Глава 16 Дождь. Праздник. Лица в тумане. Продолжен

Алексей Шенгер
Глава 16

                Дождь. Праздник. Лица в тумане.

    Дождь, мелкий рассыпчатый дождь!  С ночи он опять зашелестел по крыше, по оконному стеклу, тонкой струйкой зажурчал в бочке под водостоком, зашумел во дворе, не давая никакого шанса просохнуть вчерашним лужам.
    - Это хорошо, что мы не в землянках рас-квар-ти-ро-ва-ны,- подумала Таня, вслух произнеся одно из часто употребляемых Лешкиных слов, которые он вставлял в свою речь, начиная с далекого - далекого детства, которое закончилось уже  лет пять тому назад  на дальнем Дальнем Востоке в поселке Успенка, ныне Кировском. Там не такие дождики. Там тропические ливни, когда каждая пересохшая канава в мгновение ока становится полноправной бурной рекой размывающей поля, губящей посевы, уносящей неподъемные каменюги с их належенного места на сотни метров. Такие потоки воды в миг смыли бы в тартарары любую землянку с их обитателями.
    Но в данный момент можно было не беспокоиться.  Таня лежала на сколоченных нарах в добротно срубленном деревянном доме, и дождь был не дождь, а какое-то недоразумение, и дело было в Прибалтике, куда переместилась их батарея из-под Ленинграда вслед за линией фронта. До подъема было еще минут тридцать и можно было понежиться в постели. Неумолчный шум дождя навеял на Таню грустные мысли. Вспомнился Алексей, их последнее свидание,  ее неосторожные слова, сказанные ею сгоряча, наверняка, обидные для вспыльчивого парня.
    - Как бы он чего не учудил!  Но он тоже не прав. Должен же Алексей  ее понять.
    Пережитый страх за его жизнь, шок от выстрела в живого человека, - в таких обстоятельствах Таня могла сказать что угодно, тем более, что, при наличии немалой горячности,  отсутствием  словарного запаса она не страдала. Наговорив с три короба, потом остыв и по рассуждав, придя к выводу, что где-то, наверно, надо было сказать как-то по мягче, она могла даже поплакать от обиды на самое себя, после чего замыкалась и ждала, когда собеседник сделает первым шаг к примирению, или  даже попросит прощения, за что-нибудь.
    - Ведь он мужчина!
    По сложившейся схеме у Тани от воспоминаний заблестели глаза и закапали слезы.
    -  Лешка, от сказанного ею, наверно, теперь ищет место для "подвига". Лишь бы не учудил чего, а то дядя Жора особист спуску ему не даст. И опять, как после поступления в училище, перестал писать. Он и так-то говорил, что писаниной заниматься не любит. А тут, наверно, еще больше обиделся, когда увидел ее с Савельевым. А всего-навсего был разговор с Вовкой о школе, о драмкружке, и даже дружеский поцелуй она тому не позволила. Написал он тут одно письмо, даже не письмо, а стихотворение, которое ей активно не понравилось. Отвечать на это письмо не стала. На критику своих виршей Савельев всегда реагировал болезненно, а ссорится еще и с ним не хотелось, да и не от него она ждала весточки.
    Неожиданно пришла почта от дяди Жоры. В послании он напоминал, что готов ей помочь в любом деле, кого отшить, или помочь с восстановлением в институте. Прошли слухи, что девушек зенитчиц скоро демобилизуют. А еще начальник особого отдела написал, что пока за ее приятелями по школе ничего предосудительного по его линии нет и все они живы и здоровы.
    - Хоть какая-то весточка!
    Решив, по своему обыкновению, дожидаться первых шагов от Алексея, в чьем отношении к себе она была полностью уверенна, смочив подушку несколькими слезинками, Таня стала думать о предстоящих делах и отвлеклась. Пора было вставать и идти служить.

    Дождь! Монотонный, выматывающий душу, назойливый, то затихающий, то опять усиливающийся дождь. Все небо затянуто низкой, серой, бесконечно сочащейся водой  пеленою облаков. Если посмотреть в небо и попытаться разглядеть, откуда дует ветер, где искать заветный лучик просветления, то ничего не получится. Там, наверху ветер отменили. Дождь идет уже вторые сутки, и по прогнозам метеорологов нелетная погода из-за низкой облачности продлится еще неделю.
    Наземным войскам при такой напасти, когда того и гляди пойдет мокрый снег, воевать совсем несладко. А вот для авиации наступила передышка, как раз пришедшаяся на седьмое ноября, то есть на праздник, что позволяло отметить его, как полагается, в компании и с небольшим "гудежом". Правда, для некоторых отмечающих слово "небольшой" надо брать в кавычки.
    Вторая эскадрилья с многочисленными гостями, как мужского, так и женского полу, как военными, так и штатскими гуляла в день Великой Октябрьской Социалистической Революции в доме, где был расквартирован экипаж Савельева. Дым стоял таким коромыслом, что хозяин литовец перебрался вместе со всем многочисленным семейством временно  в сарай. В большой комнате гостевой половины дома столы, за которыми расположились человек тридцать, были сдвинуты в сторону и на освободившемся месте, в тесноте  толкаясь локтями, под непрерывно играющий патефон, танцевали танго и фокстрот. Гости пили, закусывали и травили анекдоты, перекрикивая музыку и забыв об осторожности, не замечали пытливых взоров мало пьющего, как бы наблюдающего за порядком, комиссара эскадрильи Ильина.
    Кожура вместе со Старостиным приютились с краю, за приставным столиком. Алексей, будучи мрачнее тучи, активно напивался и с каждой стопкой настроение у него портилось еще больше. Евгений, видя "насуропившегося" друга, пытался безрезультатно спрятать от него бутылку. Соседка Женьки, льнувшая к штурману с другого его бока, смотрела на богатыря во все глаза и беспрекословно выполняла его просьбы отвлечь Лешку и пригласить того  на танец, но каждый раз получив от Кожуры "отлуп", с облегчением садилась на место и склоняла свою кудрявую головку на богатырское плечо Старостина.
    Командир экипажа, он же комэск, он же школьный друг Женьки и Лешки, капитан Вовка Савельев  сидел во главе стола рядом со стройной, светловолосой, самой ослепительной  на данном празднике девушке из местных жителей и по своему обыкновению смущал ее разум своими стихами.
    - Вот опять по мозгам ударило,
      И в тумане лица плывут.
      Это что там в дали за зарево?
      Это губы твои зовут! - шептал поэтические слова в изящное ушко соседки Савельев.
    Алексей взглянул на Владимира и в глазах у него потемнело. Он опять вспомнил момент встречи своего друга с Таней, как тот попытался ее поцеловать, и ему на миг увиделось, что соседка капитана,- это его Таня, которая, улыбаясь благосклонно воспринимает всю ту дребедень, что несет ей в уши доморощенный поэт.  Толкнув в бок Женьку, Лешка нарочито громко, перекрывая стоящий в комнате гвалт, так, чтобы его услышал комэск, сказал:
    - Наш стихотворец новой пассии опять свои пошлые вирши глаголет. Интересно, какую букву алфавита осваивает в этот раз?
    Не моргнув глазом от услышанного, Владимир повернулся к девушке и спросил:
    - Тебя как зовут?
    - Марита,- улыбнувшись, ответила спутница капитана.
    - Красивое имя, хоть и не из этих мест, - и, глядя в глаза Алексею, Владимир удовлетворил любопытство своего школьного друга:
    - букву "М". А остановлюсь, когда дойду до буквы "Т".
    Женька едва сдержал попытку Лешки встать и тут же наброситься на командира. А тот, расстегнув воротник гимнастерки сказал Марите:
    - Жарко! Пойду на свежий воздух, покурю!
    Стоя на крыльце под навесом Савельев курил, глубоко затягиваясь и с наслаждением вдыхая дым папиросы и постепенно успокаивался. Из-за пелены дождя внезапно выплыла фигура запоздалого гостя. Капитан с трудом разглядел под надвинутым на глаза капюшоном лицо знакомого синоптика. Тот снял плащ и отряхивая его от дождя, то ли ответил на немой вопрос комэска, то ли просто сам себе сказал:
    - Можно отдыхать. Как минимум такая погода еще три дня продлится.
    - Понятно, иди в дом греться, пока водка не закончилась.
    Синоптик скрылся в доме, а Савельев задумался. Стол организовывал не он, а деловой Кожура. а тот не поделился с командиром информацией  о сделанных запасах. Решив, что напитков на завтра может не хватить, а ведь голова наутро будет трещать у многих, Владимир задумался, где взять искомое! И тут ему в голову пришла замечательная мысль. Шлепая по лужам Савельев перебежал к пристройке, в которой пережидал нашествие гостей хозяин с домочадцами и постучал в дверь. Дверь открылась, хмурый заспанный хозяин появился на пороге и молча уставился на капитана.
    - Самогон есть? Дай два ведра, - огорошил литовца своей просьбой офицер.
    - Надо что-то заплатить.
    - Слушай! А тебе самолет не нужен? В хозяйстве пригодится.
    - Я летать не умею.
    - Да я про тот, что на берегу лежит. Давай самогон и езжай. Теперь он твой. По рукам? - Литовец медленно кивнул головой.
    - Возьму пожалуй! Завтра поеду. И самогон завтра дам, когда потише будет, - сказал хозяин, непонятно, что имея в виду, то ли дождь, то ли гульбу в доме.
    Вернувшись к застолью Владимир сразу наткнулся на танцующего Старостина.
    - Где был? - спросил Евгений, крутя свою партнершу под звуки танго, в ...надцатый раз поставленной пластинки.
    - Осуществлял перспективное планирование, - буркнул Владимир и окинул взглядом танцующих. Дислокация ему не понравилась. Его Марита явно пользовалась успехом, времени без него не теряла, со смехом переходя в танце от одного партнера к другому.
    - Его еще тут не хватало! - подумал Савельев. Марита танцевала с гостем из четвертой эскадрильи главным в их коллективе охмурителем  Молочниковым по прозвищу Ленчик -Пончик.  Прозвище это тянулось за ним еще с училища и явно было дано в насмешку над его внешним видом. Леонид Ефимович был среднего роста, обладал низким густым дикторским голосом. Выдающийся нос и большие темно-карие глаза придавали продолговатому, смуглому с желтизной лицу унылое выражение. На крупной голове курчавились "мелким бесом" черные волосы, среди которых пряталась начинающаяся лысина. Но боже! Какой он был субтильный! Непонятно, как его вообще пропустила в летчики медкомиссия. Это была живая шпаргалка студента медицинского вуза. И вот, при такой "ослепительной" внешности этот офицер пользовался необычайным успехом у дам.
    У Владимира второй раз за вечер испортилось настроение. Надо было срочно принимать меры.  Он подошел к столу, махнул стакан водки  и тут перехватил, как ему показалось, насмешливый взгляд Кожуры.
    - Танюша! - Воскликнул капитан, подойдя к танцующей паре, затем перехватил руку Мариты, развернул ее лицом к себе и впился губами в губы девушки. Ленчик, не успевший еще даже познакомиться с девушкой и видевший, что та пришла на вечер вместе с Савельевым, не стал возмущаться, но побледневший Кожура тут же вскочил, потом сделав над собой усилие, на вид совершенно мирно и спокойно подошел к остановившейся паре и бросил Савельеву:
    - Выйдем!
    -  Ну давай, прогуляемся! - ответил Владимир и направился вслед за Алексеем к выходу.
    Старостин, увидев друзей шедших друг за другом с каменными лицами, знающий их, "как облупленных" сразу понял, ничем хорошим это не закончится и  пора спасать ситуацию, тем более, что комиссар Ильин, тоже насторожился и тоже бочком - бочком стал пробираться к выходу.
    Между Ильиным и Савельевым с Кожурой давно "пробежала черная кошка",  и комиссар не упускал случая собрать на них любой компромат. Ранее не очень осторожные на слова друзья, стали более аккуратны в его присутствии, но, все равно, слухи о конфликте между комэском и его техником дошли и до комиссара. А тут запахло дракой между офицером и сержантом. Такого случая упускать было нельзя.
    Старостин успел перехватить  лейтенанта. То похлопывая по плечу, то просто фактически неся его одной рукой по воздуху, он переместил комиссара к столу. Налив полный стакан водки и  провозгласив подряд тост за Верховного Главнокомандующего и тост за Победу, влил в его рот два стакана живительной влаги, тут же познакомил захмелевшего Ильина со своей девушкой и оставив их танцевать, рванул на выход за своими друзьями.
    На улице по прежнему моросил мелкий дождик. Он был настолько мелкий и моросил так вяло, что никак не мог остудить разгоряченные "шнапсом" головы. Поэтому когда Владимир вышел вслед за Алексеем на крыльцо и только - только захотел было раскурить папироску, как ему тут же пришлось "уходить" от размашистого удара слева. Зная Лешку, он сразу выставил локоть, предотвратив такой же удар справа, после чего  меланхолически заметил;
    - Фу, как не романтично, лупить просто так по мордасам. Из-за дам надо драться  по правилам, на дуэли. Слабо?
    Алексей недоуменно уставился на Володьку.
    -  Вижу не слабо. Тогда порассуждаем... Ты, попытался меня ударить, значит вызов твой, значит право выбора оружия за мной, - Савельев задумался.
- Шпаг у нас нет... Пистолет только у меня... Слушай, а давай, вспомним детство золотое, давай ножички кинем.
    Постороннему наблюдателю было бы понятно, что Владимир, как чуть -  чуть более трезвый, чем его визави, старается все превратить в шутку, но  будучи трезвее только на чуть - чуть, он не видел, что Алексей-то все принимает в серьез.  Постоянное, в течение месяцев самонакручивание, водка, обида на судьбу не позволившую стать летчиком, несправедливость слов любимой, все это подвело к последней черте, требовавшей выхода дурной энергии. И потому, когда Владимир предложил метнуть ножи с десяти шагов, тут же согласился.
    И у Савельева, охотившегося с детства, и у Кожуры ножи были постоянным атрибутом их формы. Только у одного ножны болтались на ремне, а у другого закреплены на сапоге. Дуэлянты встав спиной друг к другу отсчитали по пять шагов и развернулись лицом к противнику.
    -  На счет три, кидаем, - крикнул Владимир.
    - Раз..., два..., три!
    Нож Владимира со свистом пролетел свою дистанцию и с чмоканьем вошел в дерево, стоящее метра на три слева от Алексея. Савельев удовлетворенно хмыкнул и тут же почувствовал как его в грудь стукнула резная рукоятка ножа противника. Оба остолбенели.
    - Эх, Леха! Так и не научился кидать! - машинально подумал Вовка.
    В этот момент открылась дверь и на крыльцо выскочил Женька. Увидев противников, впившийся в дерево нож Савельева, валяющийся у него под ногами ножик Кожуры с ручкой вырезанной в виде головы коня, он все понял. Старостин подскочил к Алексею и начал трясти его так, что у того голова чуть не отрывалась.
    - Ах, ты у....! Е... т... по черепу! Ты б... с... ш... з... х ...с... н... х... г... с... я... д... е...   .... Ты в кого ножи кидаешь? Ты же с ним со второго класса за одной партой сидел!
    То ли от тряски, то ли от неожиданности  услышанного, а таких выражений от Женьки, для которого самым крепким ругательством были слова: "сундук с клопами"  до этого момента никто никогда не слышал, но голова у Алексея вдруг "встала на место".  Его затрясло. Мгновенно протрезвев, высвободившись из рук Женьки, он подобрал нож и пошел со двора. И было непонятно, что течет по лицу Алексея, то ли осенний, бесконечный,  смывающий все следы дождь, то ли невидимые никому мужские слезы.
    - Ну, а ты что делаешь? Не видишь, что с ним творится? Чего ты его провоцируешь? - стал кричать Евгений на Владимира.
    - Не ори! Отстань! А чего он к моим стихам цепляется!
    Владимира трясло также, как и Лешку. Он, обломав несколько спичек распалил свое курево,  виновато  произнес:
    - А вообще-то, я тоже от него ничего такого не ожидал, -  скомкал в руке, не замечая боли, зажженную папиросу, отбросил ее в сторону и пошел в дом.

    Хлопнула дверь, и в штаб вошел начальник особого одела полка майор Магалов. Он снял плащ, встряхнул его и повесил на вешалку растопырив по нескольким крючкам для лучшего просыхания.
    - Наконец-то там наверху ветер поднялся. К вечеру тучи разгонит, глядишь летать можно будет.
    Подойдя к печи, погрев руки около нее, майор продолжил:
    - Ну что будем делать с твоим любимчиком, Игорь Иванович? С Савельевым?
    Ком. полка Полковник Колосов удивленно поднял брови.
    - А что случилось, Георгий Рубенович?
    - Учудил твой комэск. Умудрился продать самолет.
    - Какой самолет, свой что ли?
    - Допустим не свой, а тот что на берегу лежит.
    Колосов, ожидавший от своих орлов во время вынужденного недельного безделья всего чего угодно, облегченно вздохнул.
    - Так это же не самолет, а списанные обломки.
    Магалов усмехнулся.
    - Это все равно. Продал, и причем, как мне доложили, двум местным куркулям сразу.. За самогон. Покупатели разодрались и пришли к нам разбираться. Ты понимаешь, что это дискредитация Советской армии?
    - Да, нехорошо двоим сразу продавать.
    - Зря смеешься. Этим самогоном подпоил кучу личного состава. А если бы лететь? Диверсией попахивает.
    По благодушному тону Магалова, по его интонациям Колосов понял, что майор  хоть никогда и не забудет этого случая, но сейчас не будет раздувать из него какое-либо дело, и стал оправдывать Савельева, следя внимательно за реакцией особиста.
    - Георгий Рубенович! Есть смягчающие обстоятельства. Личный состав не просто пил, а отмечал годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции. За Сталина пили, за Победу! Отмечали в нелетную погоду. Вон дождь до сих пор идет. Никто не летает, ни мы, ни немцы.
    Особист сидя на стуле с усмешкой глядел на полковника и постукивал пальцами по столу.
    - А факт продажи?
    Указательный палец майора перестал стучать и уставился в ком. полка. Тут Колосов решил согласиться с Магаловым.
   - Да, это неправильно. Предлагаю! Пусть Савельев напишет рапорт обо всем и посидит под арестом.
    Пальцы опять застучали по столу.
    - Рапорт на твое и мое имя.
    - Конечно, Георгий Рубенович!
    Когда особист ушел полковник вызвал к себе командира второй эскадрильи. Сделав "втык" за устроенный, хоть и под благовидным предлогом, хоть и в нелетную погоду, "сабантуй", Колосов словесно приложил Савельеву и за двойную продажу самолета.
    - Я только один раз продал, - возразил капитан.
    - А кто второй?
    - Не знаю, товарищ полковник.
    - А все равно, торгаши хреновы. Небось твой личный зам. по тылу сержант Кожура. У него прямо на "хохляцкой" роже написано, что он может.
    - Разрешите доложить, товарищ полковник, он не хохол, он казак с Уссури.
    - Какая разница! А туда, откуда они свалились! Ладно капитан. Ты знаешь, что я и к тебе и казаку твоему Кожуре хорошо отношусь, но не плюй в колодец.
    - Тут Савельев не удержался и продолжил:
    - Вылетит не догонишь!
    Полковник обозлился. Из-за капитана он уже и так "на крючке" у особиста. Случись новое приключение, отвечать придется ему, полковнику Колосову в первую очередь.
    - С огнем играешь капитан. Ни тебя, ни твою рыболовно- театральную команду я больше прикрывать не буду. Короче! Пиши раппорт на мое и Магалова имя, - объяснишь, как все получилось и десять суток ареста. Смотри, чтоб это было в последний раз. И остальных предупреди. Понятно?
    - Так точно, товарищ полковник! Последний раз.


 

Продолжение следует...