Платон, Сократ и Аристофан

Андрей Иванович Ляпчев
О Платоне (427-347) и Сократе (470-399) написано огромное количество книг, статей, рефератов, курсовых и дипломных работ. Об Аристофане (446-385) сочинено поменьше, но и он отнюдь не обойден вниманием пишущей братии. (Я надеюсь, читатели понимают, что все даты относятся к периоду «до нашей эры», поэтому не пишу «до н.э.».) Может быть, все уже давно сказано, и мы уже не узнаем ничего нового об этих людях? Большинство наших современников отвечают на этот вопрос утвердительно и поэтому нынешние авторы черпают информацию у мэтров и корифеев, а еще чаще друг у друга… Что касается философии – такой подход, возможно, наиболее правильный. Философия Платона изучена специалистами вдоль и поперек и разложена по полочкам. Любого дилетанта могут пристыдить за отсутствие соответствующего диплома и незнание древнегреческого языка…
Но Платон был не только гениальным философом. Он был еще и великим писателем своего времени. А у каждого уважающего себя великого писателя есть сюжеты и персонажи, не поддающиеся однозначной оценке. И здесь мы более свободны в своих суждениях. Мы – это Читатели, от подростков до академиков. Чтобы понять авторский замысел и характеры его героев желательно, но не обязательно, иметь диплом философа или филолога. Кроме того, получая специальные знания, люди почти неизбежно вместе с действительными знаниями получают и некоторые общепринятые в профессиональной среде заблуждения, «знания» о том, чего на самом деле не было…
А.Ф. Лосев, один из крупнейших специалистов по античной культуре, искренне удивлялся: «Известна комедия Аристофана "Облака" 423 года, где Сократ сатирически изображается в виде глупого софиста… Но Сократ никогда не был софистом и всегда только боролся с софистами… Впоследствии Платон вспоминал, как сам Сократ указывал в своей судебной речи на это свое комическое изображение у Аристофана. Так как суд над Сократом происходил в 399 году, то "Облака" были поставлены за двадцать четыре года до суда… А так как "Пир" Платона был написан в 380-370 годах, то Платону комедия Аристофана должна была тем более казаться чем-то далеким и к тому времени уже несущественным. Сорок лет, отделявшие "Облака" Аристофана от "Пира" Платона, могли весьма существенно ослабить в памяти комический и неверный образ Сократа в аристофановской комедии. Может быть, этим объясняется то, что Аристофан изображается в "Пире" Платона в теплых, дружеских или по крайней мере нейтральных тонах… По поводу этих отношений Сократа, Аристофана и Платона создалась большая научная литература. Несмотря на обилие исторических материалов, это положительное отношение Платона к Аристофану все равно остается в некоторой степени исторической загадкой».
А.Ф. Лосев не сомневался в том, что Аристофан поступил очень дурно, высмеяв в «Облаках» Сократа, и Платон должен был осуждать за это великого Комика… А почему, собственно говоря? Ну, поругались Сократ и Аристофан. (Мы не знаем, кто из них был виноват.) Аристофан сочинил комедию против Сократа. (В 423 году Платону было года 4 или 5, так что в театре он не смотрел эту комедию. Детей на взрослые спектакли не пускали.) Потом Сократ и Аристофан помирились и в 416 году вместе пировали у Агафона. (Платону тогда было лет 11 или 12, так что он не присутствовал среди гостей. Отроков на пирушки взрослых не пускали.) Платон мог хорошо относиться и к Аристофану, и к Сократу, радоваться, что они помирились и даже не вникать в причины давнишней ссоры. А что касается упоминания Сократом «Облаков» на суде, так это, возможно, было сделано с разрешения или даже по совету Аристофана… (Платону во время суда было 28 или 29 лет. Он лично присутствовал на процессе и знал больше, чем мы.) Так что «историческая загадка» выглядит довольно искусственной… Но для университетских профессоров, в том числе и учителей А.Ф. Лосева, «Облака» – это как-бы клевета на всех философов в лице Сократа и осуждение комедии является требованием «корпоративной этики». Если до ушей профессоров доходит крик «Наших бьют!», то здесь уже не до объективного исследования. Поэтому авторитетным мнениям научных светил не всегда нужно доверять…
Да и сам Платон, как и все мы, иногда пишет то, что думает, а иногда то, «что надо». Поэтому не всегда можно понять, где у Платона в уста Сократа вкладываются слова, которые тот говорил или мог говорить, а где слова, которые он «должен был» говорить. Персонаж по имени Сократ является действующим лицом большинства произведений Платона. Но мы не всегда можем определить, где «настоящий» Сократ, каким он был или мог быть по мнению Платона; где сам Платон, высказывающий свои мысли от имени Сократа, а где – условный персонаж, ничего не говорящий ни о Сократе, ни о Платоне. Между этими «разными Сократами» нет четкой границы. Исторический Сократ тесно переплетается с литературным образом…
Не вдаваясь в подробности, которые могут быть интересны лишь немногим читателям, скажу так: в дальнейшем повествовании «настоящим» Сократом на разных этапах его жизни я считаю Сократа, о котором говорится в платоновских сочинениях «Протагор», «Пир», «Евтифрон» и «Апология Сократа». В диалоге «Государство» от имени Сократа изложены мысли и слова самого Платона. Об Аристофане будет более подробно сказано далее.
******
Можно или нет назвать Сократа софистом?
Все зависит от того, что мы понимаем под словом «софистика», а это слово многозначное. Определение софистики можно сформулировать так: «Софистика – это ведение споров с целью победы над противником, независимо от содержания споров; умение вести подобные споры».
Если исходить из данного определения, то Сократ, каким он показан Платоном в «Протагоре» и «Пире», безусловно был софистом, а Сократ из «Облаков» Аристофана – узнаваемая карикатура на таких софистов.
Действие диалога «Протагор» происходит не ранее 432 года до н.э. Сократ рассказывает своему другу о публичном споре со знаменитым софистом Протагором. Формально предметом спора является добродетель, но это больше похоже на спортивное соревнование. Сократу важно не только содержание доводов Протагора, но и его психологическое состояние: «Мне показалось, что Протагор уже раздражен, взволнован и в своих ответах изготовился к бою. Когда я заметил такое его состояние, то с осторожностью тихо спросил…» Чтобы победить, Сократ иногда говорит явную неправду: «Я человек забывчивый и когда со мною говорят пространно, забываю, о чем речь». (Этот «забывчивый человек» пересказывает своему другу достаточно длинный разговор с мелкими деталями.) А вот противник высказал удачный аргумент. Реакция Сократа: «Эти слова Протагора вызвали у многих слушателей громкую похвалу. А у меня сперва, точно ударил меня здоровенный кулачный боец, все потемнело и закружилось, когда он это проговорил, а прочие зашумели…»
Разве это похоже на «поиски правды»?
Присутствующий при споре Алкивиад так формулирует цель Сократа: «Что же касается ведения беседы и уменья задавать вопросы и отвечать на них, то я бы удивился, если бы он в этом уступил хоть кому-нибудь. Если бы и Протагор признал, что он слабее Сократа в уменье вести беседу, Сократу это было бы достаточно…»
Один и тот же текст разные читатели воспринимают по-разному. Можно предположить, что я не совсем правильно понял этот диалог Платона. Но уже упоминавшийся А.Ф. Лосев, – читавший диалоги Платона не в переводе на русский, а на аттическом диалекте древнегреческого языка, – говорил то же самое: «Здесь бесконечно повторяют одно и то же, уклоняются от прямых ответов, возвращаются к основной проблеме. Создается впечатление очень упорной и увертливой игры противников, которые кружат друг около друга, не нанося решающего удара… [В итоге] сильные соперники остаются каждый на своих позициях…»
Вероятно, А.Ф. Лосев под словом «софисты» подразумевал совсем не то, что я. Но я не его студент и смею утверждать, что основное различие между Протагором и Сократом состоит лишь в том, что первый за свое умение спорить получал деньги от богатеньких учеников, а Сократ учил тому же совершенно бесплатно. Но это не принципиальная разница между философскими учениями…
Платон в «Государстве» недвусмысленно осуждает пристрастие к состязаниям подобного рода: «Велика сила искусства спорить!.. Ведь многие даже невольно увлекаются им, и притом думают, что они не состязаются в споре, а рассуждают. Происходит это из-за того, что они не умеют рассматривать предмет, о котором идет речь, различая его по видам. Придравшись к словам, они выискивают противоречие в том, что сказал собеседник, и начинают не беседовать, а состязаться в споре…»
В «Пире» желание Сократа быть победителем в разговорах выглядит почти карикатурно. Собеседники, каждый на свой лад, говорят похвальные слова Эроту, богу любви. Последним держит речь Сократ и начинает он с того, что иронично объявляет все, что было сказано в предыдущих речах, неправдой: «Я, по своей простоте, думал, что о любом предмете нужно говорить правду… Оказывается, умение произнести прекрасную похвальную речь состоит вовсе не в этом, а в том, чтобы приписать предмету как можно больше прекрасных качеств, не думая, обладает он ими или нет: не беда, стало быть, если и солжешь…»
Какую же «правду» рассказывает Сократ после «лжи» предыдущих выступающих? Все говорили, что Эрот – это бог любви. Но, оказывается, что Эрот, это не бог, а «великий демон». В это слово Сократ не вкладывает современный негативный смысл. «Все демоны представляют собой нечто среднее между бессмертным и смертным…» Родителя Эрота были второстепенные божества Порос (Богатство) и Пения (Бедность)…
Но откуда Сократ это знает? Он об этом услышал «от одной мантинеянки, Диотимы, женщины очень сведущей и в этом и во многом другом…» Мантинея – чужеземный для афинян древнегреческий город. Из содержания «Пира» и других источников неизвестно, знал ли кто-то из слушателей Сократа без него об этой Диотиме. Но сам Сократ в истинности рассказов Диотимы не сомневается: «Вот что – да будет и тебе, Федр, и всем вам известно – рассказала мне Диотима, и я ей верю. А веря ей, я пытаюсь уверить и других…»
Ранее Федр рассказывал о том, что «Эрот – это великий бог, которым люди и боги восхищаются по многим причинам, не в последнюю очередь из-за его происхождения: ведь почетно быть древнейшим богом. А доказательством этого служит отсутствие у него родителей, о которых не упоминает ни один прозаик и ни один поэт. Гесиод говорит, что сначала возник Хаос, а следом "Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный, с нею Эрот…" В том, что эти двое, то есть Земля и Эрот, родились после Хаоса, с Гесиодом согласен и Акусилай. А Парменид говорит о своей "Рождающей силе", что "Первым из всех богов она сотворила Эрота". Таким образом, весьма многие сходятся на том, что Эрот – бог древнейший…»
Для меня версия Федра со ссылкой на Гесиода и Парменида более убедительна, чем версия Сократа, верящего Диотиме… Но все слушатели, за исключением одного, были в восторге от рассказа Сократа.
«Когда Сократ кончил, все стали его хвалить, а Аристофан пытался что-то сказать, потому что в своем слове Сократ упомянул одно место из его речи. Вдруг в наружную дверь застучали…» Приход новых гостей помешал Аристофану, и мы уже никогда не узнаем, что он хотел сказать…
Но сам я могу сказать, что «шпилька» Сократа в адрес Аристофана, вложенная в уста «правдивейшей» Диотимы, была очень глупой.
Вот эти слова: «Некоторые утверждают, – продолжала она, – что любить – значит искать свою половину. А я утверждаю, что ни половина, ни целое не вызовет любви, если не представляет собой, друг мой, какого-то блага. Люди хотят, чтобы им отрезали руки и ноги, если эти части собственного их тела кажутся им негодными. Ведь ценят люди вовсе не свое, если, конечно, не называть все хорошее своим и родственным себе, а все дурное – чужим, – нет, любят они только хорошее…»
******
Существует устойчивое мнение, что Платон полностью выдумал «Пир», в том числе и речь Диотимы. Если и выдумал, получается, что Платон считал возможным, чтобы Сократ говорил нечто подобное…
Зачем вообще Платону понадобилось придумывать «Пир»? Якобы от имени Сократа здесь высказываются мысли об Эросе, принадлежащие самому Платону. Но есть серьезное основание сомневаться в этой версии. Сократ и другие персонажи «Пира» на все лады расхваливают Эрота, а в «Государстве» Платон отзывается о нем резко отрицательно, как о враждебном людям тиране…
Я уже упоминал о том, что очень трудно, а часто и невозможно, точно установить границу между фактами и литературным вымыслом в сочинениях Платона. Большинство персонажей Платона – исторические личности, его старшие современники. Платон «заставляет» их разговаривать в диалогах, как «право имеющий», следуя литературной традиции. В пьесе «Персы», сочиненной «отцом трагедии» Эсхилом (525-456) и посвященной историческому событию, поражению персов при Саламине в 480 году, исторические деятели, – царь персов Ксеркс и его мать Атосса, – произносят придуманные речи. Афинянин Фукидид (456-396) в своей знаменитой «Истории», посвященной Пелопоннесской войне 431-404 годов, поместил многочисленные речи исторических деятелей с предварительным пояснением: «Что касается речей, произнесенных отдельными лицами… то для меня трудно было запомнить сказанное в тех речах со всей точностью, как то, что я слышал сам, так и то, что передавали мне с разных сторон другие. Речи составлены у меня так, как, по моему мнению, каждый оратор, сообразуясь всегда с обстоятельствами данного момента, скорее всего мог говорить о настоящем положении дел, причем я держался возможно ближе общего смысла действительно сказанного». Этим приемом пользуется и Платон…
******
Мы еще вернемся к «Пиру». А сейчас поговорим о суде над Сократом в 399 году и попытаемся, руководствуясь сочинениями Платона, ответить на три вопроса:
Виновен или не виновен Сократ в развращении молодежи?
Почему Сократ хотел умереть?
Почему на суде он вспоминал комедию Аристофана «Облака»?
******
Сократ на суде рассказывал:
«Но отчего же некоторые любят подолгу бывать со мною? Слышали вы это, о мужи афиняне; сам я вам сказал всю правду: потому что они любят слушать, как я пытаю тех, которые считают себя мудрыми, не будучи таковыми. Это ведь не лишено удовольствия. (…) Кроме того, следующие за мною по собственному почину молодые люди, у которых всего больше досуга, сыновья самых богатых граждан, рады бывают послушать, как я испытываю людей, и часто подражают мне сами, принимаясь пытать других; ну и я полагаю, что они находят многое множество таких, которые думают, что они что-то знают, а на деле ничего не знают или знают одни пустяки. От этого те, кого они испытывают, сердятся не на самих себя, а на меня и говорят, что есть какой-то Сократ, негоднейший человек, который развращает молодых людей…»
Платон, который когда-то и сам был одним из таких представителей «золотой молодежи», в «Государстве» дает резко отрицательную оценку подобным «удовольствиям» спутников Сократа:
«Относительно того, что справедливо и хорошо, у нас с детских лет имеются взгляды, в которых мы воспитаны под воздействием наших родителей, – мы подчиняемся им и их почитаем… Но им противоположны другие навыки, сопряженные с удовольствиями, они ласкают нам душу своей привлекательностью... Разве не будет одной из постоянных мер предосторожности не допускать, чтобы вкус к рассуждениям появлялся смолоду?.. Подростки, едва вкусив от таких рассуждений, злоупотребляют ими ради забавы, увлекаясь противоречиями и подражая тем, кто их опровергает, да и сами берутся опровергать других, испытывая удовольствие от того, что своими доводами они, словно щенки, разрывают на части всех, кто им подвернется… После того как они сами опровергнут многих и многие опровергнут их, они вскорости склоняются к полному отрицанию прежних своих утверждений, а это опорочивает в глазах других людей и их самих да заодно и весь предмет философии…»
Получается, что Сократ по мнению Платона действительно развращал молодежь…
Сократ был по-своему очень умным человеком, но он и самому себе не мог признаться в своих ошибках. Слишком уж привык побеждать в спорах, быть «во всем правым» ... Афинский суд в 399 году не согласился с Сократом…
******
Писатель, историк, военный и политический деятель Ксенофонт (430-354), один из учеников, друзей и защитников Сократа, утверждал, что Сократ сам хотел, чтобы ему вынесли смертный приговор. Такой же вывод можно сделать и на основании платоновской «Апологии Сократа». Есть у Платона и «подсказки», почему Сократ хотел умереть.
В диалоге «Евтифрон» Сократ рассказывает накануне суда заглавному собеседнику о своем обвинителе: «Я и сам, Евтифрон, не очень то знаю этого человека: мне представляется, он из молодых и малоизвестных; зовут же его, как мне кажется, Мелетом, а родом он из дема Питфа. Можешь ты вообразить себе такого питфеца Милета – длинноволосого и жидкобородого да к тому же еще и курносого?» Конечно, в этих словах много сарказма. И как человек может «не очень то знать» своего обвинителя?.. А если здесь не только сарказм?
Есть такое заболевание – амнезия. Симптомами амнезии является, как пишут в специальной литературе, «потеря памяти, особенно на недавние важные события, или неполные воспоминания о произошедших событиях. Амнезия может быть спонтанной и часто бывает временной. Воспоминания возвращаются в хронологическом порядке, начиная с самых старых. Воспоминания о последних событиях, предшествовавших амнезии, зачастую не возвращаются никогда».
Если у Сократа была амнезия, он действительно мог плохо помнить Мелета и не знать причин, по которым тот обратился в суд. Это объясняет и то, почему Сократ говорил на суде про «Облака» Аристофана. С самим «отцом комедии» он мог беседовать и накануне суда, но старые воспоминания о том, что было за двадцать четыре года до суда для Сократа были более живыми и яркими, чем сравнительно недавние события… Для Сократа это было подлинной трагедией. Он привык постоянно быть среди множества людей, беседовать, спорить. При амнезии Сократ быстро превратился бы в посмешище… Платон считал память одним из важнейших качеств мудреца: «Забывчивую душу мы никогда не отнесем к числу философских и будем искать ту, у которой хорошая память».
Конечно, это гипотеза, а не бесспорный факт. Но эта гипотеза многое объясняет и в «Пире», и в «Апологии Сократа» ...
******
Платон присутствовал на суде над Сократом и по памяти записал его речи на суде, вошедшие в «Апологию Сократа». Но в день казни учителя Платона не было рядом с Сократом, хотя проститься с ним в тюрьму пришло более пятнадцати учеников и друзей. О последнем дне Сократа Платон пишет в диалоге «Федон», при этом Федон кратко сообщает: «Платон, по-моему, был не здоров». (Из этих слов не совсем понятно: действительно ли Платон был болен или отсутствовал по какой-то иной причине, о которой Федон мог и не знать.) «Федон» – один из лучших в литературном отношении диалогов Платона. Но насколько этот диалог достоверен?
Патон знал не только о недостатках, но и о положительных качествах Сократа, о его очень достойном поведении в мирное и военное время. (Интересующиеся читатели сами могут узнать об этом из «Пира» и «Апологии Сократа».) Такой человек, как Сократ, мог после вынесения смертного приговора очистить душу и достойно встретить смерть. Я верю писательской интуиции Платона и не хочу по большому счету ставить под сомнение истинность «Федона» ...
******
У Платона не было оснований плохо относиться к Аристофану за комедию «Облака».
Неоплатоник Олимпиодор пишет, что Платону нравились «и комедиограф Аристофан, и Софрон, у которых он воспользовался для своих диалогов правдивым изображением действующих лиц, – нравились до того, что на смертном одре его, говорят, нашли книжки Аристофана и Софрона. А об Аристофане он даже сам сочинил такую эпиграмму:
Храм, что вовек не падает, искали богини Хариты;
Вот и открылся им храм – Аристофана душа».
Тексты сицилийца Софрона до нашего времени не сохранились. Хариты – это девять Муз, покровительниц искусств и наук. Эпиграмма, скорее всего, не принадлежит Платону. (Вряд ли его подлинные эпиграммы могли сохраниться.) Свидетельство Олимпиодора достаточно позднего времени, записано примерно через тысячу лет после Платона…
Насколько словам Олимпиодора можно доверять?
Платон прямо упоминает Аристофана лишь в «Пире» и «Апологии Сократа». Косвенным, но достаточно прозрачным упоминанием, можно считать фразу из «Государства»: «А кто толкует о каких-то земледельцах, словно они не члены государства, а праздные и благополучные участники всенародного пиршества, тот, вероятно, имеет в виду не государство, а что-то иное». Здесь явный намек на комедию Аристофана «Женщины в народном собрании», поставленную в театре в 392 году. Параллели между «Женщинами в народном собрании» Аристофана и написанным позднее «Государством» Платона бесспорны. (Читатели сами могут в этом убедиться, прочитав вышеназванные сочинения…) Но почему Платон молчит об Аристофане? Это пренебрежительное молчание, или почтительное?..
Старшими современниками Аристофана были два великих автора трагедий: Софокл (496-406) и Еврипид (484-406). Аристофан очень уважал Софокла и постоянно враждовал с Еврипидом.
И в «Государстве» Платона один из положительных персонажей с уважением упоминает о Софокле: «Поэту Софоклу был при мне задан такой вопрос: "Как ты, Софокл, насчет любовных утех? Можешь ли ты еще иметь дело с женщиной?" – "Что ты такое говоришь, право, - отвечал тот. – Да я с величайшей радостью избавился от этого, как убегает раб от необузданного и лютого господина". Ответ Софокла мне и тогда показался удачным, да и теперь нравится не меньше. Ведь в старости возникает полнейший покой и освобождение от всех этих вещей; ослабевает и прекращается власть влечений, и во всех отношениях возникает такое самочувствие, как у Софокла, то есть чувство избавления от многих неистовствующих владык».
А о Еврипиде Платон отзывается крайне отрицательно. С иронией пишет он о тиранах и их подхалимах:
«– Эти его сподвижники будут им восхищаться, его общество составят это новые граждане, тогда как люди порядочные будут ненавидеть и избегать его.
– Несомненно.
– Недаром, видно, мудреное дело – сочинять трагедии, а ведь в этом особенно отличился Еврипид.
– Что ты имеешь в виду?
– Да ведь у него есть выражение, полное глубокого смысла:
"Тираны мудры ведь, общаясь с мудрыми".
Он считает – это ясно, – что тиран общается с мудрецами.
– И как он до небес превозносит тираническую власть и многое другое в этом деле…»
Не берусь судить о том, насколько Платон справедлив по отношению к Еврипиду. До нас дошли далеко не все сочинения Еврипида, а Платон мог знать не только все его трагедии, но и лично Еврипида…
Раскритиковав Еврипида, Платон вполне мог нелестно высказаться и об Аристофане. А уж если ничего не сказал, это больше похоже на почтительное молчание.
Кроме того, Платон очень неодобрительно и теоретически обоснованно отзывался вообще о театральных трагедиях, а когда речь зашла о комедиях, неожиданно «осекся» и стал не то комедии оправдывать, не то свою любовь к ним: «В то время как самому себе стыдно смешить людей, на представлении комедий или дома, в узком кругу, ты с большим удовольствием слушаешь смешные вещи и не отвергаешь их как нечто дурное… Разумом ты подавляешь в себе склонность к забавным выходкам, боясь прослыть шутом, но в этих случаях ты даешь ей волю, у тебя появляется задор, и часто ты незаметно для самого себя в домашних условиях становишься творцом комедий».
Похоже на то, что здесь у Платона ум с сердцем не в ладу, а Олимпиодор прав…
Но в этом случае, с учетом фактов из жизни Аристофана и Платона, логично предположить, что они были лично знакомы…
******
После казни Сократа в 399 году Платон покидает Афины и на несколько лет отправляется в путешествие по разным странам. В родной город он возвращается в 387 году и основывает свою знаменитую Академию. А за год до возвращения Платона Аристофан в последний раз ставит в театре комедию под своим именем. Считается, что после этого он придумал еще две комедии, которые отдал для постановки своему сыну… Некоторое время в Афинах жили всего два гения: Аристофан и Платон. Делить им было нечего: Аристофан – комедиограф и поэт, Платон – философ и прозаик. Логично предположить, что они могли встречаться, беседовать… Платон читал «Облака» и ему было интересно, как Аристофан и Сократ помирились. Основываясь на рассказах Аристофана, Платон и сочинил впоследствии «Пир», естественно, что-то изменив, что-то добавив…
В молодости Аристофан сообщал в комедиях некоторые факты о своей жизни, но позднее перестал говорить о себе. И Платон не любил рассказывать о себе. В этом они были похожи, поэтому Платон и не упоминает о своих встречах с Аристофаном…
******
Древние Афины. 416 год до нашей эры. Между афинянами и спартанцами перемирие и люди радуются спокойной жизни. Талантливый трагический поэт Агафон одержал свою первую победу в театральном состязании. В связи с этим он устроил у себя дома пирушку. И сам Агафон, и его гости, произносящие речи, уже однажды собирались вместе в диалоге Платона «Протагор». (Там были все, кроме Аристофана.) Аристофан пришел, чтобы отпраздновать победу друга. (Некоторые люди без всяких аргументов утверждают, что Аристофан и Сократ частенько вместе пировали, но это могла быть их единственная встреча за праздничным столом. И Платон пишет «о том пире у Агафона, где были Сократ, Алкивиад и другие», как о выдающемся событии в культурной жизни Афин, о котором вспоминали через много лет.)
Агафон был человеком приветливым и добрым. Среди незваных гостей был «некий Аристодем из Кидафин, маленький такой, всегда босоногий» и, по его собственным словам, «человек заурядный», не знавший, как его встретит Агафон. Увидев гостя, Агафон приветствовал его: «А, Аристодем, ты пришел кстати – поужинаешь с нами. Если же ты по какому-нибудь делу, то отложи его до другого раза. Ведь я и вчера уже искал тебя, чтобы пригласить, но нигде не нашел…» К слугам, – вероятно, это были рабы, – Агафон обращается так: «А нас, всех остальных, вы, слуги, пожалуйста, угощайте! Подавайте нам все, что пожелаете, ведь никаких надсмотрщиков я никогда над вами не ставил. Считайте, что и я, и все остальные приглашены вами на обед, и ублажайте нас так, чтобы мы не могли на вас нахвалиться». Всего несколько реплик, но характер Агафона уже понятен читателям. Понятно, что такой незлобивый человек мог дружить и с Сократом, и с Аристофаном, даже если те не очень мирно ладили между собой…
Гулянка шла уже не первый день. Вчера многие «перебрали» и в этот день решили «допьяна не напиваться, а пить просто так, для своего удовольствия» и посвятить встречу беседе об Эроте, «могучем и великом боге», про которого «ни один из поэтов не написал даже похвального слова» ...
Сильны были древние греки: и воевать умели, и, опохмеляясь после пьянки, вести импровизированные разговоры на культурные темы…
Беседа была и о боге любви, и о любви вообще, и о «любви к мальчикам». Подобная «любовь» в древней Греции была общепринятым и даже модным явлением. Из разговора можно сделать вывод, что среди присутствующих лишь один Аристофан любил только женщин и считал это нормальным. Аристофан должен был произносить речь после некоего Павсания, восхвалявшего «любовь к мальчикам» и утверждавшего, что любовь мужчины к женщине, «это как раз та любовь, которой любят люди заурядные», а более возвышенные «обращаются к мужскому полу, отдавая предпочтение тому, что сильней от природы и наделено бОльшим разумом».
Аристофан не мог не ответить на подобный выпад, но он был с похмелья, а в таком состоянии даже культурному древнему греку иногда было сложно говорить без подготовки. Чтобы выиграть время Аристофан сделал вид, что на него напала икота и предложил в свою очередь говорить другому человеку. (Платон здесь ничего не выдумывал, а рассказал то, что слышал от самого Аристофана.) Сложность была и в том, что разговор нужно было вести мирно, не испортив вечер Агафону, хозяину дома. (Павсаний, возможно, был любовником Агафона, поэтому и вел себя столь развязно по отношению к Аристофану.)
Взгляды Аристофана противоречили общепринятым нормам того времени, поэтому он и говорит: «Не того боюсь я, что скажу что-нибудь смешное – это было бы мне на руку и вполне в духе моей музы, – а того, что стану посмешищем». (Позднее именно этого боялся и Сократ…)
В речи Аристофана серьезные мысли тесно переплетены с забавными, грубоватыми и наивными на современный вкус выдумками.
Он рассказывает миф о том, что когда-то люди были двуедины и они «были трех полов, а не двух, как ныне». Третий пол, андрогины, «сочетал в себе оба пола – мужской и женский». Люди были очень могучими и, чтобы их ослабить, боги разделили каждого из прежних людей на две части. С тех пор «каждый из нас – это половинка человека… и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину». Аристофан с иронией говорит обо всех, в том числе и о гомосексуалистах: «Это самые лучшие из мальчиков и из юношей, ибо они от природы самые мужественные. Некоторые, правда, называют их бесстыдными, но это заблуждение: ведут они так себя не по своему бесстыдству, а по своей смелости, храбрости и мужественности, из пристрастия к собственному подобию. Тому есть убедительное доказательство: в зрелые годы только такие мужчины обращаются к государственной деятельности…»
В своих комедиях Аристофан постоянно высмеивал политиков, да и без комедий афиняне знали, что большинство государственных мужей того времени погибли бесславной смертью, принеся Афинам много вреда. Поэтому «убедительное доказательство» здесь звучит, как издевательство…
А вот и более серьезные мысли: «Любовью называется жажда целостности и стремление к ней… Наш род достигнет блаженства тогда, когда… каждый найдет соответствующий себе предмет любви, чтобы вернуться к своей первоначальной природе. Но если это вообще самое лучшее, то из всего, что есть сейчас, наилучшим нужно признать то, что ближе всего к самому лучшему: встретить предмет любви, который тебе сродни».
Это мысли Аристофана, а не Платона…
Скорее всего, Аристофан в жизни нашел «свою половинку». Известно, что он был женат, у него были сыновья и до нас не дошли никакие сплетни о жене Аристофана. А Платон так никогда и не женился. К физической близости с мальчиками и юношами он также относился отрицательно. Его идеалом была духовная близость «во имя прекрасного», то, что ныне называется «платонической любовью» ...
******
Боюсь, что я уже утомил своих читателей.
Да ведь они и сами могут прочитать и «Пир», и «Апологию Сократа», и «Федон», и «Государство» ...
Если такое желание у кого-то появилось, значит моя цель достигнута.