Осенние листья нравились всегда. И ярко-желтые, усыпавшие землю рядом с окном моей детской спальни в Сокирянах, и оранжево-золотые, по дороге в родную одиннадцатую тираспольскую школу, и красно-бордовые, с небольшой фиолетинкой.
Их можно было вдоволь насобирать только у студенческой общаги, на Петриканском холме, что рядом с Дойной - знаменитым Кишиневским кладбищем.
Настоящим раем, до краев наполненным осенним золотом, была и старая Московская Тимирязевка - парк, раскинувшийся между улицей Восьмое Марта, Проездом Соломенной Сторожки и кинотеатром Байкал, на Большой Академической.
В Сокирянском детсаду, монополию на доставку терпкого червонного золота для воспитательниц жёстко удерживали девчонки. Конечно, трудились, собирая красивые резные листочки, и они. Однако, чаще всего, дамы милостиво обирали нас - глупых мальчишек, от всей души несущих им самые красивые экземпляры, наиболее драгоценные букеты, наполненные искренним обожанием.
Хвастаясь золотой и червонной добычей, эти светские львицы, сначала, детально и снисходительно обсуждали все наши подношения. Затем они доставляли волшебные листики на высший уровень иерархии , задабривая строгую Анну Николаевну и поднимая настроение прекрасной Людмилы Афанасьевны, которую все обожали.
Хорошо помню, как размазывая горючие слёзы обиды, я стал очередной жертвой интриг их настоящего Мадридского Двора.
Эллочка Коренфельд и Людочка Серебрянская - наши первые красавицы в группе трехлеток, сдали меня строгой воспиталке. Будто бы, за сбор листьев в дальней запретной зоне. Эта территория располагалась у самого забора, отделявшего детсад от огромного больничного двора.
Подставили меня из-за элементарной ревности. Несколько очаровательных листиков я , с дуру, умудрился подарить не только главным красоткам, но и синеглазой Наташке. Нравилась она не только мечтательно-грустным взором, но и милым нежным голоском, которым произносила мое имя.
- Изменщик!,- Пригвоздив-припечатав малознакомым словом, они отправились с жалобой к Анне Николаевне. Тут же, на месте, воспитательница поставила меня в угол небольшой крытой веранды. И все это, что особенно обидно, к мстительной радости жестоких ревнивиц.
Золотые убранства Тирасполя, насыщавшие воздух терпким ароматом осени, ждала иная Судьба. Рядом с тротуарами и тропинками, строгие дворники в сероватых передниках , ранним сентябрьским утром, поджигали многочисленные костры.
Ярко-синим дымом, медленно поднимавшимся в голубеющую высь, в очередное бесконечное плавание, отправлялись многочисленные роскошные одежды скверов, парков и улиц. Они плыли над городом и исчезали далеко за рекой и опустевшим Кицканским лесом.
Волновал особый запах этих горьковатых дымов, наполнявших душу тревогой, грустью и легкой тоской по уходящему. Днестр становился прозрачным и медленным. Только слабый свежий ветерок гонял себе по пустынному пляжу стайки золотых танцовщиц, закручивая листики их легких одежд в замысловатые вальсирующие круговерти.
В Кишинёвской студенческой общаге, темно-красные бархатные красавцы, расставленные в вазах, графинах и стаканах, на столе и подоконниках моей комнаты, ярко расцвечивали серые зимние будни и радовали глаз до самой-самой Весны.
Она наступала внезапно, сразу же, после бессонных зимних ночей преферанса и напряженных январско-февральских экзаменов. Врывалась она порывисто. Прямо в наши распахнутые души и окна, вслед за шумным мартовским Мэрцишором - праздником, когда все улыбались, прикрепляя к одеждам радостные символы нежных весенних первоцветов.
Самые мягкие и роскошные ковры из осенних листьев встречались в Нескучном Саду. Завалившись спиной в их горьковатый аромат, я устремлялся взглядом в бесконечно голубое небо, захватившее все пределы, от Парка Горького до Воробьёвых гор. Вместе с багряным золотом, оно щедро наполняло Пионерский, Голицинский, Лесной и Андреевские пруды.
Терпкий сырой запах дубовых аллей старого Тимирязевского лесопарка очаровывал совсем по-другому, резко оттеняя обостренную тревогу по часто хворавшим родителям, общую минорную симфонию быстро пролетевшего лета и неумолимо приближавшейся, долгой, холодной и , зачастую, тоскливой московской зимы.
Оптимизма добавляли только многочисленные ярко-веселые одежды деревьев, багрянец кустов и ярко-красное свечение ягод веселой Лиственничной Аллеи, бегущей от Тимирязевки до Дмитровского шоссе.
Она щедро блестела на осеннем солнышке тысячами листиков, шептавших многочисленные приветствия и добрые пожелания несущимся студентам, аспирантам, дряхлевшим доцентам и неунывавшим профессорам.
Неспешный осенний променад по Листве, как нежно зовётся этот чудный уголок Вселенной, и сейчас, остаётся одним из самых изысканных, самых дорогих деликатесов, бережно сохраненных Судьбой специально для нас. Нас, ещё знающих толк в том, как побаловать себя , напоследок, настоящими безумствами и драгоценностями Осени, в предверии неумолимо наступающих холодов.
- А Зима?
Зима - она ,как всегда, не за горами...