Короли и арлекины

Короли и арлекины.

Пролог.
Воровская ночь.

Усиленный разъезд конной жандармерии не без азарта наблюдал, как на центральной, ратушной площади города Парри, носившей славное имя святого Себкония, повергателя драконов, королевские гвардейцы получали по усам от санкюлотов. Драка длилась ещё с восхода солнца и к десяти часам утра униматься не собиралась.
- Ишь, как население-то разошлось, - удивлялся молодой жандарм, три дня как вызванный из провинции. - Видать всё из-за ограбления Королевского арсенала.
Командир разъезда ничего на это не ответил. Хотя ясно было - деревенщина вызывает его на откровенный разговор. Но не потому он удержался на этой беспокойной службе без малого тридцать лет, что по каждому поводу распускал свой язык.
- Ого! - выдал ветеран. - Гляньте-ка, парни, кажись, сей день голодранцы побеждают. Прошлый-то раз мушкетёры короткоштанным знатно наваляли. Теперь, значит, те у них реванш берут. Ох, как знатно вон тот, в драном плаще по сусалам-то отхватил. Аж, до рубиновых брызг.
Он успокоил встревоженную кобылу.
- Тихо, тихо, девочка. Команды встревать нам не было. И вы, - тут же рявкнул он подчинённым, - убрали ручонки от сабель. Неча народ заводить. Он и без того распалён. Дерутся санкюлоты с мушкетёрами, нас не замечают и славно. Пускай дерутся. До ножей дело не дошло. От пистолетной стрельбы господь покуда бережёт. От начальства никакого распоряжения не поступало. Ну, так и неча нам в чужую свару соваться.
Мудрым он был человеком этот крепкий телом старикан. Но, видимо, сей день был не его. Ладно, что взять с неотёсанного провинциала?  Он столичных нравов ещё не знает. Не ведомо ему, сколь скор великий Парри в снятии стружки с любого, кто излишне занозист, но при этом мечтает о карьере. Но ведь и его, проверенные в деле люди, промеж собой шепчутся. У них хватает ума и осторожности не беспокоить суровое начальство прямыми вопросами. Но никто ведь не возбранял им просто поговорить. Скажем, начать безобидный трёп о барышнях и погоде. Вот они, лукавые черти, с того и начали. Командира, битого жизнью, им одурачить, конечно, не удалось. Какое там!.. Но у старшего в разъезде сразу не появилось причин, эту болтовню пресечь. А им, балаболам только того и надо.
Зашли-то они издалека, с заведения мадам Жужу и с того, что прошлую ночь, она никого из своих разбитных девчонок пред домом удовольствий... пардон - мастерской по пошиву дамского белья - не выставила. Обычно-то, девах, что товарный вид свой слегка поистрепали, она без работы не оставляла, отправляя на другую сторону улицы. Все знали, особенно неуравновешенные клиенты и бесприютный сброд, что они по-прежнему под её покровительством и предпочитали их не обижать. Мадам Жужу имела бо-ольшие связи в высоких сферах столицы, а так же обладала кое-какими знакомствами среди лихих парней, промышлявших при помощи кинжала, и была скора на расправу.
- Погодка ночью была, с ветерком да ливнем. - Размеренно вступил полнокровный, приземистый жандарм, демонстративно не глядя на закаменевшего спиной командира. - Кружило, будь здоров. У таверны "Кривого Жака", говорят, вывеску сорвало и к порогу мадам Жужу подкинуло. Бесячья была ночь.
- Воровская, - поправил сослуживца тощий, как жердь жандарм,  пытаясь протолкнуть пальцы под ремешок медного шлема. Ремешок оказался туг и рука в перчатке никак не могла оттянуть его вниз. А как он кожу под челюстью натёр и не высказать.
- Истинно - воровская.
Ну, вот провинциал своего добился - заразил новых своих сослуживцев проклятущей заразой любопытства! Ветеран тяжело вздохнул, но молчания не нарушил. Нет, он не сдастся просто так.
- Сам дьявол наворожил эту ночь, ловким тем парням, что насмелились ограбить Королевский арсенал.
Вот оно.
Старший разъезда многозначительно прокашлялся, давая ясный знак  подчинённым, что в столичной жандармерии длинные языки быстро купируют. Не помогло. На сторону провинциального дурня встали все его сослуживцы.
- Хватит уже темнить, Ги, - насмелился-таки самый старый жандарм, которого, к тому же, вполне допустимо было причислить к приятелям. - Ты же был на инструктаже. Ни за что не поверю, что полковник вам ничего не сказал. Вон короткоштанные волчьей стаей воют, что лихой народ уволок нынешней ноченькой никак не меньше ста миллионов франов. Правда то, али брехня?
- Про сто миллионов - брехня, - сдался старший. - Просто никто ещё ничего не посчитал. Когда бы успели? Да и вывезли из арсенала не деньги. Их-то как раз не тронули.
- Странно.
Тут жандармы были единодушны.
- Странно, что в арсенале вообще были подобные ценности. Ещё неделю тому, король-то наш, продли господь его дни, принародно божился, что казна пуста. Добрые горожане от чего лютуют на площади?
- Ясно от чего... - Нет, этот провинциал точно долго не протянет. - С голодухи.
- То-то, что с голодухи. А тут оказалось, что его величество лукавил, когда тянул занудную песню о собственной бедности. Оно, конечно, - политика. И те деньги, возможно, для больших государственных нужд были потребны. Но разве есть дело сапожнику или меднику до таковых, необъятных для их мозгов забот, особенно, когда дома детвора не кормлена и жена поедом сжирает? Я-то думал, что добрые горожане в прошлом месяце уж наорались на целый год. Волнения на убыль пошли. А теперь, вон что?
Добрые обыватели только что прорвали до этого сплочённые ряды мушкетёров, и теперь одна массовая драка распалась на многие участки непримиримого междоусобия. Командир в раздражении стал кусать ус. Он ждал вестового с приказом выступить на помощь ослабевающим мушкетёрам, ибо не верил, что Луин 15 предаст свою гвардию. Ждал и боялся. Отношение обывателей к жандармерии никогда не было особенно тёплым. А вмешайся они сейчас? Всё, кровные враги простонародью не только Парри, но и всей Франнии.
- Значит, весь этот бардак - последствие воровской ночи? - Нет, от этого провинциала нужно срочно избавляться. Никак не может сообразить, что давненько пора бы и замолчать. - Так давайте врубимся в толпу. Разгоним обнаглевших санкюлотов. Выручим гвардейцев. И - по домам с благодарностью от его величества. Пора бы черни уяснить, что воровская ночь уже закончилась.
Командир всем корпусом повернулся в седле и прожёг говоруна пламенным взглядом. Ох, сказал бы он этому радетелю за правопорядок. Ох, сказал бы... Чуялось старому жандарму, что до окончания ночи этой самой воровской ещё ой, как далеко. Распростёрла она свои крылья над всем королевством. А когда засобирается восвояси, кому то ведомо? А, стало быть, проливать кровь сейчас, глупее не придумаешь. Её и так скоро на улицах будет море разливанное, не захлебнуться бы. Вон к чему демократические говоруны в Национальном собрании призывают. Слушать жутко. Да и аристократия от сих болтливых адвокатов да журналистов не особо отстаёт. Каждый к занимающемуся пожару со своей охапкой сена поспешает.
Народ Парри с нетерпением ждал слов одного человека - короля. Но тот отмалчивался. И никто не понимал: почему? Не понимал этого и далёкий от дворцовых интриг жандарм. Поэтому сейчас, вместо того, чтобы урезонить не в меру горячего подчинённого, он, яростно буравил его глазами, и с каким-то даже остервенением жевал ус.
- О, кажется, вестовой по наши души, - с облегчением выдохнул он, первым приметив ливрейного всадника. - Сейчас будем знать, к какому столбу нас прислонят.
- Да, к любому, - заворчали остальные ветераны, тоже не собиравшиеся примерять на себя скурат народных палачей, - лишь бы, не на столб.
Вестовой резко осадил лошадь.
- Всему составу конной жандармерии приказано срочно прибыть к Королевскому арсеналу и разогнать бесчинствующую толпу. Ишь, чего удумали - до казны самовольно добраться.
Командир разъезда в сердцах сплюнул. Вот и сказал Луин своё слово. И оно никому не понравилось. Король только, что предал своих самых верных солдат, оставив их на площади, в качестве жирной приманки для черни. Чем яростнее будут драться мушкетёры, тем меньше бунтовщиков надумает двинуться к и без того "подчищенному" кем-то арсеналу.

Глава 1.

Предсказание уличной акробатки.

Давать уличное представление во время городского бунта - идея, прямо скажем, не из удачных. Но куда деваться, когда в кармане хулигански насвистывает ветер, а домовладелец всё настойчивей требует вернуть долг по оплате.
- Пойду я, - кисло сказала Жервеза, и, прихватив бубен, двинулась к порогу.
- Никуда ты не пойдёшь.
Шарло бережно и в то же время сильно - не вырвешься, - приобнял её за плечи и усадил смуглую стройняшку на стул.
- Вон, кости швыряй или карты раскидывай. Толку больше станет. На улицу тебе сегодня нельзя. Толпа с ума сходит. Солдатня лютует. А жандармы нам никогда защитой не были. Что уж говорить, когда Парри сошёл с ума весь, без остатка.
Жервеза и сам всё это прекрасно понимала.
- Карты раскинь... Ага. А патент? - повесила она носик.
Год назад всемилостивейший монарх, по наущению министра финансов, ввёл очередное новшество, добавив к и так не подъёмным налогам ещё одну обязаловку - приобретение дамами, отмеченными даром прорицания, королевского патента. И цену на него взвинтили до небес, не забывая повышать её едва ли не каждый месяц. Церковники аплодировали. Гадалки взвыли и строем подались в "подполье". Тут же была организована новая карательная структура по их розыску, разоблачению, наказанию. Дело обернулось очередным чиновным вымогательством. Впрочем, как всегда.
Жервеза, уроженка жаркого юга, в столицу прибыла, как раз в самый разгар компании по приучению хитрющих анархисток к финансовой дисциплине. Помыкавшись без связей, жилья и возможности заработать кусок хлеба честным гаданием, составлением гороскопов и созданием не особо сильных, но необходимых в женском обиходе зелий, она быстро оказалась на самом дне беспросветной нищеты. Обычное дело. Столичный бурлеск манит юных провинциалок, которые в ослеплении своём не видят, что гламур - всего лишь призрачный мираж, скрывающий болотную гниль. Через неделю она оказалась прижата спиной к обшарпанной стене в каком-то грязном переулке, пропахшем человеческими испражнениями, а два омерзительных типа глумливо щекотали её шею ножом и требовали взаимности в удовлетворении их внезапно вспыхнувшего любовного томления. Слава богу, гибкая южанка не принадлежала к числу безвольных дур. Пустив слезу, как того требовала драматургия момента, она начала расшнуровывать лиф. Похотливые кобели многозначительно переглянулись, мол, сейчас оприходуем свежую тушку. Этого краткого мига Жервезе хватило, чтобы извлечь из потаённого места - хвала маме родимой, что сподобила таким роскошеством - маленькую склянку, наполненную ядовито-синей жидкостью. Зубками она успела выдернуть пробку и выплеснуть содержимое пузырька в похотливую рожу одного из насильников. Тот незамедлительно выронил нож и с похвальной поспешностью схватился за лицо. Боль по всему была адской, потому что в следующую секунду не состоявшийся ублажатель красивых южанок уже стоял на четвереньках и выл не хуже  собаки в лунную ночь.
Беда была в том, что подобных склянок Жервеза не запасла. Ну, кто бы мог заранее предположить, что она обладает такой замечательной способностью вызывать слюноотделение всяких бродяг. Жервеза наклонилась за оброненным ножом. Хоть какое-то оружие. Но это было ошибкой. Вор и насильник, которому не досталось ни капли от её презента, оказался смелым парнем, совсем не боявшимся одиноких девиц. Ногой он поверг Жервезу на землю. Наступил ей на руку тяжёлым башмаком, заставляя разжать пальцы и выпустить рукоять ножа. Пнул девчонку в рёбра для усмирения строптивости и принялся деловито задирать её юбки.
Не сказать, чтобы Жервеза смирилась со своей участью. Но что она могла поделать, когда тебя скручивает жестокая боль, а лёгкие отказываются наполняться воздухом, сколь его не старайся захватить раскрытым, как у вытащенного на берег карася, ртом.
Сейчас эта вонючая туша обрушится на неё и...
Туша обрушилась, словно по заказу. Но отчего-то не на несчастную ведьмочку как ожидалось, а рядом. Мордой точно в собачью кучу. На Жервезу изумлённо смотрели быстро стекленеющие глаза насильника.
- Ну, - раздалось сверху грубоватое, - долго валяться собираешься? Вообще-то я не против. Ножки, что надо. Но ведь простудишься, а я не особо жалую девиц, путающихся в соплях.
Чья-то рука, как пушинку подняла Жервезу и поставила её на ноги.
- Спасибо-спасибо-спасибо... - зачастила Жервеза и сделала попытку обнять неведомого спасителя.
Но неожиданно упёрлась грудью в выставленную ладонь.
- Давай без обнимашек.
- Ты не любишь женщин?
Южанка была огорошена. Надо же, как не повезло - единственный рыцарь в Парри и тот оказался каким-то неправильным.
- Почему? - удивился он, пряча в рукав узкий, словно шило, кинжал. - Люблю и даже очень. Только не тогда, когда они с ног до головы перемазаны собачьим дерьмом.  - Есть хочешь? Тогда потопали ко мне. Здесь недалеко. Почистишься и я тебя накормлю.
Так они и познакомились, два неприкаянных человека - Жервеза, ведьмочка без патента и уличный акробат, фокусник, комедиант - Шарло. И уже через неделю они выступали на столичных улицах вместе. Южанка оказалась не лишённой чувства ритма. К тому же гибкости её стана мог позавидовать ивовый прут. Так что её танцы с элементами акробатики, стали приносить вполне приличный доход. А если добавить сюда чистый и неожиданно сильный при её не самом внушительном телосложении голос, то становится понятным, почему конкурентов у этой парочки было не особенно густо. Шарло обучал Жервезу всё новым трюкам и дерзновенно помышлял о том времени, когда его ученица покинет улицу и займёт куда более престижное место в обществе. Патентованные прорицательницы, пользующиеся доверием сильных мира сего, стояли на социальной лестнице неизмеримо выше нищих фигляров. У Жервезы был дар. В этом Шарло имел возможность убедиться не единожды. И, значит, был реальный шанс подняться на вершину успеха.
Но для начала их успех воплотился в съёме новой квартиры. Много ли было нужно одинокому Шарло. Было бы место, где на ночь преклонить голову часто хмельную. Потому и обитал он в каморке размером с голубятню, под крышей мрачного, прокопчённого дома, уже лет двадцать как надрывно требующего ремонта скрипом щелястых стен. Но появилась Жервеза, бойкая брюнетка с живыми, лучистыми глазёками хитрюги-лисы и акробат решился на некоторые перемены в своём жизненном укладе. Теперь они проживали в относительном комфорте. Двуспальная квартира в третьем этаже относительно нового дома с поразительно целыми стёклами в окнах, выгодно отличалась от прошлой холостяцкой норы Шарло.
Впрочем, тут необходимо уточнение. Семейным гнёздышком эта квартира для них не стала. Они об этом вообще не говорили. Как-то тема не возникла. С самого начала их отношения стали похожи на любовь. Искреннюю  любовь старшего брата и младшей сестрёнки. И надо признаться, общее, почти родственное иной раз мелькало в их облике, несмотря на полное внешнее различие.
Уроженка южных гор была обладательницей красоты яркой, броской, запоминающейся, а во время её выступлений, когда она, улыбающаяся кружилась в танце, так просто - бьющей в глаза. Резкая в помышлениях и словах, стремительная и неудержимая в действиях, Жервеза была сама стихия в гибком девичьем теле. И совсем не таков был Шарло. Собственно, каким он был в действительности, пламенная дочь юга так до конца и не поняла. Хотя очень старалась. И дело было не только, да и не столько в его умении менять внешность. Чего ж тут удивительного: без подобных навыков артист - не артист. Он иногда удивлял, и даже несколько пугал свою названую сестрёнку тем, что впадал в какое-то странное оцепенение. В такие моменты он бывал, глух к её попыткам как-то его встряхнуть. Она много раз спрашивала о причинах подобных "приступов", но Шарло упорно отмалчивался. И лишь однажды, перебрав вина, сказал надоеде два слова: "Прошлое возвращается". Больше он никогда и ничего ей не говорил, только грустно улыбался. За эту его улыбку  она прощала ему всё, даже отсутствие постоянной подружки и регулярные посещения заведения мадам Жужу. А так же то, что иногда Шарло был нечист на руку в добывании денег для их совместных нужд.
- Приворовываешь? - как-то в лоб спросила она его, когда он заявился под утро, и бросил на стол с дюжину серебряных монет.
- У тех, кто этого заслуживает, - ответил Шарло, и, не подумав увернуться от прямого ответа. - А ещё граблю, опять же тех, кто и сам не брезгает отнять монету у ближнего своего.
Жервеза поджала губы. Грабить грабителей!? Тут ведь не только смелость нужна - они, парни рисковые, способные ради смеха вскрыть горло любому встречному, - тут нужно быть... кем-то покрупнее, чем её мелкокостный братишка. А вот, поди ж, ты.
- Шарло, - заговорила она очень серьёзно, - ты уже убивал людей? Ну... до того момента в том вонючем переулке.
На сей раз акробат промолчал. Застыл рожей, к которой никогда не прилипал загар - от постоянно нанесённого на неё грима, наверное, - и отправился набоковую.
Нет, Жервеза так и не раскусила своего опекуна. Ну и ладно. Она благоразумно решила не раскапывать тайн акробата, чтобы ненароком не сковырнуть коросту с плохо заживших душевных ран братца.
...Ведьмочка взяла со стола карточную колоду:
- Сейчас раскину, гляну, может за клиенткой и бежать не придётся.
- Я тебе и так скажу, без всякого гадания, - хохотнул Шарло. - Глянь на часы - девять утра. Бьюсь об заклад, мадам Шампуазье, топчется у нашего порога, не сняв папильоток, но выдумывая предлог для того, чтобы напроситься на утренний кофе и начать делиться ночными новостями.
- С квартирной хозяйки... э-э-э... жены квартирного владельца денег не возьму, - сморщила носик Жервеза. - Моветон.
- И не надо... Просто предложи ей пригласить на посиделки её подружек. И, клянусь распятием, до вечера тебе отдохнуть не придётся.
Жервеза насколько рассеянно бросила карты. Равнодушно глянула на расклад и вдруг встрепенулась:
- Шарло! - позвала она его испуганно.
Акробат остановился у самой двери.
- Что такое, душа моя. Чёрта углядела?
Сколько бы раз циничный обитатель столичного дна ни убеждался в правдивости предсказаний своей сестрёнки, он никак не мог заставить себя относиться к ним с должной серьёзностью.
- Подойди сюда, - в голосе Жервезы нетерпение сочеталось с тревогой.
- А как же мадам Шампуазье?
- Шарло...
- Иду-иду, - злить Жервезу он не любил.
Смуглянка по-прежнему сидела за столом, но вид при этом имела чрезвычайно озабоченный. Шарло бросил взгляд на карты. Чтобы он в них понимал. А встревоженная не на шутку Жервеза уже потряхивала мешочек с гадальными костями. Так, уже интересно. Обычно гадалка доверяла карточному раскладу и только в особых случаях, когда дело касалось её непутёвого друга, перепроверяла его с помощью костей. Вот она извлекла их целую пригоршню и зло швырнула на стол. Потом был долгий, изучающий взгляд, шёпот заклинаний и хлопок ладони по столешнице.
- Шарло, всё складывается нехорошо.
Уличный акробат молчал и лишь ободряюще улыбался. Он считал, что Жервеза опять сгущает краски. Уж очень она о нём заботилась.
- Матушка Шампуазье уже наверняка извелась перед запертой дверью, - попробовал пошутить Шарло, но понимания не встретил.
- Останьтесь-ка дома, легкомысленный сударь, - услышал он предостерегающее.
- А то, что?..
- А то вы утонете в потоке крови.
- О, как, - Шарло даже не насторожился. - Ну, учитывая, что творится на улицах - это не удивительно. Однако, сударыня, я вовсе не намерен встревать в политические дрязги ни на одной из сторон. Тем паче, что сейчас и сторон-то никаких нет. Кругом всё так переплелось. Повсплывала пена.
- Шарло, ты хоть когда-нибудь бываешь серьёзным. Дело касается не только тебя, но и меня.
А вот это было уже занимательным. Как всякая правильная ведьма, Жервеза никогда не гадала на себя. Но они-то были связаны одной верёвочкой.
- Тебе угрожает опасность? - Шарло был не на шутку обеспокоен.
За себя он не боялся. Другое дело - его подопечная.
- Мне - нет. Во всяком случае, не сейчас, но...
- А раз так, то и беспокоиться не о чем.
- Ты легкомысленный.
- Да.
- Ты совершенно не возможен.
Жервеза всегда уморительно сердилась.
- И это правда. Сестрёнка, скажи мне, куда не совать нос и этого будет достаточно.
- В переулок Лакомье, - недовольно пробурчала гадалка, понимая, что остановить упрямца она не в силах. Собственно, как всегда.
- В Лакомье я ни ногой. Обещаю.
- Чтоб тебя, Шарло!
- А скучать не будешь?
- Иди уже, противоза. Но богом заклинаю, послушай свою сестрёнку.
- А разве когда-нибудь бывало иначе? - Шарло уже открывал дверь. - О, матушка Шампуазье! Какая приятная неожиданность. Вы как всегда восхитительны. А эти папильотки, просто сногсшибательны. Проходите, проходите. Жервеза только, что сварила кофе.
- Вот ведь говнюк, - ругнулась гадалка шёпотом. - Теперь придётся угощать старую перечницу.
В прихожей хлопнула дверь. Шарло удалился по своим делам, в которые никогда её не посвящал.
- Будь осторожен, дуралей, - одними губами произнесла Жервеза. - Прошу тебя, будь осторожен.

Глава 2.

Запретный переулок.

Обманывать Жервезу, искренно за него переживающую, Шарло, сколь ни был чёрств сердечным мускулом, не собирался. Честно. Поэтому к цели своей прогулки он двинулся путём окольным. Целью была башмачная мастерская, в которой акробат заказал туфли к костюму Арлекино. И располагалась-то она - доплюнуть можно, только и всего, что пару кварталов пройти, да мост через Сенну пересечь. Маршрут, обрисовавшийся в голове Шарло, был несколько упрощён. Но не так, чтоб очень. Подумаешь - за теми кварталами нужно пройти мимо Королевского арсенала. Так с давних пор горожане привыкли называть казнохранилище. Массивное здание в три этажа, да, поговаривали, что и в глубину не меньше, - обнесённое каменной стеной такой высоты, что из-за неё только шпили арсенала и выглядывали. Такую крепость "на зуб пробовать" не много смельчаков находилось. И заканчивали они, как правило, исполняя последний весёлый танец забавно дрыгаясь в петле, на потеху зевакам. Да, сих покусителей на сокровенное, его величество смерти на гильотине не удостаивал. По-простецки - перекладина, верёвочка, мыло. Дёшево и сердито.
Да-с, туда, к арсеналу, и направил стопы свои Шарло, имея помышления чистые и светлые, как у только, что опохмелившегося философа. Вот только не ведал господин артист того, что этой ночью, девственность Королевской казны была предерзновенно попрана, некими лихими людьми. И поэтому значительному поводу в Парри с новой силой вспыхнули беспорядки. Ну, беспорядки... Ну и что? Добрые горожане никогда были не прочь проявить свой задорный норов. Они ж истинные франны - народишко, всегда готовый доказать свою правоту ножом и саблей, шпагой и пикой. Особенно в тех случаях, когда они, ну совершенно не правы. Волнения масс и их политические устремления Шарло не интересовали никогда. И подобные казусы он оценивал исключительно с точки зрения своих финансовых перспектив. Но сей день, не будучи ещё в курсе ночного происшествия, - а, незачем было так быстро избавляться от матушки Шампуазье, уж она-то обо всё ему рассказала, - он совершил большую ошибку, надумав двинуть через Арсенальную площадь.
Кварталы он ещё кое-как преодолел, не особо присматриваясь к густеющей толпе. А на подходе к самой площади застрял прочно, как ржавый гвоздь в крышке гроба.
- Вот ведь, дьявол! - от сердца ругнулся Шарло, пытаясь, встав на носочки, хоть что-то разглядеть среди моря голов.
Малый рост его рекогносцировке нисколько не способствовал. Для него стало очевидным, что проскользнуть здесь и сейчас, даже при его ловкости и чрезвычайном проворстве, нет никакой возможности. Только нарваться на неприятности. Толпа была возбуждена до крайней степени. Цепь конной жандармерии, что не позволяла людям ворваться на территорию арсенала, не выглядела особо надёжной преградой. В людском мятущемся из стороны в сторону коловращении, намётанный глаз Шарло уже приметил сверкание стали.
- Ого, тут и до поножовщины недалеко. Это что ж так взволновало весь прекрасный Парри?
- Шарло! - услышал он гулкий голос, который было сложно перекрыть даже гомону толпы, настолько басовито-мощен он был. Ну, ровно сам Океан им изъяснялся, внушая великое тем самым к себе почтение. - Шарло!
При других обстоятельствах акробат немедленно бы задал стрекача, дабы избежать этой встречи. Но не сейчас. Во-первых, бежать было уже несколько поздновато. Во-вторых, совершенно некуда: уже его окружала масса растревоженных горожан. И, в-третьих, одолело Шарло, простое и всем понятное любопытство. Тем паче, что окликнувший его человек, уж наверняка был в курсе всего происходящего, и уж вернее некуда был он, куда информированнее мадам Шампуазье, как бы огорчительно это ни было для достойной матроны.
К Шарло пробился человек в сутане. Да, углядел его местный кюре, отец Бенвиль - человек искренней веры и странно большого влияния, учитывая его довольно скромное положение в церковной иерархии.
Отец Бенвиль был вообще само противоречие: при голосе, способном стыдливо умолкнуть морской прибой в не самую спокойную погоду, был он довольно мелковат. Да, что там - разве пять футов и два дюйма - это рост? Шарло и тот был выше святого отца на полголовы. Но при этом он всегда ощущал себя едва ли не карликом в каждом случае, когда не успевал улепетнуть от басовитого кюре. Как святому отцу удавалось производить впечатление человека-глыбы при субтильном телосложении - оставалось для Шарло неразрешимой загадкой. Зато не было большим секретом, с чего же начнёт свой разговор кюре, уловивший за полу не расторопного прихожанина.
- Что-то, сын мой я давно не замечал вас в церкви, - с этаким чуть прикрытым укором.
Вот ведь... Да Шарло и сам не помнил, когда он туда заглядывал.
- В ближайшее время всенепременно... - Уж что-что, а врать, уличному артисту не привыкать. И вообще, нужно поскорее сменить тему беседы. И Шарло знал, как это сделать.
На указательном пальце правой руки кюре "красовался" массивный перстень. И всё бы ничего: кто бы ему запретил носить символ сана или даже простое украшение? Но перстень был уж слишком необычным для священника. Для начала он был - стальным. Не золотым или серебряным, а именно - стальным. К тому же, выполненным в форме, расколотой до переносицы адамовой головы. Можно было бы предположить, что честной отче принадлежит к числу братьев тайного общества Строителей Врат. Но разве святой Престол допустил бы подобную нелепицу. Нет, конечно. К тому же, отец Бенвиль и не помышлял скрывать этот неоднозначный символ. Да и перстни Мастеров Лож, насколько знал Шарло, изображали черепа целые, без косого, широкого, словно от топора раскола. Так кто же вы такой, добрый падре, непростой приходской священник? Спросить об этом в лоб было несколько опрометчиво, как подозревал Шало. Но поинтересоваться о самом перстне: почему бы и нет? Что не дозволено добропорядочному обывателю, то может сойти с рук шуту. А может, и не сойти.
- Занимательный у вас перстенёк, отец Бенвиль...
- Шарло, не начинай, - урезонил, хитрого комедианта кюре. - Как только я пытаюсь воззвать к голосу твоей совести, ты тут же пытаешься перевести разговор на мой перстень. Перстень, как перстень - от бабушки достался.
- Прошлый раз вы говорили - от дедушки, - пробурчал Шарло, понимая, что попытка избежать неприятного разговора с треском провалилась.
- Всё правильно. Дедушка подарил его на свадьбу бабушке, а та оставила его мне, как самому любимому внучку.
Пытаться переговорить священника - дело безнадёжное в принципе.
Куда это ты направляешься, греховодное моё чадо?
Чёрт бы побрал искреннюю заинтересованность кюре в спасении его души. Шарло, не то чтобы терялся в разговорах со святым отцом, но никогда не мог отмерить точную дозу вранья.
- Полюбопытствовать забрёл. Столько шуму, столько шуму, что даже мне сделалось интересно.
- Не ври мне, сын мой, - безжалостно прервал арию зеваки из ненаписанной оперы "Шарло и все, все, все" жестокосердный кюре.
- За туфлями пошёл, - буркнул Шало. - Туфли я заказал башмачнику для костюма Арлекино.
- Арлекино?.. Что ты, Шарло? Сейчас это не принесёт тебе барышей.
- От чего, честной отче?
- Арлекино - это ведь италийский персонаж. Так? А при теперешнем состоянии умов - это так... - он пощёлкал пальцами, подбирая слова, - так не патриотично. Уж лучше принять образ Жака-простака и петь политические куплеты.
- Я и политика... - Шарло сморщил своё подвижное лицо. - Нет. Не моё это. Пусть не патриотичный Арлекино веселит народ. До Жака-простака дело дойдёт, когда всё успокоится.
Кюре тяжело вздохнул:
- Сдаётся мне, сын мой, что теперь успокоение на несчастный наш Парри снизойдёт не скоро. Взбудоражились оппоненты короля после случившегося казуса. Господин де Аттон с каждой трибуны власть во лжи обличает. Все кафе Парри, где раньше только чинные беседы вели, да в шахматы играли, сей день в политические клубы превратились. Страшно молвить, но даже иерархи Церкви и те свой возмущённый голос подняли.
Тут уж Шарло не выдержал, заинтересованный событием, кое он в аполитичности своей исхитрился прозевать.
- Что же я такое занимательное проспал, честной отче?
Кюре посмотрел на него подозрительно. Уж не надумал ли фигляр уличный и над ним, служителем господа, свои шутки шутить? Но нет, взор Шарло был светел и ясен. И никакой фальши во взоре том даже тенью не мелькало.
- Сын мой, - проговорил кюре с некоторой даже укоризной, - нельзя же быть настолько... Хотя, тебе, наверное, всё-таки можно... Н-да... Какие-то лихие люди не устрашились ночью ограбить арсенал. Повязали солдат охраны - никого, кстати, жизни не лишив, - только, по головам настучали, и вывезли из сокровищницы ценностей различных, в основном в камнях драгоценных, на сумму, кою и представить не в мочно.
- Арсенал подломили!?
- Истинно - подломили.
- Большие, видать, мастера дела своего. А как же они через стену? Да и в самом арсенале, думается мне, двери-то не нараспашку были. Никак, пособил им кто-то изнутри.
- Истину глаголешь, отрок. Начальника караула так и не нашли. Исчез, каналья, прости господи, вместе со всеми ключами.
- Гм, что за время настало? - Шарло воздел очи горе. - Никому верить нельзя. Ни начальнику караула, который разбойному люду союзником... кхм... подельником оказался, ни королю, который месяц уже, как божился, что в арсенале ни полушки нету и тамошние крысы беднее церковных.
- Сын мой... - построжал голос отца Бенвиля. - Святую церковь словесами лукавыми не марай.
Шарло тут же принял вид кающегося грешника. Шутить со святыми отцами себе дороже, неизвестно, каким боком эти шутки тебе вылезут. Но и вести этот разговор, который кюре с излишним упорством направлял в политические дебри, акробат был совсем не настроен. Поэтому он предпочёл скомкать окончание неприятной беседы и неловко раскланявшись, пустился в бега от надоедливого отче. Куда он направлялся, сразу Шарло и не осознал. Лишь бы от толпы подальше. Времени на это потребовалось немало. Оказалось не так-то просто вынуться из человеческого прибоя. Ни на каждую улочку и сунешься - всё взбудораженным народом забито. Но протолкавшись до мало-мальски свободного места, где можно было не получать локтями в рёбра каждую секунду, Шарло приостановился и закрутил головой. Так - мост отменяется. К нему не пробиться. Остаётся лодочная переправа выше по реке. Но до неё прямым путём не добраться - всё людьми запружено. Остаётся двигаться крысиными лабиринтами и пересечь тот самый запретный переулок Лакомье.
- Лакомье, так Лакомье, - бесшабашно решил Шарло и двинулся в путь, не подозревая, что только что определил свою судьбу.
Парри, как и любая, наверное, столица в этой части света, обозначаемой на картах, на всякий случай Контином, первоначально был отстроен без особого порядка. Поселенцы, что лет восемьсот назад, надумали обосноваться на лесистых берегах Сенны, лепили свои халупки, не имея точных, проверенных временем знаний о градостроительстве. Ютились тесно друг к дружке, ради защиты от неприятелей, а так же для активного участия в  искромётных соседских скандалах. Опять же, ежели где пожар занимался, от оброненного по неосторожности уголька, то чтоб гореть так уж всем городищем. По справедливости, так сказать. Без особых обид.
Опыт, конечно, кое-чему научил сенных рыбарей и охотников. Кое-как улочки Прри они расширили. Не сказать, чтоб радикально, но пьяный дядька с копьём поперёк седла, возвращаясь с охоты, вполне мог проехать ярдов двести, горланя душевную песню о том, каков он храбрец, только, что заваливший огромного бера. Хотя к его седлу обычно была приторочена всего лишь пара зайцев. Больше двухсот ярдов по прямой, ни по одной из улиц Парри проехать было нельзя. Ну, разве, что по той, коя вела к ратушной площади. Остальные же были переплетены между собой так, что и чёрт ум вывихнет, если вздумает с наскока постичь план, по которому вольготно раскинулась столица гордой и задиристой Франнии.
Шарло коренным столичным жителем не был. Открывая его секрет, стоит сказать, что комедиант был выходцем из провинции, расположенной к северо-востоку от аристократического Парри. Но, прозябая, как считали многие, практически на самом городском дне, он был вынужден, хорошенько изучить бестолковые переплетения улиц, улочек и переулков, не самых благополучных округов столицы. Так куда же ему сейчас направить стопы свои?
Избавившись от несколько навязчивого кюре, и вытряхнув, в конце концов, из головы проклятущий расколотый череп на перстне служителя божия из собственной головы, Шарло притулился в сторонке. Погрызенный сыростью угол заштатной кафешки "Скромность" - само это название уже чётко говорило о публике здесь собиравшейся - ему, как раз подходил. Наконец-то толпа перестала толкать его локтями.
"Скромность" располагалась на улице Дурных слов. Что ж - оправданное название. Ничего доброго о ней сказать было нельзя. Разве то, что люди здесь проживали хорошие - в основном адвокаты без практики, журналисты без редакций, шлюхи без покровителей. Собственно, последняя категория охватывала собой и все ранее обозначенные. Молодая, горластая, задиристая, щедрая на свои последние медяки пьянь. Шарло любил эту улочку. Он был здесь своим.
Значит, по улице этих самых слов, после ныряем в тупичок Незнающих... Нет, всё-таки в Парри обитает остроумный народ. И, правда, для незнающих - этот вонючий аппендикс, действительно тупик. Но для обитателей дна - это врата рая!.. Да, несколько пафосно вышло. Ладно - не врата, узенький проход, шириной с мышиную задницу, по которому всегда можно удрать от разъезда конной королевской жандармерии. После будет невообразимо искривлённая кишка между, стоящих впритирку полудюжины домов и выход в тот самый Лакомье. Пересечь его, выбраться на берег Сенны, как раз у причала Лодочников, нанять челнок и всё. Что тут трудного? Опасно? Есть риск встретить злобно настроенных типов. Так ведь по-иному в этих кварталах никогда не бывало.
Шарло недобро усмехнулся и двинулся на покорение запретного маршрута. Всё будет хорошо. А Жервезе он ничего об этом не скажет. Незачем волновать девочку.
Сначала всё шло, как по писаному. Никаких проблем не возникло, если не считать за таковою разорванный рукав. Из стены дома торчал гвоздь, незамеченный акробатом. Ну да не беда. Подумаешь - рукав, даже кожу не оцарапал. Шарло замер на миг, разглядывая прореху. Одной больше, одной меньше. Пустяки. Он двинулся дальше к некоему завалу из гнилушек, который на поверку оказался довольно хитро сколоченным забором. Нужно отодвинуть пару досок. Акробат уже протянул руку и вдруг замер. Голоса. Напряжённые. Злые. Он кожей почувствовал, как люди за этим забором с трудом сдерживают ярость. Хм, любопытно.  Кто-то за заплотом витиевато выругался. Ого! Шарло удивлённо двинул бровями. Этот голос с металлическими нотками и одновременно с почти неуловимым дефектом, словно кто-то постукивал по расколотой железной балке, было сложно не узнать. Пройдоха Пети. Один из самых ловких и удачливых воров во всём Парри. Но услышать его здесь и сейчас для Шарло было полной неожиданностью. Сколь ни хитёр был Пети, однако воровской фарт - господин чрезвычайно капризный и год назад он подвёл лихого налётчика. Пети повязали жандармы в тот самый момент, когда он вежливо убеждал банкира Жюно добровольно расстаться с десятком толстых пачек государственных ассигнаций. Банкир отказывался пронзительно вереща. Пройдоха настаивал, для убедительности поправляя нос финансиста то в одну, то в другую сторону. Возможно, они и пришли бы к обоюдовыгодному соглашению, но в их оживлённый диалог вмешались представители власти, обличённые правом препровождать господ на вроде Пети до ближайшей кутузки. За массу своих подвигов Пройдоха получил пять лет каторжных работ. "Почему так мало?" - возмущалась горластая столичная пресса. Королевский прокурор объяснил подобный гуманизм суда тем, что вор и мошенник Пети, как бы ни был он грешен перед богом и гражданами Парри, никогда не лишал жизни претерпевших от его эскапад. Пети не был убийцей. Но - год. Всего год и он снова колобродит на столичных улицах. Пройдоха в бегах?
Шарло хмыкнул, и снедаемый любопытством, осторожно отодвинул в сторону доску. Не на много. Всего-то на полдюйма.
Да, слух его не обманул. В переулочке, который вряд ли можно было найти на картах Парри, стоял его давнишний знакомец в окружении четырёх личностей, вид которых вызвал у акробата приступ зубовного нытья. Господ прижавших вора к стене Шарло лично не знал. Но по одежде блёклых серо-коричневых тонов он безошибочно определил род их занятий. Вестники Храма. Неофициальная гвардия Церкви, владеющая клинком куда лучше, чем навыками хорового пения, и знавших псалмы несколько хуже, чем королевское уголовное уложение.
- Во что ты вляпался, Пройдоха? - прошептал Шарло.
Акробат был в смятении. Судя по недобрым лицам Вестников и обнажённым клинкам шпаг - эти ребята всё ещё предпочитали их саблям - Пети попал в переделку крутого замеса. Интуиция подсказывала Шало, что самым разумным сейчас было бы внять предсказанию Жервезы и сделать ноги. Чёрт с ними с туфлями. Их можно забрать и позже. Своя шкура неизмеримо ценнее. Но проклятое любопытство, а может быть и сам рок, удержали его на месте. Стань Шарло свидетелем нападения на вора его же коллег по беспокойному ремеслу, он бы не задумываясь, кинулся ему на выручку. Пусть Пройдоха не был ему другом, но, в конце концов, какое-то время они были соседями по улице и пару раз оказывали друг другу мелкие услуги, играя на одной стороне против сыскной полиции и королевской жандармерии. Но сейчас... Что ему делать сейчас? Связываться с Вестниками Храма не хотелось, ну просто очень. Заиметь в личные недруги клириков - врагу такой беды не пожелаешь. Шарло врос в землю, дожидаясь развития событий. И те, бойкие, вялостью его не огорчили.
- Мы вытащили тебя с каторги, и как ты нам отплатил за это благодеяние? Ты нарушил договор, - зло шипел один из Вестников, очевидно старший, а может быть самый нетерпеливый.
- Так, чуть-чуть, - Пети был бледен, но воровского гонора не утратил. Он вообще был отчаянно смел, этот сын столичных трущоб.
- Почему не был устранён начальник караула?
Ого! Что это за шутки, господа? "Вытащили с каторги... Не устранён начальник караула..." Что-то щёлкнуло в голове Шарло, да столь звучно, что он испугался, не услышали бы храмовники. Говорят, они способны на настоящие чудеса.
- Я не убийца, - твёрдо заявил вор. - К тому же вы с этим и сами прекрасно справились.
Что такое? Акробат чуть переместился влево, потом вправо, чтобы лучше обозреть переулок.
- Ах, вот ты о чём, брат Пети, - беззвучно прошептал он, увидев лежащее на земле тело. - Понятно теперь, кто открыл двери казнохранилища ворам. И вот, какакую плату он за это получил. Но... - Шарло наморщил лоб. - Что же это получается? С ним расплатились не подельники, не друзья-уголовники, а... Дьявол!  Ограбление арсенала инициировали клирики. Да ну, не может такого быть.
Меж тем разговор в переулке Лакомье вступил в какую-то новую фазу.
- Где наши деньги? - возвысил голос Пети.
Было, похоже, что вор старается перехватить инициативу.
- Где наши деньги? - повторил он едва ли не по слогам. - Мы сделали всю работу. Мы выполнили условие, не взяв ни единой монеты. Только брюлики и рыжьё.
- Брюлики и рыжьё... - презрительно бросил один из Вестников Храма. - Где они эти брюлики, мразь?
- Мразь!? - Пети взвился.
Ещё бы... Ни один уважающий себя вор не потерпит подобного оскорбления. Говоруну придётся расплатиться кровью. И Пройдохе было сейчас совершенно безразлично, что он один против четырёх, не брезгающих убийством людей. Да, сам он не убийца. Но ведь и не беззубый щенок. Насадить зарвавшегося балабола на пику, для преподания ему урока хороших манер: от чего бы и нет?
Кажется момент, когда Шарло предстояло вмешаться в чужую драку, всё-таки подкрался. Он уже нащупал пальцами рукоять стилета, спрятанного в рукаве, когда на сцене появился новый персонаж.
- Именем короля! - провозгласил он, и драма тут же превратилась в трагедию.

Глава 3.

Осколок севера, пронзивший сердце...

По внешнему виду, появившегося в переулке человека, можно было сразу определить его благородное происхождение. Тем непонятнее было для Шарло, что же он забыл в этой провонявшей испражнениями клоаке. Странным было даже то, как он вообще отыскал нужный проход в этой паутине тайных ходов. Да занимательный персонаж вырисовывался. К тому же оказался он отчаянно смел. Ну, кто будет открыто бросать вызов четырём Вестникам Храма?
- Немедленно объясните, что здесь происходит?
По волевому тону говорившего, сразу стало понятно - он имеет на то право. Вот только это ничуть не смутило служителей Воскресшего. Они переглянулись. Не испуганно - нет. Ни как застигнутые за совершением непотребства воришки. Скорее взгляды их были раздражёнными и злыми. Это не напугало вновь прибывшего, хотя руку на эфес шпаги он всё-таки предусмотрительно положил. И не зря.
Пети Пройдоха получил удар сразу. Шпага Вестника пробила ему грудь. И вся четвёрка дружно накинулась на одинокого дворянина.
Ага, имени короля эти смурные мужчины ничуть не устрашились. Ну да, у них другой босс. Дворянин, вот же сумасшедший, и не подумал дать слабину. Бой он принял без колебаний. И Вестники быстро осознали - им попался крепкий орешек.
Первым побуждением Шарло было выскочить из своего укрытия и помочь смелому одиночке. Но в следующую секунду он усмирил свой благородный порыв. Зачем ввязываться в чужую драку? Свои собаки дерутся - чужая не мешай. Дворянин к тому же, пока, обходился и собственным немалым умением. Уж этот-то Шарло определил сразу. Таинственный некто знал, за какой конец держать шпагу. И число нападавших он сократил до двух менее чем за минуту. Разил наверняка. Насмерть. Но и Вестники новичками в шпажном стремительном бою не были. К тому же никто из них о чистоте боя не заботился. И вот уже господи, имевший наглость прервать их содержательную беседу с вором, получил удар кулаком в лицо. Он ещё успел нанизать на шпагу третьего, пробив ему горло. Но здесь капризная Фортуна покинула его. Вестник, единственный из нападавших, оставшийся на ногах, ударил его эфесом по голове. Треуголка и парик оказались плохой защитой, и посланец его величества рухнул на колени. Вестник тут же вознамерился его добить.
- Чёрт! - с тоской прошипел Шарло. - Ну и зачем тебе это нужно, бестолковый ты, сукин сын. - Эй, - крикнул во всю силу своих лёгких, проламывая хлипкий заборчик, и возникая перед Вестником, как чёртик из табакерки, - на твоём месте я бы этого не делал.
Вестник Храма смерил злым взглядом, новое действующее лицо и досадливо поморщился.
- Ты, что за прыщ? - зло бросил он.
Субтильная фигурка уличного акробата ничуть не смутила опытного бойца.
- Шарло, - простецки заявил Шарло, кошачьей походкой приближаясь к убийце.
Тот нехорошо усмехнулся и, не глядя, жёстко ударил во  второй раз по голове, пытавшегося подняться на ноги дворянина. Только сейчас раненый выпустил шпагу из ослабевшей руки, и сам повалился в грязь. Из-под сбитого на бок парика обильно текла кровь. Бедолаге досталось, чего уж там.
- Нравится унижать тех, кто не в силах ответить? - на губах шута заиграла нехорошая улыбка. - А я-то, бестолковый, искренне верил в смирение и добросердечие служителей господа.
- Служить Ему можно по-разному, - бросил Вестник и тут же нанёс молниеносный укол. - Что за...
Удивление убийцы можно было понять. От прямого удара шпагой, по скорости превышающий бросок змеи, вряд ли можно было ускользнуть. Уж он-то знал, на что способна его рука. Но вот ведь гадство, этот мелкотравчатый обмылок, стоит перед ним, невредим и нагло скалится. Да у него и оружия-то никакого нет. Наглец, надумал шутки шутить.
- Вы в порядке?
Этот мозгляк ещё и успевает здоровьем недобитого господинчика интересоваться. Дворянин слабо шевельнул рукой. Глаза его были открыты. Но взор был мутен и расплывался. Лицо бледно. Встать он больше не пытался.
- Стой, мразь! - Вестник Храма пресёк продвижение своего нового противника по большой дуге. - К шпаге рвёшься? - он злобно оскалился. - Зачем тебе шпага, помойная крыса? Что ты с ней будешь... - новый выпад. Хитёр был смиренный служитель церкви.
-...делать, помойная крыса?
Пришлось заканчивать фразу, поскольку и этот удар пришёлся в пустоту. Враг был неуловим. К тому же теперь в его руках тускло отсвечивало тонкое, как игла, лезвие стилета.
Шарло игнорировал, сыпавшиеся на него оскорбления и молчал. Недобро молчал.
- Шпага - оружие людей благородных, а не таких как... - Выпад. И снова мимо.
- ... ты, сиволапых ублюдков. А-а...
Вопль боли и досады вырвался у Вестника неожиданно для него самого.  Ловкий шельмец, каким-то чудом оказался совсем рядом и рукоятью стилета выбил у Вестника шпагу.
- Что!? - изумлению его не было предела.
- Подними.
Шарло указал врагу лезвием на оброненное оружие и спрятал кинжал в рукав.
- И я подниму... - он не стал нагибаться. Ногой подцепил шпагу одного из убитых Вестников и та, послушная, влипла в его ладонь. - Посмотрим, что сиволапый сможет с ней сделать.
- Позёр, - бросил ему в лицо оскалившийся убийца.
- Актёр, - флегматично поправил его Шарло.
- Я вот тебе второго шанса не дам. Не надейся.
Выпад. Шарло парировал его кончиком шпаги, даже не соизволив принять боевую стойку. Так и торчал колом - пятки вместе, носки - врозь. Стоял и покачивался. Толкни - рухнет навзничь, расшибая свой затылок о камни. Вот только, как его толкнуть? Вестник уже всё перепробовал. А заслужил лишь презрительное:
- Хорошо пляшете, сударь. Не хуже дурачка на сельской ярмарке.
Сказал так Шарло, насладился промелькнувшим в глазах убийцы бессильным бешенством, и пронзил его сердце остро отточенной сталью.
- Вот так фехтую я, сиволапый, - дурачась, произнёс уличный акробат. - Удивительно, правда?
Шпагу из груди поверженного врага он извлекать не стал. Пусть так и торчит, своеобразным могильным крестом. Шарло внимательно оглядывал Лакомье, превратившийся в место кровавой бойни. Ох, Жервеза, Жервеза, и этот твой дар. Семь тел, распростёртых на земле очень не живописно "украшали" это мрачное место. Шарло сделал шаг к храброму дворянину. Тот уже перевернулся на бок, сжимая свою многострадальную голову руками. Но тут расслышал своё имя.
- Шарло... - говорил Пети Пройдоха. Он был ещё жив. - Шарло... это ты?
Да, вору оставалось совсем недолго. Это акробат определил сразу Рана, нанесённая Пети Вестником Храма не оставляла бедняге ни шанса. Кровь толчками всё ещё покидала его тело, но вытекала слабо. Не вытекала - едва сочилась. Вор находился при последнем издыхании.
- Я, Пройдоха, - Шарло опустился рядом с ним на колено и приподнял голову Пети. - Что произошло? С чего это на тебя так обозлились церковники?
Пети шевельнул только пальцами. Руки уже не слушались его.
- Деньги... Шарло... Проверь их карманы... Они должны были принести нашу плату. Найдёшь... Забери себе... Забери... мне они уже не нужны. И... И нагнись...
Шарло исполнил просьбу умирающего.
- Мельница папаши Жино... Знаешь её?
- Знаю.
- Там Ришар Сквозняк. Там всё... Предупреди Ришара... Он мальчишка сов...
Больше Пети не сказал ни слова.
- Отлетела душа. - Шарло осенил себя крестным знамением. - Прими, господи, грешную душу, чада своего непутёвого. Не совсем пропащим человеком был Пети Пройдоха.
Такая вот отходная. Кратенькая и по-существу. Шарло поднялся, тяжело вздохнув, подозревая, что примерно так же немногословно проводят в последнюю дорогу, когда-нибудь и его самого. Он дёрнул уголком губ. К чёрту такие кислые мысли. Пора приниматься за дело. Он глянул на дворянина. Тот уже сидел привалясь спиной к стене и пытался ухватить рукоять своей шпаги. Пока ему это не удавалось. Да, повезло сударю, что у него от рождения такая крепкая голова. Вестники, они дядьки не хилые, запросто могли и расколоть черепушку.
Надумав подойти к пострадавшему чуть позже, Шарло так же не сделал и попытки оказать тому помощь в деле укрощения строптивой шпаги. Вот ещё, пусть сам справляется. А то начнёт ещё всякие глупые и неуместные вопросы задавать: "Кто он такой, его нежданный спаситель, да какого дьявола он тут ошивался?" А такие вещи выспрашивать при шпаге, куда вернее. И недоверие к ответам, что, мол, несчастный Шарло тут совершенно случайно, просто мимо нечистый проносил, - куда крепче и, может статься, даже обоснованней. Нет, пусть-ка, пока он сам её приручает. А там поглядим, может Шарло и вовсе не захочется с этим господином близко знакомиться.
Покойный Пети не ошибся насчёт денег, припрятанных в карманах Вестников Храма. Что ж это выходило? Шарло призадумался. Вестники-то шли на эту встречу с нанятыми ими лихими людьми без помыслов об убийстве.
- Хм, - Акробат с великим сомнением подкидывал на ладони один из двух больших, плотно набитых монетами кошелей. - Хм... или это плата, как раз за устранение воров? Н-да...
Он развязал кошель. Извлёк из него крупный кругляш с изображением правящего монарха. Одутловатая, однако, была физиономия у его величества. Ну, да и бес с ней, с физиономией. Стоимости монет она не снижала, а это главное. Шарло куснул денежку. Серебро. Не фальшивка. Ну, то, что братия расплачивалась не ассигнациями - это удивления не вызывало. Воровское сообщество бумажные деньги до сих пор жаловало не особо. Впрочем, святые отцы тоже предпочитали "презренный металл". Хотя Шарло большой разницы в этом не усматривал. Более того, деньги бумажные, казались ему более удобными для таскания в карманах, да и просто для сбережения. Сказать по чести не много у него водилось и тех и других, но ведь бывали иной раз.
- Эх, Пети, Пети, - акробат глянул на труп вора, - а не перехитрил ли ты сам себя? Впрочем, мне до этого никакого дела нет. Деньжата нам с Жервезой пригодятся. Теперь-то я ей точно королевский патент выхлопочу. Да и квартиру ей сниму. Пусть обживается девочка. Ей замуж пора, а тут я, как бельмо на глазу - не протереть, не смыть.
Шарло сунул нежданно свалившееся на него богатство за пазуху. И уставился на копошащегося под стеночкой аристократа.
- Господи, вот ещё докука. С вами-то мне что делать, сударь мой не  ласковый?
Он подобрал, так и не покорившуюся незнакомцу шпагу и помог подняться ему самому.
- Однако вы тяжёлый. Тише-тише... Шарло придержал, готового свалиться мешком дворянина. - Сейчас вложим вашу шпагу в ножны... О, фамильный клинок! - акробат разглядел возле эфеса клеймо мастера и герб рода. Граф, стало быть, вы, сударь. А? Если клинок не ворованный. Спокойно, спокойно, - урезонил он вздумавшего бузить аристократа. - Это я так шучу.
Его светлость, изволил что-то возмущённо промычать.
- Согласен - не удачно. Приношу свои извинения. Да-с... Что же с вами делать? - во второй раз спросил самого себя Шарло. - Бросить здесь... э-э-э... если не врёт герб... графа Александра де Рокомье, дворянина для особых поручений, было бы... кхм... неучтиво. Тс-с-с, ваша светлость, - Шарло приложил палец к губам. - Мы не одни.
В том самом узком проходе, в котором импульсивный Шарло совсем недавно поломал такой нужный криминальной общественности заборчик, теснилось трое мужчин. Они явно не знали, что им предпринять и в нерешительности топтались на месте. По крайней мере, сомнениями мучились двое из этой троицы. Простонародье, если судить по коротким штанам, рабочим блузам, отсутствию париков и шляпам, давно утратившим форму. Шарло насторожило, что к этим шляпам были прицеплены большие, белые, аляповатые кокарды. Такие с недавних пор стали носить мужчины из рабочих кварталов, сами себя назначившие в ряды Народной милиции. Они не стеснялись громко именовать себя, то национальными гвардейцами, то Истинными защитниками революции. Не стеснялись они так же носить при себе, где-то украденные сабли и кавалерийские пики. И становились опасными для мелкого чиновничества, не особо знатного дворянства и трактирщиков, если собирались числом более пяти. От этих смутьянов так и несло пьяным героизмом. Сейчас таковых было только двое. Видимо поэтому они ещё не предприняли никаких действий. Да и вид нескольких погибших хорошо остужал их приправленную вином смелость.
Третий господин был нечета санкюлотам.
Ростом в сажень, он имел телосложение более подходящее минотавру. Лица его Шарло, как ни старался, рассмотреть не мог; незнакомец тщательно его скрывал, надвинув на глаза треуголку, да ещё и ворот плаща был поднят. Его он придерживал рукой.
Плащ!? В такую жару?
Акробату не нравились эти трое. Очевидно, что верзила был у них старшим. К тому же, было похоже, что он явился сюда за тем же, за чем ранее здесь объявились Вестники Храма и граф, что сейчас подпирает своим телом стенку.
- А ну-ка, проверим... - решил Шарло. - Вы сможете самостоятельно простоять пару минут.
- Да.
Это было первое слово, внятно вымолвленное пострадавшим аристократом.
- Хорошо. Надо прощупать этих субчиков...
Акробат оставил графа и двинулся в сторону прохода, по пути выдернув шпагу из груди убитого Вестника. Парочка обладателей самодельных кокард, которые, по их представлениям, наделяли их, какой-то властью, тут же схватилась за сабли. А что же здоровяк? Шарло буквально физически ощущал, как его буравят маленькие глазки. Почему-то акробату казалось, что у этого господина глаза должны быть крошечными, ровно, как у свиньи. У него вдруг возникло чувство, что он вообще знает, этого человека, старающегося скрыть своё лицо. Знает. Но откуда?
Великан легонько коснулся плеч своих спутников, привлекая их внимание. А потом кивком головы показал, что им нужно уходить. И первым двинулся в сумрак лабиринта. И опять движения его, показались Шарло очень знакомыми.
- Где я его мог видеть, тихонько спросил он сам у себя. - Где? Никак вспомнить не могу. Ладно, бес с ним. У меня  сейчас и так дел не початый край.
Он обернулся к графу.
- Да, ваше сиятельство, выглядите вы, прямо скажем, не очень хорошо: бледны до зелени, да ещё и кровью залиты. Не-ет, сейчас вас одного оставлять нельзя. Тут и до беды недалеко. Видели санкюлотов с кокардами? Сдаётся мне они, если и не по вашу душу сюда заявились, то уж точно по вашему общему делу. И, верите вы мне или нет, сударь, но в одиночку, вам сегодня до собственного дома, ни за что не добраться. Они не позволят. Так, что давайте, обопритесь-ка о моё плечо. Я вас до порога доставлю. Вы на своём фиакре сюда прибыли или извозчика нанимали.
- Нанимал, - проговорил дворянин. - Боже, как болит голова. Даже в глазах свет меркнет.
- Понимаю вас, сударь. Тоже когда-то имел подобный опыт. Осторожно, здесь вам стоит пригнуться...
Они уже достигли неприметной дверцы, что по странной прихоти местных обитателей вела совсем не в здание, а в узкий проход, быстро оканчивающийся тупиком, но зато имевший спуск в подвал.
- Здесь ступенька, граф. Вы увесисты. Оступитесь - могу не удержать.
Было душно и пыльно. Шарло успел порядком взмокнуть. Он задыхался, но оставить графа и не подумал. Хотя пару раз помянул недобрым словом свою субтильную конституцию. Акробат никак не мог дождаться, когда же они выберутся на освещённую солнцем улицу и возьмут извозчика. М-да, извозчик... если волнения в этом квартале таковы же, как у арсенала, то на него особо рассчитывать не приходилось. А тащить его светлость на своём горбу Шарло совсем не улыбалось. Дом графов де Рокомье акробату был хорошо известен, впрочем, как и доброй половине жителей Парри. И добираться до него было не меньше лье. Тяжкое это дело - благотворительность. К счастью им повезло. Улицы в этой части города бунтующим народом запружены не были. Извозчик тоже нашёлся быстро. Малый был рад пассажирам. В последнее время его дела были не хороши.
- Дом Рокомье? Конечно, знаю, судари, - улыбаясь во весь рот, сказал он, помогая Шарло усаживать в коляску графа. - Домчу молнией.
- Мчи. Деньгами не обижу.
По пути, обдуваемый ветерком, граф, выносливый человек, пришёл в себя. И даже начал задавать Шарло те самые ожидаемые его спасителем и такие неудобные вопросы. Тот скрытничать не стал. К чему порождать не нужные подозрения? Отвечал без особых задержек и со всей, воспитанной актёрством, искренностью. То есть врал, где потребно, с самым честным видом. Благо, особо ему трудиться и не пришлось. В том злополучном переулке он оказался случайно. И дел к Пети Пройдохе не имел никаких. О Вестниках Храма, Шарло имел ровно такое же представление, как и вся Франния, то есть знал о них только передаваемые из уст в уста страшненькие побасёнки. А вот на вопрос о собственном имени ответил не сразу. Очень ему не хотелось, чтобы граф Александр копал так глубоко. Но, памятуя о роде занятий достойного дворянина, - всё равно ведь раскопает, если захочет, - ему таки пришлось представиться.
- Шарло, уличный акробат.
И тут он поймал на себе взгляд де Рокомье. Нехороший то был взгляд. В самую душу проникающий.
- Кто ты, Шарло? - спросил он без обиняков. - Кто ты на самом деле?
Акробата тут же заинтересовала вывеска булочника. Какая аппетитная на ней была изображена бабёнка.  И улыбалась во весь рот. И бюст у неё такой... бюстатый такой бюст.
- Бюстатый... - граф поморщился не то от боли, не то от плохо скрываемого раздражения. - Не уходите от ответа. Как вы узнали, кто я такой?
- По гербу на фамильной шпаге, - последовал быстрый ответ. - Его все знают. Единорог, поражающий сарацина.
- Предположим... - было видно, что ответ не удовлетворил дотошного дворянина. - А владение шпагой? Фехтовать научился, отбиваясь от уличной шантрапы? Не вздумай вешать мне лапшу на уши. Здесь видна школа. Даже, невзирая на всё твоё фиглярство. Укокошить, - здесь граф понизил голос до шёпота, не желая быть услышанным возницей. - Укокошить Вестника Храма - это, доложу я тебе, дело хлопотное. А вы, господин уличный акробат, ещё изволили дурачиться при этом.
Чёрт. Это был веский аргумент. Мастер мастера сразу раскусит. Ой, каким сложным человеком оказался этот самый Александр де Рокомье. Ведь на земле валялся, от покойника мало чем отличимый. А подишь ты, столько всего заприметить исхитрился. Шарло зло пожевал губами: аристократ влезал туда, куда его вовсе не просили.
- А, вот мы уже и приехали. - Коляска въезжала в ворота большого трёхэтажного дома. - Давайте вашу руку, граф. Я помогу вам выйти и передам вашим домочадцам.
Шарло скомкал окончание разговора. Да и бес с ним. Пора было делать ноги. И он действительно готов был припустить отсюда во все лопатки, если бы не открылись двери дома и вместо, ожидаемых акробатом слуг, на крыльцо не вышла... она.
- Александр...
О, этот голос, с едва уловимым акцентом. Голос, запоминающийся сразу с чуть перекатывающимся звуком "р". Со странно смягчёнными согласными. Услышишь его единственный раз в жизни и уже не забудешь до гробовой доски. А сколько... сколько в нём было любви и тревоги?
- Генриетта, - граф Александр, попытался тут же успокоить бледную от волнения даму. - Со мной всё хорошо. Этот достойный человек не оставил меня без помощи.
Генриетта де Рокомье. Шарло застыл, как громом поражённый. Она была высока для дамы - пожалуй, на дюйм выше акробата - и красива, той красотой, что свойственна только дочерям севера. Белокурые волосы слегка растрепались - было видно, что она спешила. Глаза, голубые озёра с яркими колючими искорками, сделавшимися ещё более острыми от волнения за мужа. Шарло утонул в них сразу. Губы... ах, эти губы!
- Шарло, помогите мне, - вывел его из столбняка голос графа.  - Не будем утруждать графиню.
- А... Да, конечно, - спохватился Шарло.
Как он добрался домой, акробат не помнил. Назвал адрес всё тому же извозчику.  Отсчитал, обомлевшему парню его месячный доход, и, как в тумане, натыкаясь на косяки и спотыкаясь о ступени, поднялся к себе. Его встретила Жервеза, которая весь день места себе не находила.
- Шарло, - начала она, не дав ему и порога переступить, - ты цел? Ты цел, а? Я ведь знаю, что ты был там. Был. Я снова... - она сама захлопнула и заперла за ним дверь. - Я раскидывала карты, когда спровадила от себя всех этих глупых куриц...
- Соседки одолели? - Шарло усмехнулся, как-то отстранённо. - Я же говорил, что набегут, только свистни.
Он выложил на стол, на котором красовалась россыпь медных монет, заработанных Жервезой, свою сегодняшнюю добычу.
- Ты меня не слушаешь, - Жервеза даже притопнула ножкой. На деньги она даже не взглянула. - Я снова гадала...
- Всё будет хорошо, - не впопад сказал Шарло и подошёл к окну. - Всё будет очень хорошо. Теперь я смогу снять для тебя твою собственную кварти...
- Не будет.
- Что?
- Я сказала - не будет. Впереди дальняя дорога...
- И казённый дом, - хохотнул Шаро.
- Да. Для тебя совершенно точно, - девочка не поддержала шутливого тона. - Но есть ещё, кое-что... Да что с тобой такое сегодня? Ты меня совсем не слушаешь. А ну,  повернись, посмотри мне в глаза. Боже, - она приложила пальчики к губам. - Да ты влюбился, Шарло. Карты не соврали. Ты влюбился, дуралей.
Шарло приобнял свою слишком проницательную подопечную.
- Не мели вздор.
- Шарло, - она отстранилась от него. - Не считай меня за дуру. Тут и к гадалке ходить не нужно. Любая женщина за милю видит влюблённого мужика. Вы становитесь такими... такими идиотами.
Акробат легонько щёлкнул её по носу.
- Иногда мне кажется, что ты старше меня.
- Старше? - Носик Жервезы недовольно сморщился.
- Не цепляйся к словам. Ну не старше. Умнее.
- Не умнее, Шарло. Мудрее.  Как всякая женщина, мудрее самого умного мужчины.
Шарло кивнул и снова повернулся к окну. Разгорячённым лбом он приник к прохладному стеклу и закрыл глаза. Маленькая ведьмочка права: в его сердце вонзился осколок севера. Поразил безжалостно и сразу. И выдернуть его оттуда не было никакой возможности. Разве что с сердцем. С глупым сердцем уличного акробата.

Глава 4.

Адвокат Королевской палаты.

Да, совсем недавно он им был. Всемогущий боже, сколько сил  и времени ему, сыну крестьянина из глубокой провинции, потребовалось, чтобы купить этот патент. Когда-то ему казалось, что эта бумага с печатью в виде королевской розы - в народе прозванной капустным кочаном, так неудачно она была изображена - есть символ счастья. А сейчас? Сейчас он продаёт свой патент за тридцать тысяч луиноров, пробыв в числе избранных менее года. И его купят. С руками оторвут. Потому что в Королевской адвокатской палате освобождается место самого Жерома де Аттона. Сколько он тогда выложил на стол перед финансовым инспектором министерства юстиции?.. Двенадцать тысяч? Целая куча деньжищ. Сегодня же он считает более чем скромной, самовольно назначенную цену за свой патент... Х-ха, вообще-то, патент так и остался королевским, но для  мессира Жерома,  это уже мелочи. Ничего не значащие пустяки. О, Парри - ты город чудес.
Когда-то в сопливом детстве не знающий покоя Жером, обладавший к тому же недюжинной силой и крутым нравом, надумал побороться на отцовском скотном дворе с молодым бычком. Бычок оказался тоже не особо смирной скотинкой и быстро доказал, юному двуногому наглецу, что рога быкам даны не только для красоты. С тех пор на широком, и без того некрасивом лице Аттона появились несколько глубоких шрамов. Дело не улучшал и переломанный нос. Но все эти огрехи в собственной внешности, Жером компенсировал выводом, сделанным после поражения от тупой скотины. Не всегда на силу нужно переть силой. Пришло время, и молодой Жером выпросил у отца право самому прирезать рогатого обидчика. Да, было и такое.
Аттон не прощал обид никому, даже животным.
Теперь же он по собственному хотению добавил к своей фамилии дворянскую приставку "де" и не одна шавка не посмела вякнуть ни в палате адвокатов, ни среди соратников по демократическому движению, ни при королевском дворе. Потому, что за Жеромом де Аттоном стоит сила - народ Парри. На носу выборы в Национальное собрание. И ни у кого не вызывает сомнений, что адвокат, а он всё ещё считается таковым, выиграет их с блеском. И вскоре его непередаваемый бас зазвучит с самой высокой трибуны, обличая народных притеснителей. Да, наш господин адвокат никого не боится. Сейчас в Парри не найдётся быка с достаточно крепкими рогами, чтобы повергнуть этого колосса революции.
Сейчас великий человек изучал своё отражение в огромном зеркале. Да он некрасив, а в гневе, когда крупные, неправильные черты его изуродованного шрамами лица искажаются, о, он становиться ужасен. Враги его, говорливые дворянчики и финансисты, трепещут от одного только его рыка. К тому же он не уступает ни оному из них в умении вести диспут, в мгновенном нахождении  аргументов. Он способен вести полемику с толпой на рыночной площади на языке понятном санкюлотам. Но при этом не пасует и в вязкой тишине политических салонов, кои ныне стало модным устраивать в самых дорогих и ранее недоступных домах столицы. Хозяйками таких клубов обычно выступали жёны владельцев особняков. Однако мода Парри переменчива; и всё чаще "властительницами политических вечеров" становились актрисы театра или неглупые содержанки приближённых ко двору банкиров и владельцев газет. Так в столице появились первые партии.
В начале господина де Аттона туда не приглашали. Да и не существовало ещё никакого "господина де Аттона". По улицам Парри шлялся никому не известный молодой человек огромного роста, обладавший только  зычным голосом и бумажкой, подтверждающей, что он окончил юридическую школу, где-то очень далеко от больших городов.
Жером был пристроен своим отцом, сумевшим сколотить небольшой капиталец, в монастырскую школу города Лё. И благодарный сын родителя не подвёл. Во всяком случае, один из предметов он выучил на отлично, а именно язык, ушедших во тьму веков латинов. Спустя два года он попросил отца посодействовать его переводу в юридическую школу в главном провинциальном городе. Но получил категорический отказ. Папаша Аттон был не в состоянии оплачивать обучение своего чада в этом престижном по местным представлениям учебном заведении. Да и чем он мог посодействовать? Связей среди юристов-крючкотворов он не имел. Откуда бы им вообще взяться, этим самым связям. Уж очень господа юристы склонны задирать свои перепачканные чернилами носы перед простым людом.
Эта маленькая неприятность не остановила Жерома. Монастырь его душил. И молодой Аттон решил сам сыскать себе покровителя. Как это сделать? О-о, нет ничего невозможного для столь деятельного юноши, сподобленного самых разных талантов. Уж в их наличии он не сомневался. Остальные - да, считали его за самонадеянного дурака. Ну, что ж - их право. Жером ещё покажет всем, как они ошибались на его счёт.
В эти дни сеньор тамошних земель герцог де Сэ надумал женить своего непутёвого сына. Брачную церемонию сиятельный аристократ от чьёго состояния  остался, по большому счёту, лишь громкий титул, решил провести в церкви провинциального Лё. Как водится в такие моменты, у церкви собралась толпа зевак, большую часть которой составляли нищие. Вот на них-то и сделал первую ставку предприимчивый юнец. И, надо сказать, не прогадал.
Кортеж с молодыми тут же окружило бурливое море алчных нищебродов. Но не это заботило Жерома. Он ждал прибытия самой важной персоны - герцога де Сэ. Известный выпивоха, герцог никак не мог позволить себе остаться "сухим" в столь знаменательный день. И он не подвёл Аттона. Де Сэ по приезде оказался пьянее сапожника в день тезоименитства королевского наследника. Из кареты он не смог выйти даже поддерживаемый под руку лакеем. Так и осел грузной тушей на мостовую. И незамедлительно подвергся нападению жаждавшей подачек черни. Лакей был безжалостно оттеснён в сторону с нанесением большого ущерба ливрее, парику и физиономии. Нищеброды человеколюбием не отличались и уважения к чужой личности не испытывали ровно никакого. Тут и настало время Жерома. В свои пятнадцать лет, считай, мальчик совсем, он был на голову выше любого из нищих, а телесная мощь и умения, приобретённые в кулачных толковищах при отвоевании себе лучшего куска в харчевне, служили порукой его безоговорочной победы. Аттон рассёк толпу, как флагман королевского флота, проходящий сквозь скопление рыбацких лодчонок. Раздавая увесистые плюхи направо и налево, Жером пробился к герцогу, поднял вопящего аристократа с земли и повёл его к церкви.
Денег от этого своего подвига он выручил не густо, зато обзавёлся рекомендательным письмом и вскоре был принят в юридическую школу. Папаша Аттон был в восхищении. И с тех пор безоговорочно поддерживал сына во всех его сомнительных делах. Не прогадал старикан. Ох, не прогадал.
- Господин де Аттон, сударь...
Лакей приблизился осторожно, опасаясь вспугнуть мысли великого человека.
Да, у Жерома де Аттона есть лакеи. Как же обходиться без слуг имея большой двухэтажный дом в одном из самых фешенебельных кварталов Парри. Есть собственный выезд. Собственный политический салон. И толпа эпигонов, заглядывающих ему в рот.
- Что, Себастьян? - взгляд Жерома стал осмысленным. - Если там с визитом нагрянула очередная графиня, просить выхлопотать паспорт её беспутному мужу - побежала аристократия за кордон - то, гони её в шею без церемоний. Я по пятницам не подаю.
Теперь он мог говорить и так, не опасаясь прослыть грубияном. "Прослыть грубияном?" Фи... Ему ли этого страшиться? Да другого де Аттона и не знает ремесленный Парри. Его красноречие при выступлениях на площадях и в кафе всегда сдобрено солёными шутками. Их так любит разносить по округе "аристократия кабаков" - его личная армия. Ах, отныне у него есть и таковая, ведь совсем недавно, с неделю тому он почти единогласно был выбран капитаном Народной милиции своего округа.
- Нет, господин де Аттон, - Себастьян смущённо помялся, - там, в прихожей, дожидается кюре, отец Бенвиль. И он выглядит ужасно взволнованным.
Бульдожье лицо Жерома дрогнуло. И Себастьян, не плохо знавший мимику хозяина, понял, что тот не на шутку встревожен. Встревожен, и зол.
- Зови, - коротко бросил адвокат.
- Простите, сударь. Вы примете его в затрапезе?
Жером оглядел себя. И, правда, принимать этого попа в расшитом изумрудными драконами халате... кхм... Этого-то, как раз, он ещё не мог себе позволить.
- Передай ему: пусть подождёт четверть часа. Сошлись на то, что я пишу речь для выступления в Национальном собрании. Он знает, что я всегда готовлю свои выступления исключительно самостоятельно. Секретарей не держу. Да. И возвращайся. Поможешь мне переодеться.
- Куда прикажете его отвести? В библиотеку?
- Н-нет... пожалуй. Проведи его... в оранжерею. Да, туда. И вышвырни любого, кто там окажется.
- Всех, сударь? Но если там будет мадам де Аттон с маленьким Жоржем?
- В таком случае, Себастьян, передай мадам мою нижайшую просьбу, покинуть оранжерею, как можно скорее. Скажи, что дела неволят меня доставить ей это маленькое неудобство. Мадам умная женщина. Она всё поймёт
Жена... Да Жером был женат.
Прибыв в весёлый, шумный и самовлюблённый Парри Жером Аттон занял "хлебное место" адвоката без практики. Рекомендации провинциала де Сэ, в столице не имели ровно никакого веса. В карманах молодого юриста вольно гуляли сквозняки и Королевскую адвокатскую коллегию, он посещал лишь затем, чтобы примелькаться среди массы таких же, как он ищущих должности выпускников юридических школ и мелкотравчатых писцов. Поселиться пришлось на улице Дурных слов, в самом гадком клоповнике, из тех в которых ему приходилось когда-либо жить. А столоваться в кафе "Скромность". Будь оно проклято! Жером отобедал там два раза и больше не появлялся, предпочитая все свои случайно заработанные деньги тратить в другом месте.
Кафе "Грация" находилось, как раз напротив адвокатской коллегии. Держателем её был ушлый и скуповатый мэтр Тозье. Ничем не примечательный человек с обширной лысиной и дурными манерами. Но у него было нечто, что очень заинтересовало, страшного лицом, но чрезвычайно красноречивого провинциала: маленькое имение в двадцати лье от Парри, доход в три тысячи луиноров и дочь на выданье, работавшая здесь же, в кафе, рядом с отцом.
Пампушка Габриэль очаровала Жерома роскошеством форм и приданым. Старик Тозье давал за ней пятнадцать тысяч, честно им заработанных. Это был шанс. Адвоката без места не остановило то, что папаша глаз не спускал с обожаемой дочки, как Цербер, гоняя от неё судейских прощелыг, у коих всё состояние заключалось в пучке перьев за ухом и обильным слюноотделении от голода и похоти. Нет, ни за какого из этих господ с повадками шакалов, добрый буржуа не собирался выдавать своё сокровище. Не таким он был дураком.
Тут Жерому, не отличавшемуся красотой и наполненностью мошны, пришло на помощь его красноречие. Для начала он вскружил голову самой Габриель. После, оказал несколько мелких услуг её достойному родителю. У того, как раз случился казус с управляющим его земельным наделом, и совет юриста, бесплатный совет, нужно отметить, оказался как нельзя более кстати. Но всего этого было мало. Аттон это понимал и частенько в бессилии грыз свои огромные кулаки, валяясь на кровати в  клоповнике на проклятой богом улице Дурных слов.
- Что ж, - сказал он как-то раз, вытирая выступившую на месте укуса кровь, - видимо настал ваш черёд.
Четыре дня Жером Аттон не появлялся в кафе "Грация" и не давал о себе знать. Милая Габриеэль уже места себе не находила. И даже папаша Тозье один раз не решительно поинтересовался у дочки, не появлялся ли господин Жером, а то, де управляющий снова принялся за старое?
Молодой юрист заявился в "Грацию" дождливым утром вторника с большущим букетом цветов. Чем вызвал взволнованное колыхание пышной девичьей груди и недовольное шевеление усов, одного достойного обывателя. Всё-таки мэтр Тозье не был склонен к... Да только разве господину Аттону было дело до недовольства старого брюзги!? Распахнув двери, может быть излишне широко и несколько театрально, он двинулся прямиком к мадемуазель Габриэль, с намерениями самыми очевидными. Как вдруг в кафе ворвалась группа молодчиков, что в последнее время не давала и шагу ступить добропорядочным гражданам этого, ранее такого спокойного квартала. И главный среди них, грубый мужлан, от которого ужасно разило чесноком - это с самого раннего утра! - потребовал от владельца немедленно накормить всю эту ораву и поставить лучшего вина бесплатно.
- В знак уважения, - добавил он, нагло улыбаясь и поигрывая извлечённым из ножен большим кинжалом.
Не многочисленные в этот час посетители кафе гурьбой бросились к выходу. На месте остался лишь великан Жером. Он вопросительно посмотрел на побледневшего папашу Тозье, намерен ли он выполнить наглое требование уличного разбойника или готов проявить гражданское мужество и завопить во всё горло "караул", призывая полицию? Папаша обалдело пялился на скалившихся негодяев и лишь беззвучно раскрывал и закрывал рот. Его грабили первый раз в жизни.
Господин Аттон понял, что настало его время, и решительно двинулся к главарю.
- Сударь! - потребовал он басом, от мощи которого задрожали оконные стёкла. - Извольте выйти вон.
Разбойник, и сам малый крепкий и нрава дерзкого, к тому же с тремя приятелями, столь же отчаянными людьми за спиной труса не спраздновал и пригрозил наглому верзиле своим кинжалом. За что немедленно и поплатился, получив по лицу тем самым роскошным букетом. На краткий миг ослепнув, он лишился своего оружия, а кто-то из его приятелей зубов, ибо удар у Жерома был тяжек. Ещё два господина, избравших неправедную жизненную стезю, были вышвырнуты адвокатом в дверь и в окно. С окном он конечно переусердствовал. Но очень уж хотелось блеснуть удалью и сделать всё красиво.
Папаша Тозье, изображая из себя статую, не замедлил подсчитать некоторые убытки, а Габриэль с готовностью метнулась в обморок.
С лихими парнями Жером рассчитался тем же вечером деньгами, сэкономленными во время вынужденной голодовки и теми, что сберёг, задержав арендную плату за жильё. Свадьбу с Габриэль они сыграли через месяц.
...Отец Бенвиль нюхал цветок орхидеи.
- Приветствую вас, господин кюре, - Жером сломил мощную выю в вежливом поклоне. - Что привело вас ко мне в столь ранний час? Уж наверняка не интерес к цветочным горшкам.
Да, брать быка за рога господин де Аттон был приучен с раннего детства.
- Сразу к делу, - кюре усмехнулся. - Что ж, в данных обстоятельствах - это вряд ли можно посчитать дурным тоном.
- В данных обстоятельствах? Что-то случилось.
Отец Бенвиль уколол адвоката взглядом.
- Господин де Аттон, не нужно разыгрывать неведение. Вы прекрасно осведомлены о последних малоприятных событиях
- Вы об ограблении арсенала.
- И об этом тоже... кхм... но большей частью о том, что произошло позже. А именно о некоем инциденте в переулке Лакомье. И не нужно... не нужно говорить, что вы не наслышаны об этом событии.
Жером заложил руки за спину. Отпираться было бы глупо. Отец Бенвиль обладал поистине дьявольской проницательностью. А учитывая возможности кюре, ставить под сомнение его осведомлённость и вовсе представлялось неразумным.
- Вы ведь там были, - кюре оставил в покое архидею.
- Кгхм... был. Но, к сожалению, поспел только к шапочному разбору.
- Но вы видели, кто стал причиной этого... - отец Бенвиль пощёлкал пальцами... - этого казуса.
- Граф Александр Рокомье, - с гневом произнёс адвокат. - Эта королевская ищейка, будь он проклят. И какой-то тощий карлик. По виду из бродяг.
- Граф Рокомье... - кюре задумался. - Этот дворянин очень умён и необычайно цепок. Не удивительно, что его величество послал именно его. Он нам не доверяет.
- Не доверяет!? - хохотнул Жером. - А вы... Вы, святой отец, нам бы доверились. Доверились, будь вы королём, под которым качается трон, рупору улиц, демократу до мозга костей, - как было себя не похвалить, - и клирику, чьё влияние в королевстве едва ли уступает влиянию самого кардинала Борнэ.
- Не преувеличивайте, сын мой. Истинные Сыны матери-церкви никогда не претендовали на власть ни духовную, ни, бог свидетель, - светскую. И не отвлекайтесь от темы.
Утверждение кюре адвокат мог бы оспорить, но посчитал излишним вступать в диспут, грозящий самыми непредвиденными последствиями. Да, в свете революционных событий, церковь стремительно теряла свои позиции; но кто же может прозреть будущее? Жером предложил отцу Бенвилю пройтись.
- Господин кюре. То, что произошло в известном вам месте, осторожно начал он, - чрезвычайно огорчительно. Если от нанятых вами тёмных личностей...
- Не мной лично, - поспешил дистанцироваться отец Бенвиль.
- Хорошо. Если от тёмных личностей совершивших необходимый акт... необходимый всем нам акт, смею уточнить, - и можно было ожидать некоторой... э-э-э... нечистоплотности, то, как изволите понимать действия Вестников Храма? А? Я ведь не был поставлен в известность о задуманной ими ликвидации этих господ.
- Не были поставлены в известность!? Не изображайте наивность, господин Аттон.
Приставку "де", коей адвокат так гордился, клирик опустил намеренно.
- Святой отец! - упредил его адвокат. - Мы не враги. Помните об этом.
- Мы не враги!? - изумление кюре было искренним. - И это мне говорите вы. Тот самый Жером Аттон, что на площадях открыто заявляет, о засилии церкви в делах общества.
- Политика, - развёл ручищами Жером. - Вам ли этого не знать. Оставим наши маленькие разногласия, господин кюре.
- Хорошо. Вы сказали, что там, в переулке был ещё кто-то.
- Да. И этот кто-то недурно... Да что там... Виртуозно владел шпагой.
- Можете его описать подробнее.
Отчего же нет? Память никогда не подводила адвоката Королевской палаты. И по его подробному описанию, отец Бенвиль быстро понял, кто ещё оказался в том проклятом переулке.
- Хм... А ведь встреча была совершенно случайной.
- Что, простите?
- Не важно, - отмахнулся отец Бенвиль. - Я знаю, о ком шла речь. И это здорово облегчает наше положение.
- Неужели? - Недоверие так и сквозило во всём облике Жерома.
- Смею вас уверить.
- Вы знаете, куда подевалось всё изъятое из арсенала? Это важно, отец Бенвиль. Не мне вам объяснять, что если Рокомье, будь он проклят, первым отыщет королевское достояние... Х-ха... До чего дело дошло, король вынужден красть сам у себя. Интересно, зачем?
Снова лукавая усмешка кюре:
- А вы не догадываетесь?
- Догадываюсь. Его величество готовит собственный побег. Время абсолютизма истекло. Народ негодует. На носу большая война, как гражданская, так и внешняя. Соседние царствующие дома вряд ли потерпят победу демократии.
- Оставьте свой революционный пафос, господин Жером. Мы не на площади. Да, эти деньги нужны королю для бегства. Нам они нужны для поддержания влияния святой церкви. А зачем они нужны вам? - Взгляд кюре стал подобен лезвию кинжала.
- Для взятки, - бухнул адвокат, всеми силами стремясь рассеять подозрения священнослужителя в его, де Аттона, нечистоплотности.
- Взятки!? - кюре не играл. Он действительно был поражён. - Кому!?
- Ещё не знаю... Уберите эту гаденькую ухмылку со своего лица. - Я не могу знать имени фельдмаршала, что приведёт оккупантов на землю моей Франнии.
- О, господин де Аттон. - Ага, зауважал, хитрый лис! - Вы прицеливаетесь так далеко?
Жером шевельнул громадой плеч.
- Оставим это, господин кюре. Вернёмся к нашим баранам. Ваши люди убрали не нужных никому исполнителей. Но перед этим не успели узнать, в каком месте укрыто экспроприированное. Так?
Отпираться было бесполезно. Кюре беспомощно развёл руками.
- Кхм... Ну, тогда у нас с вами не так уж много вариантов.  Первым делом стоит нанести визит... кхе-кхе... сами знаете кому. Дабы сберечь в тайне всё произошедшее.
- Его сейчас будут охранять...
- Не считайте меня наивным. Поручим это щекотливое дело человеку, сподобленному магическим даром.
- Но не принадлежащем к числу официальных чародеев, - подхватил сообразительный падре.
- Конечно. Только магов из Палаты нам и не доставало. М-да... такого человека я отыщу, будьте покойны. Всё будет сделано так, как того требуют государственные интересы. Заодно узнаем: а не ведает ли наш общий знакомый о том, куда воры всё подевали? И, в конце концов, нужно же хоть примерно представлять сумму, что умыкнули эти грязные скоты.
Кюре поджал губы:
- Да... сумма... Это важно... Ну а если он не ведает, то я знаю, что нам с вами делать дальше.
- Разделим сферы деятельности? - хитро прищурился адвокат.
- Да.
- Я беру на себя слишком въедливого аристократа. Уж у меня-то сыщутся рычаги воздействия на этого клеща.
- Да. Дворянин ваш со всеми потрохами. А я займусь бродягой. И... господин королевский адвокат, надеюсь, мы будем держать друг друга в курсе нашего общего расследования?
- Безусловно, святой отец. Не выпить ли нам коньяку. Я, знаете ли, не хвалясь могу сказать, что держу отличный коньяк.
Расстались они вполне довольные друг другом.

Глава 5.
И причём здесь мэтр Комэ?
- И причём здесь мэтр Комэ? - возмущённо вопросил лысенький округлый типчик с оловянными очами прожжённого жулика.
Вопросил и умер.
Невыразительный дядька, одетый, словно не особо преуспевающий ремесленник из тех, кто хватается за любую сдельную работу лишь бы свести концы с концами, осмотрел помещение ювелирной лавки.
- Хм, - произнёс он, ни к кому не обращаясь, и почесал большую бородавку над левой бровью. - Хм... теперь он уделял внимание  массивному наросту, красовавшемуся на его носу. - Хорошая, работа, Дельи. Хорошая. Чтоб меня... Молодец!
Похвалу эту, адресованную самому себе, вызвало наличие в небольшом, темноватом помещении пяти человеческих тел. Дельи был убийцей. Убийцей тем более страшным, что обладал Даром. К Палате - сообществу чародеев Франнии - этот типчик касательства не имел. Рылом не вышел. И огромные бородавки на его лице тут были ни в чём не повинны. Бородавки он навёл на себя сам и только ради исполнения этого странного заказа.
" Убить ювелира!?" - именно так он и воскликнул в удивлении. "Велика забота! Наймите умелых парней из числа "Незаметных". Они большие специалисты по устранению подобных личностей. Зачем же с таким пустяком обращаться ко мне?"
Косоглазый Бло, бывший посредником в этом щекотливом деле, только руками развёл. Причины он не знал. "Будем считать это причудой нанимателя, Дельи. Разве мало на твоём веку к тебе обращалось разных чудиков? Пора бы уж перестать удивляться человеческим странностям". - "Я не удивляюсь, - фыркнул маг. - Я проявляю осторожность. В чём здесь подвох?" - "А он есть?" - "Подвох есть всегда". - "Разве это важно, если наниматель столь щедр в оплате?" - "Щедр в оплате... - задумчиво протянул Дельи. - Тогда это особенно важно".
Он обладал чутьём, этот страшный человек с душой давно разменянной на хрустящие бумажки и металлические кружки с осоловелым ликом. Да, заказ был странным. В преступном мире Парри убийство людей промышлявших торговлей драгоценными камнями особо не приветствовалось, но всё-таки запретным не считалось. Приходилось иной раз решительным парням вытряхивать душу из свихнувшегося от жадности выжиги. И каждый раз - это оказывалось делом не простым. Это понятно: погрязшие в собственных плутнях хомяки с волчьими повадками, на охрану собственных  упитанных тушек денег не жалели. Но на памяти Дельи ещё не было случая, чтобы ювелира заказали с самого верху. Не от толстосума-банкира, оставшегося недовольным изготовленным колье для своей седьмой любовницы и не от чванливого дурня-аристократа, если тому в венец, отданный на реставрацию, вместо извлечённых агатов вставили шлифованный уголь. Не-ет, тут вырисовывалось дельце крутого замеса. Дельце, от которого за милю несло политикой.
Что подтолкнуло Дельи к этой мысли? Сроки. Сроки, отведённые нанимателем на исполнение заказа. И были они сжаты до полного невероятия.
Сутки.
- Всего сутки, - с нотками самодовольства в голосе произнёс убийца, на всякий случай, выпуская из потайного кармашка, маленькую, отвратительного вида зверушку похожую на помесь тушканчика и рогатого жука. - И я справился. А ну, проверь: на отлично ли?
Мелкий уродец засеменил к ближайшему трупу, нервно подёргивая пучками суставчатых усиков. От первого, лежащего на полу тела, он тут же отшатнулся, всем видом изображая брезгливость. Ага, этот скопытился. Дельи цыкнул зубом. Хорошо. Это был маг и маг мощи ярой. Дорого он обошёлся жизнелюбивому ювелиру.
- Проверь второго... Да не бойца. Колдуна обследуй.
Да, в охране ювелира было два чародея.
- Крепко ты, однако, нагрешил, мэтр Комэ. Нанять сразу двух мастеров Дара - это, как же надо опасаться недоброжелателей. Но и я хорош. Совладать с парочкой чародеев  - это вам не круассан поутру скушать.
Дельи гордился собой. Отправить на божий суд охранников, что оберегали тушку ювелира - само по себе было делом, чреватым инвалидностью. Умелыми они были парнями, тёртыми. Но маги - это надо признать со всей очевидностью - народ совершенно иного градуса зловредности. А ведь управился. Ай да молодец, Дельи.
- Всех проверил? Комэ не забыл. - Зверёк забавно затряс головой. - Проверь ещё раз. Проверь, - видя нежелание своего помощника, настоял маг. - Окочурился? Славно. Уходим. - Дельи оттопырил карман, приглашая питомца.
На тихую улочку Сквалыг, вышел уже совсем другой человек. Никаких отвратительных наростов на лице. И лет ему было далеко за семьдесят. Был он сутул с длинными, редкими, седыми патлами, обрамляющими луноподобную лысину. Да, и был у старикашки нос. Такой нос, что, собственно, только его могли заметить прохожие. Напоследок он оглянулся; профессиональная привычка. Немноголюдна была улочка. В последнее время дела у ювелиров шли из рук вон. Революция и финансовый кризис не способствовали бизнесу. Аристократия, либо погрязла в политических заговорах - новое мужское увлечение, -  либо трусливо попряталась по фешенебельным особнякам. Тут уж ни до роскошных покупок, ради распускания павлиньих хвостов при дворе. Не до жиру, быть бы живу. Да и финансовые спекулянты зело присмирели.
- Тогда совсем не понятно, откуда у толстого проныры, деньги на такой эскорт. - Наморщил лоб Дельи. - Впрочем, сейчас это уже ни для кого не важно. О, пора смазывать пятки.
Убийца, нарочно торчавший неподалёку от лавки Комэ, заприметил парочку мужчин, что продвигались по улице Сквалыг, внимательно всматриваясь в каждую вывеску. Они заметили мерзкого старикашку и один из них высокий, с гладким, круглым лицом, по манере держаться, если судить, явно дворянин, брезгливо поморщился. Удачно замаскировался умный Дельи.  Сдержав довольную усмешку, он, хромая, двинулся прочь. Однако, не забывая время от времени оглядываться. Чутьё вдруг завопило благим матом, что эта парочка - аристократ и  мелкий тощий тип при шпаге, появились здесь не случайно.
- Вот дьявол! - выругался маг, когда увидел, что они остановились, как раз напротив лавки мэтра Комэ.
Остановились и начали о чём-то тихо совещаться.
- Любопытно, конечно, что это за птицы такие, - не скрыл от себя правду Дельи. - Но право слово, пора удирать.
Медлить с исполнением этого своего мудрейшего решения убийца не стал. Шмыгнул он в тень маленького балкончика, а оттуда уже не вышел. Дальше по улице шагал статный господин с физиономией излучавшей самое неподдельное довольство. Кому-то ведь должно быть хорошо в столице, пусть даже и объятой великой смутой.
На смачные эпитеты в собственный адрес Шарло не скупился. Да, что с того толку: коготок увяз - всей птичке пропасть.
Утром они с Жервезой паковали вещи. Ведьмочка была резка - всё ещё злясь на акробата за несдержанное обещание. Но протестовать против смены жилья - смены спешной, немедленной - даже не подумала, и споро кинулась помогать Шарло. При деньгах найти крышу над головой - разве вопрос. Вот упакуют всё и сразу двинут на поиски. Манаток у них на двоих было не густо. Собрались в полчаса. Заминка некоторая произошла только с ингредиентами для различных зелий. Как растолковала акробату Жервеза - они ж не просто так на полочках раздельно стояли. Нельзя их в один саквояж сваливать.
- Почему?
Рука Шарло замерла. Он только, что вознамерился сделать именно это - смахнуть с полок шкафа все склянки, мешочки, пучёчки в один саквояж.
Жервеза больно постучала ему по лбу:
- Может случиться вполне себе приличный кабабум чреватый отрыванием твоей бестолковой головы.
Шарло перехватил кулачок Жервезы:
- Ну, хватит, кончай сердиться. Пожалуйста. Ничего же плохого не произошло.
- Пока не произошло, - с тяжким вздохом проговорила ведьма. - Отпусти. Буду всё расфасовывать. Да отпусти уже. Я перестала дуться.
Расфасовка уже подходила к концу, когда её прервал громкий, требовательный стук в дверь. Жервеза даже сразу как-то опала.
- Всё. Не успели. Иди уже открывай - это по твою душу.
Шарло не стал спрашивать, откуда она об этом узнала. И так было яснее ясного, что некто явился к нему в гости ни кофейку испить, а с гнусной целью, помытарить несчастного акробата в связи со вчерашними событиями. Как они его нашли? Да, господи - разве это трудно, при таком-то количестве втянутых в это дело людей. Одно радует, что пожаловали к нему на огонёк не Вестники Храма. Те бы стучать не стали, вынесли бы дверь к чертям собачьим и поволокли бы невезучего артиста, прямиком в узилище, манкируя правилами вежливости и хорошего тона.
На пороге стоял де Рокомье, собственной персоной. "Вот же беспокойный тип, - подумалось акробату. - Лежал бы в постели, голову компрессами пользуя. Нет ведь, по улицам шастать надумал".
- Я понимаю, что моему визиту вы рады не особо, - сказал граф, - но дела знаете ли...
- Проходите, - пригласил его Шарло. - О делах не здесь.
Чуть ниже по лестнице, уже маячили папильотки тётушки Шампуазье. Тоже человек покоя не ведает: в любое время дня и ночи готова ловить ушами любые сплетни.
Граф вошёл. Учтиво представился Жервезе. Самому пришлось, пока Шарло отбивал атаку домовладелицы, стремившейся прорвать защитный кордон и хоть одним глазком, хоть краем уха... Ну, любопытно же кто таков этот господин, и с какой целью пришёл к голодранцам без роду и племени. Не по чину им таких гостей принимать. Опять же с самого утра... Мелкий паразит Шарло так и не пропустил. Может, им с сестрой - ага, сестра, как же!.. - квартирную плату повысить? Чтоб впредь был поучтивее с достойными матронами. Вреднейший из уличных фигляров захлопнул перед ней дверь, едва не прищемив нос несчастной тётушке.
- Жервеза, - кивнул Шарло в сторону, делавшей книксен южанки. - Моя сестра.
- Сестра? - прорвалось удивление графа.
- Сестра, - с нажимом произнёс акробат. - Родная и даже больше.
И Рокомье понял, что дальше эту тему лучше не развивать.
Танцовщица, чтобы снять возникшее напряжение, предложила гостю вина и тот не отказался. Пригубив поднесённый ему дар святой лозы, граф, приподнял брови и закивал с видом знатока.
- Бужоль. Трёхлетний. В тот год урожай был отменным.
Шарло налил и себе.
- Присаживайтесь, граф. Вино - это единственное, на чём сестрёнка не разрешает мне экономить.
Александр не стал заставлять просить себя дважды. Поправив шпагу, он уселся на предложенный стул, но разговор начинать не спешил. Пришлось хозяину самому проявлять инициативу.
- Итак, ваша светлость, чем мы  с моей сестрой заслужили внимание, столь знатной персоны? Ведь вы пришли поговорить не о винном букете и не о погоде.
- Кхм... Шарло... Мне, право, неловко об этом говорить, однако, вынужден признать, что я нуждаюсь в вашей помощи.
- В моей помощи?
- Именно... Моё расследование, коим я занимаюсь не только в силу служебных обязанностей... м-да...
- Поясните.
- Это дело я веду по личной просьбе его величества, - с неохотой сказал граф.
- Вот как?..
Всего лишь вежливость и никакого интереса. Чёрт бы побрал этого хитрого комедианта.
- Так вот, моё расследование...
- Зашло в тупик?
- Вовсе нет. Мой следующий шаг мне известен. Но...
Шарло вовсе не собирался облегчать задачу аристократу. Он ещё тешил хилую надежду, что ему удастся отвертеться от участия в играх сильных мира сего.
- Шарло, раз уж вы ввязались в это дело...
- Вот, - подала голос обожаемая сестрёнка, - а я ведь тебя предупреждала. Не криви мордаху, будто лимон откусил. Что теперь делать станешь? Графу, как я понимаю, своим коротким женским умишком, нужно прикрыть спину. Верно, ваша светлость?
- Жервеза, - с тоской произнёс акробат, - ох, и не повезёт твоему будущему избраннику.
- От чего так? - ведьмочка надула губки.
- Дура-баба - не сахар, но хотя бы привычно. Но умная жена - это ж вовсе тушите свечи.
- Обстоятельства таковы, - граф благодарно кивнул Жервезе, - что я не знаю, кому доверять. Сам же я сейчас нахожусь далеко не в лучшем состоянии. А судя по размаху, с которым работают противостоящие мне люди, долго в одиночку мне не продержаться.
Шарло встал из-за стола и пару раз прошёлся по комнате.
- Ну... по крайней мере, честно, - сказал он.
- Это одна из причин.
- Есть ещё?..
- Есть, и не одна. С какой начать? - граф отставил от себя опустевший бокал.
- С самой важной, - горько усмехнулся акробат.
- Хорошо... - не стал артачиться Рокомье. - Тот вор... там, в переулке... Он ведь успел вам, что-то прошептать, верно?
Это был удар под дых. Отрицать было бесполезно, да и не зачем. Шарло опёрся обеими руками о стол и пристально посмотрел на гостя.
- Граф, давайте так: я рассказываю вам всё, что мне известно, а вы оставляете меня в покое.
- Предложение интересное, - было очевидно, что к такому обороту событий Александр Рокомье готов. Более того, именно этого он и ожидал. - Я могу оставить вас в покое, Шарло. Могу. Но оставят ли вас в покое те, другие. Не перебивайте... Допускаю, что о себе вы вполне способны позаботиться. Но кто сумеет защитить вашу сестру?
- Я, - ответ был быстрым, решительным, без неуместного позёрства и без тени бахвальства.
- От Вестников Храма?
- Да хоть от вестников ада. Любой, кто дерзнёт причинить вред Жервезе, проживёт ровно столько, сколько мне понадобиться, чтобы дотянуться до его глотки. И много времени мне на это не потребуется.
- Шарло... - граф тяжело вздохнул. - Я ничуть не сомневаюсь в вашем мужестве, но... Кхм... что вы знаете об Истинных Сынах Церкви?
- Как я понимаю - это каждый верующий человек. То есть - всё население Франнии, плюс-минус половина мира.
- Я не шучу. Вы когда-нибудь видели священника с перстнем в виде расколотой адамовой головы? Перстень мог быть маленьким золотым или серебряным - они размером чуть больше.
- Нет, подобного мне видеть не доводилось. А вот железный перстенёк я у одного попа видел.
- Что!? - де Рокомье в волнении вскочил на ноги. - Железный!?
Такая реакция графа для Шарло была полной неожиданностью. Он попытался выяснить, что же такого в этом проклятом черепе? Отчего его гость так всполошился, но Александр быстро взял себя в руки и замкнулся крепче устрицы.
- Так вы готовы мне помочь? - спросил он, игнорируя любопытство акробата. - Если согласны, то я, в свой черёд, могу обещать вам и вашей сестре паспорта с правом выезда из Франнии. А так же более чем достойное вознаграждение за оказанные вами услуги.  Вы нужны мне, Шарло. И вы нужны моей семье.
Тут акробат замер. Это его оцепенение не осталось не замеченным Жервезой и она плотно закусила губку. Не может быть. Не должно так быть. Танцовщица не хотела верить. Не хотела. Но для неё вдруг всё стало кристально ясно.
С минуту Шало молчал. Потом растёр лицо ладонями и согласился.
- Что мне нужно делать?
"Дурак, - одними губами произнесла Жервеза. - Какой же ты дурак, братец".
- Вы расскажете мне, что вам сказал перед смертью Пети Пройдоха.
- Идёт.
- А после, мы нанесём визит в одну из лавок улицы Сквалыг. В какую именно - я не знаю. У меня нет точных данных. Нужно проверить некоторые предположения. Там мы выясним сумму похищенного. А то мало ли, вдруг воры разделили украденное по разным тайникам.
- Нужно - проверим.
- Меня радует ваш боевой настрой, - грустно улыбнулся граф. - Но, сдаётся мне, что эти визиты могут носить несколько скандальный характер. Есть у вас, что-то, что можно использовать в качестве оружия?
Шарло дрогнул лицом:
  - Шпага подойдёт?
- Пожалуй. Собирайтесь...
Акробат зарылся в шкаф. Долго там чем-то гремел. А когда он вынырнул из его пыльного нутра, в руках держал перевязь и шпагу.
- Ого! - выдохнул де Рокомье.
Похоже, что сей день, был полон неожиданностей не только для уличного артиста.
- Не возражаете, если я её осмотрю, - он протянул руку к оружию Шарло.
Тот, с некоторой неохотой, отдал шпагу графу.
Александр де Рокомье принял её бережно. Смело можно было утверждать - с трепетом.
- Давненько я не видел воронёных клинков, Шарло. Воронёных, от кончика лезвия по самое навершие.
Он извлёк шпагу из ножен. Не намного, дюйма на четыре. И впился взглядом в место у гарды, где должно было стоять клеймо мастера и фамильный герб.
- О, как?
Клеймо и герб были сбиты напрочь.
- И где же вы взяли такую красоту? - лукаво прищурился граф.
- Нашёл, - недовольно буркнул Шарло.
- Нашёл, - протянул де Рокомье. - Он её нашёл. - Назовите мне то таинственное место, уважаемый Шарло, где свободно валяются клинки... - он ещё раз внимательно оглядел гарду и рукоять... -...изготовленные ещё в прошлом столетии. Если меня не подводят мои знания, то это работа Жако Кудесника, великого умельца по части изготовления подобных... шедевров. Ну, может быть - изделие его сына, Камилла Ваятеля - художника, среди оружейников. Достойного, надо сказать, продолжателя дела своего отца. Нет, всё-таки - это Жако. Сам Жако!
Шарло чертыхнулся:
- На кой быть таким проницательным, граф? Если бы я знал, что встречу вас, стал бы я утруждаться, сбивая клеймо? Хватит любоваться. Идёмте.
Он довольно грубо отнял шпагу у де Рокомье. Досадуя, что фамильный клинок, только что сдал его с потрохами. Проклятый мастер Жако. Проклятый столичный знаток. Проклятая жизнь!
  Уже покидая жильё Шарло, задержался в дверях и шепнул, целующей его в щёку Жервезе:
- Бери все деньги. И быстро снимай новую квартиру в районе побогаче. Там нас сразу разыскивать не догадаются. А потом... Потом видно будет. Здесь нашего духу уже сегодня быть не должно. Перстень, - добавил он таинственно. - Видала, как граф-то наш всполошился, когда я про железную цацку обмолвился? Ох, уж этот кюре Бенвиль.
Он почти бегом кинулся за спускавшимся по лестнице де Рокомье, а Жервеза ещё с минуту стояла в оцепенении, думая о чём-то потаённом. Потом танцовщица тяжело вздохнула и перекрестила захлопнувшуюся дверь.
- Храни тебя бог, дуралей. Храни тебя бог, сам-то ты этим не озаботишься.
Граф Александр де Рокомье был человеком твёрдого, нерушимого слова. Такие мелочи, как головная боль и ноющее рассечение не могли остановить его ни на секунду. Узнав, что воры, ограбившие арсенал не взяли деньги, коих там было в избытке - ох, и вралём оказался его величество! - а "довольствовались" только драгоценными камнями и золотыми изделиями, он смекнул: без толкового ювелира здесь не обошлось. Брали не абы что. А много ли подобных знатоков среди ворья сыщется? Вечер и большую часть ночи, игнорируя заботы, любящей его жены, он анализировал: кто же из ювелиров был настолько отчаянным или с младых ногтей повязанным с преступным миром Парри, что решился пойти на такой риск? Кандидатур было не много. Кое-кого граф отмёл из-за нерешительности характера. Но четверо остались... Четверо - это не много.
Именно это он и втолковал Шарло. Впрочем, из собственных соображений, заставив последнего проявить личную смекалку. Шарло был для него загадкой. И понять, насколько умён этот тип, умело скрывающийся под маской уличного шута, графу казалось очень, очень важным. Будучи человеком исключительной проницательности, он уже понял, что с этим "фигляром" жизнь связала его накрепко. Нет, друзьями им не стать. Разве не заметил граф Александр, какое впечатление на акробата произвела его жена? Конечно, заметил. Может быть, он до конца не оценил силу этого впечатления.  Может быть. Но разве в том дело? В обычных обстоятельствах два этих человека вообще бы не сошлись. Но сейчас они были нужны друг другу. С этим приходилось мириться.
- Ювелир... - Шарло прокатал на языке это слово. - Да, господин граф...
- Александр, - счёл нужным поправить вынужденного соратника граф.
- Александр, - согласился Шарло. Но де Рокомье тут же отметил, что это далось акробату не без преодоления некоторого душевного сопротивления. - Ювелир сумеет назвать нам сумму, понимаю, приблизительно, но разве это так важно?
- Важно, - отрезал Граф, не желая ничего объяснять и в то же время, понимая, что возбуждает в неглупом акробате лишние подозрения.
- Как скажете.
Граф чертыхнулся про себя. Есть от чего волноваться: единственный союзник и тот тебе не доверяет.
Обход трёх лавок результата не дал. Граф Александр умел задавать вопросы и умел слушать ответы. Эти три жуликоватых проныры, конечно, были зело грешны перед казной, но к делу похищения драгоценностей из арсенала они не имели ровно никакого отношения. В его списке оставалось  только одно имя.  И де Рокомье уже беспокоился: вдруг ошибся?  Докладывать его величеству предстояло уже сегодня. А что докладывать? Результат, пока, был нулевым. Настроение графа не улучшилось и после того, как звякнул колокольчик при входе в лавку мэтра Комэ.
- Однако, здесь захламлено, - поделился впечатлением Шарло, узрев пяток мертвяков, распластанных в самых живописных позах. - Похоже, граф... Александр... мы заглянули по адресу. Не сметь!..
Жало стилета, подбив руку Рокомье, не позволило графу проверить пульс на шее одного из охранников. Александр де Рокомье метнул гневный взгляд на акробата. Тот остался совершенно равнодушен к возмущению аристократа.
- Вы видите на телах раны? Ну, хоть одну... Следы удушения? А разбитые витрины? Украденные украшения? Здесь полно золота и не взято, ровным счётом ничего. А вот и сам хозяин... Как его там?.. Мэтр Комэ?.. Уже весь пузырями пошёл. Магия, граф, самая чёрная, какая есть. Здесь всё отравлено. Сдаётся мне, что если ювелир Комэ и знал что-то... Да, определённо знал. Но всё равно, он больше никому и ничего не скажет. Пора уносить ноги.
Что тут можно было добавить? Ничего. Оставалось только согласиться и дать дёру. Выйти из ювелирной лавки, превратившейся в склеп, они ещё успели. А вот отойти хоть на сколько ни будь большое расстояние - нет. Впрочем, их бы это всё равно не спасло. Во всяком случае, не графа.
И полквартала не удалось прошагать аристократу и шуту, как путь им преградил отряд Народной милиции.
- Граф Александр де Рокомье? - обратился к дворянину толстый, раздувшийся от собственной значимости толстяк, до прошлой недели бывший пекарем.
- Честь имею им быть, - с достоинством ответил граф, жестом заставляя Шарло вложить в ножны полуобнажённый клинок шпаги.
- Вы арестованы! Вот постановление революционного трибунала. Будьте благоразумны, не сопротивляйтесь и сдайте свою шпагу.
- Сдать шпагу!? - граф вспыхнул до самых ушей. - Сдать шпагу!? Кому? Тебе, скотина!?
Ответом ему послужил звук взводимых пистолетных курков.
- Мне, граф, - осклабился толстяк. - Мне. Ваше время кончилось.
Рокомье вынужден был смириться с неизбежным.
- Шарло, сообщи моей жене. И... постарайся уберечь мою семью.
Шпагу он так и не отдал. Её у него забрали силой. Безоружного Александра де Рокомье увела гогочущая толпа. А сбитый с толку Шарло, остался на пустынной улице, совершенно не представляя, что же ему теперь делать.

Глава 6.

Бессонница его величества.

Опухшие веки были тяжелы. Стоило просто моргнуть, как они слипались. Но тут же, будто сам дьявол бессердечно сыпал ему  в глаза раскалённый стеклянный песок. Господи, пособи! Голова, тяжелее чугунного гаубичного ядра. Урони её на стол - расколется позолоченная мебель в мелкую щепу.
Его величество король Франнии Луин 15 страдал бессонницей уже... долго. С тех самых пор, как было совершено дерзкое преступление против его имущества. То есть - сутки. Никогда ещё за всю свою жизнь несчастный король не подвергался столь жестокой пытке.
Собственно, идея самого ограбления принадлежала ему - Луину. Уж очень нехороши были дела в державе, доставшейся ему от предков. Не будучи вообще пригодным ни для какого дела, его величество меньше всего подходил и для управления государством. Разорив казну, он, при поддержке зажравшейся аристократии, не придумал ничего лучшего, как увеличить налоговое бремя на население, оставив в неприкосновенности дворянское и церковное сословия. Как их податями обложить, коли они от веку ничего не платили. Отдавая свой долг королю только верным служением. Собранных таким способом средств, хватило ненадолго, но ропот по стране уже пошёл. Чёртовы плебеи, вечно они всем не довольны. Однако проблема нуждалась в решении. Луин напряг ум и ничего измыслить не сумел. Кинулся несчастный король к министру финансов. Тот, светлая голова, тяготы монарха воспринял близко к сердцу - настоящий верный человек и большой умник! - и тут же, считай, на колене настрочил на листке бумаги названия дюжины, как не более, новых налогов. Добавили их к уже существующим, и кое-как год продержались.  Но тут начались бунты. Король  внял народной слезнице и выгнал к чёртовой матери окаянного министра финансов - сволочь бестолковую - с занимаемой им не по уму должности, к чертям собачьим.  Странно, но народишко эту жертву не оценил.
К тому же появились горластые смутьяны. Всякие борзописцы, вроде того же Глашатая народа. Ох, вредный он, сукин сын. Надо было его сразу туфлёй к полу, как таракана. Так ведь нет же - подвело Луина его доброе сердце, за каждого франна, как за родного сына, радеющее. Не стал он к нему убийц подсылать. Даже, - на поводу пойдя у своей чувствительности и божьим заповедям неуклонно следуя, - не подверг сего охальника арестованию. Подкупить попробовал - было дело. Тот, скотина худая, денег не взял. А наутро такую поганую статью в своей газетёнке напечатал про сей добрый, человеколюбивый поступок монарха, что его величество целый день нервно чесался. Не прошёл подкуп и против ещё одного революционного трибуна, балабола языкастого, мелкого, тощего, злобного карлика. И тот, после щедрого предложения, принялся на каждом углу Луина поносить. Да какими словесами - что ни выкрик, то истинный горчичник. За что получил прозвище Бессребреник и народную любовь с многочисленной, бесплатной охраной. Слепа любовь. Это король сразу понял. Этот самый Бессребреник ещё себя покажет. От него за милю несёт склонностью к людоедству. Фанатик бунта и бури. Но фанатик хитрый, изворотливый, смелый, опасный для врагов своих. На беду сейчас он избрал личным врагом его, короля Франнии.
Тяжело переживал неблагодарность подданных несчастный монарх. Одно было утешение и среди революционеров, оказалось, были истинные патриоты, не лишённые ораторских способностей, обладавших харизмой и чутьём. Политические разногласия с двором и министрами не мешали им оказывать помощь Луину в связях с иностранными правителями. Ранее-то оно как просто было, отправил курьера в иноземное посольство, что располагается через площадь от дворца, и голова не болит. А сейчас? Двери любого дипломатического представительства, даже держав недружественных, под постоянным наблюдением обнаглевших санкюлотов - Народной милиции, чтоб гореть ей в адском пламени!
Как сноситься с королевскими персонами остального Контина?
На помощь пришёл кардинал Борнэ. Безмерно переживая ослабление святой церкви - совсем чернь выпряглась,  не стыдиться священство в финансовых махинациях подозревать, - Борнэ подсказал его величеству, что есть некий адвокат...
- Адвокат!? - возмутился было Луин 15.
- Да, сир, адвокат. Понимаю ваше недовольство. О, понимаешь, времена. О, едри их за ногу, нравы.
Вот до какой степени был огорчён волнениями в стране его высокопреосвященство.
- С кем приходиться якшаться, - застонал король.
- Сын крестьянина, - вторил ему кардинал. - Демократ. Да-с... Но оратор от бога. Голодранцы его на руках носят, тушу неподъёмную. Но у него голова от успехов вкруг не пошла. Когда нужно... когда это в интересах государства... кхм... он открыт для переговоров.
Король призадумался, распустив дряблые губищи.
- О ком это вы вещаете, ваше высокопреосвященство? Уж не о деревенском ли выскочке, этом злоязыком парвеню Жероме  Аттоне?
Кардинал сложил холёные пальцы домиком и страдальчески вздохнул.
- Всегда, всегда, ваше величество я изумлялся вашей мудрости, недостижимой для нас, простых смертных.
- Но эта скотина... - при своих можно позволить себе немного грубости... э-э-э... экспрессии. - Эта скотина поливает моё имя грязью на каждом углу. Да грязь-то какая липкая. Официальной прессе от  неё имя моё отмыть никак не удаётся.
- О, всего лишь требование политического момента. Поверьте, ваше величество, лично вам он совсем не враг. Так что сложно представить себе столь надёжный противовес всяким лютующим Бессребреникам. Один у него недостаток. Уж больно он любит покушать. И кушать эта... скотина любит вкусно и много.
Король и кардинал понимающе переглянулись. Подкуп! Что ж, хоть в этом случае он сработает. Жером тогда деньги взял. Не лично, но всё же... И как-то ночью, наряд, карауливший двери аврийского императорского посольства, не заметил, как в здание прошмыгнул неприметный человечек в куцем плаще. А чуть погодя, из ворот выехал чёрный экипаж без гербов.
Смазанные жирной взяткой шестерёнки большой политики снова пришли в движение. Тогда в монолитном кольце политической блокады короля появилась первая тоненькая трещинка. А господин Жером... О, этот человек, проведший встречу с двумя господами из чёрного экипажа, не получил даже медяка. Зато, его тесть, папаша Тозье, в скором времени обзавёлся чудесным имением с садом в дюжине лье от Парри. Гм, не таким дураком оказался господин адвокат, чтобы прикасаться к неправедно заработанным луинорам. Или, просто в то время он ещё не успел набраться необходимой для этого наглости. Он довольствовался тем, что был признан за влиятельную персону послом аврийского монарха, что приходился родным дядюшкой её величества королевы франнской.
Как всё переплетено в этом лучшем из миров.
Его величество приложил к голове лёд. Говорят, если постоянно думать, можно заработать воспаление мозга. Луину сделалось страшно. До беды могут довести проклятые революционеры. Да ведь уже почти и довели.
Когда, под давлением бушующих народных масс, король отправил в отставку очередное правительство, состоявшее сплошь из представителей голубой крови, он впервые задумался о бегстве. Бежать. Бежать. Куда? Совершенно неважно. Можно через пролив на севере. Можно через западные горы. В конце концов, его примет и сам папа на жарком юге. А там, успокоившись и приведя нервы в порядок, заручиться поддержкой иных государей, хоть самого восточного царя, правящего Россландией и во главе дружественных войск войти и раздавить ненавистную гидру революции. В исполнении этого плана мудрый король предвидел лишь одну трудность - катастрофический недостаток денег. Казна была пуста. Об этот он во всеуслышание объявил ещё три месяца назад. В действительности дела обстояли не столь трагично, но клошарам и прочему отребью вовсе не обязательно было об этом знать. Трудность была в том, чтобы как можно незаметнее вывести требуемую королю сумму за пределы сошедшей с ума столицы.
Не имея опыта в подобного рода делах, король, с большой неохотой, и только принуждаемый жестокими реалиями жизни, обратился за советом к кардиналу. Уж на него-то всегда можно было положиться.
Его высокопреосвященство, к удивлению его величества, тоже оказался не великим докой по части нейтрализации охраны, вскрывания замков и прочих воровских премудростей. Луин огорчился: ни на кого положиться нельзя. Неужто и красть самому придётся? Красть самому у самого себя!? Чёрту не разобраться в современной политической жизни королевства.
Борнэ тоже как-то скис и долго смотрел в стену обессмысленным взглядом. Наконец, его высокопреосвященство оттаял.
- Гхм... ваше величество, нам тут без толкового советчика не обойтись.
Король и сам это уже понял. Но, что он мог сделать, кроме, как солидно потрясать брылями обвисших щёк?
- А таковой есть? - всё-таки поинтересовался монарх, не желая расставаться с последней надеждой.
- Думаю - да. - Обрадовал его Борнэ. - Есть у меня один кюре...
- Кюре? Всего-то на всего? - Луин был разочарован.
- Он Истинный Сын матери-церкви, - утешил страдальца поп. - Точнее - он Патриарх Сынов... Так это у них именуется.
- Ах, вот оно что... Могу предположить, что он человек выдающихся талантов.
- Так и есть, ваше величество.
- И... разносторонних связей.
- Вы, как всегда правы.
- Что ж... Думаю, его можно привлечь к этому чрезвычайно щекотливому делу.
Так отец Бенвиль стал участником забавного спектакля, который пытался срежиссировать самый бездарный постановщик королевства - Луин 15.
Где и на каком этапе произошла фатальная для многих утечка, кюре впоследствии так и не дознался. Хотя и предпринял к этому все надлежащие меры. Может быть, вытянутый с каторги Пети Пройдоха таковым образом решил себя обезопасить? Хотя вряд ли... Пети был не болтлив. Признаться, кюре было даже несколько неловко оплачивать Вестникам Храма его устранение.  Всё-таки был упокоенный уже вор человеком редкой сообразительности. Возможно, что проболтался сам его величество. Водился за ним этот грешок. Как бы то ни было, но в одну скрипучую телегу набилось слишком много высокопоставленных господ. Ещё и этот Жером... Та ещё сволочь. Пронюхал же, гад. Он первым бессовестно потребовал свою долю украденного. Наглец. Нет, не то, чтобы сам кардинал на некий процент от этой коммерческой операции не рассчитывал, но получить он его мечтал тихо; келейно договорившись с королём, у которого, просто не оставалось иного выбора, как быть покладистым. Но клянчить кусок чужого добра так нагло... Фи - моветон. Однако деваться было некуда; пришлось уступить.
И тут такой казус! Всей толпой они умудрились прошляпить кучу добра.
Кто бы мог ожидать от воров такой подлости? Припрятать украденное от тех, кто воровство и организовал. Что за люди пошли!? Никакого почтения к власти, вере и народным любимцам. Ещё и Вестники Храма перестарались. Кто их просил убивать Пети? Нет. Убивать, конечно, просили. И даже заплатили щедро. Но трудно разве было догадаться, сначала всё выпросить в подробностях?
Кажется, телега понеслась под откос.
На что оставалось надеяться несчастному королю? Только на благоразумие подданных и на расположение к нему Создателя. И бог не оставил монарха своей милостью. Доверенное лицо Луина - граф Александр напал на след сокровищ. Правда, не без некоторых осложнений. Черти принесли на место сражения, какого-то уличного бродягу. Но, драгоценности обязательно будут возвращены их настоящему владельцу. Граф дал священную клятву. К тому же, через верных людей, дошло до него, что революционер-горлопан и сам не в восторге от создавшейся ситуации. Он не против оказать трону всяческое содействие. И если для этого потребно организовать фальшивый арест слишком въедливого графа Александра, - что вовсе недурно, ибо слишком далеко он сунул нос в это дело, - то так тому и быть. Опять же нужно создать видимость противостояния двора и демократической оппозиции. А то, не дай бог, какой пронырливый газетёр про это щекотливое дело пронюхает. Не миновать тогда беды. А так арестуем. Пустим всех по ложному следу. Промаринуем Рокомье недолго в бастионе Справедливости; после организуем побег. Вернём награбленное и... бегом за кордон. На всякий случай. Вдруг народ прознает про всю эту авантюру. Не хорошо станется. Народ нынче злой и к всепрощению не склонный. А граф потерпит. Потерпит граф, как то хорошему слуге и положено.
Только надобно заткнуть лишние рты. Того же мэтра Комэ, ювелира, что проводил оценку похищаемого, надо убедить, помалкивать. Ах, да... помер же достопочтенный мэтр, как сегодня уведомили его величество. Помер, ну так тому и быть. Бог ему простит все его прегрешения. Инспектора министерства финансов уже определили сумму. Сумма велика. Ох, и велика. Почитай на сто десять миллионов вывезено и сокрыто. Если бы ещё со всеми остальными не делиться.
Его величество обхватил пухлыми ладошками многострадальную голову. Не хочется, а придётся.
Кстати - это ведь умница-кардинал подсказал трюк с камнями и золотом, дабы лишний раз обезопаситься. Укради Пети деньги и что тогда? Удержались бы воры от трат? Да ни в жизнь. Пустились бы во все тяжкие, дискредитируя достойных людей. Деньги - они зло. Они карман жгут. А камешки? Камешки - дело иное. Их ещё попробуй, продай. А как только приступил ты к сей негоции, так,  голубь ясный, и засветился ярче солнышка. Поди, тогда укройся. Нигде тебе уже не схоронится.  Так-то вот.
Эх, только бы нашлась пропажа!
Ну, очень надо. Переговоры с аврийским посланником, были продуктивны: военную помощь он, от имени своего императора законному королю Франнии обещал клятвенно. Но для вторжения нужен повод. И такой, чтобы ни у кого не возникла крамольная мысль, что оккупантов сюда вежливо пригласил сам Луин. Выплеснись такое на улицах мятежного Парри и, пожалуй, дело может кончиться восхождением на эшафот. Рассерженная чернь, подобную королевскую шутку не оценит. И тут молодые демократы, какими бы крикунами они ни были - слабая защита. Да и защита ли вообще. На Жерома де Аттона - ишь, дворянин выискался! - надежда слабая. Он, конечно талантлив и влиятелен. Но влияние своё расточает только тогда, когда его мошна туго набита. И есть у его величества подозрение, что политику новой волны совершенно безразлично, откуда черпать средства к безбедному своему существованию. Адвокаты - они вообще народ не брезгливый.
Подлости в сердцах других людей добрый монарх никогда простить не мог. Но, смиряясь с капризом исторического момента, вынужден был пойти на ма-аленький компромисс со своими алмазной чистоты и крепости принципами.
- Ничего, - даже с некоторым стоном, приговаривал Луин, плотно закрывая глаза ладонями. - Ничего. Дайте срок. Я соберусь с силами. Соберусь. Есть ещё верные люди в королевстве моём не позабывшие, что такое честь. Вон сколь многочисленны войска у моего дворца. А ведь ещё и артиллерия есть. Здесь меня голодранцы не возьмут. Да и не решаться на такое неслыханное преступление.
Тут король утешал сам себя, предчувствуя, что народное возмущение его бездарной политикой уже достигло опасной для него точки. То и дело раздавались разговоры о введении конституции. Какое же мерзкое слово - конституция. Но, в мудрости своей, его величество склонялся к принятию этого документа, если только удастся в нём прописать, что главой государства останется наследный правитель. А уляжется смута - потихоньку, тихой сапой, можно будет и восстановить попранный абсолютизм во всём его блеске.
Ну, да ладно - это дела далёкого будущего. Пока же нужно решать проблемы дня сегодняшнего. И первой из этих проблем стоит освобождение графа де Рокомье из бастиона Справедливости. Но освобождение тайное и при том так обставленное, чтобы не заподозрил этот умник, что и в кутузку его упёк и вытащил из неё по сути один и тот же человек - его сюзерен, король Франнии. Если граф об этом проведает, последствия будет трудно прогнозировать. Александр Рокомье, невзирая на свою внешность добродушного увальня, становился несгибаемо твёрд в деле сокрушения своих врагов.
- А не встретиться ли мне с Жеромом де Аттоном с глазу на глаз? - вдруг встрепенулся Луин. - Без посредников. Не всё же мне кардиналу в открытую выкладывать? Он-то свои игры ведёт, меня особо в них не посвящая. А тут появляется возможность наладить личный контакт и обговорить без посторонних ушей множество важных государственных вопросов.
Да-да-да... Его величество, часто-часто заморгал и в волнении даже прошёлся пару раз по личному покою, заложив руки за спину. Так и нужно сделать. Но, где должна состояться эта встреча. Во дворце нельзя. Тут полно шпионов ото всех партий, коими переполнен Парри. Проведает хоть одна из них, что я веду какие-то переговоры с одним из лидеров демократического лагеря, и добра не жди. Нужна тайная квартира. И нужен организатор.
- Ну, положим, с последним никаких проблем возникнуть не должно, - оплывшее лицо короля несколько оживила улыбка.
Не сказать, чтобы улыбающийся Луин стал привлекательнее. Ничуть. Более того, стала понятнее причина, появления разных слухов, что её величество, периодически ищет духовного общения на стороне.
Король ладонью стёр не нужную улыбку. Он снова был собран и сосредоточен. Насколько вообще мог представить себе такое непривычное состояние.
Положим, что за организацию такого рандеву с радостью возьмётся аврийский посланник. Как там его? Король никогда не мог сразу запомнить грубые имена аврийцев.
- Штольмгер... дер?.. Что-то такое, омерзительное. Произнёс и рот прополоскать хочется. А... не важно... немедленно пошлю к нему верного человека с письмом. Пусть приступает немедленно. Клермон! - громко позвал он камердинера. - Перо, бумагу. Срочно.
Этой ночью таинственная чёрная карета, снова пробиралась запутанными улочками Парри. Она не подъехала к дому, где проживал трибун революции. Кучер, закутанный во что-то бесформенное густотой цвета могущее посрамить безлунную ночь, остановил её в паре кварталов. Из неё вышли два таинственных человека и уверенно направились к дверям особняка. По всему было видно, что здесь они не впервые и дорога им хорошо известна.
Ах, господин адвокат, сколько же природной крестьянской хитрости скрывалось за вашей внешностью туповатого деревенского простачка?

Глава 7.

Узлы затягиваются.

Железный перстень, снятый с пальца и зажатый щёпотью, выстукивал по столешнице красного дерева, замысловатый ритм. Когда-то, в другой уже жизни, тот, кого нынче называли отец Бенвиль, мечтал стать музыкантом. Более того - композитором. И являл к тому недюжинные способности. Смело можно было даже говорить о его таланте. Но пересилила страсть к власти.
Однако на что мог рассчитывать честолюбивый юнец, младший в захудалом дворянском роду, имеющий семерых старших братьев и папашу-забулдыгу? К чести последнего, можно было сказать, что состояние фамилии своей он по ветру не пустил. Попросту нечего было пускать: дедуля Бенвиля за него постарался. Всё, что имел достойный родитель теперешнего Патриарха - это смазливую внешность, галантные манеры и шпагу, коей владел знатно, стяжав себе славу одного из самых лучших фехтовальщиков королевства. Этого хватило, чтобы жениться на дочери маркиза Сотрэ. Маркиз уж и не чаял, куда пристроить своё дитятко, неуклонно кренясь в сём вопросе в сторону горного монастыря с жесточайшим уставом. Дочура у маркиза издалась с внешностью гренадёра, даже усы пробивались, и неуёмной тягой к командованию, как минимум, полком. И ведь совладала бы, чего уж там. Властной обладала дамочка натурой. Но жениха своего, появившегося неожиданно, даже для неё самой, она любила по-настоящему. Любила истово, и подчинялась ему во всём.
- Ну, - как-то раз философски заметил маркиз Сотрэ, - каждому полковнику нужен свой генерал. Хотя, какой к чёрту генерал из этого... - тут он презрительно поморщился. - Из всех генеральских доблестей ему только винопитие доступно. Но тут он - талант, не отнять. Даже меня в хмельных баталиях побивает.
Да, папа теперешнего отца Бенвиля был бравым алкоголиком.
Но эту черту, достойную мужчины, юный отпрыск рода от него не воспринял. Ограничился лишь манерами и шпажным, виртуозным врагов протыканием. От мамы тоже позаимствовал не густо. Ни в пример братьям. Те, прежде всего, статью пошли в маман: все рослые, плечистые... с усами. Всё, как офицерам гвардии положено. Офицерами и сделались. Все, до единого. А молодой Бенвиль?
- Вы, чадо моё, дурак, как есть, - внушительно гудела ему в ухо мамаша. Аромат от неё при этом шёл... Уже с утра ядрёней некуда.  Ибо к появлению на свет ещё второго своего отпрыска, достопочтенная дама переняла от своего обожаемого супруга его привычку не просыхать ни единого дня, заедая хмельное луковой похлёбкой. - Всё на клавесине бренчите, на скрипице тренькаете, да виолончель терзаете. А чем собираетесь поддерживать живот свой, когда придёт срок покидать родительское гнездо? На улицах бога ради побираться станете? Или в бретёрском деле начнёте карьер свой делать? - Тут она имела обыкновение измерять тощего малорослого сына презрительным взглядом. - Ну... может чего и выйдет из вас в этом деле, ежели посчастливиться прожить вам хотя бы первый год, этак-то пропитание зарабатывая. Но... сомневаюсь: опытные бретёры такой-то хилый молодняк быстро на кладбище определяют.
Сын почтительно склонял голову перед грозной маман, во всём с ней покорно соглашаясь. Мать презрительно фыркала, отпускала какую-нибудь солёную шуточку и прекращала воспитательную беседу.
Именно этого Бенвиль и добивался. Он был умным. Очень умным. И властолюбие было взято им как раз от матери, урождённой маркизы Сотрэ. Но уже с младых ногтей  он начал усваивать разницу между властью явной, всеми признанной, и влиянием тайным, в глаза не бросающимся. По-сути той же властью, но куда более сильной и... страшной.
Такое влияние могла дать только Церковь.
И молодой Бенвиль объявил родителям, что отбывает  в монастырь святого Якобина, где примет постриг.  Маман была рада. Она избавлялась от лишнего рта, а то себя не знаешь, чем прокормить, любимого мужа, на что пропоить, а  тут ещё это недоразумение под ногами болтается и иногда имеет дерзость просить жрать. Маркиза сына благословила с лёгким сердцем, тяжёлой дланью наложив на него святой крест. Папаша, видимо, тоже особого огорчения не испытал. Во всяком случае, он что-то выразительно промычал, видимо, последнее отеческое наставление, прежде чем снова уложил голову в блюдо с остатками вчерашнего салата.
Бенвиль выбрал монастырь святого Якобина не просто так. Именно этот монастырь славился тем, что готовил в своих неприступных стенах Вестников Храма, отчаянной храбрости монахов, стоящих на страже мира людей от всевозможной нечисти. Это было официально, и, в основном, соответствовало истине. Братья действительно частенько выходили на бой с порождениями Лукавого. Но это ли было их главным делом? Ответа на этот вопрос кюре Бенвиль не знал до сих пор.
Через год истового служения довелось ему, в числе ещё полудюжины братьев, сопровождать экипаж одного священнослужителя, перед которым отец-настоятель, человек не сгибаемой воли и тяжкого для окружающих характера, едва ли не стелился. Странный этот попик облачён был в рясу простецкую, иному монаху из богатого монастыря, такую и надеть было бы зазорно, дабы чин не уронить. А вот, поди ж ты, обрядился старичина в такую-то неприглядную хламиду и чувствовал себя в ней вполне себе комфортно. На груди у него висел простой железный крест, а на пальце было единственное скромнейшее украшение - перстень в виде расколотого черепа. Крупный такой перстень и тоже железный. При нём состоял только один служитель, одетый куда богаче, с перстнем, той же странной формы, но - золотым. Такое несоответствие сильно удивило молодого монаха.
Путешествие таинственного падре, отправлявшегося в далёкую горную обитель, о которой мало кто из монахов вообще слышал, выдалось непростым. Подвергся их маленький отряд нескольким нападениям. Сначала разбойники гуртом накинулись на узенькой тропке, что прихотливо вилась среди скалистых обрывистых холмов. И тогда в неравном бою пало сразу три брата Вестника. А после и вовсе стало худо. На ночном привале обрушилось на бивуак целая стая уродливейших тварей. Бенвиль, по неопытности, даже сначала принял их за горгулий. Но разве могло такое быть? Горгульи - ночные защитники от бесячьего нечестивого племени. Как же они могли на святого отца ополчиться? Только утром, с трудом одолев полчища вопящих гадов, сумели, оставшиеся в живых старый священник и Бенвиль, разглядеть тех, с кем так люто сражались.
- Гарпии, - коротко бросил старик. - Сильно ворог человеческий не желает, чтобы достиг я цели путешествия своего.
Гарпии? Это те, про кого деревенские бабки внукам у камина по вечерам сказки рассказывают. Бенвиль тогда даже удивиться не сумел, так был вымотан. Уж после, когда они вдвоём со святым отцом, похоронили убитых - всех Вестников Храма и сопровождающего монаха, он не постеснялся - спросил священника: неужто гарпии - не плод вымысла безграмотных крестьян?
- Холмики могильные, где братья твои обрели вечное успокоение, разве вымысел? - устало ответил вопросом на вопрос падре. - А это... - он ногой шевельнул уродливую тушу монстра, - вымысел?
И протянул Бенвилю золотой перстень, снятый с руки убитого сопровождающего.
- Бери, если не испугаешься. Многое тебе откроется. Но, зная, тяжёл сей перстень. Может и легче креста Спасителя, но на много ли, не ведаю. Помни одно: примешь - отказаться от ноши сей не сможешь уже никогда. Монашеский клобук с башки сорвать проще, пусть он и гвоздями к тонзуре прибит. Подумай, прежде чем решиться.
Бенвиль понял сразу: вот он его шанс!
Он встал на колени. С трепетом душевным принял страшное это подношение и приложился к иссушенной летами руке священника. А и стар же был он. И как только силы ему достало целую ночь рядом с молодыми, крепкими Вестниками от чудовищ отбиваться?
Далее путь они продолжили вдвоём. В монастырь святого Якобина тщедушный монашек больше не вернулся.
Падре после этого тяжёлого путешествия прожил менее года. И всё это время молодой Бенвиль был при нём неотлучно. Преемник Патриарха рода Истинных Сынов Церкви, сразу после похорон предшественника своего, приказал Бенвилю я виться в свою келью.
- Патриарх, юдоль земную покинувший, - начал он без экивоков, - говаривал мне, что очень ценит твоё радение во славу матери нашей Церкви. А я ему верю. Потому - меняю твой золотой перстень на серебряный. Не благодари. Утяжеляю я ношу твою, ибо верю - сдюжаешь.
Когда это было? Двенадцать лет назад. Вроде и не много совсем. Оглянешься - так словно вчера. А приглядишься - вечность, прорву событий в себя вместившая. Были там и такие деяния, что только к грехам и могут быть причислены. Но разве возможно для Истинного Сына допускать в душу свою яд разлагающих сомнений? Раз потребно для Высшей цели, то кто он таков, чтобы противиться господней воле? Битва вечная с всеобщим злом - дело куда как непростое. Чистеньким, при таком раскладе, не всякий раз оставаться способно. И Бенвиль грязью не брезговал. Со страхом некоторым осознавая, что мерзоть эта перестала вызывать у него отвращение. А кое в чём он даже стал находить труднообъяснимое удовлетворение. Однако всё стало во сто крат хуже, когда в королевстве поднялась волна народного возмущения. Что тут началось? Патриарх рода сыновьего и в кошмарном сне не мог увидеть, что пришлось лицезреть наяву. Люди, опьянённые вседозволенностью, отшатнулись от Веры.
Как такое вообще стало возможно? На этот вопрос у кюре ответа не находилось. И жёг он его ум непрестанно, раскалённой иглой уходя в самую глубь его существа, терзая сердце и душу. Бенвиль воспринял шатание власти и осабление веры, как дело сугбо личное. И что-то в нём переменилось окончательно.
Стук перстня стал громким, отрывистым, злым. Бенвиль костерил горе-монарха за леность, слабохарактерность, подлость. Впервые признав его царствование сущим наказанием господним для всего франнского люда.
Заварил кашу Луин: как такую расхлебать?
Да ещё и этот окаянец Рокомье. Цепкий, как клещ. Что с ним теперь делать, прикажете. Кюре уже пожалел, что не сумел вовремя отговориться от витийи Жерома и взял на себя ответственность за, некую... э-э-э... изоляцию, этого излишне деятельного дворянина. Лишение графа его худосочного союзника - дело не сложное, но стоило ли за него вообще браться, привлекая излишнее к Сынам внимание. Кардинал на такое косо посмотрит.
- Да, - произнёс кюре тихо. - Зря я это. Последствия могут быть непредсказуемы. Случись об этом казусе пронюхать газетёрам, особливо этому отвратному Глашатаю народа, который копать глубоко мастак и на полпоути останавливаться не умеет. Что тода? Кхм... положение церкви окажется куда как неприглядным. Тут и до разорения храмов дело дойти может. До святотатства прямого. Вон, поговаривают, в провинции-то уже некоторые дворянские усадьбы и даже замки нападению черни подверглись. Ну да то рыцарство пускай трясётся. Но Церковь, но Вера!
Бенвиль протянул руку к целой кипе газет, что ежедневно доставлялись в его монашескую келью, и с омерзением начал её разбирать. Он отшвырнул прочь "Роял требьюн" - рупор королевской власти, совершенно беззубый листок, не годный даже для использования в сортире. Никто из подданных его величества теперь не читает, бред, что печатает эта пародия на голос власти. Ну, какова власть, таков и голос. Буржуазную, в ярд по диагонали, отупевшую в сытости "Революсьон" - однако не без пафоса название, - ждала та же участь. А вот "Голос", пусть и с отвращением, но Бенвиль развернул и принялся внимательно прочитывать. Ранее он уже успел ознакомиться с её содержанием, но мельком, бегло, можно сказать - по диагонали. Не на чём долго свой взгляд не задерживая. А теперь, растревоженный думами ум, подкинул своему обладателю некую подсказку. Подсказку не внятную, рахитичную. Но кюре встрепенулся.
- Где-то я читал, что-то интересное. Где же?.. А, вот оно...
Статеечка была малюсенькой; нарочито запрятанной, среди разоблачений жуликов из правительства, мотовства их любовниц, потерявших всякий стыд. О... тут и его высокопреосвященству досталось за связь с его духовной дочерью маркизой де Трасси... Всё-таки откуда этот борзописец узнаёт такие факты? И ведь, что ни статья, то точно в цель. Бил Глашатай народа без промаха. Периодически предвосхищая некоторые события. Так и в этот раз...
Статейка называлась не броско "Плутов ждёт каземат". Ни тебе крупного шрифта, ни первой страницы. Её вообще разместили, чуть ли не в "подвале". А посвящена она была... Кюре пробежал глазами незамысловатый текст. Потом проделал это ещё два раза.
- Господи! - он пальцами крепко, до боли сжал виски и принялся энергично их массировать. Неужели первая ласточка? Революционный конвент начал осторожненько прощупывать почву. Бунтари ещё не уверены в своих силах, потому напрямую, громогласно к этому не призывают, но... - отец Бенвиль зажмурился и воззвал к Спасителю. - Господь, пастырь мой, не попусти. Нас всех ждёт ТЕРРОР.
Спустя минуту он уже взял себя в руки. Сунул сатанинскую газетёнку за пазуху и быстро покинул келью. В его голове родился план. А в такие мгновения, кюре действовал без промедления.
Имя церкви не будет трепаться злыми языками в свете предстоящих событий. А граф Александр де Рокомье на краткое время перестанет рыскать по улицам Парри, выискивая то, что найдётся и без него. А то он господин проворный; отыщет первым, доложит королю и тот получит в руки главный козырь при дележе украденного.
Кюре перекрестился: господи до чего дошло, он, Патриарх рода, глава Истинных Сынов, рассуждает ныне, как простой воришка!? Это только Франния подвинулась рассудком или весь мир шагнул в сторону безумия?
Понятно, что господин адвокат, человек, безусловно, крайне занятой, к тому же обременённый семьёй и обязательствами перед молоденькими актрисами королевского театра, не ждал отца Бенвиля в своём доме второй раз за день. И вообще большой удачей оказалось, что этим вечером он оказался дома. Ах, ну да сегодня был день приёма в его личном политическом салоне. Кюре провели на этот раз в рабочий кабинет Жерома де Аттона. Всё-таки он соизволил выделить минутку для столь важного, но вряд ли желанного гостя. Мысленно отец Бенвиль вознёс молитву Творцу за то, что когда-то тот позволил ему надеть на палец железный перстень. Власть может и перемениться, - да, кюре был готов даже к этому, - но власть матери-церкви должна остаться незыблемой. И, он, Патриарх рода совершит всё, то есть абсолютно всё, чтобы так оставалось вечно.
-  Что у вас? - довольно холодно осведомился гора-человек, утирая полные губы салфеткой.
Видно было, что господин Жером только, что встал из-за стола. Политические дебаты - вещь крайне занимательная, ради них не жалко и свечи попалить, но кушать адвокат любил даже больше, чем разговаривать.
Вместо ответа, кюре протянул ему "Голос", уже порядком поизмятый.
- Что это? - с некоторым даже презрением спросил де Аттон.
Всему Парри было известно, что между Жеромом де Аттоном и Глашатаем народа пробежала чёрная кошка. Нет, прилюдно они друг друга поддерживали, поскольку разделяли общие идеи, и придерживались одного политического курса. Даже в вопросах более конкретных, бывало, они хором выступали с одинаковых позиций. Но, ни для кого не было секретом, что Глашатай в кругах своих единомышленников и друзей, о персоне харизматичного адвоката выражается словами довольно едкими, не скрывая, что подозревает его в некоторой финансовой нечистоплотности. Однако, по соображениям революционной солидарности, с прямыми обвинениями в адрес одного из столпов демократии он ещё не выступал.
Сделав над собою усилие, де Аттон взял в руки ненавистную газетёнку.
- Я просматривал её с утра.
- Внимательно? - Бенвиль расположился в кресле. Сесть, ему так и не было предложено.
Жест рукой, яснее ясного говорил, что господин Жером не особо вчитывался в то, что было напечатано на страницах "Голоса".
- Плутов ждёт каземат... Нашли статью?
- Где она, - Жером вертел газету и так и этак. А... Ну... и что?
- Прочтите её.
Жером повёл огромной своей головой, недовольно крякнул, но просьбу - просьбу ли? - священника выполнил.
Прочитав, господин адвокат, несколько раз выдал всё тот же крякающий звук, но теперь не досадливо, а в высшей степени озабоченно.
- Да... - наконец неопределённо высказался он. - М-да... маленькая статейка предвещает большие потрясения. Этот Глашатай ещё ни разу не ошибался в своих прогнозах. Аресты... н-да...
- Массовые аресты, - нашёл необходимым поправить собеседника кюре. - Массовые аресты дворян, особо близких к правительству его величества и самому королю.
- Пахнуло гарью войны, - в упор, глядя на Бенвиля, глухо сказал Жером.
- Гарью войны, как вы изволили выразиться, попахивает уже давненько, - саркастично выдал кюре. - От этой мерзости, что довелось нам с вами подержать в руках, несёт гибельным смрадом войны гражданской. Самой, смею утверждать, грязной из всех войн, кои вообще чистотой похвастаться не могут.
- Вы ещё можете язвить.
- Что мне ещё остаётся? Но... господин Жером, я здесь не для того, чтобы упредить вас о событиях, которые в скором времени сотрясут нашу страну. Я здесь по нашему скромному делу...
- А именно, - навострил свои лопухи де Аттон.
- Если не лукавить, - начал Бенвиль, - то нам с вами обоим очень бы хотелось, как можно быстрее с ним покончить.
Жером развёл лопатообразные ладони. К чему спорить с очевидным.
- Так же, нам бы хотелось, что бы наши имена и, желательно, силы, которые мы имеем честь представлять, так же остались не замаранными всей этой грязью. Ну... кгхм... насколько подобное вообще возможно.
- Я понял вас, дорогой кюре, - подался вперёд адвокат, - и готов вас выслушать.
- Сегодня мы уже распределили... Как бы это сказать?..
- Роли.
- Да. И я взял на себя кое-какие обязательства.
Тут Жером де Аттон предпочёл промолчать, лишь вопросительно вскинув брови. Чего ещё хочет от него этот пронырливый поп, ведь к исполнению своей части обязательств он уже приступил и завтра ювелир отправиться к праотцам?
- Не подумайте, - выставил вперёд руки кюре, - я не думаю отказываться от взятых на себя обязательств.
Тут Жерому откровенно полегчало.
- Есть возможность устранить досадную помеху в лице одного известного вам человека, не подставляя под удар ни церковь, ни вас, сударь.
Ловок же этот кюре. Ох, и ловок. Чисто бес вертлявый. Господин адвокат и сам, будучи интриганом высшей пробы, не мог ни оценить игру святого отца.
- У вас есть конкретное предложение? - приглушив голос, спросил он.
- Есть.
- И идею вам подсказала статья в голосе?
Падре молча, кивнул.
- Позвольте полюбопытствовать, каким образом.
- Нам нужно на какое-то время умерить пыл одного молодого и не в меру резвого жеребчика. Так?
- Не забывайте, святой отец, - у этого жеребчика волчьи клыки.
Бенвиль всем своим видом показал, что как раз об этом он отлично помнит.
- Его нужно арестовать... Как и сказано в этой газете, - кюре не побрезговал ткнуть пальцем в статейку. - Арестовать, практически официально...
- Практически официально... - задумчиво протянул адвокат, отвалившись всем телом на кресельную спинку. Та, сколь ни внушительна и крепка была, жалобно скрипнула. - В этом, что-то есть, святой отец...
- Безусловно, есть. Во-первых, его разместят в самой охраняемой тюрьме королевства, откуда он сможет выйти, только благодаря нашей помощи.
- А когда выйдет, гнев его будет направлен на кого угодно, только не на своих избавителей. Ловко... Он, конечно, умён, но на то, чтобы распутать этот наш клубок у него уйдёт достаточно времени. Достаточно для того, чтобы вся эта история уже перестала иметь какое-либо значение. Я поддерживаю эту вашу идею, господин кюре. В дверь, кто-то робко постучал. - Секундочку! - раздражённо рявкнул де Аттон.
- Только сам арест должны произвести люди...
- Народная милиция... - подсказал Жером. - Но...
- Именно...  - похоже, эти кенари могли петь дуэтом даже без репетиций. - Только...
- Только не из кварталов, где обосновались демократы вроде меня.
- Да. А вот кварталы, где народ поддерживает крупных буржуа...
- ...подходят нам, как нельзя лучше. У меня, как раз сейчас в гостях присутствует господин Мелье... Явился поразнюхать, жирная крыса. Так я ему сегодня скормлю, какое-нибудь правдоподобное враньё и попрошу о малюсенькой услуге.
Когда они прощались, хозяин дома был уже куда любезнее. Он проводил гостя через потайную дверь и велел войти слуге, что до этого, позволил себе нарушить интимную стройность беседы двух великих людей.
- Что там ещё? - Жерому не терпелось вернуться к столу.
- Прибыли господа, сударь.
- Господа?
- Те самые господа, - добавил лакей со значением.
- Ах, эти... Чёрт их приволок, но... проси...
Сколь непредсказуемы хитросплетения судьбы. Только, что он говорил о некоем дворянине с Патриархом рода и заявляется аврийский посол и давай дудеть в туже дуду, мол, надо графа на короткий поводок посадить, до времени. Жером не зря по театрам шляется, актёрок тискает - понабрался у них всякого разного в плане сценического мастерства. Удивление на роже изобразил. Потом деланно погрузился в размышления. А после, поразил посла силой и скоростью своего мышления, выложив тому готовый план ареста, выдав его за свой, и совершенно позабыв упомянуть о кюре.
Вот почему теперь на улице, перед ювелирной лавкой, заваленной трупами мялся несчастный акробат, плохо представляя себе свой дальнейший жизненный путь.
- Торчу здесь дурак дураком, - зло выругался он. - Нет, ну все при деле: сетрёнка квартиру ищет, ювелир помер, графа в кутузку поволокли со всем почтением. Один я никому не нужный горький сирота. Может сбежать?
Правильность этой мысли была напрочь изничтожена одним воспоминанием. Глаза. Голубые глаза, в которых тонешь, как... Как в омуте? Да, что за чушь!? Как в самом небе, если только в небе возможно утонуть.
- Возможно, - буркнул Шарло. - Я же умудрился как-то. Но я - дуралей, что с меня взять.
Через минуту он уже уходил от проклятой лавки. Уходил не оборачиваясь. Ему нужен был экипаж. Ему нужно было выполнить просьбу графа де Рокомье. А с тем, что произошло с мэтром Комэ и его людьми пусть разбирается полиция.
Через полчаса рука Шарло дёргала верёвку колокольчика у известного дома. Ладонь шута была мокрой от пота. Никогда в жизни он ещё так не боялся. Ему открыли, и он переступил порог на негнущихся ногах.
- Сударыня, - начал он хрипло, - я принёс вам не добрые вести...

Глава 8.

Утонувший в чужой синеве.

Она была потрясена. Она онемела на минуту. Но сила севера - не пустой звук; Генриетта де Рокомье очень быстро взяла себя в руки. Чего никак нельзя было сказать о Шарло. Он просто окаменел. Несчастный акробат не мог отвести глаз от властительницы своего глупого сердца. Окаменев, он мог только молча смотреть на неё.
Она! Сейчас во всём мире для него существовала только она. В голове тяжко, до треска черепа, пульсировала сжигающая его душу мысль: "Она чужая. Чужая! Чужая".
Но, что это могло изменить?
Генриетта де Рокомье - замужняя дама, совершенно очевидно боготворившая своего мужа, мать двоих очаровательных мальчишек, липнувших к её кринолину, сама того не желая и не подавая ни малейшего повода, стала его богиней. В эту минуту Шарло себя ненавидел. Сердце разрывалось на тысячу кровоточащих кусочков, и он понимал со всей ясностью, - теперь он останется рядом с этой женщиной до конца. До того момента, счастливого для неё и трагичного для себя, пока ей и её семье угрожает хоть самая малая опасность.
Она была красива, той красотой, что может обладать не девочка, но зрелая женщина. Сохранившая стройность Генриетта не приобрела тяжеловесность форм. Но разве в этом было дело? Шарло со всей ясностью ощутил, что её красота для него не имеет ровно никакого значения. Хуже всего для шута было ощущения, что она... нет, не так. Совсем не так... Что он, именно он, пришёл в этот мир только для неё.
Не к месту впамяти всплыл герб: отсечённая мечом, оскаленная голова волка-оборотня.
Дьявол, да он всегда был волком. Он всегда ощущал себя именно им жёстким, непримиримым, одиноким. Он жил именно так. И это ему нравилось. Она же была совершенно иной. И всё же случилось не поправимое. Хоть в церковь беги отмаливаться. Только поможет ли тут молитва, вусть и самая искренняя?
- Шарло... Шарло, вы меня слышите?
До него вдруг дошло, что мадам Генриетта обращается к нему уже не в первый раз.
- Да, сударыня. Простите. Что вам угодно?
- В чём его обвиняют?
Что он мог сказать? Ровным счётом ничего.
- Мой муж достойный человек и верный слуга короля. Он никогда не был замешан ни в чём предосудительном. Да ему бы такое и в голову не пришло. И он бы не задумываясь вызвал на дуэль любого, кто имел бы глупость предложить ему какое либо дело, идущее в разрез с его представлениями о чести.
Тут акробат горько усмехнулся.
- Я сказала, что-то не то?
А она была проницательна. Да, конечно. Разве мог такой человек, каков граф Рокомье, жениться на глупышке?
- Нет, мадам. Это личное.
Она провела его в гостиную и предложила сесть. Предложила сесть в своём присутствии уличному фигляру!
- Муж рассказал мне о несколько необычных обстоятельствах вашего знакомства. Он умеет разбираться в людях, уверяю вас. Он читает их, как открытую книгу. И то, что он доверился вам...
- Доверился?
- Ну, до некоторой степени... Вина? - тут же нашлась Генриетта, удачно сглаживая некоторую неловкость.
Шарло не стал отказываться. Ему и самому нужна была эта минутка, чтобы хотя бы попытаться призвать к порядку шустро разбегающиеся мысли.
"Нос у неё, пожалуй, великоват, - подумал акробат, чтобы отыскать хоть какой-нибудь изъян в своём идеале. - Но голос, чёрт меня дери!.." Изъян категорически отказывался обнаруживаться. - "И она слишком высока для женщины... и для тебя, коротышка". Но грудь Генриетты была совершенной формы. А длинная шея... А эти руки!? Боже, какие длинные пальцы! И ноготочки такие... такие беззащитные. "Шарло - ты идиот!" Ему захотелось взвыть тоскливо и обречённо.
Похоже, что просто взять себя в руки у Шарло никак не выходило. Нужны были жёсткие меры. Может, ущипнуть себя за ляжку? Акробат силы не пожалел, синяк выйдет, что надо.  Теперь стыдно будет раздеваться перед девочками мадам Жужу.
Дьявол! Да ведь он к ним больше ни ногой. И так чувствует себя грязной скотиной. Как же ты мерзко жил, Шарло до встречи с этой женщиной? О-о, куда его уже понесло. Нет, срочно нужно что-то с собой делать. Бокал вина из её рук пришёлся как раз кстати. Только бы не расплескать. Акробат выхлебал его в мгновение ока.
- Извините, - спохватился он. - Жажда сильно мучила.
- Может быть... Ещё? - она улыбнулась.
- Нет... Да... Может быть... мадам.
- Генриетта... Хорошо?
- Генриетта... - язык отказывался ему повиноваться.
- Пожалуй, всё-таки ещё один будет не лишним. - Мудро решила Генриетта. - Но, сударь, только один. Вам ясно?
Шарло закивал вполне себе отчётливо, едва голова не отвалилась.
"Может, всё-таки в церкву двинуть? - заскакало в его голове хмельным зайцем. - Ага-ага, к нашему кюре на исповедь. Он точно наставит на путь истинный. Только плата за это велика будет. Нудятиной своей со свету сживёт". Нет, каяться кому-либо в грехах, им содеянных, Шало не собирался. Слишком многое пришлось бы рассказать из того, что было не только его тайной.
Как ни странно, небольшое это отступление от сути беседы с графиней его успокоило. Не сказать, чтоб душевное волнение и колотьё сердца совсем улеглись, но хотя бы ладони потеть перестали. Не время сейчас валу чувств поддаваться. Хм, а для чего время? Что он вообще может сделать? Просто сиднем сидеть? Ну, с мальчишками, детьми графа познакомился. Юные дворяне представились ему со всей куртуазностью, вложенной в них строгой бонной. Одного, того, что помладше годами, звали Антуан. Так вроде? Хотя, уже через минуту Шарло за это бы не поручился. Второго, несколькими летами старше, кажется, Андре. Да, Андре, в этом акробат был почти уверен. Всё-таки все мысли путала Генриетта де Рокомье. Нужно будет потом, как-нибудь обиняком снова выяснить, как мальчишек кличут, чтобы впросак не угодить.
Между тем ситуация всё более становилась натянутой. По большому счёту Шарло было нечего делать в доме графа Александра. Ну, предупредил он его жену, молодец. Сматывай удочки и убирайся отсюда. И где-то в глубине своего естества несчастный уличный шут отыскал мужество и силы для этого невероятного подвига; он поднялся, поблагодарил за вино, галантно раскланялся, вызвав у графини лёгкое удивление и даже некое подозрение, и уже двинулся к выходу, когда зазвонил колоколец и одновременно с этим раздался громкий, требовательный стук в дверь. Графиня побледнела и прижала к себе сыновей. Так стучать не позволили бы себе даже королевские жандармы. Это были Они, представители новой, только ещё зарождающейся власти.
Испуганная служанка, по молчаливому велению графини, бросилась открывать дверь, и холл быстро заполнила толпа грубых, вооружённых чем попало мужчин с уже известными уродливыми кокардами на шляпах. Народная милиция - Защитники революции. Самые истинные и горячие патриоты.
Шарло сделал один маленький шажок к стенке и словно бы слился с ней. Притулился тут, какой-то неприметный дядечка. Даже и не дядечка - клопик мелкий. Какой-то посыльный из графского поместья. Шарло и шпагу сдвинул так, что её эфес в глаза вошедшим не бросался. Приложив палец к губам, он попросил Генриетту, покуда не обращать на него внимания и сохранять спокойствие. Сам же шут уже успел счесть количество ворвавшихся санкюлотов и оценить их профессиональную принадлежность.
"Профессиональная принадлежность!" - он позволил себе ядовитую усмешку. Если кто из гогочущей дюжины мужчин, когда и утруждал себя работой, то разве во-он тот детина с руками кузнеца, да каретник с улицы Сивого мерина. Остальные?.. Шарло прищурился. Двое, нет - трое, судя по тому, как себя держат, как умело обходятся с ружьями - о, у революционеров уже и ружья появились!? - бывшие солдаты. Дезертиры, обозначил их для себя акробат. Так, за ними глаз да глаз. Через кровь они уже переступили, так, что в случае чего... Ага-ага, остальные бродяги и воры - люмпены. Тоже личности вполне способные пустить в ход ножи. У них, кстати, огнестрельного оружия не было. Дезертиры сим товарищам не доверяют? Х-хе... Стоп. А это, что за крендель? В длиннополой тоге, плечи прикрывает плащ с оторочкой из горностаевого меха, головной убор в виде папской тиары, только поменьше размером и цветом черен, как сажа. Крест на тиаре был алым, как кровь. Шарло скрипнул зубами - маг Палаты на стороне бунтовщиков. Чёрт, похоже, дела его величества стали не веселы. Но, к дьяволу короля, у акробата теперь и у самого забот хватает. Как совладать с такой прорвой народу, ежели до того дойдёт? Ответ был до отвращения очевиден: в одиночку - никак. - "Ладно, посмотрим, как будут развиваться события" - Шарло проверил верный стилет и положил руку на эфес. Пока он способен управляться со шпагой ни один волос не упадёт с головы Генриетты и её сыновей.
- Господа! - выступила вперёд хозяйка дома. Она была бледна, но не от страха, а от гнева. Сильная женщина. - Извольте объясниться, чем вызвано это грубейшее вторжение в мой дом?
- Мадам, - успокаивающе заговорил маг Палаты, - мы здесь по приказу революционного Конвента и лично капитана милиции нашего округа, господина Грийома с целью конфискации огнестрельного оружия. Вот, утверждённый документ. Извольте ознакомиться. А... брезгаете... Совершенно напрасно. Власть аристократии более не довлеет над свободными гражданами Франнии. И не далёк тот день...
- Избавьте меня от политической демагогии, - прервала чародея-ренегата графиня. Делайте своё дело и убирайтесь вон из моего дома.
Милиционеры смерили её враждебными взглядами.
- Созовите сюда всех слуг, - жёстко приказал один из них, человек, которого Шарло ранее причислил к дезертирам. - Оружие... всё оружие, - надавил он, - вам лучше сдать добровольно. Конфискации подлежат ружья, в том числе охотничьи, пистолеты, сабли...
- Надеюсь, хотя бы кухонные ножи вы мне оставите? - Генриетта была полна презрения.
Маг недобро улыбнулся:
- Собирайте слуг.
Скоро в просторном холле стало тесно. Здесь были горничные, повар с двумя помощниками, конюх, кучер, садовник. Акробат нашёл уместным выйти из своего закутка и присоединиться к прислуге. Всё равно бы его скоро обнаружили. Зачем ему лишние вопросы? А так затерялся среди челяди и вроде, как нет тебя. Защитники революции растеклись по дому, и начался обыкновенный грабёж. Помимо оружия, представители новой власти не погнушались украшениями графини, что она перенесла стоически. И даже всячески удерживала кучера от вмешательства во всё это безобразие.
- О, а пистолеты оказывается, заряжены? - дезертиры проверяли сваленную в кучу добычу.
- Вы забрали всё? - голос мадам Генриетты был способен заморозить даже солнце в пустыне. - Тогда извольте убраться отсюда.
Маг хотел, что-то ответить, но взглянув на лицо графини, пылающее ненавистью, сдержался.
- Уходим, - махнул он рукой.
Шарло с облегчением выпустил воздух сквозь зубы. Обошлось.
Рано он радовался.
- О, а шпагу-то позабыли, - воскликнул один из числа бродяг, углядев фамильный клинок акробата. - А ну, давай-ка её сюда.
Шарло едва не зарычал от бешенства. Но видит бог, он бы отдал шпагу. Ради спокойствия Генриетты и её сыновей он бы не раздумывая, отдал всё, что имел. Однако жадность люмпенов границ не ведала и второй бродяга, затесавшийся в охранники правопорядка, потянул грязные свои лапы к шее графини  де Рокомье.
- Такие цацки, разве можно не прибрать на святое дело освобождения простого люда? - осклабился вор. - Серьги тоже снимай. Снимай, говорю, паскуда, а то с ушами оторву.
Обжигающая волна ярости захлестнула сознание Шарло.  Страж революции, намеривающийся забрать его шпагу, умер от укола стилетом в горло. Мужлан, позарившийся на украшения графини, получил добрый удар чёрного клинка под мышку и свалился кулем к ногам мадам де Рокомье. Та инстинктивно прижала к себе своих мальчишек: - "Не смотрите. Бога ради, не смотрите!" А Шарло понёсся дальше маленьким, неуловимым чудовищем, несущем смерть каждому, у кого не хватило ума уйти с его дороги. Он рвался к оторопевшему от неожиданности магу. Достать его и весы качнуться в сторону Шарло. Кто-то из милиционеров понял это и поспешил на помощь чародею. Тот никак не мог сплести нужное заклятие. Всего-то секундное промедление, стоило жизни сообразительному дезертиру, а горло мага слегка проколол стилет:
- Молчи, - жарко выдохнул в ухо колдуна Шарло, схоронившись за его спиной и телом Стража революции, прикрывая графиню и её детей. Теперь грабители - а как их ещё назвать? - не могли стрелять. К тому же большая часть оружия, так и осталась валяться на полу. - Ни звука. Убью не задумываясь. Ладони - в кулаки...
- Что... - прошептал обескураженный чародей.
- Ладони в кулаки, скотина. - Стилет вошёл чуть глубже. Шпага в этот момент, чутко ловила движения тех, кто оказался поблизости от захваченного врасплох ренегата. - Дошло? Молодец. Руки вытяни вперёд. Ай, какой послушный мальчик. Графиня, велите своим людям подобрать пистолеты.
Кучер оказался проворнее всех. Сообразительный дядька, к тому же, по роду службы, ему доводилось пользоваться этими громоздкими штуками. Он взвёл курки сразу пары. Не особо отстал от него и повар. Садовник выхватил из груды оружия саблю. Пользоваться он ею не умел, но всё равно - орёл, поскольку не струсил. Теперь дело приняло совершенно иной оборот. Правда, чародей этого ещё не понял.
- Кажется у нас цугцванг? - попробовал он съязвить. Маг Палаты успел взять себя в руки. - У нас всё ещё численный перевес. А мои люди куда опытнее в обращении с оружием, да и решительности им не занимать...
- Решительности?.. - Шарло проорал это слово в самое ухо мага, ломая его волю. - Я тебе, сука, покажу сейчас, что такое решительность. Побросали железяки на пол, лягушачьи выплодки. Считать до трёх не стану. Сейчас проколю этого болтливого придурка, а потом убью стольких, скольких смогу. Кучер мне поможет.
- Угу, - детина вырос рядом. - Он был смел этот человек.
- Пристрели того барана, что сейчас пытается справиться с дверным запором, - вкрадчиво сказал Шарло.
- Не надо! - истошно завопил бывший мастеровой. - Не надо. Бросайте всё. Не видите - он сумасшедший?
- Ручонки не опускай. - Стилет настырно беспокоил шею мага. - Цейтнот, говоришь? А, по-моему - шах и мат. Они у тебя храбрецы до тех пор, пока речь идёт об отворении чужой крови. А так - это тупые и трусливые бараны. И если ты сейчас не велишь им убраться, я вырежу их всех. Итак... награбленное вернуть. Свои жопы вынести вон. Хороший план?
- Д-да...
- Руки держать, слабосильный ублюдок, не тряси ими. Ты, я вижу, тоже не особо храбр. Зато умён... почти. Всё побрасали, мальчики? Карманы вывернуть, из-за пазух всё выложить. Если хоть колечко зажилите - нанижу вашего колдунишку, как клубок на спицу. О, видишь ещё, что-то нашлось. Понимаю, совершенно случайно за подкладку закатилось. А теперь все ВО-ОН, трусливое быдло.
Последним, зато как красиво, не гостеприимный дом графини де Рокомье покинул ошарашенный маг Палаты. Шарло зарядил ему мощнейшего пинка, ласточкой спустив с крыльца.
- И шапку свою забери! - это кучер вышвырнул на двор тиару чародея. - Вернись в Палату, дурачок, заклятия от юношеских прыщей составлять.
- Графиня, - обратился Шарло к плачущей навзрыд хозяйке дома, - велите слугам убрать тела.
- Куда? - сквозь всхлипывания проговорила она. - Куда нам их деть?
- Сначала на сеновал, - устало сказал Шарло. - Потом, когда стемнеет, мужчины погрузят их  в тележку садовника и выбросят в реку. Этих, что мы сегодня выставили, не бойтесь. Они не вернутся. Это просто грабители.
- Не вернутся эти, - Генриетта, утирала глаза платком, - явятся другие.
- Явятся, - тяжело вздохнул акробат. - Обязательно явятся. Вам с детьми нужно покинуть Парри. Здесь стало не безопасно.
Заплаканные глаза устремили на него беззащитный взгляд. Покрасневший носик тихо, боязливо шмыгнул. А губы, эти совершенной формы губы грустно улыбнулись. Улыбнулись ему.
- Вы ведь понимаете... знаете, Шарло, что я не могу уехать, пока мой муж томиться в королевской тюрьме.
Сердце Шарло едва не разорвалось.
- Тогда хотя бы вызовите из своего замка полудюжину мужчин, способных держать в руках ружьё. Среди сельских жителей полно охотников, а возможно и истребителей нечисти, способных метко стрелять. Это будет не лишним. И ещё... пусть ваши сыновья эту ночь спят не одни. Мальчики пережили страшное. Негоже такое видеть детворе.
- Вы, что покидаете меня? - она была не на шутку встревожена. - Покидаете? А как же мы?.. как же я... без вас?
Шарло с трудом проглотил не к месту появившийся комок в горле, и чтобы протянуть время, принялся вытирать воронёный клинок об одежду убитого.
- Я должен проведать сестру, - выговорил он.
- У вас есть сестра?
Акробат усмехнулся:
- Не кровная. Но она мне дороже всякой родни.
Он отвернулся, не желая продолжать разговор, который становился слишком личным.
- Мне пора, - и, обращаясь к слугам, продолжил: - Надеюсь, вы все понимаете, что сегодня вам спать не придётся. Завтра я вернусь. Вернусь обязательно, - это он сказал графине, - и мы вместе подумаем, что нам делать дальше.
Приложившись к её руке, к самым кончикам её пальцев - и как только смелости хватило? - он двинулся к выходу.
- Шарло, - остановила она его на самом пороге. - Кто вы, Шарло?
Он замер. Потом медленно повернулся.
- Тот же самый вопрос мне задал ваш муж.
- И так же, как и ему, вы мне не ответите, - грусть в её голосе не была фальшивой.
- Я уличный акробат, сударыня.
- Генриетта. Мы ведь уговорились. - Привычные льдинки в её глазах цвета ясного неба... привычные колючие льдинки, превратились в несущие тепло искорки.
Хотя, вполне возможно, что Шарло это просто показалось.
- Уличный акробат, Генриетта. - Шут, фокусник, фигляр.
- Фигляр, знающий, что такое цейтнот. Не удивляйтесь, я умею играть в шахматы. Но, оказывается, что умеете и вы.
Трудно было удержаться, чтобы не сплюнуть досадуя. Шарло устоял. Как ни скрывай происхождение, а воспитание и некоторые специфические навыки, вроде владения шпагой и знания шахматной терминологии выдают тебя с головой.
- Мало ли, что может пригодиться безродному бродяге? - пожал он плечами.
- Шарло, - в её голосе звучал укор, - не считайте меня за набитую опилками дуру или за пустую фарфоровую куклу. Вы расскажете мне, кто вы на самом деле? Когда-нибудь расскажете.
Маленький акробат старательно прятал глаза.
- Когда-нибудь, сударыня... Генриетта... Когда-нибудь - обязательно.
Он закрыл за собой дверь, и, откинувши голову, плотно прижался к ней затылком. Здесь он оставлял своё сердце. Но, что в эти страшные дни  значило сердце без острой шпаги?
- Что ты делаешь, глупец? Она чужая... Чужая и недосягаемая, как звезда в небе. Будь ты проклят, идиот. Будь трижды проклят. Как ты мог это допустить?
Он шагнул с крыльца и почти бегом преодолел половину квартала. Уже заворачивая за угол большого дома, который вот-вот заслонил бы от него её обитель, он не удержался и обернулся.
- Чужая, - поделился он своим горем с темнеющим уже небом. - Но... родная.

Глава 9.
Ловцы расставляют сети.

Бастион Справедливости - королевскую тюрьму, так высокопарно именовал только сам король. Для остальных, она была просто Бастильоном. Бастильон, будь он проклят! Не было во Франнии ни единого человека, которому бы нравилось это огромное здание, сложенное из гигантских каменных глыб. И ведь придумали древние короли, где расположить это архитектурное уродство - едва ли не в самом центре собственной столицы.
Хотя, утверждение, что уж таки и никому оно не нравилось, было не точным. Находились те, для кого Бастильон был милее дома родного. Взять хотя бы господина Розье. Этот достойнейший во всех отношениях человек - выходец из мелкопоместных дворян с западного побережья, был практически влюблён в тюрьму, поскольку вот уже тридцать семь лет исправно нёс бремя служебных обязанностей коменданта бастиона Справедливости. И не сказать, чтоб для достойного шевалье сей тяжкий крест был неподъёмным.
Господи, каких только гостей ему не доводилось принимать в этих не подвластных времени стенах! Всё больше людей благородных или пусть и из простонародья, но отмеченных каким-либо особым талантом. Родственников предыдущего короля Луина 14 Клермон де Розье перевидал практически всех. Папаша нынешнего властелина Франнии обожал сажать сюда непутёвую родню обоего пола в целях исправления нравственности. Он и наследника в Бастильон определил на пару месяцев, когда тот с двоюродной сестрой набедокурил по младости годов, горячности нрава и отсутствия ума.
Бывали под гостеприимной крышей узилища и маньяки, что надумали варить мыло из человеческого жира и шулера, всё больше фамилий известных. Гостил и некий дядечка, чьёго лица никто из охраны тюрьмы не зрел, окромя всё того же господина Розье. Как надели на бедолагу маску с прорезями для глаз и рта, - помнится, она была железной, - так он в ней почитай семнадцать годков и проходил. Что это был за тип, комендант так и не узнал. Но нрава этот постоялец был бешеного, воспитания самого гадкого, но апломба в нём теснилось столько, что на половину всех королей мира бы хватило с избытком. Много он беспокойства причинил добрейшему господину Клермону де Розье. Когда опочил буйный узник, никто по нему не горевал. Даже сам комендант не огорчился. Хотя это было странно; за столько-то лет вместе всё-таки попривыкли друг к другу.
Да, сроднился комендант с этими стенами, и уходить на покой не собирался. Как тут можно бросить такой ответственный пост, когда в державе всё вверх дном переворачивается? Сколько новых постояльцев должно объявиться. И каждый из них ровно жемчужинка для доброго господина Розье. И за каждым необходим догляд... чтоб не надумал сбежать, сволочь неблагодарная.
Единственное, что омрачало жизнь де Розье - это появившаяся в последнее время мода на посещение узников всякими пронырливыми адвокатами. У-у, плесень человеческая, одни невзгоды несущая! По первому  этому нездоровому поветрию комендант даже пытался с этим явлением бороться. Но набив болезненных шишек - отступился и даже, из соображений чисто практических, стал кое-кого из них привечать. Мудрость прожитых лет подсказала ему, что если уж нельзя эту пагубу остановить, то стоит, наверное, приспособить её для собственных нужд. Так в числе добрых знакомых коменданта появился один крючкотвор с внешностью портового грузчика и голосом, подобным звукам иерехонских труб.
Сейчас этот господин был гостем Клермона де Розье. Они вкушали, что господь послал, а бог был милостив к коменданту, - и разговаривали о политике. О чём же ещё говорить адвокату, только что выигравшему выборы в Национальное собрание, ставшему одним из двух лидеров демократической фракции, кому пресса в открытую прочит портфель министра юстиции, если даже не кресло министра дел внутренних, и коменданту, ответственному за содержание самых злостных головорезов королевства?
- А, что, господин де Аттон, - льстиво заглядывая великану в глаза, вопрошал лукавый старец, сдаётся мне, что наши газетные брехуны, всем окрестным королевствам известные своей склонностью к вранью, в отношении вас ныне говорят правду. Я и сам склоняюсь к мысли, что более достойного кандидата в министры найти трудно.
Жером де Аттон поджал оладьи губищ. Он был изрядно утомлён бессонной ночью перед выборами и дневными выступлениями перед толпой своих почитателей. А ведь ещё и тайный визит во дворец, сколько сил отнял. К тому же старикашка был ему противен. Но обстоятельства были безжалостны к адвокату. Да-с, адвокат... Сегодня был последний день, когда он мог воспользоваться преференциями, что давало ему это звание. Став депутатом, он обязан прекратить адвокатскую практику, да и покупатель его патента торопит. Жером и так тянул, сколько мог, подозревая, что может наступить именно такой момент. Посещать Бастильон в ранге народного избранника будет уже не столь удобно - общественный резонанс, излишнее внимание газетчиков. Нет-нет - это может повредить карьере...
А Клермон не уставал лить елей:
- Что и говорить - министр юстиции - персона! Но, отчего-то думается мне, - мелковата должностишка, для такого политического колосса, каков ныне есть вы, сударь.
Сколько время не тяни, а отвечать что-то нужно? И лучше уж о деле, которое привело Жерома де Аттона сюда, за этот щедро накрытый стол, в гости к человеку, которого он терпеть не мог, но признавал его несомненную в щекотливых делах полезность.
- Вы несколько забегаете вперёд, уважаемый господин де Розье. Так, сказать, подстёгиваете лошадей.
Жером принял вид человека, попавшегося в силки расставленные льстецом.
- Гхм... не скрою, министерство дел внутренних прельщает меня больше, своим размахом и возможностями служить революции и народу.
Да, как же теперь без этих заклинаний обойтись?
- Вижу, господин де Аттон, что вы настоящий патриот, ежесекундно заботящийся о благе всех франнов.
- А как же иначе, господин комендант!? - с фальшивым воодушевлением вскричал Жером. - О всех, без исключения, и о каждом страждущем, в частности.
- Совсем вы себя не бережёте, господин депутат, - всплеснул лапками добрейший дедушка. - Хватило бы вам сердца с честью вынести такую непосильную никому, кроме вас, тяготу. Ибо от министерского портфеля... Нет, положительно юстиция для вас уже, что мелкое озерцо для гордого фрегата... От дел внутренних, - а и хитро плетёт тенёта этот паук. Хитро и неуклонно. - От них, хлопотных, проложена прямая тропка к...
- Тише, тише, - урезонил прожектёра Аттон. Ему было неприятно, что этот сморчок, так ясно представляет себе, что в действительности на уме у молодого трибуна.
- Кто ныне-то у нас премьер-министр? - Клермон сделал вид, что запамятовал. - Ах, да, старый герцог Аргиеньский. Политик тонкий, но... вельми годами дряхл. Разве может он совладать с бушующим человеческим морем? Нет... Не знаете ли, дорогой господин Жером, куда нынче двинулись революционные массы: к ратуше, где засели всем известные взяточники; к кафедральному собору - клириков бы неплохо было за мошну потрясти. А может, - тут он в страхе закрыл рот ладошкой. - Может уже и к самому королевскому дворцу!?
Ах, ты ж старый плут. Жером чуть не взорвался. А то комендант не знает, что уже два дня, как резиденция франнских королей фактически находится в осаде. Но, поднаторевший в судебных прениях адвокат лицо удержал.
- Да вы, сударь, как я погляжу, тоже не чужды революционного духа свободы.
Старикашка расплылся в улыбке, польщённый.
- Тогда... гм... тогда я пришёл, сударь, к нужному человеку.
Ага, вот оно - главное. Дедок обратился в слух.
- Думали ли вы, сударь, сменить место службы?
- Э?.. - вопрос застал де Розье врасплох.
Жером с большим трудом удержался от досадливой гримасы. Боже, с кем приходиться иметь дело!? Но, что не свершишь ради народного блага?
- Допустим, вам будет предложено занять должность моего первого помощника... Сначала помощника депутата, - поспешил он добавить. - А после... кхм... Вы должны меня понять, сударь, я не люблю раздавать пустых обещаний.
- О, я понимаю.
- Но... если то, что я вам сейчас предложил, лишь первая ступенька к занятию вами поста помощника министра?
Клермон де Розье отодвинулся от стола и принялся буравить взглядом выскочку-адвоката, которого ещё два года назад никто не знал, который, выпрашивал для себя должность писца в королевской адвокатской палате, а теперь имеет наглость делать ему, представителю закона такие авансы. М-да, как переменчив сделался этот мир. И ведь, что самое странное, начальник Бастильона верит этому депутатишке.
- Большая игра, господин да Аттон?
- Очень большая, господин де Розье.
- И какова в ней моя ставка?
- Если вы в игре... - адвокат вопросительно взглянул на тюремщика, тот едва заметно кивнул - Так вот, если вы в игре, то вы должны допустить массовый побег из своей тюрьмы
В блёклых стариковских глазах заплясали бесенята. Чего-то такого он и ожидал.
- Массовый?
-Именно.
- Вы понимаете, что как только об этом станет известно при дворе...
- При дворе... - Жером на мгновение спрятал лицо, потянувшись за винным кувшином. - При дворе, милейший господин де Розье об этом уже знают.
- Вот как?
- Именно так. И рассчитывают на ваше содействие и умение хранить тайны лиц высочайших.
На этот раз усмешка де Розье была самодовольной до крайности. Но, возможно, он имел на это право. В конце концов, чем он и занимался всю свою жизнь, как  ни хранил чужие тайны.
- И потому... - видимо Жером надумал сразу развеять все сомнения старого Клермона. Впрочем, разве он когда-то действовал по иному: брать быка за рога он научился ещё в детстве. - И потому взгляните вот на это...
Огромная пухлая рука положила на стол большой бумажный лист. Клермон де Розье потянулся к нему, одновременно вздевая очки на свой крупный лиловый нос.
- Это, что?.. Вексель финансового дома Рошалей? Выдан... на ваше имя!? Ого!.. И сумма... Он внимательно вгляделся в число, оттиснутое крайне вычурным шрифтом. - Сто тысяч луиноров?..
Изумлению коменданта не было предела.
- Это выходное пособие, - пояснил адвокат. - После побега разразится большой скандал и громкая визготня в прессе. Должны же вы, где-то переждать бурю? Почему бы не сделать это в собственном поместье. Недели через две - революционные бури грозны, но скоротечны, слишком много происходит противоречивых событий одновременно, - журналисты о вас забудут. Политики тоже... Они ещё скорее журналистов. В воздухе носится призрак большой войны. И когда шумиха поутихнет, господин де Розье, я попрошу вас приступить к выполнению своих новых служебных обязанностей. Уверяю вас, они не будут обременительными, но вознаграждаться будут щедро.
Было над чем подумать старому тюремщику. Судя по тому, как свободно держался этот хлюст, на руках у него были сильные козыри. Вексель банкиров обслуживающих интересы всех правящих домов - не шутка. Такой можно было получить, только если в игре замешан сам его величество. А коли так, то откажись сейчас де Розье от столь неожиданного, но, чего лукавить, заманчивого сверх всякой меры предложения, и к обеду у Бастильона будет новый комендант.
- Охрана тюрьмы сменится уже сегодня, - будто прочитав мысли колеблющегося  Клермона тихо  проговорил народный избранник. - Солдат короля сменят истинные патриоты, приверженцы революции.
Клермона де Розье покоробил адвокатский пафос, но виду он не подал. Всю жизнь, общаясь с преступниками, этот сморчок научился держать лицо не хеже своего лукавого собеседника.
Жером, будто случайно задел вилкой край тарелки: всё ясно - время, отведённое коменданту на размышления, истекло, и депутат ждать более не намерен. Нужно было давать ответ.
- Отведайте ещё вот этого кушанья, - да Розье, не глядя, пододвинул великану, какое-то блюдо, - у него изысканный вкус.
- Спасибо, я уже сыт.
Кажется, нетерпение гостя вот-вот могло прорваться наружу.
- Вы, кажется, сказали, что побег должен быть массовым...
Аттон наклонил лобастую голову.
- Кто должен бежать?
Маленькие глазки Жерома превратились в бурачики. Он так и сверлил Клермона, стараясь проникнуть в самую душу. "Глупец, - мысленно хохотнул де Розье, - пытаешься отыскать то, чего нет. Ну, удачи тебе. Найдёшь - буду искренне удивлён".
- Дворяне... - наконец заговорил адвокат. - Некоторых из них я сегодня посещу в камерах. Далее... пусть будет, какая-нибудь шушера из низших слоёв Парри. Пусть даже с самого дна. Никаких убийц, - тут же успокоил коменданта Жером.
Но комендант и так не беспокоился. За предложенные деньги, он был способен выпустить из застенка даже фамилию каннибалов, общим числом  в семь голов и лично проводить их до дверей тюрьмы.
- Но кто... кгх... - прочистил горло в фальшивой неуверенности старый, мудрый Клермон, - кто из них самый нужный? Я для того вопрошаю, чтобы как-то уберечь этого человека от слишком усердной стражи. Мало ли какая неприятность может с ним приключиться. Я  себе этого никогда не прощу.
- Об этом, дорогой, господин де Розье вам совершено не следует беспокоиться.
Жером не собирался доверять всех тайн казематному прощелыге.
- Сейчас, господин комендант я вынужден откланяться. Пора нам с вами браться за дело. Мне посещать нуждающихся в правовой защите. Вам... - он извлёк из кармана золотой бригет, - вам встречать и инструктировать новую охрану. Ах, да... сегодня вас посетят несколько дам, обеспокоенных судьбами своих мужей, примите их с полным пониманием.
Выйдя из апартаментов - вовсе, кстати, не тюремного вида апартаментов, - Жером вздохнул полной грудью. Даже воздух Бастильона пропахший баландой и страхом был свежее того, которым ему пришлось так долго дышать в обществе этого мерзкого старикашки.
Вообще-то Жером де Аттон, триумфатор народного голосования в сей, знаменательный для себя день, не собирался совершать турне в обитель человеческих горестей. Но того потребовал его величество. Да, Луин 15 всё ещё представлял собой некоторую политическую силу. Более того, сам Жером склонялся к тому, что когда он займёт кресло премьер-министра, он приложит все свои недюжинные силы и способности для сохранения монархии. Конечно, сильно ограниченной во власти и далеко не самодержавной, как это было многие столетия, но сам институт королевской власти был ему нужен. Да, король во Франнии должен был остаться. Может быть... Да, что там, скорее всего этим королём будет не Луин. Во всяком случае - не 15. Кандидатов на престол более чем достаточно. Жерому есть из кого выбирать. Кузен правящего монарха, герцог Карвеньяк, к примеру. Очень положительный человек. Скромный. Даже отказался от дворянской приставки "де". Истинный демократ. И к словам де Аттона всегда внимателен. Не прочь с руки у трибуна откушать. Разве такой король пойдёт против воли народа? Да никогда. А волю эту до него всегда готов донести  он, Жером де Аттон. Да, пожалуй, над кандидатурой герцога стоит всерьёз подумать. Но кто бы, ни был со временем назначен королём, для этого нужны немалые финансовые средства. А где их взять? Впрочем, "где" - вопрос несколько не правильный. Взять нужно так, чтобы потом политические противники не сумели приписать ему, народному радетелю, расхищения казны. Значит, нужно воспользоваться моментом и взять то, что уже украдено. Но брать нужно первым.
- А король спешит, - прошептал Жером, тяжело топая по длинному коридору с бесчисленными дверями камер по обеим его сторонам. - Впрочем, в его положении это естественно.
Недовольство бездеятельностью монарха в тяжёлой экономической ситуации, было даже большим, чем тогда когда он неловко и коряво пытался сделать хоть что-то. Плебс почувствовал слабость власти, как волк почуял кровь раненой овцы.
У Аттона постепенно созрело убеждение, что граф Александ де Рокомье, человек весьма больших способностей, уже знает, куда воры запрятали награбленное. Ну, если не знает лично, то уж точно этими сведениями обладает его странный помощник. А значит, нужно заставить их, если не сказать напрямую, где королевские миллионы, то заставить...
- Их нужно заставить бежать из Парри.
Так сказал Луин 15. Жером был неприятно удивлён, что такая простая и при этом логичная мысль пришла в голову не ему. Конечно, после побега, граф в первую голову озаботиться безопасностью своего семейства. Какое счастье, что сейчас в Парри настолько опасно. И куда он отвезёт весь свой выводок?
Сын Жерома де Аттона и его жена - это люди, это ангелы, это чуть ли не воплощение божества. Семьи остальных - это... выводки. Большого сердца адвоката не хватало ни на кого, кроме своих. Но, тс-с-с, об этом молчок.
Совершенно логично предположить, что жену и детей граф Александр отвезёт в родовое поместье. Даже странно, почему его ещё не разграбили крестьяне. Ладно, не нужно отвлекаться. Итак - семья под защиту крепких стен и верных людей. А сам? Тут Жером не смог удержаться от довольной улыбки. Конечно - к месту клада! И всё, что нужно Жерому де Аттону, это прицепить к парочке граф - акробат, верного человека, которого не так легко обнаружить, а сам он будет видеть всё. Ну и при первой же возможности убрать... м-да... убрать пусть не графа. Для начала - не графа, а этого мелкого актёришку. С оставшимся в одиночестве де Рокомье, обременённым к тому же семейством, сторговаться будет уже не сложно. Можно будет даже поступиться какой-нибудь мелочишкой; дать ему миллион-полтора. Он, безусловно, человек чести и всё такое, но деньги ведь каждому нужны, особенно в лихие времена. Про денежную компенсацию графу, депутат королю ничего не сказал. Он вообще ничего не сказал монарху, только выразил своё восхищение остротой его мысли, и, едва ли, не бегом кинулся вон из дворца.
Да, народный избранник намедни был приглашён к самому ярому врагу революции. И, будучи, политиком дальновидным, не счёл нужным отклонять подобное приглашение. Ко двору Жером был доставлен всё в той же чёрной карете без гербов. Сопровождали его уже знакомый аврийский посланник - стремительно набиравший вес во франнской политике, и его постоянный спутник, молчаливый, аскетического вида мужчина, представлявшегося всем секретарём. От этого секретаря за милю несло смертью.
Эта же компания отвезла Жерома в Бастильон, по дороге, завернув к дому графа Александра. Аврийцы ковали железо, пока оно горячо. Секретарь покинул карету, не сочтя нужным попрощаться с депутатом, даже кивком. "Ага! Уж не считают ли себя аврийцы самыми важными персонами во всей этой истории?" Жером сделал вид, что ничего не заметил. Но впредь решил для себя держать ухо востро. Даже строже, чем обычно. Аврийцы вели свою игру, и как оказалось,  их ставки в ней были куда выше, чем предполагали двор, церковь и даже он, прозорливый Жером де Аттон.
Но удерживать этого господина от посещения дома графа Рокомье, адвокат и не подумал. Если кто и способен напугать глупую женщину, так это такой вот гость. Она сделает всё, чтобы больше никогда с ним не встречаться. А это, как раз то, чего от неё хотят, буквально все. Пусть пугается. Чем больше она боится, тем вернее Александр де Рокомье решится на побег и кинется вон из Парри. "Прогоню эту крысу по лабиринту, - помнится, самодовольно подумал тогда Жером, имея в виду излишне сообразительного графа, - а она даже ни о чём не догадается".
Визит мрачного аврийца чрезвычайно обеспокоил, мадам де Рокомье. Она почувствовала острую потребность с кем-то посоветоваться и послала за Шарло. Ждать пришлось не долго. Его сестра сняла прекрасный дом в том же квартале и акробат, по понятным причинам, не стал скрывать новый адрес от графини.
- Что случилось? - с беспокойством спросил он после краткого приветствия.
Она подробно поведала ему о визите странного секретаря.
- А он точно секретарь?
- Ну, этого я не могу утверждать с уверенность, однако я его часто видела на королевских балах. Неприятный тип. Но он всегда рядом с аврийским послом, так, что, скорее всего - да, он секретарь или... что-то в этом роде.
- Что-то в этом роде... - задумчиво протянул Шарло. - И он предложил вам принять участие в организации побега вашего мужа?
- Да.
- Вся эта история с арестом графа Александра - инсценировка, шитая белыми нитками.
- Об этом я подумала в первую очередь. Но...
- Нет-нет, отказываться от помощи в побеге не стоит ни в коем случае. Вы ведь не совершили подобной глупости?
- Шарло, - она взглянула на акробата с укоризной, - я думала, что вы обо мне более высокого мнения.
- Простите, - он смутился. - Мадам... э-э-э... Генриетта... Чёрт... О деле. Давайте о деле. А то я что-то... Вам не следует идти одной.
- Конечно, я возьму с собой двух вооружённых слуг. Они сильные мужчины и сумеют меня защитить, если что-то произойдёт на улицах.
- Двух слуг... - Шарло думал о чём-то совершенно ином. - Двух слуг, конечно. У меня к вам будет просьба, сударыня.
- Я вся внимание.
- Возьмите с собой ещё одного человека. Пусть он несёт корзину. Ведь секретарь просил вас положить продукты и... ещё кое-что в корзину? Руки ваших людей должны быть свободны, не так ли, чтобы быть готовыми отразить возможное нападение?
- Корзину понесёте вы? - кажется, она этого ждала с самого начала.
- Э-э-э... не совсем я... Мне бы, не хотелось вас разочаровывать, но у меня дела в городе. Жервезе нужны какие-то снадобья. Придётся тащиться на улицу Алхимиков. Вы ведь понимаете - сестрёнка...
- Я понимаю... - Генриетте не удалось скрыть разочарования. - Я всё понимаю.
- Мне нужно некоторое время, продолжил болтать акробат. - Час, не более. Через час я отыщу этого человека и пришлю его к вам. Он добрый старик. К тому же глазастый. Увидит всё, что могут пропустить другие.
Шарло сдержал обещание. И ровно через час от подъезда дома графа Рокомье отъехал белый экипаж. На его запятках красовались два сельских увальня с заряженными пистолетами, а рядом с кучером, на козлах, без умолку тараторил надтреснутым голосом противный старикашка. Генриетте почему-то сделалось грустно, хотя старик знал массу забавных куплетов и всю дорогу веселил ими прислугу и всех, попадавшихся им на пути прохожих.

Глава 10.

Вон из крысоловки!
Старикашка ей представился, но как, она даже и не заметила в рассеянности. Отсутствие Шарло на удивление остро царапнуло ей душу. Нет-нет, ни о какой влюблённости, а тем паче о любви здесь говорить не приходилось. Ничего подобного Генриетта не испытывала. Однако с ней что-то происходило. А, что  она никак не могла понять. Вот нет этого мелкого паразита рядом и начинает казаться, что обступает её звенящая, опасная пустота. Отсюда беспокойство и томление сердца. Она вдруг осознала, с раздражением и  даже сердясь на себя, что акробат ей нужен. Очень нужен. Но для чего? Только ли как защитник? Цепной пёс, готовый ради неё на всё.
Нет. Шарло, конечно был ещё тем зверем, но причислить его к собакам, пусть и бойцовым она никак не могла. Генриетта поднесла к губам руку: ту руку, которой он недавно касался бережно, почти невесомо и всё равно чуть уколов щетиной. Не пёс - волк. Её волк, почти ручной. Может у ног распластаться, может ладонь лизнуть...
- Но есть с руки он никогда не будет, - прошептала она, глядя в окно экипажа. - Ни у кого, даже у меня. Ручной?
Генриетта грустно усмехнулась. Нет, и никогда им не станет. Он, не задумываясь, отдаст за неё жизнь - женщину тут не обмануть, - но и укусить может в любой момент. Укусить и уйти... навсегда. Вот, что он сейчас учудил? Прислал вместо себя какого-то старика с мутными, слезящимися глазами. "Глазастый?.. Что он разглядеть-то может? Тут и лекарем быть не надо, чтобы понять - катаракта вот-вот закроет его рыбьи буркала". И голос противный, дребезжащий и трескучий, словно ветхий шкаф. В этот момент Анри почувствовала, что ненавидит своевольного фигляра. Ну, почти ненавидит.
Однако свою безусловную полезность старикашка исхитрился доказать, как только экипаж подкатил к воротам Бастильона. Во-первых, Генриетта никак не могла ожидать, что он окажется первым у дверей её кареты, опередив двух слуг, что и с запяток ещё слезть не успели. А этот уже тут, как тут, невзирая на сильную хромоту. Одна нога старика была заметно короче другой. У него даже подошвы башмаков были разной толщины, чтобы как-то сгладить этот недостаток. Не особо ему эта хитрость и помогала: перемещался дедок на манер краба - кособоко вихляясь из стороны в сторону. Но корзинку заветную и довольно увесистую он у графини из рук перехватил так ловко, что она и не заметила. А после и вовсе чудеса начались. Большие ворота Бастильона оказались запертыми. Посетителей, а их набралось порядком, в основном дамы, стража пропускала в малюсенькую дверку и делала это с большой неохотой. У караульных были свои заботы - они с упоением орали друг на друга: революционная стража требовала к себе уважения от старорежимных солдат. Смена охраны была сумбурной до крайности. Никто толком ничего не понимал, зато можно было безнаказанно драть глотки, вымещая  друг на друге социальную ненависть. И никому не было дела до того, что, в сущности, сейчас лаялись соседи если и не по домам, то уж точно по кварталам. И разница между бранящимися была только в том, что одни носили синие форменные штаны, а у других штаны были фасону укороченного и из-под них выглядывали грязноватые, штопаные чулки.
Революция породила новую форму социального чванства - чванства голодранцев. Глядя на всё это безобразие, графиня Генриетта де Рокомье, впервые осознала, что весь уличный трёп о свободе, равенстве и братстве - это всего лишь дырявая ветошь, призванная кое-как прикрыть властолюбивые и корыстные поползновения нарождающейся "демократической" элиты.
- Боже спаси Франнию, - шептала графиня, пока скользкий, как змей старикашка протаскивал её через возбуждённую толпу.
Чуть позже он беззлобными шутками и прибаутками привлёк внимание стражи к своей персоне и через малый промежуток времени её, Генриетту де Рокомье, со всем возможным в этой ситуации почтением проводили к коменданту Бастильона.
"И как ему это удалось?" - задала себе Анри несколько запоздалый вопрос, с удивлением обнаружив, что перед ней расшаркивается ещё один плешивый сморчок.
- Клермон де Розье, - галантно представился графине комендант. - Позволено ли будет мне заметить, что вы выглядите ослепительно, мадам... гм-гм... учитывая все обстоятельства.
Анри хотела было вспылить, не настроена она была сегодня выслушивать комплименты от замшелых ловеласов, но вдруг почувствовала, что кто-то нагло тянет её за платье. Она в гневе обернулась: нахальный протеже Шарло наступил на шлейф и  пялился на лепнину потолков, глупо раскрыв рот.
- Ах, ты старый идио... - взорвалась Генриетта и тут же осеклась. А и хитёр этот её сопровождающий. Сыграл нерасторопного увальня с двумя левыми ногами, привлёк к себе внимание и вынудил графиню выплеснуть на него раздражение, предназначавшееся коменданту.
Да, сыпать искрами в сторону Клермона де Розье  сейчас было бы не умно. Тут Генриетте ничего не оставалось, как признать - Шарло умел отыскивать нужных людей. И всё-таки ей очень хотелось,  чтобы сейчас рядом с ней всё-таки был сам акробат. С ним за спиной она бы чувствовала себя в разы уверенней.
- Ваш слуга очень неловок, -  посочувствовал графине комендант.
- Он стар, - Генриетта вздёрнула нос, изображая презрительную снисходительность к хромцу. - Но я к нему привыкла. Не топить же его, как котёнка.
- Вы мягкосердечны. Гм...  так, чем я обязан вашему визиту?
Вопрос был формальным. Господин Клермон прекрасно знал, что муж графини сидит в одной из камер четвёртого этажа. Но брать инициативу в свои руки он откровенно не желал. Мадам де Рокомье была сегодня уже далеко не первой посетительницей и коменданту порядком надоели их глаза на мокром месте от  старательно выдавливаемой влаги и покрасневшие носики. У этой нос красным не был и крокодильих слёз она не лила, но всё равно ведь сейчас начнёт канючить о разрешении свидания. В последнем своём предположении мудрый службист ничуточки не ошибся. Правда, графиня не канючила. Она, как сообразил де Розье, вообще была дамой волевой, со стальным стержнем вместо позвоночника. Ишь, как прямо держится, головы не клонит, а ведь могла бы гордости и поубавить. Не к последнему человеку в королевстве пришла с прошением. Ан, нет - смотрит прямо без заискивания. И глаза у неё такие, что до сердечного обморожения не далеко. Комендант её взгляда не выдержал - отвернулся. Сделал вид, что чрезвычайно озаботился накладными на поставку новых допросных приспособлений. Что и говорить - новый "гишпанский сапог" он, при правильном применении, почти в любой ситуации даёт нужный результат. Сейчас вот позволяет не смотреть в эту северную синеву, где кроме льда проявляется ещё и плохо скрытое презрение. Мадам де Рокомье брезговала тюремщиком и сейчас, похоже, ненавидела самоё себя, за этот вынужденный визит.
Обе стороны не были намерены затягивать этот тягостный разговор, поэтому разрешение на свидание с графом Александром, и сопровождающего офицера, Анри получила, не особо и хлопоча. Личного обыска, дочь сурового нравом ярла, тоже не опасалась. Попробуй этот мухомор сказать ей такое? У коменданта мелькала шалая мыслишка, заявить, что без досмотра он свидание никак разрешить не вмочен, но, лишь на секунду глянув в глаза мадам Генриетты, он понял, что рисковать не стоит. Такую, поди, обыщи. Она тебя тут же, твоей чернильницей к столу и приколотит, а потом весь Бастильон по камешку разнесёт. Ещё и народной героиней станет. Нет, негоже чужой славе способствовать. Пущай так к муженьку прётся не обласканной... э-э-э... не обысканной.
"Эх, мне бы годков тридцать сбросить, - мечтательно подумалось коменданту, когда за снежной королевой закрылась дверь, - посмотрел бы я, кто бы стал твоим избранником: я или этот... граф. Тьфу, а не граф, честное слово". Тут господин Клермон де Розье безбожно льстил себе, ибо и в молодых годах  графу Александру он ни в чём конкуренции составить был не способен. Потому собственно, бездарность свою всею печенью чувствуя, и избрал он карьер тюремный, поскольку ни в службе военной, ни статской проявить себя никогда бы не сумел.
Гулкий и одновременно чёткий - бывает же такое! - перестук каблуков её собственных туфель до ужаса раздражал графиню. Настолько был он не уместен в казематной гибельной тиши, что ей захотелось встать на цыпочки и проскочить лестницы и длинные коридоры тихо, как мышка. Мысль была настолько детской, что вызвала на её губах улыбку. Большая вышла бы мышь. Не мышь - мышища. Она обернулась, чтобы убедиться: на месте ли пришитый к её подолу дедок? Странно, его шагов она совсем не слышала. Старикан был на месте. Легко волок корзинку и, казалось, был абсолютно счастлив, нахождением в столь знаменитом строении. С нескрываемым интересом пялился по сторонам и плевать ему было, что сейчас он идёт путём многих тысяч загубленных здесь людей. Генриетте это не понравилось. Она поторопила офицера охраны и сама прибавила шагу. И тут же влепилась в спину неожиданно остановившегося тюремщика. Тот невольно шагнул вперёд и впечатался в грудь человека великанского роста и такого мощного телосложения, что даже не покачнулся, приняв на себя столь внезапный удар.
Заворачивая за угол, офицер охраны успел заметить идущего ему навстречу Жерома де Аттона, поэтому и сделал попытку избежать не нужного столкновения. И всё бы вышло, как нельзя лучше, если бы эта блондинистая курица, смотрела перед собой, а не улыбалась гнусному старикашке, плетущемуся у неё в хвосте.
Офицер тут же рассыпался в извинениях, уверяя господина депутата, что произошедшее досадная случайность и сам бы он никогда себе такого не позволил, поскольку является искренним приверженцем достойного господина де Аттона. Жерому это явно польстило. Но от его внимания не ускользнуло то, что дама, блондинка, красотой своей способная затмить творение любого художника и не подумала просить прощения. Она только плотнее сжала губы, правда позволила себе слегка покраснеть. Чёртова родовитая аристократка.
- Мадам, - Жером приложил пальцы к треуголке, решив всё-таки не отступать от правил вежливости.
Та кивнула едва заметно. Не женщина - идеальная скульптура, созданная из чистейшего льда. Интересно, кого она здесь посещает: отца, брата, любовника? Хуже - если, она идёт проведать мужа. Депутат решил это выяснить немедленно. Но как это сделать? Спрашивать напрямую? Господи убереги; она ведь дама света, а не трактирная прислуга. Но казуистический ум адвоката и тут пришёл ему на помощь. Ободряюще улыбаясь, и даже не гнушаясь согнуть свой торс, он испросил разрешения у офицера уделить ему несколько минут своего драгоценного времени...
- Разумеется, только после того, как вы сопроводите даму.
Конечно, разрешение было им получено. А мадам Рокомье волей неволей пришлось поторапливаться. И снова под сводами тюрьмы зазвучал такой раздражающий своей неуместностью звук дамских каблучков.
Апартаменты, отведённые графу де Рокомье, для отбывания наказания за верность присяге, поразили молодую женщину своей мрачностью и убожеством. Не нужно быть великим мастером слова или обладать каким-то особо богатым воображением, чтобы описать или представить себе каменный мешок.  Маленькое окошечко, забранное решёткой из толстых стальных прутьев, пропускало слишком мало солнца для того, чтобы в подробностях рассмотреть дизайн помещения. Но, что там было рассматривать? Стол, весь изыск которого описывается избитым литературным штампом - "грубо сколоченный". Стул?.. Ну, так его не было и в помине. Когда графиня переступила порог камеры, её муж, гордым, не сломленным орлом, восседал на каком-то подобии топчана, покрытым соломенным матрацем.
К удивлению мадам Генриетты, граф Александр выглядел неожиданно бодро. Да, был он слегка бледен, не брит и страшно зол, однако дух аристократа, явно не имевшего привычки к аскезе, жизненными коллизиями и бытовыми неудобствами сломлен не был. Сейчас он был занят оживлённым диалогом с тюремной крысой, разъясняя ей суть политического устройства некогда могучей, но канувшей в веках Романской империи. Крыса слушала с большим интересом, время от времени восторженно попискивая.
Войдя, Анри сморщила нос. Что и говорить, от параши попахивало.
- Знаю, - сказал де Рокомье, - запах ужасный. Но мы Аделаидой уже притерпелись. Иди-иди, покуда, - отпустил наставник голохвостую ученицу.
Графиня пустила слезинку, обвила шею любимого руками и покрыла его лицо тысячью поцелуев.
- Как ты... как ты... - отрывисто спрашивала она, не ожидая ответа.
Александр сильно, но очень нежно сжал милое лицо ладонями:
- Успокойся, родная, - он прижался губами к её губам. - Всё не так страшно.
- Ну, вы тут, пока... это самое... - Охранник не знал куда деваться. Вроде бы и оставлять эту парочку ему было не велено, но за углом дожидается сам народный избранник. "Да, куда они денутся?" - мелькнуло у него в голове. - Мне отлучиться...
- Отлучайтесь уже, - велел тюремщику граф. - Желательно насовсем.
- Не положено, - припомнил офицер некий пункт служебных обязанностей, но наткнулся на гневный взор де Рокомье и предпочёл испариться. - У вас десять минут, - прокукарекал он уже из коридора.
- Чтоб ты провалился, - пожелал ему де Рокомье.
- Не отвлекайся, - попеняла мужу графиня, возвращая жаркий поцелуй.
Что тут скажешь? Целоваться она любила.
- Я тебе тут кое-что принесла, - сказала она, с трудом отрываясь от мужа. - Чистое бельё, сорочку... Повар наш для тебя постарался. Сейчас... Подай корзину...
- Дорогая, это ты сейчас кому сказала. В камере никого, кроме нас нет.
- Как?.. Анри стала рассерженно озираться. Ну, вот куда он опять подевался, растяпа этакий?
- Кто-то из наших слуг проявляет нерадение? - граф посуровел ликом.
- Что ты, - всплеснула руками Генриетта, - разве наши настолько неблагодарны? Нет... Шарло мне тут одного своего знакомого старикана навязал. Сказал, что будет не бесполезен. Ну... в общем-то, не соврал. Хотя я ожидала от него большего проку.
- Шарло навязал? А сам, стало быть, погнушался меня навестить... - досада прорвалась в голосе графа Александра. - А, вот и пропажа обнаружилась... - в камеру кривобоко протиснулся замшелый мухомор и принялся затворять двери.
Совершал он это по-стариковски тщательно, когда на простое дело тратится масса ненужных движений и времени.
- Просто захлопни её! - не выдержала Анри. - Ну, удружил нам Шарло... больше никогда не воспользуюсь твоими услугами старая ты обезьяна.
- А чем вам не по душе мои услуги?
От звука этого приглушённого голоса, глаза графини распахнулись и стали похожи на два горных озерца. А де Рокомье на мгновение застыл с раскрытым ртом. Старик - ну старик ведь! - весь сморщенный и покрытый неприятными пигментными пятнами говорил как...
- Шарло?.. - спросили оба не веряще.
- Угу,  - недовольно буркнул акробат, небрежно ставя корзину на лежак и с удовольствием выпрямляя спину, - Шарло. Понаслушался я тут от вас благодарностей. Вот и делай после этого добро людям.
- Шарло мы... - начал, было, Александр.
Уличный акробат отмахнулся:
- Целуйтесь уже, а то нам ещё поговорить нужно, а времени совсем не остаётся. Клопы есть? - спросил он, указывая на топчан.
- Какая ж тюрьма без клопов? - хохотнул граф, настроение, которого резко попёрло в гору.
- Тогда садиться не буду... э-э-э... и присаживаться, пожалуй, тоже не стану. Ну, вы всё?.. А то действительно пора словом перемолвиться.
Графиня смущенно спрятала глаза и закусила раскрасневшуюся припухшую губку.
- Шарло, - граф не выпускал жену из объятий, - скажи мне как? Как?..
- Что "как"? - Акробат взгромоздился на стол.
- Не паясничай. Ты прекрасно понял, о чём я тебя спросил. Как тебе это удалось... Ну, так измениться? До неузнаваемости измениться. Магия?..
- Своего рода, - дёрнул щекой Шарло. - Я артист. Забыли уже? Понимаю: восторг от встречи и всё такое.
- Но... я знаю всех великих актёров Франнии, - не унялся граф. - Любого из них можно узнать, в каком бы образе они не представали перед публикой, какой бы грим ни накладывали.
Шарло равнодушно шевельнул бровями:
- Так ведь это их главная задача - чтобы публика их узнавала. - Перестанут узнавать - и кто пойдёт на их спектакли? Они лицом торгуют, мне же его скрывать приходится... иногда... не часто. Вот как сейчас. Очень мне нужно, чтобы местные постояльцы меня узнали? Да и охранники... Кое с кем из них у меня свои счёты.Так, что морду мою мне скрывать необходимо, чтоб уж точно не узнали, а то, заточкой в бок не отделаюсь.  - И продолжил уже серьёзно: - Графиня, прошу прощения за моветон, но нам с вашим мужем нужно переговорить о вещах очень серьёзных. Впрочем... они вас тоже касаются, к великому моему огорчению. Граф, вы готовы меня выслушать? Тогда начну издалека. С того самого случая, что свёл нас с вами в переулке Лакомье, я неустанно ломал голову над вопросом: кого же я увидел там в просвете между домами? Никак не мог вспомнить. И вот сегодня я его встретил. И многое, очень многое для меня прояснилось.
- Вы кого-то там видели кроме Вестников Храма и воров? - Александр де Рокомье был всерьёз озабочен.
- Именно...
- Кто это? Кого вы видели, Шарло? - графиня молитвенно сложила руки на груди. - Говорите, не тяните.
- Там, стараясь остаться в тени, был трибун, певец революции - его выступление мне как-то раз довелось услышать - адвокат, а ныне депутат Национального собрания сам Жером Аттон. Так-то, ваше сиятельство. Понимаете теперь, почему вы оказались здесь? - он повёл рукой, обозначая границы узилища.
- Признаться, не совсем.
- Не глупите, граф. В своих поисках похищенных сокровищ, вы исхитрились перейти тропинку не только клирикам, но и рвущимся к власти демократам. Причём здесь ваш арест? - быстро добавил Шарло. - Притом, что сдаётся мне, в вопросе дележа награбленного, ваш патрон и его жесточайший критик, похоже, нашли общий язык.
- Меня арестовали санкюлоты... не перебивайте, я сам... Но король, который никак не мог об этом не узнать - я для него слишком ценен - не сделал ровным счётом ничего, чтобы меня отсюда вытащить...
- Ну, сделать-то, похоже, сделал, однако тайно. А мог ведь организовать ваше освобождение вполне официально. Незаконный арест и всё такое...
- Но... зачем? Я ведь исполнял его же собственное поручение! Это... это не логично.
- Чужая душа - потёмки, - глубокомысленно изрёк акробат.
- Шарло! - воскликнула раздосадованная графиня. - Избавьте нас от народной мудрости. Если догадались - то выкладывайте.
- Я смотрю, вы полностью перешли со мной на "вы". Не скажу, что мне это приятно.
- На "ты" в приличных семьях принято обращаться только к простонародью и детям, - сказал Александр де Рокомье. - Вас же, сударь, уже никто не способен принять за ребёнка... Хотя бы по признакам внешним. А к слугам или простонародью...
- Я, что, плохо сыграл роль слуги? - потешно возмутился Шарло.
- Не уходите от темы, скользкий вы угорь.
- Ладно, не буду. Но давайте о моей тёмной личности мы побеседуем, как-нибудь в следующий раз. Ну, право, не время сейчас. Да и не место. Так вот... Почему же вас сюда упекли?.. Точно не знаю... Не шипите, сударыня, правда - не знаю. Могу лишь предполагать, что причин тут несколько. Первая: вам дают понять, что вы далеко не уязвимы и, в случае, если вы надумаете присвоить себе...
- Что!? - взорвался граф. - Куда это вас наклонило, сударь?
Шарло отгородился руками от пышущего гневом графа.
- Хотим мы того или нет, ваше сиятельство, но о людях мы все судим по себе. Вот и ваш патрон, видимо, решил, что отыскав украденное, вы не удержитесь и...
- И что!?
- И присвоите себе часть награбленного, как то уже пытаются сделать церковники и революционеры.
- Почему вы решили, что во всей этой грязной истории замешан его величество?
Акробат вздохнул и принялся протирать слезящиеся глаза.
- Ну и зелье мне подсунула сестрёнка. Надо отметить, она у меня большая мастерица по изготовлению всякого такого.
- Шарло... - граф давно потерял терпение, но проклятый фигляр никак не желал поторапливаться. - Может, хватит нести чушь?
- Ладно... Скажите ведь к вам уже подходили с предложением о побеге? Ну, кто-нибудь из недавно арестованных дворян.
- Откуда вам это известно?.. Да, на сегодняшней утренней прогулке... двое...
- И что вы им ответили?
- Я отказался.
- Александр!? - удивлению Генриетты не было предела.
- Я слуга короля, дорогая. Я верен присяге и ни в чём не виновен. Уверен - это маленькое недоразумение скоро разъяснится.
Шарло легонько хлопнул ладонями по столу.
- Скажите ему, графиня. Скажите.
- Что? - напрягся аристократ.
- К вам подошли не случайно. Побег дворян спланирован во дворце и только с одной целью - скрыть ваше исчезновение из Бастильона.
- С чего вы так решили?
Генриетта собралась с духом:
- Сегодня меня посетил секретарь аврийского посла... с тем, чтобы я помогла вам покинуть эту тюрьму.
- Вы верите в такие совпадения граф? Только что узники безвинные, рвущиеся на свободу предлагают вам, принять участие в их рискованном предприятии, и некий секретарь иноземного посольства тут же у порога вашей жены, буквально умоляет её оказать вам содействие в побеге. И всё это без ведома его величества? Бросьте, граф.
- Нет, в подобные совпадения может поверить лишь слабоумный, - граф был озабочен и раздосадован одновременно. Похоже, его представления о чести только что получили сильнейший удар.
- Отсюда плавно переходим к причине номер два... - Тон Шарло сделался сухим и жёстким. - Вся свора, готовая вцепиться в тушу золотого тельца, ждёт, что сразу после побега из Бастильона вы кинетесь...
- Я буду спасать семью... Это вы хотели сказать.
- Я знал, что вы очень умны, - шут тонко улыбнулся. - И они это знают. Итак - вы спешно покинете Парри. И куда вы после этого денетесь? За границу?.. Вряд ли... Паспортов у вас нет. На любом кордоне вы рискуете быть задержаны и препровождены обратно в Бастильон. Но в этот раз никто вашим освобождением уже не озаботится.
- Мы уезжаем в родовое имение Рокомье, - начал рассуждать вслух граф. - Затем я оставляю там жену и детей, а сам...
- Именно... Вы, а скорее всего, мы... мы с вами едем за украденным.
- Но почему всё так сложно? Ведь нет ничего проще, как позволить мне доложить его величеству, что место сокрытия золота мне известно...
- А оно вам известно, граф? - Шарло позволил себе усмехнуться. - Смею предположить, что с уверенностью на этот вопрос вы ещё не можете ответить. Информация не точна и может быть ошибочна. К тому же в игре слишком много конкурирующих сторон. И каждая тянет одеяло на себя. Король слаб, остальные жадны. А мы с вами всего лишь разменные фигуры. Пешки, как бы обидно для нас это ни звучало. Но к делу... Мы отправляемся устанавливать точное место, где воры спрятали награбленное... Находим сокровища... х-хе... нации. Тут...
- Тут нас и устраняют.
- Да, - равнодушно подтвердил догадку графа акробат.
- Как устраняют!? - в  страхе воскликнула графиня.
- Физически, - Шарло почесал затылок. - Организуют нападение санкюлотов или церковь пришлёт по наши души Вестников Храма. Но, скорее всего, нас попытаются убрать так же, как того ювелира. Как там его... мэтра Комэ. И тут в полный рост обозначается причина номер три. Самая, надо сказать, гадкая.
- Что ещё за причина? - Александр де Рокомье проявлял большое мужество. Под весом навалившегося на его плечи груза он и не подумал дрогнуть.
- Вы ведь ругали меня за нерасторопность? - Шарло широко улыбался. - И совершенно напрасно. Я задержался в коридоре и подслушал разговор господина Жерома с офицером охраны. Согласен, поступок некрасивый, но вокруг столько всяких некрасивостей происходит, что мой грешок может остаться не замеченным. Так вот, мадам, третья причина касается непосредственно вас.
- Меня? - Графиня была поражена. - Но, как?.. Каким образом? Я ведь не придворный... О, боже, я даже фрейлиной никогда не была. И политического салона у меня нет.
- Зато у вас есть кое-что другое, - Шарло мрачно глянул на графа. - Вам ведь известно, ваше сиятельство, какое впечатление производит красота вашей жены на мужчин?
- А причём здесь...
Но акробат жестом заставил умолкнуть обоих.
- Сдаётся мне, что очень даже причём. Жером Аттон подозвал к себе офицера охраны не для того, чтобы справиться о здоровье его тётушки и не для инструктажа по предполагаемому побегу. Он говорил о вас, сударыня. Кто вы? К кому пришли? И узнав, попросил тюремщика об услуге... Для начала, он оставил его в штате охраны, хотя всех остальных меняют. И вы это видели, мадам. А потом... О, кажется, я не успеваю... Охранник идёт сюда.
- Шарло, я ничего не слышу, - взволнованно проговорила графиня. - Может вам показалось?
- Нет.  Слух у меня, как у крысы... Как у волка, - тут же поправился он. - Мадам, выйдете в коридор. Задержите его хотя бы на минуту. Сделайте что-нибудь. Изобразите, что вам дурно от ужасного запаха в камере. И говорите-говорите, он не должен слышать ни единого слова из того, что я сейчас скажу вашему мужу.
Генриетта де Рокомье, поняв серьёзность положения, обвила шею графа Александра, быстро поцеловала его в щёку и тут же выпорхнула за порог. Через миг из коридора уже раздавался её дрожащий, полный слёз голос: графиня почти истерично жаловалась на то, как ей, плохо и умоляла истинного рыцаря помочь ей и подставить локоть, чтобы она могла на него опереться.
- Какая же она умница, - восхищённо прошептал Шарло, но быстро взял себя в руки. - Граф, в корзине в хлебной булке кинжал. В пироге, вместо начинки, верёвочная лестница.
- О!..
- Но лестница вам  будет не нужна. Когда всё начнётся, вы используете вот это, - он положил в ладонь графа маленькую фигурку в виде мохнатого  паучка.
- Что это?.. - граф недоумённо вскинул брови.
- Подарок от моей Жервезы. Это ваш пропуск на волю. Услышите шум и погладьте его по лапкам три раза. Он выведет вас из камеры и проведёт по коридорам. Не бойтесь его потерять. Он без вас не уйдёт. Пирог с лестницей отдадите тому, кто предлагал вам побег. Уверьте его, что вы с ним и с теми, кто ещё решился на это смелое деяние. Но не вздумайте оказаться в их числе. Вас непременно убьют, поскольку, господин Жером, обладатель слишком мощного голоса, в разговоре с офицером, выразил своё неудовольствие, что графиня замужем и пожелал, чтобы этой ночью, во время возможных беспорядков, она случайно овдовела. Для поиска ценностей им хватит и моей головы. А после они разменяют и её, граф.
- Это мы ещё с вами посмотрим, Шарло. Не думаю я, что нас с вами так легко вышибить из седла.
- Посмотрим, граф, посмотрим. А пока постарайтесь не умереть до ночи. А ночью - вон из этой крысоловки, она вам не по росту.

Глава 11.

Пауки и шершни.

Обильно потеющий Косоглазый Бло мог у кого угодно вызвать рвотные позывы. Хорошо, что у чародея Дельи был крепкий желудок, а то бы давно... Нет, не стравил бы, просто прикончил Бло без всякой жалости. Впрочем, такого исхода для своего подельника убийца никогда не исключал. Но, пока Бло был ему нужен. Одному богу или, скорее уж, дьяволу было известно, как эта жаба в гротескном человечьем обличии ухитряется находить столь выгодных заказчиков? Дельи предложил Косоглазому присесть. Только он знал, где отыскать добрейшего мага, что начинал жестоко болеть, ежели ему не привелось кого-то убить на неделе. Во всяком случае, Бло думал именно так. О, как бы удивился толстый уродец, когда бы ему довелось проникнуть в мысли скрытного, замкнутого крепче устрицы Дельи. Уже некоторое время, пусть и недолгое, одолевали колдуна-душегуба размышления самого идиллического толка. "А, что, брат Дельи, - думалось ему, - может довольно нам с тобой по норам да клоповникам вековать? Может, приспела пора выбраться на свет? Полюбоваться на чудеса господни, да подыскать себе какое приличное место... Райские острова, допустим... Говорят, что лучше этих самых островов и нет на всей земле места, где бы можно было достойному человеку, жаждущему покоя, голову преклонить".
Нет, не ослаб жилой колдун, и тяга к убийству его не отпускала, но стал он печенью ощущать приближение чего-то мало для себя приятного. Чему сначала даже определения не отыскал. А когда отыскалось оно само, то Дельи на краткий миг похолодел весь;  сердце убийцы с ритма сбилось и остановилось его дыхание.  "Воздаяние, - вытолкнул он из груди страшное слово и вдохнул прерывисто с всхлипами и хрипом. - Воздаяние за грехи". Нет, смерти он не страшился. Когда-нибудь все умирают. Но ведь именно - "когда-нибудь". В этом весь фокус. В этой отсрочке - сама надежда. А "воздаяние" - это ведь не просто смерть случайная или там месть - страшно, но терпимо. Воздаяние - это что-то неотвратимое. Не человеческое. От Спасителя придёт оно или же от Врага людского, тоже шутника известного, разницы никакой. Воздаяние ужасно тем...
- Ты чего сегодня такой?
Вопрос Косоглазого Бло, словно вытряхнул Дельи из душного мешка под яркое солнышко. От притока свежего воздуха тяжело закружилась голова.
- Ка... какой?.. - Убийца сглотнул ком в горле и сжал пальцами виски. Чёрт! Да он сам пропотел, как свинья! Руки тут же захотелось отмыть от жира. - Какой, такой?
- Оплывший, как сальная свечка. Ты вообще работать можешь? А то у нас заказ. Такой заказ, доложу я тебе, что один только раз в жизни бывает.
- Сколько? - с величайшим трудом спросил Дельи. - Сколько?
Но думалось ему в этот момент совсем о другом. Если правда, то, что сейчас квакает эта пародия на человека, если правда, то вот он шанс уйти. Уйти, исчезнуть, раствориться. Чтобы никто ни Вестники Храма, ни продажные политики, ни одна блохастая собака... никогда... Сейчас во Франнии набирает силу ураган, которого она никогда не знала. А значит, до него никому не будет дела. Шанс? Безусловно.
- Не тяни, - подстегнул Косоглазого Дельи. - Драматические паузы годны только в театре.
- Вот до чего же ты приземлённый тип. Всю малину обос... - Бло прекратил трёп уперевшись в ледяной взгляд убийцы. - Сто тысяч.
- Сто тысяч, - медленно проговорил Дельи. - Сто сраных тысяч.
- Заметь - серебром, а не пустыми бумажками. - И тридцать из них я уже получил.
- Ты взял задаток, не спросив у меня, возьмусь ли я за это дело, - Дельи даже не пытался скрыть угрозу.
И странное дело, Косоглазый, никогда не отличавшийся смелостью не струхнул.
- Ага, - ответил он почти беспечно. - Вином угощай. Угощай, говорю, то, что я сейчас скажу, тебе определённо придётся по душе.
- Никогда не решай за меня, - рыкнул маг, но и тут человек-жаба пупырышками не покрылся. Это было более чем странно.
Бло, поглядывая с хитрецой на самого опасного человека в Парри, принялся раскачиваться на стуле, как беззаботный школяр. Это бесило, но Дельи пришлось сдержаться. Происходило что-то из ряда вон.
- Будет тебе вино - хоть залейся, - пробурчал он, со стуком водружая на стол три пузатеньких глиняных бутылки.
- Ну, совсем другое дело, - расплылся в улыбке Косоглазый. - Стаканов не надо. Я - так... - сбив выступающую пробку широким ножом, он приложился к горлышку. - Доброе вино держишь, - похвалил он. - Собственно, было удивительно, кабы ты обходился дешёвым пойлом. Но, что ты скажешь, если я преподнесу тебе на серебряном блюде миллион?
- Скажу, что слишком давно тебя знаю, чтобы воспринять этот твой бред, как шутку.
- И правильно. Не шутка. И не бред. Открою тебе секрет. Не знаю, как ты Дельи, а я, перешагнув через полувековой юбилей, начал подумывать о жизни спокойной и полной земных удовольствий.
Вот, значит оно как!? Маг был изумлён, но виду не подал. Ему раскрываться не с руки. Пусть этот пустобрёх мелет, раз у него плотину прорвало. Глядишь, что важное сболтнёт. Хотя, куда уж важнее? И так стало ясно, что в будущем на Косоглазого уже положиться будет нельзя. Раз его на идиллические размышлизмы потянуло, значит, всё - спёкся Бло. Менять пора этого скакуна. Или, может, просто самому соскочить с этой пролётки? А, слишком много мыслей зараз. После, всё после.  Сначала выслушаем Косоглазого.
Душевные метания, к которым Бло ранее расположен не был, настолько поразили чёрствого сердцем Дельи, что о собственных, такого же рода переживаниях он начисто позабыл  со стремительностью молнии.
- Про королевские миллионы слыхал? - спросил Косоглазый хитро улыбаясь.
- Не-а...
Улыбка Бло не сошла с его жабьей морды, но сделалась до крайности недоверчивой.
- Не шутишь?.. Да весь Парри от этих новостей лихорадит. Ты вообще из своей норы выползаешь?
- Только на работу. Колись уже, не тяни. Моё терпение на исходе.
- Кто, говоришь, арсенал вскрыл?.. Пройдоха Пети?.. - переспросил зачем-то маг, после того, как услышал одну из миллиона версий о пропаже королевских сокровищ, стаями кружащих над взбаламученным Парри. - Что ж, Пети всегда был человеком осторожным. Скрыть награбленное, чтобы убедиться, что заказчик намерен играть по правилам, - это вполне в его духе. Но в этот раз заказчик оказался не очень умён и очень жаден. Правильно я понимаю, Бло? Заткнись. Я тебя не спрашивал. А теперь расскажи мне, что-то большее, чем городские сплетни. Ведь не из-за них ты сияешь, как только что отчеканенный луинор.
Косоглазый грубостью приятеля травмирован не был. Чёрствым он был человеком этот Бло. Потянувшись за второй бутылкой, он напомнил компаньону о его прошлом заказе.
- Комэ, - кивнул Дельи. - Ювелир не из самых талантливых, к тому же всегда был не чист на руку.
- Мошенник среднего пошиба, - определил Косоглазый, - Так?
Маг утвердительно кивнул, ещё не понимая, куда клонит Бло.
- Не припомнишь, что странного было в том заказе? Ну... помимо баснословного гонорара за такую не особо крупную дичь.
Чародей на мгновение задумался, потом взял последнюю оставшуюся на столе бутылку вина и пристальным взглядом заставил её откупориться.
- Всегда восхищался этим твоим умением, - с завистью сказал Бло. - Ну, так, что насчёт странностей?..
- Охраны при нём было многовато. Не по чину.
Бло расплылся в улыбке:
- То-то, что не по чину. А не видел ли ты, после исполнения работы... Ну, случайно, как-нибудь... не появлялась ли у лавки опочившего мэтра парочка... Такая... гхм... подозрительная?
- Дворянин и чёрт знает кто?
- В яблочко. А откуда бы я про них узнал?
Источники сведений Косоглазого для Дельи были тайной за семью печатями. Каждый из них, не доверяя другому, хранил свои секреты пуще зеницы ока. Но тут Бло разговорился. То ли вино на него так подействовало, то ли аромат фантастически большого барыша, пусть ещё и не добытого.
- Есть у меня один знакомый офицер в охране Бастильона.
- Только один? - иронично усмехнулся Дельи.
- Для тебя пусть будет - один, - неожиданно показал зубы Косоглазый.
"Ого! А парень-то действительно собирается завязать, если настолько осмелел", - подумал маг, успокаивая разгорячённого компаньона.
- Так вот, встретились мы с ним сегодня тишком. Накоротке встретились - времени поболтать было не много. И поведал он мне одну занимательную историю...
Бло заозирался по сторонам, будто опасаясь, что в тесной каморке убийцы их может кто-то подслушать, и выложил Дельи, как на духу весь рассказ тюремщика, призванного самим народным депутатом, оказать неоценимую услугу революции, Франнии, а так же самому ему... Тут Бло ткнул кривой сосиской пальца, куда-то в потолок.
- Богу, что ли? - не сразу внял Дельи.
- Почти, - перешёл на таинственный шёпот Косоглазый. - Самому Жерому де Аттону. Он сейчас богу мало чем по могуществу своему уступает. Так вот, попросил, значит, Жером моего знакомца, сегодня ночью, при побеге...
- О, он, стало быть, о побеге знает?
- Ага-ага... Устраивают сильные мира сего очередной спектакль для простых смертных. Так вот... при побеге надо упокоить некоего дворянина, графа Александра де Рокомье. Во-от, а заказ-то наш, я к тем порам уже получил. Ну и заинтересовался из осторожности: чего это такое происходит? Нам, значит, поручают этого Александра и ещё одного типа, культурно пропасти, а уж потом того... И тут же такая спешка... Но офицера использовали в тёмную, он и сам ни ухом ни рылом. Тогда я по своим каналам стал этого таинственного графа прощупывать. И вот, что выяснил... Граф-то наш - дворянин по особым поручениям его величества. О, как! И в последние дни занимался он поиском пропавших ценностей. Не знаю, насколько успешно, только по каким-то причинам был он заключён под стражу. Может, для того, чтобы лишнего не разболтал, на свободе-то... хе-хе... Но это не наше дело. Так вот, сцапали Александра, как раз возле лавки Комэ. Вынюхивал он там чего-то со своим прихвостнем - уличным акробатишкой... Шарло, кажется. А ювелир-то, сам знаешь, брату уголовнику завсегда был готов услугу оказать, профессиональную. Вот я два и два сложил и...
- Тс-с-с... - Дельи прижал палец к губам. - До двух и даже до четырёх я и сам считать умею. Там, наверху погода переменчива. Сначала не хотели графа устранять. Потом, посчитали, что мёртвый он для них ценнее. Не наше это дело. Наше дело - заказ выполнить и гонорар получить. Но...
Косоглазый вдруг стал серьёзным.
- Не получим мы этот гонорар, Дельи. Уложат они нас под дерновое одеяльце.
- Уложат, как пить дать. Если...
- Если мы дураками будем. Фигляра, клоуна этого, убивать не велено, покуда он на место схрона не выведет. А после его, голубчика, к праотцам спровадить. Тут-то нам и конец придёт. Но, знаешь ли, друг Дельи, подумал я, что помирать ещё не хочу. А в схроне том, помимо золота - его тащить на себе не умно, тяжёлое оно, - есть несколько ларчиков простецких с виду, но объёмных. И наполнены те ларчики драгоценными камнями, что горазд легче и много дороже. И если запустить руку в холмик бриллиантов... - Он многозначительно приподнял брови.
- То кто приметит, что тот холмик слегка уменьшился, - раздвинул губы в улыбке маг. - Миллион взять можно, Бло. Можно. И никто сразу в спешке не хватится.
- А раз можно, то и нужно. Потом же пропоём мы Франнии "адьё" и куда-нибудь на Райские острова. Пусть нас тут днём с фонарями ищут.
И тут, словно молния ударила Дельи. Райские острова! Ах, ты ж, чёрт. Если уж и Косоглазый о них в первую очередь вспомянул, то волкодавы столичного сыска и подавно об этом славном месте не забудут.
- Да, брат Бло, - сказал он, ничуть в лице не изменившись, - на них, на острова эти и двинем.
- И ни одна живая душа об этом знать не будет.
- Да. Ни одна живая душа.
- Ты только сегодня, если что, тому офицеру помоги. Не очень я на его умение надеюсь. Граф, поговаривают, в бою не салонная болонка. Так ты уж будь добр, поспешествуй его уходу в мир иной.
Дельи кивнул. Как не поспешествовать? Конечно, он поспешествует.
- И Шарло этого клятого не упусти. Муха глупая. Он ещё и не знает, что в нашей паутине увяз - не вырваться, - в этот момент жаба Бло, странно преобразился, сделавшись и впрямь до омерзения похожим на жирного паука.
Снова кивок. Уж он-то, Дельи, ни за что акробата не упустит. Чего там заказчик желает? Проводить его, окаянца с какой-то дамой и ребятнёй до поместья Рокомье... Ишь ты, им даже известно, куда он направится. С чего бы такая уверенность? Ну да ладно - до поместья, так до поместья. А после... вот после будет самое интересное. Тут, пожалуй, даже ему помощь может оказаться потребной. Надо кое-кого навестить до начала большого шухера.
Чародей спровадил надоевшего ему гостя под тем предлогом, что ему де нужно выспаться перед ночной работой, а сам принялся за приготовления. Дело обещало быть не столько сложным, сколько хлопотным и суетным. Тут ничего на самотёк пускать нельзя. Впрочем, когда он действовал по-иному?..
Странное дело, Жервеза, казалось, ничуть не была обеспокоена предстоящей её брату ночной эскападой.
- Карты раскидывала? - подозрительно спросил Шарло, порхающую по своему новому жилищу танцовщицу. Хотя, уже не танцовщицу, его сестрёнка больше никогда не выйдет на улицу. Шарло постарался. Теперь она патентованная гадалка в одном из самых респектабельных кварталов Парри.
- Нет, - отмахнулась она. - Сегодня это ни к чему. Всё пройдёт замечательно. Не без некоторых... э-э-э... эксцессов, но и без особых осложнений. Не будет ничего такого,  с чем бы ты не справился.
- Спасибо, утешила, - Шарло не ощутил какого-то особенного душевного успокоения после таких слов. - А, что, теперь тебе для проницания в будущее уже и карты не нужны?
- Иногда такое случается. Я, конечно, кое-что для тебя приготовила... То есть не для тебя, а для твоих недругов.
- Так недруги всё-таки предполагаются?
- Не будьте ребёнком, Шарло, - сказала она с укоризной. - Всё-таки вы собираетесь не на романтический вечер с дамой... Хотя, с твоими дамами, что за романтика?
- Только воплощённой нравственности мне и не доставало. Умолкни, критиканка.
- Молчу-молчу, - испуганный вид Жервезы никого не способен был обмануть. - К тому же в последнее время, ты действительно был паинькой. Вот, что любовь делает даже с такими грубыми натурами.
- Жервеза...
На этот раз предупреждение было серьёзным, и ведьмочка поостереглась переступать грань. Не то, чтобы она особо жалела чувства непутёвого братца, - наверняка ведь втрескался в замужнюю даму, - но напрягать Шарло  сегодня Жервеза посчитала излишним.
- Возьми-ка, вот эту скляночку, - она примирительно подала акробату стекляшку с клубящимся тёмно-синим туманом внутри.
Шарло пригляделся: туман корчил злобные рожи, скалился и вообще вёл себя агрессивно.
- Не воспитанное оно у тебя какое-то... - Настороженно произнёс он. - Не укусит?
- Тебя ни за что, братец. Ну и тех, кому ты симпатизируешь. Это полуматериализованное заклятие отвода глаз, - не выдержала она серьёзного тона. Действует только на магов. Чтоб, чем зловредным из-за угла по вам не шарахнули. Есть ведь маги в охране Бастильона? Я так и думала. Гм... пожалуй, возьми ещё и вот это... На всякий случай...
Колбочка была малюсенькой и хрупкой. Шарло принял её с особой осторожностью. Кто его знает, чем сейчас его презентует обожаемая сеструха? Уронишь вот это густое и жёлтое, а оно возьмёт да окажется, каким зловредным импом с хулиганскими наклонностями. Лови его потом по всему дому.
- Чего это? - напряжение в голосе Шарло полностью скрыть не удалось.
- Ты, что, братишка, магии опасаешься? - подозрительно сощурилась Жервеза.
- Ну, не то чтобы очень, однако же, некоторую неуверенность испытываю. Не люблю вещей не понятных и мне не подконтрольных.
- Не дрожи коленкой - это защита, но не от вредоносных заклинаний, а от... - её вдруг передёрнуло не от страха, скорее, от омерзения,  - от оживлённого магического оружия.  Действует часа три. Нужно сделать глоток и подождать с минуту. От обычного свинца и стали не убережёт. Так, что ты там не расслабляйся. И да - на вкус это просто омерзительно.
- На двоих хватит? А то не хорошо будет, если графа при побеге грохнут. А на него уже ополчились.
- На двоих?.. - Жервеза начала, что-то прикидывать в уме. - Хватит, но время сильно сократится. Час, не более.
- Усёк. Под стенами тюрьмы нам пикник устраивать нельзя.
- А теперь самое главное.
Жервеза повела рукой и жестом заправского престидижитатора - нахваталась от братца - извлекла из воздуха нечто, сильно смахивающее на жирную ночную бабочку.
- Неприятный насекомыш, надо отметить. Я вообще всяких ползучих и летучих гадов не жалую, - признался Шарло.
- Потерпишь, - отрезала ведьмочка и хитро сверкнула своими лисьими глазёнками. - Как ты надеялся найти графа в предстоящей суматохе? К тому же он не через главные ворота выйдет.
- Собственно, на твоё умение и рассчитывал, - не стал запираться Шарло, и, набравшись мужества, подставил бабочке ладонь. Та, совершив пару кругов над головой акробата, доверчиво уселась ему на руку.
- Увесистая... Что мне с ней делать?
- Подойдёшь к Бастильону... Желательно со стороны северной стены.
- Той, что ближе к реке?
- Ну да... Точнее сказать не могу. Сама не знаю.
Шарло покашлял и прерывисто выдохнул.
- Не капризничай. Я же в тюрьме не была. Внутренняя её планировка мне неведома. Но паучок справится... Да, должен справиться. Ну, так вот... К стене подойдёшь скрытно, и погладишь её по усикам. Дальше просто следи за ней. Она от тебя далеко не улетит.
- Сестрёнка, я, конечно, парень занимательный, многими талантами обладающий, я даже в темноте могу видеть лучше, чем многие, поскольку нектолоп, но всё-таки я же не кошка - бабочку в сумраке не угляжу.
- Она светиться будет. Если чужих рядом нет - бледно-зелёным цветом. Предупреждение - золотой. Опасность - багровый.
- Ночью с таким маяком только под стенами Бастильона и прогуливаться. Меня же сразу заметят.
- Не считай меня за круглую дуру, братец. Ведьма я или не ведьма?
- Ведьма.
- Ну, так хоть немного моему умению доверяй. Никто, кроме тебя, свет, от неё исходящий не увидит.  Шпагу возьми с собой и... пистолет тоже.
- Говорила же - без эксцессов.
- Это на всякий случай.
Да, в мудрости Жервезе было трудно отказать, и Шарло послушно заткнул за пояс большой, жутко неудобный, но такой надёжный пистоль. И, странное дело, тут же почувствовал себя значительно уверенней.
- Только бы граф не подкачал, - сказал акробат обеспокоенно. - Самому удивительно, сестрёнка, я к нему привязался.
Она подошла к Шарло и заглянула ему в глаза. Жервеза изо всех сил старалась скрыть тревогу, вдруг охватившую всё её существо. Нет, этой ночью с её братом беды не случиться. В этом она не сомневалась. Только ночь эта проклятая - всего лишь пролог к чему-то большому и страшному. Кто-то влиятельный сплетал тугую, неподатливую паутину вокруг маленького акробата, думая пообедать беззащитной мушкой. "Ага, держи карман шире. Тебя или вас ждёт большой сюрприз, - подумалось бывшей уличной плясунье. - Мой Шарло кто угодно, но уж никак не муха. Кое-кого ожидает неприятное знакомство с острым жалом разозлённого шершня. Мне вас даже жалко... немножко". Ведьмочка поцеловала его в лоб и перекрестила.
- С богом, Шарло.

Глава 12.
Шарло повествует...
Часть первая.

Самый младший из сыновей Александра де Рокомье уснул весь в слезах. Его старший брат, как-то сразу повзрослев, держал за руку мать, полный решимости защитить её от любой напасти, и неотрывно смотрел на отца, полулежащего на противоположном сидении кареты. Граф Александр был бледен. На его лице растекался огромный кровоподтёк, а сквозь повязку на плече проступала кровь.
Прощание с Парри было жарким. Как же это вышло-то?..
Нет, побег из Бастильона обошёлся, как и предсказывала умница Жервеза, без каких-то особенных осложнений.  Хотя, было там кое-что... а, чёрт, придётся всё-таки на этом остановиться чуть дольше, рассказать, немного подробнее. Примерно так был вынужден ответить Шарло, насевшей на него сестре. И трудно было не пойти навстречу девочке, совсем недавно обретшей дом и перспективы на безбедную, счастливую жизнь и утратившую всё это в мгновение ока.
- А карты, нужно было раскинуть, - попеняла она самой себе и шмыгнула носиком.
Сейчас они тряслись в наёмном экипаже, который бессовестный Шарло угнал, скинув с козел возницу. Акробат, правда, швырнул бедолаге горсть серебряных луиноров, но от потока площадной брани это его не избавило.
- Может, было проще сразу отсыпать кучеру звонкой монеты, а не лупить его в морду?
В чём-то Жервеза, безусловно, была права, но Шарло сейчас явно не был склонен к обдумыванию своих действий. Рациональность - вот, что им двигало.
- Торговаться пришлось бы долго, - ворчливо бросил он. - И вообще, ты намерена меня выслушать или тебе уже не интересно, как там всё было?
- Намерена.
Ловкая танцовщица на полном ходу перебралась с пассажирского сиденья на козлы рядом с Шарло.
- А ты способен одновременно править лошадьми в этом хаосе и складно врать?
На предположение, что он будет не до конца честен с сестрой, Шарло и не подумал обидеться. Он всегда оберегал её от лишних подробностей своих похождений. Погоняя лошадь, отобранным у кучера хлыстом - нужно было, как можно скорее догнать карету, увозящую из Парри семейство графа, - он начал плести относительно правдивую побасёнку. Стройный его рассказ - всё-таки Шарло был вралём отменным - иногда прерывался громкими криками Жервезы, что в выражениях цветистых посылала куда подальше зазевавшихся обывателей, дабы те не угодили под лошадиные копыта.
...Шарло к Бастильону прибыл, как стемнело, и притаился размазанной тенью у самого подножия его покрытой мхом стены. Сыро там было, промозгло. Зябко не только телу, но и самой душе. Громада Бастильона навевала гнетущие мысли на любого подданного франнских королей уже не одно столетие. К букету неприятных ощущений назойливо прибивался тонкий "аромат" гниющей рыбы, водорослей и ещё чего-то неопределённого, но тошнотворного до опорожнения желудка, исходящего от реки. Шарло терпел. Он даже не позволял себе лишний раз пошевелиться. Чтобы хоть чем-то себя занять, он принялся прикидывать в уме, сколько времени ему бы потребовалось, чтобы влезть по стене на самый верх. Сомнений, что подобное вообще возможно у него не было никаких. Почему? Просто имелся уже подобный опыт. Стена в тот раз была, конечно, пониже. Но, вряд ли, на много... Хотя... Акробат задрал голову, стараясь в ночной тьме, проколотой лишь иглами мерцающих звёзд, разглядеть верхний зубчатый край. Так, если брать навскидку, то стеночка шато Дэ, так же изъеденная беспощадным временем, уступала Бастильону футов двадцать, может и больше. Сейчас точнее не определить. Да, всё-таки высоковато.
Шарло не хвастался, когда говорил о том, что способен видеть в темноте. Способность эта, частенько выручала его, но, положа руку на сердце, он бы без колебаний от неё избавился, купно с трескучими головными болями, что преследовали его каждый солнечный день. Его глазам, просто не нужно было столько света. В размеренной жизни, к которой он всегда стремился, кошачье зрение человеку совершенно без надобности. Счастливые люди по ночам не шастают и под тюремными стенами не сидят. Ну, да не о том разговор. К тому же об этих своих переживаниях он сестре поведать не удосужился.
Да... шато Дэ. Забыть бы его. Забыть бы всё, что тогда произошло. А лучше, чтобы ничего этого вообще не было. Говорят, господь всемогущ. Почему бы ему не совершить малюсенькое чудо - не дать свершиться злодеянию, что произошло двенадцать лет назад? Сколько бы хороших людей осталось в живых. Не говоря уже о том, что не пресёкся бы один из самых славных дворянских родов. Славных не толстой сумой, что последнее время стало входить в моду, - доблестями на поле боя и деяниями на пользу франнских королей.
Воспоминания разбередили старую рану, и боль её оказалась отрезвляющей. Сейчас, как и тогда, жизнь людей во многом зависит от него. И в этот раз всё будет по-другому.
Его внимание привлёк какой-то едва различимый звук. Что это? Было похоже, что кто-то скрежещет металлом по камню. Не громко, боязливо. К тому же никак не определить, откуда он исходит. Пришёл черёд выпускать на волю жирного мохнатого мотылька. Гладить его по усам... Так, кажется, говорила Жервеза? Хорошо, хоть не по пузу. Такого испытания желудок Шарло ни за что бы не выдержал.
- Иди сюда, - акробат с трудом сдерживал брезгливость. - Садись на ладонь... уф-ф-ф... замена рвотной микстуры. Не могла сестрёнка сотворить тебя не таким отвратным? А лучше бы создала птичку. Да, птичку - они таких жиртресов жрут за милую душу. Ох, зря я это сказал... - Шарло торопливо приложил ладонь ко рту, стараясь сдержаться. Глаза его тут же заполнились слезами, а желудок, вместе с собравшимся в тугой комок кишечником, собрался выйти наружу ради ночного моциона. - Чтоб меня...
Спасло его от позора слабое свечение окаянной бабочки. Оказалось оно, пусть и слабым, но тревожно золотистым.
Шарло переборол себя и стал оглядываться в поисках неизвестной опасности. Ничего не обнаружив, акробат душевного успокоения не обрёл. Что-то с самого начала пошло не так. Но что именно?..
- Ладно, толстомясина, - решил он, - веди куда надо. С остальным после разберёмся.
Жирный проводник раздражённо дёрнул крылышками и полетел прочь, не особо отдаляясь от стены. Шарло двинулся следом, на всякий случай, достав стилет и разместив его жалом вдоль предплечья. Рукоять верного кинжала в ладони его успокаивала. В конце концов, не первый раз приходилось пускаться в неясную авантюру...
- Вон они, крикнул акробат Жервезе, указывая хлыстом вперёд. - Почти нагнали.
Карета графа только что завернула за угол.
- Почти нагнали. По городу мы проедем, но что будет на заставе?
Ведьмочка успокаивающе сжала ему локоть.
- В столице такое творится, что вряд ли, кто-то остался на посту.
Она была права. Парри словно сошёл с ума. Народ валом валил по улицам. И всё в одном направлении - к королевскому дворцу.
- Про приключения графа я тебе могу рассказать не много. Нам с ним, словом перекинуться толком не удалось.
- Трещи дальше, - задорно выкрикнула Жервеза, ножкой сталкивая на мостовую, какого-то мастерового, вздумавшего скинуть её с козел. - Под колёса не угодил - уже хорошо, а у женских ножек полежать не зазорно. Что?.. Нас кобыла везёт...
Шарло довольно осклабился: умница девочка. Неча, всякому хамлу, зариться на чужой транспорт и хватать за подол незамужних девиц с горячей южной кровью в жилах.
У графа де Рокомье дела шли просто превосходно. То есть до смертоубийства дело дошло не сразу, а мордобой с кровавым фонтанированием за большую беду у настоящих мужчин считать не принято.
Во время второй прогулки его снова почтил своим разговором один из арестованных дворян. Александр изобразил полную готовность участвовать в ночной авантюре, и, в знак абсолютного доверия, он передал скользкому господину пирог, начинённый верёвочной лестницей. Дескать, теперь он с ним повязан, и свобода де Рокомье полностью зависит от человека чести. Кто знает, возможно, этот обозлённый на чернь аристократ и впрямь, был таковым, но проверять это де Рокомье не собирался. Сказалась привычка не полагаться на случай и на не знакомых людей. Они условились, что побег свершиться сразу после того, как колокола соборов Парри пробьют полночь.
- У нас всё готово, - жарко шептал его новый подельник. - Из камеры меня выпустит верный человек. Вы на каком этаже?.. На четвёртом? Тогда вам придётся немного подождать, пока я отниму ключи у тюремщика с вашего этажа. Но я обязательно открою вашу дверь.
Граф энергично кивал. Как у них всё складно выходило: и камеру им откроют и тюремщика с ключами среди многих таких же они в лицо знают, хотя охрану тюрьмы только сегодня поменяли. Когда прогулка закончилась, Александр с облегчением вытер пот со лба. Скоты, хоть и дворяне! Они покупают собственную свободу, расплачиваясь его жизнью. Вся эта комедия была шита белыми нитками, но он был вынужден играть по чужим правилам. Во всяком случае, до поры.
Конечно, он не собирался дожидаться полуночи... Вернувшись в камеру, граф извлёк из-за пазухи пригревшегося там паучка.
- Что будем делать, малыш? - негромко сказал он, обращаясь к нему. - Меня уверили, что ты меня отсюда выведешь. Сумеешь?
Паучок слегка дрогнул лапками.
- Когда начнём?
Его магический собеседник предпочёл отмолчаться.
- Ясно. Самому решать. Так? Тогда приступим, как начнёт смеркаться.
Последующие часы тянулись для графа нескончаемо долго. Он намотал на свои ноги многие мили, меряя каземат из угла в угол. Спешить было никак нельзя, но и прозевать момент, тоже было чревато многими неприятностями. Его обложили со всех сторон. Кто-то, обладающий огромной властью, сделал всё, чтобы он не улизнул из-под его навязчивой опеки, даже покинув Бастильон.
- Как нужны всем королевские сокровища? - шептал он в бессильной ярости. - И как всем не нужен я.
Впервые, потомок древних королей испытывал на собственной шкуре, что значит народное присловье - без вины виноватый.
Но с того самого момента, как солнце скрылось за горизонтом, Александр де Рокомье вдруг обрёл душевное спокойствие, сравнимое, разве что со спокойствием заброшенного склепа. С некоторым даже удивлением аристократ крови понял, что сегодня он готов ко всему.
- Твой выход, малыш, - шепнул он паучку и тронул его согнутые лапки. - Удиви меня.
Подарок Жервезы соскользнул с его ладони и шустро припустил к двери.
- А, значит, нам с тобой ключи не нужны, - улыбнулся граф. - Интересно, кто тебя создал? При случае я пожму руку этому чародею.
Да, о талантах Жервезы Александр де Рокомье ещё многого не знал.
Паучок взобрался по дверным доскам и на миг остановился перед замочной скважиной.  Александр затаил дыхание. Она была явно мала для объёмного паучьего тельца. Но восьмилапый толстячок его не подвёл. В раздумии пошевелив двумя передними парами ножек, он запустил их в скважину и стал постепенно истончатся, при этом крепко прибавив в длине.
- Однако, - озадаченно хмыкнул граф. - Вы полны сюрпризов, месье паук.
В замке что-то заскрежетало, потом щелкнуло, и тяжёлая дверь приоткрылась на дюйм. Путь был свободен. Александр заткнул, принесённый его женой, кинжал за спину и осторожно высунул нос наружу. Никого. Хорошо. Но что теперь.
- Эй, - шепнул он своему спутнику, - дальше, что делаем?
Паучок выбрался из скважины, принял свой обычный вид, спустился на пол и шустро побежал в глубину коридора, слегка подмигивая бледно-зелёным свечением.
- Странно, - удивился де Рокомье, - ближайший выход совсем в другой стороне. Ну ладно... была, ни была.
Он двинулся вслед за таинственным провожатым и вскоре убедился, что мелкий паршивец, на удивление сообразительная тварючка. Охрану он чувствовал задолго до того, как она появлялась в поле зрения, и тут же кидался к Александру, взбирался по его штанам и начинал, словно бы расплываться на уровне живота. Когда это произошло первый раз, граф сначала обомлел от неожиданности и хотел смахнуть паука на пол. Благо - не успел. Из-за угла вывернула парочка санкюлотов, обсуждавшая ленивых аристократишек, которые и бежать-то толком не способны, покуда не выспятся после ужина. Они прошли мимо вжавшегося в стенку графа, не обратив на него ни малейшего внимания, словно и не было его здесь.
"Ого ж, - застучало в голове графа, - ты делаешь меня невидимым!" Дальнейшие события показали, что здесь он ошибался. Невидимость оказалась условной. Скорее, паук, волей Жервезы делал своего носителя не очень приметным, маскируя его под окружающую обстановку. Хотя, возможно, что к моменту, когда Александр столкнулся с некоей помехой на пути к свободе, колдовская сила, вложенная ведьмой в своё творение, попросту стала ослабевать. Паук вёл графа путём, известным лишь ветеранам охранного дела, оставивших в Бастильоне свои лучшие годы, роскошные волосы и большую часть зубов. Как он его находил, лишь богу известно, да ведьме, что толково наложила на него заклятие ориентира. Продвигались они  не быстро. С постоянными остановками, из-за поднявшейся в тюрьме суматохи. Ага, аристократы проснулись. Граф Александр позволил себе улыбнуться, когда дворянин, что так ратовал за их совместный побег, промчался мимо него в тёплой компании двух вооружённых до зубов санкюлотов, рассуждавших, что одного-то аристократишку они коллективно уж, как-нибудь да уделают.
- Не как-нибудь, - рявкнул на них инициатор побега, - а чтоб наверняка. Как я дверь камеры отворю, вы его субчика, сразу в ножи. Да бейте, сколько потребно будет, пока не затихнет совсем. Мне после перед святым отцом ответ держать. Так я не хочу из-за вас оказаться в дерьме по самые уши.
О, господи, да сколько ж народу одновременно возжаждало его смерти!? С чего бы все так обозлились на графа де Рокомье. А главное: кто они эти "все"?
В недолгом времени де Рокомье получил частичный ответ на свой вопрос.
Господин офицер, тот самый, что в полуденные часы имел тёплую беседу с новоиспечённым депутатом Национального собрания, ворвался в его камеру во главе ещё трёх охранников из числа старослужащих, что ему позволено было оставить при себе, ради исполнения воли обожаемого светоча революции. Там он застал три тёмные личности ни видом, ни числом своим с графом никак не совместимых.
- Вы кто, сударь!? - взревел взбешённый таким нежданным ляпсусом офицер.
Санкюлоты, при виде мундира, пышных уставных усов, обнажённой сабли и горящих пламенем служебного рвения очей господина охранника тут же утратили налёт анархической удали, и, поджав хвосты, попытались скрыться за спину своего титулованного вождя.
Дворянин, скорбный родовой спесью от каблуков до торчащих на темени волос, рыка офицерского не убоялся. Ответствовать же чину при исполнении ему не позволяла секретность его миссии, от чего в действиях своих он был страшно стеснён. Иными словами, дабы не разболтать лишнего в подвале Бастильона, ему оставалось только одно - героически укокошить невовремя нарисовавшегося службиста.
Ага, так тот и дал себя заколоть с первого раза. Конечно, в тесном помещении кинжал перед саблей имеет свои преимущества. И случись у дворянчика какой иной противник, исход не назначенного рандеву был бы для него благополучным, но тут он оказался на чужой территории. Не учёл не в меру горячий аристократ, что бунты в Бастильоне вещь обычная, а стало быть, местная охрана, своими сабельками с короткими, широкими лезвиями орудовать насобачилась довольно споро.
Санкюлотов офицер тоже не пожалел. Свидетели никому не нужны.
- Интересно, - позволил он себе секунду размышлений, - этих-то, кто по душу нашего графчика подослал? А, впрочем, нет. Уже не интересно.
- Занимает меня сейчас иное: куда двинулся этот ловкий малый? В сторону караулки он не пошёл бы. Там народу сейчас тьма. Порешат за милую душу. А раз так, то сиганул наш беглец, из камеры выбравшись, по коридору налево. Там выхода на стену или чердак нету. Стало быть, по стене он спускаться не намерен. Лестница там ведёт... О, как... Господа, - обратился он к подчинённым, - вы наш Бастильон не хуже меня знаете. Что скажете? У меня у самого кое-какая идея появилась, но хочу убедиться. Шанс-то у нас, на изловление сего кузнечика только один.
Охранники напрягли умы и энергично задвигали, кто бровями, кто губами. У одного даже уши от тяжкой мыслительной работы зашевелились.
- Да уж, - вздохнул офицер, - дождёшься от вас помощи. Значит, так: граф этот самый, расположение тюрьмы знать не может. Однако с толпой заговорщиков он не смешался. Отчего?
- Ведёт его кто-то, - радостно заулыбавшись выдал детина, которому при входе в любую дверь приходилось нагибать голову, чтобы макушку не расшибить.
- Гений, ты у нас, - похвалил его офицер. - А куда?.. Куда он его ведёт?
- Ну... - вышеозначенный гений в великом раздумье скребанул ногтем зеркальный купол своего черепа. - Нам навстречу они не попали, значит, дёрнули в другую сторону. А там это... Там только вниз. Другого пути нет.
- Правильно. Только вниз - в подвал. Причём та часть подвала от основной отделена кирпичной кладкой.
- Хе... хе-хе-хе, - затрясся большущим своим телом самый умный из сторожей, - сам себя в ловушку загнал, дебил.
- Да нет, он не дебил, - офицер вытер сабельный клинок об одежду поверженного дворянчика и вложил её в ножны. - Вот, что, господа. Берём ноги в руки и бегом. В той части подвала есть один узенький неприметный проход, что выводит прямиком на речной берег. На наше счастье, он перекрыт воротцами из толстых, железных прутьев. Воротца те заперты на амбарный замок, который уже лет пять никто не открывал.
- Даже если у бегунцов наших есть ключ им эту заржавленную железяку ни почём не отпереть.
Офицер поглядел на здоровяка, даже с некоторым уважением:
- Ты в каком звании?
- Старший вертухай, - по привычке выдал тот. - Э-э, старший надзиратель.
- Закончим с графом, буду ходатайствовать о повышении тебя в должности. Всех вас касается, - добавил он громче. - Но, чтобы дичь эту, хитрозадую, не упустили. Всем ясно? Тогда - бегом.
Они догнали его в тот самый момент, когда граф решал сложнейшую задачу: как бы ему скукожиться до состояния сухофрукта и протиснуться сквозь прутья, клятой на все лады решётки. Свобода была вот она - рукой дотянуться, и даже запах гнили был едва ли не сладостным. Но, что проку с того, ежели ты не бесплотное привидение? Обнаружив преграду, Александр поначалу опешил. До этого момента всё шло более-менее гладко. Ему даже кинжалом воспользоваться не привелось. Так, приголубил одного грубого мужчину кулаком по темени. Тот, впопыхах наткнулся на что-то плохо различимое и собрался заблажить, при этом суматошно орудуя ножом. Чуть живот не располосовал, невежа. В жизни своей Александру де Рокомье кулаками орудовать не доводилось. Шпага - другое дело. А вот чтобы так, вульгарно... моветон. Но свалив бывалого сидельца одним ударом, граф осознал, что и в бою кулачном, он большой молодец. Конечно, он себя немножко перехвалил. Однако, учитывая обстоятельства и практически полное отсутствие опыта, это было вполне простительно.
Но теперь всё стало совсем не весело. Прутья, хоть и ржавые, вызывали уныние своей толщиной, а паучок, в который уже раз, пытался взломать замок - тщетно. Сырость подземелья сделали своё чёрное дело - замок категорически отказывался подчиняться.
И тут он услышал шум.
- Дьявол! - от сердца ругнулся граф.
Однако сдаваться он вовсе не собирался. Да и паук, сообразив, что с заржавленной железякой ему никак не договориться, избрал иной путь; он залез на душку замка, но через какое-то время сполз с неё, так и не сумев расположиться на кривулине с нужным комфортом. Так что он быстро взобрался по одному из прутов до уровня глаз графа, и, обхватив округлый стержень всеми лапками, почти слился с ним.
- Хм, не знаю, что ты делаешь, но делай это скорее. Давай, помогу.
Шевельнув тяжёлыми плечами, граф ухватился за два прута и, что есть силы, а было её не мало, потянул их в разные стороны.
- Ого! Пошло... А я молодец.
Прутья действительно стали расходиться в стороны, подчиняясь ультимативной давлению. Но расстояние между ними было невелико. Александру не протиснуться.
- А ну ещё... - Граф хрипел, как тролль, пытающийся выбраться из-под каменного завала. - Ещё... ещё...
Шаги приближались.
Александр на миг прижался лбом к неподатливому железу.
- Не успел, - шепнул он пауку. - Мал проход. Шарло бы его хватило. Но Шарло здесь нет. Так что... - он извлёк кинжал и приготовился встретить опасность лицом к лицу.
Граф пошарил у себя за спиной, определяя, на каком расстоянии находится проклятущая решётка и тут же отдёрнул  руку, едва не вскрикнув. Прут, на котором притулился паук оказался горячим, даже очень. Обдумать этот новый для себя факт Александр де Рокомье не успел; узкий проход осветился пляшущим пламенем факелов и перед ним предстали четыре разозлённых архангела в форме тюремной стражи. С одним кинжалом против четырёх вооружённых мордоворотов!? Граф невесело усмехнулся. Умирать среди грязищи, в отвратительно воняющем крысином проходе очень не хотелось.
- Ты бы ножик-режик свой на земельку положил, - заговорил совершенно лысый детина, которому приходилось сильно горбиться, иначе он рисковал пробить головой кирпичный свод. - Положь, говорю, а то порежешься.
- Ты, орясина, о своём здоровье пекись...
  От звуков этого голоса за своей спиной, граф позволил себе вольность, высоко подскочить, от чего незамедлительно приложился маковкой о потолок и выразительно зашипел от боли.
- Шарло, поганец! Второй раз за день...
- Я тоже рад вас видеть, граф. Подвиньтесь-ка в сторонку, я пролезу. Твою ж мать!.. - тут же вскричал акробат. - Какого чёрта она такая горячая!? Руку обжёг, теперь волдырь будет.
Офицер тюремной стражи всей селезёнкой почувствовал, что он вот-вот утратит контроль над ситуацией.
- Вперёд! - заорал он. - Графа - в лоскуты. Мелкого - по башке, но не до смерти...
Люди сошлись в лютой поножовщине. Толстый мотылёк заметался между дерущимися горящей кроваво-красной искрой. Шпага, оказавшаяся чересчур длинной для узкого подземелья, с трудом поспевала за саблей тюремщика. Стилет держал на уважительном расстоянии ещё одного казематного труженика. Шарло справлялся. Графу пришлось хуже. Его противником оказался тот самый лысый гигант в паре с довольно юрким дядечкой, недурно владевшим сабелькой.
За шумом боя, никто из дерущихся не услышал звука, с которым лопнул первый из прутов решётки. Паук буквально прогрызал железо, предварительно его раскалив. Добившись этой маленькой победы, паучача деловито начал спускаться вниз. Пусть там люди суетятся и выкрикивают всякие злые слова, он будет спокойно выполнять свою работу. Теперь, когда паук разогрелся, дело пошло куда быстрее. Основание прута сначала посинело, потом начало краснеть и вот первый прут вывалился наружу. Что ж, человек, которому паучок  был подарен, довольно крупный, ему такой лаз ещё узок. Паук замер, скорбно пошевелил передними лапками и пополз портить второй прут.
Офицер, о честной драке не помышляя, попытался ударить Шарло эфесом сабли в лицо. Акробата спасла ловкость. Противнику удалось лишь зацепить его ухо. Зато он оказался на опасно близком расстоянии. За что был наказан незамедлительно. Стилет вошёл в его шею без сопротивления. Подручный большой тюремной шишки даже не понял, что его патрон уже начал переговоры с апостолами о месте в очереди на суд Спасителя. Второго своего врага Шарло убил так же быстро и безжалостно - из-под локтя, всё ещё державшегося на ногах офицера, он поразил охранника шпагой в живот, проколов бедолагу насквозь.  Теперь нужно было поспешать на выручку графу.
Потомок монархов, когда-то собравших Франнию по кусочкам, терпел ущерб внешности, но сдаваться не помышлял. Александр получил одну увесистую плюху в лицо. Слава богу, не от великана. Тому было здесь тесно, и за графом он покуда не поспевал. Но второй-то тюремщик был росту обычного и особых неудобств не чувствовал. Кинжал графа уже не единожды отводил сталь его сабли. Но всё равно, Александру приходилось пятиться.
Шарло обстановку оценил в мгновение ока, и, не миндальничая, он ударил стилетом в спину подвижного живчика. Тот выкатил глаза, захрипел и стал клониться набок. Александр тут же воспользовался моментом и проскользнул под локтем разъярённой собственными неудачами обезьяны.
- Этот мой, - крикнул он акробату.
И Шарло вежливо отступил. Накопилось у человека всякое разное и теперь выхода настоятельно требовало. Понимать надо.
Великан обернулся. На то чтобы понять - он остался в гордом одиночестве, тюремщику много времени не потребовалось. В его глазах мелькнул страх: как такое могло произойти? Заминка стоила ему жизни. Разозлённый, свалившимися на него незаслуженными карами, граф ударил врага в лицо. Ударил кулаком, в котором была зажата рукоять кинжала.
- Эть... - кратко, но ёмко поделился впечатлениями от презента старший надзиратель и медленно стал оседать.
- Куда-а? - воскликнул де Рокомье, чья жажда мести не была удовлетворена. - А добавки?..
Второй удар опрокинул великана навзничь.
- Ого! - не смог сдержать восхищения Шарло. - Как-нибудь напомните мне, граф, чтобы я с вами не ссорился. А чего это палёной кошкой воняет?
Тюремщик, навалившись всей своей тушей на решётку, выдавил подточенный пауком прут, и теперь раскалённая сталь поджаривала спину незадачливого великана.
Крик, вырвавшийся из груди бедняги, переполошил всех кур на ближайших от Парри фермах. Петухи проорали зарю в неурочный час, а его величество король нервно дёрнул ножкой, и, не просыпаясь, рванул в неведомые дали, сбивая простыни и одеяла в тугой ком.
- Добейте его, граф, - посоветовал Шарло. - Добейте, пока сюда вся охрана Бастильона не сбежалась.
Его светлость не преминул воспользоваться столь ценным советом. Кинжал пресёк вопль его несостоявшегося убийцы.
- В рот? - удивился Шарло. - Хм, так я ещё крикунов не затыкал. Стоп. А это ещё, что такое?
Враги были мертвы, но его провожатый, тот самый толстый мотылёк, по-прежнему светился угрожающим багрянцем.

Шарло повествует...
Часть вторая.

Последняя застава на выезде из Парри оказалась покинутой, как и предсказала умница Жервеза. Кучер графской кареты взбодрил лошадей хлыстом, и семейство Александра де Рокомье покинуло столицу, чтобы уже никогда сюда не возвратиться.
Шарло чуть натянул вожжи. Нужно было приотстать: не глотать же пыль, честное слово?
- С графом не хорошо. Чувствую недобрые эманации. - Жервеза была встревожена. - Скоро остановиться думаете? Мне его осмотреть нужно. И вообще: куда мы так несёмся?
- В поместье Рокомье, - ответил Шалрло с горечью. - Больше нам деваться некуда.
Почему так случилось, ведь изначально предполагалось, что они задержаться в Парри хотя бы на пару дней: отдохнуть, собраться без суеты. А пришлось бежать, в спешке побросав всё. Графиня Генриетта, выхватив сыновей из постелей, только и успела отдать распоряжение слугам, как можно скорее прибыть в хозяйские владения. Потом была неразбериха со стрельбой и ранение Александра.
- Проклятый маг! - Шарло добавил ещё пару сочных выражений. - Прости.
Жервеза понимающе кивнула. Она бы ещё и не такое ляпнула, устрой на неё охоту убийца не чуждый магических умений.
- Давай будем разбираться во всей этой куче неясностей, - акробат зло сплюнул. - Значит, бабочка твоя упредить нас с графом успела...
Одной рукой Шарло извлёк из-за пояса пистолет и взвёл курок. Похоже, что без стрельбы не обойдётся. Другой, достал склянку с беспокойным синим туманом. Зубами вытащил пробку и плеснул подвижной синевой на одежду де Рокомье.
- Что это? - обеспокоился граф.
- Профилактическое средство, - ответил Шарло, орошая себя остатками материализованного заклятья. - Чтоб колдунам пялиться на нас неспособно сделалось. Вот ещё одно... Капните себе на язык. Жервеза сказала, что на вкус замечательная мерзость, но вроде должно уберечь от колдовского оружия.
- Колдовского?..
- Не спрашивайте, сам о таком ни разу не слышал. Но бережёного бог бережёт и моя сестрёнка ему в помощь. Да уж, про вкус она не соврала... кстати, действует эта мерзость недолго. Максимум - час. Так, что нам поторапливаться нужно.
- Так чего мы до сих пор здесь яйца высиживаем? - графа ещё не покинул боевой задор и к своей повседневной, холодно-вежливой манере общения он, пока не вернулся.  - Выдвигаемся. Сначала ко мне домой... или у вас, Шарло, имеются какие-то иные планы?
Ого! Граф изволит интересоваться делами уличного шута. Похоже, сословная стеночка между этими двумя людьми действительно пошла мелкими трещинками.
- Не то чтобы... Сначала доставлю вас к семье в целости и сохранности, а после... - Тут он с досадой поморщился.
- А после?..
- После придётся разбудить сестру, если она вообще сегодня ложилась спать, и сказать ей, что нам нужно собирать вещички. Даже страшно ей такое говорить; она же только-только обрела собственную крышу над головой... Тс-с-с... он резко приложил палец к губам. - Мне кажется, мы не одни.
Он вгляделся в непроглядную для других темноту. Показалось ли ему в слабом свете неверно мерцающих звёзд или же действительно не вдалеке вырисовывалась странно высокая, до невозможности худая фигура с длинными плетями рук и непропорционально большими ладонями? Проверять достоверность видения Шарло не захотелось. Поэтому он просто разрядил в ту сторону пистолет и припустил следом за удаляющимся графом.
- Твою ж... - яростно прошипел Дельи, ощупывая наполовину отстрелянное ухо. - Убью, тварь.
Теперь это дело стало для него личным.
Маг был взбешён. Задача, и так бывшая не самой простой, осложнялась с каждым мгновением. Проследив за крадущимся акробатом, он уж было решил, что всё окажется проще пареной репы. Велика ли трудность дождаться, когда появится приговорённый Рокомье и метнуть в него собственноручно изготовленный нож. Нож? Какой же это нож? Подарок для графа Александра выглядел, как огромная, в локоть взрослого человека, сколопендра. Пара таких чудовищ вцепилась в рукава Дельи, надёжно ухватившись за ткань множеством лапок.
Как только Шарло исчез в проходе крепостной стены, до которой магу удалось оставаться незамеченным, Дельи провёл пальцами по всей длине отвратительного создания, и магическая тварь незамедлительно ослабила хватку. Несколько шипящих слов заклинания и длинные хвостики сколопендры слились в одно тончайшее острие. Страшное оружие, способное самостоятельно отыскать свою жертву. У Дельи не было повода сомневаться в его смертельной эффективности. А у графа не было шансов.
Шум, возникший в чреве тайного хода, оказался для мага неприятной неожиданностью. Пришлось даже отойти на несколько шагов. Кто его знает, что там происходит? Что если приговорённые столкнулись там с охраной Бастильона. Всё бы ничего, но окажись среди стражи маги, ситуация может повернуться к убийце своей самой неприглядной стороной. Таких, как он, чародеи Палаты на дух не выносили, и устраняли без всякого сожаления при любой подвернувшейся оказии. Рисковать было бы глупо. И Дельи принял решение дождаться исхода заварухи на приличном и безопасном для себя расстоянии.
На счастье колдуна, магов там не оказалось. Зато из стены вывалился здоровенный детина, которого тут же прикончил раззадоренный стычкой граф. Ух, как он его! Маг не мог не оценить способа, которым Александр де Рокомье отправил к дьяволу лысого громилу. Ладно, пора заканчивать, затянувшуюся комедию. Дельи двинулся к намеченной жертве. Подобраться на расстояние броска и порешить лютого дворянчика казалось не так уж и сложно. Однако что-то пошло не так. Фигуры, и без того не особо ясно видимые во тьме, - тут только магическое зрение Дельи и было ему в помощь, - вдруг совершенно неожиданно расплылись и утратили чёткость очертаний.
Что за напасть?
Маг раздражённо потёр глаза, своими несуразно длинными пальцами. В этот раз Дельи предпочёл свой истинный облик. Кто способен его разглядеть безлунной ночью? О том, что проклятый Шарло обладает почти кошачьим зрением, он мог подумать только в самую последнюю очередь.
- Дьявольщина!
Наёмный убийца не собирался оставлять работу неоконченной, но ему пришлось пойти на риск, - сократить расстояние между собой и целью несколько больше, чем того требовало благоразумие. Тут его и услышал чёртов сын Шарло. А услышав, тут же выстрелил из пистолета. Да как точно положил пулю, стервец. Ведь едва живота не лишил. И ухо... как теперь в приличном обществе появиться с этим огрызком. Не-ет, подобное спускать было никак нельзя. Колдун осатанел и, положившись, на заговорённое оружие, что есть силы, метнул сколопендру в плывущее марево.
-Что? - обалдело спросил он у смешливо подмигивающих ему звёзд, услышав звук ударившегося о камень металла. - Этого не может быть. Этого, просто не может быть!
Но это произошло: Дельи и его нечестивое творение дали маху. Впервые в жизни колдун чувствовал себя одураченным. Он подошёл к тому месту, где валялось его искореженное и бесполезное уже создание, и не веряще потрогал его носком мягкой туфли.
Потом поднял к небу взгляд полный чёрной ненависти и беззвучно закричал.
Догонять, успевших раствориться в полуночной тьме везунчиков, Дельи не стал. Глупо это, сбивать ноги о камни, коими усеяно подножие стены, а после ещё и вступать в схватку, как оказалось, с исходом далеко не определённым. Нет. Этот умный человек поступил иначе. Не зря же он всё тщательно продумал заранее. И хоть не воспринимал всерьёз мысль, что подобный выверт вообще возможен, но и к нему он оказался подготовленным.
Куда беглецы сейчас направят стопы свои? Ясно, как белый день - по домам схоронятся. Опасаться за их стенами им, собственно, нечего. Графу-то уж совершенно точно. У него не дом - крепость. Он под его крышей способен осаду королевских гвардейцев перетерпеть и пару штурмов счастливо отбить. Дельи не поленился, сходил сам - проверил, что да как. Стены в три фута толщиной. Двери дубовые. Их только тараном выносить. Ну, или пушку подкатить и прямой наводкой. Тут чародей позволил себе бледное подобие улыбки. На его странном, широком и в то же время вытянутом лице, она выглядела неуместно. Словно радоваться жизни надумала восковая кукла. Атаку отбить - да, может. Но только в случае, если он к ней заранее подготовился.
Всё-таки Дельи был очень умён и не очень горд, чтобы там про него ни думал Косоглазый Бло. Работать в одиночку для мага-душегуба было привычно. И он старался привлекать помощников для выполнения заказа только в случаях исключительных. Сейчас был, как раз такой.
- Они думают, что  теперь в безопасности... хе-хе... Нет, господа. Ничего подобного. Репутация и отстреленное ухо вопиют о завершении своей миссии. Своей миссии, - для чего-то добавил Дельи. - А для этого я, при надобности, у самого дьявола могу его вилы отобрать, и вогнать их ему же под хвост.
Примерно этим он сейчас и надумал заняться. Кого считать во всей этой истории дьяволом? Н-ну... кандидатов число приличное. Начиная с одного беспокойного монаха, который чтению псалтыря предпочёл авантюру по поиску чужих сокровищ, продолжая певцом свободы, равенства и братства, что про равенство с народом, о котором пёкся неустанно, и слышать не желал. И, заканчивая, его величеством Луином 15, чей род, явно засиделся на троне. Всех этих достойных своих мест людей вскоре оглушит чудовищной силы взрыв, а огонёк к фитилю пороховой бочки поднесёт он, уставший от беспокойной жизни маг и убийца Дельи. Недаром же он подошёл к делу устранения графа с непривычным для себя размахом.
Чародей, зажимая кровоточащее ухо, растворился в темени. Он быстро, почти бегом миновал проклятую тюрьму, пересёк два ближайших к ней квартала и юркнул в неприметный уличный тупичок. Там его поджидали с дюжину мужчин самого недоброго вида. Принадлежали они, если судить по одежде, к разным слоям общества - от писарей юридических контор, до людей, что живут, словно птахи божьи, то есть довольствующихся тем, что удавалось украсть у ближнего своего.
- Приступайте, - бросил он им коротко. - И чтоб к утру город гудел.
Народишко со смешками и недобрыми улыбками тут же растёкся по Парри. Быть теперь веселой потехе. Двоих Дельи перехватил за рукава.
- Господа, для вас у меня особое задание. Дом графа Рокомье вам известен?
Типы кивнули с самым решительным видом.
- Хорошо. Чтоб к утру его не было.
- Сжечь?
- Да. Дотла.
- Там слуги злые, - поделился переживанием один из отчаянных мужчин. - Могут быть и с ружьями.
- Тогда соберите толпу побольше. Грабить разрешаю, - поспешил обрадовать их Дельи.
- Хорошо, хозяин.
- Хорошо!? Тогда почему вы всё ещё здесь?
Маг, впав холодную ярость, больше не был намерен считаться с чужими планами. Если заказчику нужен этот изворотливый дворянчик - он его получит. И пусть только посмеет осудить методы работы, пекущегося о своей репутации Дельи.
Этим утром его величество был безжалостно разбужен испуганными слугами в час совершенно неурочный. Луин 15, совершивший ночной забег и от того чувствовавший себя совершенно разбитым, долго не мог взять в толк, чего это все вокруг такие нервные и орут в голос, нарушая всю интимность момента его пробуждения.
Наконец уши несчастного короля уловили слово "бунт".
- Бунт?.. - тупо переспросил король. - Стоило ли меня беспокоить и лишать драгоценных минут блаженства, если чернь и так беспрерывно бунтует уже который месяц? Пора бы всем вам к этому попривыкнуть.
Но сообщение о том, что бунтовщики, набравшись невероятной наглости, творят бесчинства буквально у его порога, слегка всколыхнуло вялого монарха.
- Как? - изумился Луин. - Эта голоштанная сволочь посмела приблизиться к моему дворцу!?
Ему разъяснили, что не только приблизилась, но и требуют немедленных действий.
- Требуют? - Луин сделался подобен перезревшему томату. - Требуют от своего короля!? Мыслимое ли дело... Взашей их, пусть стража не миндальничает.
Сонм перепуганных служителей попыталась втолковать королю, что взашей не получится. Во всяком случае, не сегодня.
- От чего? - Луин взбрыкнул толстой ногой, отгоняя слугу, пытавшегося надеть на неё шёлковый чулок.
- Они с оружием, - проблеял камердинер. - И, ваше величество, похоже, что под вашими окнами собрался весь Парри. Тут не толпа. Тут - народ.
- Чего этот самый народ взбаламутился в столь ранний час? - кажется, государевы заботы начали просачиваться сквозь ватный слой монаршей лености. - Да ещё с оружием... Что!? С оружием!?
Кое-кто из слуг облегчённо выпустил воздух. Наконец-то дошло до жирного придурка.
- Мушкетёров - в ружьё. Наёмную кавалерию - в седло! Артиллерию подвести к дворцу.
Камердинер попытался вставить словечко, о том, что артиллерия - это уже перебор. Но король и слушать не стал. Его несло. Ночной кошмар, заставивший его величество сучить ногами, спасаясь от неведомой опасности, вдруг материализовался в реальном мире.
- Сон в руку, - едва слышно произнёс Луин прерывающимся шёпотом. - Сон вещий. Бежать. Надо бежать.
Всего этого Шарло, конечно не знал, потому, как честный человек, он не стал врать Жервезе про перетрусившего короля, а продолжил лить песнь, о том, чему сам был свидетелем.  Рассказ вышел на удивление правдивым. Акробат, из гуманистических соображений, жалея нежное сердечко своей сестры, опустил лишь пару не значительных фактов. За что тут же получил подзатыльник от проницательной и скорой на расправу южанки.
- Чего темнишь? Я уж давно догадалась, что вы с непростым  магом пересеклись. Да не с тюремной шушерой. Против вас человек серьёзный играет. А ну выкладывай, да в подробностях, как и чем граф был ранен. Тут каждая мелочь важна. Может статься, что обычный врач ему помочь не сможет. Соображай, пока языком мелешь, нет ли у тебя знакомого чародея-целителя.
Таковых среди приятелей Шарло не отыскалось. Во всяком случае, никого, кому бы акробат смог довериться в сложившихся обстоятельствах.
- Ты подозреваешь, что граф ранен?
- Магическим оружием, - кисло проговорила Жервеза. - Про обычное ранение я бы не узнала. А тут от их кареты таким разит... Я ж ведьма. Я чую. Тут вообще магией разит, хоть нос затыкай.
- Тогда тебе лучше обо всём Генриетту расспросить... Она-то неотлучно при муже была.
- Генриетту?
Шарло поздно смекнул, что дал маху.
- Графиня де Рокомье, - попробовал он исправить положение. Но, как водится, всё стало только хуже.
- Вот, значит, кто она... - глаза Жервезы нехорошо сузились.
Акробат, не отрываясь, пялился на дорогу. Смотреть на сестру ему было страшно.
- Кто она? - нашёл он в себе силы буркнуть.
- Шарло-о... - в голосе ведьмы звучала неприкрытая тревога.
Деваться было некуда. Хоть с козел прыгай.
- Шарло... - Жервеза добавила острой стали.
- Сам знаю, что дурак, - огрызнулся несчастный акробат. - А тебе, хоть иногда, нужно стараться быть не такой проницательной. Просто ради сохранения моих нервов.
- За что я тебя только люблю? - горестно вздохнув, спросила ведьма и ласково погладила Шарло по встрёпанным волосам.
...К дому, спасительному крову графа, они прибыли торопко. Там акробат, на краткое время стал невольным свидетелем бурной встречи любящих сердец. Просто сбежать вовремя не успел, а графиня, по мужу истосковавшись, чувств не сдержала.
Выгадав момент, Шарло таки покинул воссоединённую семью, и выбрался на крыльцо, подставив разгорячённое лицо освежающему ночному ветерку. Тот, словно издеваясь над несчастным, принёс  с собой "аромат" с ближайшей скотобойни.
- Чтоб тебя... - с большим чувством ругнулся Шарло, но договорить не успел, так и застыл с приоткрытым ртом, всматриваясь во тьму. - Чтоб вас всех... - он кинулся обратно в дом. - Граф! Поднимайте людей. Всех.
Разозлённый, как сам сатана, не получивший желаемого, Дельи решился на страшное. Сам сжигаемый изнутри горящим ядом мести, убийца надумал сжечь дом Александра де Рокомье. Без крыши над головой его семейству нечего будет делать в Парри. Пусть уматывают куда угодно. А он, умнейший маг их найдёт. Обязательно найдёт. Для этого у него есть в рукаве козырная карта.
Толпа голодранцев, собранная подручными Дельи, выкрикивая патриотичные лозунги, справедливо обвиняющие прогнившую аристократию, кинулась на штурм дома, вдохновлённая самым искренним чувством социальной уравниловки. "А чё эти свиньи за наш счёт жируют?" -  "Порастрясём их кубышку".  - "За сочные бочата пощекочем".
Их встретили недружным и не точным огнём из мушкетов: вызванные из поместья графа люди, пришлись кстати. Однако, поднятые с постелей и мало что понимающе спросонья, они сумели лишь отпугнуть погромщиков. Кучер и конюхи уже спешно запрягали лошадей. Граф, шепнув испуганной жене пару одобряющих слов, взял на себя организацию обороны, а Шарло, зарядив пистолет, кинулся к разбитому окну.
- Ты куда? - выкрикнул граф.
- Жервеза, - бросил акробат, - одна.
Он ткнул стилетом в глаз усатому малому, что решил первым ворваться в "пещеру полную сокровищ" и выпрыгнул в окно. Оттуда, снаружи, тут же раздался выстрел. Короткий вопль был ему ответом. А потом крики боли и ярости, казалось, вообще затопили всё вокруг. Шпага и стилет маленького неуловимого акробата разили точно и безжалостно. Он пробивался сквозь толпу, надеясь лишь на собственную ловкость и умение. И толпа дрогнула, пропустив сквозь себя оскаленного, залитого кровью зверя.
Стоявший в сторонке маг раздвинул в улыбке бледные губы: заметалась дичь в силках. На выкрутасы Шарло он смотрел даже с некоторым уважением. Всё-таки работа мастера не может не вызывать восхищения. Но это не помешало магу сплести тончайшую сеть заклинания. И вот уже почти невидимое облачко тумана, соскользнув с его пальцев, устремилось вслед акробату и тихо растеклось по его плащу.
- Один помечен, - Дельи был доволен. - Дело за вторым.
Он почти бегом кинулся внутрь квартала, огибая дом  графа. Ждать его с семейством у парадного входа было бессмысленно. Обременённый домочадцами, Александр не рискнёт на прорыв. Нет, уходить он будет с чёрного хода. Там его и встретит умный и безжалостный враг. Пальцы мага почти трепетно пробежались по правому рукаву и ещё одна сколопендра, приподняла уродливую головку и поджала передние лапки.
- Не спеши, - прошептал Дельи. - Спешка - помеха в любом деле. А уж в таковом, как наше и подавно.
По пути он прихватил за шиворот двух любителей лёгкой наживы. Протестовать они и не подумали; ликом своим чародей был способен устрашить и более смелые души.
Графиня, как ни была потрясена и испугана, ясности разумения своего не утратила и в приличествующую изнеженным созданиям панику не кинулась. Она скоренько разбудила сыновей. Как могла, успокоила их и помогла гувернантке одеть мальчишек. Потом спешно спустилась вниз.
- Что мне делать? - голос Анри подрагивал, но глаза горели решимостью.
- Мы уходим, дорогая. Карета готова.
- А Шарло? - она не забыла о нём.
- Он нагонит нас по дороге. Мы условились. Вот, возьми, - Александр протянул ей пистолет.
Не то, чтобы граф рассчитывал на помощь жены, случись какая стычка на заднем дворе, но ощущение оружия в руках всегда успокаивает. А это ей сейчас было жизненно необходимо. Генриетта не была истеричкой. Но любая стойкость имеет свои пределы. Александр это прекрасно знал.
Нападению они подверглись в момент, когда дети уже находились в карете. Погромщик, которого в сумраке и рассмотреть-то толком не удалось, напал на кучера. Между ними завязалась драка. Старый солдат ножа не испугался и принялся от души охаживать лиходея кнутом. Второй грабитель, вооружённый саблей, кинулся на графа. Соперником для Рокомье бродяга не был и оказался убитым ещё до того, как сумел проорать нечто грозное и оскорбительное. Но ведь не для того Дельи волок его сюда. Ему нужно было отвлечь внимание графа. И колдун своего добился.
В эту ночь, граф Александр де Рокомье, человек чести и присяги, должен был умереть. Действие оберегающего заклятия Жервезы уже прекратилось. Дельи коротко и жёстко ударил в лицо кучера, только что, выбившего дух из своего противника, и, выйдя из-за кареты, занёс руку для броска сколопендры. Граф, обернувшийся в этот момент к жене, чтобы убедиться, что ей не угрожает никакая опасность, чародея не видел.
Пистолетный выстрел оказался для Дельи полной неожиданностью. Рука убийцы дрогнула. - Чёртова баба! - заорал он в полную силу своих лёгких. - Чтоб ты сдохла, проклятая ведьма!
И тут же получил в нос пистолетной рукоятью. Гордая дочь лютых северных буранов не выносила сквернословия, особливо в собственный адрес.
К графской чете на выручку уже спешили слуги, и взбешённый Дельи был вынужден спешно ретироваться.
Уже в бешено несущейся по улицам карете, Анри, уговаривая сыновей отвернуться, избавила мужа от омерзительного создания, что растопорщив множество лапок крепко цеплялось за одежду, потом с брезгливостью его растоптав.  Александр, насколько могла судить несведущая в медицине Анри, пострадал не сильно. Кинжал - или, как там его назвать? - всего лишь разрезал мышцы на плече раненого. Странно было то, что крепкий телом и духом Александр де Рокомье побледнел, как мертвец и обессиленный повалился на подушки каретного дивана.
- Вам нужно к врачу, - встревожено сказала она мужу.
Но тот жестом, силы стремительно покидали его, велел не останавливаться.
- Уходить надо... - голос его был едва слышно. - На привале Жервеза... сестра... Шарло... Она поможет. Она ведьма, а тут... тут магия.
Жервезу спасать не пришлось, что далеко не глупый Шарло воспринял как знак совсем не добрый. Второй раз за ночь, кто-то нападает на них, при этом выбирая своей целью именно графа де Рокомье.
- Вот так, девочка моя, - сказал акробат Жервезе. - не знаю, кому мы так крепко насолили, но враги у нас один другого зловреднее. - Что там впереди?.. Таверна? Сдаётся, граф велит возле неё остановиться. Лошадям нужен отдых, а погони за нами я не заметил. Кхм... хотя это тоже странно. Так  и есть, они останавливаются.
- Шарло! - раздался громкий крик высунувшейся в окно кареты графини. - Нам нужна помощь...

Глава 13.

Стервятники.

Парри, весь Парри, казалось, сошёл с ума за одну ночь. Ещё вчера придворная камарилья, умеренная партия банкиров и промышленников, и уж тем паче задиристые демократы были уверены, что они контролируют ситуацию бурного народного кипения. Плюются санкюлоты кипятком? Да и бог с ними, пускай ребячатся. Главное, чтобы всё гов... ах-ах... справедливое возмущение несправедливостями, через край котла не переплёскивалось. А тут, ни с того ни с сего - этакий ураган. Ведь страшно сказать - начало бури проспал даже всё знающий Глашатай народа. И Бессребреник сразу не нашёлся, что пропищать в Национальном собрании. А уж он ли не языкаст? Да, что там... Сам господин Жером де Аттон до вечера молчал, как воды в рот набравши.
Неужто вожди перетрусили?
Революционный Парри в это верить не хотел. И поползли среди возбуждённых толп жирные черви слухов, де всё это хитрая тактика выжидания удобного момента. Дескать, собрались вожди вместе - чего от родясь ни бывало, - и теперь сообща думают, как раздавить гидру контрреволюции, засевшую во дворце. А испугаться?.. Да разве такое возможно, что бы хотя бы пошатнулся несгибаемый железный Бессребреник? Кто-то по глупости  пискнул, что  как раз он-то особой отвагой не отличается, только горло драть на митингах и трибунах. Но, стоит разговору зайти о войне, так этот карлик сразу блажит "за мир".
Этого говоруна тут же отходили кулаками, заподозрив в нём провокатора.
"За мир", как выразился этот недостойный человек, "блажил" и любимец толпы Жером де Аттон. Пусть не так громко, но куда более весомо. Народная кровь не была для него какой-то там красивой фигурой речи. Он болел душой за каждого ремесленника, за каждую швею, за каждого их сопливого отпрыска. Большой человек с душой необъятной доброты, полной сострадания к народным бедам.
Меж тем беда и большая могла вот-вот стать ужасающей реальностью. Король не вышел на балкон, чтобы успокоить своих подданных. Вместо этого его резиденцию уже оцепила гвардия. И, о, ужас, появились несколько пушек.
"Они, что, собираются в нас стрелять?" - зашелестело в притихшей толпе. Бунтовщики несколько утратили решимость. Ружья и пистолеты в их собственных руках, вдруг стали восприниматься, как безобидные игрушки. Подумаешь, башмачник в ночном колпаке несколько раз целился в дворцовые окна из мушкета, предлагая весёлой ружейной трескотнёй разбудить ленивого королишку. Ну, расшалилось дитя. Чего ему, непутёвому, сразу пушками грозить. Пушка - штука серьёзная, она ведь и покалечить способна, а то и вовсе, страшно вымолвить, - убить.
Для всех участников этого действа, грозящего перерасти в кровавую драму, было неразрешимой загадкой: а с чего оно вообще вспучилось? Ответ на этот вопрос лихорадочно, а то и вовсе панически искали противоборствующие политические элиты Франнии. Ломали головы послы держав иностранных. Советники посольств, они же пауки, ткущие шпионские сети, сорвали глотки, требуя от агентуры точных данных. К обеду требование это уже утратило категоричность, и стало звучать много мягче: "Ну, хоть какие-то данные предоставьте". Шпионы мялись перед грозным начальством, не в силах сообщить ему ничего, кроме всё тех же слухов.
Даже в аврийском посольском доме поселилось без всякого дозволения, нездоровое оживление, нарушающее привычный размеренный ход политических интриг. Посол стал напрашиваться на аудиенцию к Луину. Тот предпочёл отмолчаться.
- Что? - не поверил господин посол и удивлённо посмотрел на своего секретаря. - Такое вообще возможно?
Луина 15 эти господа, вслед за своим императором, уже давненько считали, кем-то вроде прикормленной разжиревшей ленивой болонки. А тут такой демарш!
- Сдаётся мне, что нам срочно нужно связаться с лидером оппозиции.
Имя названо не было, но молчаливый секретарь сразу понял, о ком ведёт речь его патрон.
- Когда? - только и спросил он.
- Как я понимаю ещё прошедшей ночью, - выражение лица императорского посланника было кислее лимонного сока. - Сегодня, сударь. Устройте с ним встречу сегодня. Никаких отказов от этого деревенского бычка не принимать. Я начинаю подозревать, что задуманное нами и одобренное аврийским двором предприятие нужно ускорить.
- Данных ещё не достаёт, - равнодушно произнёс секретарь.
- Нужно, чтоб доставало... - Посол всем видом показал секретарю, что считает разговор оконченным.
Взбудораженная, и от часа к часу всё более распаляемая толпа, в этот раз на счёт своих вождей, ошибалась не сильно. Нет, собраться вместе им решимости не хватило. Слишком велики были политические разногласия и слишком похожи были личные устремления. Мест на самой вершине горы под названием "Власть" всегда очень не много. А желающих взобраться на самую вершину... ух... "Имя им - легион!" Но положение в столице требовало экстренных решений, а это означало...
- Нужно договариваться с этим боровом Жеромом, - зло пищал Бессребреник, сжимая в лютой злобе свои маленькие кулачки.
- Нужно договариваться с этим злобным карликом, - грохотал великан де Аттон, меряя шагами оранжерею.
- Нужно договариваться с уличными горлопанами и болтунами из Национального собрания, - здраво рассуждали в тиши своих кабинетов виртуозы финансовых спекуляций. - Плебс требуется урезонить, а то - война. Хотя... Война, может быть совсем не плохим исходом. Но тс-с-с... об этом, пока рано.
И заспешили по запруженным улицам Парри пронырливые личности, ради безопасности, сменившие курьерскую униформу на простые блузы санкюлотов.
К обеду выяснилось, что никто из верхушки подобного массового демарша не устраивал.
- О, как, - растерянно сказал господин Жером, пристально глядя в глаза собственному зеркальному отражению. - Штука в том, что я впервые верю всем своим политическим оппонентам. Но тогда, какая сволочь, учинила весь этот бардак? Ведь того и гляди рванёт. У солдат в пальцах зуд спустить курки. Они уже пять часов выслушивают в свой адрес то, что народ годами хотел высказать королю. А это испытание не из простых, надо признать. Нет, всё-таки кто отворил двери адского бедлама?
Пожалуй, во всём Парри только один человек догадывался, чьи же это проделки. И Косоглазый Бло восхищённо аплодировал своему соратнику по грязным делам. Дельи сыграл виртуозно.
Всполошить Парри было делом не хитрым. Только, что с того проку. К постоянной смуте люди стали привыкать. Не-ет, чтобы добраться до королевских сокровищ, а добравшись, наложить лапу на малую их часть и остаться безнаказанными, парочке прохиндеев нужно было, чтобы у всех втянутых в эту историю головы в круг пошли. Чтобы им, жирным котам, вздохнуть было некогда. А для этого простого волнения городского плебса было явно недостаточно. Тут нужен был взрыв. И Дельи его устроил.
Дав добро на разграбление домов близкой к королю аристократии, он исхитрился придать сотворённой гнусности оттенок революционности. Как? Да просто намекнул подручным, что в кварталах рабочих и мелких лавочников нужно разнести новость о побеге из Бастильона группы ярых врагов народа и революции. Разбуженные посреди ночи люди, тут же кинулись к воротам ненавистной тюрьмы. И что же они там узнали? Слух оказался верен - дворяне таки сделали ноги. Первым под натиском народного гнева пал дом начальника Бастильона. Господин де Розье не успел воспользоваться благодеянием одного депутата Национального собрания. Толпа растерзала подленького старикашку, прямо в его спальне. А вкусив одурманивающей крови и разграбив оружейный склад, она двинулась к обиталищу виновника всех бед - королевскому дворцу, по дороге громя все более-менее зажиточные дома.
Хаос воцарился в столице несчастной Франнии.
Над этим сейчас ломал голову умнейший Жером де Аттон. И, хотя, его в приёмной ожидали соратники, жаждавшие мудрого слова вождя, и представители соперничающих партий, он не спешил выйти к ним. Просто не было этого слова. Жером впервые в своей жизни не знал что сказать. Но гораздо страшнее для ловкого в речах адвоката, было то, что он не знал, как ему действовать дальше. Он выжидал. Чего? Манны небесной? Нет. Господин де Аттон никогда не был настолько верующим человеком. Сейчас он ждал визита двух очень важных людей.
- К вам господин секретарь аврийского посольства, - доложил лакей.
Ага. Зашевелилось змеиное племя!
- Пусть подождёт. Проведите его в мой кабинет. Э, проведите через кухню.
Господину Аттону вовсе не улыбалось, если его миньоны проведают про шашни своего кумира с представителями недружественного государства.
Слуга удалился, а Жером так и остался возле зеркала. Рано. Говорить с аврийцами ещё рано. Сначала нужно дождаться скользкого сверх всякой меры попа. А в том, что патриарх Истинных Сынов почтит его своим посещением, де Аттон не сомневался.
- Ждать, - убеждал Жером своего зеркального двойника. - Ждать. Не поддаваться панике и не спешить. Спешка дурной союзник. Хуже любого врага.
- Отец Бенвиль изволили пожаловать, - сдавленно доложил слуга.
На конец-то!
Жерому удалось сохранить на лице маску спокойствия.
- В оранжерею проводите святого отца. Я буду немедленно.
Он дождался, когда за лакеем затворится дверь.
- Началось, - поделился депутат с отражением. То ему заговорщицки подмигнуло. - Теперь бы сдержать лошадей, чтоб не понесли. Ну да ничего, рука у меня крепкая.
Жером поправил паричок, резко выдохнул и двинулся вершить историю.
Разговор с честным отче вышел кратким, но напряжённым и содержательным. Не сказать, что на встречу с господином секретарём, после таковой-то беседы, депутат двинулся сияющим от счастья, - чёртов поп сумел накинуть на него шёлковую узду, - но уверенность в успехе своих замыслов в Жероме укрепилась значительно. А узда... Что узда? Придёт время, и он её скинет. Во всяком случае, де Аттон так думал. И к тому были основания веские. План, так долго не складывающийся в его умнейшей голове, наконец, стал обретать очертания.
Секретарь, зверь клыкастый, как всегда маскировался под безвинную овечку. Вкрадчивым, бесцветным голосом, он поинтересовался здоровьем и делами господина депутата. Выразил полную уверенность, что в скором времени, будет иметь честь поздравить его с портфелем министра...
- Если только... - глаза секретаря и без того напоминавших два мутных стёклышка сделались похожи на оловянные пуговицы.
Ничего в них не отражалось. Попробуй, пойми, что на уме у этого монстра?
- Если только, что?.. - Жером не потерял самообладания. Противником он был достойным.
- Если только война не внесёт свои коррективы в идеально построенные планы.
Вот сейчас авриец говорил жёстко.
- Война? - Жером картинно вздёрнул брови. - О какой войне вы изволите говорить, сударь?
- О войне, которую мой император начнёт ради защиты брата своего, короля Франнии Луина 15.
- Кхм... И когда же начнётся эта... святая бойня?
Авриец уселся в кресло хозяина и водрузил ноги на стол.
"Ублюдок!" - захотелось выкрикнуть Жерому, сграбастать обнаглевшего иноземца и вышвырнуть его в окно. Чёрт с ним, с дорогущим витражом - душа требует покарать подонка.
- Когда начнётся? - Авриец протянул длинную руку, взял с края стола перо, и куснул его. - Когда же она начнётся?.. Это вам решать, сударь. И прямо сейчас.
Жерому показалось, что его в лоб лягнул мул. Свет в глазах померк, а сердце подпрыгнуло едва ли не до кадыка.
- Вам кажется, что мы взяли вас за горло? - Жерар впервые видел, как секретарь аврийского посольства улыбается. - Так я открою вам секрет... - Он скинул со стола ноги и поставил на него локти. - Вам не кажется.
О том, что союзные армии в пятьдесят тысяч штыков уже с месяц топчутся на самой границе Франии депутат Национального собрания, конечно, был наслышан. Более того, он, как и очень многие политики, - да, что там многие - подавляющее большинство! - приветствовал бы вторжение. Почему? Ну, угасающий огонь революции, полезно подкинуть пару полешек, поскольку цели основных игроков ещё не достигнуты. К тому же очистительная кровавая купель сейчас пошла бы на пользу всей нации. Нужно сократить число санкюлотов, взявшихся за оружие. А то ведь привыкнут, попробуй их, потом вернуть в мастерские и к станкам мануфактур. Без внутреннего террора не обойтись. А это любому дураку ясно - палка о двух концах. И покатятся головы бунтовщиков. Гильотина дама безжалостная и ненасытная.
Жерар повёл рукой перед своим бульдожьим лицом, отгоняя мрачные и неуместные мысли.
- Господин секретарь, - спокойно, - даже сам тому удивляясь, - сказал де Аттон, - вытряхните свою тощую задницу из моего кресла. 
Крепкая крестьянская закваска дала себя знать. Запугать этого бугая было не просто. Авриец удивлённо взглянул на Жерома и нехотя поднялся.
- Так-то лучше... Эй, кто там из слуг!? - зычно кликнул де Аттон.
В кабинет сунул нос один из лакеев. Он был в нерешительности; обычно хозяин строго настрого запрещал беспокоить его во время таких встреч. Разве, что в это же время к нему прибывал ещё один столь же значимый гость. А тут сам зовёт... Не случилось ли чего?
- Замени кресло за моим столом, - приказал Жером слуге. - Немедленно. А это... Это в топку. Никто, господин секретарь, в него после вас не сядет.
Стрела была выпущена точно. Авриец побледнел от бешенства.
- А теперь, - заговорил де Аттон, погружая своё массивное тело в новое кресло, - мы продолжим.
Стола он не касался. Видимо мебель сию ждала та же незавидная участь, но позже, когда из него будут извлечены все бумаги.
- Сесть я вам не предлагаю, так что будьте кратким.
- Что ж, - секретарь сумел собой овладеть, хотя огоньки ненависти в его глазах так и не погасли, - вам нужна война. Вы её получите.
Это обещание, как понял Жером, касалось не только и не столько политики. Это было обещание личной мести. Чёрт с ним, с этим аврийским сухарём. И не таких Жером де Аттон в бараний рог скручивал.
- Нет, - огорошил он аврийца. - Война мне не нужна. Мне нужна победа в этой войне.
- Гм... - самоуверенность секретаря была поколеблена. Он начал проигрывать словесную баталию. - Сойдёмся и на этом. Но победа для вас, как для политика и радетеля всей Франии... - О, сколько яда было в его голосе. - Победа... м-да... возможна, только если союзные войска потерпят поражение от военачальника, поставленного лично вами. А это невозможно. Вы - не король. И даже, смею напомнить, ни первый министр королевства. Да, чёрт возьми!.. Вы вообще не министр. К тому же... - секретарь вздёрнул руку, останавливая, вскочившего с места Жерома. - К тому же, я, как бывший офицер, смею выразить сомнение, что толпы ваших горожан и крестьян сумеют противостоять легионом моего императора, закалённых в сражениях и знающих, что такое дисциплина. Оставьте сладкозвучные трели о революционном духе и национальном подъёме. Не оскорбляйте ни меня, ни себя. Мы люди практичные.
Гнев распирал изнутри большое, сильное тело крестьянского сына. Но, что он мог ответить наглому аврийцу? Ничего. Сейчас - ничего. Секретарь был прав: если народу Франнии и удастся остановить агрессоров, то какой ценой? К тому же для такого подвига нужно сплочение всех политических сил. А о таком чуде сейчас нельзя было и мечтать. Демократы, финансисты, роялисты готовы уже сейчас рвать друг другу глотки. Вот-вот дело дойдёт до яда и кинжала. Тайные убийцы уже руки потирают в ожидании больших барышей.
- Всё упирается в деньги, - словно прочитал мысли де Аттона секретарь посольства. - А их у вас нет, что нарушает условия нашего с вами соглашения.
- Денег нет, - был вынужден признать Жером. - Сейчас нет.
- Нужно, чтобы они появились и как можно скорее. Фельдмаршал Голдштейн, командующий союзной армией, и, по странному стечению обстоятельств, кузен господина посланника, человек нрава крутого и страшно нетерпелив. Он может отдать приказ о пересечении рубежей Франнии в любую минуту, дабы спасти власть законного её правителя и пресечь расползание революционной заразы по всему цивилизованному миру.
Да, секретарь тоже умел бить. Только ценой величайших усилий де Аттон удержался на ногах. И всё же великан покачнулся:
- Неделя. Мне нужна всего лишь неделя. И вы получите свои пятнадцать миллионов золотом.
- В условиях смуты и страшного беспорядка, - зашелестел победивший сухарь, - неделя срок чрезвычайно продолжительный. Господин посол настаивает на четырёх днях. Четыре дня, господин депутат. Слышите? За это время вы должны стать министром, определиться с персоналией вашего командующего и найти... тридцать миллионов.
- Что!? - взревел поражённый Жером. - Речь шла...
- Тише-тише, господин Аттон, - маленькая, но такая болезненная шпилька, ему снова указали место на скотном дворе, - не стоит так напрягать голосовые связки. Они вам ещё будут ой, как нужны, когда вы станете призывать мирных горожан к отражению агрессии, злобных аврийских чудовищ, а своих коллег - депутатов к образованию какого-нибудь Комитета Национального спасения. Вы и ваши политические прожекты слишком дорого нам встали. На кону репутация моего патрона. Это стоит денег. К тому же... Я ведь упоминал о родственных связях командующего. Господин Жером - это дело семейное. Четыре дня.
Авриец откланялся, не скрывая самодовольства. А Жером де Аттон схватил тяжёлое пресс-папье и в бешенстве швырнул его в стену. Нужно было, что-то делать. Да, депутат заигрался и теперь всей шкурой ощущал, что он больше не управляет событиями. Такое положение дел не могло ему понравиться. Он обхватил голову большущими руками.
- Думай, Жером, думай.
В дверь робко постучали. Первым побуждением депутата было послать надоеду ко всем чертям, но тут его, как будто, кто-то в бок толкнул. Предчувствие? Интуиция? Жером глубоко вздохнул, придал своему лицу выражение глубокой занятости государственными делами и громко сказал:
- Войдите.
- Свежая пресса, - доложил лакей. - Сегодня с опозданием, господин де Аттон. Газетчик с трудом пробился сквозь толпы.
- Давай сюда, - Жером протянул руку. - Так, что там намарали борзописцы?
Кивком он отпустил слугу и зарылся в газетный ворох. Листы официальных сплетниц, депутат незамедлительно отправил в мусорную корзину и впился глазами в печатный рупор Глашатая народа. Этот-то точно порадует, чем-нибудь остреньким. Преподнесёт пищу для ума.
Жером не просчитался. На первой же странице была размещена людоедски-восторженная передовица о том, что революционный народ, долго терпевший произвол дворцовой камарильи, наконец-то насмелился взять дело Свободы в свои руки.
- Пафос, - поморщился Жером. - Звонкая трескотня. А вот это уже, что-то...
Далее сообщалось, что народные толпы разгромили несколько змеиных гнёзд самых ярых роялистов и в числе адресов де Аттон с радостью обнаружил дом графа де Рокомье.
- Ага! - воскликнул депутат. - Мой человек времени зря не теряет. Жаль только самому графу удалось скрыться. Но это не великая беда. Теперь ему некуда деваться. Остаётся ещё поместье... М-да... поместье...
Жером откинулся в кресле и кликнул слугу:
- Разыщи мне Косоглазого Бло. Да-да-да, того мерзкого типа... Где-то здесь на столе должна быть бумага с его адресом. Да, где же она, чёрт?.. А, вот... Разыщи его и передай ему записку... Нет, никаких письменных свидетельств. Передай на словах... Наклонись, - и он, что-то горячо прошептал на ухо верному человеку. - Ты всё понял? Тогда поспеши. А теперь к королю, - удовлетворённо произнёс Жером, когда за слугой закрылась дверь. - Говорите, я должен стать министром, господин секретарь? Что ж с покорностью исполню вашу волю. Но после... после - берегитесь.

Глава 14.
Скользкий паркет королевского Паласа.

Амулет на жирной, безволосой груди Косоглазого Бло раскалился сверх допустимой приличиями дозволенности. Толстяк зашипел от боли и злости. Есть от чего утратить сдержанность, когда ты только что придавил своим пузом дебелую девку, на оплату услуг, которой не мог решиться последние четыре месяца. Жадноват был Косоглазый, но вожделение - сильная штука, оно, иной раз, способно одолеть даже привычку к разумной экономии. То есть под напором светлых и чистых чувств, даже скаредность отступить может.
- Что тебе так спешно потребовалось, - заворчал Бло, с кряхтением слезая с умопомрачительных дамских роскошеств. - Да ещё в такой ответственный момент. Чтоб тебе в аду гореть, проклятый колдун.  Сейчас, кисуля, папочка мигом управится.
Кисуля не удостоила его даже взгляда, равнодушно пялясь в потолок и подсчитывая барыши за проданное уродцу время. Выходило очень даже недурно. Можно будет прикупить платьеце, колечко с изумрудиком, серёжки и ту чудесную шляпку в салоне мадам Монре. А потом пройтись во всём по провинциальной дыре, откуда кисуля была родом, чтоб все тамошние дамы и девицы сдохли от зависти: что может быть лучше?
Бло прикрыл дверь в спальню и шагнул в комнату, что заменяла ему одновременно гостиную, курительную и рабочий кабинет. Амулет был необдуманно брошен на стол и уже через мгновение от его жара затлели какие-то бумаги.
- Будь ты проклят, Дельи! Что за глупые шутки? А если бы я не успел его снять? - проорал Бло, поливая занявшиеся огнём листы водой из графина.
"Ты готов?" - раздалось в его голове.
- Готов, - Косоглазому не обязательно было отвечать вслух. Без амулета маг легко воспринимал его мысли. Просто ему было комфортнее вести диалог в привычной для людей  манере. - Не делай так больше. Угробишь мне амулет, а новый заказывать ныне ой, как накладно. Маги Палаты совсем озверели, дерут с честных тружеников три шкуры.
"Довольно болтать".  Тон мага любезным не был и Бло поспешил прикусить язык. - "Сообщи заказчику, что кто-то пожёг родовое гнёздышко наших пташек".
- Ты спалил графский особняк!? - не поверил чародею Бло.
"Дотла", - пришла короткая злая мысль.
- Им теперь некуда деваться. Только к месту сокрытых ценностей. Ты - гений, Дельи.
- "Да. Всё решится в ближайшие дни. Я знаю, где они сейчас и предпринял кое-какие шаги, чтобы они уже сегодня узнали о постигшем их несчастье. Бросай всё и бегом к заказчику".
Бло чуть не взвыл от досады. Но вовремя сообразил, что без амулета проклятущий маг может легко прочесть не только его мысли, но и эмоции.
- Конечно. Дело, прежде всего. Дельи, кто-то стучит в мою дверь.
- "Связник?"
- Больше некому.
- "Ступай", - маг всегда был краток.
Косоглазый с облегчением почувствовал, что ненавистный голос исчез из его головы. Он спешно схватил амулет и тут же выронил его: украшение всё ещё было нестерпимо горячим.
- Чёртовы колдуны! - взвыл Бло, уже не заботясь, что Дельи может его услышать.
Он метнулся вниз по лестнице, на бегу вешая на шею спасительную поделку и злобно шипя от боли. Негоже заставлять ждать такого вестника, а втречать его без защиты от мага ему не очень хотелось.
По понятным причинам Бло не распространялся о месте своего проживания. Его знали только люди значимые. У двери он задержался, не спеша её отпирать. Бло осведомился о том, кто почтил его персону своим визитом, и, услышав в ответ условленную фразу, пропустил посетителя в дом.
Слуга де Аттона, дождавшись, когда хозяин прикроет за ним дверь, что-то быстро прошептал тому на ухо. В ответ Косоглазый расплылся в довольной улыбке.
- Всё уже сделано. Передайте это господину...
Посланец прижал палец к губам говоруна.
- Никаких имён.
- Когда будет обнаружено требуемое?
- В ближайшие дни, - со всей искренностью, на какую был вообще способен,  уверил посланца Бло.
- Сутки, - отрезал тот, не оценив потуг Косоглазого. - Если вы не справитесь, то контракт с моим сюзереном можете считать расторгнутым. О последствиях, такого исхода вы можете догадываться.
Косоглазого бросило в холодный пот. Гость холодно откланялся и удалился, тихонько затворив за собой дверь.
- Сутки, - беззвучно произнёс Бло. - Сутки.
Он поднялся по лестнице, ничего не видя перед собой. Вошёл в спальню и сев на кровать, утопил обрюзглое своё лицо в ладонях. Ему было нехорошо.
- Котик... - словно сквозь вату добралось до его сознания. - Ну, мы будем любить друг друга?
Шлюха! А он совершенно о ней забыл.
- Убирайся к дьяволу! - прорычал Косоглазый, и, схватив предмет недавних своих вожделений за локоть, потащил её вон из комнаты.
Он не слышал её стенаний, когда она кубарем катилась вниз по лестнице. Не обратил ни малейшего внимания на её истеричные вопли, когда вышвыривал потаскушку из дому, в чём её мать родила. И его не тронули угрозы разъярённой бабы, когда она орала на весь квартал, что её сутенёр не абы кто, а сам...
- Сутки, - шептал Бло, привалившись затылком к двери. - Сутки.
- Ты мне ещё ответишь за мою шляпку, - донеслось до него из-за двери. - Сукин ты сын.
- Шляпка?.. - Бло встряхнул головой. - Причём тут шляпка?
Ему нужно было послать сообщение Дельи. А для этого предстояло снова снять амулет. Боже, как же он это не любил! Оставаться беззащитным, практически голым пред этим страшным человеком, для несчастного Бло, было равнозначно собственному изнасилованию.
- Последний раз, - прошептал он. - Это в последний раз. Дайте мне только добраться до королевских алмазов. А потом... - Амулет с тяжёлым стуком упал на пол. - Дельи... Дельи, отзовись, ты мне нужен.
Такое неожиданно быстрое возвращение слуги Жерома де Аттона поначалу взволновало и даже очень. Господин депутат или, как всё чаще стало звучать в государственных учреждениях, перебравшись туда с улиц, колючее и неприятное - гражданин Жером, встревожился до того, что позволил себе выхлебать бокал вина в два глотка. Чего не позволял себе со времён бесшабашной студенческой юности. Но, как оказалось, беспокоился мастер интриги совершенно напрасно.
- Как, - вскричал он в великом изумлении, - поместье уже сожжено!? Без моего повеления... Кхм... приятно иметь исполнительных людей под своим началом. Но ещё более приятно, когда они не чужды разумной инициативы. Что ж, короля ждёт сюрприз. А меня, как я могу предположить с изрядной долей уверенности, - не особо дальняя дорога, портфель министра внутренних дел и лавры спасителя нации. Всё разыгрывается, словно по нотам. Да, я без сомнения, великий композитор. Подавайте карету. Я еду во дворец.
Слуга выразил опасение, что при теперешних обстоятельствах, это сопряжено с множеством опасностей.
Жером только отмахнулся:
- Пустяки. Совершеннейшие пустяки. Что могут мне сделать мои дорогие санкюлоты, кроме, как вознести на руках. Они жаждут моего слова. И оно будет им явлено, будто божественное откровение. Боже, благослови дурака, который так во время заразил этих баранов бациллой воинственного атеизма.
Кажется, он уже возомнил себя новым мессией. Мессией без бога, но всё-таки...
Впрочем, в этот раз гражданин Жером не ошибся в своих ожиданиях. Никто из лидеров новорожденной демократии ещё не нашёл в себе силы выйти к бунтующей вооружённой толпе.
- О, - сказал самому себе де Аттон, высунувшись в окно кареты, - господа Бессребреник и Ко, всё ещё составляют проникновенные речи. Ленивцы. Ну и пусть их... Я буду первым. Я буду первым.
Возможно в эту самую минуту крестьянский сын, сумевший всеми правдами и неправдами взобраться на Олимп власти, почувствовал, что ему вполне по силам стать первым франнским президентом. К чёрту премьерство. К чёрту всю чванливую аристократию. Пришло новое время. И это время его.
"Действительно, зачем мне король?" - пронеслось в его взбудораженном мозгу.
- Сограждане! - воззвал он к толпе, едва приоткрыв дверь кареты. - Братья!..
Его тут же узнали и вознесли на руках. Это был триумф.
Речь его лилась мощным потоком, смывающим всю грязь и несправедливость сегодняшнего социального устройства. Нет, он не тщедушный Бессребреник, которому дня мало, чтобы слепить из слов, что-то способное воспламенить толпу. Стоп! Отныне, даже в мыслях себе не позволять произносить это слово - толпа. Народ! И только народ. Гордый, свободолюбивый... Потом ещё, что-нибудь на ум придёт. Пока и этого достаточно.
- Братья, - вещал Жером, - сейчас я иду к королю. Да, прямиком к королю. И мне более не нужно его приглашение, ибо я делегирован вами, мои друзья, мои соотечественники. И я иду не просить. Нет. Я иду к тирану - требовать. Требовать равных прав для всех и для каждого. Потому, что в новой свободной от тирании Франнии, все должны быть равны. Все должны и будут счастливы.
С так не любимым им пафосом он, может слегка и перегнул, но для толпы... пардон, для народа, сойдёт.
Его на руках донесли до кордона солдат. И те не посмели остановить Жерома, подлинного народного радетеля. Но, как только за ним сомкнулись створки дворцовых врат, господина - снова господина, не гражданина, - окружили недружелюбно поглядывающие гвардейцы. На своё приветствие Жером ответа не дождался. Чёртова аристократия. Проклятые роялисты. Чванливые потомки именитых родов.
"Всех под корень!" - с неожиданной даже для самого себя яростью подумал де Аттон.
Он потребовал проводить себя к королю.
- Разве вам назначена аудиенция? - капитан королевской стражи, видимо был слепым и глухим, если продолжал исправно нести службу в момент, когда под стенами Паласа собрался весь прогрессивный Парри.
- Я представитель революционного народа! - громогласно объявил де Аттон.
Солдаты и офицеры смотрели на него пустыми глазами. Уличная демагогия оказалась бессильна против честных служак, людей присяги и долга.
- Вышвырнете вон этого пустобрёха, - равнодушно приказал капитан.
- Что?.. - неверяще проблеял депутат. - Да как вы смеете!?  Да вы знаете, с кем имеете дело. Я Жером де Аттон!
- Адвокатишка, прилепивший дворянскую приставку к фамилии.
Капитан устало потёр глаза. Он уже забыл, когда спал. А тут ещё этот горлопан.
- Давайте, господа, укажите господину адвокату, где тут выход. А станет упрямиться - вышвырните его в окно. Он мне надоел.
Такого скорого завершения своего триумфа Жером не ожидал и совершенно не был готов к подобному обороту, задуманного предприятия. Он стоял перед солдатами высокий, сильный, мгновение назад производивший впечатление несокрушимого утёса. Но что-то пошло не так и вот политик, в мыслях своих возносящийся едва ли, не к самим небожителям, топчется перед неулыбчивой, хмурой солдатнёй с видом обиженного ребёнка. Разве, что губами ещё не плямкает. Поскользнулся вершитель судеб и истории на дворцовом полу. А и скользок оказался зеркальный паркет Паласа.
- Я депутат Национального собрания...
Боже, как же жалко это прозвучало.
- Я лицо неприкосновенное.
- Да ну?.. - мрачную капитанскую физиономию расколола недобрая улыбка. - А вот мы сейчас проверим, - и офицер достал из-за пояса пистолет.
Сухо щёлкнул взведённый курок и пистолетное дуло, омерзительно пахнущее порохом и смертью, уткнулось в нос гражданина депутата.
- Вполне себе прикосновенная рожа, - сделал вывод капитан.
- Сударь, - кто-то, чьёго появления перетрусивший Жером даже не заметил, повелительно положил руку на плечо офицера. - Оставьте, сударь.
Капитан обернулся. Перед ним стоял камердинер Луина 15. Был он сер лицом, сказывалось напряжение последних дней, но вид этот человек имел решительный. Услышав шум, он кинулся к месту событий. Ещё не хватало, чтобы бунтовщики ворвались во дворец. Но когда он разобрался в причинах создавшегося беспорядка, то, будучи посвящённым во многие личные тайны своего сюзерена, незамедлительно принял решение.
- Вы, господин де Аттон... - тут он осёкся. - Или вы предпочитаете, что бы к вам обращались "гражданин"?
Жером рукой убрал от своего лица дуло пистолета.
- Обращайтесь так, как вам привычнее.
- Господин де Аттон, вы добиваетесь аудиенции его величества? Что ж, я доложу монарху о вашем желании.
  Он отвернулся и зашагал прочь, как всегда прямой и негнущийся, словно палка. Однако у самых дверей камердинер остановился, и, не оборачиваясь, произнёс:
  - Господа офицеры, я надеюсь... гхм... я очень надеюсь, что за время моего отсутствия с гражданином депутатом не произойдёт какого либо казуса. Прошу вас держать себя в руках.
Капитан зло чертыхнулся, но оружие за пояс убрал. Хотя так и не выпустил рукоять пистолета. Именно этот жест больно резанул Жерома. Наверное, впервые он явственно осознал всю ширину и глубину пропасти, расколовшую Франнию. И сейчас ему стало по-настоящему страшно. Куда страшнее, чем всего минуту назад, когда он заглянул в бездонный провал дула.
"Камо грядеши? - задал себе вопрос де Аттон. - Камо грядеши, Франния?"
Король изволил его принять. Ну, ещё бы он отказал. Под его величеством трон раскачался так, что удержаться в нём без помощи пронырливого представителя демократического лагеря, уже нечего было и мечтать. Луин выглядел плохо. Его и без того рыхлое, одутловатое лицо было отёкшим. Он мерил шагами свой огромный кабинет, то и дело, останавливаясь у большой карты Франнии, висевшей на стене. Король был испуган. На приветствие Жерома он не ответил.
- Где они? - визгливо выкрикнул Луин, едва депутат прикрыл за собой дверь. - Где этот проклятый Рокомье и мои деньги?
Жером подошёл к карте и ткнул жирным пальцем в точку недалеко от Парри.
- Сейчас граф со всем своим выводком здесь. Я знаю это наверное. И в ближайшее время он будет вынужден двинуться к месту, где грабители укрыли ваши сокровища.
- В ближайшее время? - его величество прервал забег по кабинету.
Жером кивнул.
- Да. В самое ближайшее.
- Когда? - Луин подскочил к депутату и впился в него глазами. - Когда?
Жером наклонился к толстяку и прошептал:
- Сутки. Всё решиться в предстоящие сутки. И если ваше величество проявит терпение, - кивком головы он указал на окно, - и не предпримет каких-либо непоправимых действий...
- Непоправимых действий!? - вскричал Луин. - Что вы имеете в виду, сударь? Уж не собираетесь ли вы указывать мне, что мне делать с обезумевшей толпой черни, поправшей все мыслимые законы и человеческие и божьи?
- О, нет, конечно, - тут Жером де Аттон позволил себе снисходительную усмешку. - Кто я такой, чтобы указывать моему королю? Всё, что я могу себе позволить, это надеяться на то, что мудрость моего монарха возьмёт верх над его праведным негодованием.
Крестьянский отпрыск, откровенно издевался над потомком древнего королевского рода. Как же в эту минуту Луину хотелось придушить этого выскочку.
- Что вы... - голос короля был сиплым. - Что вы собираетесь предпринять? Предпринять для... для сохранения законной власти в моей многострадальной Франнии?
Депутат развёл руками:
- А что я сейчас могу? Я всего лишь народный избранник, как и несколько сотен других. У меня нет никаких полномочий, только горячая любовь и поддержка народа.
"Ах, ты ж, ядовитый гад!" - так и читалось в заплывших жиром глазах короля.
- Полномочия?.. - Луин скривил лицо, прекрасно понимая, на какую опасную тропку он сейчас встаёт. - В них всегда всё дело. Так?
Вместо ответа Жером пошевелил бровями. Пусть этот боров до всего доходит сам. Он, любимец простых граждан, не намерен ему в этом помогать.
На скользком паркете Паласа начался отвратительный до рвотных позывов котильон двух змей. Уж и стоили они друг друга. С прикрасами таковую парочку описывать никакого сердца не хватит. Но о разговоре всё-таки, пусть и с некоторыми купюрами, поведать придётся.
Король, в ярости зубами скрежеща, выдавил из себя вопросец, о том, каких именно полномочий так недостаёт гражданину депутату, для убережения от посягательств черни его, Луиновой, единоличной власти. Хитрюга Жером и тут напрямую отвечать не пожелал. Луину самому пришлось произносить и слова "портфель министра, и, что совсем уж было тяготно, слова "дел внутренних".
Депутат тут же напустил на себя вид крайней озабоченности и даже принялся отнекиваться, де, не по силам сие ярмо, де, оно и шею переломить способно. Но отнекивался Жером с осторожностью, чтобы короля не вспугнуть, для прилику скромность на себя напуская. Сам же мыслил так: " Портфель министерский - он не хомут. А ежели даже и так, то его-то бычья выя и не такое ярмо выдержать способна, без особого ущерба. А даже и с некоторой для её обладателя выгодой".
Луин подошёл к столу и быстро набросал указ об отставке нынешнего министра, как не оправдавшего доверия и назначении нового.  Потом он протянул бумагу Жерому. Тот пробежал написанное глазами и удивлённо уставился на монарха.
- Но, ваше величество, вы забыли поставить дату.
Ничего он не забыл. Но и проигрывать в чистую Луин не собирался.
- Что вы будете делать? - уже гораздо твёрже спросил монарх, отнимая собственный эдикт у тщеславного депутатишки.
Это уже не было просто вопросом. Это было требование.
Пришлось выкладывать настырному венценосцу нечто отдалённо напоминающее некий сырой, без подробностей, план. Революционные волнения, которые начали пугать и самих вождей этой самой революции, можно будет использовать для привлечения, конечно, тайного, войск соседних властителей. Тут же будет составлен пламенный призыв к бузящему сверх меры населению по отражению подлой агрессии. Собрать из самых отъявленных... э-э-э... самых отважных людей армию. И двинуть её скорым маршем вон из столицы, для отражения вероломного нападения.
- Аврийцы их в порошок сотрут, - мрачно напророчествовал король.
- Так и пусть. Меньше всякого сброда по улицам ошиваться будет. Допустим войска оккупантов, скажем... - Жером, прищурившись, взглянул на карту. - О, до варнейского леса.
- Не глубоко ли? - засомневался Луин. - Попробуй их потом оттуда вышиби.
- Не глубоко, - убеждённо заявил де Аттон. - Ну, сдадим пару городишек. Может, три-четыре крепосцы. Со сражениями. С распалением патриотических чувств в сердцах сограждан. А потом...
- Что потом?..
- Потом, я, как министр... Дата ведь к тем порам поставлена будет?..
- Будет-будет... - Луин сморщился, как от зубной боли.
- Хорошо... А Национальное собрание меня утвердит, особо не упираясь. Потом я, не называя вашего имени, передаю командующему определённую сумму в золоте. Он проигрывает сражение и убирается восвояси. А ликующие толпы носят на руках своего короля, под знамёнами, которого одержана столь блестящая победа над кровожадным супостатом.
- Взятка...
Сладкоречивый политикан пожал плечами:
- Какая разница, как это называть?
- Да, тут я, пожалуй, с вами соглашусь. Но... сумма... Какова сумма?
- Сорок миллионов, - не моргнув глазом, соврал де Аттон.
Дела государства и борьба за демократию, конечно, прежде всего. Это свято. Так ведь никто и не спорит. Но и о себе забывать не след.
- Сколько!?
- Ваше величество, сейчас не время мелочиться.
- Но это мои деньги!
- Кхм... не то, чтобы совсем ваши. Всё-таки была ограблена государственная казна.
- А... ну да... Государственная.
- Посредником в этом деле взялся выступить не безызвестный вам кюре, Патриарх Истинных Сынов. А ему доверять можно. Если уж не ему, тогда вообще - кому?
- Отец Бенвиль действительно человек кристальной честности, - король наморщил лоб. - Но он ведь, прежде всего, печётся об интересах Церкви. Церкви!! Я же должен нести на своих плечах бремя забот обо всей державе.
- Понимаю. Тяжек груз, - Жером состряпал скорбную мину. Как же он понимал перетрудившегося монарха и был готов в любую секунду подставить своё плечо, чтобы облегчить эту непосильную ношу. А то и вовсе освободить Луина от неё.
- Но сорок миллионов, - король был потрясён грандиозностью суммы. - Ещё ведь и с патриархом делиться придётся. Мне-то... мне-то, сирому, что тогда останется? С торбой по свету мыкаться прикажете!?
Тут Жером, маску скорби с личика своего безразмерного скинул, и засиял, как только что отчеканенный луинор.
- Ваше величество,  вам останутся трон предков, любовь простого люда и... предатели.
- Что?.. Кто?.. Предатели!? Причём здесь предатели?
Тут Жерому не удалось скрыть самодовольства. Давненько уж сидела в его мозгу эта мыслишка: как бы без вреда для собственного здоровья, а под покровительством помазанника божия, да прищемить хвост зажравшейся, спесивой аристократии?
И вот он - шанс.
- Ваше величество, - заговорил он вкрадчиво, - как вы думаете, сколько дворян и финансистов в первые же дни войны из трусости переметнутся на сторону аврийцев? А после их изгнания, всего через пару недель, все их земельные владения, замки, банки, может и предприятия, если кто из промышленников слабину явит, вполне законно могут быть конфискованы в пользу казны и лично короля.
- Чтоб меня дышлом в... - восторженно прошептал Луин, припомнив, что до того, как воссесть на престол, он обожал проводить время на конюшне. - А ведь я об этом не подумал. Но для проведения такой акции во главе правительства потребен человек железной воли и решимости. Истинный патриот.
- Он перед вами, - Жером покорно согнул выю. Ради премьерства, чего бы и не поклониться, голова-то не отвалится, а даже наоборот - крепче на плечах держаться будет.
Луин поджал губы, что-то прикидывая в уме. Депутат терпеливо ждал. Сейчас-то он крепко стоял на паркете, больше не опасаясь поскользнуться.

Глава 15.

Обыкновенное надувательство.

- Этот царственный, заплывший салом прохиндей меня надул! - в бешенстве орал Жером де Аттон, круша всё, что попадалось ему под руку.
Был он бос, одет только в длинную ночную рубаху и колпак с кисточкой. На этот всплеск праведного гнева со спокойствием стоика взирал его преподобие господин кюре Бенвиль, ожидая момента, когда разъярённый бык выдохнется и снова обретёт способность хоть как-то соображать. Хотя, признаться по чести, сейчас он очень даже понимал чувства гражданина депутата и даже во многом их разделял. Просто сказывалась многолетняя привычка держать под спудом собственные порывы. Если бы ни это обстоятельство отец Бенвиль тоже присоединился бы к безумному разрушению. Тем более что крушить чужое всегда приятно для сердца и безубыточно. Но вскоре святому отцу надоели беготня и мельтешение Жерома.
- Довольно, - сказал он не громко. - Довольно буйствовать. Нужно что-то предпринимать и немедленно. Время уходит.
Жером хотел обрушить на голову тщедушного попика громы и молнии, дабы не указывал наглый прыщ, как ему вести себя в минуту душевного волнения, да ещё и в собственном доме. Но, как на скалу наткнулся на ледяной взгляд Патриарха и сник. Бороться с сонмом политических противников ему было по силам. Чёрт, да ещё днём он мог оттаскать за уши самого короля. Фигурально выражаясь, он это и проделал. Но тягаться с Церковью да ещё при таком "весёлом" раскладе де Аттон был ещё не готов.
- Король, - выплюнул он злобно. - Сукин сын, а не король.
- Этот факт не приводит нас к конструктивному решению.
Выдержке честного отче могла бы позавидовать даже глыба льда.
- Выходка его величества, конечно, истеричная, но, как, ни странно, на данном этапе он переиграл всех. У аврийцев развязаны руки. Что, надо признать, сразу ослабило наши позиции.
Война! Да, теперь она становилась отвратительной реальностью. А всему виной неожиданный демарш, заплывшего дурным жиром монарха. По уходу из дворца ловкого депутата с телосложением и напористостью гиппопотама, Луин 15 совсем приуныл. В угол его загоняли давно, и вот врагам это удалось. Теперь он связан по рукам и ногам; чернь, того и гляди разнесёт его скромненький домишко по кирпичику; союзников, после разгрома столичной аристократии у него не осталось, к тому же он нищ. Авантюра с похищением государственных средств начала проседать. И вот-вот провалится с треском. Тогда, даже бегство за рубежи королевства его не спасёт. Никто из соседних королей не станет всерьёз расценивать его, как фигуру, способную вернуть власть. В лучшем случае его станут дёргать за ниточки, как марионетку.
Луин сорвал карту со стены, и, в бешенстве принялся топтать её ногами. Он так и сыпал проклятиями, обвиняя в своих грехах страну, её политиков, её народ и кое-кого поимённо. Досталось и графу де Рокомье, столь неспешному в исполнении его воли. О том, что поддавшись влиянию момента, он сам же и упёк несчастного графа за решётку, Луин, как-то не вспомнил.
- Рокомье... Бездарь, бестолочь, бездельник, - рычал король. - Где прячешься? И где ты, мерзавец, прячешь мои деньги? Мои... - ревел он.
Он стянул со вспотевшей головы парик и отшвырнул его в лютости.
- А почему бы мне не спросить тебя об этом лично?
Эта, произнесённая вслух мысль, оказалась настолько неожиданной для монарха, что он встал столбом посреди кабинета и тупо уставился в пустоту.
- Действительно, - прошептали лиловые губищи, - почему бы и не спросить? В какое место на карте тыкал своим пальцем этот мужлан? Ага... Ага, совсем не далеко от столицы. Если гнать во весь опор в карете... Может, верхами... Гм... - он не был столь самоуверен. - Всё-таки в карете... То за пару часов можно достичь этого места. А уж там... Господи, даже голова закружилась.
Но для этого нужно было покинуть Парри. Да, что там Парри? Из Паласа бы выскочить, чтобы жаждущее крови быдло ему голову с плеч не сняло. Решение в голове короля не вызрело. Оно просто выскочило, как чёрт из табакерки. Нужно занять толпу делом. Нужен отвлекающий маневр. Луин просиял. Улыбка его в этот момент была страшной, демонической. Он кликнул камердинера.
- Карету без гербов к вечеру. А ещё... ещё сопровождение... Гвардейцев с дюжину. Нет, гвардейцев с обороны дворца снимать  - решение не из лучших. Их и так мало. Кого тогда?
- Конных жандармов, - подсказал слуга.
- Жандармы! Да, конечно. Разъезд конных жандармов - то, что нужно. Пусть будут готовы, как стемнеет.
- Темнота не поможет вашему величеству. Палас окружён плотным кольцом бунтовщиков.
- Я отдаю приказ о применении оружия. Письменный... Игра ва-банк.
Если камердинер и был удивлён безумием королевского решения, то виду он не подал. Многие годы, греясь в лучах власти своего сюзерена, этот господин успел забронзоветь, и чужая боль не трогала его бесчувственного сердца.
- Ваша воля будет исполнена. Когда мне передать ваш приказ.
О, он даже понял, что сам король никогда не сделает этого лично.
- Дождись сумерек и... Если бунтовщики не пойдут на попятный, пусть в дело вступает артиллерия.
Это было преступление, это было зверство. Но камердинер остался твёрд. Он не переступил через волю озверевшего Луина. И вечером пролилась первая кровь.
Первые залпы толпу даже не рассеяли. Чаша народного терпения давно уже была переполнена. Все кинулись на штурм главного входа. Завязалась страшная бойня. Кавалеристы-наёмники оттеснили бунтовщиков, но не смогли заставить их рассеяться. В этот момент его величество отдавал последние распоряжения разъезду  усатого Ги. Именно этим храбрецам выпала великая честь прикрывать обширный зад удирающего короля.
Хлопнула дверь и карета понеслась. За ней устремилась полудюжина жандармов. Они пролетели первую заставу, когда ударили пушки. Артиллеристы, сами того не подозревая, салютовали бегству коронованного мясника.
Эти залпы подняли с постели кюре Бенвиля, который хоть и узнал с первых звуков артиллерийский набат, не сразу принял душой страшное. Только что, сию секунду, кто-то безумный, начал писать историю Франнии чернилами цвета ржавого железа. Бенвиль кинулся к Жерому. Времени на обдумывание ситуации не было.
- О-о, гнусная тварь! - снова завопил де Аттон, не в силах пережить нанесённое ему лично оскорбление. Политика политикой, но страстное желание мести всё ещё застило его разум. - Какую хитрую штуку он со мной провернул.
- Что именно? - Бенвиль вдруг понял, что знает далеко не всё.
- Я вырвал из его потных лап указ об отставке министра внутренних дел. И о назначении меня на эту должность.
- О! Но это же, очень хорошо. Пусть вашу кандидатуру и не утвердило Национальное собрание, но имея на руках такой документ, в условиях чрезвычайных вы можете остановить кровопролитие, приказав гвардейцам прекратить огонь.
- Не радуйтесь раньше времени, мой дорогой кюре. Эта подгнившая сливовина не поставил дату. К тому же, он оставил документ у себя, якобы для того, чтобы самому, лично, внести это предложение в собрание. Теперь я понимаю, зачем.
- Он бросил вам сладкую косточку, - кисло сказал кюре. - И вы с удовольствием кинулись её грызть и облизывать. Где в этот момент был ваш знаменитый ум?
- Выбирайте выражения! - бешенство Жерома плеснулось через край, и он метнулся к этому мелкому злоязыкому монашку.
Вид разъярённого быка Бенвиля не устрашил. Миг и горло великана защекотало остриё тончайшей шпаги.
Жером успел притормозить.
- Где вы её носите? - скосив глаза, спросил он, лишь за тем, чтобы хоть что-то сказать.
- В складках сутаны, - убийственно-холодно проговорил кюре. - Ну, вы угомонились?
- Да.
Бенвиль убрал шпагу.
- Тонкая, как спица, - похвастался он. - Смертоносная, как коса Жнеца. И какая же лёгкая и незаметная, а? Р-раз...
Ловким движением он сунул шпагу в ножны, и она словно растворилась в его сутане.
- М-да... Я вижу... гм-гм... И она всегда  при вас?
Кюре тонко улыбнулся:
- Всегда. И в моменты моих визитов к вам она тоже была при мне... Если вас это интересует. А теперь, мой неуравновешенный друг, возьмите себя в руки и напрягите мозги, чтобы ответить на один мой вопрос.
- Какой? - буркнул Жером, с трудом проталкивая ком в горле. Укол в шею был болезненным. Да-а, Патриах умел обращаться со шпагой. Ещё как умел.
- Почему приказ о расстреле людей был отдан именно сейчас?
Жером стянул с головы ночной колпак, и, задумавшись, стал машинально накручивать его на свой огромный кулак.
- Э, - вдруг встрепенулся он, - вы ведь и не ждали от меня ответа.
Холодная усмешка кюре была для него обиднее пощёчины. Бенвиль оказался умнее де Аттона.
- Конечно. Я его  и так знаю. Собирайтесь. Нам нужно выезжать немедленно.
- Луин бежал, - взвыл Жером. - Он собирается покинуть пределы Франнии, по пути прихватив все деньги. А после...
- А после, став благородным изгнанником, он сам приведёт сюда союзную армию, задушит революцию, вас и, наверное, даже меня. Ибо никто из нас, по понятным причинам, ему уже не будет нужен.
- Ну, так споро у него не выйдет. Рокомье ещё не нашёл сокровища... Я надеюсь, что не нашёл.
- Вы можете надеяться, сколько вашей душе угодно, но я не привык полагаться на случай.
- А на бога? - рискнул уколоть Патриарха депутат. - На бога вы надеетесь?
- Всегда, - был ответ. - И он всегда мне помогает, потому, что его верный слуга никогда не сидит, сложа руки. Скидывайте свой балахон. Облачайтесь в панталоны и сюртук и мы едем. С собой возьмите пару проверенных слуг. Их помощь может пригодиться при погрузке. И, да, не вздумайте поставить на запятки своей кареты ливрейных лакеев.
Жером проворчал, что он не настолько туп. На что кюре Бенвиль позволил себе снисходительную улыбку.
- Поторапливайтесь. Если мы всё сделаем, как надо, вы вернётесь в Парри победителем и мгновенно нейтрализуете своих соперников, получивших некоторую фору во времени.
Это Жером прекрасно осознавал. Покидать бурлящую столицу было рискованно: тот же Бессребреник не преминёт воспользоваться такой медлительность своего коллеги по демократической фракции, а уж как звонко растявкается Глашатай народа и представить сложно. Однако игра стоила свеч. Можно было официально вернуть короля, что само по себе успех. Подштопать пару дыр в государственной казне. А как же - де Аттон не вор, он лишь своё возьмёт. Своё, для священного народного дела потребное. Ну и чуть-чуть за хлопоты и бессонную ночь.
- Едем, - принял он решение и направился в спальню одеваться.
...Жар отпустил графа Александра. Старания Жервезы были не напрасны. Однако ведьмочка по-прежнему настаивала на приглашении лекаря, сведущего в магических хворях. Сыскать такого было возможно в ближайшем городке Оронэ. Об этом столичным путешественникам поведал держатель таверны и даже указал адрес его проживания, правда примерно, но хотя бы квартал и улицу. Шарло отправился за эскулапом незамедлительно, всеми силами стараясь не дать проявиться своему беспокойству. Оставлять подопечных дам без всякой защиты было ему поперёк сердца. Граф Александр, конечно, человек непреклонной воли, что даже удивительно, по его мягкому, добродушному лицу такое сразу и не подумаешь, однако сейчас он шпагу в руке не удержит. А случись что?..
"А ведь случиться может, - здраво рассуждал Шарло, настёгивая лошадь и рискуя опрокинуть коляску. - Нацепляли мы на себя врагов, что собака блох. Никак они от нас не отстанут. Колдун ещё этот..."
Шарло досадливо сплюнул, не учтя встречного ветра.
- Дьвол! - во всю глотку заорал раздосадованный акробат. - Что ж всё так кривобоко выходит!?
На заставе при въезде в Оронэ караул был. Видно мутная волна бесчинств из Парри до этих мест ещё не докатила. Шарло расплатился честь честью. Наврал с три короба солдатам, коим не глянулся его пропылённый вид, а заодно выведал, где тут проживает потребный его приятелю лекарь. Осознав, что дело касается чародейской медицины, служивые "простили" путнику встрёпанные волосы и красные, слезящиеся глаза. Понятно теперь от чего человек так поспешает: болести магические они имеют свойства самые каверзные. Есть от чего всполошиться.
- Проезжай, - махнул рукой капрал. - Туда правь. Видишь, где колокольня церкви? Так ты левее держи. Там углядишь дом с садом. Этот сад не пропустишь. Чудо - не сад. По образцу королевского создан, только размером меньше. А... так от сада того двинешь...
Описание маршрута было подробным, хоть и несколько многословным. Но акробат, как его время ни поджимало, выслушал стража со всем почтением на морде: злить солдат ему сейчас было ну совершенно не с руки. Зрела в его неугомонной голове некая мыслишка. Робкая ещё, куцая, но настырная. И он её не удержал:
- Тут, может статься, обо мне один человек расспрашивать станет... - сказал он капралу, аккуратненько размещая в его ладони два серебряных кружочка.
Глаза хранителя святого Шлагбаума, так и вспыхнули недобрым  подозрением.
- Что? Не говорить ему о вас, господин торопыга?
На его морде явственно обозначилось желание задержать этого тощего малого и препроводить его, куда следует для дознания.
- Что вы, что вы, господин капрал, - замахал руками Шарло, правдоподобно изображая трусливого обывателя, испытывающего священный трепет при виде уставных усов и кокарды. - Наоборот. Совсем, даже наоборот. Расскажите ему всё без утайки. Я человек честный. Мне скрывать нечего, - и даже нос вызывающе вздёрнул, убедительно гордясь своей такой принципиальной гражданской позицией.
- Гм... удивительно мне, - сомнения, вызванные такой странной просьбой проезжающего, ещё не оставили капрала. - С чего бы это кому-то о вас расспрашивать, сударь? По оперению-то вы птица далеко не королевских кровей. А... А-а-а?.. - до него вдруг сама собой дошла какая-то мысль. Ну не то, чтобы действительно сама собой; уж очень красноречиво прятал глазки этот тощий малый, и так явственно краснел ушами... хе-хе... Капрал, поправил, съехавший на правое ухо кивер: - Уж, не шпик ли это будет, нанятый вашей жёнушкой?
- От вашего проницательного взора ничего невозможно скрыть, - промямлил Шарло, уставившись себе под ноги, как и подобало нашкодившему мужу. - Так уж вы будьте ласковы, сударь, - Шарло, блистал актёрским дарованием, заставив свои щёки светиться таким багрянцем, что и закатное солнце скуксилось бы от зависти. - Будьте ласковы и расскажите всё, о чём бы он ни расспрашивал. Вот всё-всё. И куда направлялся. И на чём приехал... Ну, ежели спросит. Пусть моя Мадлен, получив от него подробнейшие сведения, хоть на этот вечер забудет о волнении. А то уже сил моих нет колотушки получать, - взвизгнул он напоследок.
Это его выступление прошло с успехом; несчастный, затюканный жёнушкой бедолага, вызвал у солдат и капрала искреннее желание помочь, чтобы скорее избавиться от подобного ходячего оскорбления всего мужского рода.
Дом лекаря, Шарло отыскал  без всякого труда. Правда, ему пришлось прождать его около часа, выслушивая жалобы экономки на постоянное беспокойство.
- Нет, вы не подумайте, господин Шарло, я не сетую, - сетовала она. - Я вовсе не против лишних монет в моём кошельке. Господин лекарь, столь щедр, что увеличил мне жалованье. Но, господин Шарло, с этой революцией люди, словно с ума посходили. Дня не проходит в нашем таком тихом ранее Оронэ, чтобы кто-то из соседей не направил на ближнего своего порчу или ещё какую гнусную напасть. Слава богу, все знают, у кого я служу, и потому моё семейство не трогают. Куда катится этот мир, господин Шарло?
Акробат и сам в точности не знал ответа на этот вопрос, поэтому предпочёл ответить уклончиво. А после и вовсе перевёл разговор на замечательно вкусную выпечку, которой его угостила экономка.
- Ешьте, ешьте, господин Шарло, - кудахтала добрая тётка. - Вон вы какой худой да щупленький. Сразу видно, что не женат.
Шарло подумалось, что, пожалуй, было бы неплохо вернуться к обсуждению судеб мира.
- А что в Парри делается? - спросил он, не желая быть подвергнутым детальному расспросу о своей холостяцкой жизни. - Я, видите ли, всё время в разъездах и за новостями в последнее время не следил. Что в газетах пишут?
В газетах, во всяком случае, в тех их разделах, что прочитывала мадам, писали в основном о юбках, новых фасонах шляпок и шёлковых чулках. "А вот ещё ж появились такие миленькие кружевные штучки..."
"Господи! - взмолился несчастный акробат. - Пособи ты уже лекарю. Пусть он скорее покончит со своим пациентом и вернётся домой. Сил моих больше нет терпеть эту пытку".
Господь услышал молитву своего непутёвого чада не сразу. А может, просто решил ему указать, что все его прежние грехи уже сочтены и будут взвешены, а, пока, он ему милосердно намекает, какого рода наказание для него уготовано.
Появление хозяина дома, Шарло воспринял, как избавление от мук. Но ему ещё пришлось довольно долго уговаривать упрямого целителя, отправиться с ним в путь. Лекарь был уставшим и злым. Его действительно издёргали обыватели Оронэ и ехать куда-то снова, едва переступив порог, он не имел никакого желания. К тому же надоедливый коротышка наотрез отказался везти его в своей коляске. Править самому!.. Сейчас!.. О, как ему не хотелось. Служителю медицины давно перевалило за семьдесят, и всё его тело молило о покое. А тут?..
Кошель, туго наполненный серебром, увесисто лёг на стол и тут же, образом магическим, вернул старикану бодрость молодого козлика.
- Ехать?.. Куда?..
- Вот это уже разговор, - улыбнулся Шарло. Что потребовало от него некоторых усилий, ибо только что он снова стал нищим. - До заставы поеду следом за вами. Потом, вы двинетесь по направлению к дорожной таверне. Знаете, где она? Прекрасно. Там в вашей помощи нуждается одно влиятельное лицо. Граф де Рокомье. Слышали о таком?
- Приближённый короля?
- Точно так.
- Опасное знакомство по нашим временам. Но... долг врача требует... Я готов, сударь.
Долг врача!? Шарло с большим трудом удержал на лице маску восхищения таким героизмом. Долг врача!? Вернее было бы сказать - полугодовой доход за одно единственное посещение.
- Чем страдает дражайший граф? - делово спросил лекарь.
- Ранение... Магическое оружие.
- Гм... можете описать его внешний вид? Хотя бы приблизительно. Это бы очень помогло мне в выборе необходимых снадобий. Да и лучше заранее знать, какого рода заклинания мне понадобятся.
Шарло, как мог, описал то, что осталось от кинжала - или, чем оно там являлось? - после того, как по нему прошлись каблучки взбешённой Генриетты.
- Ага-ага... Знакомо-знакомо, - зачастил лекарь. - Говорите, графу помогала ведьма? А после, отправила вас за мной? Что ж, я должен вам сказать, она очень не глупая и предусмотрительная молодая...  - она ведь молода?.. - молодая особа. Едем, господин Шарло. Нам нужно торопиться.
- Прошу прощения, господин лекарь, но, по независящим от меня обстоятельствам, я не смогу сопровождать вас до самой таверны. После заставы я вас покину. И попрошу вас кое-что передать на словах либо самому графу, либо, если он будет не в состоянии вас выслышать - не дай бог, конечно, - его жене, графине Генриетте или Жервезе.
- Жервеза - та самая ведьма?
- Да. Так вот, передайте, что я отправился на мельницу папаши Жино. Далеко до неё отсюда?
- Пару лье.
- Прекрасно. Передайте так же, что к вечеру я обязательно буду. В крайнем случае, к полуночи.
С тем и тронулись в путь. На заставе Шарло приостановил свою коляску:
- Ну, что скажете, служивые?
- Был тут один любопытный тип, - "порадовал" акробата капрал. - Ох, и дотошный. Точно - шпик по найму. Мы всё ему и выложили. В точности, как ты просил. Так что можешь, смело катить домой. Сегодня твоя хозяйка тебе головомойку устраивать не станет.
Шарло рассыпался в благодарностях. И, слепив на морде дебильно-умилительное выражение, так часто встречающееся у безвольных мужей-подкаблучников, тронул поводья.
"Ай, да Жервеза, - думалось акробату. - Ай, да ведьма. Ну и чутьё. Магию она почувствовала. Ха-ха-ха... Меточку на меня поставил маг. Меточку. Вот и хорошо. Теперь мы поиграем по моим правилам".
На обочине стоял покосившийся столб со стрелкой, указывающей налево. Под ней красовалась самодельная вывеска с кривобокой надписью, видимо, когда-то намалёванной крестьянской рукой не привычной к легковесному перу: "Мелнеца По-пашы Жыно. Тут недалече..."

Глава 16.

Дамы держат удар.

Оборванец был грязен и прокопчён, однако на бродягу он совсем не походил. Графиня Генриетта и Жервеза слушали его сбивчивый рассказ во второй раз, и души обеих дам начинал вымораживать холод страха и безысходности.
По началу-то дамы вообще ничего толком не уразумели. Подпалённый горестный вестник чакал зубами и сбивался на середине каждого слова. Бедняга был потрясён и плохо соображал. Спасибо хозяину таверны: тот понял, что дело неладно и более того, может касаться всех присутствующих, не исключая его самого.
- Поместье, говоришь, сожгли? - схватив крестьянина за плечи, достойный владелец придорожного заведения попробовал поймать его взгляд.
Тот понёс нечто невнятное. Пришлось влить ему в рот изрядную порцию арманьяка. Через какое-то время крестьянина отпустило. И околесица его стала обретать хоть какой-то смысл.
- Людей побили... - дико тараща глаза начал он. - Много... Поместье спалили дотла. Сперва, конечно, разграбили. А во главе-то стоял колдун. Не сойти мне с этого места - колдун.
Его обступили плотным кольцом, а графиня, сердцем чувствуя недоброе, отправила сыновей, крутящихся рядом, наверх в снятую для неё комнату.
- Какое поместье? Каких людей? - Жервеза поймала взгляд крестьянина и цепко держала его, не давая поддаться истерике.
- Рокомье... - сипло выговорил он. - Поместье Рокомье. Слуг, что пытались толпу сдержать, вилами покололи. Народ будто с цепи сорвался. Тихо же в наших местах было. А тут этот появился, и началась смута. Он, он проклятый людей на бесчинства подбил. Потом, тех, кто уцелел, к нему привели. Так он сказал, чтобы мы со всех ног оттуда бежали в разные стороны и всем подряд рассказывали, какая беда учинилась. Дескать, пускай господа знают. Знают и трепещут. О, как... Я сначала спрятаться хотел. Так он меня нашёл и огнём... огнём палить начал. Спину так и печёт. И всё приговаривал: "Весть неси, скотина худая. Неси весть... Чтобы на каждом рынке, в каждой таверне..."
Графиня в испуге приложила руку к губам:
- Господи, что же это? Куда нам теперь?
Жервеза отошла от крестьянина и тяжело опустилась на стул.
- Графа тревожить не станем. Он только задремал. Дождёмся лекаря и Шарло. А там уж думать будем.
Она вдруг прерывисто всхлипнула.
- Боже мой, как страшно-то, а.
Со двора донёсся лошадиный топот и вскоре в таверну вошёл благообразный старичок с пузатеньким саквояжем в руке и объёмистой книгой под мышкой.
- Нуте-с, где наш болестями скорбный? - с доброй улыбкой осведомился он сразу у всех. - А что это, сударыни у вас глаза на мокром месте. Неужто я опоздал?
- Нет-нет, - вскочила с места Генриетта. - Вы как нельзя более ко времени. А где?.. - она заглянула ему за спину. - Где Шарло? Ну, тот, кто за вами ездил. Малорослый такой, вертлявый.
- А господин Шарло просил вам передать, что он отправляется прямиком на мельницу папаши Жино. Ума не приложу, что ему там понадобилось. Меленка не менее года, как заброшена. Умер папаша Жино прошлым летом.  А наследников так и не отыскалось, как наш префект ни разыскивал.
- Кой черт поволок его на мельницу в такое время!? - Нервы графини не выдержали. - Фигляр! Вечно со своими шуточками.
- Когда обещал вернуться? - Жервеза ещё сохраняла крупицы хладнокровия.
- Так, вроде, к вечеру, - сообщил дедок. - В случае крайнем - к полуночи. Но тут уж твёрдо обещал быть.
- К полуночи... - Как сомнамбула повторила ведьма. - К полуночи... Дьявол, почему именно сегодня?
- Ну, так меня, кто-нибудь проведёт к страждущему? - напомнил о себе эскулап.  - И кто здесь Жервеза? - Он внимательно оглядел дам. - О, полагаю, это вы, - дедок устремил взгляд на брюнетку. - Пойдёмте со мной, душа-человек. Расскажете, как вы пестовали раненного. Да в подробностях, девочка моя, не упуская ни единой мелочи.
- А зачем вам книга? - с непосредственностью провинциалки спросила ведьма. Понабралась девочка актёрства у одного уличного акробата.
Она действительно, сама того не осознавая, перенимала у Шарло некоторые его привычки. И умение не показывать первому встречному своё истинное лицо в ней наиболее укоренилось. Шарло в таких случаях примеривал скурат недалёкого, разбитного парня. А дочь гор, стала удачно изображать простушку с не особо изящными манерами. И это частенько ей помогало. Помогло и в этот раз: умудрённый жизнью лекарь, видя такую наивность, не удержался, чтобы не блеснуть перед юной девицей, глубиной своих профессиональных знаний.
Книжка действительно оказалась стоящей. И Жервеза не то, чтобы положила на неё глаз - всё-таки она мадемуазель воспитания строгого, - но вот, хоть мельком пробежаться по некоторым разделам, она постановила для себя обязательным.
- Знаете, - выводил свою занудную трель старикан, - здесь есть даже глава... и надо отметить, очень интересная, и так живо написана... Кхм-кхм... О том, как отваживать от себя всякую инфернальную гнусь. И не только, доложу я вам местную. Но и всяких иноземных крайне несимпатичных приблуд. Но самое занятное, что автор - вот же, дотошный человек, истинный исследователь и подвижник, - не поленился, и отыскал зелья и заклятья для их привечания.... Э-э-э... Ну не то чтобы прямо совсем - в гости на чай. А скорее для жесточайшего подчинения. А, что мы уже пришли? Ну, что ж - работа есть работа. Глянем, что с нашим больным.
Он открыл дверь:
- Вижу, вы проснулись, граф. Как себя чувствуете? Молодцом... Хотя вот эти пятна на вашей груди мне категорически не нравятся. Ну, ничего-ничего, мадемуазель Жервеза, девушка разумная. Она сделала всё, что было в её силах. И мне, старику, теперь легче будет с вашим недугом совладать. Нуте-с, приступим.
"Балабол", - подумала Жервеза, и, не теряя времени, ухватила медицинский фолиант, положенный разговорчивым дедком на прикроватную тумбочку. Лекарь этого и не заметил, совершенно поглощённый обследованием пациента. Что и говорить - врачом он был от бога.
Генриетта де Рокомье, крепостью воли своей мужу не уступала. Поэтому известие о разорении собственного дома перенесла стойко. Потрясённая вначале она, конечно покачнулась. Колени ослабели. Головокружение стало одолевать. Пришлось и за стол хвататься, чтобы удержаться на ногах. А потом гнать панические мысли о том, что сейчас будет с её детьми и с ней, если вдруг муж ранен серьёзнее, чем она полагала.
- Прочь! - шептала Генриетта. - Вот расклеиться сейчас самая худшая идея из всех. Не бывать тому. Я дочь ярла, в чьём гербе взлетающая полярная сова. И на землю эта когтистая птаха падает только за добычей или мёртвая. Так отец учил. Так и должно быть. Умирать я не собираюсь. Реветь, как салонная истеричка или деревенская тётка - тоже. Но поплакать совсем чуть-чуть... - Она шмыгнула носом.
Пожалуй, эту небольшую женскую слабость она могла себе позволить. Несколько слезинок, выкатились из её поразительной синевы глаз. Но и только. Анри быстренько вытерла их платочком. Потом посмотрела на своё отражение в кофейнике, - нет ли некрасивых красных пятен на лице. Господи, до чего же они неприятны. И найдя, что с этим всё не так уж трагично, заставила себя задуматься всерьёз, без никчёмных бабских трепыханий.
Что же выходило? Да, дела обстояли гадостно. Тут спорить - смысла нет. Укрыться от большой смуты раздирающей Франнию им некуда. Положиться не на кого, кроме, как на самих себя. Ну, это обстоятельство её не пугало. Генриетта была женщиной со стальным стержнем внутри. Однако, какая-никакая помощь ей сейчас явно не помешала бы. Но помощи-то ждать, как раз неоткуда и не от кого, разве, что от непредсказуемого Шарло, что опять отмочил одну из своих штук, естественно никого не поставив в известность. Уличный хулиган без всякого чувства ответственности. Вопрос, с чего бы у этого сумасброда и негодяя - да, негодяя, она уже злилась на него! - вообще должно было проявиться рекомое чувство по отношению к ней и её семье, графиню не тревожил. Ну, нисколечко. Любит же он её, обормот. Любит. А стало быть, должен... Должен вообще всё и всё тут. Так-то. Спорить с таким её убеждением было совершенно невозможно. К тому же и некому. Владельца таверны и захмелевшего вестника в расчёт брать она не собиралась. Да, что там - о них графиня уже прочно позабыла.
- Гм... А любит ли?..
- Простите, сударыня, вы что-то сказали?
"Чёрт! - ругнулась про себя графиня, - нужно следить за собой, а то в волнении начала выбалтывать то, о чём думаю".
- Нет-нет, - успокоила она услужливого хозяина. - Это я так... просто...
"Любит ли? Что за глупый вопрос? Несомненно, любит. С ума сходит. Не родилась ещё на свете такая женщина, которая сердцем не почувствует, когда мужчина начинает к ней не ровно дышать. Пусть, даже этот мужчина обладает несокрушимым самообладанием и всеми силами старается скрыть свои чувства. Ничего у него не выйдет. Никогда и ни у кого их этой братии не выходило". Анри позволила себе улыбнуться. Чуть-чуть раздвинула губы. Но и того довольно.
Только, кто он, этот её воздыхатель, прикидывающийся уличным актёришкой. Нет, слово "актёришка" к Шарло точно не применимо. Человек он бесспорно не бездарный. Да, что там - талантливый лицедей, господин Шарло. Если только это его настоящее имя. Уменьшительное от Шарля?.. Карла?.. Кто же ты, Шарло? Сколько раз она уже задавала себе этот вопрос. Александр говорил - меж ними тайн нет, - что на его шпаге сбит герб. Шарло дворянин? Но это понятно и без гербов. Когда он перестаёт играть роль, из-под маски шута явственно проступают черты человека, получившего воспитание не в хлеву и не на конюшне. А ещё в эти мгновения у него обостряются скулы, словно кожа на них натягивается, и он становится похожим на волка. "Ты и вправду волк, Шарло. Волк одиночка. И ты всегда, всегда будешь один". Интересно, чтобы он ей сейчас ответил? Наверное, что-то вроде: "Да, я такой. И таким останусь". Нет, не так тривиально. "Рождённый в волчьей шкуре никогда не променяет её на овечью". Да это больше ему подходит. И ещё бы добавил, что волки вообще в отаре не бегают.
- Но ведь мы не  отара, - Анри не удержалась и прихлопнула ладошкой по столу. - Мы - стая.
- Вы семья, - напротив неё бухнулась на стул Жервеза. - Хотя, может, сейчас ты и права: мы - стая.
- Дьявол! Что, опять!?
- Ага. Разболталась ты подруга. Возьми-ка себя в руки. Ладно - я. Я и так обо всём догадалась, ещё раньше тебя самой. Но зачем остальной люд в свои секреты посвящать?
Анри прикусила губку и подумала о себе весьма не лестно и в выражениях, коими сдабривают свою речь бесстрашные северные наёмники. Уж она их понаслушалась, живя под неярким небом своей заснеженной родины.
- О чём догадалась? - Генриетта подпустила в голос трескучего морозца. Вдруг, да южанка устрашится.
- О том, что Шарло по тебе сохнет.
Не устрашилась. А жаль.
- Да и ты... - Жервеза пристально взглянула на Генриетту.
- Что я? - вскинулась та. - Что я? Я его не люблю.
- Я про любовь и не заикалась... Про твою любовь.
Вот же въедливая зараза.
- Не люблю, - упрямо повторила графиня. - Я замужем и люблю только мужа, чтоб ты знала.
- Я знаю, - в голосе Жервезы явно проступила грусть. - Знаю, подруга. И Шарло знает. Поверь. Поэтому он на тебя даже дышать боится. А из головы и сердца выкинуть не может.
- Что мне делать? - вдруг всхлипнула Анри, и не прошеные слёзы обильно потекли по её щекам. - Что мне делать, а? Он же хороший. И он ни в чём не виноват.
- Отпусти его, - Жервеза положила свою руку на руку графини и легонько её сжала. - Отпусти его, дурака. Сам он уйти не сможет. Сейчас это для нас важно. Без него мы пропадём. А что потом?.. Отпусти, брата. Я за него любой глаза бы выцарапала, если бы она ему больно сделала.
- И мне?
- Тебе не могу. Этот балбес тебя любит по-настоящему. Он меня не простит.
- Я  его не держу, - с надрывом произнесла Генриетта. -  Не держу. Слышишь? - Графиня почти кричала. - Я его ненавижу!
- Держишь...
Анри покорно кивнула:
- Держу...
Жервеза вдруг невесело рассмеялась.
- Ты чего? - недоумённо вскинула глаза Гериетта.
- Да так... Ни один мужик, ни за что на свете не понял бы, о чём мы сейчас с тобой говорим.
- Это, да. Бестолковые они.
- Какие есть. Наши же. Куда их денешь?
- А не выпить ли нам по бокальчику? - неожиданно даже для себя самой, предложила Анри.
- Выпить, - кивнула Жервеза. - Только по одному. Можно было бы и больше принять, да посекретничать по-женски, но сдаётся мне, что сегодняшняя ночь будет не спокойной. Шарло, что-то задумал. Но чёрт бы меня побрал... Ой, прости...
- Ничего. Я бы сейчас и сама подпустила крепкое словцо. Это было бы, пожалуй, к месту. Учитывая все обстоятельства.
- Да, учитывая обстоятельства... Эй, кто там... Подайте дамам вина. Так вот, о деле... Я ума не приложу, что он задумал.
- Ты могла бы догадаться. Ну, хотя бы попробовать. Ты ведь его хорошо знаешь.
- Хорошо знаешь?.. - усмешка Жервезы вышла с грустинкой. - Сдаётся мне подруга, что моего братца и родная маменька хорошо не знала. Такой уж он на свет уродился туманно-заковыристый.
- Хорошо сказала, - непонятно. Про нашего Шарло яснее и не скажешь. Кстати, можно личный вопрос?
- О, вино подали... Всё, свободен, - Жервеза тут же спровадила хозяина таверны, слишком явно вознамерившегося погреть уши. - Не для тебя дамские секреты. Иди-иди... Валяй - личный... Ваз у нас с тобой сегодня такой душевный разговор пошёл.
Анри чуть замялась:
- Почему ты его братом называешь? Он тоже о тебе только, как о родной сестрёнке говорит. Но ведь вы... Вы же не родня. Хотя, посмотришь на вас, нет-нет да мелькает что-то неуловимое. Сходство душ, что ли?..
- Вино вполне приличное, - Жервеза пригубила содержимое своего бокала. - Анри, ты только что на свой вопрос сама же и ответила. Не находишь?
Графиня дрогнула лицом: "И вправду, - ответила".
- А как вы познакомились?
- О, это интересная история. Смешная.
- Смешная?
- Ну... в некоторых аспектах. Только не к столу она. Я тебе об этом позже расскажу. Клянусь, расскажу. А сейчас пей вот своё вино...
Она хотела что-то добавить, но входная дверь распахнулась, и на пороге объявился Шало; грязный, в пыли и паутине, будто всю жизнь в заброшенном чулане обитал, исцарапанный, но с довольной, улыбающейся мордой.
- О, винцо!.. Угощаете?
И придвинув стул, расселся рядом с видом до крайности самодовольным.
- Посекретничать не удалось, - с напускной досадой заявила ведьма. - Явился шут и всё опошлил. Ты бы не сиял тут, как солнечный зайчик. У нас вообще-то горе...
- Что случилось? - тут же подобрался акробат.
Жервеза, бокалом, зажатым в руке указала, на несчастного крестьянина, который уже успел задремать, сомлев от выпитого.
- Вон того дрыхуна видишь? Так вот он на хвосте новость приволок. Такую новость, что хоть стой, хоть падай.
Шарло обратился в слух.
- Говорит, что какой-то колдун смутил народ в имении нашей графини. Так, что дома у семьи де Рокомье больше нет. Всё разграбили и пожгли. А после, этот мерзавец - я сейчас про мага, - разослал нескольких бедолаг по всем дорогам с приказом, трепать о содеянном на всех перекрёстках.
- Ясно, - Шарло укусил собственный кулак. - Всё ясно. Значит, правильно я всё рассчитал.
- Что тебе ясно? - не выдержала графиня. - И что ты рассчитал? Говори уже. Опостылела мне неизвестность. Опостылело бегство. Всё опостылело.
Шарло сжал её ладонь. Это был первый раз, когда он насмелился прикоснуться к Генриетте. Первый и последний.
- Скоро всё закончится, сударыня. Я обещаю вам. А сейчас нам нужно ждать дорогих гостей. Если я не ошибаюсь... А я не ошибаюсь. Это мой дар и моё проклятье. Так вот, если я прав, то сегодняшней ночью здесь соберётся блестящее общество. Жервеза! - он отпустил руку графини и посмотрел на сестру. - Помнишь, тебя беспокоили магические флюиды? Ты ещё думала, что это от вредоносного заклятия, что было на оружии, которым ранили графа. Так вот, чутьё тебя не подвело. Только не в одном заклятии дело.
Ведьма досадливо сморщила мордашку:
- Вот ведь... Могла бы и сама догадаться. Тебя пометили?
- Точно.
- Метку могу снять в миг.
- Не сейчас. Она нам будет нужна.
- С ума сошёл. Да по ней нас колдун за тысячу лье отыщет.
Шарло загадочно улыбнулся:
- Именно. Только не нас - меня.
- Что ты задумал? - Жервеза всем своим существом почувствовала, что её неугомонный братец, каким-то непостижимым образом уже влез в новую авантюру.
Вместо ответа, Шарло отнял у неё бокал и осушил его одним глотком.
- Анри, пей быстрее, а то он и у тебя отберёт, хам.
- Сестрёнка, - вкрадчиво заговорил акробат, - что ты знаешь о красных колпаках.
- Шапка такая, - ворчливо произнесла ведьма. - Её ещё палачи, не к ночи будь помянуты, очень жалуют. Погоди... Ты сейчас... Ты сейчас о чём вообще? Уж не о гоблинах ли, что такое прозвание носят?
- Эти-то изверги тебе, зачем понадобились? - не удержала любопытства Генриетта. - Да и не водится во Франнии это злокозненное племя.
Акробат усмехнулся:
- Может, и не водится. Ну, так, что скажешь, сестрёнка?
Жервеза задумалась. Нет, тут она брату ничем помочь не могла. Анри права, Красные Колпаки во Франнии не жили. Во всяком случае, она о подобном никогда не слышала. И знания ведьмы, касательно этого мерзкого народца, особой глубиной не отличались.
- Шарло, я никогда не привыкну к твоим выкрутасам.
- То есть, тут ты мне не поможешь, - правильно расшифровал сестринское послание акробат. Жаль. А очень надо.
- Да ты толком объясни, что тебе надо-то, - вскричала ведьма. - Нет, честно, всю душу вымотал своей таинственностью.
- Приручить хочу парочку, - как бы невзначай обронил Шарло. - А, может, пару дюжин. Кто их считал.
- Лучше бы и дальше в таинственность игрался, - обалдело произнесла ведьма. - Шарло-о-о!.. Ты по дороге сюда в кювет не кувырнулся. Головой о булыжник не ударился!? Ты чего надумал, самоубийца? Анри, хоть ты ему скажи, что он дурак. Он тебя послушает.
- Ты дурак, - с готовностью отреагировала графиня. - Ещё какой.
- Пусть так, - покорность Шарло никто бы не принял за настоящую. - Но, хоть чем-то ты мне в этом вопросе пособить способна?
- Вот ведь упрямый дьявол. Ладно, - Жервеза пронзительно взглянула на брата. - Ладно. Сама я, может, о гоблинах и не особо осведомлена. Зато грамоте вельми хорошо обучена. Сидите здесь. Я мигом.
И она упорхнула, оставив графиню и акробата внимательно изучать дырки на скатерти. Поднять глаза друг на друга у этой парочки смелости не хватало.
- Вот, - победно возвестила ведьма, штормом ворвавшись в обеденную залу и грохнув на стол объёмистый фолиант. - Тут точно есть. И вознесите хвалу Создателю, за моё неуёмное женское любопытство.

Глава 17.

Жадность против плутовства.

Никогда ещё придорожная таверна, название которой так и осталось втуне, не знала наплыва столь влиятельных персон. И семейство графа было здесь не самым родовитым.
Но для начала таверну почтил своим посещением некий господин, вида самого неприглядного. Сильно косящий глазами толстяк Бло опередил всех. Ох, и спешил он. Хвала господу, на  стороне Косоглазого был Дельи. Сам маг, во время последнего их разговора, одобрил торопливость Бло. Ему нужны были глаза и уши в этой забегаловке.
Бло уселся в самом тёмном углу и принялся нервно теребить медальон на груди. Сейчас чародей не мог проникнуть в его мысли. И это радовало, поскольку подумать Косоглазому было о чём. Прежде всего, о том, почему дорогой друг Дельи, сам не хочет появляться здесь? Казалось бы самое время. И вообще, почему именно "здесь"? Ведь не в таверне же припрятаны королевские камушки.
"Темнит проклятущий маг, чума на его голову! - думал Бло. - Неужто, решил сам всё заграбастать? Я, значит, буду тут чего-то высиживать. А он тем временем закрома опустошит, оставив меня с носом".
Недалёк от истины был ушлый и стреляный воробей Бло. Такие мысли действительно посещали Дельи. Вот только судьба распорядилась несколько иначе. Пока же Косоглазый томился в паучьем углу, подозревая, что ноченьку эту придётся ему коротать в общей зале, дабы не упустить вон тех, что сейчас за столом, какую-то книженцию изучают. Грамотеи, чтоб их холера взяла. Взять бы конечно комнатку с кроватью, да ведь нет никакой уверенности, что они в бега не пустятся. Шарло-то - угорь уж больно скользкий. Эх, услышать бы, о чём они там шепчутся. Но подойти ближе Бло не решился. Он-то, охотник опытный дичь свою знал. А вот пташки эти, о его существовании понятия никакого не имели. И терять такое преимущество Косоглазый был не настроен.
Меж тем уже и смеркалось. Хозяин таверны зажёг светильники и всё более подозрительно стал поглядывать на припозднившегося гостя. Пришлось заказывать кое-какую снедь, да оплачивать ночёвку. И ждать. А чего ждать? Бло всё более томился неизвестностью и раздражался. Дошёл даже до того, что стал нелестно думать о собственной персоне, обвиняя себя в излишней торопливости. И то, чего понёсся в такую даль без особого плана действий. Эх, натура беспокойная, излишне деятельная. Сидел бы сейчас дома в тепле и уюте. Но тут припомнилось ему, что этак в неге пребывая, возможно упустить самый крупный куш в своей жизни и приободрился.
А троица уже и не троицей сделалась. Вон к ним и граф присоединился. Вид он имел нездоровый. Тяжкие плечи обвисли. Лицом Александр был сер. Руку в лубок уложенную бережно поддерживал. По лестнице же он спустился неуверенно, крепко за перила цепляясь.
Хорошо. Одним опасным врагом меньше.
Поговорили они о чём-то тихонько. Бло и по губам прочесть не сумел, как ни старался: неверен свет был в таверне. После же брюнетка их покинула. Косоглазый решил, что девица на боковую отправилась и даже позавидовал, - вот, кто отоспится, - а вышло не так. Южанка на верх сбегала, ну чисто горная козочка - в постель бы такую залучить, Бло даже слюну сглотнул, так ему этого гибкого тела возжелалось, - и вернулась уже через минуту, одетая в плащик от ночной сырости. За ней спускался какой-то старый сморчок, что-то толкуя о трудности достать всё требуемое.
- Что-то у меня есть, - трескуче говорил он, - но далеко не всё.
- Но в городе-то отыщем?
- Возможно, возможно...
- Отыскать надо обязательно.
Похоже, трудности девицу не пугали.
- И как можно скорее. Шарло, я твою коляску возьму.
- Бери, - бросил коротыш. - И богом заклинаю - вернись ещё к утру.
- Я останусь, - твёрдо сказал старик. - Поутру мне ещё кое-какие процедуры с графом предстоят.
Бло затаился, как мышь. Чутьё, свойственное ему от рождения, и обострившееся из-за неспокойной его жизни, предупреждало - здесь происходит, что-то важное. Но, что? Косоглазый не мог этого понять и от того начал тревожиться. Вот был бы здесь Дельи, он бы нашёл способ выяснить, что замыслили субъекты. Мысль, зацепившись за имя мага, тут же понеслась по кругу. Снова подозрения, снова неуверенность. Бло начинал себя тихо ненавидеть.
Остальные за столом пробыли недолго. Но говорили много и лица их при этом были не сказать, чтоб очень озабоченными. Граф даже улыбнулся несколько раз. Разве, что его жёнушка слегка побледнела и стала нервно теребить оборки на своей юбке, порываясь, что-то сказать. Но сначала ей удалось сдержаться, а потом вниз спустилась парочка мальчишек и дама поднялась из-за стола, чтобы уложить неслухов в кровать - время было уже позднее.
Бло начало клонить ко сну, когда по его представлениям полночь давным-давно минула. Он клевал носом, встряхивал головой, не решаясь отправиться к лежаку у камина. Что-то удерживало его от этого, может, не желание греть голые доски своими сытенькими боками, а может, чувство брезгливости. Клопов Косоглазый не жаловал с тех пор, как в детстве соседские мальчишки прозвали его клопиком за внешнее сходство - такой же круглый, и за схожесть представлений о жизни - жаден Бло был с самых пелёнок. Жаден, беспринципен и при этом ленив. Вылитый клоп. Чёрт! Сам-то он себя полагал хищником куда более благородным. А они, свора мелких паршивцев, того признавать никак не желали.
Бло дождался, когда де Рокомье поднимется наверх, видимо для освежающего отдыха. Потом усиленно таращил глаза на проклятого акробата и не заметил, как уснул. Уснул, уронив голову на стол, глубоко, до сновидений. И снилась ему всякая дрянь: вопила та самая облюбованная, но так и не распробованная бабёнка, поливая несчастного Бло словами самого отвратного свойства. Косоглазый хотел её убить за вредность нрава и просто за бескультурье. Но сразу к делу не приступил - баба привиделась ему голышом, и Бло не смог побороть искуса, хоть во сне, но полюбоваться её статями, а после... После его грубо разбудили. Кто-то, не считаясь с тем, что постояльцы таверны отдыхают с дороги, вошёл в помещение и стал громко орать, требуя к себе графа де Рокомье.
"Рокомье?.. Какой, такой Рокомье? - спросонок Бло не сразу осознал происходящее. - Дался же этому крикуну этот самый... Рокомье!!!" Косоглазый пробудился столь резко, будто на него, кто-то вылил ведро колодезной воды. Сна не было ни в одном глазу и это помогло пронырливому толстяку увидеть оплывшую фигуру беспардонного горлопана. Ему, правда, потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, а после - поверить в происходящее.
- Не может быть... - пошептал Бло, борясь с сильнейшим желанием спрятаться под столом. - Это... Это же сам... король.
- Не сказать, чтобы такой персонаж, каков Косоглазый Бло был приглашаем к его величеству на бокальчик винца, но одутловатую физиономию монарха во Франнии знали все, кому посчастливилось держать в своих руках  серебряный луинор.
- Пошёл вон, отсюда, жирная крыса! - над оторопевшим Бло возвышался жандарм в чине младшего офицера, если судить по шлему и не особо пышному плюмажу на нём. - Вон. Оглох, что ли?
Прокопчённого бедолагу, которому хозяин таверны из человеколюбия и жалости позволил провести эту ночь под своей крышей, уже волокли за шиворот. Миг, и горемыка оказался на свежем воздухе, отворив дверь собственной головой.
Бло был увесист, но проверять на деле, хватит ли силёнок у жандармов, так же, вот обойтись и с ним, посчитал не разумным.
- Ухожу. Уже ухожу, - пролепетал он.
Страх ему разыгрывать не пришлось. Тут и взаправду, штаны бы в сухости сохранить. Король-то, похоже, в большом гневе и миндальничать не расположен. Лучше уж своими ногами, пока они есть, эти самые ноги.
Выбежав на улицу, Косоглазый не стал причитать, как лишённый последнего своего пристанища крестьянин, а принялся оглядываться. Так, для начала - в тень. Неча купаться в лунном свете, как жирная и непривлекательная русалка. Навес возле конюшни для этой цели подходил, как нельзя лучше. Там и лошадушка его. Может, оседлать заранее? Но, поразмыслив самую малость, он от этой мысли отказался. Успеется ещё. Бло юркнул в пахнущий потом и сеном сумрак. И чего ноет этот дурак? Тащил бы сюда свою тощую задницу. Здесь тепло, сквозняков нет, а выспаться на сене можно ничуть не хуже, а то и лучше, чем в душном клоповнике. Но раз деревенщина сам сообразить не в состоянии, пусть так и сидит на обочине. Бло ему не советчик. У него своих забот неисчислимо. О, и хозяина выйти попросили, и тоже весьма не вежливо. Оскорблённый до глубины души владелец таверны решил было воззвать к справедливости, но жандармы дали ему понюхать пистолетного дула и тот быстро передумал. В конце концов, ночь светлая, звёздочки посверкивают, луна радостно щерится, комарики весело звенят. Благодать.
Бло не стал тревожить сердце заботами о переживаниях двух не знакомых ему людей. Тут бы самому в дураках не остаться. Любопытство так и распирало толстяка. Ой, как хотелось ему, хоть краем глаза увидеть то, что сейчас будет происходить в таверне. Хоть краем уха услышать, о чём будут толковать король и граф. Наверняка ведь о предмете крайне интересующем и его, Косоглазого Бло.
Толстяк прикидывал и так и этак, как ему пробраться внутрь и нашёл-таки лазейку. В углу углядел какую-то конструкцию; в сумраке толком не разобрать, но уж очень она была похожа на лестницу. Молясь с искренностью, впервые согрешившей девы, Бло двинулся туда и руками принялся ощупывать - это длинное, с перекладинами. Господь, вседержитель! Она. Она - лестница. Попробовал её приподнять и остался недоволен её весом. Для Косоглазого лестничка оказалась тяжеловата. "Ну да ничего. Бог терпел, и нам велел", - утешил Бло себя мудростью прошлых поколений, и, с кряхтением, поволок лестницу вон из конюшни.
Понятно, что к внешнему фасаду её не приставишь; жандарм, оставленный при входе, пристрелит любопытствующего без колебаний. Так, что же делать? Конечно, нужно обогнуть здание. Но как, если этот служака на пороге мельтешит? Бло, чуть не взвыл, досадуя на излишне добросовестного жандарма. Но тут ему повезло: владелец таверны, пристал к караульному с просьбой, позволить ему хотя бы плащ взять, а то, под небушком излишне свежо, а у него подагра, ревматизм, артрит и ещё много чего. Бло подивился, как этот болезный до сих пор не помер при таком обилии тяжких недугов, однако моментом, когда жандарм отвлёкся, воспользоваться не замедлил. Пробравшись к задней стене, он прислонил лестницу под неосвещённым окном. Неловко влез, преодолевая робость и одышку. А затем без раздумий разбил стекло. Быть услышанным Бло не опасался; в таверне так орали, что на звук падающего стекла никто и внимания не обратил. Разошёлся его величество. Так и сыплет тысячами чертей и другими выражениями, свойства куда более крепкого. На счастье Косоглазого, комната оказалась пуста. Ах, не совсем. Какой-то старикан в ужасе прижавшись к стенке, пялил на него подслеповатые глаза. Бло показал ему нож и приложил палец к губам. Неизвестно, увидел ли всё это лекарь, что решил провести эту ночь в таверне, рядом с пациентом, но раскрывать рта он не стал. Толстяк комнату пересёк  спешно, за что и поплатился, больно ударившись коленом о спинку кровати. Но не вскрикнул. Только шёпотом помянул нечистого и тихонько, опасаясь предательского скрипа петель, приоткрыл дверь. Осторожность оказалась не лишней - у перил притаился, кто-то плохо различимый. Бло пригляделся: нет, не разобрать, но, судя по субтильности, можно было догадаться - тут засел Шарло. Ишь, до чего действом в общей зале увлечён. Хорошо. А то бы беде быть. Обнаруживать себя толстяк не желал. Он не боец. А судя по тому, что акробату уже несколько раз удавалось уворачиваться от косы Великого Жнеца, парнем он был до изумления ловким.
Кто-то прошёл мимо двери. Жаль, видно было плохо. "Ничего, - утешил себя толстяк. - За то слышно хорошо. А-а, это наш граф. Тоже везунчик. Уже должны были отпеть, а он, гляди-ка, тут в затрапезе шастает".
Александр де Рокомье, действительно вышел на громогласный зов монарха, одетым далеко не для салонного приёма. И не видно было по нему, что жилет и сюртук, он не надел из-за спешки. По лестнице граф спускался неспешно, с полным чувством собственного достоинства. Как ему это удавалось, если на нём и чулок не было? Да, Александр посчитал лишним надевать чулки ради встречи с предавшим его королём. И теперь из его коротких бархатных штанов выглядывали стройные, молочно белые ноги.
Увидев своего доверенного человека в столь живописном виде, Луин на мгновение потерял дар речи.
- Эт... Это что?.. - взревел он, когда граф поприветствовал его всего лишь едва заметным кивком головы. - Да я тебя...
- Вы меня, что?.. - с ледяным спокойствием спросил Александр. - Что, ваше величество?.. Предадите меня снова?
Услышав эти слова, король сначала налился дурной кровью, а потом побледнел, как мертвец.
- Ш-ш-што, - зашипел монарх. Гнев душил его. - Ш-ш-што ты себе позволяешь? Да я тебя сейчас... Жандармы, схватить наглеца и выпороть на конюшне, как... как...
- Всем стоять, - раздалось откуда-то сверху.
Это, скрывавшийся до времени акробат, решил, что ему пора вмешаться. Как?.. Такая весёлая комедия и проходит без его участия? Не порядок. Право слово, не порядок.
Для предания своему приказу, - а это, несомненно, был приказ, - особой убедительности, Шарло направил пистолет на короля. Жандармы кинулись закрывать его величество своими телами. А усатый Ги громовым голосом потребовал, чтобы бунтовщик немедленно бросил оружие и сдался властям.
Шарло на это только улыбнулся, и, перемахнув через перила, оказался напротив офицера. Ги и опомнится не успел, как остался без шпаги и пистолета. Проклятый мозгляк выбил клинок из руки жандарма и перекинул его графу. А сам обзавёлся вторым пистолетом.
- Дьявол! - выругался Ги. - Ловкий дьявол. Но вас всего двое, а нас пятеро. На что вы рассчитываете?
- Ни на что, - равнодушие к собственной судьбе, звучавшее в голосе Александра де Рокомье, не было напускным.
А Шарло, похоже, совсем плевать хотел на опасность; он ногой подвинул к себе стул и сел на него верхом, для удобства положив руки с тяжёлыми пистолетами на его спинку.
- Остыньте, господин жандарм. - Мой вам совет: остыньте. Рука у меня твёрдая и с такого расстояния я маху не дам. Понимаете меня, ваше величество? А после того, как я продырявлю вашу голову, я смогу умереть с чистой совестью. У меня к вам свой счётец, отдельный. Но об этом после... А сейчас, может быть, вы присядете, и мы поговорим. Садитесь, садитесь, я вам разрешаю.
Жандармы кинулись было вразумить наглеца, но их остановил сиплый окрик короля:
- Стойте, гос... господа... Стойте. Я здесь не за этим. К тому же, если бы эти двое... гхм... сударей хотели меня убить, они бы давно это сделали.
- Приятно осознавать, что в критические моменты, наш славный король не теряет ясности мысли, - Шарло и не думал смирять свою ненависть. - Ваше величество, прикажите своим людям отойти. Они меня нервируют.
Луин, задыхался от ярости. Как!? Ему, королю Франнии, смеет указывать...
- Ты вообще кто такой? - спросил он, усаживаясь за стол.
Надо же, в монархе проснулось так долго дремавшее мужество!
- Шарло... ваше величество. Сейчас с вами разговаривает Шарло, уличный акробат, актёр, шут.
- Шут!? Мне отдаёт приказы ШУТ!? Господь всемогущий, умеешь ты смирять гордыню людскую.
- А то... Бог ещё тот весельчак. Уж мне ли не знать, - улыбка Шарло была больше похожа на гримасу.
Луину очень не понравился этот наглый тип, и дальнейший разговор он предпочёл вести с графом де Рокомье; тон ему пришлось снизить, апломба поубавить, гордыню несколько смирить.
- Вы нашли, граф?.. Вы нашли то, зачем были мной посланы?
- Нет, ваше величество, - без тени почтения ответил граф Александр.
- Как?.. - подался вперёд король всей своим грузным телом. - Как не нашёл? - он в аффектации он даже перешёл на "ты" с де Рокомье.
Граф тут же сделал ещё одну зарубку в памяти. Маленькое добавление к большому счёту, который он был намерен выставить этому сизому пузырю.
- Но меня уверяли, что похищенные ценности обнаружены.
- Кто вас в этом мог уверить, ваше величество? - с самым простодушным видом поинтересовался граф.
Король понял, что сболтнул лишнее и прикусил язык. Но было уже поздно.
- Карты на стол! - потребовал граф, заслужив за это одобрительный взгляд Шарло. Действительно, пришла пора сыграть по высоким ставкам. - Уж не тот ли мясистый кабан, который в недавнем прошлом пас коров, а теперь метит в министры?
И снова королю не удалось сдержать эмоций. Весь длинный ряд неприятнейших событий, уже казавшихся ему бесконечным, надломил волю монарха, заставляя его совершать необдуманные поступки.
- Не отвечайте ничего. Я и сам догадался. Как догадался и о том, что в тюрьме мне довелось побывать не без вашего ведома. Я только не понимаю, зачем меня туда упекли.
- Э-э... нужно было заставить вас поторопиться. М-да... А ещё, вы должны были понять, что против вас лично стали выступать силы, которые вам не одолеть в одиночку. И тогда...
- Вы посчитали, что я решу, будто у меня во всём королевстве остался только один союзник. Тот самый союзник, что организовал мой побег.
- Ну-у... - Луин развёл руками. - Что-то в этом роде и предполагалось. - Но, главным всё же, был вопрос времени. У меня его не оставалось. И вчера оно закончилось.
- Привлечь Жерома Аттона, этого законченного мерзавца к делу поиска похищенного, было самым бестолковым решением, ваше величество.
- Я его не привлекал, - вскричал король. - Он... он сам, как-то привлёкся. Политическая ситуация, знаете ли...
Вот уж на что графу Александру было совершенно наплевать.
- Разграбить мои дома. Оставить мою семью без крова и средств к существованию: чья это была идея!?
- Не моя. Богом всевидящим клянусь - не моя.
- Жерома?
- Угу... Его.
- Я его убью, - сухо, без эмоций произнёс граф.
- Да, пожалуйста, - легко согласился король. - Убивайте.
- Ага, - всплыл проклятущий арлекин, - а потом вы, граф, бодренько промаршируете на гильотину. И все вокруг будут довольны, кроме вашей жены и сыновей. Но кого заботит такая малость. Слушай сюда, вялый хрен, - Шарло вплотную придвинулся к перетрусившему монарху. - Граф, дворянин до мозга костей. Он никогда не нарушал присягу. Тебе стоило больше доверять этому человеку, и тогда ничего из сейчас происходящего не произошло бы. Да, стойте вы спокойно, - прикрикнул акробат на двинувшихся в их сторону жандармов. - В нашем обществе королю, как раз ничего не угрожает.
- Ты подписал себе смертный приговор, шут, - прошипел в ярости Луин. - Ты это понимаешь?
- Ага, - Шарло снова беспечно расселся на стуле, - ещё двенадцать лет назад.
- Что?.. - поросячьи глазки короля стали подобны маленьким буравчикам. - Двенадцать лет назад. И ты всё ещё жив.
- По чистой случайности, ваше величество. Но сейчас это вас заботить не должно. По какому-то для меня не понятному капризу судьбы, мы с вами союзники.
- ? - слов король не подобрал.
- Да-да, самому удивительно и, признаться, противно. - Граф не успел отыскать украденное. Вы сами, своей торопливостью, ему помешали.
Из короля, будто выпустили воздух. Пузырь его тела осел и сморщился. Лицо монарха, до этого бывшего отвратительно сизым, разом почернело.
- Я погиб, - почти беззвучно прошептал Луин.
- А не надо было предавать верных людей, - мстительно заметил Шарло. - Нужно признать, - тут же перешёл акробат на деловой тон, - что своими поспешными, я  бы сказал, нервными действиями, вы всё довели до абсурда... ладно, хоть не до трагедии.
- Не до трагедии? - в глазах короля мелькнула слабая искорка надежды.
Шарло позволил себе некую долю самодовольства.
- Да, пока, ещё не трагедии. Но нам с вами предстоит не простой разговор. Если хотите - торг.
- Торг? Как ты смеешь говорить такое своему королю!?
- Смею... Смею по многим причинам. И одна из них та, что я нашёл похищенный ценности.
Несчастный Бло, услышав такое признание шута, едва не сверзился из-за перил. То-то был бы казус. А король и жандармы на долгое время вообще потеряли дар речи. Шарло вполне насладился произведённым эффектом, а потом предложил жандармам вернуть несчастного хозяина таверны в его заведение.
- Нужно же, чтобы кто-то поднёс нашему королю бокал доброго вина.
- Лучше пусть поднесёт полный кувшин, - выдавил из себя Луин. - Тащите его сюда. К дьяволу секретность, итак всё королевство уже знает. Как тебя зовут, напомни? - обратился он к акробату.
- Зовите меня Шарло, ваше величество. Ну, так, как насчёт торга? Времени у нас всё меньше. Я, знаете ли, был убеждён, что сегодня нас кое-кто посетит. Правда, не мог предположить, что это будут персоны столь значительные. Но раз уж вы здесь, то и те, кто прибудут за вами следом, тоже будут каплунами жирными. Что, в Парри стало совсем страшно?
- Д-да, - заикаясь, сказал король, не желая распространяться на эту тему.  - Ты... Вы... вы нашли всё?
- Не знаю всё ли, я ведь не грабил арсенал, но золотые слитки и ювелирные изделия мною обнаружены.
- Ювелирные изделия... А камни...
- Камни? - удивление Шарло никто не принял за фальшь, так ловко он его разыграл.
- А, забудьте... Где золото?
- О, здесь неподалёку. Этой же ночью я отдам вам его, но сначала... - Шарло многозначительно замолчал. - Тащите вино, уважаемый мэтр, - бросил он вернувшемуся владельцу.
- Сначала - торг, - догадался Луин. - Что ж, учитывая обстоятельства, я нахожу это справедливым. Что вам нужно: деньги?
- Нет, - вступил в разговор граф де Рокомье. - Золото и драгоценности оставьте себе.
- Тогда... тогда я не понимаю.
Акробат и граф переглянулись.
- Нам нужны бумаги.
- Бумаги?
- За вашей подписью. И скреплённые вашей печатью, - пояснил Александр. - Я прав, Шарло?
- Как никогда, граф.
- Я согласен... Согласен написать и заверить любой документ.
- Тогда начнём с передачи бесхозной собственности - мельницы папаши Жино, - некоему молодому человеку по имени Ришар Сквозняк. Это поможет ему доказать местному префекту законность владения.
- Ришар Сквозняк? А это, что ещё за фрукт? Впрочем, плевать... Офицер, прикажите принести сюда из кареты мою походную канцелярию.
На доставление нужного ящичка и разогревание сургуча ушло всего несколько минут. Но в эти минуты Шарло прилагал массу усилий, чтобы сдержать нетерпение. Обострённым волчьим своим чутьём он чувствовал - им нужно поторапливаться. Когда Луин небрежно набросал первый лист, акробат едва не запрыгал от радости. Нельзя. Нельзя показать королю насколько всё это было важным.
- Далее... - подстегнул лошадей король, протягивая акробату первый лист.
Далее граф потребовал освобождение от присяги.
- Только по выполнении возложенных на вас обязанностей, - заупрямился Луин.
- Конечно, - граф не стал спорить. - Но оформите документ по всей форме, чтобы в дальнейшем не возникло никаких недоразумений.
Луину не хотелось терять такого человека, но ему было сказано, что его он потерял уже давно.
- Осталось только придать этому факту юридическую форму, - граф был непреклонен.
Королю ничего не оставалось, как только выполнить это требование.
Требование! Как же резало слух это непривычное для него слово. И он незамедлительно, мысленно внёс имя графа в число своих личных врагов.
- Это всё? - ледяным тоном спросил монарх, оттискивая печать.
- Нет, - сказал Шарло, - это не всё.
- Что ещё? - Раздражение Луина так и рвалось наружу.
- Сейчас вы напишите ещё один указ. А после... После вам предстоит взять ещё одну расписку. Но об этом чуть позже. Итак - указ! Указ об отмене смертного приговора господину Гаспару де Граньяру, возвращению вышеозначенному Граньяру дворянского достоинства и передаче в его полное, безраздельное владение шато  Дэ и прилегающих к нему земель.
- Что? - выдохнул Луин.
- Вы повторяетесь, ваше величество и тратите своё время, - в голосе Шарло звучало звонкое напряжение стали. - Пишите. Пишите скорее, поскольку я уже слышу топот множества лошадей. Те, кто тоже жаждет принять участие в дележе сокровищ, вас догнали.
Дверь таверны распахнулась с треском. И на пороге выросла гигантская фигура Жерома де Аттона.
- Ну, ваше величество, - прошептал Шарло, - надеюсь, теперь вы понимаете, что волею обстоятельств мы с вами союзники?
Король ничего не ответил. Он торопливо писал, разбрызгивая чернила.
- Вот. Держите. И бога ради скажите, что это за таинственная расписка, которую я ещё должен с кого-то взять.
В таверну вошёл ещё один человек. Патриарх был зол, и не собирался этого скрывать.
- Союзники, - одними губами произнёс Луин. - Точно - союзники.

Глава 18.

Хрусталь мечты чуть-чуть надтреснут.

Ехать решили всем табором, далеко друг от друга, не отрываясь. Но это единственное решение, к которому они пришли быстро. Да, дорога обещала быть не скучной. Первым делом Жером, стараясь тушей своей оттеснить Патриарха, предъявил претензии на то, что он здесь главный. Во-первых, потому, что он избранник народа, а все остальные есть ставленники власти, которая на сегодняшний день является преступной.
- Во-вторых, - срезал его граф Александр, в котором раздражение от пафоса этого крикуна смешивалось с личной неприязнью, - если ты сейчас не заткнёшься, я тебя убью. И уверяю тебя, перекормленный ты боров, никто из здесь присутствующих о твоей кончине не пожалеет, даже на словах.
Жером затрясся в гневе всем своим большим телом, а король развёл руками:
- Не напрягайтесь, господин депутат. Они со всеми так. Но меня, по крайней мере, убить не обещали. А... всё-таки обещали. Вот этот мелкий, пистолетом грозил.
- Тогда, - взревел Аттон, доведённый до крайней степени бешенства, - почему эти два наглеца ещё живы?
И тут произошло совершенно неожиданное. Граф Александр, поднявшись из-за стола, вплотную подошёл к самому могущественному человеку во всей Франнии  и нанёс ему удар в круглое, сытое лицо.
- Поднимите, свинью, - приказал он людям Жерома, которые обалдело таращились на ползающего по полу колосса.
Не удовлетворившись содеянным, граф пнул Жерома в его безразмерное седалище. Шарло оказался рядом. Так, на всякий случай.
- Если ты, холуйский выплодок, ещё хоть раз посмеешь взглянуть на мою жену...
Губы Патриарха, до этого вполне спокойно взиравшего на спектакль, сами собой округлились  в немом "о-о-о".
- Тут замешена честь дамы!?
Надо же и возмущение монарха было не фальшивым. Но Александр де Рокомье ещё не закончил. В возбуждении, оттолкнув слуг Жерома, которых сам же и просил ему помочь, он стиснул ухо народного любимца стальными пальцами. Как ни болен был граф, но чистая злость придала ему сил. Жером заскулил и попытался отбросить руку карающую. Проклятый Шарло ударил его по запястью пистолетной рукоятью.
- О, видите, святой отче, - его величество состроил умилительно-скорбную мордашку, - как они с врагами-то поступают. Мои союзники, чтоб вы знали...
Кюре кисло улыбнулся. Он уже давно понял, что расклад игры выходит, какой-то до невозможности корявый. Причём абсолютно для всех в эту историю втянутых.
- Ты ведь надеялся меня не увидеть. - Александр прямо посмотрел в глаза человеку, который совсем недавно приговорил его к смерти. - Хочешь, я отправлю тебя на свидание с тем тюремным офицером, которого ты вежливо попросил избавить жену от мужа?
- Откуда вы... Откуда узнали?..
- Отвечай на вопрос.
- Н-нет, - Жером кривился от боли, но больше не пытался освободить ухо из тисков. - Пустите, граф... Пустите, мне больно. Я не хочу. Он ведь умер, правда?
- Скоропостижно.
- И это будущий министр, - скорбно вздохнул король, явно наслаждаясь представлением. - Волокитство за чужими жёнами, наём убивцев... Ай-я-яй... как не хорошо.
- Пшёл, свинота! Такого, как ты, я бы побрезговал вызвать на дуэль, даже будучи он настоящим дворянином.
Аттон был раздавлен. Александр соизволил отпустить многострадальный орган политика, но только после того, как подтащил Жерома к столу.
- Ваше величество, - Шарло был тут как тут. - Пришло время взять расписочку.
- Э-э-э... какую расписочку? - недопонял монарх.
- Какую расписочку? - отыскал в себе силы для тревоги и поколоченный политик.
- О получении денежек в виде золотых слитков и ювелирных изделий. Вы ведь все за ними прибыли, а святой отец?
Кюре, который всё это время предпочитал находиться в тени, вымученно улыбнулся.
- На мой, далеко не профессиональный взгляд, там схоронено ценностей миллионов на... Ну не знаю...
Все затаили дыхание.
- Ну же, не тяните... - как ни странно, первым не выдержал кюре.
- Миллионов на семьдесят.
- Что!? - вскинулся Жером. - Всего!? Там должно быть сто десять - сто двадцать миллионов в золоте и драгоценных камнях.
Хрустальная мечта светоча борьбы за свободу и равенство неожиданно дала трещинку, которая стала стремительно разрастаться.
- Идиот, - прошептал отец Бенвиль, а король в отчаянии прикрыл глаза рукой.
- А вам, сударь, откуда сие ведомо? - акробат был сама наивность. - Пиши расписку, скотина! - тут же заорал он, не соизволив дождаться, когда Аттону надоест пережёвывать кашу вранья, которым он собирался угостить почтенную публику. - Сколько бы ты хотел оттяпать у короля и Франнии? Да не скромничай, - видя, как мнётся депутат, подстегнул его жестокий шут. - Ведь ценности всё равно вами уже украдены. Сейчас ворьё просто делит барыш.
- Я бы вас попросил, господин Гаспар... Ведь вы - Гаспар де Граньяр? Я бы вас попросил быть аккуратнее в выборе выражений. - Луин осмелился высказать своё недовольство.
Шарло приподнял брови:
- Я всего лишь назвал вещи своими именами.
Король нервно заёрзал на стуле.
- Какой вы, однако, колючий и неудобный союзник.
- Главное - союзник. Всё остальное - шелуха. Что касается золота... а никаких бриллиантов я там не обнаружил... Так вот: в оценке стоимости я могу, да, что там - "могу", - наверняка, ошибаюсь. Так, что смело делите медвежью шкуру ценой в восемьдесят пять миллионов луиноров. Ну, же, господа воры, смелее. Жандармов и своих приспешников можете больше не опасаться. Они теперь тоже - в деле.
Заявление мелкого паршивца об отсутствии среди обнаруженных им сокровищ бриллиантов из арсенала больно поразило не только королевское сердце. Все причастные к этому грязному делу живоглоты почувствовали некоторое разочарование. Но острее всех такую новость переживал Косоглазый Бло. Он был совершенно уничтожен и сокрушён. И сейчас этот достойный всяческого уважения человек, беззвучно плакал наверху, прижав своё толстое лицо к балясинам перил. И казалось ему, агнцу безвинному, что господь карает его прежестоко. Уж точно никак не совместимо с малыми его грешками. Там, в общей зале, где-то очень и очень глубоко, считай у самого края преисподней, мерзейшие человечишки, достойные только трудов палача, сейчас делили сокровища. А ему, старательному исполнителю, не перепадёт и крошки от столь лакомого пирога. Бло хотелось взвыть в голос. Но, мужественный человек, он пересилил себя и остался нем и не заметен. Для чего? Так ведь всё из-за глупейшей надежды, коя никак не хотела покидать его исстрадавшегося в судорогах жадности, гнилого сердца.
Кривые строчки ложились на лист гербовой бумаги. Жером писал, как в тумане, плохо соображая, что именно выводит его рука. Но уже сейчас он чувствовал, что этот, политый кровью документ, нужно будет вырвать из королевских ручонок всем правдами и не правдами.
- Закончил? - Шарло не собирался сохранять и тень вежливости к господину депутату. - А ну, дай сюда... кровью всё заляпал. Здорово вы его, граф, приложили.
- Ничего, переживёт.
- О, ваше величество, а господин депутат не скромничает.
- Что? - обеспокоился король, перехватывая документ.
И кюре сделал к столу несколько торопливых шагов: что там потребовал себе этот, подлейший политикан? Как бы ни надумал он ущемить интересы матери-церкви. Патриарх Истинных Сынов, конечно, не может допустить подобного произвола.
- Пятьдесят миллионов!? - белугой взревел Луин, обнаруживая, что граф и акробат, не так уж и виноваты перед ним. А вот этот... сукин сын. Вот он-то и есть главный преступник.  - Живодёр. Ты живодёр! Пятьдесят миллионов!! Мне-то с семейством, на что жить прикажешь? По миру идти, подаяния просить? А ну зачёркивай цифирь эту срамную. Пиши десять миллионов...
- Не могу десять, - тут же упёрся Жером. - Мне эти деньги на взятку нужны. Сами же знаете. Мне аврийскую саранчу надо, чем-то задобрить. А они, людоеды ненасытные уже сорок миллионов требуют. А всё ваша поспешность. Кто не сдержался и отдал приказ войскам огонь открыть, да ещё пушечный?
- Чего ж ты, деревенщина язык распустил? - Луин сморщился, будто у него разом заболели все зубы.
- Я правду говорю. Так, что мне никак меньше сорока пяти миллионов взять нельзя.
- Чего это не меньше сорока пяти?
О, проняло-таки святого отца.
- А за нервы мои, компенсация разве не причитается? И на поправление здоровья после жесточайшего избиения. Вон, нос опять - набок.
- Нос я тебе могу и бесплатно в другую сторону завернуть, - жажда мести графом утолена не была.
Склока переросла в самый отвратительнейший скандал. Король, кандидат в министры и один из самых влиятельных священников в монархии не особо выбирали выражения, изливая свои чувства. Богатству их лексикона могли бы позавидовать грузчики любого порта мира.
- Проняло наших-то, - тронул графа за локоть Шарло. - Отойдём, пока орут. Вон, на стойке и кувшинчик стоит. Сдаётся мне, что на бокальчик вина я сегодня заработал. Только, граф, платить придётся вам: я совершенно пуст. Все деньги на эскулапа потратил. Но, вижу, не зря.
Александр кивнул. Врачеватель действительно ему помог. Да, пожалуй, и поговорить им стоит. Обсудить кое-что. После всего случившегося, никому из них во всей Франнии места не осталось. Разве, что на эшафоте. Граф был явно озабочен и не знал, что ему предпринять. Ещё совсем недавно его жизнь была размеренной, определённой, безоблачной. А сегодня? Сегодня его сыновья кормят клопов на продавленных тюфяках. И это ещё может оказаться раем по сравнению с тем, что их ждёт в будущем.
-  Может, зря я этому прохиндею в морду дал? - со сложным, неопределённым чувством, спросил Александр. - Всё-таки он из этой истории выберется и останется наверху. А я и моя семья...
- Ничего не зря, - Шарло  был категоричен. - Он на твою жену глаз положил. Тебя только ради этого на тот свет спровадить приказал.
- На жену глаз положил, говоришь? А сам-то?.. Думаешь, я ничего не вижу?
Смутить акробата графу не удалось.
- Если видишь, то должен был заметить и то, что я руки в карманах держу. И вообще - чистой воды не замутил. И давай об этом не сейчас... А лучше вообще никогда. С моей стороны угрозы никакой. А скоро может статься, что и самой стороны-то не будет.
- Чего несёшь? Никак умирать собрался?
- Все под богом ходим, - неопределённо ответил Шарло. - Вон, глянь на эту свору; золотишко делят. В приступе скаредности про камушки проговорились. А ведь были камушки, граф. Были.
- Так ты... - Александр де Рокомье не договорил.
Шарло, чтобы не терять из виду вельможную стаю, повернулся лицом в зал и опёрся спиной на стойку, положив на неё локти.
- Шила в мешке не утаишь, - вдруг, вроде бы и не к месту, сказал он.
- Ты о чём? - искоса глянул на него Александр.
- Говорю, народу много, в это дело посвящено: жандармы, слуги нашего депутатика, да и отец Бенвиль прикатил не в одиночестве. Тоже с охраной.
- Ну да, по ним видно - из Вестников Храма бойцы. Начнётся кровавая потеха - нам не устоять.
- Не начнётся.
- Ты, что-то задумал... опять. Права Жервеза - ты темнила, каких ещё поискать.
- Моя сестра - очень умная девушка, - с самым серьёзным видом произнёс Шарло. - О, а это ещё кто такой? Граф, скажите, не знакома ли вам некая толстая личность, сильно похожая на жабу?
- Шарло, ты здоров? Я что-то совсем перестал тебя понимать. Ты, часом, заговариваться не начал, от недосыпа?
- Может быть, может быть, - ответил акробат, явно думая о чём-то своём. - Не прогуляться ли нам с вами граф до лестницы?
- Зачем? - опешил Александр.
- Просто подыграйте мне. Этот тип ошивался здесь вечером. Носом клевал. Потом его вышвырнули жандармы, а он видишь, какой хитрый, внутрь проник и за перилами схоронился. Он не из королевских слуг - это ясно, как день. Но и к людям Жерома он не принадлежит. И уж совсем было бы не умно причислять его к свите святого отца.
- Согласен, - Александр, наконец отыскал глазами, притаившегося на верху человека. - Тогда я ума не приложу, кто он таков. Может, какой случайный любитель лёгкой наживы? Хотя... Да, глупость сказал. Это было бы слишком фантастично.
- Пройдёмся, граф, - на этот раз Шарло просто "отклеился" от стойки, и, не дожидаясь де Рокомье, двинулся вдоль залы, глядя себе под ноги, и что-то бормоча.
Со стороны он был похож на глубоко задумавшегося человека. Граф, пожал плечами и двинулся за ним. Шарло шёл, не разбирая дороги. Несколько раз он споткнулся о стулья, а после и вовсе на стол налетел. Возле него и остановился, словно не совсем понимая, где он находится. Косоглазый Бло постарался распластаться по верхнему переходу и даже прекратил дышать. Ещё бы, сейчас он был как раз над головой этого хитрющего типа. Пожалуй, самого хитрого среди всех, здесь собравшихся. За исключением, может быть, самого Бло.
- Как воронью титулованному и не очень надоест чужое друг у друга из клювов рвать, так выдвигаться будем. Хотя... Всё-таки дождёмся, когда лекарь проведёт свои процедуры. Ничего, эти все, - он с презрением кивнул в сторону обличённого властью жулья, - потерпят.  А мне они на пользу. К тому же нужно дождаться твою сестру, Шарло.
Александр де Рокомье говорил голосом обычным, не стараясь его приглушить. Оно и правильно. Из-за аристократического ора они могли друг друга и не расслышать. А уж тот толстяк и подавно мог пропустить мимо ушей, что-то важное. Что-то, что приготовил для него хитрюга-акробат.
- Да-да, граф, - не стал возражать Шарло. - Вы совершенно правы. Мы поступим именно так. Я и с места не сдвинусь, пока лекарь не выполнит свои обязанности. А не двинусь я - никто не двинется. О, какой наиважнецкой персоной заделался Шарло, а ведь всего неделю назад сочинял куплеты для Арлекино.
- Гм... вынужден признать вашу правоту. Помощь лекаря мне крайне необходима.
- Ну, вот видите. К тому же дождаться Жервезу очень и очень важно. И это больше для всех нас. Вы ведь помните - за нами охотится маг. Так вот Жервеза - ведьма не из слабых, и до всяческих колдовских штучек большая охотница. Такого сейчас накашеварит, маг, ежели вздумает на ваше семейство напасть, живым, может и останется, но уж точно вельми не здоровым.
- На моё семейство? - граф Александр наморщил высокий, чистый лоб. - Подожди... Только на моё семейство?..
Шарло начал едва заметно кивать, поощряя де Рокомье к дальнейшему расспросу.
- А куда же изволите подеваться вы, в такой-то ответственный момент?
Шарло состроил жутко таинственное лицо:
- В одно прекрасное место с запущенным садом и разрушенным, но таким романтичным замком.
- Прекрати нести чушь! - воскликнул граф, подзабывший, что он играет некую роль.
- Нет, это, в конце концов, обидно, - надулся акробат. - Я говорю чистейшую правду, а мне не верят. Ладно, приоткрою завесу тайны. Но только вам, граф. Только вам. Клянётесь не выдавать её в ближайшие дня три?
- Прекрати паясничать, несносный ты... даже не знаю, как тебя назвать.
На полные кротости очи уличного шута навернулись вполне натуральные слёзы.
- Шарло, здесь не Ратушная площадь и не балаган. Прекрати сейчас же...
- Пусть здесь не балаган... Хотя, как посмотреть. Если вдуматься, то вон та толпа государственных мужей, сейчас ведёт себя вполне в духе разругавшейся труппы бродячих комиков. К тому же я - актёр. Пока ещё актёр. Так вот, - его голос вдруг стал сухим. Из него ушли все эмоции. - Господин граф, я и не думал шутить, когда говорил, что покину вас и ваше семейство, ради некоего кратковременного, однако очень важного путешествия. Вы ведь не желаете оставаться нищим, ведь так? К тому же, мы оба понимаем, что, как только во-он та свора перестанет рвать глотки друг другу она примется за нас.
- Я всё ещё не понимаю...
- Камни, граф. Камни, о которых проговорились король и депутат - они действительно были. Были, да сплыли.
Бло пришлось зажать пасть руками, чтобы не заблажить от радости. Вот это новость! Всемилостивейший господь, ты в милосердии своём не покинул несчастного Косоглазого. Ой, надо бы хоть одну мессу в церкви отстоять, как полагается.
- Пойдёмте отсюда, граф, - вдруг сказал Шарло. - Труха сверху сыплется. Крысы там, что ли шебуршатся?
Бло задом отполз к самой двери, лишь бы его не увидели. Попадаться на глаза сейчас, было верхом глупости. Ну, теперь-то он снова в деле. Теперь-то он знает то, чего наверняка ещё не разузнал даже Дельи.
Шарло улыбался почти неприметно, но граф Александр догадался - шут сейчас доволен, как никогда. Понять бы только: от чего он так радостью светится? Граф, вдруг ощутил, что в его ладонь легла какая-то бумажка.
- Не смотрите сейчас, Александр, - не разжимая губ, сказал Шарло. - После. Это после. Сейчас, нам необходимо вырвать из рук короля расписку, написанную Жеромом. Это будет не просто - депутат чуть ли ни с ножом у горла, требует от монарха... Вы слышите, что он требует?..
Ещё бы такой вопль не услышать. Жером блажил, как полковник перед строем, которому с похмелья не понравился парад вверенной ему части. Гражданин почти министр, требовал от его величества, чтобы тот проставил дату в указе и сделал это не медленно. Аттону желалось сию секунду превратиться из "почти" в полноправного министра. Голосование Национального собрание его, казалось, совершенно не беспокоило. Бывший адвокат, получив по морде и озлобившись, на глазах у всех превращался в кого-то иного. Диктатора? Пожалуй. Во всяком случае, что-то такое, жесткое стало проявляться в его крупном, не красивом лице.
Его величество держал оборону не долго. Он прекрасно понимал, что этот раунд проигран им вчистую. И всё, что ему остаётся - утешиться золотым бонусом. А потом? Что потом? Возвращаться в Парри? Сейчас, когда его улицы залиты кровью? Это было бы самоубийством. На такое самопожертвование Луин был не способен. Нет, его побег не отменялся; король принял твёрдое решение удрать из взбаламученной Франнии. Однако сейчас всё стало много сложнее. А поставь он проклятую дату и тогда чёртова карусель событий и вовсе понесётся вразнос.  Какая ядовитая ирония: совсем недавно он угрожал смертным приговором, какому-то жалкому уличному шуту. И вот теперь уже сам вынужден подписывать собственный. То, что назначение министром Жерома де Аттона будет роковым для него, король не сомневался. Но никакого выхода из сложившейся ситуации он не видел. А Жером напирал:
- Ставьте, ваше величество. Ради спасения всей Франни, ставьте сегодняшнее число.
Он даже позволил себе бестактную шутку, мол, он даёт слово, что не отдаст приказ жандармам о немедленном аресте короля.
Ах, ты ж чёрт! Луин в отчаянии схватился за голову. Жандармы. Как только он оформит указ, они сразу же перейдут под командование нового министра. Положение для Луина сделалось катастрофическим. В честность обещания Жерома он не поверил ни на секунду. Король отыскал глазами шута и графа. Теперь эти двое, которых он ненавидел едва ли меньше, чем Аттона, стали его единственной надеждой. Пока они рядом с ним ничего не случится. А рядом они будут до тех пор, покуда не будет погружено золото.
- Погружено... - тихо проговорил король.
- Что? - не понял Жером.
Граф и Шарло подходили к столу. Какой удачный момент. Что-то вдруг щёлкнуло в неповоротливом уме Луина. Он даже улыбнулся и громко произнёс:
- Господа, подойдите все ближе. И вы, святой отец. И вы, граф. И вы, шевалье Гаспар.
- Кто такой Гаспар? - встревожился Жером.
- О, не пугайтесь, - лучезарно заулыбался акробат. - Это всего лишь скромный я.
- К делу, господа, - прервал намечающуюся пикировку кроль. - Вы присутствуете при историческом акте.  Это момент поворотный для всех нас, для всей Франнии. У неё ещё никогда не было столь талантливого и деятельного министра, как господин де Аттон. Заявляю это со всей ответственностью. Поздравляю вас, - Луин черкнул, что-то в документе, - с этой секунды вы - министр внутренних дел. Это ваш заслуженный триумф. И отдайте свой первый приказ в новом для вас ранге: отправьте кого-то из своих людей в ближайший город для нахождения гужевого транспорта. Святой отец, отрядите и своего человека в помощь. Это дело спешное. Золото - штука тяжёлая. И пусть мы все рассчитывали на более крупные суммы, но и то, что есть совсем не мало.
По выражению лиц отца Бенвиля и министра было видно, что в этом вопросе они с королём категорически не согласны. Их жажда наживы явно не была удовлетворена. Но высказаться по этому поводу король им не позволил.
- Господин граф, - неожиданно обратился он к Александру де Рокомье, - не окажете ли своему королю последнюю услугу?
Граф кивнул. Всё-таки он был человеком чести.
- Примите эту бумагу. Сдаётся мне - у вас она будет в большей сохранности.
Когда Жером увидел, что король протягивает Александру, он чуть не взвыл. Это была расписка. Та самая расписка, которую он начертал собственноручно. Расписка в получении частным лицом - частным лицом, господи, как же он сглупил!? - Жеромом де Аттоном сорока миллионов золотом от его величества, беглого короля Франнии Луина 15, заверенная к тому же Патриархом Истинных Сынов. Это бумага была вполне способна возвести Жерома очень высоко над толпой - на эшафот гильотины. Глашатай народа, буде случится несчастье и эта бумага попадёт к нему в руки, способен раздуть такой скандал, что за голову жуликоватого демократа и светоча революции никто не даст и ломаного гроша.
Графу удалось сдержать эмоции. Всё оказалось проще, чем подозревал его хитроумный приятель. Судьба иногда подбрасывает такие вот сюрпризы. Александр принял расписку, упрятал её глубоко в карман и прожёг взглядом несчастного триумфатора.
- Ну, чего же мы ждём? - воскликнул его величество, насладившись моментом. - Пора выдвигаться.
Но тут Шарло воспротивился, заявив, что без сестры он и с места не сдвинется. На лицах всех жаждущих золота отразилось всё, что они сейчас думали о проклятой копуше, которая бог весть, где шляется. Но возразить никто не посмел. Этой паузой не замедлил воспользоваться Косоглазый. Ему пора было уносить ноги, а то не ровен час, граф пойдёт в свою комнату одеваться или вздумает принять эти самые процедуры. А тут он - бдит. Что тогда? Бло даже вздрогнул, настолько эта мысль была ему неприятна. Она его напугала, и толстяк скоренько пополз на четвереньках, задом открыв дверь. На ноги он поднялся только в комнате, в очередной раз, перепугав лекаря. А уж, как Бло выбирался из окна, а после спускался по лестнице!? Кто бы предположил, что этот пузырь может быть настолько ловок. Его, как и всю свору политиков, что сейчас прилагала все усилия, дабы не вцепиться друг другу в глотки, мучили жесточайшие корчи жадности. Он сорвал амулет с жирной груди:
- Ну же... Ну, Дельи, не спи...
"Что тебе нужно?" - прозвучал вопрос в голове Косоглазого.
- Камни... - задыхаясь прошептал Бло. - Камни... у шута. Он переиграл всех.
Последовало долго, тягучее молчание. Бло потел и молился.
"Верно, - прозвучало снова. - Он переиграл всех, кроме нас. Сделай-ка, вот что..."

Глава 19.

Кто ты, Шарло?

Так и не довелось никому из разношёрстной компании отдохнуть этой ночью. Хотя к утру силы многих оставили. Но покинуть общую залу отчего-то никто не решился. Не было среди братии, купавшейся в лучах власти и могущества, доверия друг к другу. Только тощий, злоязыкий шут, да оказавшийся по капризу монарха в опале, граф, нагло улыбаясь, отправились по своим комнатам, вкусить хоть немного от прелестей сладкого утреннего  сна. День, по всем приметам, предполагался хлопотный, и ни Александр де Рокомье, ни тем более Шарло не видели причин, могущих им помешать хотя бы ноги на кроватях вытянуть. Король, министр и Патриарх, ядом истекая, на такой смелый поступок, так и не решились; сидели они в общей зале  по разным углам и подозрительно друг на друга поглядывали. Не долго, с четверть часа может быть. А потом его величество, не приученный переносить тяготы и лишения походной жизни, запрокинул голову и громко захрапел. Жандармы расположились на полу, тут же угнездился и лакей Жерома. Последними, подпирать дверные косяки перестали Истинные Сыны и Вестники Храма. Жером посопротивлялся ещё какое-то время. Но вскоре уронил тяжеленный котёл своей головы на стол. И даже не понял, как это вообще произошло. Патриарх же, в силу своей субтильной конституции, устроился лучше всех. Подрыгивая ножкой, всесильный иерарх церкви посапывал на барной стойке, умилительно положивши ручки под щёчку. Ну просто ангел во плоти.
Идиллия покоя продолжалась недолго. Ровно до той секунды, когда уставшая и раздражённая ведьма ворвалась в таверну, громко хлопнув дверью.
- Подъём, дрыхуны! - звонко скомандовала она, впопыхах не разобрав, что отдаёт приказ самым влиятельным людям королевства.
- Чего ты орёшь? - простонал король, едва не свалившись со стула.
- Ваше величество? - несколько обомлела Жервеза. -  Здесь?..
- Ты не могла бы говорить потише, дочь моя? - скатившийся со стойки кюре сжимал руками разболевшуюся голову, одновременно пытаясь понять, как долго он теперь не сможет сесть на отбитую об пол задницу.
- Святой отец? - удивление ведьмы росло, как на дрожжах. - О, ты-то кто такой? - спросила она у отлепившего от столешницы лицо, Жерома. - Не знаю, кто был тот молодец, кто так отделал такого великана, каков ты, но заранее готова ему аплодировать. Он очень сильный человек.
Аттон ничего не ответил на тираду бестолковой и невоспитанной ведьмы. А вот король в стороне не остался:
- Да, в силе и смелости ему не откажешь. Чего никак нельзя сказать о его уме. Бить по лицу министра внутренних дел Франнии - идея не самая благоразумная. Не находите, мадемуазель? Кстати, кто вы, громкоголосая дева? Мне, кажется, мы не были представлены друг другу.
Жервеза отрекомендовалась Жервезой, уличной плясуньей и ведьмой с патентом. Смело шагнув к столу и не испытывая ни малейшего смущения от блеска собравшегося в таверне общества, она водрузила на него объёмистый, и, видимо, чертовски тяжёлый саквояж.
- Шарло! - тут же позвала она. - Ты, где, лентяй этакий. Бока пролёживаешь, пока твоя сестрёнка по ночной поре хлопочет, словно неутомимая пчёлка.
- Пчёлки ночью спят, - со стоном произнёс Жером, ощупывая распухшую физиономию. - У кого-нибудь есть зеркало?..
- Во-во, - поддержал его кюре. - К тому же они хлопотуньи скромные, тихие и не орут, как резанные. Хватит глотку драть, дочь моя. От церкви отлучу. - Он с кряхтением поднялся.
Господь всемогущий, родился ли на свете такой мужчина таскающий сюртук, мундир или сутану, который бы смог заставить замолчать Жервезу, особенно, когда она этого совсем не хочет?
- Так... - встала ведьмочка руки в боки. - Король, которого обыватели всей Франнии хотят вздёрнуть на первом же дереве... Не округляйте глаза, ваше величество, слухи о ваших чудачествах в Парри уже достигли провинции. Далее - министр, побитый, как последний забулдыга в портовом кабаке, и кюре, который, как я понимаю, таковым лишь прикидывается. Ну и, судари мои, много я пропустила?
- Не особо, - Шарло бодро спускался с лестницы, будто не интриговал всю ночь против самых опасных людей королевства, а пронежился  на перинах лебяжьего пуха в объятиях одной или даже двух девиц мадам Жужу. Впрочем, в заведении мадам таких перин отродясь не имелось.
Подойдя с Жервезе, Шарло поцеловал её в щёку и осведомился об успехе её поездки.
- Всё удалось, - на Жервезу, как-то сразу, без предупреждения накатила волна усталости. - Мне бы поспать. Но нам надо ехать. Я правильно понимаю?
Шарло кивнул и ободряюще приобнял ведьму. Та склонила ему голову на плечо, но уже через мгновение взяла себя в руки.
- В коляске подремлю.
- Отправляемся, господа! - Это уже король не смог сдержать нетерпения.
Пока они дожидались выхода графини де Рокомье с детьми, сильные мира сего метали громы и молнии, не особо выбирая выражения. А Жером к тому же исхитрился улучить момент, когда Шарло взбирался на козлы, и, тронув его за рукав, тихо произнести:
- Когда мы всё погрузим, я бы на твоем месте задал стрекача до ближайшей границы. А потом бежал бы и дальше, хоть в тартарские степи. Потому, что это единственное, что может спасти твою никчёмную жизнь. - Он явно рассчитывал запугать акробата. - Даю тебе этот совет... кхм... бесплатно, по-дружески.
Но вышло совсем не так, как хотелось. Маленький человечек, посмотрел на огромного ростом и страшного своей мощью министра и вдруг улыбнулся. Улыбка не была жалкой и вымученной. Шарло улыбался, как человек, который выказывает снисхождение неоправданной заносчивости, какого-нибудь провинциального увальня, бросающему вызов матёрому бретёру.
Он взял Жерома за пуговицу сюртука:
- Когда вы будете подниматься на эшафот, господин министр, знайте - вас к нему подвёл я. Когда палач уложит вас на скамью гильотины, я буду стоять точно перед вами, но позволю вам узнать меня только тогда, когда её нож устремится вниз, к вашей шее. Моё лицо будет последним, что вам доведётся увидеть в вашей жизни. Говорю это вам... то же, исключительно по великой дружбе. А теперь отпустите мой рукав. Нам пора ехать. Действительно, мадам Генриетта разместилась в коляске с детьми, рядом с ней сел граф. Жервеза устроилась напротив. Было тесновато, но никто не роптал.
На дороге появились крестьянские телеги. Отряженные к этому делу люди со своей задачей справились. Король и его министр тут же скрылись в своих каретах, оставив отцу Бенвилю распоряжаться простонародьем. Отдав нужные распоряжения, кюре ловко заскочил в карету Жерома, лишний раз, показывая, что власть короля с некоторых пор является не более чем фикцией.
Шарло тронул поводья. Их коляска шла первой. Нужно  же было кому-то указывать дорогу. Какое-то время акробат молчал. Потом сел в полоборота. Задумчиво поглядел на спутников и заговорил:
- Граф, сделайте мне одолжение, когда мы подъедем к мельнице, не задерживайтесь там дольше необходимого. Я к тому, что... - он на секунду умолк. - К тому, что у вас к этому масса причин. И первая - ваши сыновья не завтракали. Вам нужно будет спешно добраться до ближайшего города. Но сначала... Сначала, где-нибудь в сторонке вам стоит ознакомиться с содержанием той бумажки, что я передал вам в таверне. Надеюсь, вы её не потеряли, - он усмехнулся. - Это было бы опрометчиво с вашей стороны.
Искренняя без намёка на фальшь забота о  мальчиках тронула Анри до слёз. Этот чёрствый мужлан не забыл о детях. Шарло продолжал раскрывать свои до поры тайные стороны.
- Как только эти падальщики оценят на глазок стоимость золотых побрякушек, немедленно уезжайте оттуда. Вы меня поняли? Жервеза?
- Шарло... - ведьма вся подобралась. Время игр закончилось.
- Готовь заклятия для защиты графа и его семьи, да позлее. Оснований к тому особых нет - ни жандармы, ни люди министра не рискнут напасть на ведьму, но...
- Кюре? - без тени страха спросила ведьма.
- Нет... Не думаю... Но за нами следует маг. Тот самый маг, что пытался убить вас граф.
- Он силён, - сказал Александр.
- Силён, - кивнул Шарло. - Но сдаётся мне, что у него появятся другие заботы. Однако... Жервеза, будь готова.
Ведьма ничего не ответила. Она уже сосредоточенно готовила малоприятные сюрпризы для любого, кто бы насмелился рискнуть причинить вред, людям, которых её брат взял под свою опеку.
Шарло замолчал. Однако неудобной позы не менял и Генриетта с особой остротой ощутила, что вот сейчас...
- Вы слышали о том, что произошло в замке Дэ? - Шарло говорил непривычно глухо, с трудом выталкивая слова.
- Провинция Живон? - уточнил Александр, лишь для того, чтобы дать время шуту собраться с мыслями.
Шарло кивнул. Он всё ещё не был уверен в целесообразности затеянного им же самим разговора.
- Дамы и господа, - начал он, прекрасно понимая, как не естественно это прозвучало. - Да... Провинция Живон... Двенадцать лет назад...
- Живонский оборотень! - Александра вдруг осенило.  - Герцог Дэ... Гаспар... Шевалье Гаспар, вы...
- В чём дело, граф? - Жервеза была заинтригована. - У нас на юге газеты об этом писали вскользь. Да и я была ещё совсем юна, так, что совершенно не понимаю, что сейчас происходит.
Генриетта хранила молчание. Она в то время вообще не бывала в пределах франнского королевства, заставляя своей яркой красотой, бленеть от зависти и без того тусклое полярное солнце.
- Граф, - Шарло всё-таки решился, - я не потомок герцога Дэ. Если вы это имели в виду? Его сын, Камилл, мой друг давно мёртв. Хотя... его смертный приговор всё ещё не отменён. Я всего лишь его дальний родственник.
- Шарло... Гаспар... - граф понял, насколько тяжело даётся его другу это признание. - Может быть, сейчас не время?
Он давал шанс Шарло остановиться.
- Я благодарен вам, граф. Но... самое время...
Двенадцать лет назад в провинции Живон, до тех пор известной лишь своими живописными видами, стали происходить события, которые кроме как ужасными, и назвать по-другому было нельзя. Крестьяне стали находить изуродованные трупы детей - тех, что пасли овец на зелёных холмах. По характеру повреждений, местные охотники пришли к выводу, что в их краях объявился оборотень. Лет восемьдесят об этой напасти не слыхали. И вот, поди ж ты - снова пагуба объявилась. Убитые горем родители кинулись к герцогу. Тот, не лишённый сострадания и отваги, немедленно кинул клич соседям и организовал большую охоту. На присоединившихся к травле дворян старый герцог особых надежд не возлагал, но решил не лишать их удовольствия показать свою доблесть перед провинциальными дамами.
- На гербе дома герцогов Дэ была...
- Отрубленная голова обортня. - Геральдику граф де Рокомье, надо полагать, знал великолепно.
- Да. Она. То же самое тавро стояло на клинке моей шпаги. Только тогда эта шпага принадлежала не мне...
Охота прошла удачно. Лютого зверя на серебрянное копьё насадил сам герцог. Местный кюре провёл полагающийся в таких случаях обряд и молебен. Был дан бал и о звере все благополучно забыли. Но через две недели в Живоне пропал королевский гонец. Это оказалось подобну грому средь ясного неба. Ведь его величество был уведомлен об успешной охоте.
- Помнится, - продолжал  Шарло, - старый герцог уже тогда насторожился. Он был умён и почувствовал, что-то неладное.
На этот раз, окрестные дворяне, хоть и были упреждены о появлении новой опасности, однако шумной охоты владетель тамошних земель устраивать не стал. Решил сам во всём разобраться. Сопровождать герцога Дэ отправился его сын - человек замечательной отваги, трое опытных охотников, знающих повадки зверя, лучше, чем дорогу в ближайшую таверну, Гаспар де Гриньяр, что никогда бы не пропустил такой веселящей душу потехи и некто Жан Маню, учитель фехтования обоих молодых господ и давнишний участник всех герцогских авантюр.
- Старикам уже тогда было крепко за шестьдесят, - уточнил Шарло, но боевой дух их ещё не покинул. - Мы не были легкомысленны, но беда пришла, откуда не ждали...
Зверя выслеживали долго, не один день. Он оказался на удивление хитрым. Герцог и слышать не хотел о возвращении домой, пока эта тварь не будет уничтожена. А оборотень, словно издевался над охотниками, убивая каждый день  в разных местах живонского леса, и даже заходил в деревни. Последней его жертвой стал приходской священник, обезглавленный чудовищем прямо в церкви.
- Мы с ног сбились, разыскивая его. Нашли... - Шарло опустил голову. - Нашли. Я такого чудовища никогда прежде не видел. Оборотень оказался самкой. И она не сдалась без боя. В тот день погиб старый герцог. А наши беды только начались.
По всему Живону прокатилась волна жестоких убийств. И стало ясно, что в проинции орудует не один оборотень.
- Стая? - спросила Анри.
- Мы тоже так думали. Но мы ошибались.
Камилл Дэ, ставший после смерти отца, надеждой и опорой местных жителей, послал сообщение королю с просьбой о помощи. Он просил не охотников, а воинскую команду. Всемилостивейший король прислал помощь.
- Как-то ночью в ворота замака постучал некий дворянин, представившийся шевалье де Ороне, личным егерем его величества. Когда-то его предкам принадлежала местность вокруг городка Оронэ. Да и сам городок. Прибыл он не один, а в сопровождении многочисленной свиты. Ему были рады, хотя о нём и ходили тёмные слухи, но никто не подвергал сомнению его умения. Мы не знали тогда, что в дом  Камилла пришла беда. Не знали... - Шарло опустил голову.
Ороне взялся за дело споро. И уже через два дня оборотень был изловлен.
- Изловлен, но не убит. Королевский егерь заявил нам, что его величество устал от ничем не подтверждённых докладов из Живона и требует явных доказательств.  Зверь был посажен в клетку и оставлен во дворе замка. Господин Ороне не спешил с отъездом, желая лично убедиться, что убийства прекратятся. Хотя, мы уже тогда понимали, что дело тут не только в оборотне.  Иветта - невеста моего друга. Она была причиной этой задержки. Так мы думали. Да, королевский посланец стал оказывать мадемуазель Иветте слишком откровенные знаки внимания. И Камилл не сдержался - вызвал наглеца на дуэль. Мы недооценили хитрость королевского егеря. Вызов он принял, но попросил время до утра, якобы для приведения в порядок дел. Так, на всякий случай. Мой друг пошёл ему навстречу. Это было ошибкой.
Егерь нактал кляузу его величеству, представив дело так, что молодой герцог Дэ не только нарушает не писаные законы гостеприимства, но ещё ни во что не ставит волю самого короля, нагло попирая строжайший запрет на дуэли. Но и это ещё не всё. Оронэ представил дело так, что это сами герцоги Дэ потворствовали кровавой оргии оборотней в своих владениях. Якобы для того, чтобы вызвать гнев местных жителей безсилием королевской власти. Всем известно, что Дэ - это вторая ветвь, идущая от древних королей и имеющая права на престол.
- Это была клевета. Но представленная Луину крайне убедительно. Тогда мы ещё очень многого не знали.
Шарло замолчал. Никто не торопил его. Все понимали, что он подходит к самой тяжёлой части своего рассказа.
- В ту ночь меня не было в замке. Я был у себя дома, и ничего не подозревая, уже готовился ко сну, когда в дверь кто-то заколотил ногами и детский голос стал звать на помощь. Служанка впустила ребёнка. Это была девочка лет восьми, дочь каретника. Она была в ужасе, и первое время я ничего не мог разобрать из её не связной речи. Единственное, что я разобрал сквозь её рыдания, было - Красные Колпаки. Признаться, я не сразу понял, причём здесь головные уборы местных крестьян. И даже заподозрил их в бунте. Но всё было иначе.
- Гоблины... - первой дргадалась Жервеза.
- Да. Гоблины на службе у человека.
- Поэтому ты просил меня...
- Тс-с-с... Шарло приложил палец к губам. - Всему своё время. Ороне... За всем стоял королевский егерь и, думается мне, не он один. У меня нет доказательств, однако провернуть задуманное без высочайшего покровительства, вряд ли было возможным. Во Франнии уже тогда было не спокойно, и Луин начал опасаться за свой трон. А главными претендентами на него были мужчины из рода Дэ. Вот и родилась в чьей-то голове мысль для начала скомпроментировать возможных претендентов на престол, чтобы их устранение тем или иным способом не вызвало ропота в народе, а потом... За всем стоял Ороне. Этот человек много путешествовал. К тому же он был не лишён магических способностей. Не больших, но вполне достаточных, чтобы найти способ, как подчинить своей воле, привезённое им откуда-то семейство гоблинов. Да... и не только их... Оборотни тоже были его... охотничьими псами. А мы все - его дичью. Я схватил шпагу, вскочил на лошадь, даже её не оседлав, и помчался к замку. Поздно. Ворота уже были закрыты. А из-за стен доносились душераздирающие крики: гоблины, оборотень и свита Ороне вырезали прислугу.
Шарло шевельнул поводьями, подгоняя лошадь. В действии этом не было никакой необходимости, просто ему нужна была пауза. Воспоминания растревожили старые раны. А он-то надеялсся, что они успели зарубцеваться.
В замок он проник, взбираясь по стене, как паук. Древняя кладка выветрилась, между камнями были широкие щели, куда входили пальцы рук и ног. Правда ему пришлось разуться и взять шпагу в зубы. Ну да тут было не до условностей. Преодолев стену, шевалье почти сразу был атакован кем-то из свиты Ороне. На его удачу, нападавший был человеком.
- Что ж, Маню хорошо меня обучил.
Приспешник егеря и вскрикнуть не успел, как был нанизан на шпагу, словно жук на булавку. Как ни спешил шевалье, но природная наблюдательность его не подвела.
- Клинок шпаги у несостоявшегося убийцы был посеребрён. Челядь егерская не особо доверяла своим лохматым союзникам. Оборотня я убил, как раз этим клинком. Спускаясь по лестнице, я совсем не ожидал встретить это чудовище, разгуливающим на свободе. На свою беду зверь увлёкся пожиранием кого-то из слуг герцога, и я прыгнул ему на спину, вонзив шагу в загривок кровожадной твари. Мне просто повезло, иначе бы моя попытка помочь другу тут же и провалилась. Впрочем, она и так оказалась неудачной. Я опоздал...
Когда, старающийся держаться в тени шевалье проник в жилые покои замка, для Иветты всё было уже кончено. Подвергшись насилию со стороны Ороне, она вскрыла себе вены.
- Я до сих пор вижу во сне её нагое тело, лежащее возле горящего камина. Я опоздал... Опоздал... Потом я услышал крики из соседней комнаты. Я узнал голос - это кричал Камилл. Его пытали. Кажется, тогда я потерял голову. Дальше, я ничего не помню. Точнее - помню, но так, словно всё происходило не со мной.
Гаспар забыл всяческую осторожность, и как вихрь ворвался в комнату. Тут он впервые и увидел их - Красные Колпаки. Странное гоблинское племя, отличающееся от всех остальных своих сородичей внешностью более подходящей для гномов, если бы не руки, от локтей покрытые толстыми чешуйками и похожими на лапы хищной птицы. Ороне был сдесь же. Он стоял над герцогом с его фамильной шпагой в руке и, и говорил, что-то издевательское. Увидеть Гаспара он не ожидал. Появление шевалье стало для него пренеприятнейшим сюрпризом. Может быть, поэтому королевский егерь чуть замешкался. Промедление стоило ему жизни. Гоблины, потеряв вождя, растерялись. Гаспар воспользовался заминкой и бросился к столу,  на котором лежал Камилл.
- Я никак не мог понять, почему он лежит и даже не делает попытки встать. Да, что там, встать, даже пошевелится. Потом я понял... Всё понял... Я не мог ему помочь. Его руки и ноги оказались прибиты к столу. И тут гоблины пришли в себя и бросились в атаку. Один из них вскочил на стол, и, походя, ударил кинжалом моего друга. Я успел схватить шпагу. Вот эту самую шпагу. Так, размахивая двумя клинками, я и прорубил себе дорогу к выходу. Я бы не смог их одолеть. Красные Колпаки - очень ловкие и сильные твари. Поэтому я отбросил в сторону свою шпагу и выхватил из камина горящее полено. На какое-то время огонь помог мне их сдерживать. Выскочил в коридор, а затем и во внутренний двор. Там я запалил сено на конюшне. Огонь распространился быстро. И слугам Ороне стало не до меня. Я покинул горящий замок через малые  ворота в северной стене. Какое-то время скрывался у Маню. Там и узнал, что его вееличество, глубоко вникнув в это дело, объявил нас - меня и герцога, виновниками трагедии, отявленнми смутьянами и подстрекателями к мятежу. Пиписав нам убийство своего чиновника он приговорил нас к смерти.
- Почему вас? - спросил граф Александр. - Ведь герцог был уже мёртв.
- Его тело не было найдено. Как, впрочем, и тело Иветты. Возможно, Красные Колпаки забрали их с собой. Не знаю. Боюсь и предположить с какими нечестивыми целями. Гоблины покинули сгоревший замок и обосновались в чаще леса, время от времени нападая на крестьян и совершая грабительские набеги на ближайшие фермы. Какое-то время нас разыскивали жандармы. И я покинул родные места, чтобы не накликать беду на старика Маню. Сбил клеймо со шпаги, оделся, как бродяга и отправился в Парри. Город, где меня уж точно никто не стал бы искать. Так шевалье Гаспар де Гриньяр перестал существовать, а вместо него появился уличный комедиант Шарло. О, а мы уже почти приехали. Жервеза, расскажи-ка мне, как применять твои зелья. Да поскорее. Скоро я вас покину.

Глава 20.

Ришар Сквозняк и все, все, все...

Кто такой Ришар Сквозняк, и, причём он здесь вообще? С самого начала повествования этот тип то и дело высовывал свой нос между строк, принюхивался, приглядывался, и тут же скрывался с глаз, не желая раскрывать своё инкогнито. Но пришла пора, когда более он прятаться не сможет.
Ришар Сквозняк - молодой человек лет двадцати двух - двадцати пяти, точнее никто бы не сказал, а сам он о дате своего рождения вообще не имел никакого понятия. Зачатый, где-то в паутине рабочих улиц Парри, он и на свет появился там же. То есть, буквально - на улице. Мамаша тут же подкинула орущего младенца в церковный приют и была такова. Произведя на свет нагуленного дитятю, она посчитала, что дарование ему жизни, само по себе благословение неба и более она ему ничего не должна. Сквозняк рос, как сорняк. Собственно, голодранцы из приюта его поначалу так и прозвали. Но с годами у юнца пробился явный талант к открыванию любых запоров и замков. И Ришар, проходивший сквозь любые препоны стал Сквозняком. К чести мальца можно было сказать, что, несмотря на явный интерес к его таланту воров и других тёмных личностей, совершением краж, он свою жизнь не ограничил. Ришар вообще оказался талантливым человеком. У него были волшебные руки. За какую бы работу ни брался юный Сквозняк, всё у него выходило на удивление хорошо. Но попробуй, уйди из воровского мира, раз уж ты туда угодил? Пожалуй, не уберечь бы Ришару свою шкуру в целости, - уж очень много тайн уже знал в свои молодые годы, - если бы не Пети Пройдоха. Бывалый ворюга, сразу определил, что Сквозняк, хоть и грешен перед законом, но душевной склонности к его систематическому нарушению у него нет никакой. Не имея собственных детей, Пети взял его под своё крыло, заявив на сходке лихих людей, чтобы Сквозняка оставили в покое.
- Малый он не болтливый, - сказал тогда Пети. - Простота его напускная. Ни один шпик ещё не сумел из него, хоть что-то про нас выведать. Так, что отстаньте от парня. Нравиться ему столярничать-слесарничать, так и пусть.
И Сквозняка оставили в покое. И вроде бы жизнь его стала налаживаться. Но дурная кровь нет-нет, да настойчиво подавала свой голос. Ришар пристрастился к вину. И по этой причине, частенько сидел на мели. Тут его выручал Пети. Нет, не то, чтобы вор сознательно втягивал парня в свои авантюры. Просто, каким образом может помочь мастеровому вор? И Ришал иногда ходил "на дело".
- Тебе надо уезжать из Парри, - как-то объявил ему Пройдоха. - Пропадёшь ты здесь.
- Сам знаю, - повесил голову Ришар. - Я бы и не прочь уехать. Только ведь от винопития меня может только дело отвести. А на праведное дело, на самое его начало, деньги нужны.
Пети, как-то странно глянул на парня.
- Не представляю, чем бы ты мог заняться в провинции.
- Ты ж знаешь, я всё могу.
- Всё можешь. Только это не ответ. Если всё, то вроде, как и ничего. А вот ты мне конкретно скажи: к чему у тебя душа лежит, да так сильно, что и к бутылке не потянет?
Ришар задумался. Было о чём. Его вот так - в лоб, никто, никогда не спрашивал: чего же он действительно хочет в этой жизни.
- Знаешь, - не очень уверенно заговорил Сквозняк, - мне бы такое дело, чтобы река рядом была. Пусть не большая, но чтоб... река... Понимаешь? Очень я люблю слушать, как вода журчит. И птиц... Птах разных тоже люблю. И чтоб от людей  в стороне быть, но не так, чтоб совсем один. А, где такое место для жизни сыскать, да ещё, чтоб при деле состоять? Может, паромщиком, куда наняться?
- Паромщиком, - хмыкнул Пети. - Можно и паромщиком. А, что скажешь о мельнице?
- Какой мельнице?
- Обыкновенной, водяной... С колесом и жерновами.
- Смеёшься?.. Откуда у меня деньги, чтобы мельницу купить?
В тот раз беседа эта их странная окончилась так же, как началась: ни с чего и ни чем.
А после неугомонный Пети умудрился попасть в силки полиции, после чего был отправлен на пять лет колоть камни и таскать на ноге пушечное ядро. Однако и года не минуло, как Пройдоха снова объявился в воровском квартале. И считай тут же, после первого заздравного бокала продолжил тот странныый разговор:
- Помнишь, я тебе про мельницу заикался? Ты ещё про невозможность её покупки заговорил. Ну... покупать, в общем-то, ничего не надо. Она бесхозная. Ремонт, конечно нужен изрядный. Но у тебя, слава богу, руки не кривые. Сам всё поправишь. А чего не знаешь, так научишься. Я в этом не сомневаюсь.
Глаза парня на какой-то миг заискрились. Это был шанс. Конечно, о работе на мельнице он мало, что знал. Говоря по правде - не знал совсем ничего. Однако отсутствие опыта и знаний его не пугало. Не совсем же он был бестолков. Но тут же взгляд его погас.
- Говоришь, бесхозная...
- Ага. На неё тамошний префект, было, положил глаз, да тут смута началась. Ему теперь не до мельницы. Ему бы исхитриться голову свою уберечь и в последний раз в мешок не чихнуть. Опять же по такому не простому времени, где народ рабочий набрать? Ты же видишь, что делается. Вся окрестная голытьба в города потянулась. На площадях глотку драть. Теперь каждый себя политиком почитает. А делать никто ничего не хочет. Вот погоди чуток - скоро такая голодуха начнётся, что заплесневелый круассан с помойки, многим самым изысканным лакомством покажется. Убивать из-за него станут. Тут-то те, у кого ума хватило, правильное дело выбрать, свой капитал и преумножат.
- Так  я ведь, о том и говорю... О капитале. Ну и чем я, по-твоему, буду с нотариусом расплачиваться, чтобы все бумаги на владение выправить. А на что инструмент покупать? Материалы... Опять же, без знающего человека мне никак не обойтись. А ему платить надо монетой звонкой. Эх, Пети, Пети... зря только ты меня раззадорил.
В тот раз Пройдоха ничего не сказал Ришару, и разговор заглох, как-то сам собой. Таков уж был хитрый и далеко в даль заглядывающий Пройдоха. Но через какое-то время вор снова вернулся к взволновавшей Сквозняка теме, посулив тому крупный барыш.
- Тебе и делать ничего особо не придётся. Я уже обо всём договорился. Но силёнка твоя точно сгодится. Нужно кое-что погрузить, доставить, разгрузить и покараулить несколько дней. Всё.
Сметливый Сквозняк понял, что ему предлагают очередное дело. Но отказываться не стал.
- Твоя доля будет такой, что враз решит все проблемы, - посулил ему Пройдоха.
Так Ришар Сквозняк оказался втянутым в самое громкое ограбление в истории Франнии.
Поначалу всё шло гладко. Подкупленный начальник караула Арсенала, впустил воров в святая святых - королевскую казну и даже замки открыл. Но грузить тяжеленные ящики офицер отказался на отрез. Не его это дворянское дело. Воришки из шайки Пети, успевшие угнать у перевозчиков провианта несколько телег, покривились, но, деваться некуда, поработали грузчиками. Украденное было доставлено на заброшенную мельницу. Оставлять золото и камни в Парри, как-то было условлено с нанявшей его стороной, Пройдоха и не подумал. Вот ещё, станет он кому-то доверять. Пока товар у него - голова воровская крепко на плечах держится. Так рассуждал неглупый Пройдоха. Но в этот раз он просчитался. Оставив сторожить укрытое золото надёжного Сквозняка, шайка двинула в столицу, получать оговорённый барыш. Там их и повырезали по одному. Последним был убит сам Пети. Не уберегло его проклятое королевское золото. Погрязшим в интригах политикам и клирикам не нужны были такие свидетели. Пусть даже уловка Пройдохи и спутала им карты.
О произошедшем в Парри кровопролитии Ришар Сквозняк, понятно, ничего не знал, но когда обычно пунктуальный Пройдоха не появился на мельнице в означенный день, парень понял - случилось страшное. Какое-то время он ждал хоть кого-то из своих подельников. Но и они, как в воду канули. И тут несчастный Сквозняк завыл волком, сообразив, что за шалость с чужим золотишком ему каторгой не отделаться. Сначала перепуганый Ришар надумал бежать, бросив к дьяволу всё украденное. Куда сбывать такое добро? Не на рынок же нести продовать с прилавка. Он, конечно, знал некоторых скупщиков краденого. Но все они были мелким жульём, не способным купить такие ценности. А вот заложить Сквозняка жандармам за малую мзду - это запросто. На  побег он таки решился. Однако удрал не далеко, по дороге подумав, что, собственно бежать-то ему и некуда. Попробуй, теперь покажи нос в Парри. Да, что там Парри, его наверняка ищут по всей Франнии. Уже, поди, во всех газетах прописали, каков он отчаюга Ришар Сквозняк - обнёс самого Луина 15. У страха глаза велики. Никто Ришара, конечно, не искал. Но насчёт газет Сквозняк не очень ошибался. Весть о случившемся в столице распространилась по Франнии с быстротой урагана. Достигла она и ушей несчастного Ришара. Теперь у него осталось только одно безопасное место - мельница почившего в бозе папаши Жино. Сквозняк вернулся в свою нору, и, чтобы занять себя хоть чем-то и отогнать тревожные думы, принялся её обихаживать. Природной его смётки хватило на многое и к моменту появления на мельнице странного низкорослого господинчика, мельница выглядела уже вполне обитаемой. Ох, если бы сейчаас её увидел жадный префект, бродягу Ришара без всяческих промедлений вышибли бы из его укромного местечка. К счастью для Сквозняка, у префекта голова пухла совсем от иных забот.
Тощий малый Ришара не напугал. Уж больно неказисто выглядел. И когда тот завёл странный разговор о своём знакомстве с Пети Пройдохой, Сквозняк надумал избавиться от этого болтуна. И тут его ждал сюрприз. Крепкий парняга, попытавшись ухватить незнакомца за шиворот, вдруг получил кулаком в нос и обнаружил себя, лежащим на земле, а его шею неприятно покалывало лезвие стилета.
- Не делай так больше, - вежливо попросил его незваный гость.
- Не буду, - буркнул Ришар. - Кинжал убери. Нервирует.
Он был обескуражен, но не испуган и это понравилось Шарло. Акробат помог Сквозняку подняться.
- Кажется, мы с тобой не с того начали наше знакомство. Давай попробуем сначала. Я Шарло, уличный акробат. А ты, должно быть Ришар Сквозняк. Так мне сказал Пети Пройдоха, перед тем, как отдать богу душу.
- Пети мёртв...
Не то, чтобы Ришар не догадывался об этом, но в его душе всё ещё была жива надежда.
- Ты его... Ну... это...
- Нет, - Шарло прямо посмотрел в глаза Сквозняка. - Не я. Вестники Храма.
- Вестники... - парень смертельно побледнел. - Мне конец.
- Ничего ещё не конец, - Шарло встряхнул его за плечи. - Где всё? Показывай.
- А... - вяло махнул рукой Сквозняк куда-то внутрь мельничного строения, - там. Забирай хоть всё сразу. Мне на гильотине лежащему богатства будут не нужны.
- На гильотине тебе не поваляться, - жёстко сказал Шарло. - Охотники до этого золотишка о тебе ничего не знают. А если вдруг тебе не повезёт и они узнают, тогда до эшафота ты не дойдёшь. Ага, чтобы ты, по дороге к нему, где-нибудь в пыточном подвале язык распустил. Держи карман шире. Они тебя удавят тихо, как крысу.
Ришар тяжело опустился на крыльцо.
- Умеешь ты человека в беде поддержать.
- Ага, - кивнул Шарло, - я такой.
- Значит, в бега всё-таки пора. Жаль, - Ришар тяжело вздохнул. - Только обживаться начал. Подправил тут кое-чего. Да много ли сделаешь, если инструмент ржавый, после старого хозяина остался. Да и осталось-то не густо. А материалов и вовсе никаких. Из старья много ли сладишь?
Шарло пригляделся к строению. А парень-то и впрямь не безрукий. И тут его осенило:
- Меленка заброшена была, так? И она не твоя. А хочешь, станет твоей по закону. И бежать никуда не придётся.
Сквозняк глянул на говоруна из подлобья. Шутить изволит этот залётный сударь. Дать бы ему в морду за такие шуточки. Только не из лучших эта идея: господинчик этот прыток, его просто так кулаком не угомонишь.
- Я не издеваюсь. - Шарло понял ход мыслей Сквозняка. - Я выправлю тебе все необходимые бумаги у нотариуса. И денег добуду, столько, что хватит на всю жизнь, даже если дело с мельницей у тебя не пойдёт. И от врагов... пусть и не ото всех, но от самых опасных, я тебя избавлю.
- Но... - Ришар поднялся. - Всегда есть, какое-то "но".
- Но мне будет нужна твоя помощь. Не бойся, в драку ввязываться тебе не придётся. Тут я сам...
- Что нужно делать?
- Для начала, скажи, что именно было вывезено из Арсенала.
- Ювелирка разная. Есть и слитки, но они гербованные. Их, не расплавив, не продашь. А ещё бриллианты в мешочках. И мешочков тех тут много.
- Сколько? Хоть примерно...
- Много, - подумав, подвёл черту Сквозняк. В арифметике он силён не был.
- Ладно, веди в закрома. Сам посмотрю.
Помнится, тогда удивило Ришара, что  Шарло чрезвычайно внимательно осмотрел, оборудованное Сквозняком место тайника. Осмотром акробат остался удовлетворён. И, кажется, именно в тот момент он окончательно принял какое-то важное для себя решение. На бриллианты он взглянул только мельком.
- Хм... Слушайте меня внимательно, мой юный друг.
Ришар обратился в слух.
- Пети тебе доверял. А Пети был ещё тем пройдохой. А теперь тебе доверяю я. Не заставляй меня пожалеть о скорополительно принятом решении.
На лице Сквозняка не дрогнул ни единый мускул. Он ждал, когда Шарло перейдёт к самой сути дела.
- У тебя бумага и перо найдутся? - огорошил воришку Шарло. - А ещё, не плохо бы разжиться заплечным мешком.
Пришлось обыскивать владения мельника. Клок бумаги, пучок пропылённых перьев и пузырёк, в котором чернила плескались на самом донышке, отыскались далеко не сразу. С мешком сложностей не возникло. Торба была и у самого Ришара.
Потом дошло дело и до главного. Ларцы, в которых были аккуратно упакованы мешочки с бриллиантами, были погружены в коляску Шарло и вывезены за пару лье от мельницы. Там, в корнях большого, раскидистого дерева Сквозняк и акробат и укрыли большую часть драгоценностей.
- А почему не все? - спросил Ришар.
- Остальные - приманка, - ответил Шарло, тщательно зарисовывая план местности и помечаая на бумаге место тайника. - Я бы ничего не взял. Всё бы оставил здесь, но за мной пойдёт маг. Я же в этом ничего не смыслю. Вдруг у него есть способ определить наличие драгоценностей.
- И куда мы теперь?
- Ты - в замок Дэ. Знаешь, где он?
- Понятия не имею.
- Сейчас объясню...
Ришар внимательно выслушал своего нового знакомца, стараясь запомнить всё, не упуская ни одной мелочи.
- Возьмёшь вот этот ларец. Упакуешь его в заплечный мешок и ходу в замок. Он не жилой. Отыщешь там укромное место, но такое, чтобы до него было не очень трудно добраться. Там и скроешь камешки. Сюда носа больше не показывай. Да, не куксись. Недели не пройдёт, как мельница перейдёт в твоё владение, а большая часть врагов с твоего горба слезут. Уж я за этим прослежу.
- А ты?..
- У меня другая забота, - уклончиво ответил Шарло. - Сейчас вернусь к своим друзьям. Завтра, от силы послезавтра золото с твоей мельницы будет вывезено. Так, что через пару дней я сам появлюсь в Дэ. Но, возможно не один, а в довольно странной компании. Так... предупреждаю заранее, чтобы ты не сильно пугался.
- В компании?.. - насторожился вор.
Шарло цыкнул зубом. Рассказывать о том, что он задумал он не был готов. Но и держать парня в неведении было не разумно.
- Помечен я, - наконец решился Шарло. - Придут за мной. И в этот раз они подготовятся на совесть. Много я им всем доставил беспокойства. Так, что в одиночку мне будет не совладать. Ты вот, к примеру, стрелять умеешь?
- Не особо, - признался Сквозняк. - Ружья мне и вовсе в руках держать не приходилось.
- Я так и думал. Так, что... Мне нужна компания. Ну да ладно. Это только моя забота. До встречи Ришар. Даст бог, свидимся.
На том они и расстались.
И теперь Ришар Сквозняк сидел на крепостной стене и легкомысленно болтал ногами. Настроение у него было замечательное. Он ждал Шарло. Сквозняку было, чем порадовать акробата. Вор решил поучавствовать в задуманном Шарло деле. Пусть с оружием он и не мастак обращаться, зато он может кое-что другое. Скажем, устроить пару неприятных сюрпризов для тех, кто явится за сокровищами. Да, Пети Пройдоха не останется неотомщённым. Вор прекрасно понимал, что сегодня Шарло ещё никак не может появиться, но время от времени обшаривал глазами зелёную даль, стараясь разглядеть приближающуюся фигурку.
- Эх, поспешил бы он. А то, аж руки чешутся, - сказал Ришар самому себе. - Пойду-ка, делом займусь.
Он спустился со стены во внутренний двор, и прошёл к развалинам зданий хозяйственных служб. Именно здесь он и спрятал заветный ларчик.
- Хм... вроде со стороны не видно... Вот и славно. Пусть гости приходят. Встретим со всем почтением.  Дело за тобой, Шарло.
Тощий акробат, сложа руки, тоже не сидел. Распрощавшись с друзьями, он незаметно улизнул с мельницы и уже держал путь в сторону живонского леса.
Анри и Жервеза не сговариваясь, перекрестили его в след. Сердца обеих женщин болезненно сжимались; Шарло надумал сунуть голову в пасть дьяволу.

Глава 21.

Триумфаторы.

- Что, ваш защитник оказался не таким отважным, как хотел всем показать? - Жером де Аттон даже не пытался скрыть презрение к сбежавшему в момент погрузки шуту.
Сейчас политик прокручивал в голове мысль, о том, что было бы совсем неплохо спровадить к праотцам графа, вместе со всем его семейством. И чёртову ведьму - в ад. Эх, если бы не эта ведьма. Жером поморщился, увидев, что пальцы Жервезы окутаны движущимся, искристым мраком; ведьма держала наготове смертоносное заклятие. Нет. Не сейчас. Придёт время и он расплатится по всем долгам. А сейчас быстрее в Парри. Нужно успокоить население столицы, занять кресло министра внутренних дел и готовить общественное мнение, что именно он Жером де Аттон, самый главный претендент на пост премьерминистра. Король себя полностью дискридитировал, собственноручно расчистив для Жерома путь к самой вершине власти.
Граф с ненавистью посмотрел на министра, но ничего ему не сказал. Вместо этого он сам сел на козлы и взял в руки поводья. Граф Александр де Рокомье спешил увезти свою семью, справедливо не доверяя, благородству власть придержащих жуликов.
- Всё погрузили? - в нетерпении Луин высунулся из своей кареты. -  Едем... к побережью. Гони.
Кучер стегнул лошадей, и тяжелогружёная карета двинулась по дороге.
- К побережью?.. У околпаченного Аттона отвисла челюсть. - Этот жирный ублюдок меня провёл.
Он-то рассчитывал вернуться в Парри, не только с возвращённым в казну золотом, но и влекомым на поводке, присмиревшим монархом.
- Он такой, - меланхолично пробасил маленький кюре. - Но, сдаётся мне, что сейчас наш король совершил ошибку. Последнюю ошибку в своей жизни.
- Вы хотите его догнать? - в голосе Жерома звучала надежда.
- Догнать?.. Нет... Мы поступим мудрее. - Он сделал знак одному из Истинных Сынов. - Сделай всё правильно.
Отец Бенвиль только кивнул в сторону улепётывающего короля и монах его понял.
- Где?..
- В первом же крупном городе...
Жером не мог взять в толк, о чём сейчас говорят святые отцы.
- Людей должно быть много, - продолжил кюре.
- О, чём вы вообще?.. - Терпение Аттона иссякло. Его положительно бесило, что хитрющие монахи повели себя так, будто его, великого Жерома де Аттона, без пяти минут владетеля всей Франии, вообще здесь нет.
Представители бога на земле улучили момент, чтобы показать, что ему и дальше придётся считаться с их силой.
- Дорогой мой, господин де Аттон, - отец Бенвиль, чуть приглушил свой гулкий голос. - Не нужно так нервничать. Мои люди сделают так, что наш пухлый шустрик и надувала, будет задержан самим народом Франии. А заодно проследят, чтобы этот самый народ, пылающий праведным гневом, не лишил Луина головы... раньше времени. И да, - золото, что прихватил с собой наш скаредный монарх, я забираю в пользу Церкви.
- Ка... как, золото, в пользу церкви? Всё золото?
- Конечно. Вам - король и вся слава. А нам бедным священникам немного жёлтого металла, для поддержания авторитета матери нашей церкви. Смута поколебала нравственные устои общества. Вера ветшать начала. Церковь нуждается в...
- Оставьте свои проповеди для черни, - скривился Жером. Его шатало от ужасного осознания того, сколько миллионов луиноров только, что просочились сквозь его пальцы. Ох, уж эти лицемерные святоши: дай им палец, они и всю руку заглотят. - Дьявол!
- Не богохульствуйте, сын мой.
- Чёрт с вами, святой отец. Забирайте всё, что украл король. Но он сам мой. Слышите меня? Мой безраздельно. И с его, заплывшей жиром тушкой я буду делать всё, что захочу, как захочу и, главное, когда захочу.
- О, - кюре отгородился ладошками. - Это ваша игра. И ваша фигура... кхм... скорее, уже пешка. Я обещаю вам, что не стану вмешиваться в тот момент, когда вам будет выгодно её разменять. А сейчас, может быть, мы уже поедем?
Пыхтящий, налитый дурной кровью Жером влез в свою карету. И уже оттуда, взмахом руки, повелел возницам на телегах отправляться в путь. Сам он решил ехать сзади. Конечно, придётся поглотать пыль. Ну да ничего. Крестьянский сын способен перетерпеть некоторые неудобства. Зато весь драгоценный груз будет под его личным присмотром. А то за этими союзничками глаз да глаз. Моргнуть не успеешь, как без штанов оставят.
Следом тронулся и отец Бенвиль, чрезвычайно довольный, что сумел отмочить такую забавную шутку - оставить с носом самого, господина адвоката-депутата-министра. Какой удар по его самолюбию. К тому же совсем недурно оказалось с такой лёгкостью завладеть королевской долей сокровищ. Улыбающийся Бенвиль поудобнее устроился на диванныхх подушках и приготовился к долгому путешествию.
Но отъехали они недалеко. Уже через милю "золотой поезд" неожиданно встал.
- Что там опять? - гневно вскричал Жером, выглянув из окна. - Немедленно расчистите дорогу.
Возницы бы и рады были исполнить повеление столь значимой персоны, да пойди, совладай с магом. А то, что на их пути торчал колом именно маг, сомневаться  не приходилось. Чрезвычайно высокий, с длинными рукаками и чрезмерно большими кистями, он одним своим непривычным видом вызывал чувсвто опасения. Лица его никто не рассмотрел. Тоже, была охота привлекать к себе внимание колдуна. Кое-кто из возниц уже мелко и часто крестился.
Маг из-под капюшона, надинутого на лоб по самые глаза, недобро оглядел крестьян и двинулся прямиком к карете де Аттона. Кто-то попытался заступить ему дорогу, но был откинут в придорожную канаву одним мановением ладнони. Больше никто из деревеньщин не рискнул влезать в большую политику. Господин в карете большая столичная шишка. Вот пусть он властью своей этого колдуна и приструнит.
Жером уже догадался, что перед ним возник человек, который решал, а лучше сказать - пытался решать, его собственные проблемы. Конечно, ранее они никогда не виделись. Все заказы передовались через посредников. И пусть качеством исполнения заказов господин де Аттон был не особо доволен, но, столкнувшись, нос к носу с проклятым графом де Рокомье и его придурковатым приятелем, он понял, что винить только колдуна в некоторых неудачах было бы не совсем верно. К тому же маг был крайне осторожен. И его действия до сих пор никто не связывал с именем министра внутренних дел. Такой человек - своего рода бриллиант, или лучше сказать - жемчужина. Чёрная жемчужина. И если он так нагло, так не прикрыто появился на пути кортежа Жерома, стало быть, к тому есть более чем веские основания. Однако о собственной безопасности подумать надо. Маги они такие не предсказуемые. А маги-убийцы, так и подавно.
Жером потянулся к большому футляру из красного дерева, всегда лежал рядом с ним во время любого путешествия. Извлёк из него пару больших пистолетов и взвёл курки. Как только Дельи подошёл к карете, де Аттон не замедлительно взял его на мушку.
- Это вам не понадобится, сударь, - глухо произнёс маг. - Я к вам с добрыми вестями. Вы уже догадались, кто я таков есть. - Министр кивнул. - Но, чтобы вас успокоить... Мы вели общие дела через одного человека, Косоглазого Бло. Знакомо вам это имя?
Снова кивок породистой головы. Конечно, самого Бло Жером де Аттон никогда в жизни не видел, всё делалось через верных людей, но имя посредника маг назвал верно. Министр открыл дверь:
- Прошу...
Маг сел в карету напротив Жерома.
- В целом вы неплохо справились, - де Аттон решил начать разговор с комплимента. Всё-таки какой-никакой, а союзник. Да и золото было обнаружено во многом именно его стараниями.
Дельи скорчил недовольную гримасу.
- Это ни к чему. Я имею в виду похвалу. Всё должно было быть по-иному.
Самокритичность мага понравилась, господину министру. Он подался вперёд.
- Я слушаю... Вы ведь собирались мне сообщить нечто важное, насколько я понимаю.
- Чрезвычайно важное. Вы ведь не нашли алмазов короля, - это был не вопрос, а утверждение.
- Проклятый шут! - Жером скривил своё распухшее лицо и зашипел от боли. Синяки нещадно ныли. И как в таком виде показаться перед честными гражданами Парри. Нужно будет обязательно выдумать, какую-нибудь героическую историю. Но это позже. А сейчас... - Я уверен, что он их украл, буквально из-под нашего носа.
- Я тоже в этом уверен. А, что если я вам скажу, что смогу найти его довольно быстро и пораспросить о пропавших бриллиантах.
Жером не мог поверить такой удаче. Сказочные богатства сами плыли в его руки, минуя загребущие лапы пронырливого попа.
- Я скажу, что если вам это удастся, то я стану вашим должником на всю жизнь, - горячо произнёс Жером, свято веря в эту свою ложь.
Маг откинулся на спинку каретного дивана.
- О, я не приму от вас такую жертву. Я не настолько тщеславен. Мне вполне хватит скромного вознаграждения и...
- Что "и"? - министр напрягся.
- И после того, как разрешится это небольшое недоразумение с уличным фигляром, вы и весь корпус жандармов навсегда забудете о моём существовании.
- Гм... меня это условие устраивает. А что до суммы вознаграждения, то я предлагаю вам сто тысяч луиноров.
Губы мага растянулись в нечто, что с большим трудом можно было назвать улыбкой. Глаза же оставались холодными.
- Вознаграждение я определяю в два миллиона луиноров, - да, аппетит Дельи возрос. - Я возьму его королевскими камушками сам, и после этого исчезну. Только на таких условиях я готов вернуть вам остальное.
- А что помешает тебе присвоить себе все сокровища? - много раз обмнатый Жером стал болезненно осторожным.
- Нож гильотины, - спокойно сказал Дельи. - Только для того, чтобы уберечь свою шею от убийственной ласки этой дамы я сейчас и разговариваю с вами. Мне нужно письменное подтверждение, что я не буду подвергнут преследованиям. И этот документ я готов купить ценой в десятки миллионов. По-моему - это взаимовыгодная сделка.
В который уже раз за последние сутки несчастный Жером почувствовал, что его взяли за глотку. Господи, да что такое с этими людьми!? Они сговорились, что ли требовать с него такие опасные бумажки? И тут мысль господина министра совершила неожиданный кульбит. Он даже на какое-то мгновение перестал дышать. Бумага!.. Та самая бумага, страшнее, которой для Жерома не существует... Её необходимо вернуть, во что бы то ни стало. И теперь - это возможно. Как же он раньше об этом не подумал? Видимо, сказались бессонные ночи и накопившаяся чудовищная усталость, притупившие остроту его разума.
- Расписка, говоришь... - как-то отстранённо заговорил де Аттон. - Да-да-да, всё дело в расписке.
Маг непонимающе уставился на бормочущего министра.
- С вами всё в порядке?
- А... - вскинулся Жером. - А... да-да... Всё  хорошо. Я составлю нужный тебе документ. Составлю... Но лишь после того, как получу подтверждение смерти Шарло. Сдаётся мне, что это справедливое требование.
Магу пришлось согласиться. Скрепя сердце он кивнул.
- Идёт. Скоро всё закончится, - обнадёжил он министра. - Косоглазый Бло, как раз в этот момент собирает ватагу лихих людей. Более я не стану рисковать. Уж, очень изворотлив этот тип. Скользок и хитёр.
Жером одобрительно кивал, думая о чём-то своём.
- Я нанёс на его одежду магическое тавро, - поделился Дельи своим секретом. - Теперь, когда золото возвращено в казну, - он не удержался от скептической улыбки, - сохранять жизнь этому проныре более незачем.
- Когда? - коротко спросил Жером.
- Думаю, через пару дней вы получите от меня известие.
- Пару дней... Хорошо. Приступайте.
Министр дал понять, что разговор окончен и маг выбрался из кареты. А Жером остался сидеть, погружёный в свои размышления, так и не дав команды начать движение. Время от времени он ощупывал своё разукрашенное синяками лицо и грязно ругался. Внезапно дверь распахнулась, и в карету заглянул раздосадованный затянувшейся остановкой кюре.
- Вы, что тут уснули, дорогой друг?
Казалось, что де Аттон его не услышал, и кюре пришлось повторить свой вопрос, но уже куда менее любезно.
- Присядьте со мною, святой отец, - министр очнулся от дум. - Мне нужно перекинуться с вами парой слов. Августейшая тушка, что так любезно была вами подарена мне, - это конечно заманчивый приз. Ценю вашу щедрость и великодушие, - Жером не удержался от язвительности.
Кюре с ленцой шевельнул пальцами.
- Но... обстоятельства несколько изменились. Мне нужна от вас одна услуга. И я ожидаю, что вы не откажетесь её для меня выполнить. Тем более что она не потребует расходов. Мать ваша, Церковь не потратит и медяка. А я буду вам очень признателен.
Отец Бенвиль обратился в слух. Но Жером молчал. Он трогал толстыми пальцами своё разбитое лицо. "О, - догадался кюре, - дело-то приняло характер личный".
- Произошли некоторые события, - начал де Аттон не очень уверенно. - Не то чтобы произошли... Скорее произойдут в течение ближайших двух суток. Один из наших самых злобных неприятелей будет устранён.
- И кто же этот не везучий человек? - Отец Бенвиль был заинтригован.
- Мусор с мостовых Парри, - зло прошипел Жером. - Арлекин, фигляр, шут.
- А... Шарло. Что ж, не скажу, что буду очень огорчён его безвременной кончиной. Более того, мне кажется, что этот несносный господинчик уже и так зажился на белом свете.
- Я знал, что по этому вопросу у нас не возникнет никакого недопонимания. Так вот... в связи с тем, что ряды наших врагов скоро поредеют, есть возможность решить проблемы и с... оставшимися.
Кюре согласно кивнул. Устранить графа Александра де Рокомье не то чтобы было первым пунктом его жизненных планов, но уж точно с ними не расходилось.
- Видите ли, святой отец, по возвращении в Парри я буду чрезвычайно занят... м-да... К тому же в ближайшие месяцы мне придётся находиться у всех на виду, и, стало быть, не смогу организовать... эту...
- Акцию, - подсказал находчивый кюре.
- Можно и так это назвать. Но и тянуть с её осуществлением я не имею праваа. Риск и без того очень велик, и с каждым днём он будет только возрастать.
- Ага... Бумага. Бумага, написанная вашей рукой, о получении вами...
Жером жестом попросил Бенвиля не продолжать.
- Её нужно добыть, сказал он.
- Нужно. Но как? Я, конечно, могу отрядить на поиски графа и всего его выводка нескольких Вестников Храма. У них это не займёт много времени. И каким бы смелым ни был этот человек, шансов у него не будет.
- Ведьма, - напомнил министр.
- А что - ведьма? Пошлю с Вестниками одного Истинного Сына и всё. Эти люди знают, как усмирять подобную шваль. Но всё это не поможет отыскать вашу расписку.
- Не поможет, - кивнул Жером. - А так рисковать я не могу. Правда, она же, как дерьмо - всплывает в самый неподходящий момент.
- Нельзя этого допустить. В руках некоторых людей, скажем Глашатая народа, подобный документ...
- Не хочу даже думать об этом.
Министру вдруг стало трудно дышать. Он повёл толстой шеей - не помогло.
- Так вот... об услуге... Я хочу, чтобы граф, человек несгибаемой воли, сам принёс мне эту расписку.
- И как это сделать? - Кюре уже всё понял, но заставлял политика самого произнести страшные слова. Слова - не расписка, но для такого человека, каков отец Бенвиль, и их было достаточно, чтобы вечно держать Жерома за жабры.
- Захватите его жену, - сипло выдохнул де Аттон. - Захватите эту гордую суку и доставьте в загородное поместье моего тестя. Свою семью я из Парри сейчас не выпущу. Пусть чернь видит, что их лидер ничего не боится.
О, политик - во всём политик.
- Так что там её никто не найдёт.
Кюре согласно кивнул.
- Это для вас вопрос чести, дорогой друг. Вы были унижены при всех... Я имею в виду побои...
Проклятый поп мог бы и промолчать. Но куда там... Отец Бенвиль никогда не упускал случая указать собеседнику на отведённое для него место.
- А вы, в свою очередь... хм... похищение жены... Не очень красиво, но эффективно. Граф не станет торговаться и отдаст за неё всё, что у него есть, а не только какой-то жалкий клочок бумаги. К тому же...
- К тому же в Парри он будет в наших руках. Я его уничтожу.
От Жерома исходили волны ярости.
- Что ж, господин министр. Эту услугу я согласен вам оказать.
Кюре поднялся и уже приоткрыл дверь, но остановился, словно толко, что о чём-то вспомнив:
- А скажите, господин де Аттон: вы уверены, что наш проказник Шарло сбежал с драгоценностями короля и даже не подумал поделиться ими со своим приятелем?
Не дав Жерому времени для ответа, кюре покинул карету. Он был очень умён, этот маленький священник. Не зря же на его пальце красовался железный перстень Патриарха.
Жерому показалось, будто он только что проглотил ежа и тот застрял в его глотке. Дьявол бы побрал этого мозговитого святошу, он уже догадался, что у Рокомье карманы могут быть набиты бриллиантами.
- Чёрт, чёрт, чёрт... придётся делиться. - Жером побогровел лицом. Бешенство не находило выхода. - Трогай, там! - рявкнул он кучеру.
Снаружи раздались голоса ездовых: наконец-то, а то сил уже никаких не осталось ждать, когда там наговорятся эти знатные господа. Только и знают, что молоть языками, да переливать из пустого в порожнее.

Глава 22.

Снова здравствуй шато Дэ.

Она лежала рядом нагая, раслабленная, едва ли не дотла спалённая жаром любви, но так и ненасытившаяся полностью. Молодое тело неодолимо требовало ещё. Он это чувствовал. И сейчас его это устраивало. Шарло утопил лицо в золотом шёлке волос. "Анри, - это вырвалось случайно. - Анри".
- Я Мэрион.
В её голосе не было обиды. Да, эту ночь они провели вместе. Она сама сделала свой выбор и ни о чём не жалела. Дело тут было вовсе не в любви. Но тогда в чём же? Мэрион повернулась на бок и сжала ладонями лицо шута. Нет, не шута. Уличного акробата Шарло она никогда не знала. Когда она увидела этого человека впервые, ей было всего восемь, и звали его тогда шевалье Гаспар. Это ей было суждено самим господом принести ему страшную весть о бесчинствах, творившихся в стенах замка Дэ. Он оставил её, осиротевшую, под опекой доброго старика Маню и ушёл. А она помнила.
Её взгляд был долгим. В темноте Шарло не видел её глаз, но знал - они голубые. Они, Мэрион и Генриетта, вообще оказались до странности похожими. Возможно, воспитанница учителя фехтования была даже красивее мадам де Рокомье, сказывалось обаяние молодости. Но вытеснить собой образ Анри, ей не удалось. Скорее наоборот. Поэтому он шептал её имя, невольно корябая сердце той, с которой делил ложе этой ночью.
Губы оказались требовательными. Поцелуй - настойчивым и жадным. Мэрион перевернула мужчину на спину. Шарло удалось сдержать стон; длинный порез слева на рёбрах незамедлил напомнить о себе саднящей болью. Но скоро её смыла волна всепоглощающей страсти.
Он поднялся с собранного из обломков мебели лежака. Постелью им служила собственная одежда.
- Отдай штаны.
Мэрион проявила непокорность. Пришлось применить грубую мужскую силу, и, Шарло тут же угодил в хитро раставленные женские сети. Да, сразу уйти не получилось. Одевался он, когда ночь уже переходила в серо-голубые сумерки.
Утро. Скоро уже утро.
На пороге Мэрион, так и не вставшая с лежака, его остановила:
- Кто она? - спросила тихо.
- Она? - Шарло обернулся.
- Генриетта... Анри... Кто она? Та, которую ты звал ночью. Наверное, она особенная, если ты не смог забыть её даже в моих объятиях?
Шарло склонил голову.
- Она особенная... Прости.
Шут вышел из комнаты. А Мэрион уткнулась лицом в свёрнутый плащ, служивший им подголовником. Она не плакала. Сейчас - нет. Но точно знала, что не сможет сдержать слёз, когда Гаспар уйдёт навсегда.
На стене его разгорячённую голову попробовал остудить своей прохладой лёгкий ветерок, ночной шалун. Шарло долго стоял, закрыв лицо руками. Мысли путались, наотрез отказываясь преобретать такую нужную сейчас ясность. Сзади раздался шорох. Это Ришару надоело сидеть неподвижно, и он рискнул нарушить уединение странного, по его представлениям человека.
- Ладно уж, выбирайся из своего закутка.
Шарло поднял голову и тяжело вздохнул.
- И Маню тащи за собой. Я ведь знаю, что он рядом. Не ворчи, старик. Не держи на меня зла за сегодняшнее. Может статься - это была моя последняя ночь.
Маню с кряхтением подошёл и остановился чуть позади.
- Зло держать? О чём вы, шевалье? Мэрион лучше с вами, чем каким-нибудь конюхом на сеновале. Хорошая она, Мэрион. Родной мне  стала.
- Не тревожься, Маню. Если господь судит мне выжить, я о ней позабочусь. Обо всех вас позабочусь. Ты меня знаешь. Моё слово крепко. Да и Сквозняк соврать не даст. Так ведь, Сквозняк, ведь не дашь мне соврать?
Как же такое было возможно, если сейчас в кармане несчастного ублюдка, не знавшего ни отцовской заботы, ни материнского тепла, лежал свёрнутый вчетверо листок бумаги. И господи, что на нём за подпись красовалась!?
Вчера, когда шевалье объявился под стенами замка, Сквозняк не удержался и, наплевав на солидность, приличествующую взрослому мужчине, выскочил его встречать за перекошенные, не закрывающиеся до половины ворота.
- Ну, - выпалил он в нетерпении. - Ну же...
И только тут сообразил, что компания, сопровождающая этого самого Шарло-Гаспара или как там его ещё? - странная, едва ли не до ужаса. Сверху-то, со стены наблюдая, Сквозняк в ажиотации ватагу не разглядел. А тут вблизи, когда приметил, кто рядом с его приятелем толпится, так даже, не при всех будь сказано, некое улажнение в штанах почувствовал. Вовремя спохватился, чтобы уж совсем лужу не напустить. Один-то был облика вполне себе человеческого: старикан дряхлый, морщинистый. На кой только сюда притащился. Хотя вроде и при ружье с багинетом, и при пистолетах, а ещё и шпага длинная на перевязи, а из-за спины под локтем рукоять большого кинжала выглядывает. Как только от тяжести такой дедок не падает? А высокий старикан не то, что падать, но даже гнуться не думал. Стоял себе весь напружиненный и в ус не дул.
Второй персоной всяческого удивления достойной оказалась девица лет двадцати никака не старше. Ришал, как её углядел, так и прилип глазами - не оторвёшь. Потому, как к слабому полу тягу он имел своим годам соответствующую. А мадемуазель, хоть и одета была не ахти, как шикарно - платье кое-где аккуратно подштопано, башмачки крепко ношены, - но красотой своей была способна свести с ума и не такого молодого и горячего до баб мужчину. Ришар в первый миг их знакомства, даже решил, что вот она - его судьба. Но заприметил, с каким выражением золотоволосая красавица украдкой поглядывает на Шарло и понял, что шут и в этом деле исхитрился его обскакать.
Тут-то, взгляд от юного создания, с огромным трудом отведя, и рассмотрел Ришар Сквозняк остальных членов шутовского воинства.
- Ох, ты ж... твою же ж!.. - вырвалось у него. Он и нечистого помянуть хотел словом забористым, но как-то постеснялся. Чего лишний раз его кликать, когда он прямо перед тобой топчется, да в числе далеко не единственном. - Эт... Это кто ж такие? Черти никак?
Ответом ему послужило угрожающее рычание и клацанье зубов. Кое-кто из огульно в черти произведённых, извлёк широченные кривые кинжалы.
- Горагх... - прикрикнул Шарло, удерживая ситуацию под контролем.
Низкорослый, едва выше четырёх футов, но непомерно широкоплечий "чёрт", которого, видимо, окликнул Шарло, что-то отрывисто пролаял своей страхолдюной братии.
- Это гоблины, - пояснил Шарло. - Красные Колпаки прозванием.
Глаза Сквозняка преобрели идеально круглую форму и совершили попытку вывалиться из орбит и повиснуть на ниточках, точно, как у речного рака. Гоблинов было никак не меньше дюжины. Все низенькие, в плечах неохватные, с добрыми гномскими мордашками. Добрыми, до тех пор, пока они не начинали улыбаться. Зубищи в этот момент у них обнажались любому волку на зависть. Морды, уже никак не лица, заострялись, становились лютыми. В глазах загорался мутный зелёный огонь, и вытягивались из длинных рукавов гоблинские лапы, видом своим способные устрашить и годовалого дракончика. Этакие совиные лапищи. Правда, если сова с осла размером. Ноги их были босы и совсем бы походили на человеческие не будь они четырёхпалыми и с кривыми, короткими шпорами чуть выше пятки.
- Горагх...
Ришар не сразу осознал, что вожак протягивает ему руку, - о, господь всемогущий, какая же она страшная! - для знакомства.
- Э... Э, Сквозняк, - проблеял Сквозняк, с трудом подавляя желание сбежать, оставляя за собой след из кучек натурального удобрения.
Гоблин наклонил пивной котёл своей головы.
- Эскузяк... - выговорил он с трудом.
- Эскузяк-эскузяк... - часто-часто закивал Ришар, не желая вступать в спор с Красным Колпаком по такому ничтожному поводу, как собственное прозвище.
- Эскузяк-эскузяк? - переспросил Горагх, очевидно не понимая всю силу душевного смятения несчастного Ришара.
- У... - не очень чётко выговорил Сквозняк, соглашаясь с подобной трактовкой своего имени.
- Сквозняк, - решительно поправил гоблина Шарло.
- Скузяк?.. - С дикцией и произношением у гоблина было совсем не хорошо.
- Пусть будет Скузяк, махнул рукой шут. -  Хотя звучит, прямо скажем, не очень. Ришар, - тут же обратился он к бывшему вору, - у меня для тебя сюрприз.
Сквозняк затаил дыхание: неужели официальное разрешение на право владения мельницей, нотариусом заверенное? Но в первую секунду Шарло его сильно огорчил.
- До наториальной конторы я не добрался.
Сердце Сквозняка рухнуло в бездну отчаяния. И здесь обманули. Что же у него за судьбина такая лютая? И тут проклятущий Шарло, который никак не мог удержаться от своих дурацких шуточек, извлёк из кармана заветный листок.
- Придётся тебе обходиться, чем есть. Глянь-ка, чего добыл по дороге.
Буквицы, понятное дело, неграмотный воришка прочитать не сумел, но оттиск печати разобрал вполне себе отчётливо и неверяще уставился на шута: не очередной ли это его розыгрыш? А то, понимаешь, до нотариуса он не добрался,  - дела, да и путь не близкий, - а, так в перерывах между хлопотами нашёл время выторговать документик у самого...
- Ты... вы... это ж...
- Ага, - королевская клякса, - кивнул Шарло. - Я его величество по дороге случайно встретил. Ну и договорился. Всё ради своих друзей готов исполнить, даже короля уболтать, вместо концелярской крысы пёрышком чернила по бумажке размазать, чтоб красиво было. Теперь ни один префект тебе более не страшен. На-ка вот, помоги донести, - Шарло протянул Сквозняку ружьё. - Ну и тяжёлая же штуковина. Все плечи оттянула.
Так и не пришлось тогда Ришару выведать у шута, как ему удалось привлечь на свою сторону столь необычных союзников. После тоже, как-то минутка не выкроилась - то одно, то другое. Сначала Шарло дотошно расспросил Сквозняка об устроенных им ловушках. Потом втроём, - тут и Маню присоединился, - думали: как исхитриться забаррикодировать проём незапирающихся ворот, чтобы преграду эту нападавшие и преодолеть сумели и не заподозрили, что осаждённые их во внутренний двор заманивают?
- А много ли их будет, этих самых атакующих? - из осторожности поинтересовался Сквозняк.
На что, насторенный фаталистически шут только пожал плечами. А его престарелый спутник, вообще никак не отреагировал. Ну да, ему, что? Всё равно уже одной ногой в могиле, если не обеими сразу.
Проход загородили сломанной телегой об одном колесе, и накидали всякого мусора. Сойдёт. Не великую аристократию в гости поджидают. После выясняли - кому оборону держать, а кому можно и убираться подалее, ради собственной шкуры сбережения. Вопрос этот вызвал дебаты ожесточнные. В основном голосила та самая девица, которую Шарло собрался выпровадить вон, а она давай возмущаться пронзительно.
- Вот навязалась, - сплюнул Шарло в сердцах. - Я тебя вообще брать не хотел. Нет ведь, уцепилась: "Кому корзинку с провизией нести?.. У вас руки оружием заняты..." Знал ведь, что лукавишь. Как мы с тобой договаривались?.. До замка - и всё. А потом - домой.
- Домой не пойду, - Мэрион надула губки. - Уже позно. Темно и страшно.
Малоподвижное лицо старого Маню расколола трещина, которую с большой натяжкой можно было бы назвать отеческой улыбкой. Он любил своенравную девчонку. И ему ли было не знать, что переупрямить её было не под силу никому. Если уж она, что-то забрала в свою очаровательную головку, то никаким колом это из неё уже не выбить.
- Страшно... - Шарло воздел руки к небу. - Ей, видите ли, страшно идти домой. А то, что скоро произойдёт в этих развалинах, нашу Мэрион, стало быть, не пугает.
- Я могу быть полезной.
- Каким образом? Станешь путаться у врагов под ногами?
- Я умею стрелять и довольно метко.
Маню кивнул:
- Умеет. Я сам её учил. Как раньше я обучил этому и вас, шевалье. Со шпагой она тоже управляется довольно ловко.
Сквозняк вдруг остро осознал собственную никчёмность. Он-то, как раз в деле умервщления ближних своих, докой не был.
- В драку не пущу, - упёрся Шарло.
- А я и спрашивать не стану, - Мэрион приняла самый воинственный вид, на какой только была способна.
- Э... Э-э-э... - поднял палец вверх Ришар, привлекая к себе общее внимание. - Я, кажется, могу помочь.
- Чем? - обернулся к нему шевалье. - Ты ведь вообще не собирался принимать участие в предстоящей кровавой заварухе.
- Ну, раньше не собирался. А тут вот надумал. Я не трус, Шарло. А вам ещё одна пара рук лишней не будет. Я тут времени зря не терял. Подготовил, кое-что для визитёров. Но само оно не везде сработает. Где за верёвочку надо дёрнуть, где колышек выдернуть. Вот, допустим, от того места куда я камни спрятал, как раз верёвочка и протянута.
- Где? - озадачился Шарло. - Ничего не вижу.
- Ну и хорошо, - улыбнулся парень. - Значит, и неприятель ничего не разглядит, если мы сами ему место не укажем. А мы укажем... есть причина. Я сделаю укрытие. Мэрион туда заберётся и будет ждать в безопасности...
- Я не собираюсь отсижи...
- Хорошая идея, Ришар, - Шарло не дал договорить возмущённой девице. - А вы, сударыня, останетесь здесь только на этом условии.
Мэрион не устрашилась гневного мужского окрика и ещё пошумела какое-то время, на потеху гоблинам. Сдалась она только под нажимом старика Маню.
- Сговорились, - вздёрнув нос, она оставила за собой последнее слово. - Мужчины.
Потешающихся гоблинов Шарло разогнал по заросшему кустарником пустырю перед замком. Двоих отправил следить за тылами. И только собрался слегка передохнуть, как был залучён неугомонной Мэрион в единственную комнату, где чудом сохранилась дверь.
Ришар горестно вздохнул и отправился мастерить обещанное укрытие. Сделать его было нужно так, чтобы оно не выделялось на фоне окружающей разрухи. Задача непростая, но Сквозняку она оказалась по плечу. Маню пытался было ему помочь, но мастеровой из него был никудышный. И поняв это, старик отправился на стену караулить. Его, как и Сквозняка, распирало любопытство: каким образом шевалье удалось залучить себе таких странных рекрутов. О лютости и жестокости Красных Колпаков он знал не понаслышке; много раз клан гоблинов выбирался из своего лесного убежища и наводил ужас на всю округу. Сколько удальцов лишилось своих голов, снесённых начисто страшными гоблинскими когтями, и не перечесть. А проку чуть. За всё время и полудюжины Красных Колпаков не убили. Эти приземистые, казавшиеся едва ли не квадратными, существа обладали невероятной силой и ловкостью, которую у них трудно было предположить. К тому же они были отменно живучи; Маню довелось видеть, как Красный Колпак получивший в грудь ружейную пулю, добрался до стрелявшего в него охотника и перегрыз ему горло. Умер тот гоблин, не сумев переварить клинок шпаги, сунутыей ему в пузо учителем фехтования. Маню хоть и был стар, но мастерства не утратил. Может, глаза его стали не столь зорки, а рука не столь быстра, как в годы юности, но крепость хватки не ослабла. А сердце не было тронуто ржавчиной старческой боязливости. Поэтому, когда на пороге его дома, появился шевалье Гаспар, с саквояжиком в руке и видом самым решительным и сказал, что ему нужна помощь, Маню ничего не спросил, а молча, достал из тайничка ружья и пороховой запас, прицепил шпагу и присоединился к удивительному воинству. По дороге к развалинам замка, старика так и подмывало расспросить шевалье о столь удачной вербовке. Но злобные взгляды гоблинов, заставили его прикусить язык. Похоже, что лояльность этого племени распространялась только на Гаспара, а не на весь остальной людской род. Любопытство пришлось умерить. Но сейчас, когда Гаспару - нет, Маню никогда не сможет называть его Шарло - удалось вырваться из цепких девичьих рук, учитель фехтования решил, что момент для расспросов вполне подходящий. Тут, вон и юнец рядом отирается. У него на лице написано, как сильно ему свербит разузнать подробности.
...Шарло, снова погрузился в молчание, внимательно вглядываясь в простирающуюся перед ним туманную даль. Оттуда должны были прийти они. Что это за "они", Шарло не знал. Склько их будет - тоже. Но он был уверен, что их будет много. Вполне может статься, что сегодня будет его последний день в этом мире. Шут поднял глаза к светлеющему небу. Он молился. О чём опальный дворянин и уличный акробат мог просить Создателя мира сего? Это осталось тайной для всех.
- Ну, чего пыхтите слаженным дуэтом? - наконец соизволил он обратить внимание, на мучимых любопытством соратников.
- Красные Колпаки... нерешительно начал Ришар.
- Что, Красные Колпаки? - шут оставался шутом. - Колоритные парни. Мне нравятся. Или с ними, что-то не так, - лукаво глянул он на Сквозняка.
- Да с ними всё не так, - резко вклинился Маню.
Улыбающийся Шарло отгородился от старого наставника руками:
- Всё-всё, прекращаю поясничать...
- Сразу бы так, - заворчал Маню. - Совсем вы, шевалье, разбаловались в столице без моего присмотра.
Шарло обнял его.
- Прости, старина. У меня вся жизнь - уличное представление. Заигрался. О, чём услышать хочешь?
- Ну, так про колпаков, этих самых, проклятых, - снова обозначился Сквозняк.
- Как вам удалось их на вашу сторону склонить? - вторил ему Маню.
- Жервеза помогла, - Шарло снова уставился на пустырь.
- Жервеза?.. - стриганул ушами Маню.
- Сестра...
- У вас нет сестры, шевалье.
- Есть. Теперь есть и она ведьма. Слушай, старина - история длинная, так, что я вкратце... За мной придёт маг. И в этот раз мне от него не сбежать. Да и не хочу я убегать. Я его убить хочу. А сделать это будет непросто. Мне нужны были союзники. Вот я их и нашёл...
...Докторская книга содержала чрезвычайно важные сведения о народе Красных Колпаков. Говорилось в ней о том, что опаснейшие эти создания хоть и подвержены воздействию вредоносной магии, но заклятия чародеев, направленные против сыновей и дочерей Адама, для них практически безвредны. Качество, которое могло бы сильно пригодиться хитроумному шуту в предстоящем поединке не на жизнь, а насмерть.
План заманить мага в ловушку у него появился, как-то совершенно неожиданно. Просто возник в голове и больше не давал покоя. Но как подчинить себе лютый народец? В том, что подобное возможно, Шарло не сомневался; приволок же эту братию в замок Дэ вероломный королевский охотник. Тут Жервеза и помогла, создав необходимый для этого состав.
- Шевалье, вы что, всю эту ораву умудрились опоить? - Маню был потрясён.
- Не совсем... - усмехнулся Шарло. - Опоить я бы их не сумел. Они бы меня попросту сожрали.
Нет, способ "рекрутировать" страшилищ оказался чуть более хлопотным.
- Колпаки их видели?
- Ну, их только слепой не разглядит, - хохотнул Ришар. - Не понятно только откуда они у них. Если я правильно понимаю, никакими ремёслами, ткачеством, допустим, или иным, каким рукоделием, эти уродцы заниматься не приучены. Так как они исхитрились себе шапки пошить?
- Ничего они не шили, Ришар. Колпаки эти вовсе и не колпаки. Это наросты на их головах. У кого нарост больше и ярче, тот и главней.
Шарло, вооружившись отрывочными знаниями о гоблинском кровожадном племени, прямо от мельницы папаши Жино отправлился в лес, искть их логово.
- Это самоубийство, - запоздало попенял своему легкомысленному воспитаннику учитель фехтования. - Я знаю, на что они способны. Сколько молодых сорвиголов не вернулось из того леса. А вы, сударь, туда - в одиночку. Вы совершенно безрассудны, шевалье.
- Но ведь я всё ещё жив, - усмехнулся Шарло.
Найти КрасныхКолпаков оказалось не трудно. Одного из них, видимо находившегося в дозоре, шуту удалось нанизать на свою шпагу. Уродец не ожидал, что в мире сыщется сумасшедший, насмелившийся сунуть нос в их владения. Дальше всё пошло не так удачно.
- Мне нужно было выкликнуть на поединок их вожака.
- И только-то?.. - ехидно уточнил Маню.
- Да, чего проще... Беда в том, что убивать его мне было никак нельзя.
Жервеза об этом упомянула не один раз, с беспокойством глядя в лицо Шарло. "Колпак срубать тоже обереги тебя господь", - звучало её предупреждение. "Сделаю всё от меня зависящее", - заверил её шут. Убив вожака или срубив его пламенеющую гордость, он своими руками произвёл бы в гоблинские вожди следующего претендента. И тогда пришлось бы всё начинать с самого начала.
- Горагх, чтоб его... С ним пришлось повозиться. Ему даже удалось зацепить меня своей шпорой. Теперь саднит.
Шарло нанёс гоблину болезненный укол в плечо, но гоблина это не остановило. Лишь привело в бешенство и тут шуту стало по-настоящему жарко. Горагх был явно сильнее и быстрее.
- Только твоей наукой, Маню, я и спасся. Не пропали даром твои уроки, старина.
Маню коротко кивнул. Он своё дело знал и сумел передать тайны фехтовального искусства субтильному шевалье. Шарло, используя грязные приёмы уличной поножовщины, свалил с ног неуступчивого соперника и приколол его колпак шпагой к земле.
- Тут он меня достал ещё раз. В грудь ударил так, словно меня лошадь лягнула. А мне ведь ещё нужно было полить рану ведьминым зельем. Возились мы долго. Хорошо, хоть остальные гоблины в бой Чести не вмешиваются. Наверное, это единственный покон, который они соблюдают свято. Всё-таки - какая-никакая, а форма возможного перехода власти. Смешно, не правда ли?
Никто не улыбнулся.
Шарло окропил рану, визжащего гоблина и тот стал смирнее. Настолько успокоился, что человеку удалоось влить в его пасть вторую часть зелья. Тут Горагх совсем стих. А когда воронёный клинок был извлечён из его раны, гоблин преклонил колени перед победителем, и то же самое сделали все его соплеменники.
- Теперь они на моей стороне, до тех пор, пока я не умру или не решу, что больше не нуждаюсь в их услугах. А вот, кажется и гости пожаловали...
Маню и Сквозняк посмотрели на пустырь. На него выезжала кавалерия.
- Господь вседержитель! - вырвалось у Ришара. Сколько же их понаехало по наши души?
- Ты волен уйти, - сказал Шарло, пересчитывая врагов.
- Ещё чего!? - возмутился бывший вор. - Я тут столько всего понапридумывал, а в действии не проверю? Какому же мастеровому не хочется увидеть результат своих трудов? Не-е, я с вами.
- Я насчитал тридцать, - проговорил Шарло. - Много. И все с ружьями и пистолетами. А вон, позади всех и наш колдун. Ладно, господа, я вас на секунду оставлю.
С этими словами шут юркнул в комнату, где оставил Мэрион. А появился оттуда всё с тем же саквояжем, прихваченным у целителя.
- Вот, глотни, - он протянул Маню маленькую склянку. - Пей-пей. Это отводит первые поражающие заклятия. Жервеза делала. Работает. Проверено. Теперь ты... - настала очередь Сквозняка. - Остатки - мне. Жаль мало. Но думаю, минут на десять хватит. А там... всё в руце божией. Пора прятать Мэрион и разбирать ружья.
Уголки губ Маню слегка дрогнули. Тридцать! Х-ха... сегодня старик многих отправит на суд к господу, даже если ему  самому предстоит исполнить свою лебединую песнь.

Глава 23.

Багрянцем окроплённые каменья.

Седалище, натёртое о седло, горело так, будто Косоглазый Бло пытался им затушить смоляной факел. А засунутый за пояс проклятущий пистолетище - кто придумал делать их такими длинными? - в кровь растёр левую ляжку. Бло с проклятиями сполз с конской спины.
- Дьявол! Мой зад!..
Ох, скорее бы добраться до королевских камушков. Запустить свои руки в их сверкающую груду и...
- ...и никогда больше не взбираться ни на каких кляч! - проорал разозлённый толстяк. - Вам всем конец. - Пообещал он силуэтам на крепостной стене. - Слышите меня? Конец. Дельи, давай заканчивать с ними по-быстрому... Э-э, а камни здесь?..
Дельи сосредоточенно пялился в пустоту, только крылья его массивного носа подрагивали. Со стороны было похоже, что принюхивается большая уродливая собака.
- Бриллианты почувствовать невозможно, - огорошил он Косоглазого. - Чародею под силу ощутить лишь присутствие камней имеющих магическую силу.
Бло раздражённо сплюнул и чертыхнулся.
- Но... я чувствую вибрации печати, что устанавливают маги Палаты на ларцы, в которых хранили бриллианты в Арсенале. Наш шут, не устоял перед блеском сокровищ. Он обычный вор. Он их спрятал, где-то возле хозяйственных построек. Так себе воображение у человека. И да - мне нравится твой план.
- Какой план? - обалдело спросил Бло.
- Разве не ты пообещал тем, кто сейчас скрывается в развалинах, быстрый конец?
- А... Этот план... Да... Тогда давай уже быстрее его осуществим.
Маг вскинул руки и метнул в людей на стене пару вредонсных заклятий. Ничего не произошло. Дельи скривился: опять ведьмовские штучки. Но ничего. На этот раз проклятому шуту от него не уйти. Он с ленцой махнул несуразно длинной рукой, отдавая приказ своей маленькой армии идти на штурм.
- Вперёд, господа. Во внутреннем дворе этих жалких развалин вас ждёт награда, о которой вы не могли и мечтать.
Искатели лёгкой наживы дали шпоры лошадям и понеслись к ветхим стенам. Кое-кто, из самых нетерпеливых уже доставал пистолеты и азартно палил в сторону замка. Бессмысленно, однако, весёлая пальба добавила задора трём десяткам головорезов, уже считавших себя богачами. К тому же один из защитников, видимо не обладавший большой смелостью, опрометью кинулся со стены, опасаясь поймать случайную пулю.
- Ну и воинство там собралось, - с презрение бросил Бло, с кряхтением взбираясь обратно в седло. Он тоже двинулся к шато Дэ.
Бло уже ничего не опасался; у парочки защитников не было ни малейшего шанса устоять в этой битве. Правда, через несколько мгновений Косоглазый чуть натянул поводья, умеряя рысь своей лошади. Со стен раздалась ружейная пальба, и пара разбойников сверзилась на землю на полном скаку. Проклятый шут и его приятель оказались недурными стрелками. Они даже успели ещё раз перезарядить свои ружья и выпустить пару пуль в скопище разбойного люда из-за чего один из нападавших свалился на землю с пробитым черепом, а другой сломал себе шею при падении с рухнувшей раненой лошади. Но ватагу атакующих эти потери ничуть не смутили; Бло собрал самых отчаянных головорезов. Неорганизованная толпа достигла ворот, и кое-кто из этих храбрецов даже осмелился перемахнуть жалкую баррикаду, перегородившую проход. Но лошадь не справилась с прыжком и повисла брюхом на кольях, торчавших из преградившей путь телеги. Несчастное животное с громким ржанием, переходящим в визг забилось в агонии, а излишне самоуверенный наездник кубарем вкатился во внутренний двор замка, где Ришар Сквозняк раскроил ему череп, подвернувшейся под руки оглоблей.
Дельи, не сдерживаясь, выругался. Осада явно не задалась. Народ подобрался, конечно, отчаянный, но к военному делу нисколько не приспособленный. Ворьё, оно и есть ворьё. Да и чёрт с ними, пусть дохнут, дурни, лишь бы ворота преодолели, а там уж, числом возьмут.
Агонизирующая лошадь, копытами развалила хлипкую баррикаду, но сама, накрепко запечатала вход.
- Господи, - простонал чародей, - с какими же глупцами приходится иметь дело.
Лихая кавалерийская атака, как-то совершенно неожиданно захлебнулась. Почти три десятка человек сгрудились внизу, прячась за своими лошадьми, а сверху их расстреливали, как мишени, какой-то плюгавец и сморщенный, словно сухофрукт старикан. Плюгавец, к тому же оказался остёр на язык и поливал разбойников шутками весьма фривольного свойства. Без порции приперчённых оплеух не остался и толстяк Бло. А как забористо уличный фигляр прошёлся по  персоналии Дельи, заставив, последнего метать громы и молнии, а так же пускать дым из волосатых ушей. Коротышка явно напрашивался на хорошую трёпку и маг совершил то, что изначально не планировал - он ринулся в бой. Подобный демарш врага не остался не змаченным осаждёнными. Шарло и Маню переглянулись.
Вот оно, то, чего они так ждали. Теперь всё зависело от их стойкости и проворства Красных Колпаков.
Дельи метнул страшной силы заклятие ещё не остановив лошадь. Точностью грязно-зелёный всплеск маны не отличался, нот маг на это и не расчитывал. Он бил по гребню стены. Каменное крошево бырзнуло во все стороны. На отражение подобного "дождика" зелье Жервезы рассчитано не было.
- Пора отсюда уносить ноги, - сказал Шарло, вытирая кровь с рассечённого лба.
- Согласен... - Маню коснулся подбитого булыжником глаза. - Пора проверить, насколько хорошо наши друзья владеют шпагами.
Внизу, Дельи тужился, стараясь магией убрать тушу павшей лошади. Его воинство стало робко высовывать носы: сверху больше не стреляли и разбойники осмелели. Косоглазый пересчитал вояк, несколько утративших первоначальный кураж. Двдцать четыре. Из них трое раненых. Двое - легко. Третий уже мало чем отличим от трупа; пуля пробила ему шею и из раны фонтаном била тугая струя крови. Вот она ослабела. Глаза несчастного остановились, стали мутными. Бло отвернулся в суеверном страхе. Видеть взгляд умерающего ему не хотелось. За спиной захрипел отдающий богу душу. "Скорее, Нечистому, - подумал Косоглазый. - А у нас под командой осталось двадцать три человека. Хм... м-да... ведь ещё и в замок не вошли. Как-то всё не очень гладко..."
- Всё, - хрипло выдохнул Дельи. - Путь свободен. Вперёд иродово племя... Вперёд...
Он склонился и упёрся ладонями в колени, мотая головой. Не просто далось ему расчищение ворот. Конская туша застряла в них намертво. "А я, похоже, старею". Осознание этой истины стало для Дельи шоком. Мимо с  криками проносились нанятые Бло рисковые люди, а он по-прежнему стоял, согнувшись, ощущая во рту острый привкус меди. Там, внутри развалин шато Дэ раздавался весёлый перезвон книнков и кто-то уже истошно вопил, получив багинетом ниже пояса - Маню был ещё тем шутником, - а Дельи, оставшись в одиночестве, продолжал жалеть себя.
Этим не замедлил воспользоваться Косоглазый. Чёрт с ним с этим магом; защитников Дэ раз, два и обчёлся. В рукопашной свалке, превосходящие числом, разбойники быстро сотрут их в порошок. И тут будет очень важно, кто же первым доберётся до тайника.
- Где он там? - сипло шептал Бло, минуя скрюченного Дельи и тряской рысцой устремляясь в замок. - У хозяйственных построек?.. Отыщу...
Удача сегодня явно благоволила толстяку. Он ещё толком и оглядеться не успел. Насладиться моментом грандиозной победы: его головорезам удалось разделить защитников развалин - вот-вот добьют. А тут новая радость; парняга, которого за серьёзного бойца, даже слепец бы не принял, увидя, сколько злого народу пытается понаделать в его шкуре дырок своими шпагами, бросил оглоблю, которой собирался обороняться, и громко вопия, кинулся прочь, вглубь двора.  Бло, когда расслышал, о чём голосит молодой трусоватый балбес, едва не прослезился от умиления. Те же добрые чувства испытали к беглецу ещё трое-четверо нападавших, что в шуме боя расслышали его соловьиную трель. Они тут же припустили за ним, а несколько полноватый Бло, колыхая телесами, постарался от них не отстать. Он даже явил верх человеколюбия и не дал разгорячённым соратникам приколоть молодого балабола, как каплуна, после того, как его загнали в угол и он точно указал место тайника.
- Стойте, стойте, стойте, торопыги, - урезонил он разбойников. - Что-то больно заливисто поёт этот птах. Тут не без подвоха.
Балбес состроил недовольно-досадливую мину и даже сплюнул в сердцах: не прошла штука. Эх, раскусил его хитрый обильно потеющий боров. Бло довольно осклабился. Сам себя он почитал, и, видимо, не зря за очень умного человека.
- Выкладывай, - потребовал толстяк.
- Угу.
Вид парнь имел совершенно пришибленый.
- Пошли. Всё покажу.
Он подвёл ватагу к какой-то куче деревяшек и булыжников, в которой Косоглазый разглядел некое подобие хода. "Барсучья нора, - подумал он. - И не особо замаскированная. Дельи бы её отыскал без особого труда. Но, гораздо лучше сунуть туда нос первому". Бло улыбнулся.
- Ну, чего тут такого страшного?
Трясущийся, как заячий хвост парень указал на что-то пальцем.
- Толком говори. Тут ничего не видно. Одни обломки да каменюки.
Кто-то чувствительно уколол Сквозняка в поясницу.
- Господа, милостивейшие господа, - залебезил он. - Изволите заметить вот эти колышки... Видите?.. Один нужно выдернуть... Тот, к которому верёка привязана.
- Верёвка?.. - Бло присмотрелся внимательнее. - Точно - верёвка. Однако, как ловко песочком присыпана. Так... Выдернуть, говоришь? Я, значит, его выдерну, и всё это, сверху понасыпанное на мою голову сверзится. За дурака меня держишь?
- Что вы, что вы, сударь... Я сам. Только дайте мне кто-нибудь кинжал. Да не опасайтесь вы. Разве ж я для вас опасен. Я лезвие вместо колышка - р-раз... И больше ничего опасатся не придётся. Хотите, я даже первым туда войду?
- Дай ему кинжал, - приказал Бло одному из бойцов. - Ну, обезвреживай свой силок...
Ришар кинулся исполнять повеление с похвальной ретивостью.
- Вот, - доложил он через минуту. - Теперь можно идти.
- Больше ничего нет? - недоверчиво спросил кто-то из лихих людей.
- Нету, - честно признался Сквозняк. - Зачем больше-то? Мне же потом самому это всё и вытаскивать предстояло... Во всяком случае, я так думал. К чему дополнительный риск.
Косоглазый ему поверил, но не полностью. Он перехватил Сквозняка за плечо:
- А ну стой. Эй, кто-нибудь, приглядите за этой крысой. Что-то она больно в эту пещерку нырнуть норовит. Не ровен час, кинется в какую неприметную дыру - ищи её потом.
В барсучью нору втиснулись четверо. Толстяк оказался проворнее всех. Уж очень ему не терпелось окунуть свои загребущие руки в сверкающую алмазную благодать. Сейчас его отделяло от богатсва меньше шага. Всего-то и разобрать каменную, не особо прочную преграду. И Бло принялся лихорадочно её разбирать, передавая булыжники и обломки досок куда-то себе за спину. Там споро принимали строительный мусор и выкидывали его наружу. Один из разбойников, оставшийся в карауле, нетерпеливо топтался за спиной Ришара, на всякий случай, демонстративно поигрывая шпагой. Но Сквозняк стоял смирно, видимо, полностью смирившись со своей участью.
- Вот оно, - раздалось из норы ликующее.
И тут же кто-то громко зароптал:
- Это, что всё!? Один ларец.
В проходе, растолкав подельников, появился Косоглазый, крепко держа в руках добычу.
- А ну, мерзавец, говори, где... - он вытянул вперёд руки, гневно сверкнув глазами, - Где всё остальное?
- Мэрион, - громко воскликнул Сквозняк, - пора!
Незадачливый охранник так и не сумел понять, что же произошло. Только, что его наниматель метал громы и молнии, подобно Зевусу Тучегонителю, и вот его уже погребла под собой груда камней, только торчала из-под неё пара рук, так и не выпустивших заветный ларец. Он оторопело уставился на кучу мусора и тут же получил удар кулаком в глаз. Сквозняку обрыдла роль трепещущей жертвы и он с огромным удовольствием преобразился в мстителя за поруганную честь, щедро отмеряя порцию воздаяния за страх, которого натерпеся в избытке. Он перехватил руку разбойника, сжимавшую шпагу и принялся увесисто, пусть и несколько беспорядочно, охаживать ненавистную рожу. Бандит не удержался на ногах и упал. А Сквозняк всё не мог остановиться.
- Никогда, - кричал он. - Никогда не смей тыкать этой штукой в Ришара Сквозняка. - Слышишь меня?
Женскаая рука легла на плечо бывшего вора.
- Ну, хватит Ришар. Ты так его до смерти забьёшь.
Позади разбушевавшегося парня стояла улыбающаяся Мэрион. Она отлично справилась со своей задачей, обрушив валуны на головы искателей лёгкой поживы и организовав чудесный мавзолей для жапоподобного Бло.
Ришар шумно выдохнул и поднялся с поверженного врага, не забыв подхватить оброненную им шпагу. Разбойник опрометчиво решил, что мучения его закончились и рискнул пошевелиться. Он тут же пожалел об этом; женский башмачок плотно прилип к его носу.
- Не смей, - выдала Мэрион, - тыкать в моего друга этой острой штукой. И вообще никакой штукой не смей.
- Никогда не буду тебя злить, - пообещал Ришар, видя, как несчастный захлебнулся кровью.
Мэрион только плечиком пожала.
- Маню учил меня не оставлять врага в состоянии, когда он ещё способен к сопротивлению. Обыщи его.
После, отобрав у окончательно сломленного противника всё, что могло послужить ему оружием, Ришар распорол пояс на его штанах:
- Чтоб не убежал, - пояснил он, удивлённо посмотревшей на него Мэрион. - Ему теперь их в руках нести придётся - особо не побегаешь. А ты, что подумала?
От пояснений девица воздержалась, лишь многозначительно двинув красивыми бровями.
- Давай-ка прихватим наш ларец, - сказала она. - Спасибо толстячок, что донёс его, и нам не пришлось самим откапывать драгоценности из-под завала. Ох, и тяжёлый же он...
Ришар предложил девице свою помощь. Но та от неё отказалась, велев Сквозняку конвоировать пленного.
- Пойдём, перед нашими похвастаемся.
- Может, того, - осторожно начал Ришар, - сначала посмотрим всё ли там гладко прошло? Я к тому, что врагов-то тьма была, а наших только двое. Вдруг не справились.
Мэрион только смехнулась.
- Плохо ты знаешь старого Маню. Чтобы какая-то уличная шваль справилась с ним, когда у него в руках шпага! Х-ха, насмешил, право слово. Да и шевалье, видать, тоже, не большой тебе знакомец. Этот мелкий дворянчик, когда злой, самому дьяволу рога обламать способен. Впрочем, он и добром-то расположении духа, тот ещё подарочек. Пошли. Не бойся ничего. Слышишь, на дворе всё затихло?
Ришару не оставалось ничего, как повиноваться и он погнал своего пленника вперёд, безжалостно язвя того остриём шпаги в самое чувствительное место.
Напрасны оказались опасения Сквозняка. Права оказалась Мэрион.
Когда, уловив знак от шевалье, Ришар ловко, не придерёшься, разыграл из себя безвольного трусоватого малого, Шарло и Маню не составило особого труда изобразить гнев, злобу и отчаяние, от его предательства. Уличный шут был лицедеем не из последних, а Маню, окружённый со всех сторон врагами, и так был зол, как сто чертей. Проткнув багинетом пах, какому-то особо невезучему парню, и оставив ружьё торчать из груди другого, сморщенный стручок схватился за шпагу и дагу. Вот когда началась сатанинская пляска. Маню был преверженцем старой фехтовальной школы, чуждой всяческих прекрас и балетных па, как он иной раз презрительно именовал некоторые чересчур жеманные, по его мнению, движения. Каждый выпад Маню, простое, едва заметное движение клинка, грозили соперникам ранениями, а то и мгновенной смертью. В считанные минуты злобный дед проткнул руку - одному, пробил бедро другому, разбил лицо широченной гардой даги - третьему и воткнул шпагу в горло четвёртому. Нападавшие, сначала принявшие его за объект для оттачивания собственного остроумия, как-то разом попятились и принялись призывать подмогу из тех бойцов, что ещё не преодолели ворота.
- Чего вы там возитесь? - вопили наёмники, страшась обернуться и получить смертельный удар в шею или подмышку. Было ясно, что старик миндальничать и играть в благородство вовсе не склонен. - В открытые ворота свои толстые задницы протащить не способны?
Кое-кто из заднего ряда, до кого Маню пока не мог дотянуться, всё-таки насмелился, посмотреть, чтобы понять, от чего так задерживается подмога. А посмотрев, эти отважные сердцем люди не смогли сдержать богохульных словес. Какой-то низкорослый бесёнок, выделывая шпагой несусветные антраше, бойко нанизывал на остриё уже пятого их сотоварища.
Оказавшиеся вроде бы в тылу лиходеи, были вынуждены сами броситься на помощь замешкавшимся соратникам. Тут бы Шарло и пришёл конец; против стольких врагов ему точно было не устоять, но хитрый проныра и не собирался играть в героя. Он просто сбежал. Кинулся к дальней стене, увлекая за собой и тех, кого сдерживал в воротах и часть тех злых сударей, что не давали спокойной жизни старому Маню.
Видя поспешную ретираду ловкого, но не особо умного врага, разбойники преободрились.  Теперь-то уж не было причины для кручины. Сейчас во двор замка войдёт Дельи и тогда... Но Дельи всё не шёл.
Шарло неспроста сдерживал часть вражеского отряда в узком проходе не полностью раскрытых ворот. Пропусти он их, позволь соединиться, и враги задавят их массой. Нет, не таков был уличный шут, чтобы, как агнец безропотно идти на собственное заклание. Сначала, он дал знак Ришару. И тот - вот же умница! - тут же увёл за собой нескольких бандитов. Нет, ну до чего же была обманчива простота Сквозняка!? Уж эти-то люди, верой в ближнего своего не обременённые, сами пройдохи из пройдох, могущие любого обвести вокруг пальца... гхм... ну, почти любого, и те фиглярство бывшего вора приняли за чистую монету. "Ай, да, Ришар! - так и подмывало крикнуть восхищённому Шарло. - Ай, да талант!" Едва с собой совладал. А ведь в порыве зрительского восторга рисковал всё дело провалить.
После, оценив, что Маню не склонен потрафлять своему более чем почтенному возрасту, и прекрасно обходится без его поддержки, Шарло, как истинный актёр взвалил на себя роль пробки в узком бутылочном горле. И тоже исполнил её не без куража и лихости, добавив к этому букету ещё щепотку изящества и изрядно преперчив собственным остроумием. Штурм обветшалой цитадели его стараниями постепенно превращался в фарс.
Но чего же добивался хитроумный шут? Неужели всё это было затеяно лишь с целью героически умереть на развалинах шато Дэ? Глупости. Смело можно было утверждать, что Шарло замыслил какую-то каверзу. И сейчас просто тянет время, чего-то явно выжидая. Но чего?..
Вот, сквозь не особо густую толпу, - всё-таки общими стараниями защитники замка изрядно пропололи повылазившие не весть из какой клоаки сорняки, - он заприметил какое-то движение. Шарло улыбнулся, двинул кому-то в зубы, обозвал нехорошими словами скопом всех родителей нападавших наёмников и задал стрекача. По дороге он ещё и оглядывался, проверяя: много ли разозлённого народу за ним увязалось.
Маню кивнул своему ученику; старина начал сдавать. Силы были уже не те и то, что часть нападавших на него, надумала поменять объект охоты, учителю фехтования было на руку.
Добежав до стены, Шарло резко остановился и, повернувшись к полудюжине преследователей, с непередоваемым нахальством и обворожительной улыбкой предложил им сдаться.
- Закрой пасть, наглец! - приказали ему. - Мы бросим твою голову к ногам Дельи.
Шарло комично поморщился, давая понять этим невеждам, как ему, человеку изысканного воспитания, претит их грубость.
- Дельи?.. - округлил глаза шут. - Этого Дельи?..
Он ткнул пальцем куда-то за спины разбойников. И было в его голосе нечто такое, что заставило некоторых из них обернуться.
...Дельи приходил в себя неожиданно долго. Схватка во дворе и в воротах уже во всю шла, как ни странно, пока не пренеся ему быстрой победы, а он всё ещё не мог отдышаться. Пот, обильно выступивший на лбу чародея, заливал его глаза, мешая что-либо рассмотреть и в паре шагов от себя. Наконец, он с трудом заставил своё тело выпрямиться. Нужно было идти к "войскам". Если уж не помочь им заклятиями, так хоть поддержать их боевой дух своим несгибаемым видом. Краем глаза он заметил какое-то смазанное движение. Проклятый пот! Дельи закрутил головой, стараясь определить, что же послужило причиной его тревоги. Но он ничего не увидел. Он только почувствовал, да и то не сразу - страшную боль в области поясницы. Кто-то безжалостный, рассёк его позвоночник. Дельи ослеп мгновенно. Он так и не узнал, кто лишил его жизни.
Горагх о такой людской придумке, как благородство и слыхом не слыхивал. Красный Колпак привык жить, как набежит и убивать, так, чтоб было поменьше риску для собственной шкуры. Волей случая, оказавшись в засаде несколько дальше, чем следовало от указанной Хозяином цели, гоблин потратил некоторое время на незаметное к ней подкрадывание. Горагх не торопился. Зачем? Маг мог его заприметить и натравить на него нескольких из своих людей. Вроде бы ничего страшного, но после неприятного проигрыша проклятущему Шмурло, гоблин несколько утратил веру в себя. К тому же, пока он крадётся, есть шанс, что толпа злых человеков прикончит скаженного Шмурло, таким образом, оказав ему Горгху, большую услугу. Хозяин скопытится и гоблин будет избавлен от необходимости нести перед ним бремя долга. Но Шмурло оказался до отвращения везучим типом, и Красному Колпаку пришлось исполнять высшую волю. Впрочем, убить мага-ротозея, порастратившего силёнки на непривычной  для него работе грузчиком, оказалось делом не сложным и даже приятным. Уродливая голова чародея была отделена от тела и поднята высоко, насколько позволял рост гоблина, вверх. Это укрепит слегка пошатнувшийся в племени авторитет Горагха. Он громко прокричал нечто воинственное, отправляя своих людоедов во внутренний двор замка...
- Сдаётся мне, что бросить мою голову к его ногам вам никак не удасться, - Шарло перестал пасничать. - Потому, что у него больше нет ног.
Ну, почти, перестал.
- Бросайте шпаги, идиоты.
Первыми на каменные плиты двора упали клинки тех, кто имел смелось посмотреть назад. Остальные, услышав звон стали, утратили боевой задор и тоже обернулись. Картина, представшая их глазам, явно не пришлась им по сердцу. Мало кому понравится вид отрубленной головы твоего нанимателя, за волосы влекомую квдратным уродцем с оскалом адского пса. Ещё дюжина его столь же уродливах соплеменников с чудовищными ножами в лапах уже окружила тех, кто так и не справился с замшелым стариканом. А кое-кто уже принялся разделывать трупы убитых. Тут наёмники, по слабее жилой, решили, что наступило время опорожнить желудки.
- Горагх, - позвал Шарло.
- Шмурло, - отозвался Горагх.
- Я так и не понял, - признался шут. - Это действительно у тебя такой акцент или ты всё-таки надо мной издеваешься.
Гоблин задеревенел рожей. Злить Хозяина не входило в его планы. Но открывать правду тоже очень не хотелось
- Чёрт с тобой, - Шарло махнул рукой. - Те, что мёртвые - твои, как условились. Тех, кто успел в мудрости неизбывной руки к небушку задрать, не трогай.
- А тех.. ех-ех... - закаркал гоблин, - которы в драку на моя, но моя иху вязать?..
Он так выразительно посмотрел на шута, что тому стало ясно - отбери он пленных, захваченных гоблинами у Красных Колпаков и они взбунтуются. И тогда расклад сложится явно не в ппользу Шарло и его людей.
- Забирай, - разрешил он с тяжёлым сердцем, подозревая, что обрекает разбойников на страшную участь.
- Шарло! - отвлёк его голос Мэрион. - Мы справились. Сквозняк просто молодец. И настоящий герой.
Шут хлопнул парня по плечу:
- Я знаю.
- И что дальше? - спросил его, подошедший Маню.
- Дальше... - шут на мгновение замолчал... - Дальше... Дальше, мадемуазель и месье, мы отправляемся в самый крупный город этой префектуры. Нам нужен нотариус и отделение крупного финансового Дома. Думаю, дом Боленьи для наших целей подойдёт, как нельзя лучше. Да-с... Но сначала... Горагх, подойди сюда...
Гоблин подошёл и вопросительно уставлился на одержавшего над ним верх человека.
- Слушай меня, Красный Колпак. Ты забираешь всё своё племя, забираешь добычу и уходишь отсюда. Совсем уходишь.
- Куда... в лес?
- Нет. Уходишь из Франнии. Домой.
- Домой? - неверяще переспросил гоблин. - Совсем домой?
- Да. Как только твоя нога ступит на землю Острова - ты освобождаешься от клятвы данной мне. Уходи.
Гоблин какое-то время в нерешительности топтался на месте. А потом с трудом прохрипел:
- Спасибо... Шмур... Ша-арло, - и протянул свою страшную лапу маленькому человеку, заслужившему его уважение.

Глава 24.

Спаситель отечества.

Первые кучки сограждан, с ликованием воспринявшие весть о его триумфальном возвращении в Парри, стали встречаться Жерому де Аттону ещё мили за три до столицы. И он, человек лишённый гордыни, выходил к людям и говорил с ними. Это существенно замедлило продвижение кавалькады, но Жером никогда не пренебрегал народной любовью. Единственное, на что он согласился, так это не останавливаться, ради бесед с одиночками, ограничиваясь улыбками и маханием руки из окна кареты, пойдя в этом вопросе на поводу у нетерпеливого отца Бенвиля. Ему-то что? Любовь толпы кюре гарантируется его небесным патроном, а несчастному де Аттону её, любовь эту самую, приходиться зарабатывать потом и кровью. Вот хотя бы взять теперешний момент: заваленную цветами карету министра внутренних дел, приветственные клики и швыряние простолюдинками чепчиков в воздух. Разве всё это стало бы возможным, еслибы он не догадался послать вперёд себя лакея потолковее и языкастее, чтобы он, примчавшись в Парри, не стал разносить слухи... э-э-э... нести людям истинную правду о трудах неусыпных их любимого депутата. Лакей оказался с головой и не ограничился распивание вина в кантинах рабочих предместий, а, пока был ещё в силах ворочать языком от непомерной усталости, выполз на площадь святого Себкония повергателя драконов, где был, правда, задержан нарядом жандармерии. Но как только, достойный гражданин возвысил свой голос, во славу возращающегося гажданина Жерома де Аттона, самого олицетворения Свободы, был немедленно вырван толпой из грязных лап этой самой свободы душителей.
- На гильотину вас всех! - распалясь грозил жандармам освобождённый трибун. - Сатрапы! Палачи! Гражданин де Аттон, мой честный работодатель, ныне, указом короля, назначен министром внутренних дел, то есть, вашим шефом.
Один из жандармов, не подумавши, рискнул блеснуть своими знаниями в устройстве политической системы Франнии:
- Министром-то он ещё не является. Станет он им только по утверждении его кандидатуры Национальным собранием. А король, что?.. Король ныне не в силе.
- Король не в силе, - взревела толпа. - А мы - да. Мы теперь - сила. И пусть враги свободы и революции только рискнут не утвердить честнейшего адвоката и самого пламенного борца за народные нужды в этом самом Национальном собрании. Сметём!!!
- Честнейший адвокат!? - не ко времени распалился жандарм-правдолюб. - За народные нужды борец? Ты... - он ткнул пальцем в толстую тётку с распухшими от артрита пальцами. - Ты-ты... Знаешь, чем завтра будешь кормить своих мальцов. Много их у тебя?.. Четверо? Ну, есть деньги на хлеб? Нету... А Жером жирует в таких апартаментах, что и иному герцогу не зазорно. И тесть его второе имение преобрёл с садом и земельными угодьями. И оно по роскоши нечета тому, что у него было до этого. В разы больше. На какие шиши? Если ещё полгода назад он был владельцем таверны. В достатке жил, но с жиру не бесился.
Лакей Жерома сообразил, что политически подкованный жандарм способен испоганить его миссию и страшным голосом возвестил:
- Провокатор! Наймит контрреволюции. Предатель народа.
Жандарм был стащен с лошади и бит в морду за оскорбление кумира. Особенно злобствовала та самая прачка. Артритными своими руками она сбила медный шлем с головы несостоявшегося борца с коррупцией и вцепилась ему в волосы. Тут жандарму повезло - рассерженной даме стало больно, и она отпустила свою жертву. Сообразительный служитель порядка на четвереньках втиснулся между ног и растворился в толпе. Собственно - легко отделался. Могли и насмерть зашибить во славу свободы-то. Свобода - она дама такая, требует жертв во имя своё и, как правило, мясом жертвенного козлёнка не насыщается.
Установив справедливость, толпа с площади повалила встречать исполнителя чаяний всех страждущих Жерома де Аттона, надежду революции.
От заставы к центру Парри триумфатора, вернувшего в казну украденные ценности, благодарные жители Парри несли на руках. На площади святого Себкония, взабравшись на экспроприированный для этой цели фаэтон, Жером толкнул пламенную речь о торжестве революционных идеалов, не забыв, вкропить в неё несколько прозрачных намёков о создании народной армии для отражения возможной аврийской агрессии. Тут и произошёл непредвиденный ляпсус. Оказалось, что пока де Аттон охотился за золотишком, как обычный жуликоватый авантюрист, проклятый аврийский император боевые действия против Франнии уже начал.
Ой, как неловко получилось. Лидер революции, без двух минут министр внутренних дел ни ухом, ни рылом о том, что его государство уже воююет. Пришлось импровизировать. И Жерома, как в молодые свои годы не устрашился ухватить быка за рога.
- Подлые королевские интриги, дорогие сограждане, вынудили меня покинуть Парри в столь тревожный час. Раскрытие заговора врагов и расследование крупнейших в истории государства хищений отвлекли меня от дел внешней политики. Каюсь в том перед вами, - Жером, пустив виноватую слезу, потянул с головы парик. - Простите меня, сограждане.
Он хотел даже встать на колени. Да как такой номер проделать, стоя на раскачивающейся подрессоренной коляске? Жерома повело в бок, да так, что едва не завалился. Вот было бы смеху, если бы рухнула такая каланча. Но народ, добрый, всепрощающий народ не дал сверзиться колоссу. Его снова подхватили на руки.
- В Национальное собрание! - трубно воззвал де Аттон, ощутив себя истинным вождём революционных масс. - Чтобы принимать решения для спасения нации, я должен быть утверждён на посту министра демократическим путём. Законность - прежде всего, - потрясая кулаком, гудел Жером. - Законность и справедливость для всех без исключения.
В этот момент его любил весь Парри. Ну, может быть за малым исключением. Его  и вообще можно было бы не брать в рассчёт, столь мизерным по количеству оно было, кабы к исключению этому не принадлежали люди, наделённые властью, силой и возможностями влиять на ход важнейших государственных дел. А двое из них - Глашатай народа и Бессребренник - союзники по демократическому лагерю... Ох, уж эти двое. Жером почувсвтовал пронзительную боль в сердце. Так неожиданно остро его уколола проявившаяся ненависть. С этими двумя нужно  было что-то делать, поскольку такие друзья хуже любых врагов. Конечно, привезённым золотом им можно заткнуть рты. Но, надолго ли? Опять же во весь немалый рост поднимался вопрос: как под пристальными взглядами эти союзничков разделить привезённые ценности? Что в казну показательно отвезти? Что отделить для алчных аврийцев? И самое трудное: что и сколько оставить себе?
В Национальном собрании Жерома встретили восторженными криками и бурей оваций. И даже Бессребреник подошёл к нему и пожал руку, сказав пару благодарственных слов, но с таким кислым выражением лица, с такой натянутой на маленьких челюстях кожей, тронь - и лопнет, что де Аттон понял - этот злобный карлик крайне болезненно переживает успех союзника-конкурента. Бессребреник был счастлив, когда узнал, что вслед за сбежавшим монархом покинул столицу и говорливый Жером. Более неудачного момента для исчезновения и представить было невозможно. Франния осталась без правителя. Её границы тут же были взломаны аврийской кавалерией, виноградники попраны сапогами иноземных гренадеров, а надежда революции надумала затеряться в нетях. Хо-хо-хо. Бессребренику с трудом удалось тогда скрыть свою радость от произошедшего. А какие пламенные речи он произнёс за эти дни с высокой трибуны. Как поднялся его авторитет в массах. Колючий, неулыбчивый политик уже видел себя спасителем отечества. Но тут снова появился этот выскочка.
Жером взобрался на трибуну.
- Сограждане! - его мощнейший голос перекрыл шум в зале. - Я упустил короля.
После этих слов в Национальном собрании воцарилась тишина, звенящая почти как хрусталь. Никто не ожидал, что бывший адвокат начнёт свою речь с признания собственного провала.
Жером покаянно опустил голову.
- Да, я его упустил. В этом нет ничьей вины, кроме... моей собственной.
По залу пронёсся низкий гул; депутаты выражали недоумение. Они вообще не знали, как реагировать на столь необычное начало речи этого без сомнений великого человека.
- Настигнув беглого Луина... - О, уже не его величество, а просто Луин. - Гражданина Луина, - нашёл нужным поправиться оратор. - Я приложил все усилия, чтобы убедить его вернуться в столицу и покаятся перед народом Франнии. Я сказал ему, что бросать трон сейчас, в страшные дни беспорядков, при нависшей угрозе иностранного вторжения...
- Оно уже произошло, - выкрикнул кто-то из зала.
Жером поднял руку, прося тишины.
- Сограждане, дайте мне минуту. Я сказал королю, что народ Парри не злобив и сумеет простить своему монарху то, что произошло под стенами его дворца. Но... - тут он добавил силы в голос. - Только при условии, что будут преданы справедливому революционному суду те, кто совершил чудовищное злодеяние - пролил кровь невинных.
"К ответу! К ответу палачей!" - раздалось с балкона, где обычно толпились зрители, наблюдая за ходом политических дебатов.
- И они будут призваны к ответу, - яростно вскричал Жером, чувствуя приближение ораторского вдохновения. - Я убеждал Луина всю ночь. И он внял моим доводам. Тогда я подумал, сограждане, что у нашего короля ещё осталась совесть. Каким наивным простаком я предстал на утро.
Жерому показалось, что он несколько перегнул палку, дойдя до такой степени самоуничижения. Он взял паузу и прислушался к залу. Депутаты молчали, напряжённо дожидаясь продолжения его речи. Что ж - хороший знак.
- Моя бдительность была притуплена эдиктом Луина. Вот этим самым документом, - он потряс указом о собственном назначении министром. - А ещё, данным мне честным словом короля. Но уже утром выяснилось, что честное слово Луина не стоит и выеденного яйца. Он со своими пособниками графом де Рокомье и жандармами, этими гонителями народа и душителями свободы, бежал под покровом темноты. - Слышал бы сейчас этого песнопевца честный служака Ги, огульно записанный в злешие враги народа, наверное, не сдержался бы, сказал пару ласковых слов, расхорохорившемуся борову. А то и добавил бы пару синяков на его и без того расцвеченной наглой морде. Но Ги в Национальном собрании не было, и заткнуть фонтанирующего росскознями политикана было некому. - Я, и верные мне люди, кинулись в погоню и настиг их. Был бой. Скажу грубее. Была самая жестокая и грязная драка. Да, сограждане, я дрался, как простой крестьянин и не стыжусь этого. - Он прикоснулся к своему избитому лицу. - Но силы оказались неравными. Я упустил короля. И теперь, я стою перед вами и прошу прощения у вас и у каждого жителя Парри, у каждого франна без исключения. Судите меня, сограждане,  - пафосно добавил он. - Судите непредвзято и строго.  В своё оправдание могу сказать лишь одно. Я уже организовал преследование беглого Луина и ожидаю, что он будет схвачен и доставлен в Парри буквально в ближайшие три дня.
- Три дня? - недоверчиво переспросил Бессребреник.
- Может и ранее. Теперь о главном...
- О вашем назначении на пост министра?
Чёртов карлик всё никак не мог уняться.
- Нет, - резко и зло оборвал его Жером. - Моё назначение - ничто без вашей поддержки, граждане депутаты. Да сказать вам по чести, для меня оно вообще ничего не значит, пока отечество в опасности. Сначала нужно решить вопрос наиважнейший. Франнии нужна армия... Добровольческая армия, для отражения подлой агрессии проклятых аврийцев. Мы... Вы и народ Франнии остановите иноземных поработителей.
Что ж, польстить депутатскому самолюбию он не забыл.
- Мы выиграем эту войну. И я знаю как.
После этого Жером де Аттон скромно сошёл с трибуны.
Не будет большим преувеличение сказать, что гражданин Жером был великим тактиком и обладал острейшим политическим чутьём. К концу этого дня он был утверждён в должности министра внутренних дел с полномочиями, значительно превосходящими права премьера. Но на этом хлопотный день беспокойного политика не был окончен. Самое главное дело он совершил ночью.
Вернувшись домой де Аттон наскоро чмокнул заждавшуюся супругу в щёчку, потрепал по кудрявой голове обожаемого сыночка, велел доставить обильный обед в свой рабочий кабинет и тут же заперся в нём, допуская до себя лишь посльных. Министр начал творить историю.
Как только на волнующийся Парри спустилась чернильная ночь, к чёрному ходу министерского дома подъехала та самая карета без гербов и обозначений. На козлах сидел неприметный кучер, облачённый, как простой мастеровой. Лакеи без ливрей, с фигурами и выправкой гвардейцев, непоколебимо стояли на запятках. Никто из них не шелохнулся, чтобы сойти и открыть дверь прибывшим в карете господам. Они внимательно изучали проулок, держа руки на рукоятях пистолетов. Да, многое изменилось в Парри всего за пару дней. Теперь аврийскому посланнику приходилось наведываться к  де Аттону не просто тайно, но ещё и под серьёзной вооружённой охраной. Посол, в сопровождении вечного своего спутника вошёл в дом и один из "лакеев" тут же встал на пороге. Второй так и остался на запятках, не на миг не ослабляя бдительности.
- Господин посол.
Министр принял аврийцев с холодной учтивостью. Секретарю посланника он только кивнул. Да, сейчас в кабинете друзей не было.
- Прошу вас, присаживайтесь.
Сдержанно, даже более чем, ограничившись лишь холодной полуулыбкой, поздоровавшись с фактическим правителем Франнии, посол сел. Его спутник остался на ногах, пристально глядя на Жерома.
- Ну-с, господин де Аттон, вас можно поздравить со столь стремительным, но, безусловно, заслуженным вами возвышением.
Сухость тона посланника неприятно диссонировала со словами им произнесёнными. Он просто начал деловую беседу. Нужно же было хоть с чего-то начинать.
Министр поблагодарил высокого гостя, тоже без особой сердечности. Возникла неловкая пауза. Говорить о деле довольно щекотливого свойства было необходимо, но никто не решался первым затронуть главную тему. Ситуацию спас секретарь. Негромко прокашлявшись, он нетактично спросил у почти всесильного Жерома, добыл ли тот совершенно необходимые аврийцам финансовые средства. Вот так прямо, честно - в лоб.
Министр прожёг наглеца пылающим ненавистью взглядом. Представитель дипломатического ведомства недружественной державы остался совершенно спокойным. Сейчас они, подданные аврийского монарха, дёргали за ниточки этого быка. И пусть бык в ярости. Пусть он извергает дым и пламень из ноздрей и ушей. Им, послу и секретарю, до этого нет ровно никакого дела. Если им вздумается, они без особого труда спровадят его на бойню. И этот вариант ими никогда полностью не отвергался.
Жерома кидало то в жар, то в холод. Сейчас он в одиночку вёл сражение за всю любимую им Франнию. И он не имел права проиграть. На кону стояло больше, чем его жизнь. На кон была брошена судьба государства.
- Держу своё слово, - с трудом заговорил министр. - Тридцать миллионов в золотых слитках и ювелирных изделиях будут незамедлительно предоставлены гланокомандующему вашими войсками, как только он остановит наступление, повернёт назад и покинет территорию Франнии.
Посланник улыбнулся одними губами.
- Гм... Слово... Слово вы держите. Мы тоже не намерены отступаться от данных вам обещаний. Хватит вам недели для формирования чего-то, хоть отдалённо похожего на армию? Чтобы затеянная нашими дворами и вами авантюра... э-э... политичесский проект не выглядел совсем уж театральным, нужно создать хотя бы видимость сопротивления со стороны франнов.
Жером надолго задумался. В регулярной армии разброд и шатание. Наёмники неверны никому, кроме самих себя. Надеяться на то, что аврийцам станут сопротивляться полки королевсой гвардии - более чем наивно. Дворяне, занимающие все командные должности, проклятые на все лады роялисты. Они спят и видят, когда враг войдёт в Парри, подавит народное возмущение, не боясь пролить реки крови, и восстановит власть законного, по их представлениям, монарха. Тогда-то уж, оперевшись на аврийские штыки, Луин и развернётся вовсю. Покатятся головы по ратушной площади. И первой из них будет голова сегодняшнего триумфатора. Король никогда не простит ему своего унижения.
- Две недели... Да, две недели и Парри с предместьями выставит революционную армию в сорок тысяч штыков.
- Господи, - посол издевательски всплеснул руками, - и как нам будет тяжело не разгромить эту толпу мастеровых и прачек.
Жером и сам понимал, что для скованных железной дисциплиной аврийских легионов так называемая революционная армия не больше, чем скопище воодушевлённых горлопанов.
- Уж постарайтесь, - сказал он кисло.
- Когда будут переданы деньги? - секретарю надоела пустая болтовня.
- В тот день, когда я получу письменное уведомление от главнокомандующего вашей армии, что он...
- Никаких письменных уведомлений вы не получите.
Посол даже не дал министру закончить фразу.
- Никаких. Организуйте своих санкюлотов. Отправляйте их навстречу нашим стальным легионам. Мы обязуемся дать пару сражений. Захватим несколько мелких городов и крепостей, а потом... - он многозначительно замолчал.
- Да я понял. Тридцать миллионов.
- Тридцать миллионов должны быть доставлены на наш посольский двор.
Авриец поднялся, и, не прощаясь, шагнул к двери. Но на пороге он остановился.
- Да, ещё одно, господин министр...
Жером с ненавистью воззрился на посла. Схватить бы его за шиворот и выкинуть вон из дома, прямо на мостовую, в грязь. И ногами, ногами... Жером стиснул челюсти, стараясь удержать под спудом рвущиеся из самого сердца желания. Нельзя. Пока никак нельзя.
- Верните его величество. Верните Луина и не только в столицу, но и... на трон. Это требование моего монарха. Иначе... война продолжится.
Аврийцы вышли, аккуратно прикрыв за собой дверь. А несчастный де Аттон с трудом удержался, чтобы не начать  крушить всё вокруг себя. Обхватив голову, он раскачивался за своим столом и тихо с надрывами подвывал. Перед его глазами ясно вставала картина - отрубленная голова самого Жерома де Аттона, любимца нации, валяется на булыжниках, коими вымощена площадь святого Себкония и на неё, задравши лапу, мочится облезлый бездомный пёс.
В дверь кто-то тихонько поскрёбся. Во время, нужно отметить; Жерому пора было брать себя в руки. А тут слуга принёс очередное важное известие, иначе он бы не рискнул потревожить великого человека. Кажется, Жером начал привыкать именно к такому определению собственной личности.
- Войди.
Слуга вошёл, молча и не слышно ступая, приблизился к колоссу.
- Вам передали записку. - Он протянул де Аттону, сложенный вчетверо листок бумаги.
- От кого? - спросил Жером, не делая попытки принять послание.
- Его доставил священник... Да, с золотым перстнем в виде расколотого черепа.
- А... Давай его сюда, а сам выйди. Да, и более никого ко мне не допускай. Никого, слышишь? Даже мадам де Аттон.
Какое-то время Жером сидел неподвижно, словно окаменев. Он неотрывно смотрел на белый листок, силясь угадать, какое известие он содержит. Ему хотелось верить, что весть будет всё-таки доброй для него несокрушимого никакми штормами Жерома. Наконец, насмелившись, он развернул послание.
В нём, почерком витиеватым, скорее приличествующим девице из высшего света, нежели кюре  из малой городской церковки, было написано следующее: "Луин задержан. Объявите об этом на утреннем заседании Национального собрания, пока не пронюхали газетчики. Через два дня он будет доставлен в Парри..."
Министр откинулся на спинку кресла. Боже, как он устал. Однако такие сообщения придают ему сил. Доложить депутатам о своём первом и столь стремительном успехе в должности главы дел внутренних - это ли не успех? Поспать, правда, сегодня так и не придётся. Нужно подумать над тем, где разместить отловленного, как зайца короля. Что там дальше в письме?..
- Так... "...через два дня..." Это я прочёл... А, вот... "Она у нас. Привезём в поместье вашего тестя. Постарайтесь, чтобы там не было никого из ваших родственников".
Жером подпёр свой большой выпуклый лоб рукой. Голова вдруг стала невыносимо тяжёлой. В правой его руке мелко дрожала записка отца Бенвиля.
- Она у них. Что ж мадам де Рокомье, посмотрим, как теперь запоёт ваш муженёк. И как вы запоёте, когда я навещу вас в моём поместье.
Министр внутренних дел Франнии плотоядно улыбнулся. Кажется, он опять переиграл всех.

Глава 25.

Похищение Анри.

Он опоздал. Опять. Собственно, всё произошло ещё до событий у шато Дэ, но от этого Шарло легче не становилось. "Мог бы и раньше объявиться. Вдвоём мы бы сумели её спасти". Слова графа Александра были переполнены горечью и несправедливы. Но графа можно было понять: потерять жену, не суметь защитить мать своих детей - есть ли больший удар для мужского сердца? И слабое ему утешение, что нападавших было более десятка, и что ноги от него унесли лишь пятеро.
- Где тебя черти носили?
Это  Жервеза досадовала на весь мир, а Шарло просто под руку подвернулся. И её тоже можно было понять; не каждый день ведьма получает по голове, что само по себе малоприятно, так ведь ещё и самолюбие после такого казуса саднит нестерпимо.
- По бабам шлялся?
Это обвинение уж совсем было обидным потому, что являлось отчасти верным. Мэрион-то была. И была у них ещё одна ночь. Шарло закусил губу, чтобы не вспылить и не наговорить друзьям резкозтей, за которые потом ему стало бы стыдно.
Граф Александр тайничок по наскоро набросанному Шарло плану отыскал без особого труда. И далее, последовав совету шута, направился в город Бурже - довольно крупный центр провинции, гда даже имелся собственный театр и две вполне приличные гостиницы. Понятно, что беглецам было не до водевилей и местных достопримечательностей. Все смертельно устали, особенно дети. Антуан и Андрэ были мужественнми мальчиками, но события последних дней оказались для юных дворян чрезмено волнительными. К тому же все были голодны. Решение остановиться в лучшей гостинице города было не самым мудрым. Безопаснее было бы снять частный дом, что не уберегло бы семью графа от неприятностей, но усложнило бы преследователям поиски. У Шарло не могло возникнуть подобных трудностей; толстый мотылёк Жервезы, бережно хоть и не без внутреннего содрогания хранимый шутом, безошибочно бы указал на местоположения Александра де Рокомье.
Два дня прошли в относительном спокойствии, если не считать волнений на улицах города после того, как разнёсся слух о поимке беглого короля. Дворянская часть города попритихла, заперевшись в своих домах, в одночасье превратившихся в крепости. Ну, а санкюлоты шумно праздновали это событие и, опорожняя бутылки и бочки, громко и никого не опасаясь, рассуждали о республике и её первом президенте. Кандидатур на этот пост в народном понимании было не много. И первым всегда называлось имя нового министра внутренних дел Жерома де Аттона.
Граф Александр, в то утро с гневом отшвырнул от себя газету с дифирамбами проворовавшемуся министру.
- Что случилось? - Графиня в таких случаях всегда оказывалась рядом.
- Прочти сама... А лучше нет - не читай. Нам ли не знать, какого мерзавца несчастная Франния готова посадить себе на шею. Где, чёрт возьми, этот Шарло?
Генриетта приобняла мужа за массивные плечи.
- Подождём ещё день. Он ведь не напрогулку отправился.
- Не на прогулку. Слишком много врагов дышит нам в затылок. И если ему удастся избавиться, хотя бы от некоторого их числа, нам легче будет дышать. День?.. Хорошо, день мы подождём. Но завтра утром мы уезжаем. Нам придётся оставить Франнию.
Анри восприняла эту новость спокойно. Она вообще не была склонна к импульсивности и демонстрации излишней чувствительности, на что так падки дамы её круга. Имея характер выдержанный, Генриетта принимала мир таким, каков он есть, и поступала в соответствии с обстоятельствами. Нужно бежать - значит, нужно бежать.
- Хоть за море, граф, - Генриетта удобно устроилась у него на коленях и крепко обхватила за шею. - Хоть за самый край земли. Только сходим в церковь. Нужно вознести молитву за наше чудесное спасение.
...После булавочного укола Жервезы, Шарло отвёл глаза и долго молчал, пропуская мимо ушей всё новые и новые выпады друзей. Винить себя ему было не в чем, но что-то внутри не давало покоя. Наверное, это жалящее почище пчелиного роя и называется совестью. Но, что он должен был сделать на этот раз? Бросить людей, сражавшихся с ним бок обок, чтобы попытаться спасти других дорогих ему людей? Шарло всего лишь выполнил обещание. Прибыв в Бурже он, не теряя времени, посетил, - нет, не ювилирную лавку, как можно было бы подумать, - а заведение, куда более респектабельное - отделение торгово-финансового дома Боленьи. Представители этого италийского семейства обосновались во Франнии ещё лет четыреста назад, начав с торговли подковами для армии, они постепенно перешли в сферу больших финансов. Однако истинную страсть все без исключения Боленьи испытывали к драгоценным камням.
Цену за несколько выложенных на стол камешков ему предложили неожиданно высокую. Шарло тут же насторожился; ни один финансит или торговец не станет переплачивать - это аксиома. Что-то было не так. Но спрашивать об этом у человека, сейчас отсчитывающего ему деньги, шут не решился, боясь вспугнуть удачу.
- Да, мэтр, будьте так любезны, часть суммы выдать мне ассигнациями.
Услышав эту несуразную просьбу, плешивый сморчок с волосатыми ушами и носом на зависть любому гоблину, посмотрел на Шарло, как на помешанного.
- Вы уверены, сударь?
Шарло кивнул. Он и сам прекрасно понимал, что серебро куда надёжнее, и франнский обыватель до сих пор не жалует бумажные деньги, принимая их с большой неохотой. Но таскать с собой пару больших кошелей, набитых металлом, было делом утомительным. Да и от воров нужно будет иметь постоянную опаску.
- Мэтр, я уверен.
- Ну, молодой человек... кхе-кхе... Вы, что же не видете, что происходит на улицах доброго Бурже?
- А что там происходит?
- Так ведь, сударь. На улицах полнейшее безобразие. Это же бунт. А полиция попряталась по домам.
- Ох, мэтр, видимо, вы давно не выбирались из провинции в Парри. Там такое уже несколько месяцев. А король, так тот вообще сбежал. Говорю вам это с полной уверенностью.
- Молодой человек, - лукаво прищурился ушлый меняла, - сразу видно, что вы совсем не читаете газет. Его величество уже словлен, как нашкодивший на кухне кот. И сейчас его за шкирку волокут обратно на трон, а может, и куда повыше. Говорят, в Парри гильотина установлена на очень высоком эшафоте.
- Значит, не далеко убежал Луин. Ну, тут я не повинен. Со своей стороны я сделал всё, что мог.
Последние слова клиента очень удивили старика. Как такой оборванец может быть вхож в круг самого его величества?
- Гхм... - прокашлялся он, не зная, что сказать столь странному клиенту. - Тогда... кхм-кхм... пересчитайте. Но примите к сведению, сударь, что в моменты безвластья бриллианты, всегда надёжнее напечатанных и даже отчеканенных денежных знаков.
- Будьте уверены, мэтр, я это прекрасно осознаю.
Шут ловко пересчитал деньги - сморчок даже крякнул от зависти, - сложив пополам толстенькую пачку банковских билетов, сунул её во внутренний нагрудный карман.
- Пожалуй, несколько серебряных монет мне тоже не помешают, - он взял из высокой кучки на столе с десяток увесистых кругляшков. - А остальное - в кошели.
После он в сопровождении своей разношёрстной свиты отправился в не самый фешенебельный район, где за сходную плату снял три отдельные комнаты. Почему только три? Да потому, что эту ночь он был намерен провести не здесь. Но судьба в лице чересчур самостоятельной девицы, распорядилась иначе. Когда он высыпал перед Маню, Мэрион и Сквозняком всю эту прорву денег, у них округлились глаза.
- Вот это да! - выдохнул Ришар. - Так много? Это, что ж за все камни?
Шарло усмехнулся:
- Не будь наивным Сквозняк. Я продал лишь дюжину. Остальные камни ваши. Поделите на троих. А сейчас спешно к натариусу.
Там, в заваленной кипами бумаг конторе, всю троицу ждал ещё один сюрприз от шута. Сначала дела пошли предсказуемо: нотариус, по внешнему виду родной брат финансиста, купившего бриллианты, разве, что волос на ушах у него было ещё больше, и сам он весь был какой-то серый, словно присыпанный пылью, долго читал королевский указ о передаче бесхозной водяной мельнице, какому-то Ришару Сквозняку. Старик несколько раз менял очки, стараясь выискать в документе хоть какой-то намёк на подделку.
- Как!? - наконец надтреснуто спросил он. И Голос старца тоже оказался сухим и пыльным. - Как такое вообще возможно, чтобы его величество был озабочен вот... вот этим? - он потряс королевским указом.
Шарло пожал плечами и скромно потупил бесстыжие глазки.
- Всё в руце божией, и наш король, истинный его помазанник, в неизбывных трудах своих каждодневных, никогда не забывает нас сирых и убогих.
- Ага, - натариус закивал плешивым котлом своей головы, - конечно.
- Вы бумаги составлять, намерены? - ласка в голосе Шарло отдавала неприятнейшим змеиным шипением.
- Если вы платёжеспособны, - нотариус всё ещё надеялся уклониться от написания юридического акта, вызывающего у него столько вопросов. Особенно острых в свете последних событий. Кололи они, вопросы эти, старого бюрократа в место нежное, место уседнее.
Внешний вид этих посетителей давал ему надежду, что они не способны выложить на его старый обшарпанный стол, установленную Нотариальной Палатой сумму. Но Шарло его бессовестно огорчил. Чернильная душа натариуса пришла в неописуемое волнение, но деваться было некуда; формальные поводы для отказа отсутствовали. И через несколько минут Ришар сквозняк стал законным наследником мельницы папаши Жино. Господин же натариус очень выразительно поглядел на посетителей поверх очков. Очень эти господа и мадемуазель его нервировали, и трухлявый грибок, собиравшийся прокоптить этот мир ещё лет двадцать, страстно желал от них избавиться. Но, будь проклят этот низкорослый субъект с замашками арлекина! Шарло миленько улыбнулся старику и достал ещё один листок бумаги.
- Прочтите это мэтр...
Нотариус даже не удивлися тому, что это был второй королевский указ.
- Господи, - тихонько простонал он, - здесь-то, что вас не устраивает, сударь?
Он уткнул нос в документ и монотонно заскрипел: "Я, король, милостью божией Франнии, защитник Церкви на земле... Так, ну это можно пропустить... Ага, вот... Замок Дэ и все земли, ранее находившиеся во владении герцогов... имярек, а после отчуждённые в казну, переходят в безраздельную собственность подателю сего шевалье Гаспару де Граньяру с сего числа... Дата, подпись..."
- Дело в том, глубокчтимый мэтр, - начал Шарло, - что шевалье Гаспар де Граньяр сейчас стоит перед вами.
- Допустим, - вынес осторожное предположение нотариус. - А паспорт у вас при себе имеется.
Теперь Шарло пришлось испытать чувство неловкости: никаких таких важных бумаг у него, по понятным причинам, не было.
- Мэтр, здесь ведь чётко прописано "подателю сего". Так?
Истый служитель буквы и запятой гражданского уложения отгородился от настырного клиента сухонькими ладошками.
- Шевалье... - кажется, это обращение к стоявшему напротив оборванцу далось нотариусу с некоторым трудом. - Шевалье, я ведь и не пытаюсь оспорить монаршую волю. Только не возьму в толк: я-то в этом деле вам зачем?
- Затем, мэтр, что я хочу по закону передать право владения замком другому лицу.
- Вы отказываетесь от земельных угодий и от возможного дохода?
- Вы очень сообразительны, мэтр. Скорее хватайте перо, обмакивайте его в чернила и пишите... Пишите, пишите... Я, такой-то, такой-то нотариус Королевской Нотариальной палаты... Что там у вас ещё требуется намарать. Пишите, чтобы потом не возникло, каких-то юридических нестыковок.
- Молодой человек, - возмущённо вскинулся старик, - не учите меня делать мою работу. Кому вы хотите передать свои права?
- Присутствующей здесь Мэрион Маню, при условии, что её опекун, мой наставник в фехтовальном искусстве, будет проживать в замке на условиях совладельца. Кстати, в качестве подрядчика по восстановлению основного здания и стен вы, сударыня, и вы, - он посмотрел на Маню, - мой добрый друг, можете нанять Ришара Сквозняка. Ему такая задача по плечу. Денег на это непростое дело у вас хватит с бо-ольшим избытком.
Да, чем могла Мэрион отблагодарить шевалье за столь щедрый дар? Она и отблагодарила, задержав его ещё на половину суток. А теперь он стоял возле окна и в глубоком отчаянии грыз кулаки. И смотрели в его, вдруг ссутулившуюся спину четыре пары глаз. Смотрели с укором и осуждением. Не заслуженным, но от этого переживаемым не менее болезненно.
- Расскажите мне всё, - Шарло обернулся к графу и Жервезе. - Всё до мельчайших подробностей.
Тем вечером в Бурже просочились слухи один невероятнее другого. Обыватели всегда сытого, тихого Бурже, люди, казалось, от рождения, обладавшие некоей особенной степенностью, были встревожены до крайности. Сначала шёпотом, а потом и во весь голос, сначала на кухнях жёнам на ушко, а после и от соседа к соседу, стали передавать вести свойства самого невероятного. Долшло до того, что в час совершенно неурочный, близко к одиннадцати вечера, обеспокоенный сверх всякой меры народ стал стягиваться к ратуше. Всего лишь за час до полуночи! Виданное ли в этих краях дело, где даже новорожденные младенцы, как утверждали повитухи, орали с особенным достоинством, а совсем не так громогласно, настырно и вульгарно, как во всём остальном беспокойном мире. Младенцы Бурже появлялись на свет, уже будучи почти готовыми для занятия почётных должностей в мэрии, префектуре или даже в Палате Пэров. Так вот, тем вечером их достойные родители с наступлением сумерек не легли спать, а собрались, страшно и вымолвить, - на митинг. Отцы города были здесь. Выглядели они ничуть не менее растерянными, чем обыватели Бурже, - господин мэр даже не снял с головы ночной колпак, который, по давней привычке успел надеть перед сном. Но сон не шёл, а потом с улицы раздался какой-то неприятный шум и громкие голоса, тогда-то чиновник и понял, что сей день ему, никак не отсидеться за крепкими, каменными стенами своего дома. К тому же из редакции местной газеты прибежал мальчишка-газетчик и стал барабанить в дверь. Мэр лично спустился отпирать с тем, чтобы, как следует выбранить наглеца. Но молодой прохвост был хитёр и ловок. Он не позволил рассерженному чиновнику ухватить себя за ухо - никакого почтения к годам, должности и округлой комплекции первого лица Бурже. Вместо этого он всунул в ладонь господина мэра записку от редактора. Чиновник сначала не нашёл слов, чтобы отругать сорванца за предерзостное поведение: поймавшие воздух вместо мальчишеского уха пальцы так и зудели. После же ему стало не до него. Обернувшись к настенному фонарю и развернув бумажку, господин мэр, подслеповато щурясь, прочёл записку и не поверил глазам.
- Что? - сорвалось с его дрожащих губ еле слышное. - Это... это неслыханно... Немыслимо... Его величество арестован при попытке к бегству!? Бегству из собственной страны!? Боже мой, что с тобой Франния?
Он снова уставился на послание редактора. Тот оказался человеком совсем не глупым, и, прежде чем пустить эти ноовости в набор, нашёл не лишним предупредить городские власти.
- Тут, что-то ещё... О, мой бог... - Мэр упёрся лбом в холодный камень стены. - Война. Аврийцы перешли границу. Как тебя зовут, мальчик? - обратился он к посыльному, топтавшемуся неподалёку, но на расстоянии, не позволяющем мэру снова покуситься на его уши.
- Жан-Мишель, сударь.
- Жан-Мишель, - отстранённо проговорил мэр. - Жан-Мишель... Вот, что, мальчуган, беги со всех ног к серетарю мэрии, к казначею, к начальнику полиции. Поднимай всех. Пусть незамедлительно явятся в ратушу.
- А если они заартачатся? - выразил разумные опасения рассудительный отрок. - И это... как вы меня - за ухо?
- Прости... Сейчас моя жена вынесет тебе небольшое вознаграждение за пережитый ужас, - мэр нашёл в себе силы пошутить. - Всем означенным господам скажешь, что это мой приказ... А впрочем... Подожди меня здесь несколько минут, я напишу записку каждому из них...
Толпа бурлила. Казалось, перед мэрией собрались все. Здесь были местные торговцы, полицейские, мастеровые, белошвейки и шлюхи. На площади толкались даже те, кто этой ночью должен был охранять въезд в город, поэтому никто не видел, как в Бурже въехал отряд из тринадцати человек. Люди эти, одетые в цивильное платье, походили более на военных, чем на штатских, хотя, таковыми и не являлись. Однако, что такое дисциплина им было ведомо хорошо. Вестники Храма подчинялись беспрекословно даже не слову - жесту, возглавлявшего их человека, на пальце которого красовался золотой перстень в виде расколотой адамовой головы.
- Они могли остановиться в гостинице, - сказал он. - Сколько их в этом заштатном городишке?
- Две, - подсказал один из Вестников, видимо, местный уроженец.
- Две, - задумчиво проговорил предводитель. - Не хотелось бы разделять силы. Судя по тому, что мне сказал Патриарх, наш граф - мужчина очень ловкий и крови не боящийся. А учитывая, что убивать нам его никак не можно... Гхм-гхм... М-да...  К тому же, они могли снять дом. Это бы осложнило дело. Хотя... С ними дети. Они устали, измотаны и голодны. Думаю, что искать дом, в котором можно снять приличные апартаменты в несколько комнат у господина графа не было ни сил, ни желания. К тому же... х-ха... он не может ждать таких гостей, как мы. И всё же нужно проверить.
- Как? - спросил кто-то из подчинённых. - Искать приезжих в довольно крупном городе - дело не простое. К тому же, сейчас ночь.
Истинный Сын Церкви огляделся с деланным удивлением:
- Да ну!? А я и не заметил. Вестнику Храма не пристало быть маловерным. Бог никогда не оставит своих истинных служителей.
Суровые видом мужчины не позволили скепсису проступить на их лицах
  Чёрт его знает, как бы это воспринял Истинный Сын. Связываться с ними не желали даже закалённые в бдениях, молитвах и боях Вестники. В конце концов, они были просто людьми, а носители черепов, по слухам, не чурались якшаться с магией и не всегда только белой.
- Сколько в Бурже церквей? - поинтересовался Истинный Сын.
- Три, - быстро ответил Вестник, знакомый с городом.
- Ты, ты и ты... - предводитель шевельнул пальцем в сторону трёх Вестников Храма. - Найдите эти церкви и их настоятелей. - Задайте им два вопроса. Первый: не появлялись  ли в их храмах за последние пару дней люди, схожие с описанием наших беглецов. И второй: на чём, и в каком направлении они уехали после молебна? Это могут знать церковные служки и привратники. Времени вам на это - час. Почему вы всё ещё здесь?..
Удача была на их стороне. Мало того, что один из священников очень быстро припомнил семейство де Рокомье, так он ещё и довольно подробно описал экипаж, в котором оно подъехало к церкви, поскольку выходил лично проводить графа и его супругу - при воспоминании о ней, глаза ещё не старого священника несколько замаслились.
- Куда они направились? - Вестник Храма не мог не заметить, что святой отец всё ещё под впечатлением от чар Генриетты де Рокомье. Сопровождая отца Бенвиля к мельнице папаши Жино, он и сам видел эту удивительную во всех отношениях женщину, поэтому не стал осуждать местного кюре.
- О, по улице Жасминов. Там невозможно заблудиться. Она идеально прямая. К тому же, на ней находится гостиница.
- Гостиница, - медленно проговорил Вестник Храма. - Что ж, багодарю вас святой отец. Думаю, Патриарх Истинных Сынов Церкви не забудет оказанной вами услуги. Не в пример многим он таких вещей никогда не забывает.
Оставив достойного кюре грезить о кафедре в столичном соборе, Вестник кинулся к своим. Истинный Сын выслушал его со всем вниманием и приказал немедленно выдвигаться. Дожидаться двух задержавшихся бойцов он посчитал излишним.
Шум толпы, доносящийся с улицы, заставил графиню волноваться. В её памяти тут же всплыл момент, когда её дом пыталась ограбить шайка санкюлотов. Бог весть, чем тогда всё закончилось, если бы не вмешательство Шарло. Граф Александр поспешил успокоить супругу, заявив, что этой ночью он глаз не сомкнёт и не позволит случиться ничему дурному ни с ней, ни с их детьми, ни с Жервезой, от опеки над которой он и не помыслил оказаться. Граф был настоящим рыцарем. Слово "честь" не было для него пустым звуком.
Александр де Рокомье зарядил пистолеты и расположился в общей зале. Ночь пришлось коротать в полном одиночестве. К ратуше отправился не только владелец гостиницы, но и все слуги. Некому было даже подбросить дров в камин и заменить догоравшие свечи. Одна за другой они стали гаснуть. И вскоре в помещении стало сумрачно. Пожалуй, это сослужило графу добрую службу. Когда в общую комнату одновременно с парадного и чёрного хода стали бесшумно проникать вооружённые люди они не сразу разглядели в тёмном закутке Александра де Рокомье.
- Тогда я понял, что хоть занял и не самую лучшую позицию - далеко от лестницы ведущей на второй этаж, - но это дало мне эффект неожиданности.
Остановившийся взгляд Александра, лучше тысяч слов говорил о его душевнном состоянии.
- Кто-то из них назвал имя моей жены, и для меня всё стало ясно. Это не были простые воры. Они явились за нами... За ней, - поправился он.
Шарло посмотрел на де Рокомье с каким-то странным выражением.
- Они явились за графиней? Именно, за графиней? Хм... продолжайте, граф.
Два выстрела слились в один, оглушив не ожидавших такой горячей встречи похитителей. Рокомье опрокинул последние огарки, и помещение погрузилось во мрак. Бой был жестоким. Графу удалось прорваться к лестнице, по пути раздавая удары направо и налево.
- Вдвоём мы бы справились, - не смог удержаться Александр от укора.
Лицо шута перекосила болезненная гримаса. Могли бы. Наверное...
Грохот и крики ярости и боли разбудили детей и женщин. Генриетта сразу кинулась в комнату к сыновьям, а Жервеза, ещё толком ничего не понимая спросонья, попыталась сплести хоть какое-то заклинание. Ничего не вышло. Вестники Храма бойцами были лютыми и неустрашимыми. Заставить их потерять голову - дорогого стоило. И в этот раз графу не удалось сотворить такое чудо. Да, он запечатал лестницу собственным телом и оттянул на себя четверых нападавших, но кто-то приволок фонарь, сдёрнутый со стены возле входной двери, и положение де Рокомье тут же сделалось отчаянным. Немедленно начало сказываться огромное численное преимущество нападавших. Кто-то незамедллительно полез на перила, чтобы напасть на него сзади. Другие же не стали тратить время на патасовку с озверевшим одиночкой, а принялись, подсаживая друг друга, взбираться на второй этаж, туда, где оставались беззащитные женщины.
Жервеза при рассказе графа не смогла сдержать слёз:
- Я оказалась бесполезна. - Спрятав лицо в ладонях, давилась она рыданиями. - Бесполезна. Там был один... Один... Он не просто боец, он кто-то другой. Ему всего лишь потребовалось махнуть рукой, чтобы меня швырнуло к стене, как тряпичную куклу.
- Маг? - Шарло был изумлён. - Маг Палаты или опять, какой-то наёмник?
- Ни то, ни другое, - Александр не сдержался, и, нарушая все правила хорошего тона, плюнул на пол. - Священник...
- Кто? - глаза Шаррло устремились вон из орбит.
- Впрочем, как я сейчас понимаю, они все были монахами. Вестники Храма - когда им-то я успел дорогу перейти? Ах да, тот грязный переулок... - и истинный Сын Церкви. А эти псы обучены вести войну не только с людьми. Что для носителя перстня с адамовой головой, какая-то молоденькая ведьмочка?
Шарло подошёл к Жервезе и обнял её за вздрагивающие плечики.
- Прости меня, сестрёнка. Прости. Не плач. Пожалуйста, не плач. Я всё исправлю. Обещаю. Что было дальше, граф?
Обезвредив ведьму предводитель, сопровождаемый ещё одним головорезом, вошёл в комнату графини.
- Они отняли у неё детей, - с трудом разжимая челюсти, сказал Александр. - Ударили её по лицу. А когда я кинулся на её крик... - Тут он замолк. Спазм сдавил его горло. - Один из них, тот, у которого перстень на пальце, приставил взведённый пистолет к голове моего сына. Моего сына!.. - взорвался де Рокомье. - И потребовал их пропусть.
Он в бессилии опустил руки.
- И я пропустил. Не дай тебе бог, Шарло прежить такое. Мне никогда не забыть взгляда моей жены, когда её проводили мимо меня. Никогда.
Заговорил он не сразу. Этому мужественному человеку потребовалось несколько минут, чтобы удержать себя в руках. Слёзы прожигали его веки, но он не позволил себе подобной слабости и удержал запруду.
- Они оставили детей на пороге. Я кинулся к ним и тут услышал, как этот... спаситель душ людских, крикнул мне, чтобы я и не думал покинуть Бурже. Мол, когда придёт время...
- Время?.. - свистящий шёпот Шарло, мог заставить пойти мелкой дрожью даже тело гремучей змеи. - Время, граф? Сдаётся мне, что мы не будем тянуть с ответным визитом.
Александр поднял взгляд на низкорослого шута.
- Я надеялся, что ты это скажешь. Но... мы не знаем, куда её увезли.
- Не знаем, - на скулах Шарло ходили желваки. - Но знаем того, кто знает. Правда, он будет упрямиться, и играть в героя.
Граф Александр улыбнулся очень недобро:
- Мне он ответит. Обещаю тебе, Шарло, вежливым с ним я не буду.
- Тогда, нам нужно поторапливаться, граф. Парри нас уже заждался.

Глава 26.

Их эшафот.

Недалеко уехал его величество Луин 15. И хотя прятался он за занавесками на окнах кареты, страшась нос наружу высунуть, но мост через малую речушку проезжая, не выдержал и позволил себе полюбоваться пасторальными видами. Тут-то его и прихватили. На мосту взималась малая мзда за проезд; король, простым буржуа прикинувшись, бросил в ладонь мытарю мелкую монету, и с чистой совестью собрался катить дальше к морю и спасению, но тут возникла маленькая заминка. Мытарь, мелкий служащий местного финансового отделения, шлагбаум не поднял. Луин выразил удивление: с чего бы так? Оказалось, что заплачено было только за проезд его кареты, а обоз? За него требовалось внести дополнительную плату. Что б их эти несуразные законы! Кто их только придумал? Луин полез в кошель. Впервые в жизни король был вынужден за что-то платить лично. Как, однако, оказывается, усложнена жизнь простого подданного? На свет был извлечён целый луинор. Ну и дороговизна!
Мытарь принял монету и стал пристально её разглядывать.
- Что опять не так? - Луин заметно нервничал. - Уж не подозреваете ли вы меня в изготовлении фальшивых денег?
Служащий ведомства финансового осторожно куснул денежку, с хитрецой поглядел на раздражённого плательщика, а потом перевёл свои лукавые глазёнки куда-то в сторону. Там, кто-то был. Король не видел этого человека. Но если бы увидел, незамедлительно бы вспомнил одного из сопровождающих кюре Бенвиля. Получив подтверждение от таинственного сударя, мытарь набрал в грудь воздуха и заблажил:
- Король!!! Это сам Луин. Убийца простого народа на улицах несчастного Парри. Вышло пафосно и фальшиво. Но кому было до этого хоть какое-то дело? Жандармы усатого Ги и сабель обнажить не успели, как были взяты в плотное кольцо вооружённых людей.
Засада.
Да, это была именно она.
- Сабли в ножны, - скомандовал опытный жандарм. - В ножны, тысяча чертей!
Разъезд подчинился с видимой охотой. Никому не хотелось устраивать кровавую мясорубку, ради защиты обрюзгшего фрукта, погрязшего в интригах и скатившегося до совершения преступлений - убийств и банального воровства.
- Господа, - обратился Ги к напиравшей толпе, - гражданин Луин - ваш.
Если бы жандарм мог видеть лицо посланника Патриарха, то он с огромным удивлением замемтил бы на нём не скрываемое разочарование. Монаху жаждалось крови. Ему нужен был спектакль. Но, напоровшись на сермяжную мудрость бывалого служаки, интриган стушевался. Ги сделал всё, чтобы спасти своих подчинённых. А король? А что король? Отныне пусть его проворовавшееся величество выбирается из собственного дерьма сам. Что заслужил, то получил.
Ги жестоко вывернул шею своего коня, разворачивая его едва ли не на месте. Потом всдил шпоры в бока безответного животного:
- Уходим, - крикнул зычно. - Уходим.
Луина вытащили из кареты без всякого почтения - за шиворот. Женщины из толпы надавали королю обиднейших пощёчин и подзатыльников. А какая-то прачка смачно плюнула королю в одутловатую рожу. Потрясённый до глубины души монарх, униженный, как последний из всех живущих, беспомощно закрывал от тумаков голову руками и, что-то невнятно бормотал. Слёзы текли по его трясущимся сизым щекам. И трудно было представить себе, что это, лишённое хребта, рыхлое существо ещё совсем недавно управляло одной из самых могущественных стран мира.
В Парри его везли в собственной карете, где было тесно от потных мужчин в коротких штанах.
...Пережив чудовищное унижение, буквально, оскопление собственной гордости, господин... - о, тысяча извинений, - гражданин министр внутренних дел довольно быстро взял себя в руки. Да, стратегом он был так себе. В этом Жером де Аттон имел смелость признаться. Но тактиком, практически мгновенно оценивающим сложившуюся ситуацию, какой бы дьявольски сложной она ни была, - тактиком, да-с... он был отменным. Жером обозначил эту свою черту, как короткое, до предела обострённое чутьё. И сейчас это чутьё подсказывало ему, что аврийский посол, так нагло и вызывающе поведший себя в доме самого де Аттона, крепко ошибся. Жером ещё не знал, как поведёт себя с этим господином. Но в том, что дни посла, как силы, способной влиять на его решения и поступки, уже сочтены, он нисколько не сомневался. Как, впрочем, не сомневался и в том, что время, его королевского величества, тоже иссякает.
Формирование Освободительной армии шло семимильными шагами. Отряды самообороны формировались практически в каждой провинции, в каждой префектуре. Исключение составляли две территории, сохранившие лояльность к свергнутому - да, дьявол его забери! - можно утверждать со всею определённостью, - свергнутому королю. Ну да это ничего. Он, Жером де Аттон, сын крестьянина и зять трактирщика, человек, совсем недавно, в драчливой юности, боровшийся с быком и теперь ещё не достигший и тридцатилетнего возраста, найдёт способ придушить только нарождающуюся гидру контрреволюции. Никто не смеет идти против воли народа.
Доставленный в столицу гражданин Луин незамедлительно потребовал встречи с всесильным министром. Министр ответил молчанием. Через трое суток король - всё ещё король - попросил об аудиенции. Министр и не заметил этой просьбы, будучи чрезвычайно занят подготовкой речи в Национальном собрании. Нужно было сказать особые слова, дабы воспламенить сердца истинных патриотов Франнии, отправлявшихся на священную борьбу с иноземными захватчиками. Жером не хотел больше выходить к толпе. Этот период времени уже ушёл в прошлое. Толпа - не народ. Толпа - это нечто неорганизованное и мешающее Франнии продвигаться дальше по пути социальной справедливости. Поэтому толп больше быть не должно. А с народом лучше общаться через его законных представителей в Национальном собрании. Ну и посредством печатного слова. Для чего-то же нужны газетёры. Не всё же им за зря хлеб жрать.
От рассуждений о прессе вообще, мысли великого человека скакнули к персоналии конкретной. И настроение тут же испортилось. Глашатай народа, чёртов ублюдок, но ублюдок на удивление осведомлённый, в последние дни, насыщенные событиями и борьбой внутри политических фракций Национального собрания, вдруг притих. Это настораживало, чуткого ко всяким несоответствиям, Жерома. Статьи этого талантливого борзописца по-прежнему выходили с завидной регулярностью и министра внутренних дел этот журналист упоминать в них не забывал. Только были те статьи... Как бы это сказать?.. Как у всех. Глашатай, будто совершал какую-то приевшуюся и нудную работу. Исписался? Нет. Жером не был настолько наивен, чтобы принять на веру эту гипотезу. Глашатай взял паузу. Для чего? Для того чтобы, выбрав момент, разразиться ураганом статей. И что-то подсказывало де Аттону, что статьи эти, ему удовольствия не доставят. С Глашатаем нужно было что-то спешно решать. Но как подойти к столь щекотливому делу? За журналистом сила. И не только тысячи обожателей его таланта, но и политики, влияние которых мало уступало влиянию Жерома. Рубить с плеча тут было решительно нельзя. Но и дожидаться грозы на самом пороге своего премьерства, тоже было не разумно. Короля-то, беглого и кровью людской перемазанного, этот бумагомарака поругивать не забывал. И делал это, как всегда остро и едко. Попробуй, тронь такого? Тут аргументы против Глашатая должны быть не просто весомыми. Они должны быть убийственными. А у Жерома против журналиста нет ничего. Совсем. Не предъявишь же народу в качестве доказательной базы приступы изжоги и разлитие собственной желчи, после прочтения его статеек.
- Глашатай должен умереть, - произнёс де Аттон, швыряя в мусорную корзину очередной не понравившийся ему вариант речи в собрании. - Заноза такая. Работать мешает.
Собственно, к этому решению он пришёл уже давно. И даже составлял некоторые прожекты на эту щекотливую тему. В пока ещё умозрительных  лекалах возможного будущего, всегда фигурировал некий маг, способный на многое. Но в последнее время от мага не было ни слуху, ни духу. Да и верный связной, неприятный, но такой нужный Косоглазый Бло как-то неожиданно исчез с горизонта. Ни будь министр настолько занят делами спасения державы, он бы, конечно, уже всё выяснил. Но ведь не беспредельны силы человеческие. Да и марать своё имя, даже опосредованно, причастностью к столь... э-э-э... неоднозначному делу, осторожный политик считал опрометчивым. И всё-таки молчание Дельи его не на шутку тревожило.
И тут в дверь робко постучали.
О, Жером, ответивший довольно резко наглецу, посмевшему нарушить его сосредоточенность, и не предполагал, что это был знак самой судьбы.
- Дьявол тебе в печёнку! - для начала пожелал он лакею. - Входи, чего уж там.
Верный слуга, умеряя колотьё сердца, вошёл в кабинет гения, молясь только об одном, чтобы не подвели его колени, ставшие кисельными, и отказывающимися наотрез поддерживать тело негодяя, беспокоящего САМОГО.
- Что у тебя там? - нетерпеливо спросил Жером.
- Послание от его ве.... от гражданина Луина.
- Что!? Опять?.. Как он мне надоел.
- Посыльный, что его доставил, просил передать вам на словах, что король... Э... то есть, бывший...
- Он всё ещё король... кхм... де юре, - возвысил голос страж буквы закона. - Хоть де факто и не обладающий никакой властью. Так, что ему там опять занадобилось?
- Гражданин Луин молит уже даже не о встрече, а просто об улучшении условий его пребывания под арестом.
Жером удивлённо шевельнул бровями. Улучшение содержания? Просьба монарха показалась ему  странной.
- По-моему, это наглость, - пробурчал де Аттон, разворачивая записку короля. - Я ведь его не в Бастильон определил. Сидит в собственном дворце... гхм... правда, в хозяйственном помещении. Но ему разрешено каждый день гулять в саду. Ах, вот в чём дело?.. - министр пробежал глазами корявые строчки послания. - Ну и шутники же мои добрые франны. Отомстили кровавому тирану, - заколыхался он всем своим большим телом. - Поселили Луина на псарне... Ха-ха... Там ему сейчас самое место.
Жером смеялся от души, искренно, как уже давно не смеялся, постепенно, под гнётом обстоятельств, превращаясь в пузатого брюзгу. Но сейчас груз становился легче. Лакей тоже позволил себе хихикнуть. Но осторожно, почти не слышно. Так вспикнул, ровно довольная мышь, которой посчастливилось стащить со стола огарок сальной свечи.
- Луин жалуется, что его там блохи заели, - выдавил из себя Жером, утирая выступившие на глазах слёзы. - Ну, это ничего. Пусть почешется. Кормят его из какой-то харчевни... И к еде у него тоже претензии. Плевать. Подумаешь, чуть спадёт телесами. Ему полезно будет. Глядишь, цветом лица посвежеет. Бриться заставляют самого. Ох, какой великий труд. Луин взрослый мальчик - с собственной щетиной справится. А ещё ему не выдали ночной горшок. Кхм... это да. Об этом как-то никто не подумал.
Тут веселье министра, как-то сразу пресеклось, и его с головой накрыла волна раздражения. Он поднялся из-за стола и принялся метаться по кабинету.
- Я, что один во всей Франнии должен обо всё думать. Обо всём! О войне, армии, продовольствии, бюджете и... ночном горшке для короля!? Что за страна!? Что за народ - сборище ленивых, тупых скотов, способных только вино лакать бочками, да распевать срамные куплеты про кривые ноги, какой-нибудь герцогини ля Буазье... Будь она трижды прокл...
И тут Жером будто на стену налетел.
- Герцогиня ля Буазье... - прошептал он, тупо пялясь в одну точку. - Ну, конечно... Конечно...
При мертвенном взгляде Жерома, улыбка, развалившая мясистое лицо министра едва не довела лакея до апоплексического удара. Несчастный слуга, пошаривши около себя рукой, нащупал дверной косяк и привалился к нему всем телом для устойчивости. Жером де Аттон начал его пугать. До тугой струи жидкого стула дело ещё не дошло, но влага в штанах всё-таки появилась.
Министр кинулся обратно к столу. Схватил перо и бумагу и принялся, что-то быстро писать, разбрызгивая чернила.
- Вот, - сунул он документ лакею. - Отдай посыльному. Пусть доставит начальнику караула при гражданине Луине. Там разрешение на некоторые послабления в его содержании. Пусть переведут с псарни в комнаты прислуги. Пусть разрешат посещения короля аристократией. Всех, кто к нему заявятся, незамедлительно отмечать.  Выявим врагов революции. Списки подавать ежевечерне мне лично. Беги...
Лакей вытянулся в струнку и метнулся за порог, исполнять повеление.
- И пусть выдадут королю нужную посудину, - крикнул  вслед умчавшемуся вестнику Жером и захлопнул дверь.
Потом он долго стоял, уперевшись массивным лбом в косяк, закрыв глаза и тяжело, с хрипами дыша. Ему было страшно. Но шаг, возможно определяющий не только его будущее, но и будущее всего государства, был сделан. Министр ни секунды не сомневался, что как только распространиться слух о разрешении посещений короля, первой к Луину явится бестолковая, истеричная, вечно кудахтающая, как курица герцогиня ля Буазье. Мозгов у этой дамы было не густо. Зато стервозности характера хватало на целый взвод дворцовых клуш. А уж они ли не мастерицы на всякие пакости. Среди дворцового гадюшника герцогиня выделялась ещё одной чертой: она была способна на решительные действия, совершенно не задумываясь об их последствиях.
- Ну, же, дамочка, - взмолился министр, - не подведите меня. Уж у вас ли не накопилось претензий к Глашатаю, что из номера в номер печатает анекдоты о ваших похождениях, подкрепляя их карикатурами, весьма пикантного свойства.
Список посетителей опального монарха ему был доставлен этим же вечером. Весть о дозволении визитов распространилась среди придворной камарильи со скоростью молнии. Жером схватился за эту бумажку так, словно от неё зависела его жизнь. Возможно, так оно и было на самом деле. Имя герцогине было третьим в списке.
В присутствии лакея министр не позволил себе открыто проявить радость, но в душе он ликовал.
- Что говорит охрана по этому поводу? - как можно более равнодушно спросил он. - Ты ведь наверняка в курсе всяческих слухов.
Лакей, конечно, был в курсе. Он принялся пространно передавать министру все сплетни, ползающие среди прислуги, что постоянно якшалась с нижними чинами дворцового караула. Жером его не торопил. Нельзя было подавать виду в степени своей заинтересованности.  И вот...
- А уж как кричала герцогиня ля Буазье... - лакей наконец-то добрался до нужного имени. - Какими поносными словами она крыла гражданина Луина за его безволие и за нежелание помочь слабой женнщине в деле усмирения наглого журналиста. Какие громы и молнии она метала, не желая понять сложное положение арестанта. Как горланила о том, что сама зарежет гадкого писаку за поругание чести и достоинства благородной дамы. И как хлопнула дверью, когда покидала этого никчёмного гражданина Луина...
Министр не сумел погасить искры в своём взгляде. Он не ошибся. Он - великий знаток человеческих душ.
- Свободен.
Как только лакей покинул кабинет, Жером де Аттон взялся за составление проклятого обращения. Текст, который никак не давался ему в течение суток, был составлен в какие-нибудь четверть часа. Теперь оставалось только переждать ночь. Ах, да... ещё одно маленькое дельце: послать человека к дому, где квартировал Глашатай народа.
Жером усмехнулся. Если всё пойдёт так, как он рассчитал, завтра аврийского посла ждёт большой сюрприз. Умница де Аттон лишит проклятого иноземца козырной карты.
Этой ночью мадам де Аттон припомнила, что её муж не только великий политик, но и довольно выносливый любовник. Ах, как давно эта достойная дама не испытывала такого восторга.
Слеующим утром слуги в доме министра были подняты на ноги ещё затемно. Хозяин проснулся ни свет, ни заря, но при этом был в настроении приподнятом. Много шутил и обещал всем повысить жалованье.
- Молитесь, чтобы мне удалось задуманное, - говорил он, то и дело, поправляя жабо.
Слуги не знали, что и думать, никогда ещё господин де Аттон не был столь озабочен внешним видом, но повеление Жерома исполнили рьяно.
Потом в двери постучали. Лакеи насторожились: кто бы это в столь неурочное время смеет тревожить господина министра? Но Жером велел впустить нахала и тут же заперся с ним в кабинете.
Видимо, вести им полученные, были свойства самого приятного, поскольку вышел оттуда господин Жером, сияя пуще самого солнца.
- Карету! - громко велел он. - В Национальное собрание. Посыльные...
Перед ним туже выстроились мальчишки, исполнявшие при нём эту беспокойную должность.
- Быстро по адресам лидеров политических фракций. Я созываю чрезвычайное собрание. Ты... - он указал на одного вихрастого пострела. - К дому Бессребреника. Передай ему, что я хотел бы переговорить с ним с глазу на глаз, пока не прибыли все остальные. Скажи - вопрос жизни и смерти всей Франнии.
Жером чувствовал прилив геркулесовых сил. Сегодня он расчистит для себя путь к посту премьер-министра.
Мелкий, желчный, злой и раздражительный Бессребреник его не подвёл. Этот умный говорун оказался первым, прибывшим в большое собрание.
- Вы уже знаете, что случилось? - не тратя времени на привеетствие, начал Жером.
Если бы слуги увидели его сейчас, они бы поразились произошедшей с их хозяином перемене. Никакого сияния угрюмая рожа министра более не излучала. И хотя в душе он ликовал, внешне это больше никак не проявлялось. Жером мог бы играть на сцене. Что ж, талантливый человек - талантлив во многом. Сейчас он изображал из себя государственного деятеля, получившего неожиданный и очень болезненный удар. Даже парик де Аттона заметно съехал на бок. А жабо, то самое жабо, что он любовно укладывал всё утро, было измято и теперь болталось неопрятными складками. Жером не упускал ни единой детали, создавая нужный образ.
- Нет... - лидер демократов в Национальном собрании не любил оставаться в неведении. Но особенно не любил в этом признаваться. А тут пришлось.
- Вы будете первым, кому я расскажу о постигшей нас беде. Это трагедия не только государства. Это трагедия и наша с вами... - у министра перехватило дыхание. О, как он играл! - Не побоюсь этого слова... личная.
- Что произошло?
Министр закрыл глаза, будто собираясь с силами.
- Сейчас... Простите меня... Я сейчас... Убит...
- Кто? - Бессребреник подался вперёд. - Да не тяните же вы. Возьмите себя в руки.
Так. Желаемое достигнуто. Теперь главное не переиграть.
- Сегодня ночью убит Глашатай народа.
Собеседник министра ожидал чего угодно, вплоть до того, что всё ещё наступавшие аврийцы захватили очередную крепосцу или какой-нибудь мелкий городишко, но только не этого.
- Как? - задохнувшись, спросил он.
- Зарезан. Убийца уже схвачен.
- Кто он, - Бессребреник сжал свои маленькие кулачки. - Кто эта тварь?
- Не он, дорогой друг, - точно рассчитанная доза благожелательности. - Она. Это чудовищное злодеяние было совершено женщиной. Герцогиня ля Буазье, известная роялистка.
- Эта истеричка!? Но как она решилась?
Жером протянул Бессребренику список посетивших монарха.
- Смотрите. Вчера она была у короля.
Маленький, лютый, холодный сердцем демократ не прикоснулся к бумаге.
- Уберите это... Визит к королю, да? И после этого убийство. Да, всё встало на свои места. Без управляющей руки Луина Кровавого здесь явно не обошлось. Что вы намерены предпринять?
- Герцогиня взойдёт на эшафот...
Бессребреник так сжал челюсти, что Жерому показалось - он сейчас раскрошит свои мелкие острые зубы.
- Герцогиня?.. И только? Эта бешенная сука всего лишь пешка в большой игре короля, который и не думает уняться. Я спрашивал вас не о том.
- Я знаю, мой друг. Вот, взгляните на это. Это проект моей сегодняшней речи. Её ещё не видел никто. Взгляните-взгляните... Думаю, что я не разочарую вас.
На этот раз второе лицо в политике Франнии не стал упорствовать и взял протянутый ему лист.
Внимательно прочитав написанное, он поднял глаза на Жерома.
- Вы смелый человек, гражданин министр внутренних дел.
Жерому пришлось приложить немалые усилия, чтобы не поморщиться от такого неуклюжего обращения. "Гражданин министр". Фу, как гадко это прозвучало. Нужно будет подумать над изменением формы обращения. Но чуть позже.
- Требование казни короля. Да - это грражданский подвиг. И я всячески вас поддержу. Заодно посмотрим на тех, кто откажетсяя голосовать по этому, жизненно важному для государства вопросу. И они пойдут следом за Луином.
Жером улыбнулся и протянул руку злобному карлику.
В двеннадцать часов следующего дня гражданин Луин ступил ногой на эшафот. Он был бледен, но держался прямо и оттолкнул руку палача, когда тот попытался уложить его на доску гильотины.
- Оставьте. Я сам.
Король бросил последний взгляд на ликующую толпу возле своих ног. Как они радуются его казни. Что ж, может он это и заслужил.
- Вы весело провожаете меня в мой последний путь, добрые франны, - крикнул он улыбаясь. - Надеюсь, вид моей крови не испортит вам апппетита перед обедом.
Сломить его не удалось. В последние мгновения жизни Луину достало мужества встретить смерть, как подобает монарху.
Когда об этом доложили министру внутренних дел, де Аттон не сумел удержаться от досадливой гримасы. Он победил. Победил безоговорочно; аврийский посол проглотил горькую пилюлю, удовлетворившись тридцатью миллионами, но, не сумев удержать контроль над политикой Франнии; война вот-вот закончится. В эту минуту командующий вражескими войсками продумывает план проигрыша очередного сражения, чтобы покинуть франнские пределы, не вызвав особых подозрений собственного императора. Дорога к премьерству для де Аттона расчищена, а там недалеко и до поста президента. Первого президента республики. Всё замечательно. Но почему у этой победы такой странный горько-медный привкус?
И набатом прозвучал в его голове осторожный, едва слышный стук. Сейчас? Кто-то осмеливается тревожить его сейчас!? Сердце всесильного министра ёкнуло. Что-то подсказывало ему - вести не будут добрыми.

Глава 27.

Воронёной стали звонкая песнь.

Детей оставили под присмотром Жервезы. И хоть ведьма ярилась, что ей не удасться поквитаться со своим обидчиком, она вынуждена была признать правоту мужчин. За мальчишками нужен был пригляд. А кому ещё граф Александр мог это доверить?
Не беспокойтесь, - утешила его ведьма, - с ними ничего не случится. Мы дождёмся вас.
Она разложила карты и долго в них вглядывалась. Потом, с видом самымм непроницаемым, отодвинула их в сторону и бросила кости. Тут уж сдержать волнения ей не удалось. Она пристально посмотрела на Шарло:
- Ничего не понимаю. А ну, ещё раз.
Карты замелькали в её руках.
- Господи, - воскликнула Жервеза, получив новый расклад, - Шарло, ну почему с тобой всегда так? Ты даже отца небесного способен сбить с толку.
- Чего углядела? - беззаботно поинтересовался шут.
- Всё хорошо, - мрачно ответила ведьма. - Только одного в толк не возьму: как такое может быть, если я вижу удар в сердце? Будь осторожен, братец.
- О, ты же знаешь: осторожность - моё второе имя.
- Просить тебя быть серьёзным, всегда было делом, лишённым всякого смысла. Обещай хотя бы вернуться.
Шарло чмокнул её в щёку и на голубом глазу пообещал Жервезе, что у неё всё будет хорошо, что граф обнимет свою жену, что мальчишки вырастут, и у них будет куча маленьких де Рокомье. Словом, наплёл с три короба, но главного Жервеза так и не услышала.
- Чтоб тебя, беспечный ты болтун, - надулась ведьмочка. - Я же боюсь за тебя.
Шут только подмигул и двинулся к выходу.
- Граф, - взмолилась Жервеза, - присмотрите за этим шалопаем.
- Насколько это будет возможно, мадемуазель.
- Хоть так, - тяжело вздохнула ведьма. - Храни вас бог.
И она перекрестила уходящего Александра.
Путь их лежал через бурлящую страну в самое её сердце - в Парри. Прямиком в пасть льва. Ехали они не быстро. И вовсе не от того, что намеренно затягивали своё пребывание в пути из-за душевной робости и страха перед встречей с многочисленными своими врагами. Нет. Не того склада были эти двое мужчин. Граф Александр, в раздражении великом, всю дорогу поражал шута богатствои своего лексикона, из слов, которые на бумаге лучше не писать, а то она прямо под пером запылает. Но, что они могли поделать, коли дороги Франнии были забиты выдвигающейся на боевые позиции народной армией, и толпами беженцев, валом прущих в обратную сторону. Тут уж хлыстом не намашешься, нерасторопных с пути разгоняя. Хотя обоих безрассудных мужчин нет-нет да посещала такая мысль, и руки иной раз чесались нестерпимо.
Одно было несомненно хорошо: в этом людском море их невозможно да и некому было узнать. К тому же двое мстителей приняли кое-какие меры предосторожности. Граф облачился в костюм мелкого клерка и теперь вертел стриженой головой остро ощущая отсутствие привычных парика и треуголки. А Шарло... Что Шарло? С его подвижой рожей - это и в обычных-то обстоятельствах было проблематично. К тому же на руку им играло то обстоятельство, что на въездах и выездах из населённых пунктов более не было королевской стражи.
До Парри они добрались пусть и не особо споро, зато без всяческих не нужных приключений.
- Ну и куда сейчас? - спросил граф Александр, как только подковы их лошади зацокали по столичной мостовой.
- Есть одно место, - ответил шут. - Точнее два. Но сначала мы должны посетить церковь.
- Это мне и так ясно, - несколько раздражённо бросил де Рокомье. - К Патриарху в гости едем. Так?
- Угу.
- И ты знаешь, где обитает этот не святой отче?
- Угу, - так же пространно ответствовал Шарло.
- Тогда не будем затягивать с визитом. - Решительности Александру было не занимать.
Он проверил пистолеты.
- Сначала пораспросим доброго падре, кому и куда он сплавил вашу жену, - нашёл нужным урезонить друга шут.
- О, я и не собирался палить в него с порога, - недобро улыбнулся граф. - Это я так, на всякий случай.
Коляску они оставили у какой-то таверны, заплатив хозяину несусветную по прошлым временам сумму и клятвенно уверив его, что обязательно вернутся за ней к вечеру.
- К вечеру? Нет, господа, так не пойдёт. Сейчас в Парри неспокойно. И я не могу взять такую ответственность за чужое имущество. Тут ведь дело не только в ворах. Экспроприации происходят. Заявятся какие-нибудь до зубов вооружённые люди, потрясут у меня перед носом бумажкой, подписанной неведомо кем, и заберут всё, на что их глаз ляжет. А попробуй я возмутиться, так и багинетами меня до смерти защекочут. Такое теперь  в порядке вещей. Особенно по вечернему, воровскому времени.
Шарло, признав весомость аргументов, поскрёб в затылке. Делать было нечего, приходилось торопиться.
- После обеда. Идёт? Часа в четыре.
На том и ударили по рукам.
Маленькая церквушка, в коей служил отец Бенвиль, была под стать своему настоятелю. Скромненькое здание незаметно приютилось в глубине не самого респектабельного квартала. Войдя в него, граф и шут поразились пустоте, царящей внутри. Тщедушная фигурка священника, как что-то инородное, словно какая-то соринка в глазу, преклонив колени, о чём-то истово просила Спасителя, неотделимого от большого деревянного креста. Спаситель был скорбен ликом и выглядел совершенно безучастным к требам святого отца. Гулкий шёпот Бенвиля басовито отдавался от стен церкви, и, с каким-то заупокойным гудением бесплодно умирал, не принося утешения скорбей, ни молящемуся, ни распятому.
Шарло и граф Александр двинулись к алтарю по узкому проходу между скамьями. Было заметно, что от священника не ускользнуло их появление, но прерывать молитву он не стал, очевидно полагая, что здесь - в доме господнем, этих двоих ему опасаться нечего.
Он ошибался. Что было доказано наглым шутом, когда он без всякого почтения пнул святого отца пониже спины. Да так, что тот ткнулся лицом в каменные плиты пола, жестоко расквасив себе нос.
- Господь услышал твои молитвы, - возвестил Шарло. - Я ведь не убил тебя в спину, пёс.
Из бокового прохода, как вихрь выметнулся ещё один священник, чтобы помочь обескураженному Патриарху Истинных Сынов Церкви подняться на ноги. Граф де Рокомье тут же узнал его и схватился за шпагу.
- А, сучий выплодок!..
- Это храм божий, - гнусаво пробулькал отец Бенвиль, зажимая разбитую пуговицу носа рукавом рясы. - Как ты смеешь?
- Бог простит его и меня за искренность чувств, - незамедлительно парировал Александр.
- Вы пролили кровь в церкви. - Священник быстро обретал самообладание. - Вы покусились на служителя божия. Гореть вам...
- В аду? - легкомысленно поинтересовался Шарло. - Только после вас, отче. Но... давайте ближе к делу... У графа к вам есть всего один вопрос. И от ответа на него зависит сущий пустяк, - он не удержался от того, чтобы взять театральную паузу. - Кто организовал похищение графини Генриетты и где место, в котором её удерживают?
- Это два вопроса? - влез с уточнением носитель золотой адамовой головы.
- Заткнись нахрен! - вежливо поросил его де Рокомье.
- Ну, отец Бенвиль, - поторопил священника Шарло. - Верьте мне, прошу вас, верьте - терпением я и в лучшем настроении обладаю не прочным. А уж сейчас... В ваших интересах ответить и...
- И?.. - Патриах начал расправлять складки рясы.
Александр почувствовал, как напрягся, стоявший рядом с ним шут.
- И?.. - куда более требовательно повторил священник. - Можно подумать, что после этого вы уберётесь к дьяволу.
- О! Не боитесь, что ваш небесный патрон отчекрыжит вам ваш грязный язык за упоминание имени нечистого в церкви? Впрочем, - он весело покосился на графа, - возможно пресловутая искренность чувств и вам послужит индульгенцией. Хотя... сильно сомневаюсь. Сдаётся мне, что господь наш, хоть и всепрощающ, и на ваши делишки с королевской казной он бы и закрыл глаза - в конце концов, все мы воры, - но вот похищение чужих жён священником... хм... А так же участие в убийствах. Пети Пройдоха был умервщлён не без вашего благословения, я уверен. Сдаётся мне...
- Молчи! - голос отца Бенвиля обрёл полную силу и загрохотал подобно обвалу в горах. - Молчи, недостойный. Не тебе, выпавшему у матери из-под юбки, где-то под кривым забором... Не тебе, жиже навозной, рассуждать о милосердии божием и делах верных его слуг. Деньги, беспутным властителем у самого себя украденные, пошли на укрепление Храма божьего на земле. Оглянись, беспутный, что ты видишь? Пустоту. Где паства?  На улицах митингует. Разброд в умах и шатание. Нет более света Спасителя нашего в сердцах заблудших чад его. Для того и...
- Генриетту твои холуи умыкнули от детей и мужа тоже во имя господне? - Шарло оказался не прошибаем. Стоял и нагло улыбался в глаза разъярённому Патриарху.
- С огнём играешь, - зашипел тот в гневе. - Берегись.
- Ты, плюгавец горластый на вопросы отвечать станешь или будешь и дальше всякую чушь нести?
Отец Бенвиль вдруг осознал, что эти двое пришли сюда не за ответами. Они пришли за его головой.
- Вы, святотатцы, какими бы греховными исчадиями вы ни были, не убьёте священника в церкви.
- Священника - нет, - сказал Шарло и потянул шпагу из ножен. - А одуревшего от власти, даже не религиозного фанатика, а политикана - запросто.
- Простым это не будет, - Бенвиль жёстко усмехнулся. - Ты зря надеешься, что тебе удасться скрестить шпаги со мной,  - выпердыш безродной шлюхи.
- Какие красочные словеса!.. Он, что пытается тебя оскорбить? - с лёгкой иронией, спросил у Шарло граф. - Или по скудоумию своему общается с невидимым приятелем?
- Второе более вероятно, - энергично закивал головой шут.
Оба приятеля откровенно резвились, вызывая у противников приступ дикой злобы.
- Пойду-ка я дам ему по мордам. - Рокомье стал надоедать весь этот балаган. - На вопросы отвечать не хочет. В храме сквернословит, скотина. Его нужно поучить манерам и смирению, - и он решительно двинулся в сторону отца Бенвиля и его соратника, как вдруг почувствовал руку Шарло на своём локте. Хватка у шута была стальной.
- Остановитесь, граф, прошу вас. Настоятельно прошу.
Александр с высоты своего роста посмотрел на маленького Шарло. Тот уже не улыбался и не отрывал холодного, жёсткого взгляда от лица отца Бенвиля.
- Он только этого и ждёт. Не в обиду вам, граф, и вовсе не с целью принизить ваше умение владеть клинком, - Шарло пожевал губами, - просто... Просто вы крупный мужчина, и тяжеловесный, а наш кюре чрезвычайно субтилен и от того очень юрок. Вы просто не поспеете за ним. Школа Маню. Старик научил меня понимать противника прежде, чем вступать с ним в поединок. Вам же, граф, я с удовольствием оставляю второго. Судя по вашей реакции при его появлении, это именно он приставлял пистолет к голове вашего сына. Но, богом прошу вас, сударь, не убивайте его... пока. Кюре нам ничего не скажет. А насколько стойким будет этот субчик, нам ещё предстоит выяснить.
Бенвиль понял, что его просчитали.
- Хотите драться, - выкрикнул он, - деритесь, граф. А с этим безродным ублюдком... Бенвиль всё ещё пытался перетянуть одеяло на себя, - с этим...
- Шевалье Гаспар де Граньяр, - Шарло церемонно поклонился. - Честь имею.
Бенвиль потерял дар речи.
- И я вызываю вас.
Вместо перчатки в лицо, Шарло плюнул кюре на подол рясы.
- Защищайтесь.
Движения святого отца были плавными и одновременно стремительными. Да, это без преувеличения был мастер. Большой мастер. Впервые Шарло столкнулся с тем, кто был бестрее, чем он сам. К тому же шпага святого отца - тонкая и гибкая, была куда легче, чем чёрный широкий клинок шута. Шарло с трудом поспевал отражать выпады разъярённого священника. Где-то рядом и одновременно в другом мире, сошлись в смертельном поединке граф и малдший чин Истинных Сынов. Что происходило там, шут не мог оценить даже краем глаза. Всё его внимание было сосредоточено на собственном враге. А враг оказался лют. Первое ранение в плечо, пусть и по касательной, пусть и пустяковую царапину шут получил менее чем через минуту. Сам же он, пока не мог похвастаться никакими успехами. Разве тем, что до сих пор был жив. Что, кстати, сильно удивляло Бенвиля. Но кюре не досадовал на упорного, текучего, как ртуть, соперника. Скорее, он всё больше раззодоривался. Соскучилась рыцарская душа по такому вот неуступчивому противнику. Он даже позволял себе шутить. Кюре не был дураком и тоже понял, что побеждает. Это был всего лишь вопрос времени. И времени совсем недолгого. Его даже не огорчило, когда воронёная сталь оставила кровавую полосу на его щеке. Шрамов он не боялся. Отказать в мужестве Патриарху было никак невозможно. Должок он вернул тут же; правое запястье Шарло окрасилось кровью, и рукоять его шпаги тут же стала мокрой и скользкой.
Кюре довольно осклабился.
- Тебе конец.
Но Шарло был с ним категорически не согласен. Шут сделал длинный выпад. Бенвиль предскаазуемо от него ушёл. Но при этом разорвал дистанцию, и шут перевёл дух. Как же ему это было сейчас нужно. Раненую руку стало ломить. Движения замедлились. К тому же появились первые признаки усталости. А неугомонный Бенвиль снова ринулся в атаку.
Шарло, касанием, парировал смертоносную спицу священника. Тот изловчился и ударил его кулаком в лицо, мстя за сломанный нос. Удар был не сильным, но пришёлся в левый глаз, который незамедлительно стало жечь, будто кто-то понёс к нему зажжённую свечку. Шут оттолкнул врага, помянул недобро дьявола и всх его прихвстней, и прикрыл повреждённый глаз ладонью.
- Вот и всё, - возликовал Бенвиль и нанёс точно выверенный удар в сердце своего врага. - Ты убит.
Рука Шарло перехватила его запястье. Глаза кюре округлились от изумления. Этого не могло быть. Шут притянул его к себе и нанёс удар головой в многострадальный нос священника. Тот отступил на шаг.
- Нет, - сказал, улыбаясь ученик старого Маню, - ты - убит.
Шпага шута без сопротивления вошла в ямку между ключицами Патриарха.
- Как?.. - беззвучно произнесли губы умирающего кюре. - Как?..
- Ты никогда этого не узнаешь, - ответил Шарло и с презрением отшвырнул от себя уже мёртвое тело. - Граф, вы закончили?
Он обернулся.
- Вы чего?
На него смотрели две пары глаз-блюдец. Поверженный Истинный Сын пялился на "бессмертного" шута с пола, на котором он вольготно разлёгся, придавленный ногой де Рокомье. Было похоже, что в данную минуту, его собственное незавидное положение, тревожит его куда меньше, чем чудо, свидетелем, которого ему пришлось стать.
- Господи-господи-господи... - частил монашек, шлёпая разбитыми в кровь губами-оладьями. Да, граф Александр постарался на славу. Рядом с поверженным похитителем его жены валялись выбитые зубы.
- Однако, - удивился Шарло. - Я насчитал четыре штуки. Граф, у меня к вам просьба: если меня будет заносить в общении с вами, напомните о том, как вы отделали этого бедолагу. Вы очень опасный человек, Александр де Рокомье.
- Я?.. Кхе-кхе... Я опасный!? Сударь Гаспар вы просто инфернальное чудовище. Как можно выжить, получив удар шпагой в сердце? Да, лежи ты спокойно... - раздражённо велел он дёрнувшемуся пленнику. - А то, не ровен час, не сдержусь и проколю твою тушу насквозь, просто из любопытства: может, ты тоже от острой стали не помираешь?
Монах тут же затих испуганной мышью.
Шарло устало стёр пот со лба, вытер шпагу о рясу убитого Бенвиля и вложил её в ножны. Вид он при этом имел самый простецкий. То есть наиболее раздражающий всех присутствующих. Наверное, сейчас, даже Спаситель, любовавшийся на всё это безобразие со своего креста, и то был заинтересован: неужели у него объявился пусть совсем не святой, но всё же конкурент?
- Хвала господу, - припомнил о том, в чьём доме он находится, Шарло. - надоумил он меня в своё время...
Шут сунул руку за пазуху и извлёк из кармана толстую пачку ассигнаций.
- Знаете, граф, с этого дня я стану больше доверять бумажнымм деньгам. Польза от них несомненная. А удар у Бенвиля был хорош. Надо же половину пачки пробил, и это такой легковесной шпажонкой. Уф-ф-ф... даже, как-то не по себе сделалось.
- Ты всё это подстроил, - воскликнул сообразительный де Рокомье. - Сукин ты сын. Ты сжульничал.
- Господи, - тетрально воззрился на распятие шут, - прости этому недостойному чаду, что подозревает он меня в  дешёвых фокусах, чем принижает волю твою. Прости ему, он всё-таки хороший. Простишь?.. Вот и договорились. Граф, вы уже спросили у этого мерзкого похитителя женщин и почти убийцы детей, куда он отвёз вашу жену?
- Я бы сначала хотел узнать: кто за этим стоит? - буркнул де Рокомье.
- Это я вам и сам расскажу, - беспечно отмахнулся Шарло. - Ну, скотина, - тут же отнёсся он к монаху, - говорить станешь? Нет... Точно, нет? Граф, отпустите упрямца. Дайте мне с ним побеседовать с глазу на глаз до полного его ума просветления.
Как только Александр убрал ногу, монашек перевернулся на живот, встал на четвереньки и шустро засеменил к выходу, голося, что есть мочи: "Караул! Убивают!"
- Вот идиот, - вздохнул де Рокомье. - Кстати, откуда ты можешь знать, кто похител Анри?
- А, пустяки, - отмахнулся Шарло. - Стой, гад... - он ухватил беглеца за подол рясы. - Сейчас я тебя стану бить, для начала не сильно, но больно.
И чтобы Истинный Сын утратил всяческие ненужные сомнения в правдивости его слов, Шут тут же ударил его по голове.
- Где её прячут?
- У-у-у-у... - несчастный замотал башкой, как конь, отгоняющий слепней. - Он меня убьёт... Убьёт...
- Обязательно, - не стал утешать страдальца Шарло. - Но он это сделает потом, а я - сейчас... У тебя есть выбор. Чтобы помочь тебе в принятии верного решения... Видишь, я во всём стараюсь тебе потрафить. Так вот... Я назову его имя громко и чётко, чтобы ты его точно расслышал. Жером Аттон - здоровенная, жирная скотина. Я угадал?.. Конечно, я угадал. Где... - он извлёк из рукава стилет, - её... - жало приблизилось вплотную к глазу монаха... - Прячут!? - во всю силу своих лёгких заорал шут. - Не стану убивать... Не стану, тварь. Просто выколю тебе глаза. Ну!.. Ну!..
Перед тем, как покинуть церковь Шарло посмотрел на графа ничего невыражающим взглядом. Александр ответил ему точно таким же. Шут едва заметно кивнул и двинулся к выходу. Граф де Рокомье нагнал его уже на мостовой. Шарло ни о чём не стал его спрашивать, но Александр заговорил сам:
- Он приставил пистолет к голове моего мальчика...
- Хм... по мне, так этот подонок сдох слишком легко. Ну, что, друг мой, едем любоваться видами в одном чудном поместье?
- И не теряя ни секунды, - горячо поддержал шута Александр. - Но как всё-таки...
- Как я понял, что затея с похищением - это не инициатива Бенвиля?
- Да.
- Я внимательно слушал то, что вы мне рассказывали. Видите ли, меня насторожило, что с вас не потребовали выкуп. Сразу не потребовали... Вас заставили ждать. Значит, им были нужны не только и не столько королевские алмазы... О них им мог поведать один нечистоплотный колдун, который нас больше не потревожит. Конечно, они бы обязательно их затребовали позже. Но им было нужно, что-то ещё... Точнее, кому-то было нужно. А что увас было кроме камней?
Граф на секунду здумался:
- Расписка... Расписка Жерома, отданная королю. Клочок бумажки, полностью его изобличающий.
- Именно. Вы бы и сами до этого додумались, не будь настолько потрясены всем произошедшим. Эту несчастную бумажку вы, по задумке Аттона, должны были передать ему из рук в руки.
- Ну да... разве в его интересах, чтобы сей документ попал в руки монахов? Сегодня они слюзники. А завтра - кто знает.
- И потом, заметьте, - была похищена мадам Генриетта, а не ваши сыновья. За них вы бы точно отдали всё на свете. На коленях бы приползли к этому тюфяку. И сами стали бы слёзно умолять, забрать у вас всё. Но нет - похищена ваша жена... - Шарло ненадолго умолк. - За неё вы тоже способны перевернуть мир, однако... хм... В этой игре все стороны делали максимальные ставки, а здесь враг оставляет пространство для торга. Почему?
На этот раз де Ркомье молчал долго. Но вовсе не потому, что был подвержен приступам бараньей бестолковости. Просто графу потребовалось время, чтобы справиться с приступом бешенства.
- Точно выверенный удар, - наконец сумел он выговорить, с очевидным усилием разжимая губы. - Месть за разбитое при всех лицо. Унижая Ари, он тем самым лишает меня чести. Умный, мерзавец.
Шарло шевельнул бровями в знак согласия.
- Он так и не смог забыть её после той минутной встречи в Бастильоне. И теперь посчитал, что звёзды на небе выстроились в нужном для него порядке.
- Перетряхну небеса, - тихо проговорил Александр. - Если понадобится, я выверну их наизнанку. Звёзды!? Никакие звёзды не помешают мне уничтожить этого... этого...
Шарло успокаивающе положил руку  на плечо друга.
- Не нужно заноситься столь высоко. Пока, всё, что от нас требуется - доехать до имения, и напугать дюжину слуг, не ждущих визита таких приятных молодых людей, каковыми мы с вами без сомнения являемся. Сдаётся мне, что эта задачка нам по плечу. Что каксается Жерома... Гм... граф, пока мы бессильны. Слишком высоко он сумел взобраться. Но... дайте мне какое-то время. И да - отдайте мне его расписку. Теперь она вам без надобности.
...У Шарло возникали некоторые сомнения в искренности допрашиваемого монаха. Мог ведь он соврать о количестве людей, находящихся в имении тестя нынешнего министра? Мог. Однако не соврал. Правда, он забыл упомянуть, что шестеро из обозначенной им дюжины были людьми далеко не беззубыми, знающими за какой конец держать шпагу. Ну, да проститься ему. Тем более что скажи он об этом любопытствующему шуту, разве бы его и графа, это остановило?  Конечно, нет. В том состоянии духа, в котором пребывали эти молодые люди, подобное обстоятельство могло расцениваться не более, как досадная помеха.
К поместью они подкатили, не скрываясь, даже с некоторым шиком. У ворот, от которых до здания усадьбы было ещё добрых сто ярдов, их встретили двое вооружённых охранников с зажжёнными по ночной поре фонарями. Поинтересоваться, кого это чёрт приволок в такое время, ни один из них не успел: Шарло и Александр без жалости закололи их шпагами. На крыльце их встретили уже трое, и тут завязалось маленькое сражение уже со стрельбой и градом проклятий. Лакей, высунувший любопытствующий нос, увидел, что по ступеням поднимаются двое заляпанных кровью незнакомцев, заблажил пискляво по-бабьи и попытался, захлопнув двери, запереть их. Александр выстрелил прямо в створку. В храброго защитника не попал, но напугал его едва ли, не до обморока. Лакей кинулся прочь, так и не заперев дверей. Страшные демоны мщения ворвались внутрь.
- Генриетта, - закричал граф.
Мимо метнулась служанка. Из глубины коридора, кто-то разрядил в них пистолет, и несчастная женщина упала с пробитой головой.
- Генриетта!!
Александр кинулся туда, откуда по ним, только что стреляли. А Шарло заглянул в ближайшую комнату. Там, побелев от страха, сидела прямо на полу какая-то старушенция. Экономка? У шута не было ни времени, ни желания выяснять это.
- Где прячут, привезённую сюда даму? - зарычал он.
- Я покажу-покажу, - зачастила женщина. - Только не убивайте.
- Тоже была охота. Веди. Граф, вы управились с этим героем? А, вижу - управились.
Александр показался в коридоре.
- Идёмте.
Анри разместили на втором этаже в комнате без балкона.
- Александр. - Она кинулась на шею мужу, едва тот переступил порог. - Любимый. - Казалось, она способна задушить его в объятьях.
Шарло дал им минуту, отвернувшись в сторону.
- Нам пора уходить, - наконец сказал он.
Граф вынес жену на руках и усадил в коляску.
- Подождите, - вдруг произнёс шут. - Долг, он ведь платежом красен. Он поднялся на крыльцо и, открыв двери, закричал: - Все вон. Кто живой - вон отсюда.
Слуги не отозвались.
- Я оставлю двери открытыми, - продолжил Шарло. - Мы уезжаем, но я подожгу дом. Когда понесёте весть своему хозяину, передайте, что это сделал я - шевалье Гаспар де Граньяр,  и что векселя этого жирного борова, крестьянского ублюдка Жерома, ещё не погашены.

Вместо эпилога.

Мэр читает газеты,
или
Туфли Арлекино.

В новом свете города росли, как грибы, а толковых администраторов не хватало. Военных, авантюристов и жуликов всех мастей было столько, что можно было их в штабеля укладывать. А счетовода, который бы мог худо-бедно дебет с кредитом свести, днём с огнём не сыщешь. Та же беда была с врачами, учителями и с женским полом. Последний вопрос оказался наиболее болезненным и труднорешаемым для недавно вступившего в должность мэра. Вся надежда была на прибывающих из Франнии. В последнее время поток людской только набирал силу. Но прибывали люди всё больше из других мест. А из Франнии... Милая, далёкая, несчастная родина. Крупный мужчина с лицом обманчиво мягким, подошёл к распахнутому окну и устремил взгляд чистых голубых глаз вдаль. Вид из окна открывался чудесный - на бескрайние морские просторы. Его не портили даже голые мачты пришвартованных в порту кораблей. У пирсов эти толстобрюхие "торговцы" вовсе не выглядели гордвми покорителями океанских просторов. Хорошо, что он додумался перенести свою резиденцию выше по холму. В прежнем здании мэрии, вот так свободно окна растворить было невозможно из-за дурного запаха исходящего от пакгаузов, смолокурен и рыбных складов. Да, любоваться на портовый муравейник - символ экономического роста - было много лучше издалека.
Мэр упёрся в подоконник своими большими, отнюдь не аристократическими кулаками, его терзало затянувшееся ожидание. Давно, слишком давно не было корабля, а стало быть, и вестей из Франнии. Последние столичные газеты и без того опоздавшие на три месяца, он уже успел зачитать до дыр. Но со своего рабочего стола так и не убрал: как-то рука не поднималась.
Мэр вернулся к столу и перебрал серые, сухо шуршащие листы. Вранья на них было напечатано, куда больше, чем правды. Но даже красиво изложенная ложь продажных щелкопёров будила в мэре воспоминания. А их ведь подделать невозможно...
...Первая серьёзная задержка, грозящая массой неприятностей, произошла порту города Колле. Покидать Франнию нужно было без промедления. Но как это сделать, если паспортов нет, каждый шаг нужно было делать, оглядываясь по сторонам, а на рейде всего две рыбацкие шхуны. Покинуть же пределы обезумевшей Франнии стремилась такая масса народу, что и счёту не поддавалась. Да всё больше люди именитые, с титулами. Хорошо хоть шут - хотя, какой  он теперь шут? - шевалье Гаспар и тут оказался незаменим. Первым делом он отыскал комнаты для съёма; маленькие, грязные, с топчанами вместо кроватей. Но и их можно было почесть за большое благо. Вон, семейство герцога Анжугайского - тринадцать душ, - в полном составе на канатном складе обосновалось, где из удобств только дырявая крыша, а вместо стен бухты пеньковых верёвок.
Потом неутомимый шевалье выяснил, что особой волокиты с бумагами опасаться не стоит; таможенная служба фактически перестала функционировать. Чиновники были озабочены только тем, чтобы набить собственные карманы. А многие из них тоже были не прочь удрать из страны подальше, лишь бы не попасть в кровавую мясорубку террора. Одержавшие победу над иноземными врагами демократы, войдя в раж, стали азартно рвать глотки друг другу. Воровская ночь, накрывшая несчастную Франнию, быстро превращалась во что-то иное. Во что-то многократно более страшное. Кровавый ужас расправил свои чёрные крылья над виноградниками некогда весёлой, а порой, откровенно легкомысленной страны.
Но однажды вечером Шарло заявился в обиталище беглецов пьянее вина и в компании высоченного широкоплечего дядьки с обширной блестящей лысиной. Дядька был облачён в мундир военноморского флота, носил абордажную саблю и сочно ругался, используя корабельную терминологию. Он оказался капитаном брига и с порога, оперевшись для удержания равновесия на плечо шевалье, громогласно велел всяким там сухопутным собирать манатки и грузиться в шлюпку.
- Через час отходим, - густо рыгнув, оповестил он семейство графа.
Изумлению их не было предела. Как? Как Шарло это удалось?
- Ты совершил маленькое чудо, купив нам места на корабле, - прямо заявила Жервеза.
Шарло пьяненько заулыбался.
- Никаких  местов я не... не покуп... ал. На военном кор-р-а-бле, нет места всяк-ким штатским.
- А как же тогда? - забеспокоилась мадам Генриетта.
- Он купил весь корабль, - ответил за Шарло капитан.
От воспоминаний господина мэра отвлёк секретарь, доложивший о прибытии мадам Генриетты и мадемуазель Жервезы. Две достойные дамы в последнее время воспылали идеей об организации здесь в Кэнэде, стране на другом материке, ставшей для них новой родиной, университета. Да не просто университета, а с приёмом в состав студентов девиц. Мэр только за голову хватался. Господи, не прошли даром сквозняки революции, понасеяло в женских головах всякого вздора. И ничем его теперь оттуда не выметешь.
- Пусть заходят, - обречённо сказал мэр.
- Александр...
- Граф...
Вот ведь горластый дуэт.
- Отчего снова возникают всяческие проволочки? - потребовала объяснений Анри.
- Почему к преподаванию математики не допускается мадам Лонье? И когда, наконец, будут выделены средства на постройку медицинской школы?
- О, мой бог, - граф Александр де Рокомье предпринял тщетную попытку спрятаться за газетой. - Где ты шляешься Шарло? Как же мне тебя сейчас не хватает. Вдвоём нам было бы куда проще обороняться от этих фурий. С Генриеттой я бы ещё как-то справился, но ты же исхитрился свалить на меня ещё и свою сестру, а сам трусливо дезертировал. Ох, скорее бы тебя, Жрвеза, замуж выдать. Пусть тогда с тобой твой лысый капитан мучается.
...Шарло в шлюпку не сел, объяснив это тем, что он должен помочь матросам спустить её на воду. Никто из беглецов тогда не подумал, что это очередная шуточка неугомонного пройдохи. А ведь могли бы и сообразить: ну какая с него помощь, если он на ногах едва держится? Гребцы сели на вёсла, и капитан приказал отчаливать. Только тогда граф понял - Шарло и не собирался покидать Франнию.
- Что ты делаешь? - в волнении вкричала Жервеза. - Что делаешь, дурень?
- Я возвращаюсь в Парри, - ответил ей Шарло.
- Зачем? Что это за безумная идея? - попытался вразумить друга граф. - Ещё не поздно... Капитан, прикажите править к берегу.
Но лысый чёрт оказался глух к этой просьбе. Они с шутом просто договорились заранее.
- Кто тебя ждёт там, кроме врагов? - Генриетта тоже попыталсь достучаться до сумасшедшего.
- Зато они самые верные, - донеслось с берега. - К тому же я так и не выкупил туфли к костюму Арлекино. Я найду вас. Я обязательно вас найду.
Шут запустил руку запазуху и извлёк оттуда толстого мотылька.
- А ты не такой уж и противный, малыш, - тихо сказал он, и, помохав рукой отплывающим друзьям, двинулся прочь. Дождаться, когда шлюпка с дорогими для него людьми, подойдёт к борту, оказалось выше его сил.
Его путь лежал в Парри.
Столица бурлила, никак не желая успокаиваться. После победы над проклятыми захватчиками - победы довольно странной, но от того не менее радостной - демократическая верхушка незамедлительно передралась между собой. Положение Жерома де Аттона, казавшееся ему незыблемым, на самом деле оказалось куда менее прочным. Откуда-то выплыли материалы, в которых, пусть и без твёрдых доказательств, утверждалось, что господин теперь уже премьер погряз во взятках и сношениях с врагами. Жером осознал свой промох. Да, Глашатай народа был убит своевременно, но его бумаги не были уничтожены. Да и когда бы несчастный де Аттон успел это провернуть. Хорошо ещё, что журналист не успел отыскать ничего конкретного. А одними слухами Жерома не столкнуть. Он - колосс. И вдруг...
Шарло не обманул своих друзей. Он действительно выкупил туфли, безмерно удивив башмачника, который считал заказчика давно покинувшим земную юдоль. После неугомонный шут преобразился в скромного буржуа и посетил маленькую квартирку в неприметном доме, где жил нарочито скромно, едва ли не убого, сам Бессребеник. Разговор эти двое имели не долгий, но, очевидно, содержательный. И после ухода этого нежданного посетителя на столе неглупого политика осталася лежать лист бумаги, исписанный почерком теперешнего премьера. Бессребеник потирал свои маленькие, сухонькие ладошки и улыбался. На следующий день в Национальном собрании был поднят вопрос о лишении премьера должности и назамедлительном его аресте. Основанием к тому послужил документ неопровержимо доказывающий, что гражданин Аттон был не просто осведомлён о заговоре с целью похищения золота из Королевского арсенала, но и сам принимал активное участие в этом преступлении.
Жером защищался остервенело. И в любое другое время, наверняка вышел бы сухим из воды. В любое другое, но не в момент революции. Суд над прворовавшимся политиком был скор. Приговор - очевиден. Гильотина.
На столь весёлое представление собрался весь Парри. Жерому позволили сказать последнее слово. Но он оказался не в состоянии выдавить из себя ни звука. Как загипнотизированный Аттон смотрел в одну точку. Что он видел в последние мгновения своей жизни. Море голов. Странно-радостные лица людей, которые ещё вчера боготворили его, а сегодня счастливы от того, что Спасителя отечества приволокли на казнь. Любовь толпы переменчива.
А ещё он видел маленького человечка в костюме Арлекино, выделывающего акробатические трюки и певшего забавные куплеты напротив эшафта. Люди слушали этого фигляра и радостно подпевали. В какой-то момент арлекин обернулся и провёл ладонью по своему лицу сверху вниз, будто снимая маску. И Жером его узнал. Проклятый шут сдержал своё слово, когда-то данное будущему министру. Аттон хотел закричать, но в этот момент палач потянул его за скрученные за спиной руки и швырнул на скамью.
О казни своего врага, граф Александр, уже ставший мэром, узнал из крепко припозднившихся, в силу большого растояния, разделяющего Кэнэду и Франнию, газет, что сейчас служили ему хлипким бастионом, кое-как спасающим от двух громкоголосых злодеек.
- Не пытайтесь спрятаться от нас, - лютовали дамы. - Сделайте что-нибудь. Почему Морская академия была образована в кратчайшие сроки, а с университетом постоянно возникают, какие-то задержки?
Граф обречённо вздохнул. Нет, от этих двоих просто так не отделаться. Нужен был весомый повод. Спасение ворвалось в кабинет мэра вместе с громким звуком пушечного выстрела. Артиллеристы так приветствовали каждое судно, входящее в порт.
- Дамы, дамы всё, аудиенция окончена. Я должен бежать.
Мэр всегда сам встречал корабли, приходящие с оставленной поневоле родины. Но в этот раз улизнуть ему не позволили.
- Не вздумайте сбежать.
Да, Генриетта была настроена решительно.
- Вопросы требуют немедленного решения. А газеты вам и сюда доставят.
Александр в очередной раз вздохнул и покорился.
Обсуждение проблем, тревожащих его жену и Жервезу, ставшую для Генриетты лучшей подругой, заняло не менее часа. Граф уже и не чаял, как избавиться от этой парочки, когда в дверь просунулась голова секретаря.
- Господин мэр... Тут... э-э-э... к вам посетитель.
- Я занят, - отрезал раздражённый Александр де Рокомье.
- Я ему так и объяснил, но этот невежа и слышать ничего не хочет. Кричит и угрожает мне своей чёрной шпагой.
- Шпагой?.. - Александр неверяще уставился на секретаря, а дамы, как по команде прикрыли губы пальчиками, боясь вдохнуть. - Чёрной?..
В приоткрытую дверь влетел жирный, мохнатый мотылёк, а следом за ним, отталкивая несчасного служащего, в кабинет шагнул...
- Шарло... прошептала Анри. - Ты?..

01.08.2018.