Призывник
В армию, а вернее, на флот, меня призывали 21 ноября 1967 года. Проводы были шумные, весёлые. Приходили мои одноклассники, друзья, соседи. Мама организовала прекрасные проводы. Приходил даже мой лучший друг, соратник по геологической партии, Юра Сотников. Отпросился у начальства с работы. А ведь он работал где–то в глухой тайге, в геологоразведке. И, ведь, смог же добраться оттуда. И я ему был за это очень благодарен. Приходил и мой первый рабочий коллектив, в полном составе, во главе с бригадиром дядей Колей Жулидовым. Приходил даже комсорг с нашей организации, и обещал, что будет писать письма моему будущему военному начальству о том, какой я хороший и правильный парень, и чтобы со мной там по- аккуратней обходились.
На следующий день, рано утром, мы ушли в военкомат. Провожали меня точно так же, как в прошлом году моего старшего брата. Так же весело, дружно, с шутками и прибаутками.
Провожала меня мама, младшая сестра Лиля и моя одноклассница Люда Терешко. Шли мы пешком через весь город Междуреченск. Автобусов в то время почти что не было. Одноклассники подарили мне электробритву, так как я первый из нашего класса уходил в армию. И написали на корпусе бритвы слова позолочёнными буквами: «Славику, в день призыва в Советскую Армию!». Эта бритва до сих пор лежит у меня дома, как память.
Это был ноябрь 1967 года. На автобусах с военкомата нас увезли в Новокузнецк. В Новокузнецке нас привезли в огромный деревянный клуб в районе Верхняя Колония. Призывников было очень много. Мы сидели и лежали на деревянном полу, на сцене и ещё чёрт знает на чём. Жили мы там три дня, ожидая подвозы других призывников.
На второй день я отпросился, захотелось съездить к Елизавете, попрощаться. Меня отпустили всего на три часа. Она была дома,и дома были её родители.
Но мне запомнился её отец. Это был очень суровый и строгий пожилой человек. Фронтовик. Он был весь израненный и очень долго лечился от ранений. Одно из ранений он получил во время форсирования Днепра: осколок прилетел ему в левую коленку. И эти ранения ему совсем испортили характер. Он со всеми был очень строг, даже груб, и особенно со мной.
Я сказал Лизе, что сегодня вечером, в семь часов, нас увозят поездом с вокзала.
«Ты придёшь меня провожать?»
«Да, да, конечно приду!».
И, успокоенный, я уехал в свой деревянный клуб на Верхней Колонии. А вечером на вокзале Новокузнецка, нас, призывников, построили, пересчитали и дали команду прощаться с родственниками и ожидать приказа для погрузки в воинский эшелон. Провожающих было очень много. Вся привокзальная площадь была заполнена народом. Люди обнимались, прощались, плакали. Слышны были песни, крики, плач. А я стоял один и ко мне никто не подошёл. И Лизка не приехала. Мне было очень грустно и тоскливо. Но наконец, дали команду: «По вагонам!», и мы уехали. Уехали служить своей Советской Родине. Поездка была долгая. Ехали мы шумно, весело, всё таки мы были ещё очень молоды. Все перезнакомились, передружились. Для нашей кормёжке был специально оборудованный вагон – кухня. Да у нас почти у каждого был свой запас еды, что надавали нам в дорогу родственники. Среди нас был один верующий, какой – то сектант. У него как раз был пост. И он смотрел на нас голодными глазами, но ничего не ел. И кто–то из нас бросил клич: «Мужики! Накормить надо одного голодного! Скидываемся по курице!».
И весь вагон скинулся по курице. Накормили мы голодного сектанта, как он не отбрыкивался. И наконец, наевшись, довольный таким поворотом событий, уснул, слава тебе, Господи!
Первая серьёзная остановка была на вокзале в Новосибирске. Выглядывали мы с ребятами из окна, курили, плевались, шутили над прохожими. На соседнем пути стоял какой – то пассажирский поезд с зарешечёнными окнами.
«Ребята! Зеков везут!» - кто – то заорал. И вдруг из окна с решётками, что был напротив нас, выглядывает какой – то зек, и, увидев нас курящих, заорал:«Дышловой! Дышловой!».
Ну, думаю, боже мой! Тут- то кто ещё меня может знать? Глянул: батюшки светы! Так это ж, мой одноклассник, Вовка Мореев!
«Дышловой! – кричит – есть покурить?».
«Есть!» - кричу в ответ.
А курили мы тогда «Прокопьевскую» приму.
«Щас! – кричит Морей – буду, жди!».
И тут – же, через минуту, я нисколько не вру, залетает Морей в вагон, сграбастывает все наши сигареты и смывается, мы даже глазом не успели моргнуть. И через несколько мгновений кричит уже из своего вагона:
«Слава! Всё в порядке, я на месте! Вас куда везут?».
«В Армию!»
«А нас в тюрьму».
И через несколько минут наши поезда разошлись в разные стороны. И Морея больше я никогда в своей жизни не видел. Слышал потом, через много лет, от знакомых, бывших зеков, когда я у них спросил про Морея: «Жив он или нет, что с ним и где он?»
«А зачем он тебе, Морей? Он в законе. И не спрашивай о нём больше ничего. Не надо».
Ну, что ж, не надо, так не надо. И я больше о нём не интересовался, ни у кого более.
А на место службы мы тогда ехали очень долго. И привезли нас в Севастополь. Когда мы выезжали из дома, из Сибири, было очень холодно. И потому мы были все одетые в тёплые вещи: валенки, шапки, фуфайки. А когда приехали в Севастополь, там был дождь. И мы, на радость Севастопольцам, шлёпали валенками по лужам, и всем нам было весело. Нас было несколько эшелонов, и мы вышли в город огромной колонной. И шлёпая по дождю, орали песни и Севастопольцы нам кричали:
«Сибиряков привезли! Ура!»
Вот так начиналась моя военно – морская служба. Из Севастополя, после кратко – временных курсов для подводников, нас перевезли в город Киев, в радио - школу. В Подольском районе Киева, на берегу Днепра, находилась наша школа. А на самом Днепре стояла финская плавказарма с интересным названием «Иматра». Которая была нам родным домом целых полгода. И оттуда нас увезли уже на Балтийский военно – морской флот. Где и прошла вся моя дальнейшая служба по защите Родины.