Старший механик, Бурилов Виктор Сергеевич, был жуткий грубиян.
Обычно он разговаривал матом и, вдобавок, грязно ругался. При этом украшал
свою речь предметами из бегучего такелажа и звучными музыкальными
терминами.
«Шкот смолёный тебе в глотку, повёрнутый басовым ключом в темпе
престиссимо», – сказал он однажды мотористу Рогатнёву, разбившему стекло
на манометре.
Рогатнёв не обиделся. Он имел дело только с гаечными ключами, а про басовый
понятия не имел. «Что торчишь, как хрен в паслёне?! – тут же добавил дед. – Дуй
к гроботёсу, пусть вырежет новое стекло».
Гроботёсом или сучкогрызом иногда дразнят судового плотника.
Позже я узнал, что главный механик солёными выражениями прикрывал свою
нежную, ранимую душу. Бурилов родился в интеллигентной семье.
Папа – профессор, мама – актриса. Часто он говорил: «Знала бы моя мамочка,
что я курю!» Если бы актриса Бурилова услышала хоть одну тираду своего
отпрыска, её наверняка бы хватил сердечный удар. В юности Витя Бурилов
закончил музыкальную школу по классу фортепиано. У него был абсолютный
слух и родители прочили своему чаду карьеру концертирующего пианиста.
Но судьба распорядилась иначе. Бурилов в семнадцать лет сбежал из дома
и поступил в Одесскую «бурсу».
Из него получился хороший механик. Бурилов на слух определял неисправность
любого механизма и никогда не ошибался в диагнозе.
Спальня Бурилова вплотную примыкала к каюткомпании. Там к смежной
переборке было принайтовано разбитое пианино «Москва». Всяк желающий мог
изобразить на нём свои музыкальные фантазии и чем громче, тем лучше.
Особенно преуспела в музыке буфетчица Зина Гайдулина. Девушка двумя
пальцами шпарила «Собачий вальс» и получала при этом большое удовольствие.
В каюте стармеха возникал эффект присутствия и Бурилов корчился в муках от
невыносимой фальши пианистки. Наконец, он вынул из инструмента какую-то
доску и пианино перестало играть. На жалобы Зины он ответил так: «Тренируй
пальцовку, костлявая! Пока без звука. Когда сдашь пальцовку, будешь допущена к
инструменту».
Зина Гайдулина отнюдь не была костлявой, поэтому очень обиделась.
– Вы, Виктор Сергеевич, натурально, душитель искусства! – сказала возмущённая
буфетчица
И, как ночная кукушка, накуковала об этом начальнику радиостанции.
Начальнику, Кириллу Бударину, на поп, рок, и классическую музыку было глубоко
наплевать с высокой колокольни или даже с капитанского мостика. Кирилл любил
Зину. Вместе с Зинкой они затаили обиду на деда и строили планы жестокой
мести.
Последней каплей стало происшествие ниже ватерлинии. Однажды
начальник решил отрегулировать датчик лага. Для этого вскрыл горловину шахты
лага (29 гаек на двадцать два) и забыл про это. На другой день в машине
случилась протечка мазута и шахта лага заполнилась чёрным маслянистым
топливом. Был жуткий скандал. Бударин обвинял во вредительстве Бурилова,
Бурилов обвинял в разгильдяйстве Бударина. При этом стармех использовал
такие перлы табуированной лексики, что у видавших виды маслопупов буквально
заворачивались уши.
В крепких выражениях дед раздолбал каждую из двадцати девяти гаек, всю
горловину в целом, ботинки начальника, его сизый нос и руки, которые растут
откуда не надо. Бударин не выдержал дуэли с маэстро разговорного жанра и с
позором покинул машинное отделение.
На этом история не закончилась. Пароход грузил «баланы» у причала
Саломбалы, когда Бударин, изрядно приняв на грудь, сочинил паническую
радиограмму с требованием срочной замены старшему механику. Был
там и диагноз. Звучал он примерно так: «Падучая лихорадка с диэпистолярной
непроходимостью прямой кишки». Жуткий диагноз Бударин изобрёл сам,
предварительно проконсультировавшись с доктором.
Кадры отреагировали мгновенно. Из Владивостока в Архангельск нежданно
прибыл старший механик Кречман на замену умирающему Бурилову.
Разбор полётов был недолгим. Из радиоцентра выцепили РДО с требованием
замены стармеху с поддельной подписью капитана.
Кирилла Бударина тут же отправили домой за свой счёт.
На другой день в Архангельск прилетел новый начальник радиостанции, Вадим
Балаганский.
Он и рассказал мне эту историю.