От Лузановки до Люстдорфа...

               
                Когда тётя Чарна с дядей Муней жили на Островидова шестьдесят семь, в старом колодезного типа одесском дворе с аркой у входа, высокими гудящими железными лестницами, неизменной водопроводной колонкой в центре и скопищем деревянных благоухающих туалетов на окраине, добираться до пляжей было проще простого.

                Большой парк с огромным фонтаном, шумящим свежестью и детскими криками, мы проходили пешком, усаживаясь затем в знаменитые трамваи - пятый или двадцать восьмой.

                Выслушивая по дороге все одесские новости, потрясающие по эмоциям скандалы с бесценными интонациями и неисчерпаемым словарным запасом, мы быстро оказывались в Аркадии или Ланжероне.

                За более продолжительное время добирались, иногда, и в соблазнительную Черноморку. По старой памяти ее называли Люстдорфом. По воскресеньям, особенно совпадавшим с Днём Военно-Морского флота, Строителя или другими знатными Праздниками, трамваи так переполнялись разгоряченными потными телами, рвущимися к прохладной соленой морской водичке, что, бывало, даже сходили с рельс и переворачивались на поворотах.

                Из всех пляжей выделялась Аркадия. Она была самой аристократичной и благоустроенной. Над песком и морем легкими ажурными балюстрадами нависал широкий променад с толпой обнаженных тел, озабоченно несущихся в разных направлениях.

                Репродукторы надрывались от модной, но не очень содержательной,- Улла-Тэрулла-Тэрулла-Тэрулла,- прерываемой крикливыми объявлениями о потере очередного ребенка. После каждого такого обращения, я начинал внимательно вглядываться в лица пробегавших  мальчишек и девчонок,- А, вдруг, узнаю? - Затем, представлял, как меня, вернувшего потерянное чадо, обнимают  его растроганные родители и,- Чем черт не шутит!,- фотографируют местные корреспонденты.

                Мечтания быстро рассеивались от раздражённого диалога отца и матери. Родители никак не могли обнаружить в песке ни одного мало-мальски пригодного просвета. Поверхность была полностью окупирована телами отчаянных курортников, обожженных солнцем и распластанных по всей раскалённой сковородке модного пляжа.

                Часто нам доставалось очень маленькое пространство, зажатое деревянной кабинкой раздевалки с выломанными прорехами и  мусорной урной, переполненной арбузными корками. Над ними роем кружились наглые, под стать отдыхающим, одесские осы.

                - Пшенка-пшёнка-пшёнка,- наперебой соблазняли варёной кукурузой  постоянные крики торговок, ловко снующих между разнообразными, зачастую, экзотическими позами загорающих.

                - Казинаки!  Купите сладкие, Шоб я так жил! Сладкие, как моя жизнь, Казинаки,- раздавалось в ответ предложение конкурентов.

                Однако, у нас в программе,- « Для Сначала», был завтрак из ароматных помидор и огурчиков, купленных на одном из многочисленных открытых прилавков. Они отличались большими зеленоватыми сетчатыми контейнерами, наполненными громадными полосатыми херсонскими арбузами. До знаменитого Привоза было далековато, а «кушать» хотелось всегда.

                Завтрак украшался вареной картошкой, обильно  сдобренной вкусным сливочным маслом. Неотразимое пиршество разворачивалось прямо на газете с очередной пламенной речью Никиты Хрущева или фоткой радостно-бородатого Фиделя, энергично угрожавшего всему империализму.

                Еда азартно поедалась под слегка пугающее жужжание назойливо-наглых ос, пчел и мух, норовивших чего-нибудь, таки, да  откусить из бесчисленных сахарных разломов вкуснейших южно-украинских помидорин. 

                Всех раздражали песчинки, скрипевшие на зубах. Они щедро залетали от пробегавших мимо толп, упорно стремившихся протиснуться, просунуться, проскользнуть к морю, забитому мокрыми телами под завязку.

                Важных дел было  невпроворот. Предстояло ещё самим сбегать окунуться, освежиться и приобщиться. Сначала, сквозь непроходимые скопища народу у самого берега. Затем , искусно лавируя в морской воде, важно было не нарваться на волну холоднющих брызг от рьяных купальщиков, бешено молотивших ногами перед самым твоим носом.

                А волнующий процесс поедания знаменитого Ленинградского мороженного с тонкой-претонкой шоколадной глазурью ?
 
                А обжигающие мититеи по пятьдесят пять копеек за пару  с кусочком серого хлеба и острым томатным соусом на маленькой тарелочке из фольги?
 
                А холоднющий ароматный " Вишневый Напиток" по одиннадцать коп., который продавали из больших желтых полу-цистерн с надписью "Квас"?

                Многотысячное людское море вдребезги разбивалось на  бесконечные очереди у сотен киосков, где крикливые торговцы продавали миллионы пар солнечных очков, шапочек и купальных костюмов.  Тысячи шариков, обёрнутых блестящей фольгой, бодро прыгали на тонких желтоватых резинках. Бесчисленные калейдоскопы маняще крутились в руках счастливых малышей.

                Особую группу на балюстраде составляли солидные люди в темных солнечных очках, многие из которых были вооружены настоящими морскими биноклями. Прижавшись к ограждению, они задумчиво смотрели вдаль.

                - А ну, брысь отсюдова, малявка ! - с одесским пришепетыванием пуганул меня один из них, когда я попытался, было, немного втиснуться и полюбопытствовать,- А шо они там такое выглядывают?

                - Поцы! Бесстыдники!,- вдруг крикнули им с нижнего уровня, где, как оказалось, непосредственно под сворой этих возрастных наблюдателей,  располагались многочисленные кабинки для переодевания, открытые их похотливым взорам.

                - А я ж себе раздеваюсь, раздеваюсь таки, и думаю, шо ж они там целый день стоят? Та, куда ж они все время лупают и лупают своими бесстыжими лупалками ?!

                - Та ещё очки темные на морды свои наглые натянули для прикрытия! Шоб они, зенки ваши бесстыжие, та повыскочили! - кричала из кабинки, ничуть не стесняясь, абсолютно голая  ярко крашенная блондинка .  Стояла она, расставив ноги, в боевой агрессивной позе, потрясая поднятыми кулаками и полной грудью, колыхавшейся в такт ее бурным энергичным движениям.


                - Вот , щас-щас, как поднимусь, как всех бесстыдников позкидаю с балкона! ,- она стала быстро одеваться, и толпа наблюдателей, очарованно засмотревшихся на боевую женщину, быстро рассеялась, заспешив по своим очень важным и неотложным  делам.

                - Завтра, наверное, лучше будет на Лузановку поехать, - лениво произнёс отец, обсуждая с матерью ближайшую программу.

                - Там, и песка больше, и людей поменьше, и волнорезов нет,- вставил я свои пять копеек

                - Да! Море в Лузановке намного чище, да и деревьев полно. Можно в тени отдыхать,- оживилась мама.

                - Мой мальчик,- обратился ко мне отец,- хочешь , сядем на катер, рванем в порт, поднимемся наверх по Потемкинской лестнице и заглянем на Дерибасовской в наш любимый букинистический? Купим  что-нибудь интересное?

                - Через десять минут теплоход "Ванкувер" отправляется в Лузановку с заходом в порт,- важно и как раз вовремя произнёс репродуктор.

                Лихорадочно собравшись , мы ввалились на теплоход и, быстро рассевшись по скамейкам, смогли расслабиться. Катер отвалил от пирса, отошёл подальше от берега и взял курс на порт. Здесь царствовал  свежий, слегка волнующийся и ослепительно синий бесконечный простор.

                Мир, впрочем, как всегда, был почти на грани войны. Наш непредсказуемый Никита Хрущев грозно декламировал " Кузькину Мать", непостижимую для Запада. Она, видимо, очень глубоко засела в его башмаке, отчаянно стучавшем по трибуне Генеральной Ассаблеи ООН.
             
                Однако,несмотря на это, внутри у нас все было спокойно и радостно. Какая-то, на первый взгляд, непостижимая, ничем не объяснимая, но абсолютно твёрдая уверенность, что все будет хорошо, светилась в каждом взгляде.

                Все улыбались и знали точно, что темные облака обязательно рассеются и , как в доброй-предоброй сказке, солнечные лучи счастья хлынут золотистым искрящимся радостным потоком в доверчиво раскрытые объятия наших бессмертных душ...