На четвёртом курсе народ заженихался. Наверное потенциальные женихи забеспокоились, что разберут красивых девушек, а им останется какой-нибудь неликвид. Чередой пошли курсантские свадьбы. Лёшку Барсукова часто приглашали на эти торжества, но ходил он на них с небольшой охотой. Все эти свадебные церемонии были однообразны и при большом количестве водки, со скромной закуской оканчивались бузотёрством и темным провалом памяти в конце застолья.
Но на это приглашение он откликнулся с энтузиазмом. А как же! Брачевался его друг Славка Корягин. Девушку Славка выбрал отменную. Студентка Университета, умница, красивая, скромная, из простой ленинградской семьи, проживавшей в коммунальной квартире на 12 линии Васильевского острова. Состояла семья из мамы невесты и её бабушки.
В те времена жили скромно и свадьбы в ресторанах не закатывали, а проводили их в домашних условиях. Вот и в этом случае участники свадебного торжества собрались в большой комнате невесты.
Бабушка невесты была верующей, что не являлось редкостью у женщин, переживших блокаду. Прибывавшие гости с удивлением взирали на божницу в красном углу с тремя красивыми иконами на полке. С полки на серебряной цепочке свисало вниз голубое пасхальное яйцо, сделанное из стекла, а может быть – из камня.
Торжество шло обычным путём и к концу застолья народ изрядно окосел и начал колобродить. Открыл колобродство Жора Мукосеев. Он с рюмкой водки полез чокаться с голубым яйцом. За ним с хохотом потянулись другие.
Увидев такое святотатство, бабушка дико возмутилась. Она стала потрясать руками и визжать, что боженька накажет кощунников. Поддержала бабушку и мама невесты и другие более трезвые гости. Колобродство бвло прекращено, но осадок остался.
Лешка Барсуков, будучи прагматичным малым, считал,. что в училище преподаётся много ненужных предметов и даже вредных.
К вредным предметам он относил, в частности, политэкономию и противоатомную защиту. Особенно его напрягала противоатомная защита, вообще, и дезактивация, в частности. Всем было понятно, что после атомного удара дезактивировать технику и вооружение будет некому, но тем не менее на лабораторных работах курсанты, облачившись в химкостюмы, учились работать с приборами, которые определяли уровень радиации, проводили дезактивацию реально зараженных радиоактивными веществами предметов и поверхностей.
К работе с радиоактивными веществами курсанты относились легкомысленно. Молодые. Дураки же. При проведении лабораторных работ они шалили и шутили, обрызгивая друг друга радиоактивной водичкой, подсовывая в карманы лопухов эталонные радиоактивные пластины и т.п.
А к зимней сессии Жору Мукосеева поразила лейкемия. Руководство, с подачи медиков, решило, что причиной такой напасти явилось небрежное проведение лабораторных работ с радиоактивными веществами. Были приняты соответствующие меры с раздачей фитилей. Но от этого Жоре не стало лучше. Через четыре месяца он скончался в гарнизонном госпитале.
Смерть Жоры потрясла всех. Ну, как же! Невиданный случай. Такого некогда не было в училище . Провожало Жору в последний путь всем курсом. И ещё долго горевали после похорон.
Но тут навалились на курсачей экзамены. Горевать было некогда. А после завершения весенней сессии -- морская практика и отпуск. Казалось бы боль от потери товарища поутихнет. Ан, нет.
В отпуске погиб весельчак Шинкин. Она катался на велосипеде и его сбил грузовик. А катался он на шоссе Пермь-Кунгур. Да разве можно гонять на велосипеде по этому шоссе? Там же дорожное полотно вдрызг разбито, машины идут одна за другой, правила дорожного движения соблюдаются слабо. В этом убедился Барсуков, когда ему в шестидесятых довелось жить в Перми.
Пришла беда, отворяй ворота. Сорвался с перекладины Цуканов. Его унесло за маты. Он так шарахнулся головой об пол, что не приходя в сознание, скончался в госпитале.
Казалось бы, что общего между этими смертями? Да ничего нет общего. А Барсуков знал, что общее есть. Все эти бедолаги чокались с голубым яйцом. на Славкиной свадьбе.
Конечно, умом-то Лёшка понимал, что яйцо здесь ни при чём, что все эти смерти – дело случая.
Но тут же его донимали сомнения: «А почему это случились именно со святотатцами? Не-е-е-т, в этом деле что-то есть. Видно бабушка на свадьбе не зря грозила боженькиным гневом». После этих событий Лешка решил, что с параллельным миром нужно быть осторожным и не лезть на рожон.
Кто есть зелёный лейтенант на корабле? Зелёный лейтенант на корабле есть затычка к любой дырке. Такой очередной дыркой явилось для Барсукова руководство группой матросов по разборке завалов на бывшей 35-ой батарее береговой обороны.
35-я батарея была в июне 1942 года последним опорным пунктом для защитников Севастополя, яростно отбивавших атаки немцев на всём побережье от мыса Херсонес до Стрелецкой бухты. Четыре 305-ти мм пушки в двух башнях были мощным аргументом.
Но 23 июня в результате прямого попадания бомбы вышла из строя первая башня, а к первому июля закончились снаряды. Краснофлотцы, выпустив по врагу последние шесть практических снарядов, в ночь на 2-е июля взорвали батарею. Израненные батарейцы по потернам спустились к морю, неся на руках своего контуженного командира, майора Алексея Лещенко.
Потерявшего сознание комбата матросы поместили на борт последнего морского охотника. Очнулся Лещенко только в Новороссийске. Врачи в кармане его кителя обнаружили какие-то камни. Отвечая на их недоумение Лещенко сказал: «Это камни с моего утёса. Я их должен вернуть обратно». Прознав про эту историю композитор Б.Мокроусов и поэт П. Жаров создали могучую песню «Заветный камень».
Кап три, управлявшей рабочими процессами на 35 батарее, отвел Барсукову и его отряду участок справа от башенных установок, засыпанный камнями и обломками бетона. Матросы стали азартно бросать обломки в кузов подъехавшей машины.
Заканчивая уборку, матросы наткнулись на скелеты покрытые лоскутами полуистлевшей флотской формы. Очевидна, что защитникам батареи невозможно было под огнём врага достойно похоронить своих товарищей. Удивительно хорошо сохранились гады и бескозырки, положенные на грудь каждого погибшего.
С чьей-то глупой подачи матросы стали разбирать на сувениры звездочки с бескозырок и опавшие пуговицы. Когда народ собрался на перекур, Барсуков рассказал морякам историю про голубое яйцо и порекомендовал вернуть «сувениры» их владельцам: «В параллельный мир вторгаться нельзя». Матросы послушались лейтенанта.
Когда в наше время на побережье (в том числе и на территории 35 батареи) , в полном смысле слова политым кровью, на костях краснофлотцев строятся отели, коттеджи , дачи, Барсуков вспоминает о голубом яйце и очень даже сомневается в том. что эта строительная деятельность принесёт положительный результат.
Недавно побывав в Севастополе, Барсуков обозрел фронт строительных работ (от Стрелецкой до бывшей 35 батареи) и чуть не разразился матом, но сдержался и разразился стихами:
Степь от Херсонеса до Стрелецкой
Сплошь была засыпана железом
И, конечно, кровушкой полита.
Как же без неё на злой войне.
А теперь вдоль моря (не по-детски)
И у тридцать пятой батареи
Строит виллы местная элита,
Замки европейские вполне.
Прут пансионаты и отели,
Дачники сажают абрикосы.
Власть играет с ними в трали—вали.
Всё решают наглость и бабло.
Ну, а что ж вы, граждане, хотели?
Храбрые советские матросы
Вот за это кровь и проливали,
Вот за это самое кубло?
А Алексей Яковлевич Лещенко (кстати, родственник опального певца Петра Лещенко) после излечения стал командовать 117 артдивизионом Новороссийской военно-морской базы. Принимал участие в освобождение Севастополя.
За правдивые слова о последних днях 35-ой батареи и нелицеприятные отзывы о командовании Севастопольским оборонительным районом был вычеркнут из представления к званию Героя Советского Союза и отправлен для прохождения службы на Тихоокеанский флот (вопреки указанию Сталина не отправлять офицеров-черноморцев на другие флота). Медаль "За оборону Севастополя" получил одним из последних. Видать и раньше была сильна чиновничья шушера.
По состоянию здоровья вышел на пенсию в звании подполковника. Жил в Киеве. Ушел от нас в 1970 году.