Через два дня в дверь Лино постучались: слуга синьора Грацца принес письмо, в котором тот приглашал Лино на поздний ужин на свою Виллу. С того самого дня Лино с нетерпением ждал хоть какой-то весточки от своей любимой. Но приглашение от самого синьора Грацца застало его врасплох. Он взял с собой картину, что написал давно лично для синьора Грацца, еще учась у мэтра Паоло Венециано. Он знал, что нет лучшего подарка для своего благодетеля, чем картина – восхитительный закат, а на переднем плане Баптистерий Сан-Джовани со стороны Пьяцца дель Дуомо.
Его волнение не имело границ – он не знал, что еще уготовила ему судьба? Какие еще испытания лягут на его плечи? Выслушает ли его Виолетта, и поймет ли? Но одно он знал точно – его решение не изменит ничто и никто, он слишком сильно любит свою Виолетту!
– Добро пожаловать, синьор Лино! – услышал он голос синьора Грацца, войдя в ту самую залу, где в последнюю ночь перед отбытием Лино так усердно трудился, чтобы вместо стилета в руке любимой Виолетты оказались два цветка Герберы.
– Благодарю вас, синьор Грацца! Для меня большая честь быть вашим гостем, хотя... мне не удалось оправдать вашу щедрость, – добавил он тихим голосом.
– Синьор Лино! Мы обо всем поговорим! А пока проходите! Роберто, помоги гостю!
Слуга вежливо взял его за локоть и усадил за стол.
Шурша платьем, в залу спустилась синьорина Виолетта. Сердце Лино стучало так громко, что казалось его слышат все, по рукам прошлась мелкая дрожь. Он слегка приподнял голову, и сощурившись, пытался найти невидящими глазами ЕЕ, свою бесценную возлюбленную!
Отсутствие зрения многократно усилило его, и без того прекрасный слух – она шла к нему!
– Добрый вечер, синьор Лино! – ее голос звучал спокойно, но Лино четко услышал вибрацию взволнованности. Значит, она не вычеркнула его из памяти, подумал он. – Приятно видеть вас вновь!
Затаив дыхание он поклонился и почувствовал ее теплую руку в своей… Его сердце остановилось, когда он приложился к ее руке в вежливом поцелуе.
– Был бы счаслив лицезреть вас, синьорина Виолетта… Однако и слышать ваш голос уже большое счастье! – он почувствовал, как она нежно сжала его руку.
Ужин проходил в праздном разговоре. Лино почти не прикоснулся к еде, боясь попасть впросак и опрокинуть что-то на себя. Он лишь время от времени пригублял вино, поскольку мог различать контур массивного бокала. После ужина все члены семьи Грацца и Лино уселись в Лоджии.
– Синьор Грацца! Я надеюсь, эта картина написанная специально для вас в знак моей искренней признательности, не разочарует вас… К сожалению, большего я не успел.
Картина молодого художника удостоилась высшей похвалы. Все знали, что синьор Грацца никогда не лицемерит и всегда говорит правду, поэтому восторг хозяина дома воодушевил Лино.
– Последние несколько дней доставили мне истинное наслаждение в приобщении к прекрасному. Да и праздник в школе искусств удался, не так ли? – продолжил воодушевленный разговор отец семейства. – Но ты, юная синьорина, заставила нас поволноваться! – обратился он к дочери. – Слава Богу, доктора ссылаются на переутомление. Тебе нужно больше отдыхать, дитя мое!
ОНА была так рядом… Лино вдыхал ЕЕ дурманящий аромат… Край ЕЕ платья, как бы невзначай касался его руки… Его Душа кричала от невозможности обнять ЕЕ, поцеловать и прижать к Сердцу...Он боялся, что может не сдержаться и, чтобы прекратить эту пытку сказал:
– Синьор Грацца! Вы в праве задать мне все интересующие вас вопросы… Я готов вам рассказать все...
– Синьор Лино! – в голосе главы семейства послышались нотки участия. – Я надеюсь, наша обеспокоенность вами не выглядит, как праздное любопытство… что с вами случилось?
Лино глубоко вздохнул, слегка улыбнулся и стал рассказывать…
– Благодаря вашему участию, синьор Грацца, моя жизнь изменилась так, как я и не мечтал. Все шло прекрасно, я учился у мэтра Венециано с таким воодушевлением! Мне жалко было тратить время на сон! Меня поглотила неуемная сила творчества, я был самым счастливым человеком на земле. Сам мэтр Венециано прочил мне большое будущее. Я мечтал о том дне, когда набравшись мастерства и умения, я вернусь во Флоренцию и предстану перед вашей семьей с гордо поднятой головой. Я мечтал, что однажды, став известным художником, я смогу отблагодарить вас за вашу щедрость, пополнив список всех тех, кого коснулась ваша добродетель!
-Но как слаб и не защищен человек перед испытаниями судьбы… – наступила тишина. – Все складывалось как нельзя лучше, пока Венеция, пытаясь вернуть себе земли Далмации и Эгейские острова, не начала войну с Османами. Султан Баязид Второй захватил порт Лепанто. Он слыл большим другом дервишей и имел большое пристрастие к блеску и роскоши. Увидеть великолепие Венеции и остаться равнодушным к ее изысканной красоте было не по силам даже самому Турецкому Султану.
Однажды, узнав о школе мэтра Венециано, Султан посетил ее. Он долго рассматривал картины учеников мэтра. Тогда я заканчивал свой очередной заказ – портрет некой синьорины Миреллы. Он долго разглядывал портрет и выразил желание, чтобы я написал портрет его любимой дочери Софийе Фатьмы – Султан. Его предложение застало меня врасплох: почему он обошел вниманием мастерство самого мэтра Венециано? Мне стало неловко, но мэтр, наоборот, стал говорить обо мне, как о самом талантливом ученике.
Султан внимательно выслушал мэтра и заявил – “ Завтра утром будьте готовы, я пошлю за вами! Если мне понравится ваша работа, вы будете щедро вознаграждены!” Мэтр Венециано, казалось, радовался больше моего: если все пойдет хорошо, то для меня откроются не просто двери в большое будущее, а врата; может, увидев прекрасную работу, Султан закажет личный портрет, и тогда слава и богатство мне обеспечены… Так говорил мэтр, но меня, вместо ликования, обуревало предчувствие беды… и оно меня не подвело.
Лино перевел дух, как бы готовясь к кульминации своего повествования.
Виолетта слушала рассказ своего любимого и, чтобы как-то унять дрожь в руках, нервно теребила шелковый платок. Ей хотелось прийти на помощь Лино, но как? Как-будто услышав ее мысли, синьор Грацца произнес:
– Синьор Лино! Вы не хотели бы … видно, что вам нелегко даются те воспоминания…
– Нет уж, синьор Грацца! Коль скоро случилось то, что случилось, мне бы хотелось завершить свой рассказ… если я не утомил вас…
- Продолжайте, мой мальчик! Продолжайте…
– Я начал писать портрет молодой Султанши. Сеансы, по приказу самого Султана, проходили под бдительный оком надзирательницы гарема и пары евнухов. Накануне мне предъявили правила: не разговаривать, не встречаться взглядом с Султаншей, смотреть только по необходимости, не поднимая головы. Но самым главным условием было непременное возвращение всех набросков. Понятно, что условия для работы были угнетающими, но портрет Султанши вызвал восторг Султана Баязида. Особенно по душе ему пришлись волосы Султанши цвета зрелой пшеницы. В тот день Султан щедро одарил меня золотом.
Наивный! Я возвращался в свою комнату с чувством облегчения, в надежде поскорее вернуться к мэтру Венециано. Но не тут то было… Не успел я открыть дверь в свою комнату, как двое янычар схватили меня под руки и повели во дворец Султана. Я был уверен – это конец, хотя не понимал в чем моя вина. Меня приволокли в большую залу. Они грубо налегли на мои плечи, опуская на колени. Передо мной на широкой тахте-троне сидел хмурый Султан с рулоном холста в руке. Он медленно развернул холст, и угрожающе зарычал – “ Как ты посмел, нечестивец?”
Лино замолчал. Молчали и все, кто слушал его повествование. Он жадными глотками выпил воды и продолжил:
– Это была моя любимая картина, которую я написал по прибытии в Венецию. Я вложил все тепло своего сердца… все свое умение видения красоты… Всю свою Душу…
– Что-же было изображено на той картине..? – робко, но с волнением в голосе спросила синьорина Виолетта.
– На ней была изображена божественной красоты девушка: она стояла в первозданной наготе, крупные локоны ее дивных волос золотым каскадом прикрывали ее девичью грудь, а луна своим серебряным покрывалом, казалось, пыталась защитить ее непорочность от недостойных глаз. В руке она держала два цветка.., – он почти перешел на шопот, пока синьорина Виолетта перестала дышать. – В руке она держала два цветка. “Совершенство Чистоты” – таково было название картины.
По телу Виолетты морской волной прошелся жар, щеки ее зарделись, а по спине теплой струйкой “побежали” капельки влаги… Как ей было не узнать ту ночь??? Ту ночь, перед отъездом Лино, когда она была готова доказать ему свою Любовь… А он, только стоял и любовался ею, решившись лишь на первый, сладострастный поцелуй. Своим отказом он еще больше возвысился в глазах Виолетты... Он не поддался сиюминутной слабости, он решил всей своей жизнью стать достойным этого Подарка.
– И все же мне не понятна причина негодования турка, – своим вопросом синьор Грацца прервал нить воспоминаний Виолетты. – Я знаю, как ислам относится к изображениям, может его возмутила нагота девушки?
– Поверьте, в моей голове смешалось все. С невероятной быстротой один повод для негодования Султана сменялся другим, я не знал о чем думать. Пока я пребывал в растерянности, Султан спросил снова – “ Что за дерзость такая? Ты забыл о нашем уговоре и, мало того, что не вернул все рисунки, но еще и осмелился написать мою дочь без… Твоя казнь будет такой жестокой, что ты сам будешь молить о смерти!”
Только тут я понял, в чем причина гнева Султана. Я сказал – "О, Великий Султан! Я клянусь, на картине не ваша дочь, как я мог совершить такое? Эта девушка та, которую я люблю больше жизни, она моя первая и последняя Любовь! Вы ведь не видите лица, не так ли? Ее, как и вашу дочь, Бог одарил волосами цвета золота! Я прибыл в Венецию, чтобы, став великим художником, быть достойным ее Любви!” Султан задумался и спросил – “ И что же? Она позировала тебе обнаженной?” “Нет, мой Султан! Я и пальцем не притрагивался к ней! Я писал ее полагаясь только на собственное воображение и память!”
Султан Баязид долго молчал, затем встал, подошел ко мне и озвучил свое решение – “ Я сменю свой гнев на милость. Если у тебя такое воображение, что ты по памяти мог так мастерски написать образ своей возлюбленной, это означает, что тебе по силам написать и мою дочь, когда-нибудь, по памяти…” Я попытался возразить, но он резко вскинул руку и сказал то, после чего мне самому захотелось умереть
–“Я не убью тебя, художник! Я бы с радостью выколал тебе глаза, но это будет не справедливо. Тебя ослепят чесночным соком..., ты будешь видеть, но лишь слегка. О живописи тебе придется забыть. А жаль, ты мог бы стать великим художником”. Он дал мне два дня, чтобы в последний раз насладиться светом своих глаз, как он сам сказал.
В Лоджии воцарилась гробовая тишина. Из глаз синьорины Виолетты капали слезы, она с трудом сдерживала себя, чтобы не кинуться на шею своего возлюбленного. Лино сидел, понурив голову.
– Что за жестокость?! Возмутительное зверство! Жестокосердный варвар! – возмущению синьора Грацца не было предела. – Убить талант – это равносильно убийству! Будь проклят тот день, когда я принял за вас решение, мой мальчик! Воистину, добро и зло ходят по земле рука об руку!
– Вам не в чем себя корить, синьор Грацца! Я искренне вам благодарен!
– Как вы это пережили, мой мальчик? Трудно представить, как можно справиться с таким несчастьем!
– Меня выкинули на улицу сразу после “милости Султана”. С двумя кожанными кошелями, туго набитыми султанским золотом, я слонялся по городу, как слепая, бездомная собака. Я не мог даже плакать, мои глаза горели так, будто в них залили свинец. Я не знаю как долго я бродил по городу, был ли день или уже ночь. Но вдруг я почувствовал чью-то теплую, мягкую руку, которая взяла меня за локоть и со словами “Доверьтесь мне, молодой человек…” привела в какое-то помещение. Люди там говорили на незнакомом мне языке. Меня умыли, накормили и уложили на мягкую постель, напоив каким-то отваром. Боль утихла, и я сразу провалился в сон.
– Кто были эти люди? – не выдержав, спросил синьор Грацца. – Надеюсь, не охотники за золотом?
– Этих людей послало мне само Провидение. Это был настоятель Армянской Церкви Сурб Хач (Святой Крест) Отец Арег Аракел.
– Я прекрасно знаю его! – неожиданно воскликнул синьор Грацца. – Это очень милосердный человек, он помогает многим. Не удивительно, что он и вам помог!
– Да, вы абсолютно правы! Через одного армянского купца, что торговал с Китаем, Отец Арег Аракел пригласил старца, целителя из той страны. Благодаря его лечению через год я стал видеть очертания предметов. Хоть Султан и обещал, что я буду плохо, но видеть, однако исполнитель наказания, видимо, старался от всей души, угождая своему правителю...я полностью ослеп…
– Слава Богу, мой мальчик, что вам повстречался Настоятель!
– Отец! Откуда вы знаете его? – спросил старший сын, Альберто.
– Я познакомился с ним еще юношей, когда делал робкие шаги в торговле. – Он глубоко вздохнул и улыбнулся. – Я отдал свои небольшие деньги за товар, и у меня не было ни гроша, чтобы купить себе что-нибудь поесть. До отплытия корабля оставалось еще три дня, а у меня во рту вот уже два дня не было и маковой росинки. Я шел по улице под названием Армянский Переулок, а мне навстречу шел молодой человек в церковной одежде. Поравнявшись с ним, я сказал, что ищу любую работу, просто за миску похлебки. Он ничего не сказал, а лишь взял меня за руку и повел за собой. – Глаза Синьора Грацца увлажнились, и он смахнул слезу.
– Никогда не забуду тот день…Отец Арег Аракел привел меня в келью, молча налил мне миску супа, отрезал большой кусок хлеба, а рядом положил кисть красного винограда с сыром… За всю свою жизнь я не ел ничего вкуснее!!! Насытившись, я спросил, какую работу я должен исполнить? Он улыбнулся, погладил меня по голове и ласково сказал. – “ Сын мой! Твоя работа заключается в том, чтобы помнить!” “Помнить что?” “Помнить о том, что сегодня Господь накормил тебя, однако многим придется лечь спать голодными! Помни об этом, когда разбогатеешь! Это и есть твоя работа!”
– Так вот, значит, откуда берет начало твоя благотворительность! – воскликнул Альберто.
За все время беседы синьорина Виолетта не промолвила и слова. Ей хотелось, чтобы этот вечер поскорее завершился! Она хотела встретиться со своим любимым с глазу на глаз! От трагического рассказа Лино ее сердце обливалось кровью, ей хотелось лишь прижаться к нему покрепче и… замереть.
– Я обязан Отцу Арегу Аракелу не только уроком милосердия на всю жизнь, но и своим благосостоянием. Он познакомил меня с армянскими купцами, которые терпеливо учили меня премудростям купеческого дела. Кстати, а вам известно, что два вице-короля Равенны Нерсес и Исаак были армяне. Нерсес, еще за 80 лет до Исаака к столетию основания Венеции построил две церкви на площади, св. Теодороса и св. Джеминеано. (вице-король Нерсес именно тогда построил ставшую впоследствии самой известной площадью в мире – площадь Св. Марка. Прим автора)
Пока отец семейства, уйдя в воспоминания ранней юности, на миг отвлекся от своего гостя, синьорина Виолетта тихо шепнула Лино:
– Завтра…в полночь…Франческа проводит тебя.., – она знала, утром отец с братьями уезжают в Сиену на ярмарку вина.
– Простите, синьор Лино! Я кажется, увлекся. Хотелось бы услышать до конца ваш рассказ.
– Ну, что вы, синьор Грацца! Одним словом,через год после врачевания китайца мое зрение улучшилось настолько, что теперь я не боюсь столкнуться с кем либо на улице. Правда, лишь днем… Я отдал все золото султана на лечение. Святой Отец не хотел отпускать меня, но мне очень хотелось вернуться во Флоренцию.
– И это понятно, мой мальчик! Ведь здесь живет ваша возлюбленная, не так ли? – произнес участливо синьор Грацца.
– Не только это. Когда на живописи пришлось поставить крест, то единственное, чему я мог себя посвятить, осталась музыка. Отсутствие зрения многократно усилило мое осязание, ощущение прикосновений. И тут мне, как ни кстати, пригодилось умение играть на разных струнных инструментах. Я играл у Святого Отца в церкви и на улицах Венеции. А когда узнал, что во Флоренции открылась школа для одаренных детей, то отправил письмо и получил приглашение. Мой дальнейший путь был предрешен. Вот, я и здесь… Пожалуй все…
– Да.., – задумчиво произнес синьор Грацца. – Как долго вы во Флоренции? Почему не дали о себе знать?
– Я не мог, синьор Грацца…у меня были уважительные причины… Я должен был завершить то, что очень важно для меня.
– Но мы могли бы прийти к вам на помощь!
– Вот видите? Это – одна из причин. Я принял правила игры, что предъявила мне судьба!
– А как же ваша возлюбленная? Вы не сказали о ней ничего!
– Я пока не имел счастья поговорить с ней, но уверен, что со дня нашей последней встречи она стала еще краше.
– Скажите, синьор Лино, – вмешался молодой Грацца, – султан вернул вам картину с вашей возлюбленной?
- Нет. Мне ничего не известно о судьбе картины.
Лино ждал Виолетту в беседке из плюща, и возбужденно, мелкими шагами ходил из стороны в сторону. Его колени подрагивали, а стук сердца отдавался в ушах, он с нетерпением ждал звука приближающихся шагов. Он знал каждое слово, что должен был сказать Ей, смыслу своей жизни: он не сдержал обещание стать достойным ее; он не сумел защитить их Любовь; он должен уйти навсегда... Злой рок использовал его Любовь и Талант, поставив Вечное клеймо, обрекая на беспросветное бытие в тот самый миг, когда чесночный сок с шипением выжигал ему глаза...
Он помнил каждую малейшую деталь их последнего свидания –. ощущения, запахи, прикосновения и звуки. По кусочкам восстанавливая очередность той волшебной ночи, Лино, своими невидящими глазами стал видеть все: и узкую тропинку, ведующую к беседке; и фигурку Виолетты, закутанную в бархатный фиолетовый плащ; и нежный летний ветерок, от которого “кружева” плюща трепетали словно сонм маленьких бабочек. Но ярче всего в его памяти запечатлелся миг, когда его дыхание затерялось в лабиринтах его сознания и, казалось, остановилось – Она предстала перед ним, как Богиня Непорочности, Величия и Красоты… Когда даже Луна, единственный свидетель, лишь сбросив все свое серебро на плечи той Богини, пыталась самой стать хоть как-то сопричастной этому волшебству.
Шорох, идущих по гравиевой тропинке шагов, вывел Лино из трепетных воспоминаний – он вздрогнул. Как же сильно ему хотелось побежать ей навстречу! Взять ее на руки и кружить, кружить, кружить..! Но вместо этого ему оставалось лишь протянуть дрожащими руками два цветка Герберы и невидящими глазами попытаться увидеть хоть что-то…
– Лино! Мой милый! Ты жив! – Виолетта кинулась ему на шею.
Они стояли обнявшись, и боялись дышать.
– Я люблю тебя! До безумия люблю! – шептал Лино, вдыхая аромат ее волос. – О, Боже! Как же я хочу увидеть тебя хотя бы на миг!
Они не могли насытиться, целуя и обнимая друг друга.
– Что они сделали с твоими прекрасными глазами? Изверги! – возмущалась Виолетта, покрывая поцелуями его невидящие глаза.
Когда немного улеглось возбуждение от долгожданной встречи, они сели в беседке, Лино прерывисто вздохнул:
– Жизнь моя! Я принял решение в тот день, когда...
– Умоляю, не сейчас! – прервала его Виолетта, приложив нежные пальцы к его губам.
– Я не хочу слышать ни слова о твоем решении. Давай просто поговорим… ни о чем. Скажи! Если бы я не пришла в Школу Искусств, то так и не узнала бы о тебе?
– Любовь моя! Я непременно дал бы о себе знать, но есть что-то очень важное, что мне нужно завершить.
– Я помню, в разговоре с отцом ты упомянул о важности чего-то. Расскажи мне...
– Виолетта! Я уезжаю через два дня… Это знак Небес, что твой отец с братьями в отъезде…
Виолетта не верила своим ушам! Как после такой долгой разлуки он может вновь расстаться с ней?
– Выслушай меня, пожалуйста! – тихо понурив голову, сказал Лино. – То, что так важно для меня, и есть единственное, что свяжет нас навеки. Оно и есть доказательство моей безграничной любви к тебе. Мы мечтали о будущем, поверь, для этого я старался изо всех сил. Но теперь…
– Я умру без тебя, Лино! – в ее шепоте послышался стон.
– Моя Виолетта! У меня к тебе большая просьба. Последняя...Она может показаться странной, но умоляю тебя, доверься мне…
Из глаз Виолетты капали слезы, она слышала, как в ее душе раздавался “грохот” рухнувших надежд. Она вдруг почувствовала в тихом голосе Лино решительность – он уедет навсегда! Их союз невозможен!!! Душа ее кричала и металась от отчаяния и боли!
– Я все сделаю, проси!
– Помнишь, нашу последнюю встречу, здесь, той лунной ночью? Ты предложила мне бесценный подарок... – Ее плечи подрагивали от бесшумного рыдания. – Я бы мечтал повторить ту ночь… Но теперь тебе придется видеть за нас двоих… Завтра в полночь я буду здесь. Подумай, не спеши! Это будет самым большим подарком для меня на всю оставшуюся жизнь!
Он встал, взял в свои ладони прелестное лицо своей возлюбленной и нежно приложился губами к ее челу.
Виолетта смотрела вслед уходящему Лино, который мелкими шагами, стуча по гравию длинной палкой, как бы “наощуп” шел к воротам Виллы Грацца. Как-только его фигура исчезла из поля видимости, она разразилась горькими рыданиями: она “хоронила” свою Любовь, свои Мечты о Счастье. Она почувствовала страшное опустошение: жуткий Страх, подобно дикому хищнику, подкрадывался к ее Сердцу, постепенно занимая место Любви..
Когда на следующий день в полночь Виолетта, завернувшись в фиолетовый бархатный плащ, спешащей походкой подошла к беседке, Лино уже был там. Он опять протянул ей два цветка Герберы:
– Спасибо, что ты пришла, моя любовь!
– Я не могла не прийти.., – она медленно скинула с плеч свой фиолетовый плащ, вынула костяной гребень из своих роскошных волос и, так же, как и тогда, ее волосы рассыпались золотым каскадом, еще больше подчеркивая ее волшебную наготу.
– В прошлый раз ты отказался воссоединиться со мной… так сделай меня своей сегодня…
– Ты и так моя навеки!– нежно обхватив ее за плечи, он прижал Виолетту к груди. Затем, Лино поднял упавший к ее ногам плащ и положил на скамейку беседки. – Это не то, о чем ты подумала. На том щедром Подарке уже стоит Печать Запрета… Навсегда! А этот шелковый ковер я заказал самому известному персидскому мастеру для тебя, моя Любовь!
На мягкой траве расстелился ковер тончайшей работы: на бирюзовом фоне красовались два, сплетенных в стебельках, цветка Герберы цвета Аметиста. У Виолетты оборвалось сердце – эти два цветка смотрели на нее прекрасными голубыми глазами Лино!!!
– Мне повезло, моя любовь! Видимо, кто-то там, наверху, предопределяет нашу судьбу. Этот ковер был соткан по моему эскизу, когда я еще мог рисовать! Мне хотелось смотреть на тебя вечно!
Виолетта, лежала на ковре с закрытыми глазами, не чувствуя своей наготы. Лино, взяв в свои ладони ее роскошные волосы, уткнулся в них, наслаждаясь их ароматом.
– Они пахнут солнцем! – прошептал он.
Его тонкие пальцы медленно, словно весенний бриз, едва коснулись ее. Вначале, они нежно ощупывали лицо и плечи девушки, затем спустились к девичьей груди, слегка коснувшись ее бледных сосков. Затем, его руки обхватили талию, и он положил свою голову на ее “фарфоровый” живот. Когда Два цветка Герберы плавно легли на лоно девушки, на Алтарь Вожделений, Виолетта слегка вздрогнула – вот она, Печать Запрета!
От его нежных прикосновений по всему телу юной девушки, волной, прошлась легкая дрожь. На миг оба замерли, и со стороны могло казаться, будто они уснули. Она поняла: лишенный зрения, он пытался увидеть ее пальцами. И не только увидеть, но и запомнить. Он продолжал ласкать ее, покрывая лицо и тело нежными поцелуями. Лино будто наполнялся, насыщался Ею на всю оставшуюся жизнь. Виолетта не могла пошевелиться, она никогда не испытывала такой томной неги, непорочной истомы, до краев неполненной Мужским Обожанием.
Ее Душа и Тело полностью было отданы Ему. Да! Хоть Лино и не воспользовался ее невинностью, но он сотворил из нее ЖЕНЩИНУ!!!
Ну а Луна… смущенная невольной причастностью от увиденной Красоты, широко раскрыв глаза, изумленно глядела вниз, на Апофеоз Любви, на Единение Душ, совершенно забыв о звездах, приливах и отливах! Она укрыла прекрасные юные тела двух влюбленных “серебряным шатром”, слегка “подула” на них теплым летним ветерком, “сплела” звездный обруч над их головами и… тоже прослезилась…
Они так и уснули, обвившись телами, как те два цветка Герберы на ковре. Лино проснулся от веселого щебетания птиц. Уже утро, надо спешить, подумал он, осторожно высвобождаясь из объятий своей возлюбленной. Укрыв краями ковра божественное тело Виолетты, он встал на колени и коснулся губами ее лба.
– Прошай, любимая! Ты дала мне больше, чем я заслуживаю! Теперь я знаю, как завершить то, что достойно тебя!
Когда Виолетта открыла свои глаза, Лино рядом не было...не было и ее бархатного фиолетогого плаща…
С тех самых пор, день за днем, любимая дочь синьора Грацца стала чахнуть. Когда-то наполненный счастьем дом Грацца, где источником радости была восхитительная синьорина Виолетта, потускнел. Словно потухший очаг, дом Грацца опустел. Несчастный отец от бессилия и отчаяния метался, как тигр в клетке, не зная что делать? Где искать спасение? Как пережить смерть ребенка, смерть горячо любимой дочери? Приглашенные со всей Европы врачи, разводили руками, не понимая причину болезни молодой девушки.
Слова старика-копта, Авада Муссы, приглашенного по совету падре Лоренцо к одру умирающей девушки, еще больше обескуражили несчастного отца: его дочь сразила самая тяжелая болезнь человечества – Любовь без Надежды! И почему старик-копт сказал, что имя ему – Крик Горя!!!
– Синьор Грацца! Синьорина Виолетта просит вас к себе…
– Бегу, Франческа!
Отец сидел у изголовья умираюшей дочери и нежно гладил ее руку. Виолетта с трудом открыла свои глаза и улыбнулась:
– Отец! Ты помнишь наш разговор о том, что, если в моей жизни случится Любовь, то ты об этом узнаешь первым? – она прерывисто дышала, с трудом подбирая нужные слова. – Отец кивнул. – Я расскажу тебе все, но обещай, что ты никогда не навредишь ему… Судьба и так была слишком жестока…
Она рассказала отцу все об их Любви: об их беседах; о знатном происхождении Лино и о судьбе его родителей; о двух цветках Герберы; о том, как перед отъездом Лино в Венецию, она сама предложила себя ему, а он просто поцеловал ее; о том, как Лино обещал стать достойным ее Любви; об их последней встрече; о решении Лино уйти навсегда…
Рассказ дочери расстрогал отца до слез:
– Почему ты не рассказала мне обо всем раньше, дитя? Я найду его, я благословлю ваш брак, только не покидай меня, мое сокровище!
– Это не мое решение, отец! Он слишком благороден, чтобы изменить его… за это я его и полюбила…
– Лино!!! – неожиданно воскликнул синьор Грацца. – А ведь значение его имени – это Крик Горя, как сказал старик-копт!
– Вся наша Любовь – это Крик Горя, отец! – она рухнула на подушки и впала в забытие. Исповедь Виолетты, казалось забрала последние силы девушки.
В ту ночь несчастный отец так и уснул у постели любимой дочери...
Ранним утром, когда только пробуждались птицы… Когда длинные тени ночи стали беспокойно таять, не зная, где укрыться от нашествия Светила...Когда первые лучи солнца, разбиваясь на золотистые блики, нежными “поцелуями” робко касались макушки колокольни Джотто… Когда Собор Санта-Мария-дель-Фьоре, вспыхнув под лучами Солнца, предстал во всем своем грандиозном великолепии… Откуда-то стали доноситься восхитительные звуки мелодии. Вначале мелодия слышалась издалека. Постепенно приближаясь, незнакомые доселе звуки мелодии, звучали все более отчетливее и прекраснее.
В то раннее утро жители Флоренции начали пробуждаться не от шума торговцев и ремесленников, не от зазывания цветочниц и снующих горожан. Впервые они проснулись от волшебного звука неизвестного инструмента и завораживающей музыки… музыки, что заставила всех прислушиваться к ней. Она, казалось, вплывала во все окна и двери, “улыбаясь” волшебным благозвучием. Вначале она вызывала у людей удивление, затем интерес, а в конце – восторг и умиление.
Торговцы, оставив свои прилавки, цветочницы, прижав к себе ведерки с цветами, словно завороженные, шли на эти волшебные звуки музыки. Ребятня перестала шуметь, в их детские сердца проникала вся прелесть незнакомого звучания. Медленно со всех сторон жители Флоренции, чьих ушей коснулись звуки неведомого доселе инструмента, с лучезарными улыбками на лицах устремлялись к часовне Джотто.
Застыв от изумительного звучания странного инструмента, они боялись пошевелиться. Людской поток все увеличивался и увеличивался. Музыка сочилась отовсюду, словно кристальная влага источника из щелей скалы. Таинственный инструмент издавал то медовые, томные звуки мужского тембра, то искрился детским смехом, плавно переходя в янтарный тембр женского голоса. Инструмент то пел о страстной Любви, то горько плакал.
Синьор Грацца проснулся от топота бегущих людей. Он вышел в Лоджию, и увидев садовника у ворот Виллы, спросил:
– Что случилось, Джакомо? Куда бегут эти люди?
– Они бегут к колокольне Джотто! Говорят, там слепой играет на каком-то инструменте прекрасную музыку!
– Отец! – младший Грацца ворвался в Лоджию. – Лино вот уже несколько часов, стоя у колокольни Джотто играет на странном инструменте восхитительную музыку!
– На каком инструменте?
– Он похож на понтийскую лиру, опять же со струнами и смычком, однако по форме изящнее и звучит дивно! Играя на нем, он почему-то держит его не вниз, как принято, а кладет на плечо!
Синьор Грацца побежал в комнату дочери:
– Дитя мое! Открой глаза! Лино здесь! – шептал он синьорине Виолетте.
Она с трудом открыла свои прекрасные фиалковые глаза:
– О чем ты, отец? – прошептала она.
– У колокольни Джотто собралась большая толпа. Лино играет восхитительную музыку на каком-то неизвестном инструменте.
Пока обессиленная Виолетта пыталась понять, о чем говорит ее отец, слуга сообщил о приходе падре Лоренцо.
– Синьор Грацца! – впопыхах, ворвавшись в залу, воскликнул падре Лоренцо. – Помните того старика-копта, Авада Муссу? Сегодня утром он пришел ко мне и сказал, что синьорина Виолетта выздоровеет!
– Вы серьезно?! Он так и сказал?! – глаза несчастного отца наполнились слезами.
– Да! Правда, я снова не понял и слова из того, о чем он говорил: “Ее излечит Крик Горя, в жилах которого течет кровь правителя”.
– Я понял!!! – воскликнул синьор Грацца. – Я понял, что он имел ввиду! – затем он резко поднял ладонь вверх, прислушался и тихо спросил,– Вы слышите, падре Лоренцо? Вы слышите?
Издалека послышались звуки мелодии. Чем больше они прислушивались к звукам, тем четче слышалась мелодия. Затем на миг мелодия умолкла. Когда синьор Грацца с падре Лоренцо вышли в Лоджию, им предстала следующая картина: Авад Мусса слегка поддерживал какого-то молодого человека за локоть и шел рядом. Молодой человек, укутавшись в бархатный фиолетовый плащ направлялся к Вилле, а за ними, молча,шла многочисленная толпа людей. Они подошли к вилле и остановились.
– Мы пришли, сынок! – услышал голос старика-копта синьор Грацца.
Лино, взял в руки невероятно красивой формы инструмент, положил его на плечо, вскинул смычок и… стал играть...
Ничего подобного ни синьору Грацца, ни падре Лоренцо никогда не доводилось слышать – это было БОЖЕСТВЕННО!!! Казалось, звуки того дивного инструмента сходили с Небес! Небольшой инструмент, имеющий всего четыре струны, издавал волшебные звуки. А мелодия… Восхитительная музыка наполнила всю округу своей красотой – это был рассказ…
Рассказ о двух Влюбленных, о несбыточной Любви, о неизведанной Страсти, о неумолимости Судьбы, что задалась целью победить Любовь, а сейчас...сама же оплакивала свою Жестокость и пожалела о своем Решении. На алтаре Судьбы лежала самая большая, неподъемная Жертва – ЛЮБОВЬ!!!
Пока все в оцепенении слушали прелестную музыку, на плечо синьора Грацца легла мягкая ладонь. Он вздрогнул от неожиданности – рядом стояла его дочь! Его Виолетта! Все еще бледная и слабая...Она с трудом подошла к перилам Лоджии. Авад Мусса что-то шепнул на ухо Лино… тот посмотрел вверх, невидящими глазами, улыбнулся, поклонился и…
Лино играл только для Нее, для Единственной… К сердцу Виолетты, словно ласкающие руки Лино, потянулись звуки Божественной музыки. Он играл и играл не переставая. Лино отдавал ей все: непрожитую Жизнь, неизведанную Страсть, Здоровье и Молодость, жизненную Силу Души и биение своего Сердца, Мечты и Надежды… Обессиленная Виолетта с трудом стояла на ногах. Она, вместе с ним проживала историю их Любви…
Уже темнело, но никто не уходил.
Луна, проснувшаяся для “ночного бдения”, возмутилась от “изуверства Судьбы”: она вспыхнула всеми Звездами и направила их свет на головы влюбленных! Люди заворожено слушали этот КРИК ГОРЯ и плакали. Вместе с людьми, заплакала и Луна… Четыре серебрянные слезы ночного Светила, одна за другой, упали на струны магического инструмента, обрывая их со звуком металического бренчания.
Вдруг, глазам людей предстала странная картина: уже оборвались все четыре струны, но прелестная музыка продолжала литься, наполняя всех и вся, проникая всюду, как воздух. Мужественное лицо Лино стало меняться, он стал стареть у всех на глазах, покрываясь морщинами. Веки, когда-то прекрасных ярко-синих глаз опустились… в волосах стала просвечиваться седина.
Неожиданно Виолетта почувствовала прилив сил. Она выбежала к нему и обняла его в тот момент, когда он, изможденный и ослабший, опускался на колени. В своих, уже постаревших руках Лино держал свой божественный инструмент.
– Это то, что я должен был завершить, – тихо шептал он ей на ухо. – Это ты, моя Любовь, в моих руках! Я назвал этот инструмент нашими именами – VIO- LINO!
(СКРИПКА)
Когда горько плачущая над телом Лино Виолетта подняла голову и взглянула на VIOLINО, она оцепенела в изумлении: из двух изящных отверстий инструмента, проросли ДВА ЦВЕТКА ГЕРБЕРЫ, взглянули на девушку ярко-синими глазами Лино и… ОСЫПАЛИСЬ..
Человечеству достоверно неизвестно
ИМЯ СОЗДАТЕЛЯ СКРИПКИ - самого
Чувственного Инструмента
P.S. Особая признательность моему мужу, Ваагну Вартаняну, чья картина -
"Слепой Скрипач" воодушевила меня на сочинение собственной легенды о создании
СКРИПКИ.