Лидия. Черновик романа.
1994 год, 21 октября. Seattle
***
«Послушай меня, не надо.
Не лей этих слез горючих.
Пусть в будущем нет отрады –
Нет прошлого песен лучше.»
Жизнь прожита рядом, вместе.
Не нужны слова, объясненья.
Вопрос и ответ – касанье.
Признанье в любви – движенье.
Он клавиши нежно ласкает,
Как с женщиной милой прощаясь.
Ее утешая, ее жалея,
Свой путь в Never More начинает.
Лидия включила телевизор, чтобы немного отвлечься. Жаркая волна прилила к щекам. Передавали концерт бесконечно, невыразимо близкого пианиста, с которым ее связывал не один год трагичных и ностальгических воспоминаний. Где-то там, среди бесконечных лиц зрителей, она искала и боялась увидеть его, свою судьбу.
1986 год. Владимир Горовиц – его концерт в Москве стал сенсацией. Всего лишь два концерта – и everybody who was anybody должен был побывать там – но как мог даже Большой зал консерватории вместить всех желающих.
Лидия была завзятой театралкой и обожала классическую музыку за то состояние небытия, в которое она погружала ее, и за то, что эту музыку понимал и любил Алеша. Вкусы Алеши, его предпочтения, были для Лидии важнее собственных, а общение с ним было для нее и воспитанием чувств, и образованием. Если бы даже она выжгла как fler-de-lis имя Алеши на своем плече, это клеймо не стало бы ярче на ее теле, чем то, что было выжжено на ее сердце. Тело бы перестрадало и забыло эту боль – но боль души невозможно унять.
Увидев на экране Владимира Горовица, который нежно, почти не сгибая пальцев, почти не двигая кистями рук, неестественно прямо, неподвижно держа спину, творил музыку, Лидия впилась глазами в экран. Нужно было смотреть близко, чтобы не упустить ни звука, ни тени выражения на его почти потустороннем, таком мудром, бесконечно милом лице – и успеть рассмотреть все лица зрителей, попавших в кадр. Ведь там, среди них, мог быть ее Алеша.
Лидии крупно повезло. Ее любовь к театру не причиняла ей неудобств и лишений: не нужно было стоять в очередях, не нужно было переплачивать спекулянтам за дефицитные «билетики» – она легко могла попасть на любой спектакль благодаря своей тетке, работавшей директором московской театральной кассы. Что же касалось консерватории, она подчинялась другому ведомству, и здесь доставать билеты было крайне сложно.
Лидия узнала о гастролях Горовица случайно, от коллеги по работе. Первой мыслью было: нужно непременно побывать там с Алешей. Все концерты, в которых они бывали вместе, становились для Лидии источником особого, чувственного наслаждения, возможно более сильного, чем что-либо еще, испытанное даже с ним. Алеша умел слушать музыку необыкновенно, или так ей казалось. Флюиды, исходившие от него, захватывали Лидию и, переплетаясь с ее собственными эмоциями, свивали кокон, превращая их с Алешей в единое целое. Так чувствовала Лидия. В такие моменты она бывала абсолютно, безраздельно счастлива. Останавливалось время, останавливались мысли, все сливалось в единое «здесь», «сейчас» и «мы».
Теперь у Лидии было одно желание: побывать с ним, ее Алешей, в самом нежном, любовном и мудром океане музыки. Она созвонилась с теткой и умоляла ее помочь с билетами в концерт Горовица. И вот звонок: приезжай. Но билет только один. По-другому не получилось.
Один билет… Конечно, непременно нужно попасть на этот концерт. Но что она почувствует там, зная, что Алеши не будет, что он не сможет испытать это наслаждение. Ее умный, талантливый, тонкий, трагичный, неповторимый Алеша. Нет, выбора не было. И эти мысли – даже не мысли, ощущения – пронеслись где-то рядом, не коснувшись ее души.
Лидия бросилась на Горького. Скорее: он, конечно же, будет так рад! Алеша действительно был рад. Ее кольнули его слова: «Жаль, что только один билет, но ведь ты же все равно не очень любишь эту музыку». «Почему он так решил? Но, возможно, он прав? И то, что я чувствую – это просто эмоции, не настоящее? Я ведь и в самом деле тундра.» Она вспомнила, как он называл ее когда-то бесконечно давно, в другой жизни. Да, наверное, он прав. Как много ей еще надо, чтобы иметь право быть с ним рядом.