В армянской традиции индоевропейские изначальные мифологические представления значительно трансформировались как под влияниями соседних, более развитых, культурных континуумов, в которые она, в конце концов, влилась, так и из-за чрезмерной историзации (поиска ответов в прошлых культурно-мифологических матрицах на сегодняшние вызовы).
Схожее явление происходило и в других индоевропейского происхождения традициях, но в различной, отличной от каждого другого случая, мере, при этом сохранялись и совсем иначе трансформировались архаичные мотивы, сюжеты и образы.
Если в индоиранской традиции прослеживается определенная линия бытования и развития (иногда даже противополагающая в рамках одной традиции) мифологических представлений, то в других традициях определенных этапов развития не происходило, но вместо этого возникали собственные, порождающие совсем другие линии развития. Очертить или даже определить, в этой ситуации, начальные истоки бывает иногда даже невозможно из-за исчезновения «промежуточных стадий».
Однако их можно обнаружить в «законсервированном» виде как заимствования в других, не-индоевропейских традициях (как ностратических, так и сино-кавказских и др.).
Когда же элементы и линии этих разных индоевропейских традиций в исторической перспективе соприкасались, происходили процессы «узнавания» или «неузнавания» ими друг друга, со значительной ролью рационализации, пытающейся объяснить эти «совпадения» или «отличия».
Соответственно, мы не можем ожидать совпадений праиндоевропейской той или иной мифологемы (например, Митры) в других индоевропейских традициях, даже в столь близких к ней, как греческой и палеобалканской (иллиро-фрако-фригийско-армянской), а тем более в отдаленных – тохарской, анатолийской (хетто-лувийской), кельто-италийской, германо-балто-славянской и др.
Однако, некоторые совпадающие аспекты все же "имеют место быть", как происходящие из изначальной, праиндоевропейской, традиции (или даже ностратической, и даже более палеоархаичной), так и из-за более поздних тех или иных взаимодействий.