Это было на другом конце света.
Мы тащили осетра вчетвером, вернее, затаскивали, двое по одну сторону дверного проёма, двое - по другую, встречали. И ещё один паренёк на подхвате, прыгал. Тело было тяжелое, прохладное и скользкое, гребень по спине вызывал какие-то детские ассоциации, но глаза, глаза! Как-то нехорошо мне стало от этих глаз, и я отвернулась, и ушла, переключилась на мелочь - симпатичных золотых язей и карасей.
Дом наш стоял на берегу Полуя так близко, что летом, идущие от небольших катерков волны, подлизывали дырявый заборчик, и собака наша, молоденькая колли, по кличке Норд, удивлённо на них смотрела, играла с ними, и повизгивала радостно, догоняя и встречая очередную.
А зимой были НОЧИ...
Север очаровывал, затягивал.
"Длинные, цвета чёрной смородины, ночи", - сочиняла я вслух, глотая холодный воздух, - "И тайна, и крошечные косточки-звездочки на обдорском небе, и ты в этом чреве, уже другая, ты как-будто заглянула в себя, и удивилась, и испугалась, и затаилась, столкнувшись с собственным отражением", или как тогда говорили мы - "подсознанием"...
Мы читали "Степного волка" и "Альтиста Данилова".
Мы слушали "Deep Purple" и "Pink Floyd".
Чёрную икру, её было две кастрюльки, парни вымешивали вилкой, освобождая от множества пленок.
Я убежала, выскочила на улицу, накинув полушубок и валенки.
Мне было двадцать.
Дом наш был небольшой, деревянный, с тремя комнатами и кухней, где бочка для воды, печь и ведро с углём. Чугунные кольца, внутри которых полыхало пламя, тяжёлые и гремучие, откатывались по мере надобности, или наоборот, закрывались, и тогда наступал ЖАР, и когда бывали гости - все толпились возле неё - печки. Печь - она на севере Матушка. Нет без неё жизни.
Мы ждали гостей - музыкантов из Омска, приехавших сюда подшабашничать, подзаработать, забрать у богатого северного люда немножко денежек, и они лабали в местом ресторане "Северное сияние", таком популярном в городе Салехарде, который мы ласково называли по-старинке - ОБДОРСК.
- "Для нашего гостя из солнечного Дагестанаааа", - противно "фонил" микрофон.
"Яблоки на снегу"- парнас. Все по плану. Народ гулял, народ башлял.
И мы сидели, по блату, получается, за отдельным столиком.
И пили портвейн.
И я, молодая учительница музыки, распустила волосы, не в школе ведь.
Я немножко нервничала, с Большой земли парни, сбалованные, а мы уже тут окуклились, третий год учительствуем, закутанные ходим, одни носы торчат, в школе - "музыка" в седьмом "б", бутылка вермута, гоняемая под партой.
- "Вы учитель, Вы и справляйтесь!". - Пожелание директора.
А дома - сырая лосятина да рыба - вот и весь рацион.
- Ты не понимаешь! Им это и надо! Где они ещё поедят нельму и икру чёрную?! - доказывал муж.
Ну, в общем, забацали мы стол - рыба такая, сякая, икра чёрная, теша, расстегаи с щекуром, и так набралось неплохо на столе, но, самое главное, уж как - не помню, и кто - не помню, дали мне несколько "брикетиков", твёрдых маленьких таких, "кубиков" в обертке, - растворишь, говорят, в кипятке, и будет настоящий бульон! Суп будет! - И ничего, говорят, добавлять не надо, не вздумай, там все есть, это как для космонавтов делают!
Я тарелки для супа расставила, кубики эти развернула, и в центр тарелок разложила, аккуратно так, даже под определенным углом, поставила на печку чайник закипятить, и все смотрела, смотрела и волновалась - и казалось, вот оно, будущее, заглядывает к нам в обдорские окна!
Они пришли, весёлые, с гитарами, такие лабухи, такие шумные, и пошёл юмор, ихний, и я все понимала, и самогон был хорош, а печка натоплена до испарины, и так хорошо все, так душевно. Расчехлились они, пошёл Антонов, и "Трава в иллюминаторе", и "Child in Time".. И много ещё чего. На рыбу напали, на пироги, а икру - ложечками, чайными, - я каждому положила.
- Давайте за нас, чуваки! И за ... Север!
Вот интересно, память выбраковала историю с кубиками, напрочь, ели мы этот космический суп или не ели? Не помню!!
Только почему сегодня я вспомнила эту историю? - Не знаю...
Или просто пошёл снег, и небо смородиновое, в звездах, правда, совсем в другом конце света...
Дюмонт, 18 декабря, 2016...