Говорят, что охота пуще неволи. Наверно, так и есть, если в начале декабря, когда мороз загнал ртутный столбик за сорок градусов, нам вздумалось поохотиться на рябчиков, и мы ушли на Соболох, за восемнадцать километров от Зырянки.
Остановились в избушке, имевшую к тому времени зловещую репутацию: за месяц до этого, на ноябрьские праздники, здесь произошла трагедия. Избушку использовали как базу изыскатели технического участка, обслуживающие реку. В группе было четыре человека. Один из них по непонятным причинам застрелил из карабина своих товарищей. Спокойно вошёл, не торопясь расстрелял всех в упор, а потом вернулся в Зырянку и сдался властям.
В этой избушке мы и остановились. Жутковато было поначалу ночевать в таком месте, где ещё сохранились темные пятна на полу, но потом как-то свыклись. К тому же охота оказалась удачной. Кто зимой охотился на рябчиков, никогда не забудет этого.
Утром, чуть свет, мы выходим в тайгу. Тишина вокруг фантастическая, только изредка потрескивают на морозе деревья. Идёшь среди этого безмолвия и вдруг слышишь тоненький посвист рябчиков. Торопиться тут не надо, рябец - самая глупая и доверчивая птица на всём белом свете. Он может подпустить тебя на расстояние ружейного ствола. Не раз и не два, внезапно наткнувшись на него, ты отступаешь на такое расстояние, которое было бы нормальным для твоего охотничьего самолюбия.
Живут рябчики выводками по 8-10 штук, и если ты заметил такую стаю, считай, что все они у тебя в сумке. После выстрела рябчики не паникуют, как белые куропатки, в лучшем случае переметнутся на соседний куст тальника, а чаще остаются на месте, лишь сильнее вытягивают свои серые шейки, с любопытством разглядывая стволы твоего ружья. Поэтому выбивают рябчиков безжалостно. Незадолго до нашего похода охотник-любитель Котёлкин за неделю добыл 150 штук. Наши успехи поскромнее, но для нас главное не количество добытой дичи, а сам процесс.
После дневной охоты собираемся в избушке, готовим обед и долго пьём чай. Нас пятеро: Слава Скворцов, Лёша Муравья, Вася Фёдоров, Волчков и я. Железная печка быстро накаляется, и через полчаса атмосфера в домике напоминает сауну. Приходится приоткрывать дверь. Для ночёвки оборудуем нары. Признаюсь честно, спать было страшновато, поэтому у каждого под боком были либо ружьё, либо нож. Нашей гордостью стала система полуавтоматического регулирования температуры в помещении. Чтобы ночью не подниматься, мы приспособили две верёвки: дёрнув за одну, можно было открыть дверь, а с помощью второй можно было её закрыть. В первые же сутки эксплуатации система прошло серьёзное испытание.
Было уже далеко за полночь, когда мне стало холодно. Наверно, дверь приоткрыта, - подумал я и, нащупав над собой веревку, потянул её, чтобы закрыть дверь. Верёвка натянулась, и вдруг я почувствовал живое противодействие, кто-то пытался открыть дверь снаружи. Спать мне расхотелось, в голову полезли всякие нехорошие мысли. Одной рукой я сдерживал настойчивые рывки веревки, а другой ощупывал вокруг себя нары, отыскивая припасенный с вечера топор.
- Мужики, - стараясь быть спокойным, сказал я, - к нам кто-то рвётся!
Парни проснулись и при свете свечи стали наблюдать за странным перетягиванием каната, потом тоже потянулись за оружием. Когда напряжение достигло апогея, из-за двери раздался очень знакомый голос:
- Ну, пустите же, наконец, хватит баловаться, я замерз...
Хохотали мы до утра. Оказывается, Славик по нужде выскочил на двор в одних трусиках, и в тот момент, когда он возвращался, мне стало холодно, и я потянул за верёвку.
На этой охоте мы с Васей Фёдоровым взяли глухаря. Подстрелил его Василий, но не без моей помощи. Дело было так. С утра мы ушли охотиться, разделившись на две группы. Уже возвращаясь из леса, заметили на одинокой лиственнице нечто напоминающее большую ворону. Остановились.
- Это не ворона, - сказал мой напарник, у которого охотничьего опыта было побольше, - вороны никогда не садятся на нижние ветки.
Признав в птице глухаря, мы решили его скрадывать: Василий пошёл в обход, а я, как мы договорились, не торопясь, стал приближаться к дереву, на котором устроилась птица. Мне выпала роль паяца - отвлекать внимание глухаря, но так, чтобы не спугнуть его. Находясь от глухаря метрах в ста-ста пятидесяти, и зная, что ближе он вряд ли подпустит, я ложился на снег, прятался за деревьями, вновь появлялся в поле его зрения... Короче, в открытую валял дурака.
Итог охоты показал, что сыграл свою роль я неплохо, потому что минут через пятнадцать из кустов, что находились позади дерева с глухарём, раздался выстрел, и чёрная масса упала на снег. Птица была большая и мощная, своими огромными крыльями она вспахала полсотки снежной целины, прежде чем успокоиться. А мы ещё долго не могли прийти в себя, ощущая пороховую гарь и переживая трудно передаваемые ощущения охоты.
Неделю мы охотились на Соболохе. В последний день нашего пребывания в избушке появился ещё один постоялец. Он приехал на нарте, запряженной одной собакой. На нарте у мужика было всё, что нужно для жизни: снасти, палатка, запас продуктов и даже миниатюрная железная печка для палатки.
Наш новый знакомый славянского обличья был человеком перекати-поле. Ни дома, ни семьи у него нет. Двенадцать лет он бродит по тайге: весной и осенью бьёт уток, зимой охотится на куропаток и рябчиков, летом рыбачит. На Соболох он приехал половить налимов. В декабре колымский налим идёт на икромёт и неплохо ловится.
Обосновавшись в избушке, мужичок взял снасти и поехал на рыбалку, а к вечеру привёз таких налимов, каких нам никогда не приходилось видеть. Это были не рыбины, это были бревна метровой длины.
На следующее утро мы распрощались с отшельником и вернулись в Зырянку.
* * *
Иногда я хожу в лес один. Беру ружьё, становлюсь на лыжи и иду через Колыму на противоположный берег, где много проток и где можно встретить белых куропаток. Эти прелестные птицы обычно сидят на кустах, свисающих с обрывистого берега, или кормятся семенами растений, выглядывающих из-под снега.
Не забуду свою первую встречу с куропатками. Я шёл по протоке и ещё издали увидел их. Птицы облепили куст тальника как огромные снежинки. Сняв лыжи, я подкрался поближе. После выстрела одна куропатка нырнула вниз. Я кинулся за ней, она, с перебитым крылом, от меня. Наконец мне удалось её догнать и поймать. Так, живую, я принёс её в общежитие и отдал уборщице. Запойная женщина очень обрадовалась. Она жила бедно, и у неё была маленькая девчонка, лет трёх, которая частенько забегала к нам в комнату за вкусненьким.
На следующий день я прошёл по следам вчерашней охоты и был крайне удивлён тем, что не смог, при всём старании, повторить свои же прыжки - так они были велики. Вот что значит азарт!
* * *
Нет ничего более приятного, чем колымская весна. Апрельское солнце припекает, несмотря на двадцатиградусный мороз. Кожа на открытом лице покрывается загаром. Снег кажется ослепительным, и без тёмных очков на улице долго находиться нельзя. Ощущение приятности связано ещё и с тем, что длинная, тёмная холодная северная зима осталась позади. Появляются, и с каждым днём захватывают всё большее пространство весенние проталины. На льду Ясачной появляются рыбаки.
Где-то в первой декаде мая, когда дороги уже прилично развезло, и на озёрах поверх льда выступила вода, начинается перелёт птиц. Первыми прилетают лебеди. Обследуют кормовые места, и если морозы не возвращаются, то остаются. Через пять-семь дней после их появления начинают прилетать гуси, утки и другая летающая живность.
И открывается Её Величество Охота.
Посёлки пустеют. Всё мужское население, способное держать ружьё, покидает надоевшие за зиму жилища и отправляется в тайгу. Кто-то уходит подальше, кто-то осваивает ближние озёра. У каждого охотника своё любимое озеро или группа озёр. Каждый надеется на удачу.
У нас, речников, этот период связан с подготовкой флота к навигации. Работы очень много: покраска корпусов и надстроек, приведение в рабочее состояние двигателей и механизмов, комплектация оборудования, сдача судов разным комиссиям. Вроде и поспать-то некогда, но для охоты находится время и у нас.
Как только солнце приближается к горизонту, мы с Васей Фёдоровым берём тёплые тулупы и с ружьями идём вдоль дороги, соединяющей наш отстойный пункт “29-й километр” с Зырянкой. Идти далеко не надо, через километр рядом с дорогой видим небольшое озеро, закутываемся в тулупы и ложимся под кустом. Изредка просыпаемся от свиста крыльев пролетающих над нами уток. Если они садятся на озеро не очень далеко от нас, мы стреляем, не поднимаясь со своих лёжек, и засыпаем вновь. Утром подбираем добычу и возвращаемся на рабочие места.
Бывают и казусы. Раз, например, стая шилохвости голов в двадцать решила приводниться не на озеро, а в лужу, которая была в пяти метрах от нашего ночлега. От шума, поднятого птицами при посадке, мы проснулись, слегка обалдели, потом, схватив ружья, выпалили по стае в упор и ... промазали. Василий очень не любит вспоминать этот эпизод.
Каких только птиц не увидишь на весеннем перелёте: кряквы, шилохвости, чирки, черные утки-турпаны, нырки, гагары, красивейшие уточки-японки, гуси, вальдшнепы и другие кулики. Самые привлекательные и забавные - турухтаны или петушки. Смотреть на их весенние игры доставляет неописуемое удовольствие. Пёстрые, не похожие один на другого, с лихими хохолками и воротниками, турухтаны носятся друг за другом, подскакивают, сшибаются, разлетаются и вновь налетают друг на друга. Кажется, что поляна заполнена живыми цветами.
* * *
Редко кому доводилось видеть, как охотится сокол. Я видел это. Охотились мы тогда на большом кормовом озере, которое охотники называют “Кочковатым”. Сидели в скрадках на отлогом пустом берегу. То с одной стороны, то с другой на озеро прибывали утиные стаи.
Не знаю, почему я обратил внимание на одиноко летящую утку, может потому что она орала в воздухе, в то время как обычно утки начинают переговариваться после посадки на воду.
Вдруг сверху вниз промелькнуло что-то и утка, на которую я смотрел, перевернулась в воздухе и стала падать, увлекаемая небольшой птицей. Так, вместе, они и опустились на берег. Кто-то из охотников побежал в ту сторону и вернулся с победно поднятой рукой, в которой была утка.
Обиженный сокол взлетел и стал описывать круги, поднимаясь всё выше и выше. Но от охоты он не отказался. Мы видели ещё две его атаки. В первый раз он промахнулся, но вторично ударил метко и остался с добычей. На этот раз никто её у него не отнял.
Тактика охоты сокола проста. Он поднимается высоко над озером, контролируя перемещение уток. В удобный для него момент хищник стремительно падает вниз на зазевавшуюся жертву и бьёт её грудью. Оглушив утку, он планирует с ней на землю и там завершает схватку. Где-то я читал, что в момент атаки сокол развивает скорость до 300 километров в час.
* * *
Фамилия якута, с которым нас свела охота на весеннем перелёте, была, кажется, Винокуров. У многих якутов русские фамилии, по паспортам они - Сивцевы, Поповы, Бандеровы, Слепцовы, Даниловы... Правда, встречаются и необычные фамилии, однажды в Зырянку на смотр художественной самодеятельности приехали из Арылаха симпатичные сёстры-якуточки по фамилии Дуглас.
Так вот, с этим пожилым, грамотным якутом мы провели у охотничьего костра одну ночь. И всю ночь он рассказывал о своей жизни. Началось с того, что я обратил внимание на отсутствие на его левой руке большого пальца и спросил его, где он потерял столь важную часть кисти.
- О, это забавная история, - сказал он, - и связана она с охотой. Если есть интерес, расскажу ?
Интерес у меня был. Костёр всегда располагает к слушанию всяких былей-небылиц. Вот его первый рассказ.
“ Случилось это на охоте. Была такая же весна, и мы также травили всякие истории у костра. Потом уснули. Проснулся я от того, что мне стало трудно дышать, а ещё от зловония. Когда открыл глаза, увидел над собой морду медведя. Сон, конечно, пропал. Я умудрился выскользнуть из-под косолапого и взгромоздиться ему на спину. Помню, что изо всех сил ухватился медведю за уши. Пока мы с мишкой занимались борьбой, проснулись ребята и похватали ружья. Но стрелять они не могли, потому что боялись попасть в меня. А я так осатанел, что никак не мог разжать руки. Кончилось всё тем, что один из друзей схватил топор и рубанул медведю по башке. Ударил удачно, одного раза хватило, чтобы медведь кончился. Ну, а палец оказался не там, где нужно...”
- Мне в жизни почему-то вечно не везёт, рок какой-то, - продолжил он своё повествование, - меня даже в карты проигрывали. Рассказать?
"При Дальстрое я работал здесь, в Зырянке, плотником. Не знаю, по какой причине, но получилось так, что блатари проиграли в карты человека. Не меня, а начальника автобазы. Дурацкие совпадения - одинаковый рост и фигуры, одинаковые шубы и шапки, сыграли со мной злую шутку. Когда я возвращался вечером с работы, меня сбила машина. Не случайно, потому что первый раз я увернулся, а второй раз не успел. Сотрясение мозга, переломанные рёбра, внутреннее кровоизлияние... Но я остался жив. А тот, кто ошибся, даже приносил мне в больницу передачи.”
Фото автора, 1963 год, Колыма
Продолжение следует http://www.proza.ru/2018/08/10/400