Келейные записки иеромонаха Серапиона
Тетрадь вторая
У родника
К роднику я пришел минут за двадцать до назначенного времени. Заглянул в возведенный над источником домик с итальянским окном, перекрестился на образ Спасителя, зачерпнул ладошками и пригубил обжигающую зубы холодком воду. Затем умыл лицо, намочил волосы и снова вышел наружу.
Рядом с домиком стояли две лавочки. Я присел на одну. Передо мной открывался обширный вид на реку и Боронишинский луг. Майское солнышко еще не далеко ушло от зенита. Его лучи играли бликами на поверхности мелкого озерца, оставшегося на лугу после половодья. Левее, на окраине большого села*, возвышались купола православного храма и колокольня. Пылающий на солнце крест колокольни отражался посередине озерца, освящая собой и его, и луг, и всю мологскую землю. Вниз по реке в сторону Волги маленький закопченный буксир, лохматя плицами воду и выпуская кольца черного дыма, трудолюбиво тянул за собой гонку**, конец которой скрывался за излучиной реки.
Матушка Кира подошла вовремя. Я поднялся с лавочки.
От ее невысокой плотной фигуры, облаченной в темные монашеские одеяния, и улыбчивых глаз веяло покоем и умиротворением.
Она присела, жестом показала, чтобы я опустился рядом. Я осторожно сел на край лавочки.
– Вы ждете наставлений? – повернулась она ко мне лицом и сама же ответила. – Их не будет.
Я промолчал.
– У нас с вами одна наставница, – пояснила матушка, – Богоматерь в Ее чудотворном образе. Поэтому давайте просто побеседуем.
Над рекой протяжно загудел буксир, предупреждая встречные суда о приближении гонки к городу. Выждав, пока смолкнет хриплый бас парохода, она продолжила:
– Сегодня после школы я снова встретилась в мастерских с Васей Цыцыным. Он рассказал про ваши механические косилки. Восторгался, что одна заменяет собой тридцать косцов. Почему вы ничего мне не сказали о них? Что вам мешает вести коммерцию с монастырем?
Вопрос прозвучал неожиданно – я был расположен к совсем другим темам. Да и само сочетание слов «монастырь» и «коммерция» показалось мне кощунственным. Я сказал об этом матушке Кире. Она улыбнулась и предложила:
– Тогда давайте пофантазируем, что не монастырь, а богатые крестьяне Боронишинской волости (их немного, но они есть) купят у вас эти косилки, отказавшись от найма косцов. Чем это обернется для оставшихся без заработка людей и их семей? Найдут ли они другую работу? Не озлобятся ли на своих бывших работодателей?
– Вы хотите сказать, что технический прогресс – это зло?
– Добро или зло, зависит от нас с вами, от людей – насколько продуманы и просчитаны наши шаги. Волость перенаселена***. Земля всех прокормить не может. Мужчины из бедных семей вынуждены прирабатывать на стороне у более богатых соседей или уезжать в Рыбинск на лесопильные заводы. Нужен ли России такой прогресс, в результате которого имущие станут еще богаче, а бедные окончательно обнищают?
– Технический прогресс – это вызов времени.
– Вы правы, но любые нововведения должны осуществляться комплексно, с учетом множества аспектов реальной жизни, и самым главным мерилом здесь должна быть духовная составляющая – будут они в данный момент способствовать единению людей, возвысят души или приведут к еще большему расколу, озлоблению. Вы согласны?
– Трудно не согласиться.
– Технический прогресс должен идти по пятам аграрной реформы****, а не опережать ее. Когда бедность уйдет в прошлое, тогда механизация труда, став доступной для всех, будет не детонатором социальных потрясений, а благом. Я бы на вашем месте чуть-чуть повременила с косилками.
Матушка замолчала. Мне почему-то подумалось, что она не столько меня, сколько себя убеждала в радужных перспективах проведения аграрных реформ. Дума упорно затягивала принятие законопроекта о земельных обществах и поселковых управлениях. О каком укреплении крестьянских хозяйств может идти речь? Но я не решился заражать ее своим пессимизмом. Да и как мы с ней могли бы подтолкнуть думцев думать поживее?
Буксир вытягивал гонку по фарватеру реки. На последнем плоту возле утепленной зелеными ветками кошевы горел небольшой костер, над которым на треножнике висел котелок. У костра сидел плотогон, помешивая ложкой в котелке свое варево. Два его товарища громадным пятнадцатиметровым веслом выправляли хвост гонки к правому берегу реки, чтобы плоты не задели бакена, обозначающего границу фарватера.
– Знаете, о чем я еще подумала? – в раздумье обратилась матушка ко мне.
– О чем?
– Есть еще один фактор, который мешает мне быть сторонницей повальной механизации. Вы знаете, что такое сенокосная пора?
– А как же? Вырос в деревне.
– Вспомните и расскажите в подробностях, как проходил у вас сенокос.
– Со всеми подробностями?
– Да. Так, чтобы окунуться.
Я невольно улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям и стал рассказывать:
– Поднимались до восхода солнца, шли на луг. Над рекой клубится туман. Девчата у нас песни запевали, сначала свои, девчоночьи, потом частушки. Парни подхватывали. Все как-то складно выходило, с шутками-прибаутками, но без обид. Трава по пояс, а то и в рост человека, усеяна крупными холодными каплями росы. Становились с края луга в ряд и начинали косьбу. Через час уже глаза застилает потом, рубашка солью пропитывается, а отставать от других не хочется. И слева и справа слышится слаженное «вжик, вжик», а сверху льется песня жаворонка. Остановишься передохнуть, вытрешь свежескошенной травой литовку*****, закинешь голову к небу – не сразу и разглядишь, до того высоко эта птаха поднимается. Голову дурманит запах трав: медуницы, клевера, мяты, душицы – все и не перечислишь! Косовица заканчивается, начинаются копнение, стогование – тоже требуют много сил и сноровки. После работы гуртом шли к реке умываться, а вечером, перед закатом, кадриль танцевали. Не знаю, как в Мологе, а у нас ее «чижиком» называют. Расходились затемно. Часа три на сон – и снова на луг работать. Веселое было время. Откуда только сил на все хватало! Сейчас рассказываю, и самого удивление берет – до чего радостно и светло тогда мы жили!
– Радостно и светло оттого, что в сенокосную пору человек всеми фибрами души сливается с природой, такой, какой ее создал для нас Господь. И звуки, и запахи, и касание трав, и единый ритм работы, и луг, и небо, и солнце, и река – все вместе, как благодарственная песнь Создателю. А в ответ – и силы, и радость, и души умиротворенность. Разве это не чудо?
– Хорошо сказано – чудо и есть!
– А произойдет ли чудо, будут ли человеку даны силы, радость и умиротворение, если заглушить песню жаворонка треском моторов, к запаху медуницы примешать запах гари, машинных масел и ступать не по земле, раздвигая травы, а трястись на мчащейся по лугу бездушной механической косилке?
Откровенно говоря, ни я сам, ни мои товарищи по Политехническому, ни профессора никогда не рассматривали возможные последствия механизации крестьянских хозяйств под таким углом зрения. Да и возможно ли просчитать, измерить уровни радости, умиротворения, благодати, сопоставить их с техническими параметрами механизмов – мощностью моторов, эффективностью? Однако и радость, и благодать, и умиротворение, и изливаемая душой благодарственная песнь – реальность. И она более значима для нас, чем прибавочная стоимость. Не учитывать эту реальность – значит не принимать в расчет главного – того, что и наполняет жизнь смыслом. Как же далеко мы удалились от истинно человеческого в нас, от того, что «по образу и подобию»! Я не знал, что ответить матушке на ее вопросы. Она улыбнулась, протянула руку, пригладила на моей голове уже высохшие растрепавшиеся волосы и похвалила:
– Вы хорошо в начале нашей беседы сказали, что монастырь и коммерция – несовместимые понятия. Монастыри существуют для того, чтобы очищать души, приближать человека к Богу. Грохот моторов, гарь, тряска на железном седле вряд ли будут этому способствовать.
Матушка немного помолчала и подвела итог нашей беседы:
– Интуитивно человек видит и понимает многое. Дело за малым – соединить интуицию и ум в единое целое, чтобы они работали слаженно, а не враздрай. Бог наделил нас разумом не для того, чтобы мы насильничали над природой, отдалялись от нее за стенами городов в шуме и гари, а чтобы лелеяли, берегли и приумножали красоту созданного Им мира. Монастыри – это острова Божьи на земле, здесь духовное торжествует над мирским. Одухотворяется человек, а вместе с ним и всякая тварь. Вы сегодня в золотошвейной мастерской восторгались вышитым шелком образом преподобного Серафима. Почему медведь не боялся старца, не набрасывался на него, чтобы растерзать? Потому что всякая тварь интуитивно чувствует святость, незлобивость, доброту, любовь. У преподобного Серафима все это было в избытке. Он вкушал только то, что дал людям в пищу Господь******. Мяса не ел, потому что не мог поощрять убийства братьев наших меньших – до того исполнен был любви ко всему живому! Будьте прежде всего исполненным любви к Богу, к Пресвятой Богородице – остальное все приложится.
Она поднялась с лавочки, поправила на голове апостольник. Я тоже встал.
– Да, – вспомнила она наш предыдущий разговор, – вы можете жить в монастырской гостинице как угодно долго, посещать службы, работать в столярной мастерской – если изволите, я дам соответствующие распоряжения. А можете пойти в Югскую пустынь и со временем стать монахом. Но мне кажется, сейчас такое время, когда даже монахам следует больше открываться миру, чтобы помочь людям очиститься от насилия, ненависти, жадности.
Матушка Кира достала из широких одежд икону-листовушку******* с изображением Тихвинской Богоматери, перекрестилась, поцеловала угол иконы и подала мне:
– Пусть Она всегда будет с вами.
Я с благодарностью принял подарок. Она перекрестила мою склоненную голову, и мы расстались.
*Село Боронишино – волостной центр, располагалось на левом берегу реки Мологи в двух с половиной верстах от центра города. В селе имелся каменный храм с тремя престолами. На примыкающей к церкви колокольне в 1882 году был установлен колокол весом 300 пудов (4800 кг), чтобы звон его слышали в самых отдаленных деревнях Боронишинской волости.
**Гонка – связанные друг с другом плоты из бревен, сплавляемые по реке.
***По переписи 1917 года по Боронишинской волости (куда входила Кулига) плотность населения составляла 107 человек на квадратный километр сельхозугодий. Для сравнения, в самой густонаселенной европейской стране, Голландии в те же годы (с ее интенсивной технологией) она была 80 человек на квадратный километр угодий.
****Основными направлениями Столыпинской аграрной реформы были: передача надельных земель в собственность крестьян; широкое кредитование крестьян; скупка помещичьих земель для перепродажи крестьянам на льготных условиях; землеустройство; постепенное упразднение сельской общины как коллективного собственника земель. В пакет правительственных законопроектов по аграрной реформе, внесенных в 1907 году в III Государственную Думу, входил закреплявший данные положения законопроект «Положение о поселковом управлении». III Дума рассматривала законопроект чрезвычайно медленно, и в 1912 году он перешел в IV Думу, где пролежал без движения вплоть до ее роспуска в 1917 году.
***** Существуют два типа косы — коса-горбуша и коса-стойка (литовка), последняя получила наибольшее распространение. Основные различия в них — это размер (литовка больше), наличие ручки (лучка) у литовки и положение тела косаря при косьбе (горбушей косят, сгибаясь при каждом взмахе, а литовкой – с прямой спиной).
******«И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя: вам сие будет в пищу» (Бытие, 1, 29).
*******Листовушка (листоушка) — малая икона на доске размером от четырех с половиной до восемнадцати сантиметров.
Иллюстрация: Монастырский сенокос (на заднем плане Леушинский монастырь ныне затопленный водами Рыбинского моря). Цветная фотография сделана в 1909 году русским фотографом Сергеем Михайловичем Прокудиным-Горским.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/08/16/732
К аннотации и оглавлению http://www.proza.ru/2018/08/19/768