Есть у Одина сын Видар, которого прозвали Видар Молчаливый. Он жил далеко от Асгарда вместе со своей матерью, доброй великаншей Грид. В её доме часто находил приют одинокий странник Ветгам.
Некрасиво лицо Грид с широким носом и толстыми губами, но красила его добродушная улыбка, а маленькие, близко посаженные глаза светились умом и любовью. Грид была домоседка. Сидя у огромного очага и помешивая мясную похлебку с горными травами, она могла часами слушать бесконечные истории долгожданного странника. А тот отдыхал душой в огромном каменном доме, где привечали не всемогущего бога, а усталого путника, нуждающегося в покое и ласке.
Грид прямодушна и справедлива. Когда бог грома Тор отправился безоружным на поединок с коварным великаном Гейррёдом, она встретила его у переправы.
«Не делай глупости, Тор, – сказала она. – Вся твоя мощь – ничто против колдовства ётунов. Оставь благородство, возьми мой волшебный пояс и железные рукавицы»
Говоря это, она подпоясала Тора волшебным поясом силы и хлопнула его по спине: «Теперь я спокойна, иди».
Таким же прямодушным был и Видар. Он был ещё юн, но стать его была великанской, а душа горела отвагой, унаследованной от отца. Он рос, и мощь его росла вместе с ним. Его слово было надёжно, как скала, и именно к нему пришёл однажды Один с тайным поручением. Он пришёл в одеждах странника, постаревшим и усталым, но взгляд единственного глаза был твёрд.
Один сел рядом с сыном на траву и с радостью заметил, как вырос Видар, какие могучие у него руки.
«Дурные предчувствия мучат меня, – сказал Один. – Одно за другим сбываются предзнаменования…
Мировой змей уже обвил собой всю землю. Растёт в бездонной пропасти волк Фенрир. Подгнили корни Иггдрасиля. Норны лишь продлевают жизнь Древу, поливая его из источника, но им не спасти его.
Множатся наши потери. Потерян волшебный меч, от-данный Фрейром за свою невесту Герд из рода великанов.
Лишился правой руки могучий Тюр. Как будет он сражаться в последней битве?
Но больше всего страшат слухи о смерти Бальдра».
Надолго замолчал Один. Молчал и Видар.
«Только тебе, мой сын, доверю я свою тайную волю. И ты исполнишь её, какой бы странной не показалась она тебе», – сказал Один.
И Видар молча склонил голову.
«Каждый день будут прилетать к тебе мои вороны и приносить в клюве кусочки кожи. Они подбирают их у всех башмачников мира. Из этих кусочков тебе предстоит стачать башмак, прочнее которого нет. В последней битве – будь внимательней, мой сын, ты наденешь на ногу этот башмак, упрёшься ногой в нижнюю челюсть волка Фенрира и разорвёшь его пополам. Так ты отомстишь за меня».
Ни одного вопроса не задал Видар. Только молча склонил голову и тяжело вздохнул.
А Один продолжал:
«Слушай, мой сын, слушай. Не скоро наступят последние дни, но тогда уже будет поздно предпринимать что-либо. Мы должны быть начеку.Узнал я, что турсы задумали построить корабль Нагльфар, чтобы добраться до нас с северных морей. Непростой это корабль, из ногтей мертвецов будут строить его великаны. Надо помешать им.
Учредил я для людей обряд: будут они теперь срезать ногти у мёртвых и сжигать их. Трудная и долгая работа предстоит теперь великанам. Но, в конце концов, завершат они своё дело, построят "Нагльфар".
Долго смотрел Один в глаза своему молчаливому сыну. «И ещё одно, – сказал он, – пусть всегда оседлан будет твой конь. В любую минуту будь готов отправиться в путь».
Не подвёл Видар своего отца. Строго следовал его наказу. Пусть считают Видара помешанным – каждый день тачает он башмак из маленьких кусочков. Один слой за другим накладывает, один за другим. Сшивает бычьими жилами.
«Не будет на свете прочнее этого башмака», – думает упорный Видар, и живет в нём надежда, что не даст он Волку погубить отца, что упредит он Волка и разорвёт его чудовищную пасть.
А потом идёт Видар к своему коню, сыплет ему зерно, чистит шкуру, расчесывает гриву. Стоят они рядом – юный великан и могучий конь. Чутко прислушиваются, не пришел ли час?