Кандидат наук гуманитарий Юлий Петухов обладал уникальной способностью: в пьяном виде бредил на всех романских языках, включая диалекты. И порою вступал в диалог то с Данте Алигьери, то с Лопе де Вего, то одновременно с Марселем Аленом и Пьером Сувестром – авторами, придумавшими Фантомаса. Как-то к Юлию явился Александр Дюма отец и спросил на ломаном русском языке:
- Откуда знаешь, куда девается изображение, когда напиваешься до изнеможения?
- Перемешается в лучшие измерения! – без запинки ответил Юлий.
- Неожиданная мысль! – похвалил его Дюма.
- Видите ли… - начал, было, по-французски Юлий.
- Ничего не вижу, - пожал плечами Дюма.
- А правду говорят, что вы – это не вы, а воскресший А. С. Пушкин?
- Чего-чего? – не понял Дюма.
- Ну, есть версия, что Пушкина вовсе даже и не застрелили на дуэли, а он сбежал во Францию, и там стал Александром Дюма отцом…
- И какой только чуши о себе не услышишь? – Дюма покрутил пальцем у виска, затем легонько постучал тростью по стенке, - А перегородки у вас хилые. Сразу видно, дом строили халтурщики!
- Однако не могли бы вы одолжить мне рублей пятьсот? – спросил Юлий.
- Трубы горят? – поинтересовался Дюма.
- В том-то и дело!
- Вот уж мне эта загадочная русская душа! - вздохнул Дюма, доставая бумажник. – У меня только старые франки…
- Сойдут и франки.
- Но разве можно столько пить?
- Нельзя, - согласился Юлий, покраснел от смущения, но деньги взял.
Помимо писателя Дюма к Юлию приходили и другие, не менее известные люди. Как-то в изголовье своей постели он обнаружил и вовсе диковинного гостя с венцом на голове и одетого в тогу и сандалии. Судя по высокомерию манер, сразу было видно, что это высокопоставленный римлянин.
- Вы случайно не император? – охнул Юлий, вскакивая с постели. Римлянин кивнул, и повелительным жестом разрешил ему оставаться в постели:
- Вы Юлий, я Октавиан, так что всё нормально…
Между тем, продуктивного диалога не вышло, и как гуманитарий не пытался одолжить у императора Октавиана Августа хотя бы пару сестерций, ничего не выходило: император ни в долг, ни так денег не давал.
«Скряга!» - подумал Юлий, и когда Август исчез из его поля зрения, в отчаянии махнул рукой, мол, и скатертью дорога!
До поры до времени жена Петухова Луиза боролась с пагубной привычкой мужа, насколько хватало сил. Поэтому, когда наступал критический момент
приглашала к нему врача-нарколога. Тот ставил капельницу, на следующий день ещё одну, постепенно возвращая Юлия в реальную жизнь. Но однажды после длительного запоя Юлий, вернувшись в комнату из уборной, сказал:
- Луиза, выйди в прихожую, там давно стоит некормленый Росинант, надо бы дать ему овса, однако я никак не могу найти ясли?..
Луиза в тот момент лежала на диване, и сквозь дрёму читала роман Шолохова «Тихий дон». В какой-то момент в её голове Тихий дон переключился с Дон-Кихотом. И когда Юлий повторил про ясли, – ничего не поняла - ведь их сын давно вырос? Её вообще всё это изрядно удивило, ведь Росинантом звали лошадь Дон-Кихота. Тогда причём тут Тихий дон?
Но когда Луиза увидала безумные глаза мужа, от страха лишилась дара речи, и даже какое-то время заикалась, но потом всё прошло.
- Ну-с, и кто же у нас Росинант? – спросил психиатр, когда Юлия доставили в больницу Скворцова-Степанова.
- Как это кто, как это кто?! – удивился Юлий, - Конь! В прихожей неделю стоит голодный, и никому до этого дела нет!
- С крыльями? – уточнил психиатр.
- Кто? – не понял Юлий.
- Ну, конь ваш, этот, как его?..
- Росинант? Естественно без крыльев! – усмехнулся Юлий, - Он ведь не Пегас?!
- А вы тогда кто? – поинтересовался доктор, - Диск жокей?
- Какой ещё в… ж… жокей? – выругался Юлий, затем, словно опомнился и, скромно опустил глаза, - Я… Тихий Дон-Кихот.
В первый раз Юлия довольно быстро выписали из больницы, но через пару месяцев он принялся за старое, причём, более усердно, чем раньше.
Что же касается пьяного бреда, то в его речах появились новые идеи и оттенки. К примеру, теперь Юлий стал представляться древнегреческим философом Диогеном, залезшим в пивную бочку.
- Ну, это, вообще уже ни в какие ворота?! – возмущался Дюма отец, то и дело возникавший в пространствах его комнаты.
- Что вам не нравится? – артачился Юлий, - Лучше бы пожалели своих мушкетёров. А то Д,Артаньяну ядром в голову, а Портоса вообще камнями?!
- Не ваше дело! – возмущался в свою очередь Дюма, - Вот станете классиком, тогда и придумывайте свои сюжеты.
Зато вместо пива в качестве стимулирующего средства Юлий принялся пользовать настойку боярышника. Когда и Луиза, и друзья, и даже Дюма отец и профессор Бехтерев напоминали ему о том, что польза от данного вещества сомнительна, а количество, им потребляемое, пагубно для здоровья, Юлий говорил:
- Ваше мнение для меня безразлично. Коль скоро препарат продаётся в аптеке, следовательно, имеет несомненную медицинскую пользу!
Когда ему пытались внушить, что ежедневное пьянство ведёт к деградации личности, отвечал:
- Высшее философское образование – это высшее образование вообще, то есть применительно к любой сфере человеческой деятельности, так что я грамотнее вас по определению, поэтому не мешайте заниматься диалектикой!
Луиза недоумевала:
- Господи! Ну, какое у тебя может быть философское образование?! Тоже ещё, понимаешь, Аристотель Онасис…
- Всё должно быть по гамбургскому счёту! – то и дело повторял Юлий.
- Фильм был такой, - вздыхала Луиза.
- Граф Монте-Кристо? – оживлялся Юлий, - А в чьей трактовке? Если в той, где в главной роли Жан Маре, то неплохо, а вот, где Жерар Депардье… то извините, лучше бы он оставался в своём Мухосаранске…
- Нет, другой фильм, - Луиза вздыхала очередной раз, - «Жизнь с идиотом»!
- Не прикасайтесь ко мне! - кричал философ. - Я сегодня в бочке. А потеря её целостности, сами понимаете, может быть чревата внутривидовыми греко-римскими осложнениями!
Затем начиналась совсем уж полная чушь: Юлий проводил бруском для заточки ножей, как по стиральной доске, по батарее парового отопления и гнусавым голосом объявлял:
- Выступает народный артист Юлий Петухов, тр-р-р-р, безродный космополит и наследственный славянофил. Прелюдия называется: «Лунное затмение в городе солнца!» Музыка нечеловеческая, слова ненормативные. Ла-ла-ла-ла…тр-р-р-р…фа диез минор!
Затем в его комнате долго солировал Челентано, причём, по-русски:
«Ты уехала на побережье, а я торчу один в душном городе. Но вдруг, что это: гудок паровоза, стрёкот аэроплана и я мчусь к тебе…» И уже по-итальянски: «Азурро! Бон помериджё троп азурро лунго пер ме…»
Затем в течение трёх суток, не переставая, пела Клавдия Шульженко:
«Ваша записка в несколько строчек…», - доводившая соседей до исступления.
- Баста! – кричал Челентано.
- Баста! – хором кричал весь двор.
И уж потом являлась мадемуазель Шокен Блю, похожая на змею, совершенно голая, с железными зубами и папироской во рту, которая, затушив окурок о потолок, пыталась укусить Юлия за ухо:
- Ну, иди ко мне, красавчик, я тебя поцелую.
- С ума сошла?! – возмущался Юлий, - Луиза же увидит!
- А мы втроём поцелуемся...
К 10-12 дню запой доходил до критической точки: Юлий в лице философа Диогена прекращал бредить, вероятно, из-за того, что у него начиналась неукротимая икота. И тогда Луиза снова приглашала знакомого врача-нарколога. Тот опять ставил капельницы, назначал какие-то снадобья, получал гонорар и уезжал. Иногда, если требовала ситуация, приезжал и на второй день, и даже на третий, и опять ставил капельницы.
Почему-то Луиза была уверена, чем больше Юлию поставят капельниц, тем дольше он потом не будет употреблять боярышник. Между тем в этом же были уверены и Ги де Мопассан, и даже Эмиль Золя.
Наконец запой прекращался. Однако каждый период трезвости продолжался едва ли более трёх месяцев. За это время Юлий умудрялся сняться в какой-нибудь популярной телевизионной передаче – на телевидении его знали и приглашали поговорить о театре. Иногда даже успевал сняться в кино, чаще, благодаря внешним данным, играл интеллигентов: адвокатов, врачей, каких-нибудь продвинутых коллекционеров. Но, получив гонорар, устремлялся в очередное пике. И вскоре уже пел, подражая Высоцкому:
- А тот, который во мне сидит, считает, что он – истребитель!
И брутальная мадам Шокен Блю, и Дюма отец, и даже бородатые Карл Маркс и Фридрих Энгельс, являвшиеся всегда неразделимым дуэтом, словно сиамские близнецы, умоляли Юлия прекратить пение. Но, куда там.
- Могу спеть из репертуара Ива Монтана, не желаете Монтана, сумею из Вадима Мулермана: "Хмурится не надо Лада, хмурится не надо Лада! Хмурится не надо Лада, не нада!"
И уже потом, в период интенсивного лечения капельницами всегда звонила мама философа актёра, врач-эпидемиолог на пенсии.
- Ну, что, как его состояние? Дюма отец больше не приходил? А Челентано?– спрашивала мама Луизу.
- Сегодня уже вполне удовлетворительное. Доктор сказал, что обязательно приедет и завтра. Однако сегодня Юлию уже лучше…
Со стороны могло показаться, что речь ведётся о тяжёлом больном, у которого вскоре начнётся ремиссия…
- Что значит лучше?! – негодовала бывший инфекционист-эпидемиолог, – Вы что, измеряли ему артериальное давление? Или, может быть, делали электрокардиограмму?
- А то и значит, что, по крайней мере, помалкивает, и не несёт всякий бред! И сейчас уже дремлет, а до этого несколько раз был в уборной… - оправдывалась Луиза.
- У Юлия понос?! Тогда надо срочно сдать анализ кала на дизэнтэрию!
- Мама, вы в своём уме? Я вот сейчас всё брошу и понесусь в лабораторию с его…! Да и вообще, он ходил только по малой нужде. Журчало там что-то…
- Так «вроде», или действительно, как вы изволили выразиться, «ходил по малой нужде»?
- Да перестаньте, вы, мама, в самом-то деле, всё преувеличивать и придираться к словам! – Луиза в этот момент уже чуть не плакала.
- Да… Юлия давно пора серьёзно лечить… - продолжала мама-доктор, - Я слышала, что в центре «Бехтерев», то ли в твёрдое нёбо, то ли в мягкое место, вставляют какую-то жемчужную спираль, которая окончательно отбивает все желания…
- Да у Юлия давно уж отбиты все эти желания! Ещё с позапрошлого месяца, когда последний раз побывал в вытрезвителе…
- Надо срочно вставить ему эту жемчужную спираль. Причём, не медля ни секунды!
- Ну, конечно… - отвечала Луиза, - Только разменяю последние десять тысяч зелёных рублей и вставлю. И жемчужную спираль ему в области пупка, и бриллиантовое ожерелье с диадемой в голову!
- У Юлия началось ожирение?! Я так и знала, ведь вы же совершенно не соблюдаете диету…
- Да не ожирение, а ожерелье, с этой, с комнатной антенной, чтобы сигналы из космоса принимать!
- Всё правильно, не сегодня-завтра начнётся магнитная буря…
- Ну конечно, роман есть такой: «Рождённые магнитною бурей»! - злорадствовала невестка, - Как раз про Юлия! А мне тогда только и остаётся, что пойти на панель! И увидеть уже, наконец, небо в алмазах! И упасть уже окончательно в ваших глазах на этой самой панели!
- На улице гололёд? Но мне показалось, что идёт дождь, а я собралась идти за растительным маслом в ПаттерсОн…
- О, господи…
В трубке какое-то время раздавалось сердитое сопение, затем шорох, потом треск, сопровождающийся непонятным металлическим лязганьем, и Луизе даже казалось, что свекровь перезаряжает старое охотничье ружьё, или приспосабливает к ружью оптический прицел. Но через пару минут всё начиналось снова:
- Имейте в виду: как только Юлий проснётся, ему необходимо срочно сдать кровь на австралийский антиген, потому что вокруг сплошной гепатит, птичий грипп и начинающаяся лихорадка Эбола! Да! Выходя на улицу, он должен обязательно надевать шарф и шапку, или, в крайнем случае, берет. И ещё: как только выйдет из запоя, пусть тотчас же садится за написание докторской диссертации!!!