Я люблю вас, пустынные Розы...

               
                Физическая работа в пустыне, на открытом изнурительном белом солнце, имела свои особенности. Делать все было необходимо медленно, степенно, никуда не торопясь.

                Малейшая суета, нетерпение, активное движение, тут-же наказывались обильным потоотделением и резкой потерей мощности. Мысли, вслед за движением , также приобретали особую неспешную длительность, важность и глубину.

                Кайло было тяжелым, но удобно-двусторонним. Сильными монотонными ударами, кирка постепенно вгрызалась в раскалённый каменистый грунт  своим крепким металлическим рогом - удлиненной острой стороной.

                Затем наступала и тяжкая очередь мотыги, что украшала другую сторону инструмента. Медленно-премедленно , она расширяла фронт работ и откалывала, отдирала, отвоевывала у пустыни все новые и новые частички.

                Надрывался я не за деньги, а по свободной собственной прихоти, пытаясь расчистить и благоустроить хотя бы часть участка - относительно большого пустыря в тридцать соток, раскалённого солнцем до полной невозможности. Это горячее сухое пространство вплотную примыкало к ограде моего Нетивотского дома.

                В соответствии с генпланом развития территории, там должен был находиться небольшой магазин. Однако все работы отложили. Сначала, на год, затем, на целых два.

                Тем временем, место густо заволокло строительным мусором от многочисленных ремонтов ближайшего жилья. Скопились целые горы выброшенной старой мебели, диванов и прочего хлама, имевшего особое свойство размножаться и жадно захватывать  новые  жизненные пространства.

                Основную гору мусора убрали быстро, сразу после целой стаи фотоснимков, отщелканных мною в порыве крайнего раздражения. Кому понравилась бы куча строительных и прочих отходов, скопившихся у самых окон?

                Фотографии  я продемонстрировал  Ихиэлю - нашему городскому начальству , незамедлительно пригнавшему ,  и бульдозер, и самосвал, и пяток рабочих по уборке, в придачу.

                Однако, к великому сожалению, народ в округе привык именно к этому месту! Привык, воровато оглядываясь, сносить и сбрасывать туда всяческий ненужный хлам. Особенно вечерами, когда наш городок погружался в темень южной ночи.

                Почти исчезнув с лица земли, свалка, мстительно улыбнулась, оживилась, подняла голову и, потихоньку увеличиваясь в размерах, вновь стала   неумолимо подползать к нашему двору.

                - Как же быть? Как отучить народ от закреплённой многомесячной привычки?,- подумалось, когда увидел очередной крупнотоннажный грузовик, приземливший на пустыре, около моего жилища, новую порцию строительного мусора. И это, несмотря на многочисленные таблички, угрожавшие нарушителям экологии самыми разнообразными карами.

                - Конечно, к людям необходимо обратиться от всего сердца, а не сухим канцелярским языком,- начал размышлять я, придумывая прочувствованный текст воззвания к гражданам и гражданкам. Призыв получился замечательным. Как в старые добрые революционные времена.


                - Проберет! Как пить дать. До самых печёнок приберёт,- радовался оптимистичный Эзра - мой близкий нетивотский приятель.  Настоящий вопль души получился забористым. Не только и не столько потому, что был прикреплен на заборе.

                Текст, конечно, привлёк внимание, но не так, как планировалось. Теперь, весь хлам,- О, ужас!,- стали сносить прямо к объявлению, то есть,  к нашей незамысловатой изгороди, где и красовался образчик  моего продвинутого эпистолярного жанра, написанного на русском и иврите.

                - Тебе надо, ты и убирай !,- отфутболил одесским советом сосед, двор которого,  также как и мой, граничил с проблемной территорией

                - Бюджет городка не позволяет каждый день направлять рабочих на уборку,- жалостливо качал головой Цион - доброжелательный заместитель мэра

                - Да плюнь и разотри ! ,- призывали смириться мудрые аксакалы

                - Все равно, вечером снова принесут, обязательно принесут.

                Да. Убеждался все больше, что новый старый хлам, неумолимо стекавший в точку Вселенной, рядом с моим домом, как вода во время зимних дождей, никогда не переведется.

                - Кончай надрываться,- увещевали зеваки, проходя мимо меня - придурка, упорно машущего кайлом на раскалённом воздухе.

                Капли пота, нет, не капли, а бесконечные струйки, разъедали глаза, насквозь пропитывали одежду, растекались по рубашке и брюкам.

                Тяжело, но упрямо, вживался я в размеренно-бесконечный ритм, той, совершенно бесполезной работы, воображая себя, то рабом в Египте, то Гераклом, очищавшим Авгиевы конюшни, то каторжником на Бухенвальдских каменоломнях, где любая остановка  грозила немедленным уничтожением.

                Казалось, что многое, если не все,  оставалось по-прежнему. Как и прежде, мусор, что убирался и с превеликим упорством отодвигался к самому дальнему краю пустыря, на следующий же день, радостно возвращался, убивая все новыми и новыми порциями. Битва часто балансировала, подходила вплотную и , казалось, вела к неизбежному проигрышу. Однако, мало-помалу, изменения стали происходить.

                Как только , очищая территорию от мусора у самой изгороди, а затем, все дальше и дальше, в самую глубь пустыря, я  начал выдалбливать в каменистом грунте лунки и сажать в них кустики цветущих роз, варварство стало утихать и , как-то незаметно, полностью сошло на нет. Вокруг каждого цветка устраивалось небольшое количество взрыхленной земли, которое заботливо обкладывалось красноватыми полукирпичиками. Эти отходы от строительства тротуаров валялись здесь в изобилии.


                Розы сорта Куин Элизабет были очень дорогими, просто, королевскими. Выскребывая и собирая по карманам последние шекели, я покупал эти цветы постепенно, по нескольку кустиков за визит. Каждый раз, выбирал их очень внимательно и придирчиво , когда с оказией проезжал мимо небольшого питомника, по дороге в соседний Сдерот.

                Этот красивый милый городок, краснея черепицами аккуратных крыш, всегда встречал оживленным пением птиц, стрекотанием кузнечиков и радостным покачиванием высоких пальм, увешанных гроздьями спелых фиников.

                В те времена, Израиль ещё не передавал управление Газой палестинской администрации, не вооружал террористический Хамас автоматическим оружием, не выселял поселенцев, мирно работавших на соседних полях, инженерных фирмах, заводах и научных стартапах двадцати пяти еврейских поселений Гуш Катифа.

                Поэтому в Сдероте ещё  ни разу не звучали сирены воздушной тревоги, не взрывались ракеты, запущенные из соседней Газы, не слышались многочисленные завывания скорой медицинской помощи. Там было спокойно и удивительно. А в прекрасном питомнике, по-соседству, жили чудесные цветы.

                Хлам  ещё изредка сбрасывался по самым краям пустыря. Однако туда, куда доходила линия наступления Роз и капельного орошения, протянутого от моего дворового водяного счетчика-распределителя, мусор больше не возвращался.

                Более того, народ, проходивший мимо, перестав ухмыляться при виде взмокшего, изнуренного солнцем борца с мусоркой,  стал уважительно здороваться, спрашивать о делах и сетовать на погоду, которая, в том году, казалась особенно жаркой и изнурительной.

                В тот день, начиналось обычное утро. На деревьях заливались птицы. Как обычно, я вышел на пустырь с тяжелым кайлом. Вышел. И не поверил собственным глазам.

                Один из громадных грузовиков, варварски раздавив часть растений, вывалил строительные отходы на прежнее место. При этом, он разметал в разные стороны, и кирпичи, заботливо выложенные вокруг розовых кустов, и , с таким трудом,  налаженную систему орошения.

                Начадив, напоследок, удушающим синим выхлопом, он нагло, с какой-то оскорбительной бравадой, быстро исчез за соседним поворотом.

                Вокруг меня, растерянно смотревшего на случившуюся трагедию, стал собираться народ. Окружающие стали сочувственно успокаивать, хотя, на первый взгляд, расстроен я не был.

                Просто, в душе возникла какая-то звенящая тишина и особая тупая опустошенность. Через несколько минут, как робот, я стал автоматически собирать сломанные кусты, разбирать кирпичи и соединять разорванные куски поливных шлангов.

                Спустя некоторое время такой заторможенной деятельности , вдруг, почувствовал легкое прикосновение. Около меня стоял человек, который сочувственно протягивал мне небольшую бутылку с холодной водой.

                Жадно и очень надолго я припал к освежающей влаге. Пелена с глаз понемногу исчезла. Кое-как, мне удалось выйти из своеобразного анабиозного ступора.

                Оказалось, что по всему пустырю уже вовсю суетился народ. Бодро покрикивая, люди проворно убирали остатки мусора и быстро поправляли порушенное.

                Из муниципалитета оперативно прислали грузовик, полностью увёзший весь хлам. Полиция  задержала водителя, поломавшего растения.

                А по всему участку, несмотря ни на что, гордо цвели, благоухали, радовались жизни, прекрасные, роскошные, белые и красные, кремовые и розоватые, желтые и нежно-фиолетовые - настоящие королевские цветы.

                - Как я люблю. Как обожаю Вас, дорогие мои, драгоценные Пустынные Розы...