы отказался? Чай мне очень кстати, надо чуток согреться, а то на улице Мороз-бабай серчает уже. А чай у тебя, Багман акя, всегда особенный, сам ведь собираешь травы-то, сам и завариваешь. И потому еще, что от чистого сердца предлагаешь всегда. С легким паром вас!
БАГМАН. Рэхмэт, Сабиржан, умеешь подластиться, хитрун. Я травы собираю с покоса, как знаешь, нарочно не ищу. Ты вот почему так же не поступаешь, не пойму никак. Ну да ладно, рассказывай, кого успел обежать, есть ли что сказать к нашему плану на послезавтра.
САБИР. Канишне, что сказать имею, Багман акя, я так и пошел по порядку, к тем же односельчанам, с кем всегда, кто по нашу сторону Агитки живут. Багман акя, говорят, не обмишуливает, не зажимает, как это делают с зареченскими Салахутдин-бай с сынком своим Сатрутдином. Поэтому наша сторона придут к тебе с охотой, как всегда. Тут уже с утра будет толчея, я думаю. Много рыбы даст Шарафутдин акя – конечно, чебаки, в основном, но несколько крупных щук, даже с пяток линя видел, да десяток вот таких язей (показывает)  - как раз при мне рассовывал по двум мешкам.
БАГМАН. Насчет чебаков не уверен, ведь тоболяки их тоже умеют ловить… Ну да ладно, возьмем. У нас еще караси будут - не сегодня-завтра подъедет твой сосед Гали, он неделю назад еще на двух подводах уехал к родственнику в Агытбаш. Что дальше?
САБИР. Шкуры всякие есть, уверяет Кашшаф ага, даже будто их немало у него, хотя ведь охота только пошла. Еще показывал тушки глухарей и куропаток, может, даже зайчатину предложит. Когда успел человек?.. На всякий случай во второй дом заглянул во дворе его. Так, его зять Хасан пять сетей за лето связал, оказывается, - тоже будет предлагать, думаю… Саттара семья хвасталась: детские пимы на всякие размеры сваляли, и для взрослых будут, говорят. Думаю, валенки в городе раскупятся мигом.
БАГМАН. А вот это очень похвально, ведь в прошлые годы только пряжу да шерсть предлагали они, а тут готовые пимы - продуксия, считай. Молодца! Вот что значит, новый человек появился в семье – это его невестка валяет пимы…
САБИР. Конечно, она большая умелица у них, повезло с невесткой Саттару, а сыну с женой. Дальше… Идрис акя думает еще, может, бочки и кадушки предложит, хотя для себя делал, говорил он. Вот будет место, куда рассовать мясо твое, если даст.
БАГМАН. Бочки в городе быстро расходятся, там ведь народ тоже огородами живет, для соления бочки само то. Очень хороший товар, конечно берем. А клюкву и орехи кедровые никто нынче не навязывал?.. Привыкают, что вот уже третий год припасаем их на весенний базар, когда они дороже становятся… И кто еще?
САБИР. Вроде, всех вспомнил, Багман акя… Ну, а основные товары будут наши, канишне. А как жы. Я нынче почти в два раза больше заготовил инструментов, ты знаешь. Ну и те же наши шкуры: коровьи, телячьи, особенно хороша овчина, ведь лето выдалось богато на разнотравье. Про Нафискины заготовки даже не говорю: масла и творога она в две фляги втиснула, я видел. Да и мяса - баранины, говядины твоих - на две сани будут, считай. А, чуть не забыл: железок тоже немало наберется у Кабир агая... Может, еще кто-то проснется с желанием? Так что караван получается на шесть-семь возков, не меньше.
БАГМАН. Это хорошо. С каждым годом все больше старания показывает наш аул. Расшевелились, наконец, люди-то, чуть ли не соревнуются - каждый хочет лучше другого зажить. А что прикупить им в городе, запишу завтра я сам. Есть ли хоть нынче-то такие, кто хотят сами поехать с нами?..
САБИР. Ты же знаешь, Багман акя, наши бабы мужьям своим не доверяют! Пропьют, говорят, всё, что выручат, это как пить дать, стоит им вырваться на волю. А мужики?.. Они к бабам своим за юбки вцепились, от себя никуда - боятся, как бы не загуляли с чужими мужиками в Тобол-Туре. Вот такая карусель, получается (все трое смеются)! Так что доверенность твоя на меня одного действует пока. Да! Нафис как-то говорила, что желает нынче с тобой отправиться! Но об этом она сама пусть скажет...
БАГМАН. Про Нафис я еще подумаю… Надо мне и самому пройтись по дворам, может, кто семьей надумает поехать, все же товару многовато набирается… Ну, мы еще Кабир-ага возьмем с собой. Отдохнет от кузни своей, давно хотел повидаться с родственниками. А мне помощником будет. Да, если закончил обшивку кожей, не забудь седло, занеси. Хочу друг-соседу Митрию завезти по пути.
САБИР. Канишне, Багман акя, меня стремена только и задерживали, Кабир ага на днях доделал, осталось приладить, это я вечером закончу, так что подаришь новое седло другану своему…

Багман показывает мужикам на кисет свой на столе. С Сабиром берут по щепотку, занюхивают табаку, чихают, будто соревнуясь, кто громче, что не удержался Абдул, смеется.

САБИР (между чиханиями). Багман акя, можно задать вопрос? Сильно теребит меня любопытство по поводу Абдула: чего это чужого человека вдруг взяли, да оставили у тебя, а? 
БАГМАН. Об том Абдул лучше меня знает, вот и расскажет сейчас, думаю…
САБИР. Ну, давай, Абдул, выкладывай, а то ведь сгорю от любопытства. Только не наври, понял!? У нас уже завтра весь Тугуз начнет ведь пытать и спрашивать?
АБДУЛ (начинает одеваться). Разреши, Багман абый, сперва я прочту письмо. Потом и расспросите, хорошо?.. (достает из своего рундука письмо, разворачивает, читает. Звучит голос отца) «Здравствуй, сын. Не женился ты вовремя, когда мы с мамэ очень хотели этого. Теперь письмо это читаешь в далеком, чужом краю. Бессемейный джигит, ты был что жеребец без узды. Но я тебя не осуждаю, сын мой, может быть, будь я на твоем месте, поступил бы так же. На другой же день, как узнали, что тебя арестовали, мамэ твоя собрала меня в дорогу. Я тут же поскакал к твоему названному отцу-воспитателю, уважаемому графу Гришкову Геннадию сыну Павла. Он теперь в отставке по выслуге, живет близ Ставрополя в своем новом имении, что подарил ему русский Государь за верную службу. Названный брат мой, и твой отец-воспитатель Геннадий свет Павлович все понял, как только я рассказал ему о тебе. Говорил, что зря ты не мог погубить человека, что не так воспитан им и нами с мамэ. Значит, говорил твой папэ-воспитатель, человек тот был самым паршивым бараном в стаде, если тебя до такого поступка довел. Я, говорил он, знал хорошо отца его – тоже негодяй был, значит, недалеко яблоко от яблони легло, возмущался твой воспитатель. Хвала Аллаху, брат мой Геннадий на другой же день выехал в Астрахань, желая поговорить с губернатором, может, говорил твой названный папэ, с его почтой удастся отправить ходатайство Императору Российскому о замене приговора на высылку, и что такое практиковалось ранее. Вот так мы с ним поговорили, сын мой Абдул, и этим мое дело, на что я додумался, было сделано. Видишь, у графа Гришкова все получилось так, как он хотел, раз тебе заменили расстрел высылкой в Сибирь. Теперь нам остается молиться за тебя, за здоровье графа Гришкова, и благодарить Всевышнего и царя русского за милость, проявленные к тебе. Повезет тебе еще раз, если по воле Аллаха попадешь в руки к хорошему хозяину – будь верным слугой ему, сын мой, и храни тебя Аллах от других дурных поступков. Твой папэ Ибрагим».  Вот такое письмо от папэ было спрятано в гармони, уважаемые… Теперь не сгоришь, Сабиржан?..
САБИР. А?.. Не-э! Кому тонуть, тот не сгорит, Абдул. Не так ли, Багман акя?. Интересное письмо, кое-что начинаю понимать… А… ты? Ты на войне-то был, Абдул, приходилось урусов убивать? Может, на дуэли стрелялся, а?
АБДУЛ. К тому времени, когда я служил, война уже окончилась. Нет, ни войны, ни дуэли у меня не было, а то, может, и не сидел бы рядом с вами. Просто один шайтан в офицерской форме – не хочу вспоминать даже имя его - за карточным столом много раз оскорблял меня, ругаясь по матери, чего на Кавказе не позволяют себе даже ублюдки. И не прощается никем, если кто-то скажет «я твою маму имел». Сожалею о том, что долго терпел его. Пытался вызвать на дуэль, чтобы на равных, а он, шакал паршивый, отказался, что дуэли противозаконны. Он, знаете ли, уважаемые, опротивел не только мне, терпели из-за того, что сыном командира гарнизона был…
БАГМАН. Да… Ну и дела… Так ты, что, прилюдно застрелил его?.. Не мог втихую, где нибудь с глазу на глаз?
АБДУЛ. Не, исподтишка я никак не мог, таков закон гор: врагу в спину не стрелять, и свою не подставлять... Я его прилюдно. Приколол к стене его же кинжалом. И дался в бега.
САБИР. Ой-ей-ей, страшный ты человек, оказывается, Абдул. Представь, Багман акя, вдруг я рассержу его за что-то, а он мне нож под сердце, а?..
БАГМАН. Успокойся, Сабир. Сказал же, что достал его тот мерзавец. Матерно ругался. И ты, значит, попридерживай язык-то при нем. А то ведь  тоже мастак по этой части – иной раз так сматюгнешься, что у скотины уши заворачиваются… И помни: не наше дело судить, человек и так осужден... У меня такой есть интерес, Абдул: откуда ты… татарский-то знаешь? Русскому выучился, это понятно – отдали на воспитание. Но татарский, на котором казанцы говорят, это же…
САБИР. Ой, да-да, я тоже о том же хотел…
АБДУЛ. Это долгая история. 
БАГМАН. Э-э! У нас сегодня нет других дел, а вечер только начался. Так что послушаем. Да, Сабиржан?
САБИР. Перед сном бабайские сказки я очень любил...
АБДУЛ. У меня не сказки, Сабиржан. Хотя, теперь кажется, точно на сказку была похожа жизнь моя до Сибири, особенно в детстве… Вы наверняка слышали про русскую войну на Кавказе?
БАГМАН. Наслышаны, как же. Долго шла эта война. Думали, конца ей не будет. Но русский царь силен, однако. Столько народу положил.
АБДУЛ. Положил, да… И выселил много… А многие сами ушли за пределы Кавказа. Сотен тысяч родных не досчитались черкесы… Но именно нашего аула и соседских эта война не коснулась вовсе. Должный с войском своим выселять нас, граф Гришков - командир Астраханского гренадерского полка - один, без сопровождения приехал в наш аул, и попросил созвать аксакалов. Он сказал им, что русский солдат давно не хочет воевать с кавказцами, но придется, если не последуют горцы его совету. Объяснил, какую политику ведет его царь с Османской империей: не хочет император, чтобы Кавказ был завоеван турками, ведь потом они снова вторгнутся в Россию. А черкесы, сами того не понимая, мешают русским, сказал граф Гришков, и предложил аксакалам заключить с ним союз, после чего он уведет свой полк из этих мест, а границу оставит нашим смотреть. Заверил, что мы будем так же жить, как до сих пор жили, но в составе великой империи, не раз покорявшей османов. Такая доверительная беседа пришлась по душе аксакалам, ведь до сих пор с мнением черкесов никто не считался. Все мы знали, сколько черкесского народу было выселено с родных мест, угнано и продано в рабство туркам. Нам грозила та же участь. А чтобы аксакалы поверили ему окончательно, русский командир припомнил им наши обычаи, и предложил своего наследника отдать на воспитание тому, кто согласится взять, а сам готов стать отцом-воспитателем тому мальчику, кого доверят ему аксакалы… Через неделю он приехал с сыном. Но никто не решился взять его к себе, уж очень он был хиленький, и все время хныкал. Мой дадэ и папэ отдали меня ему на аталык, такой выбор был сделан аксакалами…
САБИР. Ух ты, какой правильный человек оказался русский командир. Молодца мужик!
АБДУЛ. Он не мужик, Сабир… Да, граф Гришков, мой названный отец-воспитатель оказался очень мудрый и справедливый человек.
БАГМАН. Так-так, значит… Вон какие необычные обычаи есть, оказывается, у вас… Родного наследника - раз, и передал другому… Мы такое даже представить себе не можем, не так ли, Сабирка? Представь, что детство свое провел бы ты в русской семье, а?..
САБИР. Не-э, что ты! Я бы на второй день сдох ...
БАГМАН. Это что же получается, Абдул?.. Ты, значитсы,  пособил миру у себя в ауле?.. Сколько тебе лет-то было, миротворец?
АБДУЛ. Седьмой год шел в то лето. Все понимал уже. У нас, если кто отдает сына на аталык, становится равным по положению того, кто принял. Это почетно для семьи. Но такое случается не так часто.
САБИР. Очень интересно, очень, точно как сказка… А и, это, не ответил про…
АБДУЛ. Я понял, Сабир. Я начал с самого начала, чтобы было понятно, у кого и как я воспитывался… У папэ Гришкова были две дочери старше меня, и сын Гриша моих лет, тот, кого он хотел в обмен. Дочерей его воспитывала гувернантка Фирдаус апа - очень умная была женщина, несколько языков знала, и девочек им учила. У нее была дочь Расиля моих лет.  Я больше с ней дружил, чем с Гришей. Фирдаус апа предложила графу вызвать из Астрахани своего овдовевшего отца Абибуллу - наставником нам с Гришей. Меня как раз в те дни привезли. Они-то научили нас всему, что хотел граф Гришков. Попутно и своему татарскому, особо не натаскивая: Аби бабай с Фирдаус апа о чем-то переговорят, мы с Гришей переспрашиваем у Расили. Даже песни некоторые я знал по-татарски… Прожил я в этой семье почти десять лет, до тех пор, когда наступил возраст возвращаться… Знание татарского меня часто выручало потом. Но это уже другие истории… Теперь понятно, уважаемые?.. 
БАГМАН. Понятно-то понятно. А вот чудо, что ты попал в наш аул, к единоверцам. Могли ведь переправить в такую тьмутаракань, где ни мечети, ни муллы слышать не слышал, видеть не видел бы, хоть днем с фонарем ищи. Такая удача не всякому выпадает… Сказал же Павлуша, сколько народу угоняли в глубинную Сибирь...
САБИР. И ты, чужак, притопал бы там к какому нибудь сатрапу. И гнобил бы тебя он, как скотину последнюю...
БАГМАН. Видно, сам Аллах ведет тебя?…
АБДУЛ. Сам удивляюсь… В баяне было и третье письмо, Багман акя. Может, там найдется объяснение?..

Второе действие
Картина первая

       Конец мая, вскоре наступит сибирское лето. Горячее днем солнце не спеша клонится к верхушкам деревьев. На высоком берегу Агитки отдыхает только что искупавшийся в реке Абдул, на плече полотенце, в руке березовая ветка - отмахивается от немногих еще комаров. Ему хорошо, и грустно одновременно. Еле слышно насвистывает мотив черкесской песни о родных горах.

АБДУЛ (Между паузами размышляет про себя. Звучит его голос). Да!… Прав был казачок мой: тайга тоже хороша по-своему! Пройти мимо такого богатства невозможно человеку… Нравится мне, как вольготно расположен в ауле каждый огород и дом, не теснятся они, как наши сакли в горах. К этой бы красоте… да добавить горы!.. Э-эх, приехали б маме и папе к нынешнему сабантую!.. Но вот что интересно: почему только по одну сторону реки заселились люди? Может оттого, что река сносит мосты?.. Надо будет поинтересоваться у Багман абый… 

          К реке с коромыслом на плечах направляется Нафис, одетая в свое новое платье, с подаренной шалью на голове. Подходя к полуголому Абдулу, пытается прикрыть лицо, но не удается скрыть полностью…

НАФИС (остановилась). О, ты здесь? Хэерле киц, Абдул!..  Как тебе Агитка наша, разве не холодная еще?
АБДУЛ. А, Нафис! Нихальляр! Рад видеть тебя, сестричка! Ты, я вижу, вся в обнове?! И красива сегодня, прям глаза слепишь!.. Агитка? Агитка знает свое дело... А вода… действительно, прохладная еще, но терпимо. Ты-то хоть купалась нынче? 
НАФИС. Не-э, я боюсь холодной Агитки. В это время коварная она. Недолго и простыть. Даже ребятишки у нас только в первых числах июня начинают купаться. Есть конечно смельчаки, кто в середине мая в затонах открывают сезон, но нынче даже таких не видно, май же холодный.
АБДУЛ. Что-то поздно ты за водой сегодня?..
НАФИС. А... ну… за водой для готовки я через день хожу… Завтра в это время буду шитьем занята. А-и… это,.. пельмени с рыбой в обед… ну, …понравились тебе? Кажется, пересолила...
АБДУЛ. Ну что ты, сестричка, пельмени были чудо, чуть язык не проглотил.  Я… что-то …не пойму, ты же другой дорогой ходила за водой…
НАФИС. Верно, сегодня я второй тропой своей!.. Не замечаешь разве, Агитка прибавилась, теперь мне берег удобней здесь… А… ну, попробуй, угадай, что в ведре у меня?..
АБДУЛ. Если б с реки шла… А к реке с чем в ведре?.. О! На-авер-ное, …что-то полоскать несешь?…
НАФИС (хохочет). А вот и не догадаешься! Посмотри вот сюда (подносит ближе к нему одно из ведер), что там видишь?
АБДУЛ (встает, смотрит). О, неожиданная вещь!! Ни за что б не додумался. Это же …портняжный метр. Для чего он здесь?
НАФИС (все так же смеясь). А вот теперь и дурак догадаться должен!
АБДУЛ. Так-так. Дурак догадается, а я никак. Значит, я не дурак!? Тэк-тэк-тэк… Метром таким …швея берет …замеры …у клиентов…
НАФИС. Уже теплее…
АБДУЛ. Раз ты с метром, и мимо меня…
НАФИС (хохочет). Еще теплее!..
АБДУЛ. Ты хочешь сказать… О, не ишак ли я!? Это ты хочешь пошить мне обнову, Нафис? О Аллах, ты посылаешь мне новую удачу! Я думал сам помучаться с пошивкой. Скоро же сабантуй…
НАФИС. Вот теперь и жарко стало - догадался Алмазик!
АБДУЛ. Еле додумался, однако. А… почему Алмазик? Меня же Абдул зовут…
НАФИС. Как зовут тебя, вся деревня знает уже. Я хочу не как все! Поэтому всегда про себя так зову. Не нравится? Тогда кличку какую-нибудь придумаю тебе, может даже обидную - в деревне многих по кличкам знают (снимает с плеч коромысло, берет с ведра метр). Дай-ка, сниму замеры с тебя…
АБДУЛ (поворачивается спиной). Только не кличку, Нафис! Согласен на Алмазика. Правда, так меня уже звали когда-то…
НАФИС (поворачивая Абдула так и сяк, берет мерки. В раздумчивости). Вот-вот, буду и я Алмазом. …А …кто еще так звал?..
АБДУЛ. О, это давняя моя рана, незаживающая...
НАФИС. Если больно вспоминать, можешь не говорить. Хотя я уже догадываюсь… Только …любящие могут так…
АБДУЛ. «Любящие»?..  Хм-м!.. (внимательней вгляделся в Нафис). Нет, надо тебе рассказать, наверное…
НАФИС. Будь добр, утоли жажду мою, Абдул-Алмаз…
АБДУЛ. Ты же слышала наш с отцом разговор про мое прошлое?.. Значит, должна вспомнить, как я упомянул имя Расили, дочери нашей гувернантки…
НАФИС. Припоминаю…
АБДУЛ. Я с первых дней положил глаз на нее, так хороша была она во всем: в манерах своих, в разговорах-рассуждениях, да красавица, каких поискать. Как она призналась позже, я тоже приглянулся ей с первого дня. Мы быстро сошлись, и задружили, как брат и сестра. Незаметно эта дружба переросла в настоящую взаимную любовь. Когда закончилось время моего воспитания в семье приемного отца графа Гришкова, мне пришлось уехать домой… Всю жизнь не прощу себе этого!..  Мы договорились с Расилей, что через год я вернусь и попрошу у Фирдаус-апа и деда Абибуллы ее руки, а после поедем с ней к моим родителям, где и устроим свадьбу. Но…
НАФИС. Ох уж эти «но»… Она не дождалась Алмазика своего?..
АБДУЛ. Хуже, намного хуже была история… Пока меня не было, за нее посватался сынок одного Астраханского богача, знавший ее семью. Получив отказ от самой Расили, в другой раз он устроил ее кражу. А дальше сама знаешь, наверное, как бывает…
НАФИС. Ночь пробудет в доме, и поневоле всеми признается женой его, даже если ничего меж ними…
АБДУЛ. Вот именно. Но надо было знать Расилю… Она думала, что теперь ее будут держать до тех пор, пока не покорится. И даже если удастся как-то сбежать, никто не поверит в ее невинность. Больше того, посчитала, что я тоже не захочу ее… И порешила с собой…
НАФИС. Как?! Утопилась бедняжка?..
АБДУЛ. Расиля заперлась в комнате. Те думают: перебесится - отопрет. А она перерезала себе вену на руке. Когда встревожились, и взломали дверь, было уже поздно спасать… Матери, приехавшей за ее телом, родители горе-жениха рассказали: умирая, перед смертью, Расиля моя прошептала: «Прости меня, Алмазик …»
НАФИС (плачет). И ходаем, и аллакаем, почему так жесток этот мир к нам, женщинам?.. Почему же она так-то вот с собой, а?..
АБДУЛ. …Ну-ну, Нафис, успокойся, ради Аллаха. Ты закончила обмеры? Запомнила-то хоть? Вечереет уже, а тебе к реке надо.
НАФИС (утерла слезы,  засобиралась). Ой, и правда. Пойду уже, а то отец потеряет. Замеры?.. Сердце не даст забыть…

         Нафис уходит к реке, Абдул думает над ее последними словами  (про себя): «Сердце?… не даст?.. Ох, Нафис!..» Он посмотрел в ту сторону, куда склонилось солнце, расстелил перед собой полотенце, коленями встал на него, собираясь молиться… Отвлекся, высматривает за Нафис. Вдруг рядом с ней замечает посторонних...

АБДУЛ (про себя). На реке ничего почти не различить уже… О, что я вижу! Что за визитеры там к ней?.. Воды Нафис набрала, собирается обратно, на ходу о чем-то с ними препирается, возмущается. О, вот это выпад! Скинула им под ноги полные ведра, размахивает коромыслом. Погоди-ка, что это они?.. Ах, подлюки, хватают ее, заворачивают в одеяло... Да это же… они же воруют ее! (Свистнул громко, кричит): Э-эй! А ну стой, негодяи!!..

       Абдул бежит к реке. Тут же стала слышна возня, крики Нафис «Ай, сволочь, не прикасайся ко мне! Алмази-ик!» Следом раздаются гулкие удары, уханье-оханье упавшего кого-то в реку, убегающий топот ног. Над рекой эхом отдаются крики одного, другого: «Шайтан он, шайтан!», «Ну, цэргэс, отомщу  я  тебе!..»
       Наши герои поднимаются. Абдул вынес Нафис на руках, она беззвучно рыдает...

АБДУЛ (бережно опустил Нафис на траву, остался на коленях). Ну-ну, дорогая, все позади. Нафис, перестань... (Пытаясь отвлечь) Вот ведь как бывает, а!? Только рассказал тебе о судьбе Расили, и на тебе! На моих глазах повторяется такая же кража с тобой. Кто это были, Нафис?
НАФИС (постепенно успокаивается, утирая слезы). Это Сатрутдин с дружками. Он зимой сватался ко мне, говорил, ответа моего будет ждать до лета. На днях я снова отказала ему, вот и решил по-дикому взять, дурак. 
АБДУЛ (отвлекая). А… другие кто сватались к тебе?
НАФИС. Да все холостяки вокруг, считай - и наши, и с Казанлы.
АБДУЛ. Ух ты! Неужели никто так и не приглянулся!? Не слишком ли разборчива невеста? Смотри, упустишь судьбу…
НАФИС (хитро улыбнулась). Ну почему же? Я уже нашла судьбу…
АБДУЛ. Так-так... Приятно видеть тебя с улыбкой, красавица! Ну, открывайся, давай, кто он? Поди, в Тобол-туре познакомилась?
НАФИС (смеется). Бери дальше, Алмазик!..
АБДУЛ. Значит, ялуторовский кто-то!..
НАФИС. Не-э! А догадайся с трех раз!
АБДУЛ. Так, ладно, дело это твое личное, никто не вправе вмешиваться. Кроме отца, конечно… Ты тут посиди пока, я ведра принесу (уходит)…
НАФИС. Ну, сходи... (Встает, поправляется.  Про себя): Тоже мне, «кто да кто». Еще джигит называется… 
АБДУЛ (кричит с реки). Нафи-ис! Сестричка! Смотри, сзади тебя звезда засверкала! Это Чулпан звезда, звезда влюбленных!..


Картина вторая

Тот же дом Багмана. Та же комната.
На саке, глядя в окно, сидит по-турецки Сабир, одной рукой крутит ручную мельницу, другой рукой сыплет в ее центральное отверстие  пшеницу. Он в хорошем настроении. По-своему переиначив на сибирско-татарский лад, от души поет известную песню: 
        Пеек иг;н оегес лэ,
        Ярык янган шэмегес.
        Пееек иг;н оегес лэ,
        Ярык янган шэмегес.
               Яныгыстан ;ц айландым,
               Каты иг;н йогыгыс!
               Яныгыстан ;ц айландым,
               Каты иг;н йогыгыс!
       Ишек алтым пославык  ла
       Таешып егылты тавык.
       Ишек алтым пославык  ла
       Таешып егылты тавык.

       Син мина кызын бирмэсэн,
       Kyтенэ цыксын сыславык!
       Син мина кызын бирмэсэн,
       Kyтенэ цыксын сыславык!

        (Распаляется, продолжает, не замечая входящих):
        Эх! Яши туши таш яши, яши туши таш,
        Яши туши таш яши, яши туши таш!..
        Эх! Яши туши таш яши, яши туши таш,
        Яши туши таш яши, яши туши таш!..

Папахами-питерками вперед, еле протискиваясь в дверь, одновременно входят знакомые нам по первой сцене казаки в летней казачьей форме, оба с саблями на боку, винтовками в руках.

АГАФОН (тихо). Да не пихайся же ты, в дьяволомать, куда напирашь-то так?.. О!.. Тс-сс!.. Наш давний «знакум» никого не замечат. Ну что, как договорились?..   
ФРОЛ (в тон напарнику, шепотом). Дык, давай зачни, я подыграю.
АГАФОН (направив ружье на Сабира, во весь голос). А, вот же он, подлюка! А ну, руки вверх, шайтан!
САБИР (вздрогнул, прерывает пение, пытается на карачках убежать наверх) Вай Алла, улям!.. 
АГАФОН. Стой, стрелять буду!..  Руки вверх, кому сказано!
САБИР (застывает). Ай, вай!.. Аллам, ты присылай за мной газраил? Мой Аллах, Сабирка признай, грешник он: материлсы, брага пил, мечеть не ходил, мало-мало молилсы! (Заглядывая под руку, переводит взгляд на казаков, на ружья, направленные в его сторону, встает на четвереньки. Показывая на свою мельницу). Дарагой газраил, слушай мине суда: приходи завтры, а? Я сделаю мука - тибе баурсак, сумса кушать дам, а? Не надо мине умирай делать, а?..
ФРОЛ. Ты почему упустил Абдула? Почему не расстрелял его, а?
САБИР. Ой! Тык, этото?.. Ай!.. Тык, вы, значитсы, ни газраил? Вы знакум урус люди, да!? Ну, этото, ой как хорошо стало… Уже легко мине стало… Урус люди Абдул спрашивал? Абдул мине сам чут ни убил, я чут убегай от его. Он как шайтан, скажу вам, ево сам чурт ни поймай. Ой, знакум люди, вам надо ни у мине спроси, у Багман акя надо спроси... Ай, харош казак урус люди. Сабирка думал, газраил мине на тот свет хочет… ой, хорошо-то типер стало мине…               

          Агафон и Фрол не выдерживают, хохочут, показывая на растерянного Сабира. В дом заходят Багман и Павел.

ПАВЕЛ. Что за шум, над чем хохочем, казаки?..
БАГМАН. Тык, это Сабирка смишит, наверны. Он у нас часто шутник бываит, однако.
ПАВЕЛ. Сабирка молодец, я знаю. Верный он помощник у тебя, каких мало.
Ну, казаки, вы дело знаете – занесите-ка рундук мой. Журнал начнем с дома старосты, уважаемого Багман акя.
ФРОЛ и АГАФОН. Бу сделано, ваше благородие (уходят).
БАГМАН (Сабиру). Син, Сабирчан, эйдэ собери-ка быстренько на стол нам. А потом иди, распряги и в загоне дай корма лошадям наших гостей(Сабир тут же начинает суетиться вокруг печи и буфетницы: ставит на место тот же стол, вытаскивает посуду, закуски, одновременно прислушиваясь к речам Багмана). Видишь, снова к нам дорогой Павлуша пожаловал. Смотрю, крытая телега догоняет на улице, сзади два всадника. Возле меня останавливается. «Стоять!», кричит один из верховых. Я ведь сразу подумал про Абдула, что из-за него арестовать меня приехали. Потом выглядывает Павлуша, говорит, не боись, Багман акя, свои мы. Садись, говорит, дома у себя поймешь для чего нынче приехал…
ПАВЕЛ. Дык, казаки тоже народ шутейный. Еще в Казанке прознали, что Абдул сбежал от тебя, и придумали, как разыграть  вас. Нет, Багман акя, я не по Абдула душу. Мне нынче еще важнее дело поручено. По России идет Первая всеобщая перепись населения. Вот меня и направили в татарски деревни. Сказали, дескать, кому, если не тебе, знающему язык. Вот как выгодно сказалась наша дружба, Багман акя. А перепись - дело государственной важности, как оказалось: кажного гражданина отныне наперечет поставят. Так что тебя, семью, дела твои, хозяйство и дом опишем во всех подробностях. Апосля пройдемся и по другим дворам.
БАГМАН. О, это очин нужный дело, думаю. А то вить умирал человек, а внуки внуков знать забыли ево. Это же нехорошо. А книга, она все учтет. Очень рад за такой перепис. Рад, что опить тибе поручил руководсты.

Казаки заносят тот же Павлов рундук, проносят по его указке вперед и ставят на саке рядом со столом.

ПАВЕЛ. Ты бы пока не суетил Сабирку с перекусом, Багман акя. Успеем. Давай к делу приступим, хочется за сёдни хотя б полдеревни обойти (вытаскивает Переписную книгу, чернильницу и ручку). А пошто не вижу Нафиску? Она тоже нужна здеся, лично должна присутствовать.
БАГМАН. Эи-ий, Павлуша! Даже полгода время не прошел, как ты привез Абдул, - сбежали они вместя.
ПАВЕЛ. Как так? С Абдулом и Нафис сбежала? Это что же получается: он, паршивец, так быстро замутил ей голову? Ну и дела! Так что же ты-то? Вот так вдруг и позволил? Или сам согласие дал?
БАГМАН. Какуй согласий? Я за имя два охотники посылай – Сабирку и жениха Сатрутдин, верни живой или мертвай, сказал им… Никчемной они охотник получился, даже курицу бы ни поймай. Абдул вить военным служивый, сметливый, зарани угадай их. С дерева прыгнул на них, рассказали. Он их арканым связал вместя, ружье отобрал, пнул по задам и пустил обратны. Измученный пришли, плачут у мине тут. Ой, что я передумай… Один жы остаюс, Павлуша, совсим один. Очин обидно. Все отнял у мине Абдул. Убить надо мерзавца, а не могу никак, хучь казни мине, Павлуша. Вить я жы гаварил тибе: не могу удержать Абдул…
ПАВЕЛ. Ну, не убивайся, Багман акя, не до него нам нынче. Не убил же он никого, не так ли?.. А Нафис… наверняка сама с им ушла, может, и на самом деле полюбила чертяку. К зиме возвертятся, думаю. Абдулу нет выгоды шляться по чужим деревням, любой староста тут же потребоват документ…
БАГМАН. Эх, боюсь, однак, Павел, не вернется они…
ПАВЕЛ. Дык, время рассудит, Багман акя... Так, это… Казаки!
АГАФОН и ФРОЛ. Слушаем, вашбродь!
ПАВЕЛ. Вы свободны пока. Можете искупнуться в нашей Агитке, или поохотиться на щуку хотя б – здеся нам ничто не угрожат.
АГАФОН и ФРОЛ. Есть свободны, вашбродь (выходят)!
ПАВЕЛ. А теперь, Багман акя, приступим к делу нашему. Открываю Переписну книгу... Ты это, говори по-татарски, знашь ведь, я хорошо все понимаю, а посторонних рядом нет… Вот вишь: пронумерована кажда страница, разлинована в клетки, куда аккуратно следоват внести все данные.
БАГМАН. А вы что, останавливались в казанских юртах? Откуда про Абдула узнал?
ПАВЕЛ. Дык, Багман акя, Казанлы я за вчерась успел переписать. От отца же дотуда всего десять верст… Сам знашь, за день много всяких новостей в деревне узнашь. Абдул там появлялся, оказыватся. Я ведь попутно и ссыльного привез: к Кинчагулову Тимирбаю прикрепил осужденного Рейко Степана из Житомирской губернии. Тимирбай этот и рассказал: оказыватся, твой черкес предлагал ему помощь в постройке нового моста. И не только моста. Он же сапером служил, то бишь строитель всяких там укреплений, плотов, мостовых переездов через реки и болота… Так что Кинчагулов возьмет его сразу, как река спадет, ведь советчик-то Абдул - незаменимый…
БАГМАН. Да-да… Абдул как-то говорил мне про мины, взрыв дела… А я, получается, не сильно прислушался…
ПАВЕЛ. Ну, да ладно, продолжим наше дело. Сперва хочу вот о чем с тобой посоветоваться, Багман акя.. Нас, переписчиков, разослали по деревням, расположенным по рекам. Агитка наша, само собой, стала моя сторона. Здесь, как ты знашь, Багман акя, до Казанских юрт после Вагай-реки, встречатся только одно поселение – это дом моего отца. Кстати, к нему я доставил вольнопереселенца Карелина Ивана Петровича из Тамбовской губернии. Больно желат мужик отстроиться и жить своим домом. Потом, говорил он, призовет сюды и семью свою. Я долго думал дорогой к тебе: названия-то у этого места нету... Покамест, здесь его обозначил так: вот тут страница именуется «Форма Б», и в графе «род поселка» я, карандашом пока(!), приписал: «Мельница». И тут же сомненье взяло меня: Мельница, она сегодня есть, а через год снесет ее Агитка, да пропадет охота поднимать по новой… Вот и хочу совета твово: как ты-то думашь, правильно будет название «Мельница», а?..  В будущем, думаю, здесь ведь еще кто-то поселится - место-то ой-ей како изобильно, и красивое – глядишь, расширится домами, станет большой деревней, как твой Тугуз. Как тебе мое соображенье? Как ты сам это место называшь?
БАГМАН. Ой, Павлуша, я вить даже подумать не догадался об имени этого места… Аул-деревня «Мельница»… Хм-м… Когда попутчики спрашивают, подходя, где будем ночевать, я всегда: «У друга, в Митькином доме заночуем», говорю…
ПАВЕЛ. «Митькин дом», говоришь? Эхма!.. Интересна получатся картина-то… «Митькин дом»-«Митькин дом»-«Мить-ки-но»…Во же! Очень даже глянется мне, как же я сам не додумался-то?.. Ну, дык… постановляем посему и быть: «Митькино» будет зваться моя родина! Багман акя, как же хорошо ты подсказал-то! Подходяще название, верней не найти. Ведь многие названия деревень на «ово», «ево», «ино» или «ное» заканчиваются… Здорово-то как! По имени моего отца будет зваться деревня наша! А что, и правильно, он же там первый отстроился! Это мы апосля отметим обязательно, Багман акя, большущее спасибо тебе, дорогой! Я потом обскажу отцу, как ты подтолкнул меня на название будущей нашей деревни!..
САБИР. У меня все готово, акя!..
БАГМАН. Паша сказал, не будем пока, Сабир. Сперва он в эту книгу запишет все про нас. Иди, за лошадьми пригляди.
ПАВЕЛ. С обедом и лошадям не торопись, Сабирка, успеем, сперва хочу вас записать. А делов недолго будет у нас, жильцов-то двое всего… И так, «Переписной лист 1, форма А». Пишу под номером Один: «Род поселка Тукуз, Уватской инородной волости». «дом номер Один… деревянный сосновый, пятистенный, два этажа, четыре комнаты, крыша…» Чем крыт дом, Багман акя?
БАГМАН. Тык, это… такта же…
ПАВЕЛ. Значит, доска. Пишем «... крыша деревянна, сосновым тёсом крыта». В хозяйстве…»  Перечисляй постройки, Багман акя, а то я могу не все учесть, в общем, кого и где размещашь (слушает и пишет).
БАГМАН. Пиши: коровы, телята, бычок - в сарай-коровнике, с загородкой для кажного. А как имена ихние, пишем?.. Нет?.. Дальше пиши: «курятник» -здесь же… в другой половине... Не пишем? Так, атлар… э, по-русски лошади: это кобылы, конь и  два жеребец - все они в этом… как это…лошарни, эий, в конюшне - у кажного своя клетки. Как звать, имя пишем? Нет... В другой половине овцы… сколько их у нас, Сабирчан? Двенадцать – в второй половине сарая. Половину, значит, не надо?…
ПАВЕЛ. Не, это не пишем, только отдельны строения, из бревен если. БАГМАН. Собаку в конуре?… А, не пишем…  Еще есть эта, где инструменты Сабирчан собирает. Нет?.. А вот же еще: «баня» пиши, тут я крышу плахами, а на них землей крыл…
ПАВЕЛ. «Баня…» само собой вписывам, «крыша… земляная насыпь». Мастерска …или столярка Сабиркина – важно место, конечно. Но она же из досок сколочена - не, не пишем, да тут уже и места-то не осталось. Теперь переходим в Форму Б. «Хозяин дома…» А вот тут нам так обьяснили, Багман акя: раз у вас фамилий до сих пор не было, то ее зачинать надо-ть с имени ближайшего из предков, лучше – с родителя. Теперь у всех татар тоже фамилии будут – у кажной семьи своя. Помнишь наверно, когда мне расписку давал на Абдула, у него ведь фамилия была уже. Кавказцы, выходит,  опередили вас… С отца, стало быть, начинам, да?
БАГМАН. Пусть будет так, Пашка. Отец у меня, ты знавал его, был Багаутдин, значит. А он сын Бадрутдина был.
ПАВЕЛ. Ну, дык сам бог велел стать твоему роду всему Богаутдиновы… Так и в книгу запишем: «Хозяин …Богаутдинов Багман…», отчество, естессно -  «…Богаутдинович. По сословию – инородец, вера – магометанска». Дальше идет графа «работа». Ну, тут, понятно дело, запишем: «купец…» А…какого ранга ты купец-то у нас, сам-то хоть знашь?
БАГМАН. Ранги, баранги …ничего не знаю жы я, Павлуша. У зимляков Тугузских товар беру, и в Тобол-Туре, Ялуторе продаю, деньгам или товаром, как заказали, расплачиваюсь.
ПАВЕЛ. Да… Ну, запишем «сельский купец». А «поденные», то есть други каки побочны работы у тебя ведь тоже есть? Запишем. Ты же скотину, птицу на мясо отращивашь? (Пишет) «шкуры…» и с них, «…перья на продажу»,  значится, впишем. Да «кузнечное дело» у тебя – сюда же… В Казанлы мне много таких дел называли, вот записал: «корзины плетет для продажи», «охотник на птицу и мех зверя», «вяжет крючком и спицами», «рыбачит», «сети вяжет», «собирает дикоросы», «шишкует на орех кедровый»… Много чем выживат сибиряк-то. Ни к кому не казуя претензий. Молодцы, что тут скажешь - никто не бездельничат…
БАГМАН. Еще мы с Сабирчан рожь, пшеница сеим…
ПАВЕЛ. О! Знал же, чуть не забыл тако важно дело-то! Это, значит, будет в Основное. Запишем «землепашество…», как учили нас. Да «огородничество» твое - тоже заношу… Ну, дык вот и все. Ты уже в Переписной книге, Багман акя! Вписан отныне навсегда, так-то вот. Считай, вошел в историю... Не знаю, что делать с сестренкой Нафис… Ну да ладно, я ведь еще вернусь к тебе, тогда и впишем… Тут есть клетка «Работник на хозяйстве». Значит, сюда внесем Сабирку. Иди-ка поближе, Сабирчан акя, садись супротив…

В это самое время слышится движение в сенях. С непокрытыми головами вперед, толкаясь друг с другом, входят полуголые казаки без ружей и сабель. Сабир и Багман в недоумении.

ПАВЕЛ (разводит руками). Как это понимать, товарищи казаки?
АГАФОН (обернувшись назад). Да не пихайся же ты, кому говорят, идем же. Пихатся и пихатся, чтоб чорт тебя побрал, чертяка  с Казбека…
ФРОЛ (плаксиво). Верни нам одежу-то хоть, сосланец чертов. Вашбродь, Абдул арестовал нас…
АБДУЛ (Он в новой черкеске, входит сзади казаков, с их ружьями за спиной, в руках сабли в ножнах). Проходи вперед, бравые, садись рядом с командиром… Никого я не арестовал, командир. Я им науку преподнес, чтоб не теряли бдительность. Разве можно расслабляться в командировке? Пока один купается-моется, кто-то должен стеречь на берегу. Мало ли что. А если бы я выкрал ваши ружья? Такому порядку не учили их, что ли, командир?
ПАВЕЛ. …Учить-то учили, но они, понимашь ли, помнят это лишь тогда, выходит, когда начальство рядом…  Ладно, с ними разберемся апосля. Ты-то вот для чего объявился здеся, Абдул? Ведь за побег от хозяина могу и приговор о казни привести в исполнение…
БАГМАН. Где Нафис, хайван? Я к тибе, варнак, с сочуйствий… Даже сабантуй разришил в скачках. Лучего скакуна – Бурана - в приз тебе дарить от два аула позволяй…
ПАВЕЛ. Как так? Багман акя, ну разве можно было ссыльному коня-то доверять? Ты, получатся, сам его надоумил бежать?…
БАГМАН. Вишь ли, друг мой Павлуша… Мы два аул соревнуйся на сабантуи. По-очиредь выставляй коня в подарок лучему наездникы за победу. Нынче моя черед был – призом был мой Буран. Чей наезник победит, конь ево. Абдул взял соседа Чагвара жеребца, и первай прискакал, еще всих удивляй джигитовка своя… Не стану жы отбирать при всем народ…
ПАВЕЛ. Но он же коня не в тайге – у тебя держал, наверно? Пусть хоть и его теперь это конь… Хотя… Что тут еще сказать, не знаю даже, что и подумать... В общем, сам виноват, Багман акя… Озадачил, однакось… А вот теперь-то что с ним будем делать?.. Где Нафиску оставил, Абдул? В Казанлы, что ли?
АБДУЛ. А вот этого я вам не скажу, уважаемые. Я приехал к Багман абый, чтобы сказать: мы с Нафис любим друг друга, Багман акя! Еще раз просим тебя: позволь нам жить вместе, и мы вернемся к тебе, будем работать, как работали, опорой тебе…
БАГМАН. Нет у миня прощений к тибе, варнак. Казаки, Павлуша дарагой, растрели его!
АБДУЛ. Значит, не договорились… (Резко скомандовал) Так, не двигаться, казаки! Оружия я вам верну. Но оставлю без патронов (извлекает патроны, кладет в карман, ружья приставляет к стене). А то всякое можете надумать… И ты, командир, сними-ка портупею свою – прошу без лишних движений, иначе применю силу, бросай мне под ноги (не спуская глаз с казаков, вытаскивает пистолет, кобуру бросает обратно в руки Павла, проверяет заряд, сам пятится назад, командует) Сидеть на месте, не двигаться никому! Не выходите из дому, пока не услышите топот копыт! Сабли свои, пистолет и патроны найдете в собачьей конуре (выходит)…
АГАФОН (раньше всех опомнившись). Я обещал тебе приемчик от меня с патрончиком в задницу (выскакивает следом).

        Через некоторое время слышится удаляющийся лошадиный галоп, хлопок пистолетного  выстрела, следом другой. Пришли в себя все оставшиеся, бросаются вослед Агафону…

 

Третья картина
(финальная сцена)

        Та же картина, только за окном вид золотой осени. Заметно, что в комнате давно не прибирались. За столом с остатками закусок сидит Багман с глубокого похмелья. В одной руке двухлитровый бутыль с самогоном, в другой кружка, выпитая почти до дна. Руки дрожат, пытается добавить самогона в кружку… Так и не попав с третьей попытки, допивает то, что есть, и швыряет кружку в угол. От грохота просыпается Сабир, спавший на полу между печью и буфетницей. Поднимает голову, озирается, видит хозяина, через силу приподнимается, на коленях ползет к столу.

САБИР.  А, это ты Багман акя, когда ты при-пришел?… Как ты в моем доме ока-казался? Нихаль, родной мой…чел-человек! Ты это… опо-опох-охмелил…лилил-лся? Откуда еще буты-тылка появилась? …Погоди, так это я у тебя, что ли?...  Почему не раз…будил, я бы и сам сбе-сбегал…
БАГМАН. Разбудишь тебя. Даже распинать пытался, спишь как дохлый пес. Вставай, есть к тебе дело у меня.
САБИР. Какие дела, еще не веч-чер же, Баг…ман акя. Я с утра чин чинарем все: под коровами это… почи-чистил, подоил их, и вывел в это… в загон; а гуси к реке …сами это… пошлепали; яйца из-под… кур… со-собрал; лошадей с этими… торбами оставил, наверное, хрю… хрум-кают еще. Овцы пасутся под …этим… под присмотром племяша, скоро сам… сменю его. Ладно, сейчас пос…смотрю, может, воды на-надо в корыта, день-то жа-жаркий, со-со…лнечный...
БАГМАН. Стой! Садись рядом, и слушай сюда, что я решил... С этой минуты знай: ты ничего мне не обязан, живи. …Живи, как хочешь, по-понял?..
САБИР. А?! По-по-нимаю… О-о-чень пони-нимаю… Бедный ты мой Багман-акя… Давно не пил, закалку рас-сстрелял, ой, рас-террял, и вот результат – чуток брень-кнулся, чушь соба-бачью несешь. Надеюсь, быстро прои-пройдет. Поэтому, ду-думаю, тебе уже не-льзя этого шай-шайтан-пойла, уберу-ка под-подальше с глаз (тянется к бутылке)…
БАГМАН. Не трогай! Пока ноги не протянул, я еще староста ваш. Принеси мне сверху шкатулку, где бумаги мои.
САБИР. Ну, это-то я ми-мигом. Сейч-час, Багман акя. Только ты не это… не пей пока, хоро-рошо!?
БАГМАН. Сам знаю, что мне хорошо, что нет. Быстро давай, одна нога там, другая здесь…
САБИР (быстро на четвереньках взбирается вверх, не долго возится, возвращается, почти съехав на заднице). Вот, Багман акя, вся твоя канце… канцелярия…
БАГМАН. Я тут написал завещание (извлекает из шкатулки бумагу). Все свое хозяйство… Вот почитай.
САБИР. Зачем мне читать чужое. Нафис вернется, вручишь…
БАГМАН. Ты ничего так и не понял, что ли, куриная башка? Сам ведь не раз искал их. Двоих с Сатрутдином отправлял вас – вернулись, тетери, связанные одним арканом… Должен был убедиться: не покажутся они, пока я тут…
САБИР. Уж прим-мирился бы, Багман акя, а? Ну, прос-стил бы их, глядишь, верну-улись бы. Сам как-то гово-ворил: мил-лостью с-сильного разрешаются любые ссо-ссоры. И что даже …Пророк… умел прощать…
БАГМАН. Поучи еще тут. Разбойник этот разрушил все мои планы. Не будет такому прощения. Вот, читай, тут черным по белому написано: все свое добро завещаю тебе… Ты хозяин всему, что перед тобой: хочешь, живи тут, хозяйничай, не хочешь – распродай к чортуматри…
САБИР (уставился на Багмана, крутит пальцем у виска). Мне?! Ты чего это, башкой об косяк удар-дарился? Я даже чит-читать не стану дреб-бедень такую. Мало ли что взбредет с бодуна. Зачем, для че-чего, и почему вдруг мне-то? Что мне с доб-бром таким делать? Мне и моего вполне хватает. И рано ты затеял это. Не к добру это. Ай-яй-яй! Дугу об колено гнет чело-человек, а туда же. Как пить дать – перепил…
БАГМАН. Тогда вон с глаз моих, дурья башка. Передам Нурулле хазрату. Он обнародует.
САБИР. Вот это правильно, Нурулла - не я дурак. Так как ни ему, ни мечети без надобности добро твое, Нафисе он и передаст бумагу. А покамест, дай-ка мне похе-похе-хмелиться, и я пойду, некогда мне тут ля-лясы точить.
БАГМАН. Вот тебе кукишь мой после этого, на, похмелись! Вон с глаз моих, к чортуматри, шайтан алгыры!

        Сабир, что-то бурчит под нос себе, пожимая плечами, уходит. Некоторое время Багман сидит, молча раздумывая, что дальше предпринять. Вдруг сильно встряхнул головой, сделал глоток из горла бутылки, ищет, чем закусить, не находя на столе ничего подходящего, занюхал рукавом, еле встает, направляется в другую комнату. Чуть погодя, что-то жуя во рту, возвращается с ружьем в руках. Долго возится с ним: ломает его, извлекает патрон, дует в дуло, смотрит, вставляет патрон обратно в ствол, взводит курок, и кладет рядом с собой.

БАГМАН (размышляет про себя. Звучит его голос). Вот и я докатился до того, что сам себя вынужден спросить: для чего же жил ты, человек, на этом свете? И ответ знаю наперед, ведь дураку понятно: для того, чтобы продолжить род свой, чтобы близкие с добром тебя потом вспоминали, когда покинешь их. Так вот и я жил до сегодня. И была у меня семья, как у всех, мечта как у всякого. Четырех дочерей родили, подняли на ноги с моей Бибинур. Дело свое какое-никакое наладил, чего до меня никто, и потихоньку шло дело в гору, сельчане даже старостой избрали. Имя мое стали вокруг с уважением называть… Но… как-то так получается, что все мои старания оказались впустую, ожидания постепенно стали ускользать мимо. Когда, где я споткнулся, даже не заметил… Сына мне почему-то не подарил Аллах. Две дочери ускакали за мужьями в чужие края – теперь даже носу не кажут здесь; третья утонула, вызволяя мать из болота. Одна ниточка оставалась. Это была наша последыш, моя помощница во всем, гордость моя, красавица-дочь Нафис, верил, она-то непременно станет наследницей моей. Хотел, чтобы здесь, рядом со мной семейное гнездо свое свила, внука мне подарила, чтобы было из чьих рук принять стакан воды перед смертью мне… И тут, вдобавок ко всем этим напастям, откуда ни возьмись, появляется чужак на мою голову. Как паршивого барана в стадо подсунули: на тебе дерьма, Багман! Все мои планы порушил, иблис. За что, эй ходаем, сделал ты мне такую подставу? К какому итогу, получается, теперь, я пришел? Один, как пес безродный, остаюсь ведь. Для чего, для кого я так старался всю жизнь, и пуп рвал все эти годы, а? Ни детей рядом, ни внуков. Ничего из накопленного не греет душу в доме пустом. Кому я такой нужен? Раз так, для чего тогда мне и жизнь-то такая, о Аллах?..

Не прерывая монолога, Багман снимает носки с ног своих, берет в руки ружье, не торопясь прилаживает его дулом к подбородку, прикладом ставит на пол, прижимает ступнями, тянется большим пальцем ноги к пусковому крючку. В это самое время слышит на улице шум, лай собаки, он смотрит в сторону окна.

БАГМАН (вслух). Застрелиться… еще успею, кажись (Поднимает ружье прикладом к плечу)… А вот же они сами, однако!.. Как говорится, на ловца и зверь! Два дурака избегали всю тайгу, не смогли изловить, а ко мне жертва сама в руки идет. Вот и исполню приговор, никакой царь не помилует теперь…

Открывается дверь. На пороге коленопреклоненно стоят молодые Нафис и Абдул. У виска его – обрез. В руках у беременной Нафис черкесов кинжал, направленный к животу.

НАФИС (твердым голосом, не терпящим возражения). Не торопись, ата, успеешь. Мы знаем о твоем приговоре. Но исполнить его можем сами. Только знай: вместе с собой унесем и первого внука твоего…
БАГМАН  (вздрогнул). Ай! Что!?.. Чего это ты? Какого внука?.. Внука?! (Застывает, будто загипнотизированный словами дочери. Машинально поднимает ружье, руки дрожат, пытается прицелиться в голову Абдулу. В это время Нафис делает резкий замах кинжалом над животом своим. Видя это, Багман, как ошпаренный, кидает ружье в сторону, сам медленно падает, начинает елозить по полу, плечи вздрагивают, плач становится все сильнее, переходит в звериный почти рык и рев).  Ай, Аллакаем, что же это такое творится-то на свете? Что это со мной-то происходит нынче, и ходаем? Что вы-то со мной делаете, негодяи?.. Люди, эй, люди! Видали вы глупца глупее всех на свете? Вот он – перед вами. Смотрите, смейтесь надо мной, показывайте на меня пальцем, тычьте мне в лицо: я свихнулся! Я последний оставшийся на свете дурень из дураков! Я – скотина! Я - тварь неразумная! Я - подлый ишак! Люди, смотрите, смейтесь надо мной! Лю-ди-иии, я с ума схожу-у-у!!!..

           Тихо наползает занавес, Багман катается по полу...
           А где-то в благополучном подлунном мире стреляют пушки, салютуя в честь рождения королевского внука. И взвиваются фейерверки, порхают стайки голубей, улетают в небо цветные шары, бумажные фонари. А наш герой рыдает в дальнем далеке Сибири, не находя себе места. Ревмя ревет, не зная что делать, как поступить, как жить